Сон и Тарковский

 Не знаю, что было до того, как я увидел этого человека. Не знаю, что будет и после. Но то, что он перевернул мое сознание вверх дном и, крутанув, поставил в нужное место - неоспоримый факт. Он явился мне во сне и тут же предложил сниматься у него. Это было полной неожиданностью. Я и кино - такие же совместимые вещи, как пингвин и асфальтоукладчик... Но, подумав, все же согласился.
Лежа ничком и оставляя своим прерывистым дыханием ямочки разного размера на песке, понимаю, что у меня не получится устоять на этом высоком гладком постаменте. И это было мое шестое падение за время съемок.
- Я не смогу. Но я, правда, пытался из-за всех сил держать баланс, - сообщил я режиссеру с печалью в глазах.
- Как «не смогу»? Ты сыграл на пределе своих возможностей. Ты падал вниз и поднимался обратно. Я уверен, что эпизод с твоим падением получается сильнее, чем я планировал. В этом есть скрытый смысл. Столкнувшись с болью и страданием, ты сыграл лицом и рухнул вниз. Это же притча и прописная истина, что даже Боги падают с Олимпов.
- Вы так думаете?
- Я так думаю. И знаю, что я делаю. И знаю, что делаю хорошо.
- Вы говорите о Богах и Олимпах. Выходит, я… Бог?
- Нет, конечно. Ты не Бог.
- Значит, Вы - Бог?
- И я не Бог. Ладно, - сказал режиссер и хлопнул себя по колену. - Теперь пойдем на съемочную площадку. Надо снять ещё один заключительный эпизод.
- Извините, я не могу и не хочу больше сниматься.
-Договорились же. Один эпизод и все.
- Вон, вся съемочная площадка смеялась над моими падениями!
- Да пойми ты, дурак! Этот эпизод, заключающий все в единое целое и главное, важен. Для тебя важен.
- Это как?
- Позже поймешь.
- Что в этот раз я должен делать? Опять молча стоять?
- Нет, в этот раз нужно лежать. Видишь ящик? В него ляжешь, и мы опустим тебя в яму.
- Какой же это ящик? Это гроб.
- Нет, это обычный ящик, - настойчиво процедил режиссер.
- Нет, я отказываюсь. Я туда не лягу. Вон даже актеры отказываются на подобное.
- Ты актер?
- Нет.
- Так чего же ты боишься?
- Я не сильно суеверный, но на подобное мне не хочется соглашаться.
- Соглашайся, ещё раз тебе говорю. ЭТО. ВАЖНО.
Под его натиском было невозможно спорить. Я подошел к гробу, который режиссер по какой-то причине называл ящиком, лег и замер. И меня накрыли крышкой. Потом был стук молотка и ощущение движения вниз. Паники не было: «Не погребут же они меня заживо». Ящик с моим телом достиг дна, это почувствовалось по характерному толчку, и я погрузился в устрашающую тишину…
Стук падающей на крышку земли я не услышал, и это немного успокаивало. «Главное - не психовать, - твердил я себе. - А то вся съемочная группа опять будет смеяться. Нашли, блин, клоуна». Потом вспомнил, что, говорят, где-то в Азии борются подобным способом с фобиями и страхами. Буду считать, что с ними как раз и борюсь.
Минут 10 погребенный заживо… Я решил прислушаться, а не ходит ли кто сверху? Но все было тихо, как будто на мне действительно лежит тяжелый пласт земли, заглушивший все звуки на свете. Как понять, это действительно съемка или меня того? Зарыли и ушли? Дыхание учащалось, в голову полезли страшные мысли и картины. Я повернулся на один бок, потом на другой. Накатил невероятный страх, и я, не выдержав, со сдавленным криком «Мама!» ногами ударил в крышку. И она улетала в сторону. Радости не было предела - ящик не был в яме! Он был на поверхности! Быстрее! Прочь из него!…
То, что я увидел вокруг, повергло меня в шок. Кругом степь, окутанная низкой дымкой тумана. Не было никого. Ни съемочной группы, ни режиссера. Сплошная пустынная степь. Ни строений, ни людей… ни-че-го. Одни горизонты, в какую сторону ни глянь. Я был в растерянности. Куда мне идти? Где все? И тут за спиной послышалась речь. Я её не понимал, говорили на неизвестном мне языке. Обернувшись, увидел дедушку в халате и шапке. Он совершал намаз.
- Дедушка, - обратился я шепотом. - Где мы? Где люди? Куда мне идти?
Он никак не реагировал, просто творил свою песнь-молитву. Что мне делать… куда идти… Дедулька какой-то неадекватный… Может, он из съемочной группы? Сейчас домолится и проводит меня? Но, закончив намаз и встав, он отряхнул подол халата и колени и, не обращая на меня внимания, начал бегать, вскрикивая непонятные мне слова. Судя по громкости, похожие на какие-то ругательства. Язык… то ли казахский, то ли калмыцкий… Он пробежался в каждую из четырех сторон, всякий раз останавливаясь и крича куда-то вдаль, в самый горизонт. Я пытался присмотреться, куда он кричит и кому, но вдали ничего не видел. И вдруг он вскрикнул, и было понятно без перевода, что это крик радости. Я опять окликнул его:
- Дедушка, где мы? Куда идти-то?
Но он не слышал меня, а побежал к чему-то навстречу. Старик отдалялся и отдалялся, пока не скрылся в дымке, забрав её с собой. Туман почти исчез… Вернее, он сместился к двум огромным аркам в метрах пятистах от меня. Из-за тумана не было видно, что за ними, но это меня не остановило. И я побежал в неизвестность с осознанием того, чтобы там ни было – плевать! Все или ничего! Сейчас или никогда!
Влетев с разбега в арку сквозь толщу густого тумана, я оказался на улице города, где полно людей. Все куда-то бегут, но их речь мне понятна. Значит, я не один в степи! Уже не страшно! Я облегченно выдохнул, но потом вдруг понял, что совершенно голый! И как не заметил этого раньше? Стою на людях, которые, увидев меня, не визжали, не ругались и не схватили меня, чтобы отвести в психушку или полицию, а поворачивались ко мне и начинали аплодировать. Это был град оваций! У меня сразу куда-то пропали чувства стыда, страха, стеснения… И тут среди толпы я увидел режиссера и всю съемочную группу. Они тоже аплодировали мне. На мой вопросительный крик: «Зачем??? Для чего все это???», режиссер мне ответил: «В этом и есть весь я. Андрей Тарковский».
©Романов Сергей 25.052019