Икра

Мы вдвоём дома. Я и отец. Я шлялся по квартире из угла в угол, раздумывая, чем бы себя занять. Отец лежал на кровати в своей комнате и что-то читал. Обычно он, медик, читал что-нибудь историческое. За окошком плавал снежок. Он падал неспешно, лениво. И самому никуда не хотелось спешить. Оказалось, не только мне.
—Сынок, — послышалось из отцовской комнаты, — сделай два бутерброда.
Я подошёл к нему.
—С икрой. В холодильнике — литровая банка.
Они с матерью летом ходили на теплоходе в Астрахань. Он говорил о чёрной икре.
—Какой у нас хлеб?
Пожал плечами:
—Не знаю.
—Нужен «Бородинский». Сходи в магазин. И сливочного масла возьми, если нет.
Он протянул мне деньги. Когда я уже собирался уходить, снова подозвал к себе и протянул «пятёрку»*:
—Водки ещё возьми.
В глазах его угадывалось смущение. Так запросто мы с ним не пили никогда.
—Я думаю, бутылки нам хватит.
Через десять часов Новый год. Мать на дежурстве в больнице, вернётся только утром.
Водки так водки. Кто ж против!
Минут через двадцать всё было готово. Плоская тарелочка с двумя бутербродами, две рюмки. Пара порезанных поперёк солёных огурчиков на блюдечке рядышком. Из дачных запасов.
Весь предновогодний реквизит я разместил на стульчике, приставленном к кровати отца. Вставать он не мог — болели ноги. Тромбофлебит в стадии обострения. Простудился намедни. Только присел на угол своего лежбища.
—Ну, с Богом! — молвил родитель, прикоснувшись своей рюмкой к моей.
—Будь здоров! — кивнул я. — Скорей становись на ноги.
—Спасибо сынок.
—Лето скоро. Махнём на рыбалку!
—Махнём. Как с учёбой у тебя?
—Есть успехи. По оперативной хирургии одни «пятёрки». Надеюсь так сдать и экзамен.
—Молодец.
В этом духе мы и говорили обычно. Я его спрашивал о здоровье, он меня об институтских делах, да и вообще о Самаре, где я учился. Разговор тянулся вяло. Отцы и дети — чаще всего просто родственники. Общаются в основном на формальной волне. Вырастить себе единомышленника для родителя — большая удача. Огонька поддавала только водка с чёрной икрой.
Отца я любил. Как всякий нормальный сын. А вот мысли его мне были до лампочки. Мои интересы в ту пору гуляли только рядом с красивыми барышнями да пирушками в море друзей и пива. Это поздней, уже повзрослев, я стал перенимать некоторые отцовские привычки. Не специально. По какой-то инерции. Вставал так же рано, много писал и читал. Увлёкся философией, историей. Особенно военной. Вот в эту пору нам уже было, о чём поговорить. И было, у кого попросить совета в трудную минуту. Было бы…
Не знаю, о чём думал отец, но вряд ли о том, что осталось ему уже совсем немного, несмотря на свои пятьдесят пять. Сейчас, когда я уже старше, мне ясно, что это цветущий возраст, ничего фатального.  Будущее, однако, всегда во мгле, даже если, казалось бы, всё просчитано, и ничего не предвещает беды.
Я тогда ни о чём таком не догадывался. Юность доверчива к своим ощущениям и часто за действительное принимает какое-нибудь наивное желание. А что я мог желать? Да просто, чтобы всё было хорошо. По крайней мере, у самых близких. А оно и было чудесно — отец, водка, закуска. И не просто закуска — икра. Символ жизни!
Новый год мы не встретили. Проспали. Через несколько дней я уехал на сессию. Потом закрутились всякие разные дела. Больше отца живым я не видел. Разве только во снах.