Памяти И. В. Гурко. Варшавский Дневник - 1901

ПЕТЕРБУРГ, 19 января.
Государь Император удостоил вдову генерал-фельдмаршала Гурко следующею телеграммою:
«Кончина Иосифа Владимировича Меня глубоко опечалила. Примите Мои чувства искреннего соболезнования. Вся Россия и в особенности наша армия разделяют с  вами семейное ваше горе.
НИКОЛАЙ».

СОФИЯ, 19 января.
Князь приказал наложить армии траур на три дня, по случаю кончины фельдмаршала Гурко. Для присутствования на погребении отправлена особая миссия, которая состоит из начальника первой дивизии генерал-майора Петрова, начальника мобилизационной части полковника Бласкова, ротмистра княжеского конвоя Котцарова и двух ветеранов, представителей болгарского ополчения, принимавшего участие в войне за освобождение Болгарии. Все органы болгарской печати посвящают Гурко горячие некрологи.

(Варшавский Дневник. 1901. № 19 (20 января/ 2 февраля). С. 1.

*


Памяти бывшего варшавского генерал-губернатора, генерал-фельдмаршала Иосифа Владимировича Гурко

(«Варшавский Дневник» № 18 от 19 января/1 февраля 1901 г. С. 2)


Сравнительно слишком недавно покинул И.В. Гурко пост Варшавского генерал-губернатора, с другой же стороны слишком продолжителен был период его управления (1883 - 1894), наконец слишком глубока проведенная им борозда на русской государственной ниве, - чтобы нам, современникам его, оценить всю важность содеянного им и выяснить последствия его государственной деятельности на здешней окраине. О результатах пусть судит история, потомство, а мы ограничимся указанием главнейших черт этого крупного русского деятеля и выяснением тех руководящих начал, которые он поставил себе целью, принимаясь за нелегкий труд управления Привислинским краем.
По глубине своего ума, по ясному пониманию широких государственных задач и по своей прозорливой дальновидности, покойный фельдмаршал обладал всеми типичными свойствами ума государственного человека. Это драгоценное качество на высоком и ответственном посту Варшавского генерал-губернатора дало ему возможность быстро ориентироваться в сложных и запутанных отношениях окраины к центру.
Наметив путь, по которому надлежало, по его мнению, вести вверенное ему дело, И.В. Гурко неуклонно следовал по этому пути 11 лет и сошел с него лишь в тот момент, когда силы его оставили. От малейших колебаний в этом уверенном и неизменном движении его удерживала другая черта характера - железная воля. Удивительная сила и стойкость этой непреклонной воли не встречала на пути своего свободного, спокойного проявления никаких преград ни в физическом или душевном утомлении, ни в предвидении «обострения» личных отношений, ни, - всего менее, - в малодушном опасении несправедливого суда вкривь и вкось толкующей толпы. Казалось, будто эти общечеловеческие слабости незнакомы этому гордому несокрушимому духу.
Насколько прям был его путь, настолько прямы, открыты и честны были его средства для достижения намеченной цели. Эта прямота обусловливалась рыцарской честностью его характера. Он ни перед кем не таил своих помыслов, глубоко веря в их правду, пользу и необходимость. Этот, закаленный в суровой боевой обстановке, воин никогда не прибегал к окольным путям, всегда и во всем предпочитая идти напрямик. Слово его было твердо и с делом не расходилось; раз данное обещание всегда исполнялось. Отсюда постепенно росло и крепло доверие к слову «Главного Начальника края», как в среде его подчиненных, так и в населении страны, как по отношению к «разрешениям и поощрениям», так и в области «запрещений и взысканий».
Таковы были главнейшие отличительные черты этого государственного мужа, призванного управлять краем. Какими же основными взглядами И.В. руководствовался при выполнении возложенной на него задачи?
На первом плане И.В. Гурко ставил определенную программу действий. Его решения должны были исходить всегда из одной и той же точки зрения, освещаться неизменно одним и тем же светом, клониться к одной цели. Решения случайные, обусловленные личными вкусами, посторонними влияниями, впечатлениями минуты, принципиально им исключались. Если в действительности такие решения иногда все-таки бывали, то справедливость требует сказать, что они, как крошечные песчинки, тонули в подавляющей массе действий, крепко сплоченных единством программы. Благодаря такой особенности, все его 11-летнее управление, взятое в общем, представляет собою как бы некое прочное, цельное здание, покоящееся на незыблемом фундаменте, стройное и гармоничное в своих частях. Эта цельность режима естественно передавалась и целой армии сослуживцев и подчиненных, которые ясно видели, что от них требовалось, и которым поэтому работалось легко.
Необходимым условием осуществления какой бы то ни было программы И.В. Гурко признавал сильную и единую власть генерал-губернатора. Такая власть, по его мнению, была необходима, во-первых, для объединения, в политическом отношении, разрозненных действий всех отдельных ведомств в Царстве Польском, во-вторых, для того, чтобы внедрить в умы местного населения твердую уверенность, что высший в крае представитель правительства вооружен достаточною силою, как для проведения в жизнь общегосударственных начал, так и для энергичной поддержки всех тех общественных начинаний, которые клонились бы ко благу разумного большинства. Цели этой фельдмаршал Гурко вполне достиг: за время управления его губерниями Царства Польского, власть генерал-губернатора была настолько сильна, что колебать ее никто не решался, и силу ее чувствовали все от мала до велика.
Опираясь на эту крепкую власть, И.В. Гурко прежде всего завершал начатое еще в царствование Императора Александра II государственное единение Привислинской окраины с остальными частями Империи, насколько некоторые слишком исключительные местные условия не препятствовали полному уравнению целого с частью. Труды фельдмаршала в этом отношении давно нашли себе справедливую оценку в общественном мнении и останавливаться на них теперь было бы излишне.
За пределами этих чисто политических отношений он признавал безусловно необходимым стремиться к поддержанию экономического и культурного развития края. В этих видах он, напр., создал, в форме закона 1887 года, могучий противовес наплыву иностранцев, угрожавшему местной индустрии. Точно так же он старался оградить польского крестьянина от эксплоататорских покушений еврейского элемента. При нем же открыто было и первое отделение Крестьянского банка. Наконец, теми же целями было обусловлено его требование об удалении в известный срок из местных фабрик и заводов тех иностранных мастеров, которые не владеют ни польскою, ни русскою речью.
Преследуя культурные задачи, фельдмаршал придавал особое значение правительственной школе. Кроме рассадника просвещения, он видел в ней могущественное орудие постепенного мирного общественного сближения двух национальных элементов. Самое сближение представлялось ему в образе мирного сожительства и взаимного уважения обоих элементов, но отнюдь не бесследного претворения одного в другом. Он скорбел духом, когда ближайшие руководители школы на практике не всегда умели осуществлять его надежды.
Будучи до мозга костей своих русским человеком, с русским складом ума, русскою душою, русскими традициями и привычками, - он естественно всегда охотно шел навстречу запросам местного русского населения и общества, повинуясь при этом и отвлеченному соображению, что в ком же эти запросы и должны находить сочувственный отклик, как не в носителе русской правительственной власти? Местное русское общество чувствовало, что поддержка интересов не только исходит из холодного «долга службы», но главную свою силу черпает в более глубоком источнике - сердечной отзывчивости. Начиная от религиозных потребностей православного человека (насколько попечение о них относится к компетенции светской власти) и кончая желанием кружка русских людей скоротать досужий вечер любительским спектаклем, - все это служило предметом самых сердечных забот фельдмаршала. В его умелых энергичных руках всякое благое русское дело получало быстрый расцвет и приносило обильные плоды.
Широко и свободно дышалось тогда русскому человеку под сенью мудрого учителя, мощного защитника и покровителя. Воспрянул русский дух, найдя новую твердую точку опоры. Можно смело сказать, что с 1883 года и для русского дела, и для русской жизни на здешней окраине началась новая эра.
Все это было так недавно, все так свежо еще в воспоминании, и вот пред нами уже свежая могила, которая навсегда сокрыла от суетного мира бренные останки того, чей мощный дух указал нам новые пути и дал новую жизнь. В эту скорбную минуту пусть каждый из нас, русских людей, с благоговейною признательностью помянет имя незабвенного  Иосифа Владимировича и пусть в то же время утешится тою мыслью, что великие идеи и дела не исчезают бесследно: они остаются богатым и поучительным наследием.