Гралия Часть 1 Глава 14

Глава 14. Возвращение
День прошел – и слава Богу!
Ближе к Богу мы на день,
По проторенной дороге
Побредем в слепую тень.
Там, за гранью мироздания,
Ждет нас ужас иль покой.
Береги свое сознанье,
И живи, пока живой.

Фенни сидела в небольшой комнатке в одной из многочисленных башен дворца великого гарла. Внутри помещения все было предельно аскетично – небольшой круглой формы столик, стул на тонких ножках и кушетка, стоящая возле маленького колодца-окна. Комната располагалась под самой крышей, и обзор из нее был плохим. Но не это сейчас интересовало Фенни. Ей хотелось скрыться от всех людей.
«Люди – безумные создания. Нельзя доверять им, нельзя слушать их, нельзя жить рядом с ними. Можно только бороться с ними и противостоять им».
«Так кто же тогда друзья?» Теперь ими стали книги. История, написанная однажды, никогда не станет иной, не изменит ни себе, ни другим. Она вечно будет грустной, ироничной, пугающей или радующей. Пусть в ней говорится о людях, но они другие, настоящие.
За прошедшие со смерти Тимера дни Фенедроппа сильно сдала. Она почти ничего не ела и потому осунулась, не уделяла внимания внешнему виду, что тут же прибавило ей лет. Фенни даже не причесывалась с утра, а лишь собирала волосы в хвост, который к обеду, растрепавшись, придавал ей еще более неряшливый вид. Она стала избегать зеркал, которые еще совсем недавно были так милы ее сердцу, часть из них Фенни приказала завесить.
Жизнь как-то разом потеряла для нее смысл. Не было желания что-либо делать, куда-либо стремиться. Время не то что остановилось, но потеряло важность для нее. «Поскорее бы умереть», – с этой мыслью Фенни просыпалась, шла в свою комнату в башне, проводила там день и, возвращаясь, засыпала в своей спальне.
Вот так, за перечитыванием строк очередного рассказа, она встретила очередной день недавно пришедшей зимы, правда, еще не принесшей похолодание в Гралию, но сильно остудившей душу прекрасной Фенедроппы Фернетет.
В дверь постучали. Фенни и не подумала как-то реагировать на это. Спустя некоторое время постучали снова. Она оставалась безучастной. Тогда дверь тихонько подалась внутрь, открылся небольшой проем, в который вполз, словно сонный зимний уж, О'Сир. Фенни понимала, что в комнате появился посторонний, но не реагировала на его приход.
О'Сир пересек комнату и присел на кушетку прямо напротив Фенни. Он сидел и молчал. Старик выглядел уставшим, но в его глазах уверенно горела искра жизни, чего нельзя было сказать о Фенедроппе.
– Фенни, – прогремел в тишине голос старика, – поговори со мной.
Фенедроппа ничего не ответила.
– Так не должно продолжаться. Нельзя запирать боль внутри себя. Отдай ее мне. Раскрой свою душу. Ты же знаешь, как я люблю тебя. Ты мне словно дочка, которой у меня никогда не было и уже не будет. Не майся.
– Поделиться болью? – голос Фенни прозвучал безжизненно, сухо, как шуршание под ногами прошлогодней листвы. – Поделиться можно радостью, мечтами, заботами, даже проблемами, но не болью. Боль – это то, что человек переживает всегда в одиночку.
Ключник вытер лоб своим любимым зеленым платком, который с годами стал из ярко-изумрудного блеклым, выцветшим, но не менее дорогим для старика, ведь это был подарок, данный ему его госпожой, когда только начиналось восхождение молодой Фернетет.
– Знаешь, насколько хорошие сейчас стоят деньки? – в полный голос произнес ключник. – Я так хорошо помню первую нашу зиму, когда ты и я прибыли в Гралию. Помню, как ты удивлялась тому, что никак не выпадет снег, а идут бесконечные дожди, хотя уже наступила третья неделя зимы. Помню, как ты промокла на охоте, сопровождая мужа, и заболела, а я тебя отпаивал, всю столицу на уши поставил, только бы вылечить тебя. А ты все никак не хотела поправляться. Помню то, как ты привыкала к местной кухне. Все не могла взять в толк, зачем во время еды пользоваться таким количеством столовых приборов, ведь у нас, в Замнитуре, обходились только ложкой и руками. Помню, как ты радовалась, когда появился Алеан. Ты была самой счастливой матерью на свете. Вместе с тобой я ощущал гордость за то, кем ты стала, что ты значишь для великой страны. Помню, как тяжело тебе было пережить смерть мужа и как отважно ты приняла на себя груз правления при малолетнем сыне, справившись со своей слабостью и показав всем, что ты сильная. Только ты со своей несгибаемой волей и прекрасным, божественно прекрасным лицом, смогла повелевать, требовать беспрекословного выполнения своих приказов. Ты сберегла власть для Алеана, отказав сотням поклонников, стремившихся завоевать твое сердце. Мне никогда не забыть, как смело ты отреклась от своего правления в пользу сына, когда настал черед, и как помогала ему, как переживала за него. Что же случилось с тобой, моя несравненная, прекрасная Фенни? Что же сейчас в твоем сердце?
Фенедроппа, часто заморгав, вдруг поняла, что плачет. Она не кричала, не билась в истерике, нет. Просто из ее глаз лились слезы, у нее не оставалось сил остановить их.
Ключник тяжело поднялся с кушетки и подошел к Фенни. Он обнял ее. Нос Фенедроппы уткнулся в грудь старика, а слезы стали быстро впитываться грубоватой тканью его рубахи.
– Поплачь, поплачь, – приговаривал О'Сир, поглаживая ее по голове, – тебе это сейчас нужно. Поделись со мной своей бедой.
Фенни начала всхлипывать и уже скоро немые слезы перешли в истерику. Она обняла старика и, прижавшись к нему, рыдала навзрыд. Спустя некоторое время, когда истерика немного утихла, О'Сир помог ей встать и дойти до кушетки, где она легла. Сам же он, встав в изголовье, начал гладить Фенни по голове. Вскоре она уснула, забывшись тревожным сном, под напеваемую О'Сиром колыбельную, знакомую с детских лет:
Баю-бай, баю-бай, спи, мой ангел, засыпай.
День прошел, конец пути, грезы ночи впереди.
Пес улегся в конуре, спит лиса в своей норе.
Птица в гнездах, рыба в тине, всяк уляжется в перине.
Баю-бай, баю-бай, спи, мой ангел, засыпай.
День прошел, конец пути, грезы ночи впереди.
Дождик тоже утомился, дождик в реку опустился,
Чтобы завтра на заре к нам с туманом возвратился.
Баю-бай, баю-бай, спи, мой ангел, засыпай.
День прошел, конец пути, грезы ночи впереди.
Дрема руки протянул, в губки сладкий хмель мокнул.
В ушки песня залилась, снов история сплелась.
Баю-бай, баю-бай, спи, мой ангел, засыпай.
День прошел, конец пути, грезы ночи впереди.
В мире грез ты полетишь к звездам, с ними пошалишь.
Только не забудь потом вновь вернуться в отчий дом.
Когда Фенни открыла глаза, колыбельная уже не звучала. Старик все также сидел в комнате в изголовье ее кушетки. Он дремал, что-то бормоча сквозь сон, возможно, продолжая напевать свою бесконечную колыбельную.
Фернетет села и осмотрелась по сторонам. Ничего в комнате не изменилось, но поменялось что-то внутри нее. Она стала другой. Ей стало противно находиться в этой маленькой каморке, полной пыли и уныния. Фенни почувствовала, какой на ней сейчас слой грязи, насколько сальными стали ее волосы, ей захотелось немедленно их вымыть. Ногти походили на когти ведьмы.
Старик неожиданно очнулся ото сна и, протерев глаза, внимательно посмотрел на Фенедроппу.
– Ну, что разглядываешь? Пугало, я сама это прекрасно знаю и без твоих слов.
Старик улыбнулся в бороду, довольный изменившемуся настрою госпожи.
– Вашей аудиенции дожидается Итель, посланница Башни Драхмаала, – сообщил ключник. – Уже давно дожидается.
– А что, с ней не мог встретиться ты или Алеан, что за срочные дела у нее ко мне?
– Мы оба имели удовольствие разговаривать с посланницей, но ничего дельного лично я от нее не услышал. Что-то о знамениях, предсказаниях, предназначениях и посланиях, о которых она должна рассказать именно вам.
Услышав последние слова, Фенни непроизвольно вздрогнула. У нее еще были очень свежи воспоминания о встрече с посланниками из Замнитура, которые привезли смертельное послание от ее сестры. Если бы не Варфор, то не было бы ее сейчас в этой комнате. Всех замнитурцев перебили, ни один не позволил захватить себя в плен. Те из них кто был ранен, видя, что бой проигран, покончили жизнь самоубийством. Правда, с собой они захватили добрых три десятка гральцев, не считая тех, кого они ранили. Самой неприятной для Фернетет потерей был племянник. Обыск судна не дал никаких положительных результатов. В общем, загадки оставались загадками. В предательство сестры Фенедроппа отказывалась верить даже сейчас, спустя дни после бойни.
Алеан, которому немедленно сообщили о происшедшем, примчался за ней из столицы лично. Сын резко прекратил все празднования Дня Урожая, призвал военные резервы порта Клиол и потребовал того же от Т'Бола и островного Фаноратона восточных гарлионов Гралии, а также от Саури и Грилота, его западных подданных. Гарлиону О'Леосс, что находится дальше всех от столицы, на восточной оконечности хребтов Твалирона, на границе с королевством Замнитур, было предписано готовиться к осаде. Только южный гарлион Дебус не был вовлечен в приготовления к обороне, а пока лишь уведомлен о происшедшем. Потом гарл послал корабль с послами, чтобы выяснить, как следует расценивать совершенное покушение, ведь официальной войны объявлено не было, а в условиях отсутствия регулярных сил и возникшего восстания у стен столицы было опрометчивым поступком объявлять войну первым. После чего Фенедроппа с сыном и утроившимся военным сопровождением отправились в столицу. Именно в дороге Фернетет, наконец, осознала всю горькую правду случившегося.
– Опять посланники? С меня хватит этих покушений.
– Думаю, ей можно доверять. Приведите себя в порядок, внизу вас ждут ванна и рабы. И не беспокойтесь, вас будут охранять так, как никого и никогда до этого дня.
Фенедроппа, обычно не склонная доверять на слово, сейчас к своему удивлению быстро сдалась.
Время на приведение себя в порядок прошло очень быстро, как и все хорошее в нашей жизни. Люди-тени постарались на славу. Она вновь обрела былой лоск. Голодание пошло ей даже на пользу. Платье теперь подчеркивало ее достоинства, а не скрывало недостатки. Фенни вновь оказалась у зеркала и была даже рада видеть свое отражение.
Все время, пока Фенедроппа проходила процедуру омоложения, ее у дверей в башню ждали верные «псы», и когда она вышла им навстречу, их новый командир Олорил, заменявший еще не вернувшегося из похода Т'Арка, как и положено по этикету, взял ее под руку, а остальные окружили их, создав живое кольцо. Олорил был приятным крепким рослым мужчиной с аккуратной окладистой бородкой. Одно его присутствие успокаивало Фенни. Вообще особая защита, та, что была предоставлена ей сейчас, полагалась только великому гарлу или зерту армии. Ключник не обманул. Он подготовил все более чем хорошо, и все же самое впечатляющее еще ожидало ее впереди.
Встреча была организована в тронном зале гарла, который мог использоваться только самим правителем в случае, если он находился в столице. Но и тут ключник пренебрег устоями. Зал был заполнен «золотыми псами», которые стояли рядами вдоль центрального прохода. Их командиры обступили трон и трибуну, стоящую перед ним, на середине пути прямо на ступенях. Именно за ней должен был находиться и говорить гость великого гарла.
Ключник тоже присутствовал в зале. Он, как и положено, сидел на невысоком табурете, стоящем сбоку от трона. Старик к этому времени тоже успел навести внешний лоск. Он переоделся в соответствующую случаю официальную одежду.
Подойдя к ступенькам, ведущим на пьедестал, Фернетет вздохнула и начала подъем. Все-таки за пару часов было сложно восстановить силы, и это она очень хорошо ощущала сейчас. Если бы не поддержка ее «кавалера», неизвестно, смогла бы она подняться или нет. Окончив свое восхождение, Фенедроппа немного запыхалась. Ее голова кружилась, но, несмотря на это, она не преминула отметить старания ключника.
– Не ожидала, – прерывисто произнесла она, обращаясь к О'Сиру, – по-моему, это даже перебор.
Ключник только закивал головой в ответ.
Тем временем «псы» из живого кольца, что сопровождали Фенни к трону, рассредоточились по залу и через гостевой вход в помещение вошел слуга врат. Он объявил:
– Итель, посланница Башни Драхмаала.
– Пусть войдет!
Слуга врат ушел, и спустя мгновение в зале появилась она.
Итель грациозной походкой вошла в тронный зал и, проследовав сквозь ряды «золотых псов», оказалась за трибуной. Она была обворожительной женщиной без возраста. Одежда ее была походной, что не совсем соответствовало моменту.
– Моя госпожа, я явилась к вам, чтобы предупредить о великой опасности и враге, что скоро придет в столицу.
Фенедроппа не сдержалась.
– Не будьте столь пессимистичны, посланница. Я знаю, что дела плохи, но это не значит, что мы уже проиграли. Королевство далеко, до нас им еще плыть и плыть, идти и идти. А разбойников скоро усмирят, в столицу возвращается Вилар Леосс, да и силы подвластных нам гарлионов в ближайшее время закончат сборы и выступят к нам на помощь.
– Слепой да прозреет. Ваш главный враг не Замнитур или мятежники, а тот, кто их усмирит.
Фенедроппа смутилась и, не скрывая своего раздражения, спросила:
– О чем вы говорите? Будьте добры, изъяснитесь...
– Скажу проще! – продолжая улыбаться, ответила Итель. – Если Теберон Керий, что скоро возглавит армию Гралии, будет жить, то вы и ваш сын умрете, а вся Гралия утонет в крови, захлебнется. Так говорят боги!
Фернетет вопросительно посмотрела на Итель, а потом на ключника. О'Сир тоже был удивлен.
– О чем это вы говорите? Кто такой Теберон Керий? Армию Гралии возглавляет Вилар Леосс, и никто его не собирается снимать со своего поста. Он ведет войско к столице, чтобы навести порядок в окрестностях гарлиона. Их поход в западную пустыню был с самого начала, как мне думается, пустой затеей. Скаргартов не нашли, видно, нам на счастье, вымерли проклятые бестии, теперь нашим людям пришло время вернуться домой.
– Пока все так, как вы говорите, но скоро многое изменится.
– Откуда вам это известно? Никто не знает наверняка, что случится завтра!
– Никто, вы правы! Никто, кроме служителей богов. Никто, кроме Совета избранных Башни Драхмаала, ведь только они говорят с богами.
Довод Итель не до конца убедил Фенни.
– Возможно, вы и правы. Есть вещи, которые вне границ понимания и знания обычного непосвященного человека. И если вы правы, тогда стоит разобраться, кто такой этот ваш Теберон Керий.
– Это тот, кто просто отказывается умирать!