de omnibus dubitandum 6. 38

ЧАСТЬ ШЕСТАЯ (1587-1589)

Глава 6.38. ПОГОЛОВНОЕ РУШЕНЬЕ…

    Раздосадованные турки давали только сорок дней сроку для присылки нового посла с ежегодной данью во сто коней, навьюченных серебром (каждый конь должен был нести тысячи тахров).

    На случай неимения денег, предлагали полякам потурчиться. «Если этого не сделаете», говорил именем султана главный баша, по имени Синан-баша*, «то я сотру вас с лица земли, и самую землю вашу обращу, в ничто.

*) СИНАН-паша также известен как Синануддин Юсуф-паша (хорв. Sinan-pasa Opukovitsc, тур. Sinan Pasa; Сараево — 21 декабря 1553 года, Стамбул) — османский адмирал; брат великого визиря Рустема-паши (см. рис).
Вероятно был родом из боснийской семьи Опуковичей или Чигаличей, проживавших в Сараево. Также считается, что он мог быть хорватом из Скрадина, сербом или албанцем. В документах от 1557 и 1561, касающихся Рустема-паши, их отцом значится Абдуррахман или Абдуррахим. Считается, что, кроме Рустема, у Синана был брат Мустафа и сестра Нефисе; все они были мусульманами.
Будучи ребёнком, вместе с братом Рустемом прибыл в Стамбул, где приступил к обучению в Эндеруне. В 1550 году сменил на посту адмирала османского флота Соколлу Мехмеда. Год спустя он командовал флотилией против мальтийских рыцарей при осаде Триполи, а в 1553 году пришёл на помощь Франции в Средиземном море. В это же время своё возвышение начал и Тургут-реис. Вместе они провели несколько успешных кампаний в Северной Африке. В 1551 году Тургут-реис захватил Триполи и заметно поднялся в глазах Падишаха. Несмотря на то, что и султан и другие капитаны считали Тургута более успешным моряком, Синан оставался в должности до самой смерти.
Несмотря на наличие двух дочерей и сына, Синан-паша завещал своё состояние жене брата - Михримах Султан. На момент смерти паши его собственная мечеть, строившаяся по проекту Синана в Бешикташе, была не завершена и Синана-пашу похоронили в мечети Михримах в Ускюдаре.

    Уже с персом заключён у нас мир, и вот он прислал в заложники своего сына. Немецкий цесарь платит нам дань и должен тотчас выдать её вперёд за три года.

    Такова вера наша: чтобы все гауры — или платили дань, или приняли магометанство».

    Это не была пустая угроза, и поляки не приняли требование потурчиться, как нечто такое, чего турки не могут домогаться от них серьёзно.

    Синан-баша называл осиротелое посольство без околичностей псами и не хотел слышать о продлении отсрочки дальше сорока дней; а с отъезда посольского вестника, пана Чижовского, прошло уже 28 дней.

    «Если у вас есть хоть капля ума», говорил баша, который, как видно, был о поляках одного мнения с москалями, «…то опомнитесь. Кто устоял когда-либо против меня? Персия ужасается меня, Венеты дрожат передо мною. Испанец молится, Немец должен дать, что потребую. Пошлю к вам все тартарские орды, пошлю волохов, молдаван, башу будинского, темешварского, беглербека силистрийского с двумястами тысяч войска. Сам своею головою поеду за ними с тремястами тысяч людей. И вы смеете думать об отражении меня! Весь мир дрожит передо мною!».

    Эти слова (докладывал Чижовский), кричал он, как бешеный. Все посольские вещи были описаны; за сопротивление описи грозили половину посольства повесить на железных крючьях, как Вишневецкого, а половину посадить на галеры.

    Пробовали послы задобрить башу 12-ю тысячами талеров, но он, не захотел и, посмотреть на такой ничтожный подарок. «Нет и на свете таких изменников, как вы!» — кричал он.

    «Ваш король поехал к отцу, стакнулся с Максимилианом, выдал за него сестру, уступает ему королевство и готовится вторгнуться к нам через Волошину со стадвадцатитысячным войском, а Замойский через Седмиградскую землю с другим войском! Знаем, что вы там делаете! Или давайте дань, или принимайте нашу веру».

    Со своей стороны, силистрийский беглербек писал к коронному гетману, что если поляки ни того, ни другого не сделают, то все их земли будут обращены, в ничто и, вытоптаны конскими копытами.

    Коронный гетман, доложив сейму об этом требовании, упал на колени и, простирая руки к небесам, умолял собрание спасать отечество, пока ещё не поздно. Что касается до него, то он готов жертвовать жизнью и, как бездетный, всем своим имуществом.

    Трагический момент победил на время личные интересы шляхты: определено было поголовное ополчение, так называемое pospolite ruszenie, и по копе грошей с каждого лана земли, или так называемое pogОwne. От поголовного не был иъзят никто, ни духовенство, ни королевские дворяне, ни даже безземельные.

    В распределении этого налога интересны некоторые цифры. Гнезненский арцибискуп обязан был уплатить «за свою особу» 600 злотых; львовский арцибискуп — 200; краковский бискуп — 500; все прочие бискупы — по 300, кроме руских, которые платили по 100; катедральные прелаты — по 20, а в Руси — по 6; катедральные каноники — в Польше и Литве — по 6 злотых, а в Руси — по 3. Даже и церковные звонари, и те должны были платить - по 2 гроша. На Руси владыки, которые побогаче — по 100 злотых, а победнее — по 50; архимандриты побогаче — по 80, а победнее — по 10; крылошане, диаконы — по 1 злоту; их слуги — по 2 гроша; протопопы — по 2 злота, попы — по 1-му; игумены — по 5; монастырские диаконы — по 15 грошей, а монахи — по 12; пономари — по 6, попадьи и дети их - по 8; коронные гетманы — по 100 злотых, полевые гетманы — по 50; коронные сборщики пошлин (czelnicy) — по 100, руские — по 30; мельники водяных мельниц — по 12 грошей, а ветряных — по 15; от жён и детей их - по 2; «все шляхтичи, которые только служили своим панам и имели собственных пахолков» — по 15 грошей; а кто служил панам без пахолков — по 6; вся вообще шляхта, имевшая 10 кметей — по 8 злотых; от жён и детей их, сколько бы ни было в доме, с каждой души - по 15 грошей; от их слуг не-шляхты обоего пола — по 4 гроша; шляхтич, который имел менее 10 кметей, до 7, должен был платить - по 7 злотых; у кого было только 6 — по 6; у кого 2 — по 2; у кого был 1 кметь или плуг, тот обязан был платить - по 1 злоту; от челяди в шляхетских домах — по 1 грошу; убогие шляхтичи, которых сидело несколько человек на одной уволоке — все 1 злот; шляхтичи, имевшие фольварки и обрабатывавшие их челядью, «не имея в деревне соседа», — по 8 злотых; шляхтичи, не имевшие ничего и занимавшиеся арендами, должны были платить налог с арендной суммы; шляхтичи, проживавшие в городах, продав имения или каким-либо способом имевшие деньги, — по 8 злотых; столько же и те, которые, не имея собственности, пользовались пожизненно королевскими, духовными и светскими имуществами; наконец, те шляхтичи, которые не имели ни оседлости, ни денег и никому не служили — по 1 злоту с головы. Все ремесленники облагались 10-грошовой податью; но кто выедет на войну, тот увольнялся от поголовщины; «ратаи» в Великой Польше обязаны были платить по 3 гроша; «волохи», имевшие более 100 собственных овец, — по 6 грошей, а меньше, — по 3; «руские бояре и солтысы по королевским, духовным и шляхетским деревням, взимавшие чинши и другие подати с подданных, обязаны были платить с головы - по 4 злотых; гультаи по местечкам и сёлам, за исключением сёл погоревших, — по 5 грошей; воеводства же Киевское, Волынское, Подольское и Брацлавское, ради опустошения, претерпенного ими от тартар, освобождены были совершенно от поголовного налога.

    Замечательны цифры налога по отношению к шинкарским головам, которые, благодаря пристрастию поляков к разным напиткам, существовали не хуже руских бояр и солтысов, сидевших на королевских и других имениях. «Шинкари, продававшие мальвазию, мускатное и другие вина, должны были платить поголовно - по 5 злотых; пивовары и корчмари — по 4; шинкари, торговавшие перевозными медами и пивами, — по 2»; книгопродавцы и типографы, наравне с портными, которые шили шелки, и сапожниками сафьянного товара, — по 3 злота; купцы, торговавшие волами и лошадьми, — по 4, а торговавшие дорогими товарами, — по 8 злотых; музыканты, гудочники и дудари — по 6 грошей; медведники — по 15, а их товарищи — по 4; но, заплативши в одном воеводстве, эти увеселители тогдашнего грубого общества не были обязаны платить в другом.

    С коронных жидов насчитано тогда поголовного - 20.000, а с литовских - 6.000 злотых. Это показывает и сравнительную безопасность внутренних областей, и большую распущенность польских панов, и беззащитность чернорабочего народа внутри государства.

    Тотчас же были избраны провизоры для распоряжения, как подданными, так и поголовными деньгами. Они были уполномочены занять, каким бы то ни было способом, на кредит Речи Посполитой, в Короне 1.000.000, а в Литовском княжестве 500.000 злотых. Король, имея при себе этих провизоров, должен был жить в Львове, а гетманы коронный и литовский, в сопровождении одного такого же провизора, идти против неприятелей; но «украинные люди» (их не хотели назвать казаками) должны были, ещё прежде гетманов, идти против тартар вместе с теми «служебными», которые были на Подолье; если же тартар не встретят, то «опановать» Волошину и, согласясь с волошским господарем, до тех пор не давать туркам переправиться через Дунай, пока не соберётся всё польское войско.

    А войска предполагалось собрать вот сколько: копейщиков - 35.000, рейтар - 15.000, венгерской пехоты - 10.000, собственной - 30.000, казаков (вероятно, тут разумелись «украинные люди») - 20.000.

    Последняя цифра интересна в том отношении, что в то же самое время, сеймовым законом, число казаков (реестровых – Л.С.) ограничено 6-ю тысячами; прочих предоставлялось каждому пану ловить и казнить смертью.