Талисман Цезаря. Глава 11. Вестница богов

Когда Корнелия сообщила, что ждет ребенка, Юлий почувствовал себя самым счастливым человеком на свете. Молодые супруги надеялись на чудо, но чуда не произошло. Ребенок родился маленьким и хилым. Роды принимала Коссуция, которую позвала Аврелия.

— Природу нельзя обманывать, — сказала весталка. — Благодари богов, что они послали тебе такую сильную жену. Это ее кровь спасла малышку. Будь Корнелия чуть послабее, и даже это создание не увидело бы свет.

Новорожденная девочка, крошечная, бледная, беспомощная лежала в колыбельке. Вместо крика с ее губ слетал еле слышный писк. Слезы затуманили глаза Юлия, чтобы не беспокоить супругу, он вышел из комнаты. И здесь, оказавшись за дверью спальни жены, молодой человек разрыдался.

Коссуция подошла к нему.

— Не переживай, господин, — сказала весталка, — люби свою дочь и все будет хорошо. Оберегай ее, балуй. Крепким здоровьем девочку не одарили боги, но щедро наделили ее красотой.

Юлий вытер слезы.

— Я назову дочку Юлией, — проговорил он. — Пусть духи славного рода Юлиев хранят мое дитя. Венера, богиня красоты, родоначальница нашей семьи, я посвящу ей свою дочь.

Девочка медленно поправлялась, однако, несмотря на физическую хрупкость, Юлия отличалась живостью и выдающейся красотой. У нее были большие черные, как у матери, глаза, черные вьющиеся волосы, изящное тело. И мать, и отец, и Аврелия души не чаяли в девочке. Ощущение счастья, впервые после того рокового дня, когда его разлучили с возлюбленной, коснулось Гая Юлия Цезаря. Он приободрился, появился вкус и интерес к жизни, Юлий стал подумывать о карьере. В один из дней раб доложил Юлию, что его желает видеть один молодой человек, который назвал себя Цицерон. Что-то знакомое показалось Юлию в этом имени. Заинтригованный, он велел проводить к себе посетителя. Вошедший оказался тем самым оратором, которого Юлий видел в день своего возвращения в Рим. Впоследствии Юлий Цезарь еще несколько раз встречал Цицерона возле разных храмов, где тот произносил речи в защиту бывших сторонников Суллы. Юлий ощутил досаду, но не подал вида.

— Приветствую тебя, благородный Гай Юлий Цезарь, — церемонно склонился уже поднаторевший в светском этикете вития.

— И я счастлив видеть тебя, прославленный ритор, — кивнул Юлий. — Что привело тебя в мой дом?

— Я от господ Габиния и Долабеллы, — проговорил Цицерон, не скрывая своей радости. — Они вызывают тебя в суд, чтобы прояснить некоторые вопросы.

— Что? — опешил Юлий. — Какие еще вопросы? Какой суд?

— Наконец-то справедливость восторжествовала, и мы, друзья великого Суллы, можем и должны обелить бессмертное имя мудрейшего правителя, которое было подло облито грязью его коварными подлыми недругами.

Юлий не верил в происходящее, манера говорить и поведение посетителя казались ему каким-то безумием.

— Сулла был подлецом, лицемером и тираном! — воскликнул Юлий. — А ты паршивый наймит его прихвостней! Но, впрочем, меня это не касается. Сулла мертв, а его друзей я не знаю.

— Зато они тебя знают и потому вызывают в суд. Всем известно, что ты был врагом покойного диктатора и даже организовал на него покушение.

— Это ложь, которую придумал он, чтобы завладеть моей женой!

— Это так и не было доказано. Великий Сулла, оберегая твою семью и славный род Юлиев от позора, не казнил тебя, но милостиво позволил покинуть Рим. Теперь истинные друзья покойного хотят, чтобы справедливость восторжествовала, и открывают следствие по факту твоего покушения. Все настоящие сыны Рима хотят, чтобы виновные понесли заслуженное наказание. А вот и повестка тебе, господин, явится завтра в суд. В случае отказа, тебя доставят в зал суда под конвоем, — с противной ухмылкой Цицерон вручил Юлию повестку.

В одну ночь Юлий написал обвинительную речь, в которой обличал и разоблачал деятельность покойного диктатора. Описал его взятничество, притеснение свобод, унижение потомков древней аристократии. Его речь имела успех, но Цицерон, выступавший как представитель старой власти, не уступал в искусстве Цезарю. Цицерон красочно описывал пороки старинных династий, одним из представителей которых и являлся Цезарь; витиевато, но убедительно доказывал их неблагонадежность, говорил о том, что древние всаднические роды хотят узурпировать власть, выбранную народом Рима. И вновь прозвучали обвинения Юлия в сумасшествии, в его службе старинной аристократии, по воле которых он и совершил нападение на диктатора. Цицерон договорился до того, что Юлий состоит в заговоре против некоторых сенаторов. Юлий не уступал. Цезарь был один, а за Цицероном стояли преступные члена сената. Юлий понимал, что хоть симпатии большинства и на его стороне, но он проигрывает сражение. Большинство могло помочь лишь сочувствием, у меньшинства были деньги.

— Тебе нужно уехать, — сказала Аврелия, — иначе тебя заключат в тюрьму и даже весталки не смогут помочь.

— Уехать, но куда? — вздохнул Юлий. — Мудрый Никомед скончался. И как оставить Корнелию, малышку и тебя?

— Я думаю, что тебе лучше всего отправиться на Родос. — сказала Аврелия. — Это не так далеко, чтобы всегда вернуться домой, но и не так близко для господ-сенаторов. На Родосе находится школа ораторского мастерства, кстати, Цицерон ее тоже окончил. Тебе не помешало бы там поучиться. Таким образом, ты проведешь свое изгнание с большой пользой.

Юлий, заинтересованный предложением матери, размышлял.

— Я уже говорила с Корнелией, и она не против отпустить тебя, — продолжила Аврелия. — Что же касается маленькой Юлии, то с детьми должны нянчиться женщины. Наш дом под защитой храма Весты, а ненависть сенаторов распространяется только на тебя, поэтому, как видишь, нам ничего не грозит, и ты можешь спокойно отправляться в путешествие.

Юлий все еще колебался. Из-за шторы, отделявшей одну комнату от другой, вышла Корнелия, она держала девочку на руках. Молодая женщина смущенно опустила голову.

— Я все слышала, мой господин, — проговорила она. — Аврелия права, ты должен ехать. Иначе ты здесь или лишишься здоровья в битвах с сенатом, или — жизни, если они все-таки одержат верх.

Юлий размышлял, потом кивнул.

— Да, — сказал он, — и ты, моя матушка, и ты, моя супруга, вы обе правы, мне действительно лучше на время скрыться. Как мне ненавистен этот мерзавец Сулла, который даже из могилы преследует меня!

— Все будет хорошо, — ласково проговорила Корнелия, — верь и надейся.

Юлий уже собирался ложиться спать, когда слуга доложил, что к нему посланник.

— Если это опять проклятый Цицерон, — воскликнул Юлий, — то я приказываю тебе избить его палкой и с позором выставить вон!

— Ты ошибаешься, господин, — поклонился слуга, — этот гонец не Цицерон, он не называет себя, и лицо прячет в плаще, но мне показалось, что этот вестник — женщина.

Слуга потупился, пряча улыбку, но Юлий не заметил этой вольности раба.

— Женщина? — удивился Юлий Цезарь. — Тогда немедленно веди ее сюда! Не хватало, чтобы она в такой холодный вечер стояла там, на ветру.

Раб ушел, но через пять минут вернулся.

— Она отказывается подниматься, — сказал слуга, — говорит, что ты должен выйти к ней. У нее послание из храма Весты.

Юлий стремительно бросился вниз. Во дворе уже было темно, к счастью, молодой человек захватил из дома факел. Он выбежал на крыльцо; к колонне, прячась от порывистого холодного ветра, а, может, и от любопытных глаз, жалась какая-то фигура в длинном черном плаще. Юлий подошел к ней.

— Я — тот, к кому ты пришла, — проговорил он. — Кто ты? И что за послание у тебя? — Юлий поднял факел.

Лишь на миг посланник отодвинул руку, которой придерживал плащ, прикрывая лицо. Юлий чуть не вскрикнул от удивления и радости. Перед ним была Коссуция. Он хотел провести весталку в дом.

— Да, это я, — быстро проговорила девушка, вновь закрывая лицо. — Но мне нельзя с тобой, отойдем в сторону. Погаси факел, — Коссуция скользнула в тень.

Юлий загасил факел и, трепеща от волнения, последовал за бывшей невестой.

— Ты пришла, моя Коссуция, — восторженно прошептал Юлий. — Я верил, что это случится однажды. Неужели боги все же услышали мои молитвы?

— Молчи и слушай, — тихо сказала Коссуция. — Мое сообщение столь важно, что я, рискуя жизнью, осмелилась покинуть храм и придти к тебе, к мужчине. Я следила за твоими звездами и узнала, что ты затеваешь поездку. Откажись от нее, это путешествие искалечит всю твою жизнь, и, если выживешь, то всегда будешь страдать и душой, и телом!

— Я не могу оставаться, любимая, — с тоской проговорил Юлий, — само мое присутствие в Риме ставит под угрозу всех тех, кто мне дорог, включая и тебя.

— Нет, тебе надо остаться, Веста найдет способ защитить тебя и твою семью.

— Я не знаю Весты, я никогда не встречал этой богини, — с жаром зашептал Юлий, прижимая к себе дрожащую от холода или волнения весталку. Коссуция не вырывалась. — Для меня Веста –это ты. — возбужденно говорил Юлий. — И я рискую тобой. В сенате уже поползли слухи, что кто-то из весталок покровительствует мне. Они думают на Руфию, но Руфия слишком высока для них. Другое дело ты. В любой момент эти шакалы узнают нашу историю и обнаружат тебя. Они не пощадят твоей юности и красоты. Нам надо бежать вместе. Я оставлю свою семью, а ты — свой храм, и мы начнем нашу жизнь, жизнь, которую от нас жестоко отняли!

Внезапно весталка оттолкнула Юлия. Молодой человек не видел в темноте выражения ее лица, но почувствовал, что перед ним вновь холодная недоступная служительница богини.

— Я все сказала, — сурово проговорила Коссуция. — Ты идешь к своей гибели. Прощай же, и да хранит тебя Веста.

Коссуция повернулась и стремительно, словно нимфа или вестник богов, скрылась в ночи. С тяжелым сердцем и смятенным умом вернулся Юлий в дом.