Женщин обижать не рекомендуется

Как я с ординатором Настей дружила против «Первого после Бога».

Медицина, как океан – безбрежна и бездонна. Поэтому, на врача учат, в общей сложности, восемь лет. А учатся – ВСЮ ЖИЗНЬ!

Шесть лет учат в институте – изучаем биологию, физику, химию, латинский язык, анатомию, физиологию, патологическую физиологию, патологическуют анатомию. Эти предметы надо знать очень хорошо. Затем изучаем хирургию, терапию, акушерство с гинекологией. В каждой специальности по несколько сотен болезней.

Затем, выбираем узкую специализацию – травматологию или кардиологию, хирургию органов живота или хирургию органов грудной клетки и так далее. Это называется – ‘’ординатура’’ и еще два года обучения.

Анестезиологи – реаниматологи за два года ординатуры должны пройти курсы терапевтической, кардиологической, кардиохирургической, нейрохирургической реанимации.
Хирургическая реанимация – это хирургия органов живота, органов грудной клетки, хирургия сосудов, травматология. Прибавьте сюда изучение различных отравлений – уксусом, алкоголем, наркотиками и еще несколько десятков веществ. И, конечно, акушерство с гинекологией!

Поэтому, ординатура у будущего анестезиолога–реаниматолога – это хождение по всем больницам в городе!
Надо сказать, года через полтора, многие определяются и, последние шесть
месяцев, учатся на будущем месте работы. Большинство определившихся дежурят с опытными врачами.

В один прекрасный день, в наш онкодиспансер, пришли три ординатора на очередной цикл – два парня и одна девушка. Один из парней – Саша – высокий, полноватый молчун. Другой – Дима – маленький,
худенький и полная противоположность Саше – все время задавал вопросы, все
уточнял. Настя была невысокая, миловидная, черноглазая девушка.

Женщины – врачи, обычно, забирают парней ординаторов. Это просто удобно – поможет переложить пациента.

Девушки всегда вызывают недоверие и вопрос “зачем пошла в мужскую специальность?” По 15-летнему опыту работы анестезиологом– реаниматологом, утверждаю, что женщины – хорошие специалисты.

Настю никто не хотел брать – слишком миловидная, слишком юная.

— Иван Павлович, я Вам, как заведующий отделением, говорю – возьмите Анастасию Александровну в ученицы! – сказал наш заведующий.

— А, она от меня не сбежит? – спросил Миронов у Насти.

Настя смотрела на Миронова широкими, от ужаса, глазами.

— Ты, девочку, не пугай! Не бойся, он не страшный, – утешил Алексей Яковлевич.

— Он любит попугать, – не выдержала я.

— Кстати, Ксения Константиновна, от меня сбежала! – обрадовал Настю Миронов.

— Настенька, она от него не сбежала – она изменила ему с эндоскопистами! – рассмеялся Алексей Яковлевич.

— Да, перестаньте Вы. Она сейчас совсем сбежит. Два огромных мужика стоят и издеваются над девчонкой весом 55 кг. Вам не стыдно?! – сказала я.

Мужчины притихли.

— Пойдем лучше в буфет, – предложила я Анастасии.

Пока мы шли до буфета, я старалась рассказать Насте, где что находиться.

В буфете, за чашкой чая и после половины шоколадки, она потихоньку пришла в себя.

— Он, правда, страшный? – спросила Настя про Миронова.

— Что ты, нет! Он добрый, внимательный человек и очень грамотный врач. Потом будешь счастлива, что попала к нему.

— Не знаю, Вы же сбежали?

— Во-первых, давай на ты. Так удобней. Во-вторых, я не сбегала от него. Я ушла из хирургии – там очень тяжело. Операции, иногда, шли до 8 вечера. У тебя дети есть?

— Да, девочка.

— Предупреждай родственников, что им придется забирать ее из сада.

Чай был выпит, от шоколадки осталась только золотинка.

— Пошли. И мой совет – сходи с Мироновым на осмотр – вообще, ходи с ним везде, задавай кучу вопросов. Если глупость спросишь – не страшно. Ты учишься!

И Настя начала работать с Мироновым. Обычно это происходит так – врач спрашивает у ординатора, как он будет делать манипуляции, как будет проводить наркоз. Все происходит между делом, пока в ординаторской пьют кофе или идут длинными больничными коридорами. Но ординаторы отвечают, как на экзаменах – четко и обстоятельно. Уровень теоретической подготовки ординатора становиться ясен.

Настя ответила на все каверзные вопросы Миронова. И он доверил ей постановку подключичного катера. Как только, она начала его ставить он сказал ей:

-Ты что, не так берут иглу, – взял у нее шприц и начал делать сам.

С интубацией так же. Она начала делать, Миронову что–то не понравилось.

Неделю Настя пыталась что–то делать. Из пяти подключичных катетеров, ей удалось сделать, только один. Из пяти интубаций – только две.

Зато, Настя, тщательно, проводила осмотры, пока Миронов любезничал с нашими дамами.

Через неделю мы встретились в буфете.

— Как жизнь? – спрашиваю, – нашла общий язык с великим и ужасным гуру?

— Нет, я к другому попрошусь.

— Нельзя. В нашем профсоюзе это расценят, как слабость характера и совсем замучают. О твоих однокурсниках вон какие отзывы лестные.

— Ну, они мужики! У меня, даже, муж сказал, что Миронов, совсем меня замучил. Грозился ему морду набить.

Муж каждый день привозил Настю на работу. Это был интеллигентный, высокий, худенький парень в очках.

— Настя, как ты это технически представляешь?

— Он, у меня, боксом занимался.

— Настя, в каком весе? – засмеялась я.

— Да, это я шучу.

— Слушай, когда муж тебя достает, ты что делаешь? – вдруг сообразила я.

— Как обычно – посылаю лесом и куда подальше.

— Вот, с Мироновым, сделай тоже самое.

— Ты что – он же мне, вроде, как учитель. Лучше, как–нибудь по мягче.

— Ни в коем случае! Не кокетничай – сейчас смеется, потом начнет издеваться. Это он может. Ты молодая интересная девчонка. Я же вижу, как он на тебя смотрит. Империя женская должна нанести ответный удар.

— Как он смотрит? Как я нанесу удар? – опешила Настя.

— Ты не думай, что называется, в ”дурном смысле”. Просто, ты молодая женщина, он – мужик. И все. А ответный удар надо наносить силой интеллекта. Других вариантов, просто, нет.

— А если, он мне ответит?

— Ты сделай красиво.

— Как я это сделаю?

— Настя, как–то одна весьма пожилая дама, мне сказала – “слушайте ситуацию”. В общем – имеющий уши, да услышит.

— Точно, не обматерит?

— Нет. Если у тебя не получится, я это компенсирую, – заявила я.

— Чем?

— Чем хочешь?

— Мне очень нравиться твоя заколка из ракушек.

— Настя, отдам!

На том, как говориться, и порешили.

Через несколько дней подходит ко мне Миронов и спрашивает:

— Ты, Анастасию, научила?

— Вы, Иван Палыч, о чем? – спрашиваю, с наигранной растерянностью, в голосе.

— О зеленых листиках! Вся операционная ржала. Даже больной повеселел.

Я нашла Настю.

— Ну, рассказывай!

— Начала я ставить подключичный. Он, как обычно, говорит, что я не так взяла шприц. Я его, правда, не так взяла – делениями от себя. Он, уже, руки тянет. Я дальше делаю и говорю: «Иван Павлович, там за окном распустились листики у тополя. Вы не замечали, что они необычной формы?»


Он опешил и спрашивает: “Какие листики?” Повернулся и в окно посмотрел. “Вот правильно. Вы пока листики рассматривайте – я катетер поставлю”. И поставила. Представляешь! Больной сказал, что совсем не больно, и я молодец – всех рассмешила.

Ее глаза сияли от удачи. От двойной удачи. Она утерла нос Миронову, что удавалось единицам, и поставила катетер. Я скажу – катетер ставить трудно. Это, почти, мастерство.

— Настя, про листики, это высший пилотаж!

— Мне мама подсказала!

В окне коридора я увидела, как в соседнем корпусе на балконе курил Миронов. Я, почти, побежала через переход.

— Дайте, закурить, – со смехом попросила я.

— Отдышись, – рассеялся Миронов, – я Вас, тоже, видел.

— Я, про листики, не подсказывала. Это ее мама. Нельзя женщин обижать.

Против балкона рос тополь. Сквозь ветки, с молодыми, клейкими, желтоватыми листьями, просвечивало солнце.

— Да, нельзя. А знаешь, я за этой жизнью, даже, не замечаю смену времен года. А ведь листья, и правда, совсем молодые, еще с желтым тополиным налетом.

Веселье куда–то улетело.

Наша жизнь проходила среди смертельно больных людей. Чтобы, хоть часть из них, увидела следующие молодые листочки ...