Мерринет. Интерлюдия

Хромоватый стул и судук на колченогом столике - все, что можно найти на чердаке башни Мастеров. Идеальное место для уединения. Он мог бы выбрать любое другое - хоть обычно оживленную площадь, которая легко опустеет по мановению его руки, - но решил обосноваться здесь.

Сундук открыт. В нем хаотично, одна на другой громоздятся куклы. Некогда бывшие гордостью страны, сейчас они отброшены и забыты. Лески спутаны, удерживающие их крестовины надломлены, но ни одного разрыва. Куклы все еще прочно находятся под властью нитей.

Пыль здесь есть всегда. Сколько бы ни пытались её вымести, выдворить, отогнать мокрой тряпкой - она все равно появляется, стоит оторвать ступню от пола. Полумрак. Сквозь сто лет не протиравшееся окошко с трудом пробиваются неровные лучи света. Выхватывая танец пылинок в воздухе и стараясь пробраться к ларцу. Но тот неизменно оказывается дальше, чем они спобны дотянуться.

Хромоватый стул и судук на колченогом столике - все, что можно найти на чердаке башни Мастеров. Идеальное место для уединения. Он мог бы выбрать любое другое - хоть обычно оживленную площадь, которая легко опустеет по мановению его руки, - но решил обосноваться здесь.

Сундук открыт. В нем хаотично, одна на другой громоздятся куклы. Некогда бывшие гордостью страны, сейчас они отброшены и забыты. Лески спутаны, удерживающие их крестовины надломлены, но ни одного разрыва. Куклы все еще прочно находятся под властью нитей. Он протягивает руку, но тут же отдергивает её, застигнутый врасплох скрипом.

Полоска света бьет из приоктрытого напольного люка. Вихрастая макушка мальчишки приподнимается выше, показывая оттопыренные уши и вздернутый к верху нос.

- Пап, расскажи мне сказку.

Он усмехается, помогает сыну забраться на чердак и захлопывает люк.

- Тебе же было сказано лечь спать! - голос суров, но в глазах светится нежность и легкая гордость. Его мальчик действительно вырос, раз отважился переступить порог комнаты один. Самостоятельность, то, чего лишены они - взгляд невольно падает на сундук и тяжелеет.

- Мне стало скучно, ну па! - мальчишка топчется на месте, осматривается, стараясь понять, что это за тайное убежище такое, и почему здесь может оказаться так интересно, что отец каждый день оставляет его одного, лишь бы попасть на чердак.

Мужчина смотрит на сына долгим, немигающим взглядом. Когда-то он вот так же прошел сквозь запрет и узнал то, что стало его страстью и проклятием. Того его, маленького, наивного, смотрящего на мир широко распахнутыми глазами; и стоящего сейчас на дощатом поле мальчишку разделют два года. Не слишком ли мал Роберт? Но раз он пришел,значит время настало. Время показать ему правду. А то, как он ей распорядится лишь его выбор.

- Что ж, иди сюда, я покажу тебе то, что станет делом всей твоей жизни, - он отступает к сундуку, касается крышки, которая с обиженным стоном захлопывается. На неё никто не обращает внимания, подушечки пальцев ловко скользят по поверхности, выбивая знакомый до зубовного скрежета ритм. Будто бы касаясь клавиатуры пианино. Медленно отбивается такт простенькой мелодии. Последний удар, как поворот ключа в замочной скважине. Крышка величаво и плавно поднимается, из недр сундука льется свет. Он клубится внутри, как запертая в клетке птица, не смея вырваться наружу без приказа своего повелителя. Фигура мужчины преображается, становясь более хищной, взгляд цепко смотрит куда-то вглубь, а от пальцев, отходят сотни прозрачных, тонущих в светящихся недрах нитей. Он манит сына ближе.

- Смотри сюда, Роберт, смотри и запоминай. Но никому, слышишь, никому не смей даже слова сказать об увиденном. Они не должны знать о своей судьбе. Им хватит того, что почетный статус Мастера обязует всех никогда в жизни не покидать стен нашего городка. Им не стоит знать, о нас.

Мальчишка, завороженно и ничего не понимающе кивает, и робко заглядывает внутрь странного сундука. Сначала, свет слепит, а после в сознании начинает крутиться водоворот образов, от которого болит и кружится голова. Но вот ласковый толчок в спину и чья-то рука, ловко выхватывая из круговорота нужную картинку будто бы расскрывает ее перед ним.

***

Верхние этажи домов во Флорете подчеркивают название города. Его жители будто соревнуются в том, кто затейливее и красочнее украсит палисадник на небольшой лестнийной площадке. Весьма странно видеть ступеньки, ведущие к окнам, через которые и полагается попадать внутрь. Однако простая идея строить лестницу внутри дома здесь в голову никому не приходит. Зато с перил часто свисают листья винограда, плюща или других “вьюнков”. От этого летом проще уехать куда-то к морю, чем вести неравный бой с армией комарья и мошкары.

Сейчас раняя осень. И это, пожалуй, знаково. Так как именно сегодня заканчивается прием в Мастера и начинается торжественное шествие будущих пленников к воротам закрытого города. Мерринет. Несбыточная мечта многих, тех, кто считает запрет на выход в другой мир слишком маленькой платой за всеобщую любовь, овладение тайными знаниями и пожизненное обеспечение государства. Мастера и Творцы. Те, кто создают уникальные вещи, которые расходятся на вес золота по всему миру. Те, кто придумал как починить рушащийся мост, не уничтожив его уникальность и силу Древних, что там заключена. Те, кто двигает науку и чьими силами Паппетир - их могущественная страна, остается великой. Когда-то она тоже мечтала стать одной из легендарных. А мечты, как всем давно известно, имеют пренепреятнейшее свойство - сбываться.

- Они тебя не найдут.

Голос и прикосновение к плечу выдирают из задумчивости безжалостно возравщая в реальность. Она слабо улыбается и сильнее кутается в палантин. Единсвенное, что осталось на память о матери. С благодарным кивком принять кружку чая, обхватить ее двумя руками, стараясь впитать в себя как можно больше тепла. Босые ноги подтянуты к груди. Подол платья, слишком длинного чтобы быть ее, полностью прикрывает тело, оставляя навиду лишь кончики пальцев. Непослушные локоны все время выбиваются из высокой прически и падают на лицо. В карих, как гречишный мед, глазах застыло беспокойство. Она делает глоток чая, и смотрит в глаза того, кто помог ей сбежать.

- Зачем?

Вопрос не праздный, от этого зависит то, настолько можно быть откровенной, а еще то, что может ждать её здесь. В большом, непонятном и незнакомом мире. Ведь ребенок десяти лет плохо помнит основные правила выживания, особенно если следующие одинадцать пришлось провести в месте, где все предельно ясно и строго. Особенно, когда ты понимаешь, что своей жизнью, вполне возможно и вовсе не жил.

- Ты моя сестра, Маргарет.

Слова выбивают дыхание, они режут слух острее самого пронзительного визга. Он ведь не понимает как много сейчас просит, и во что ввязывается. Но после такого ответа…

- Слушай, Генри, но только не перебивай, ладно?

Она дожидается его кивка, витирает дорожки слез со щек и начинает говорить. Каждое слово подобно строке ее приговора. Каждое требует невероятных усилий, чтобы осмелится его произнести. Но держать их внутри себя еще более невыносимо, чем извлекать наружу.

- Все немного не так, как представляют себе другие. Мастер - это не звание, это приговор. Они ищут тех, у кого есть Дар и берут только их. Все остальные речи агитаторов про таллант и равенство всех - просто усыпляющий бальзам в уши народа. Они ищут тех, кого можно связать путами. Как только мы впервые используем свой дар в присутсвии Наставника, тот привязывает нас к себе. Марионетки, вот истинное название Творцов. Те, кем управляют так виртуозно, что они сами не знают об этом. Наши слова, действия, чувства. Им подвластно все. Так тонко, так филигранно, что не подслушай я разговор в коридоре… - тут ее голос срывается. Она глотает воздух, стараясь вновь обрести спобность дышать.

- Пока мы там, мы все под контролем.

Парень кивает и приобнимает ее за плечи. В полумраке комнаты они не замечают, как вспыхивают тонкие нити, вокруг ее запястий.

***

Крыша сундука захлопывается. Звук больно бьет по ушам и оттдается в голове. Мальчик протирает глаза и смотрит на мужчину другим - испуганным взглядом.

- Почему, пап?

Слова двоятся, будто выползая из прошлого. Десятое поколение “почему”. И мало кто решался дать честный ответ, смотря в глаза своей совести. Ведь тот, кто еще не стал Кукловодом способен испытывать это неприятное во всех отношениях чувство. Смотря в глаза своему продолжению говорить страшно. Но это испытание стоит пройти. Пройти, чтобы хотя бы самому себе доказать - выбор был сделан не зря.

- Сила, сынок, это еще и проклятие. Когда ее становится слишком много, а такое неизбежно происходит с каждым, она сводит с ума. Поначалу излишки силы старались выбрасывать просто так, отдавать их природе или другим людям. Но от этого она только росла. Пока в один день не произошло странное. Сила, впитанная другим не вернулась, а между тем, кто ее отдал и тем, кто стал приемником образовалась странная, односторонняя связь. Она пугала еще больше, чем возможность безумия, однако прочно спасала от него. Тогда и было принято решение создать Мерринет. Место, где наделенным силой будет слава и почет, а те кто хранит их от безумия смогут делать это в тайне. Некоторые из нас пользуются нитями, как развлечением, некоторые - по приказу короля, это их выбор. Я предпочитаю лишь наблюдать за одаренными и помогать им в моменты, когда те того хотят. Когда просят о помощи высшие силы.

- То есть вы боги, пап?

Вопрос вышибает сильнее самой обидной пощечины. И даже не понять что к нем неправильного, чужеродного. Может та детская проницательность, а может понимание всех своих сил. Легко ли управлять чужими судьбами, оставаясь при этом человеком? Просто ли устоять перед соблазном разыгрывать настоящие спекталки, ставить представления ради достижения великих целей? И возможно ли отказаться от любого проявления власти над их жизнью?

Это ведь так правильно, это естественный порядок вещей. Держать под контролем Творцов, делая их жизнь лучше, а балгосостояние государства сильнее. Это почетно принадлежать к тайному ордену. Это еще тысяча и одна лозунгов, лишь бы скрыть то, кем он на самом деле является. Кукловодом. Когда он наконец-то обретает дар речи, его голос звучит сухо и надломленно.

- Нет сынок, мы не боги. Мы лишь сосуды, оберегающие от безумия истинных демиургов.

Мальчик хмурится, не понимая, но кивает и направляется к выходу. Когда макушка практически скрывается в полу, он вдруг запрокидывает голову, и, найдя взгляд отца произносит.

- А что будет, если обрезать нити, пап?

Кукловод усмехается и смотрит на сундук.Сундук открыт. В нем хаотично, одна на другой, громоздятся куклы.