Герда

Ранним мартовским утром, ещё затемно, Василий Иванович – мужчина степенный, крепкого телосложения, с крупными чертами лица – собирался на рынок. С собой он взял корзину, в которую посадил трёх щенков, и, взяв на поводок свою любимицу – собаку Хельгу, отправился в путь.
На щенков от Хельги был большой спрос, и у него было много заказов, но в этот раз ему не повезло. Случилось так, что Хельга прогрызла дыру в вольере, сбежала и пропадала несколько дней; результатом этих похождений и стало появление на свет трёх щенков неизвестной породы. Вот поэтому Василий Иванович как порядочный и дорожащий своей репутацией человек (в его понимании) и не стал продавать беспородное потомство Хельги своим знакомым, а отправился на рынок. А на рынке хочешь – бери, хочешь – нет. Главное – продать, а там ищи-свищи хозяина. К тому же бывает, хотя и редко, что из таких беспородных щенков вырастают довольно приличные собаки, ничем не уступающие породистым.
Ещё чуть забрезжил рассвет, а Василий Иванович со своей корзиной и верной Хельгой уже стоял на рынке, который даже в такую рань был освоен продавцами и покупателями. Выбрав место и привязав рядом с корзиной Хельгу, Василий Иванович раздобыл ящик, уселся на него и начал предлагать свой товар проходившим мимо покупателям. Среди них попадались весьма дотошные граждане, которые норовили заглянуть в пасть щенкам, высматривая, есть ли у них чёрные пятна на нёбе, или крап на ногах, говорящий о помеси в породе. Они рассматривали затылочную часть головы щенков, заглядывали им в глаза – чистые ли они и какого цвета.
С такими знатоками Василий Иванович говорил на равных, так как, выйдя на пенсию, занимался продажей чистопородных щенков. Как истинному собаководу ему было неловко, что он не уследил за своей собакой. И в результате получился брак, или, как он выражался, «плод любви необыкновенной».
Первого щенка взял пожилой мужчина, пояснивший, что с четвероногим другом ему на даче будет не скучно, да и общение с братьями меньшими приносит не только разочарования, но и радости. Вскоре подошла женщина, которая, спросив о цене, сразу взяла другого щенка, такого же крупного, как и первый. В корзине продавца осталась только самочка, которая была меньших размеров, чем братья, и очень подвижная.
Солнце, давшее начало дню, уже поднялось довольно высоко. Прогревая остывшую за долгую зиму землю, оно растапливало снег, превращая его в грязную кашу. А крыши домов, ещё час тому назад словно дымившиеся от пара, совсем по-весеннему источали тепло. Весна приводила мир в движение, согревала его и оживляла. Воробьи с громким чириканьем перелетали с одного куста на другой, возвещая о начале весны и торжестве света. На крышах ворковали голуби, и даже вездесущие галки не могли усидеть спокойно и всё норовили высмотреть и утащить что-нибудь вкусненькое.
Василий Иванович, просидевший на рынке уже не один час, стал собираться в обратный путь. Про себя он думал, что придёт в другой раз и попробует продать оставшегося щенка. В этот момент к нему и подошёл опрятно одетый худощавый паренёк лет двенадцати. Всё внимание мальчика было поглощено щенком, а тот, сразу почувствовав доброе к себе отношение, не сводил с него ясных, доверчивых глаз и всё норовил лизнуть ласкающую его руку своим ярко-розовым язычком. Это была любовь с первого взгляда.
Такое взаимное проявление чувств, видимо, растрогало не только Василия Ивановича. Подошедшая к ним миловидная женщина в дорогой норковой шубе, скорее всего, мама мальчика, сказала, обращаясь к нему: «Ну, вот что… Если хочешь взять щенка – бери. Но имей в виду, что ухаживать за собакой и гулять с ней тебе придётся самому». Эдик – так звали мальчика – был в полном восторге от такого подарка. Ведь до этого всё, что развлекало его, было искусственным, пластмассовым (хотя говорящим и ходящим), но не живым, единственно и пригодным для общения.
Маму звали Верой Васильевной. Отсчитывая деньги за покупку, она несколько раз пытливо взглянула на Василия Ивановича, словно подозревая его в чём-то нехорошем, а затем громко позвала мужа: «Владислав, возьми щенка в сумку! Да смотри, как бы он по дороге чего не испачкал!» Выйдя с рынка, семейство загрузилось в машину и отправилось домой.
Дома Вера Васильевна, как истинная хозяйка, первым делом занялась обустройством щенка. Она решила, что щенок будет жить на балконе (потому, что в квартире, по её мнению, ему делать нечего), варить еду ему будет муж, а кормить собаку и ухаживать за ней – сын. Возражения, естественно, не принимались.
Так и началась собачья жизнь. На балконе, в углу Владислав с Эдиком соорудили нечто похожее на собачью будку. Внутри этого сооружения они постелили ненужные тряпки, а чтобы лапы щенка не скользили, они бросили на пол балкона старый, привезённый из деревни половик.
Первое время Эдик не отходил от щенка. Он назвал собаку Гердой, ведь, как и героине известной сказки, каждому человеку хочется иметь верного и надёжного друга.
Шло время, Герда подрастала, ей уже исполнилось четыре месяца. Эдик ходил с ней гулять на улицу, и ему очень нравилось, что сверстники с завистью смотрели на него и порой просили: «Дай подержать за поводок!» Иногда Эдик позволял ребятам это сделать, хотя его мама, Вера Васильевна, была против подобных вещей. Она говорила: «Пусть лучше знает своих, чем привыкает к чужим. И потом, собака должна быть собакой, иначе она как кошка замяучит».
Вера Васильевна была родом из деревни и поэтому имела чисто практический ум. Она и в самом деле не понимала: зачем брать в дом и держать животное, которое не приносит пользы? У неё в квартире даже не было комнатных цветов – какой от них прок? Не было и книг – зачем их читать? А то начитаешься – ещё и голова заболит от всяких дум. И без них всё ясно и понятно: дом, муж, работа, ребёнок. Всё по полочкам, всё определённо, и ни влево, ни вправо.
Надо сказать, что Владислав, в своё время женившийся на молоденькой медсестре, был доволен женой: еда приготовлена, дома чисто – чего ещё надо? Но иногда ему становилось скучно от этой правильности, и он уезжал на рыбалку. Владиславу не нужна была рыба – он получал весьма неплохо, работая врачом, да и пациенты, случалось, «благодарили» за услуги. Рыбалка была для него, скорее, отдушиной. Когда он сидел с удочкой в компании своих знакомых, то не слишком обращал внимание на поплавок, мало интересовался качеством приманки. Владислав постоянно стремился к познанию чего-то нового. Ему нравилось наблюдать за восходом солнца, любоваться голубой гладью озёр. Вдыхая свежий, напоённый ароматами трав воздух, он как бы очищался от суетного, насыщался высоким. И приезжал домой отдохнувшим от забот.
Вера Васильевна была против увлечения мужа чтением книг («какой в них прок?») и всегда говорила, что лучше бы он выключатель починил или, как другие, на охоту съездил. От своих подруг женщина узнала, что охота – дело прибыльное, и была вроде бы не против, чтобы Владислав присоединился к компании охотников. Сам он вначале загорелся этим занятием, сулящим общение с природой, да вдобавок ещё и мясо. Владислав вступил в общество охотников, и его стали приглашать на охоту. Да и как было его не  пригласить? Ведь теперь к врачу не так легко попасть, да и получить больничный лист – проблема. Так что знакомый доктор обязательно нужен.
Вот и стал Владислав регулярно ездить на охоту. Постреляв немного, он понял, что не его это дело, но, тем не менее, от поездок не отказывался. Обычно приятели сажали Владислава на вышку и говорили, что делать. Но делали они это зря. Владислав, конечно, видел, какой зверь и куда подходит, но делал вид, что ничего не замечает, или - что цель слишком далеко: ему просто было жаль зверей. Иногда вместо того, чтобы целиться в животное, он стрелял вверх. Но егерей такое поведение Владислава не огорчало, и они всегда собирали ему домой пакетик с мясом.
Вера Васильевна с благодарностью смотрела на мужа-добытчика. А он, пользуясь благоволением супруги, садился раскладывать пасьянс и на какое-то время отвлекался от происходящего вокруг. Правда, надолго отвлечься не получалось. А когда жена выходила из себя и с раздражением упрекала: «Тебе, я смотрю, ничего не нужно!» - Владислав ласково смотрел на неё и, как бы извиняясь, говорил: «Вера, а у меня, может быть, интеллектуальный склад ума». На что Вера Васильевна резонно возражала: «А есть по три раза в день – это кто должен обеспечивать?» На этом разговор обычно и заканчивался.
Тем временем Герда постепенно вырастала из щенячьего возраста, и ей уже стало тесновато на балконе. Менялось и поведение собаки. На прогулке Герда, некогда боявшаяся соседской кошки, загнала её на растущую возле подъезда большую берёзу. Чтобы снять с верхушки дерева перепуганную кошку, соседям пришлось вызывать пожарных.
Это были первые неприятности. Но, кроме неприятностей, были и радости. Озорные соседские мальчишки, вначале безнаказанно забрасывавшие Эдика снежками, в страхе разбегались, когда мальчик отпускал поводок, и Герда бросалась защищать хозяина. Со временем ребята стали относиться к Эдику как к равному и охотно приглашать его в свою компанию.
Но вот Герде исполнилось восемь месяцев, и Вера Васильевна, впервые увидев красные пятна на балконном полу, в срочном порядке «приняла меры», чтобы, как она выражалась, «не плодить нищету». После операции собака несколько дней чувствовала себя неважно, была вялой. Но молодость брала своё, и вскоре Герда снова стала такой же игривой, какой и была. «Во время прогулок, - рассказывал Эдик, - она суёт свой нос во все следы, которые видит на снегу. А если я спрячусь, Герда находит меня буквально за две минуты!»
Общение с собакой благотворно действовало на мальчика. Эдик стал меньше сидеть за компьютером, больше времени проводить на свежем воздухе. Не только Вера Васильевна, но и Владислав обратил внимание на то, что у ребёнка появился румянец на щеках. Но время шло, Герда взрослела и постепенно становилась такой, какой ей было назначено природой. Собака уже плохо слушалась Эдика, а он частенько забывал вовремя погулять с ней. Когда Герда задушила соседскую породистую кошку, и соседи пришли с претензиями, Вера Васильевна решила: всё, хватит. «Мальчик вырос, ему исполнилось уже пятнадцать лет. У него, вон, уже девочка появилась! - говорила она. - Ну, и зачем ему собака?»
Неожиданно за Герду вступился тот, кого, казалось бы, домашние проблемы обычно волновали мало – Владислав. Но Вера Васильевна раздражённо сказала: «Вот что: мне в доме одного идиота хватит!», и всем было понятно, кого она имела в виду. Супруга гневалась, о чём Владислав догадался по её сведённым бровям и раздувавшимся крыльям носа, и продолжать перечить ей он не стал, решив, что спорить с женой себе дороже.
Приняв решение, Вера Васильевна не стала тянуть с исполнением задуманного. Она строго сказала мужу: «Завтра я приготовлю тебе мясо, поедешь посмотреть наш дом». Этот дом в деревне под Муромом достался ей после смерти матери. Был он деревянным, а участок земли возле него давно зарос бурьяном. Сначала у Веры Васильевны были предложения о продаже дома, но с потенциальными покупателями она не сошлась в цене. Но наступившие времена, считай, отбросили деревню на два столетия назад, поэтому желающих купить дом не стало. Каждую неделю ездить в деревню супругам было дорого – овощи с рынка выходили дешевле. Так и стоял дом среди муромских лесов, никому не нужный.
На следующий день Вера Васильевна инструктировала мужа перед поездкой: «Отвезёшь её подальше в лес и привяжешь к дереву», и сунула ему в руки бельевую верёвку. Даже ошейник с поводком на собаку надеть пожалела – они ведь денег стоят.
Так Герда оказалась в багажнике машины Владислава. Собака ничего не подозревала, потому что уже не раз путешествовала с хозяевами подобным образом. Хотя могла бы и насторожиться: перед отъездом Вера Васильевна погладила её по голове, чего раньше никогда не делала, и Герде показалось, что по щеке хозяйки скатилась слеза. В это трудно поверить, потому что Вера Васильевна характер имела железный и сентиментальностью не отличалась. Сунув мужу под мышку ружьё, она строго сказала: «Будь, в конце концов, мужиком, что ты как баба».
Осень уже вступила в свои права, и кроны не только тополей, но и берёз, казалось, были тронуты проседью. Стаи птиц устремились к югу. Их грустное гоготание смешивалось с шорохом опадавших листьев и монотонным стуком капель дождя, падавших на землю с набегавших туч.
Извилистая дорога на Муром не вызывала у Владислава оптимизма. Возможность остаться наедине с собой будила грустные мысли. Он как бы начинал понимать: что-то в его жизни происходит не так, и отчего – непонятно. Но как человек слабый и эгоистичный, он, немного погрустив, списал это на осеннюю хандру. И прибыв на место, сразу приступил к исполнению зловещего плана жены.
По лесной дороге он смог заехать в лес довольно далеко. Положив большой кусок мяса возле ёлки, он пошёл открывать багажник. Обрадовавшись освобождению из душного плена, Герда натягивала верёвку, едва не опрокидывая хозяина, но, завидев кусок мяса, остановилась и стала с жадностью его поедать. В это время Владислав зарядил ружьё крупной дробью и направил его на собаку. Видимо, почувствовав опасность, Герда вдруг перестала есть и взглянула на хозяина. От волнения у Владислава не только тряслись руки, но и пробегала дрожь по всему телу. Нежданные слёзы застилали ему глаза, и прозвучавший выстрел был, скорее, символическим. Герда рванула верёвку, оборвала её и кинулась в заросли леса.
Владислав был человеком, в общем-то, не злым, но безвольным, поэтому даже обрадовался такому исходу, быстро сел в машину и уехал. Домой он возврашался с тяжёлым сердцем. Всю дорогу Владислав думал: «Зачем же мы так поступаем? Кто дал нам право платить злом за верность и преданность?»
Дома Вера Васильевна только взглянула на мужа – и поняла, что в таком состоянии его лучше не беспокоить. А Владислав молча прошёл на кухню, налил себе стакан водки, залпом выпил его, а потом лёг в комнате на диван и стал смотреть телевизор. Но у Веры Васильевны впереди был ещё разговор с сыном.
Эдик учился уже в 9 классе, и ему нужно было решать, что делать дальше: поступать в колледж или идти в 10 класс. К тому же мысли юноши всё чаще стала занимать девочка Таня из соседнего двора. Так что Герда теперь была для него уже на втором, а то и на третьем плане, но всё же он был расстроен из-за её исчезновения.
Вера Васильевна заранее просчитала, что сказать Эдику и как. Она очень тонко и ненавязчиво убеждала сына, что ему пора подумать о себе, о своём будущем. При этом Вера Васильевна не забыла упомянуть о его новых друзьях, увлечениях и, будто случайно, о Тане. Стоит ли удивляться, что Эдик согласился с мамой, хотя его душа протестовала против такого поступка с собакой. Но Вера Васильевна успокоила Эдика, сказав, что папа отдал Герду в хорошие руки, ей там будет неплохо, а когда она там привыкнет, то можно будет её проведать.
Владислав, слышавший увещевания жены, словно узнавал свою Веру с другой стороны, о которой не догадывался раньше, а точнее, на которую раньше не обращал внимания. Он с недоумением слушал, как жена, разбирая будку Герды и отправляя на помойку тряпки, служившие ей постелью, говорила: «Вот теперь и воздух будет почище, да и волосы собачьи за три года надоели». Его отчуждение по отношению к жене всё усиливалось, тем более что Вера Васильевна, привыкшая к отстранённости мужа от семейных дел, не очень-то осторожничала.
Теперь в их доме о Герде уже ничего не напоминало – разве что висящий в «собачьем» углу на балконе ошейник с поводком, который Владислав обещал отвезти своим знакомым.
А что же Герда? Оставшись в лесу одна, она сначала испугалась и заскулила. Дальнейшее поведение собаки определялось её природой. Возвратившись на место, где она была привязана к ёлке, Герда сначала обнюхала всё вокруг, доела приготовленное для неё мясо, а затем побежала догонять хозяина. Видимо, в отличие от человека, она и представить себе не могла, что можно оставить друга в дремучем лесу и обречь его на выживание. Герда отбегала от места, где оставил её Владислав, и снова возвращалась туда – а вдруг? У неё в душе ещё теплилась надежда, что хозяин вернётся за ней, позовёт – и она с радостным визгом запрыгнет в открытый багажник машины, чтобы ехать домой.
Но время шло, наступил вечер, начал накрапывать нудный осенний дождь. Герда забралась в гущу ельника. Помогая носом, она лапами выкопала в мягкой лесной земле углубление, легла, свернувшись калачиком, и положив голову на хвост, задремала. Ей впервые в жизни приснился сон: они с Эдиком играют в мяч, а сердитая Вера Васильевна ругает его за грязные руки.
Герда взвизгнула и проснулась. В сумраке ночи она совсем близко увидела два светящихся глаза, смотрящих на неё в упор и словно спрашивающих: «И что, интересно, тебе здесь надо?» Память подсказала ей, что исходящий от зверя запах она уже где-то встречала. Да, это был запах меховой шапки одного из охотников - друзей Владислава. Зверь постоял немного и, больше не привлекая к себе внимания, удалился.
Так, в полудрёме, Герда и провела свою первую ночь в лесу. Она прислушивалась к окружающим звукам: то мышь зашуршит в лесной подстилке, то, громко ломая ветки, протопает мимо лось. Когда рассвело, Герда первым делом побегала вокруг ёлки, где её в последний раз покормили, а затем начала изучать территорию вокруг. С одной стороны находилось болото, заросшее тростником и рогозом, с другой была небольшая деревня, а справа и слева – густой лес. Собака, выросшая в городе, совершенно не боялась людей. Поэтому у неё даже сомнения не возникло, куда идти. Всю свою жизнь Герда была в окружении людей. Они кормили её, а она платила им за это преданностью и беззаветной любовью. Люди казались ей вершиной совершенства, и она беспрекословно слушалась их и служила им.
Со вчерашнего вечера Герда ничего не ела и была голодна. Пробегая по деревне, она вдруг почувствовала знакомый запах своей обычной пищи. Её хозяйка Вера Васильевна покупала для собаки куриные лапы и головы, и теперь её еда ходила невдалеке от неё. Ловкости Герде было не занимать. Она молниеносно схватила первую попавшуюся курицу и с добычей в зубах кинулась в лес.
Сначала Герда укрылась в зарослях, а потом принялась за еду. Она ощипывала зубами перья и, придерживая передними лапами тушку птицы, впервые ела сырую курятину и облизывала ещё тёплую кровь. Насытившись, она попила воды из ближайшей лужи и снова отправилась в ельник, где проспала до самого вечера.
В тёмное время дня она уже не спала, а знакомилась с не известными ей ранее обитателями леса, новыми для неё запахами и звуками. Вот, топая ногами, прошёл ёжик. Он что-то тащил во рту – возможно, немного мха для своего будущего домика. Где-то рядом вспорхнула вспугнутая птица, а уже ближе к середине ночи Герда услышала громкий призывный рык лося.
Осень вступала в свои права. Деревья стояли уже совсем голые, а из низко висящих туч то и дело сыпал дождь. Герда, ободрённая первым, так легко доставшимся ей обедом, думала, что так будет всегда. Вскоре голод снова погнал её в деревню. Там, к своему большому удивлению, она в этот раз нигде не увидела так понравившихся ей кур. Правда, пробегая мимо сарая, она уловила знакомый запах и, недолго думая, начала прогрызать дыру в стене, благо доски были полусгнившими.
Голод удесятерял силы Герды. Она была так увлечена приближением к заветной цели, что не обращала внимания на происходящее вокруг. В тот момент, когда ей, наконец, удалось просунуть туловище в дыру почти наполовину, Герда вдруг почувствовала сильный удар по спине. Взвизгнув, она быстро вынырнула из дыры и увидела женщину, заносившую над головой палку. Герда уклонилась от удара и, огрызнувшись, побежала в сторону леса.
Лишь спустя несколько дней ей удалось поймать зазевавшегося зайчонка, но он был настолько мал, что утолить голод она не смогла. Теперь коварно брошенная в лесу собака больше не могла полагаться на помощь людей. Чтобы выжить в условиях дикой природы, ей надо было стать её частью и научиться добывать себе еду. Герда уже изменилась: с тех пор, как она попробовала живого мяса, в ней начал просыпаться животный инстинкт. И однажды, не выдержав мук голода, она снова побежала в деревню.
Ранним утром под покровом сумерек Герда пробралась к знакомому сараю. Дыра, которую она прогрызла в прошлый раз, была зашита доской, и она снова стала рвать её лапами и зубами. Собака надеялась, что хозяева ещё спят, но вдруг раздался громкий крик: «А вот она и попалась!», а затем грохнул выстрел. Герду что-то обожгло и отбросило в сторону, и она, как ей казалось, со всех ног бросилась бежать. Вслед ей прозвучал ещё один выстрел, но он ударил чуть выше и не причинил собаке вреда.
Зато первый выстрел был прицельным, и спустя несколько минут дал о себе знать. Вся правая сторона тела собаки горела огнём, из пробитых дробью отверстий капала кровь. Пробежав ещё немного, Герда легла на землю, не в силах бежать дальше. Уже рассвело, когда она сквозь болезненную дрёму услышала сначала шаги, а затем человеческую речь: «Смотри, на траве кровь! Видимо, хорошо её зацепило. Сейчас заляжет где-нибудь и сдохнет».
Собрав последние силы, Герда поднялась и на подгибающихся лапах попыталась отбежать как можно дальше от людей. Она дотянула до зарослей ельника, и сознание покинуло её. Сколько она лежала так – неизвестно, только мрак не сомкнулся над ней окончательно. Когда из просвета в свинцовых тучах выглянуло солнце, Герда очнулась и поняла, что она жива, и что ей очень хочется пить. Шатаясь от слабости, она побрела к первой попавшейся луже, попила воды и опять ушла в ельник.
В ельнике Герда пролежала несколько дней. В один из них она услышала в лесу беспорядочную стрельбу. Теперь она знала, что эти звуки несут смерть, и целый день не вылезала из ельника. Ночью прошёл снег, который занёс все следы вчерашней погони. А утром неподалёку от своей лежанки Герда вдруг почувствовала запах крови. Собака пошла на запах, и совсем рядом, за вывороченным из земли деревом, увидела раненого лося. Она хотела подойти к нему, но зверь хрипел и отбивался ногами. Тогда Герда зашла со стороны головы и, ощущая своё превосходство, стала злобно рвать шкуру поверженного лесного гиганта. В последний раз дрыгнув ногами, лось затих, его глаза подёрнулись мутной плёнкой. Тем временем Герда жадно слизывала кровь зверя, текущую из раны. Так она впервые ощутила себя охотницей.
Герда не стала уходить далеко от туши. Ночью она охраняла свою добычу от покушавшихся на неё лис, а днём отдыхала в ельнике. Несколько раз она слышала голоса людей, но из-за лесных завалов и вывороченного дерева найти зверя было трудно.
Тем временем Герда начала потихоньку поправляться от полученного в деревне ранения – видимо, дробь была мелкой или бой у ружья был слабым. Благодаря лосиному мясу, собака выжила и стала поправляться. Единственное, что ей досаждало теперь – это ежедневное нашествие воронов, которые расклёвывали тушу. Герда, как могла, отбивалась от воронья, а по ночам делала запасы: вырывала зубами крупные куски мяса, утаскивала их в укромные места и закапывала. Вскоре от туши лося остался только череп – остальное было съедено и расклёвано.
Надвигалась зима. Выпавший снег уже не таял, и с каждым днём его наносило больше и больше. Ходить и бегать по лесу становилось всё труднее. Герда пока не голодала - её выручали сделанные запасы. Когда с южной стороны опушки начало пригревать, она стала греться, подставляя солнцу свои бока. После того, как снег покрылся настом, Герда начала больше двигаться и смогла расширить ареал своего обитания. Однажды она увидела лыжню, проложенную по дну речки, и побежала по ней.
Герда уже преодолела некоторое расстояние, когда услышала непонятные звуки и обнаружила какое-то шевеление в занесённых снегом кустах. Подбежав ближе, она увидела угодившую в капкан норку. Она дёргалась то влево, то вправо, изо всех сил стараясь освободиться из западни, но стальные челюсти крепко держали зверька.
Увидев собаку, норка грозно зашипела и в горячке бросилась на неё. Герда отскочила в сторону и внимательно осмотрела место ловли. Оно было устроено незамысловато. Вверху, сантиметрах в сорока от земли, висела полутушка ондатры, заготовленная, видимо, ещё осенью. Над ней было сделано укрытие, напоминающее шалаш, а внизу стоял капкан.
Изловчившись, Герда сняла приманку и съела её, а потом, оставив норку на произвол судьбы, побежала дальше, надеясь ещё чем-нибудь поживиться. Вскоре она обнаружила ещё один «шалашик». В нетерпении собака начала разгребать лапами снег - и тут раздался щелчок. Передняя лапа Герды оказалась в капкане. Вне себя от боли она стала метаться из стороны в сторону, грызть металл – ничего не помогало.
Герду охватило отчаяние: она поняла, что это – конец. И в этот горький миг безнадёжности и уныния вдруг увидела человека на лыжах, который направлялся в её сторону. Герда рванулась из последних сил – и державший капкан тросик лопнул. И она с капканом на ноге, хромая, ускакала в лес. Капкан, поставленный на норку, оказался однопружинным. Видимо, когда Герда, пытаясь освободиться, кусала его, она сжала зубами пружину - и хватка капкана ослабла, отпустив уже начавшую неметь ногу собаки. С тех пор Герда чувствовала запахи ружья и капкана, и уже никогда не ходила не только по человеческим, но даже и по своим следам, опасаясь подвоха.
А в природе всё шло своим чередом, и на смену метелям и морозам пришли оттепели. Весна постепенно набирала силу – сначала робко, а потом всё увереннее. Появились круги у стволов деревьев. Распахнув крылья, устремлялась ввысь, навстречу весне, древняя птица глухарь. Лопались почки берёз, и казалось, что в кружеве белоствольных деревьев запутались нежно- зелёные облака. Особенно «облачно» было на зарастающих порубках, которые в это время благоухали горьковатым ароматом распускавшихся почек. До той поры, когда всё вокруг зазвенит и запоёт, оставались считанные дни.
Именно в эту благословенную пору Герде и повстречался Гром. Рода он был неизвестного и отличался крупным телосложением, торчащими вверх ушами и прямым, как палка, хвостом. Чёрный, как уголь, пёс был тоже когда-то покинут человеком. Впрочем, судьбы всех покинутых собак во многом схожие. Гром верой и правдой служил своему хозяину. Когда тот умер, его дети продали дом, а собаке предоставили «свободу»: иди, куда хочешь и делай, что хочешь, а нас не беспокой.
Нынешние времена потребительского отношения к жизни не оставляют места для сочувствия. Они слишком прагматичны, чтобы жалеть или сопереживать зависимому от человека и слабому живому существу. Мораль проста: объект нужен, пока доставляет удовольствие или радость, а если нет, то на этом всё и заканчивается. Вот поэтому в последнее время и становится всё больше бездомных собак и кошек.
Ну, а что же Гром? Он стал ухаживать за Гердой: забегал вперёд и прыгал перед её носом. Герда сначала рычала на своего ухажёра, но потом смирилась с его присутствием, и они стали вместе охотиться. Благодаря крепкому, удобному для передвижения насту, а больше по причине хитрости и сообразительности, им везло: то отобьют кабанёнка, отставшего от стада, то попадётся оленёнок, застрявший в глубоком снегу.
Но пора узнать, как и чем живёт семья, на время приютившая Герду. В ней явно наметился разлад. Трещина, некогда появившаяся в отношениях супругов, день ото дня всё росла, да и что удивительного? В основном, гладко бывает только вначале, когда создаётся семья. Годы проверяют отношения на прочность. И зачастую супруги, прожив вместе около двух десятков лет, начинают понимать, что по своему духу, да и по мыслям они разные люди.
Так случилось и в этой семье. Владислав был в основном занят работой. В свободное время он много читал, любил ходить на выставки, общаться с такими же, как он, творческими людьми. В отличие от него, Вера Васильевна как была скопидомкой, так ей и осталась. Её интересно было ходить по магазинам, примерять одежду и обувь. Но больше всего ей нравилось покупать серьги и кольца, а потом хвалиться ими перед своими приятельницами.
Так, день ото дня, отношения супругов стали переходить в другую плоскость. И теперь, когда Вера Васильевна приходила домой с очередной покупкой и начинала демонстрировать её перед Владиславом, он - молча, как бы с жалостью - смотрел на неё и думал о чём-то своём. Веру Васильевну обижало безразличие мужа. Она просто выходила из себя и срывалась на крик: «Что ты сидишь, как истукан? Хоть сказал бы что-нибудь!» На эти упрёки жены Владислав обычно ничего не отвечал, хотя у него всегда крутились в голове известные слова Антуана де Сент-Экзюпери: «Любить – это не значит смотреть друг на друга, любить – это значит смотреть в одном направлении». Но он молчал, потому что не был уверен, что его поймут.
Так, казалось бы, благополучная с виду семья рассыпалась, как шарик, наспех слепленный из песка. Владислав стал подолгу задерживаться, якобы, на работе, а потом объявил, что уходит к другой. Вера Васильевна со свойственной ей энергией кинулась обвинять мужа во всех смертных грехах. При этом она плакала, причитая: «Что тебе ещё надо было? Всегда всё приготовлено, чисто, тишина в доме – живи да радуйся! Но, видно, тебе этого мало! Правильно мне мама говорила: что толку от этих интеллигентов? Так и есть: форсу много, а толку мало!» И патетически добавляла: «Правильно в своё время Хрущёв говорил, что с этой интеллигенции, как с паршивого поросёнка, ни шерсти, ни мяса – а визгу-то сколько!»
Но Владислав не слушал увещеваний жены: он уже всё решил. Некоторое время назад у него появилась новая привязанность. Женщина работала в библиотеке, и вместе с ней они теперь посещали интересные обоим мероприятия, а потом долго обсуждали всё, что их заинтересовало.
Как известно, крайними в случае распада семьи обычно становятся дети. Эдик стал губить матери и огрызаться на её замечания. Тем не менее, благодаря здравомыслию Владислава, он продолжал прилежно учиться и уже думал о поступлении в вуз.
Справедливости ради, надо признать, что Вера Васильевна была от природы наделена предприимчивостью и смекалкой. Она поняла, что Владислава ей не удержать, а жизнь как-то устраивать придётся. Но выходить замуж за простого работягу с копеечной зарплатой в её планы не входило. И вот она по примеру многих женщин, оказавшихся в сходной ситуации, начала внимательно приглядываться к окружающим мужчинам. «Суженого» - пожилого одинокого мужчину с квартирой и хорошим достатком – она приметила во время посещения поликлиники. Немного притворства, чуть-чуть кокетства – и брак с уставшим от одиночества «кандидатом» был оформлен.
Брак был изначально по расчёту и личных жертв со стороны Веры Васильевны не предполагал. Она жила в своей квартире и приходила к мужу лишь для того, чтобы приготовить обед, сделать уколы, положить в стиральную машину грязное бельё и написать на бумаге инструкцию, что ему нужно сделать. А сама ехала домой к сыну - ведь известно, что нормальная мать никогда не променяет ребёнка на мужчину. И Вера Васильевна в этом правиле исключением не была.
Ну, а что же Герда? В ставшем её пристанищем лесу вовсю бушевала весна. Снег сошёл, и одуряющие ароматы с цветущих полян медуницы, пролески, хохлатки сводили с ума лесных жителей. И они, в свою очередь, наполняли лес нескончаемым гомоном. Он стихал только к ночи, но с рассветом звенел вновь со всё большей силой, каждый день сочиняя новую прекрасную песню торжеству жизни и любви.
Но Герде и Грому не суждено было дождаться появления потомства – в своё время об этом позаботилась Вера Васильевна. Тем не менее, они не расстались и продолжали вместе жить и охотиться. Ещё в середине весны к ним прибилась рыжая дворняжка Найда – небольшая по размеру, пушистая и очень злобная. Вначале Найда пыталась претендовать на лидерство, но Герда несколько раз на правах хозяйки изрядно потрепав её, сумела поставить на место выскочку. С тех пор в собачьем коллективе Найде была отведена роль разведчицы и охранницы.
Так они и пробегали вместе всё лето. А когда разъехались дачники, собачья стайка во главе с Гердой заняла их место. С приходом холодов в лесу стало неуютно, да к тому же их часто беспокоили охотники. От них собакам приходилось убегать со всех ног, а люди с ружьями норовили ради забавы подстрелить бездомное животное. Собачья стая становилась всё больше: к осени она пополнилась ещё несколькими собаками, оставленными хозяевами на дачах на произвол судьбы. Кто из этих бедолаг прибежал с верёвкой на шее, других дачники просто вышвырнули вон до следующей весны.
Большой собачьей стае стало маловато места для охоты, и собаки стали выходить за пределы дачных участков. Они делали свои собачьи загоны не только на зайца, но и на более крупных животных. Иногда они появлялись и на улицах деревень, и приметив дворовую собачку, быстро загоняли её в угол. Даже крупные и злобные дворовые собаки, завидев эту одичавшую орду, пускались наутёк.
Слухи о промышляющей в округе стае бездомных собак дошёл и до охотников. Они сами наблюдали, как собаки гоняли оленя, а недели две назад нашли останки разорванного стаей лосёнка. Несколько раз охотники проводили на четвероногих «конкурентов» облавы, но собаки ловко уходили от выстрелов. Один охотник даже видел, как вся стая залегала в снегу, затем ползла навстречу загонщикам и скрытно уходила.
В этот раз зима для Герды и её окружения прошла достаточно легко и незаметно. Дни пробегали в постоянных поисках еды и общении. Собаки стали лучше понимать своих товарищей по несчастью, терпимее относиться друг к другу. В этой сплочённой общими трудностями собачьей семье Герда встретила свою очередную весну в лесу.
Наступившая весна принесла изменения и в жизнь Веры Васильевны. Муж, за которым она ухаживала, умер, и теперь она стала богатой невестой. Муж оставил ей в наследство не только квартиру, но и все свои сбережения.
Первое время после смерти мужа Вера Васильевна летала, как на крыльях. Но потом, остро ощутив свое одиночество, опустилась на грешную землю. Она теперь много плакала, особенно когда узнала, что у её бывшего мужа Владислава родилась дочь. В душе Вера Васильевна уже не корила мужа, а всё больше ругала себя и жалела свою не сложившуюся жизнь. Её сын Эдик жил в тепле и достатке, да к тому же Владислав часто встречался с ним. Они с сыном уже решили, что Эдик пойдёт по стопам отца и будет поступать в медицинский институт.
Свои взаимоотношения выстраивались и в собачьей стае. В начале весны Гром начал ухаживать за Найдой. Сдружившаяся с ним Герда вначале приняла эти заигрывания в штыки. Но потом смирилась, и когда Найда принесла щенков, даже приняла участие в их воспитании, следуя природному инстинкту. Люди, перед совершенством которых она некогда преклонялась, не всегда поступали столь же гуманно. Случай убедиться в этом ей вскоре представился.
Той же весной Герда бежала по берегу речки, по собачьей привычке обнюхивая все заинтересовавшие её объекты. Так она случайно и обнаружила бугорок свежевырытой земли, от которого исходил странный, но почему-то знакомый ей запах. Герда стала раскапывать лапами рыхлую землю, и вскоре перед её глазами предстало чьё-то маленькое тельце. Это была добыча, которая могла стать для вечно голодной собаки едой. Герда попыталась попробовать мясо на зуб, но сразу поперхнулась, и её вырвало. Теперь она вспомнила этот запах: он исходил из детских колясок, которые не раз провозили мимо неё по деревенской улице. На самом деле, возле реки была кое-как, наспех закопана мёртвая девочка – видимо, только родившаяся.
Герда была так потрясена этим открытием, что долго не могла прийти в себя. А потом побежала к деревне по следам человека, который совершил зло. Это оказалась женщина, приехавшая в деревню из каких-то южных областей. Она торговала на рынке, там же и ночевала. Глядя на неё, собака вспомнила грязно одетую женщину, которая била её поленом возле курятника. Накопившаяся злость на людей искала выхода, и Герда впервые восстала против их жестокости: она покусала женщину-детоубийцу.
Худенькая темноволосая торговка сначала не поняла намерений животного. Но когда злобно зарычавшая собака внезапно бросилась на неё, она громко закричала от боли и ужаса. Торговавшие вместе с ней земляки кинулись ей на помощь и отогнали собаку. А Герда была довольна собой. Теперь она отчётливо понимала: человек – это враг. Он отнял у неё всё, даже радость материнства. Именно человек является главной угрозой не только для неё, но и для самого существования стаи – её семьи.
Лето для собак прошло как-то незаметно – в хлопотах о еде и заботах о потомстве. Однако в их поведении по отношению к внешнему миру что-то неуклонно менялось. Так в яркий день чёрная туча на горизонте ещё не заслоняет солнце, но в воздухе уже пахнет грозой.
Жизнь деревни теперь не была такой же спокойной, как раньше. Виной тому были участившиеся нападения на жителей бродячих собак, живущих в лесу. Начинались они всегда одинаково. Вездесущая Найда (видимо, по заданию Герды) высматривала одиноко идущую женщину, обычно – плохо одетую, либо с какой-то меховой деталью в одежде, и начинала громко лаять на неё. Дальше в дело вступала Герда – она со всего маха прыгала на женщину, стараясь сбить её с ног. А затем собаки уже всей стаей набрасывались на поверженную жертву.
Заявления от местных жителей о нападении собак на прохожих, а иногда и на охотников стали поступать в полицию всё чаще. Полицейские были обязаны принимать меры. По осеннему чернотропу собакам удавалось уходить от преследования, но выпавший снег выдавал стаю, и собаки начали терять своих соплеменников. Сначала в одной из облав была убита Найда, затем в другой застрелен Гром. Герда понимала, что следующей жертвой загонщиков станет она, но не это её возмущало. В душе собаки зрел протест против человека, который, по непонятным ей причинам, присвоил себе право распоряжаться жизнями других живых существ, не оставляя им никаких шансов на спасение.
Рано наступившая осень, а затем и выпавший без задержки снег радовали Владислава. В один из воскресных дней он по приглашению знакомого егеря собрался на охоту и решил взять с собой сына. В назначенный день Владислав, одетый по-походному, заехал за Эдиком. Всё время пути по знакомой дороге отец и сын провели в разговорах, ведь встречались они не слишком часто. Владислава интересовала не только учёба сына, но и его отношения с друзьями, с девочкой, которая ему нравилась. А за окном машины проносились позолоченные первыми лучами солнца кокетливые ели в кружевных сверкающих нарядах, величавые сосны в нахлобученных снежных шапках. Встающее из-за горизонта светило раскрашивало белизну свежего снега всеми цветами радуги, превращая обыденный пейзаж в волшебную сказку.
Вот, наконец, они подъехали к машине с охотниками и егерями. После традиционного обмена приветствиями Владислав получил необходимые наставления и вместе с сыном отправился на определённую ему позицию между лесом и деревней. Егерь пояснил, что в этот раз охота будет на бродячих собак, стая которых не только активно уничтожает диких животных, но и нападает на людей.
Прибыв вместе с сыном в установленное место, Владислав первым делом зарядил ружьё. Зная миролюбивый характер товарища, рядом с ними расположился егерь Костя – коренастый, будто вросший в землю мужчина лет шестидесяти с серыми, глубоко посаженными глазами и чуть вздёрнутым носом. Константин всегда возглавлял команду охотников, и его авторитет у товарищей был непререкаемым.
Загон начался прямо с дачных участков. Выбегавшие из-за сараев и заборов собаки одна за другой падали под выстрелами охотников. Из своего укрытия Герда смотрела на происходящее и до последнего ждала своего шанса. Затем она потихоньку поползла к самому крайнему деревенскому дому, надеясь найти спасение в лесу, но охотники заметили её и открыли прицельный огонь. Теперь собака была обречена. Взвизгнув, она подпрыгнула и бросилась на близко подобравшегося к ней врага. В последние секунды своей жизни она словно издалека услышала знакомый зов: «Герда! Герда!» Собрав последние силы, собака отчаянно бросилась на противника, но, сражённая пулей егеря, упала прямо к ногам перепуганного Эдика. Мальчик был настолько потрясён происходящим, что не мог ни закричать, ни даже сдвинуться с места. С немым ужасом он взглянул на отца, словно ожидая, что он, большой и сильный, сможет повернуть время вспять. Боясь посмотреть сыну в глаза, побледневший Владислав опустил голову. Он не знал, что сказать сыну. На земле между ними лежала Герда с прикушенным в последней судороге языком. Из её пасти текла горячая кровь, которая растапливала снег и растекалась по земле.
К отцу с сыном подошёл егерь. Он взглянул на них и сказал: «Ну, что вы? Собак, что ли, не видели?» От этих равнодушных, обыденных слов Эдик словно очнулся. Он тихо сказал отцу: «Папа, давай её возьмём с собой и похороним». Владислав благодарно взглянул на сына, затем коротко переговорил с егерем, и они, положив тело собаки в мешок, предназначенный для дичи, и погрузив мешок в багажник, поехали домой.
Перед их отъездом к Владиславу подошёл Константин. Егерь давно свыкся со своим ремеслом, но по жизни был человеком не злым и способным к сочувствию. Он молча постоял рядом с машиной, а потом задумчиво сказал, словно не обращаясь к Владиславу, а убеждая себя: «Только так они и могут выжить - самоорганизовавшись».
Домой отец и сын ехали молча. Не доезжая километра два до города, в лесу они вырыли яму и положили в неё Герду, подстелив мешок и накрыв тело старой телогрейкой. Владислав попросил сына ничего не рассказывать маме, пояснив: «Ей и так теперь нелегко».
Владислав завёз Эдика домой, а потом зашёл в ближайший магазин и купил бутылку водки, чего с ним давно не бывало. Этим поступком он удивил свою нынешнюю жену Валентину. Но, как все любящие женщины, она поняла настроение мужа. Когда, сидя за столом, Владислав, не жалея себя и не подбирая удобных слов, обо всём ей рассказал, ему стало немного легче. Но в голове у него всё крутились слова егеря: «самоорганизоваться, чтобы выжить».
Он думал об этом и ночью, и в последующие дни, но теперь применительно и к тому, что происходило вокруг. И однажды бессонной ночью сквозь мрак безысходности в его думы искрой пробилась мысль: чтобы противостоять злу, надо объединяться. Вот он – один единственный выход. Даже находясь в подвыпившем состоянии, что частенько бывало с ним в последнее время, Владислав испугался этой мысли. Он спешно одёрнул себя: «Надо же, до чего можно допиться». И заснул крепким сном.