По самому краешку
День, в общем то, был удачным. Мы возвращаемся домой с центральной площадки. Все дела сделаны, по накладным все товары получены. Наш старенький «утюг» (ЗиЛ-157) резво катит по разбитой степной дороге. В кузове погромыхивают листы железа, огромное колесо для КрАЗа, четверо бойцов орут какие то блатные песни, аккуратно держа на коленях новый телевизор. Окно в «Большой мир» для маленькой площадки «Юпитер», забытой Богом и командованием в огромной Казахской степи. В кабине трое. Я, молодой Санька-лейтенант и водитель – солдат первогодок. У меня как у старшего по званию ценный груз – двадцать лотков с яйцами для солдат. Сашка изредка острит по поводу такого количества яиц на коленях одного мужика. Я незлобно посылаю его в известное место. Грузовик потряхивает на ухабах и мелких выбоинах. Иногда колесо попадает в глубокую ямку и тогда наш «утюг» подпрыгивает, как норовистая лошадь. Тогда мы с лейтенантом бьёмся головой о крышу кабины, всё же низковата она у «утюга», а из кузова слышатся крики «Алё, гараж, не дрова везёшь!». После этих криков «дедов» водитель вжимает голову в плечи, скидывает скорость и начинает старательно объезжать колдобины, мотаясь от правого края дороги к левому и обратно. Иногда он едет по самому краю и тогда камешки с края дороги скатываются в свежее отрытый кювет. Глаза у него воспалены, руки в белых цыпках и шелушатся. Вид отрешённый и потерянный. Порой кажется, ещё чуть – чуть и он потеряет сознание. Не нравится мне его вид.
- Эй, боец, может тебя сменить? Ты как себя чувствуешь?
- Не, не тащ старший лейтенант. Всё нормально. Всё хорошо.
- Ну, гляди, кабы чего не вышло, - говорю я и опасливо смотрю на проплывающий совсем рядом метровый бок кювета.
И ведь, как накаркал. «Утюг» передними колёсами влетает в глубокую рытвину. Водитель запоздало резко рвёт руль вправо и давит на газ, видимо, перепутав с тормозом. Ускоряющийся ЗиЛ вначале передним, а затем и задним колесом сползает в кювет. Время останавливается. Как в замедленных съёмках я вижу как грузовик, практически ложится на правый борт. Я сижу прямо у двери и с ужасающей чёткостью вижу глинистые сухие комья земли прямо у себя перед лицом. По кабине, словно маленькие белые птички летают яйца, покинувшие свои гнёзда-лотки. Слева наваливается Сашка. Паническое сознание сразу же рисует картинку: в кабине перевёрнутого ЗиЛа три трупа со сломанными шеями и сплющенной крышей. В кузове ещё четыре, перерезанные железным листом и раздавленные колесом от КрАЗа. И всё же, хвала всевышнему и создателю «утюга». Он не переворачивается. По инерции выскакивает из кювета, упирается в колючий кустарник и останавливается. Мотор глохнет. Наступает полная тишина. Потом я осторожно открываю дверь и слышу надрывные матюки из кузова, в четыре горла. Слава Богу! Вроде пронесло.
- Все живы? – уточняю я.
- Все!
Я заношу ногу, чтобы выбраться из машины и судорожно хватаюсь за дверцу. В десяти сантиметрах от колеса, под самой ступенькой зияет чёрной дырой колодец. В диаметре около двух метров, неизвестно какой глубины и ничем не огороженный. Второй раз за сегодняшний день сознание услужливо рисует картинку шести молодых красивых трупов. Ещё бы чуть – чуть и …
Потом мы выпрыгиваем из машины. Смотрим с Сашкой друг на друга и начинаем истерически хохотать. С моего пальто и его кителя медленно стекают белки и желтки. Отсмеявшись, я снимаю фуражку.
- Ну, хоть фуражка то осталась чис… - осекаюсь я.
Прямо по центру желтеет зловредное яйцо.
Через полчаса мы уже разгружаемся. Любимая площадка встречает нас непривычной тишиной. Солдаты и офицеры сидят по вагончикам-казармам. Быстро переодевшись, я бегу к командиру с докладом. Но, майору Шабаеву не до меня. Нетерпеливо выслушав меня, махает рукой, мол, иди уже. Странно, за такое происшествие старший машины имеет обычно «бледный вид и макаронную походку». Озадаченный, я медленно бреду к Володе-стартовику. Может он что то прояснит. О-па, а это уже интересно. Перед самым бункером запуска, распластав руки-крылья и свернувшись в позе эмбриона лежит ракета. Вокруг неё темнеет пятно окислителя. В воздухе стоит знакомый резкий запах хлора. Некоторые лючки оторваны и лежат рядом. Всё ясно. Ракета сошла со стола, но по какой то причине не полетела по курсу, а развернулась и упала рядом с бункером запуска. Я внимательно рассматриваю ракету. Фигасе! Из одного лючка торчит гетеродин. Вся ракета уже лет тридцать не секретна, и только гетеродин, ответственный за радиочастоты более-менее секретный. Для стартовика, вроде меня снять гетеродин – дело одной секунды.
Я отворяю тяжёлую дверь бункера и вхожу в царство Володи. Потом напускаю на себя строгий вид, со стуком кладу гетеродин с цифрой «3» на крышке на стол и притворно грозно говорю:
- Ну, и кто тут разбрасывается государственными секретами?
Володя копошится в своих ящиках, что то упорно разыскивая. Потом медленно оборачивается ко мне и не сводя глаз с гетеродина спрашивает тихо:
- Ты где его взял?
Мне уже надоело изображать грозного начальника. Я весело и беззаботно роняю:
- Да тут, прямо перед твоим убежищем ракета лежит. А ты не в курсе?
Даже при искусственном свете видно как бледнеет капитан. Володя зол, он взбешен, он кричит во всю мощь:
- … мать! Ты дебил? Ты полный идиот! Там два килограмма тротила! Там пролилась окислюха! И никто не знает, когда прольётся горючка! А это – взрыв! Ты представляешь себе взрыв ПОЛНОЙ заправки ракеты!? Сейчас приедут сапёры обезвреживать и следователи. Ты представляешь себе, что ты натворил?
Володя уже не кричит. Он просто тоскливо смотрит на меня, и крутит в руках злополучный гетеродин. А я представляю себе, как мой добрый ангел отправляет в нокаут злого беса.
Свидетельство о публикации №219052600034