В сердце всегда была тревога.. дети войны
Большой Токмак бомбили мало, но в небе постоянно шли воздушные бои. Все мы были в тревоге, которая не покидала нас ни днём, ни ночью. Когда немцы вошли в наш городок, то сразу стали разорять дома, грабить, угонять людей в немецкое рабство. Фашисты ловили во дворах скот и птицу. Заставляли нас, детей, помогать им, но мы наоборот старались украдкой мешать им.
Ходили зловещие слухи о расстрелянных людях, которые прятались от немецкого рабства. Люди прятались в степи, в садах и посадках.
Особенно злобствовали фашисты во время отступления: поджигали дома. Не имея возможности угнать скот, убивали коров и лошадей, и даже домашнюю птицу. Мы, дети, горько плакали от жалости, глядя на это злодейство…
Как-то в один из вечеров бабушка отправила меня в огород за овощами, я проходила мимо небольшого стога сена и вдруг услышала голос, который меня звал: «Девочка, принеси попить воды. Только никому не рассказывай, что я прячусь здесь»…
Оказалось, что в стожке прятался разведчик-красноармеец. Я сразу узнала знакомую форму, слегка просвечивающуюся сквозь сено, и поспешила домой. Только бабушке доверила эту тайну. Я отнесла разведчику воду. Рано утром бабушка напекла лепешек из лебеды и отрубей, и я понесла их красноармейцу, но его уже не было в том месте, где он прятался.
Улицы опустели, не было слышно людских голосов, словно всем вымерли… Но мы верили в победу и ждали её. Когда наши войска стали успешно развивать наступление и освободили Большой Токмак, то в нём развернули полевой госпиталь. Я стала ходить помогать туда каждый день, как взрослые - на работу, хотя мне было всего 10 лет.
Медицинских сестёр не хватало. Начальник госпиталя собрал подростков, помогавших медперсоналу, и попросил пройти по посадкам и посмотреть – не остались ли после боёв там ещё раненые красноармейцы. Нас для маскировки замотали в армейские плащ-палатки, и выдали небольшие самодельные деревянные «каталки». Мы осторожно пошли в посадки. Неожиданно я услышала стон, это был раненый красноармеец. Он был в сознании, но двигаться не мог. С большим трудом удалось его посадить на «каталку». Я потащила его в госпиталь, он помогал мне, как мог, упираясь в землю ногами, хотя был очень слаб…
В госпитале я стирала бинты в кадушках, сушила их на кустиках, подносила раненым воду, мыла полы. До сих пор помню благодарные лица красноармейцев и ощущение необычной жизненной силы, исходящей от них. Едва оправившись от тяжёлых ранений, они рвались снова на фронт.
Вместе с другими детьми я работала также и на колхозных полях: собирали колоски, картофель, огурцы. Трудно описать чувства, возникавшие у меня при виде окопов, куч гильз и осколков снарядов, валявшихся тут и там в зеленой траве. Вся эта земля была полита кровью красноармейцев.
В школу удалось пойти только в 1945 году.
Свидетельство о публикации №219052600998