В реанимацию из-за любви. История первая

Ранняя весна. За окном веселятся птички, и тает снег. Вечер прям для свидания, но я на работе.

Вызывают в приемный покой. Прихожу, сидит перепуганная пожилая пара, трогательно держатся за руки. И один другого по руке гладит. И видно, что они вместе давным – давно и любят друг друга.

— Не переживай, все обойдется, – утешает он ее.

Она молча хлюпает носом, сморкается в скомканный платок.

— Где пациент?

Мне кивают на противошоковую. Захожу. На каталке сидит девушка лет 25 – бледная, худенькая, аж светится, а волосы… Это не волосы, это мечта – рыжие, крупными волнами, прямо, как у Афродиты из пены.

Повреждений на ней нет.

— Что с вами?

— Дышать не могу.

— А болит где-нибудь?

Она слабо развела бледными руками, и они повисли как две веревки. Вены надулись сквозь белую кожу. Я вышла.

— Вы меня чего позвали? – зло спрашиваю у терапевта.

— У нее сатурации 86-88%, – отвечает, так же, зло, терапевт.

(Сатурация – процент насыщения гемоглобина кислородом. Норма 98 - 100%, при 80% – человек труп).

— Вызовите дурку, – говорю.

— Не буйная – дурка не возьмет.

— А я с чем возьму?

— Не знаю, – ответила терапевт, – может миастения, а?

Ладно, думаю, в нашей специальности лучше перебздеть, чем недобздеть.

Вышла, поговорила с родителями, они рассказали, что все было, как обычно. Вечером вдруг стала задыхаться, побледнела, не могла ходить, вызвали скорую.

Переложили Афродиту на каталку, привезли в реанимацию. В отделении реанимации лежат голыми. И нет разделения на мужчин и женщин. На одного при памяти лежат три без памяти. И обычно, даже пациенты с инфарктом – сильнейшей болью в сердце, бухтят и не хотят раздеваться. А эта, совершенно безразлично, раздевается и ложится на кровать.

Смотрю сатурация 94%. На всякий случай, ставлю кислород в нос (две тонкие трубочки через которые пациенту поступает кислород), ставим катетер в вену, набираем все анализы.

Прихожу через двое суток на работу. Принимаю смену, она лежит. Руки поверх одеяла, бледная, лицо совершенно безразличное, в носу канюли с кислородом. По смене передают сатурация периодически падает до 80, ест плохо. По анализам норма. По всем.

День идет, как идет. И тут поступает к нам пациент после нескольких недель запоя - в психозе. Его, минуя приемный покой, сразу завезли в палату реанимации. Голый, со спутанной бородой дядька, слегка за 50, дерется, брыкается и материться на каталке. Я смотрю, он еще и с дошираком в бороде. Переложили на кровать. По науке, это называется, фиксация пациента. В жизни это выглядит так – за руки, за ноги привязывают специальными, очень мягкими, но крепкими веревками. Кожу запястий они не стирают и очень крепко держат. Потом ставят мочевой катетер, потому как, при отравлении алкоголем необходимо точно считать количество мочи. Алкоголь убивает почки. Потом медсестра ставит катетер в вену. Обязательно присоединяют монитор – датчики, которые показывают работу сердца и сатурацию. Помогал мне и медсестре, ее зовут Мила, наш Василий Василич – здоровенный мужик и врач от Бога.

Обсудили мы с ним лечение. Пошли в дежурку, чайку попить. Медсестра обязательно находиться в палате.

— Бди Мила, – говорю.

Через минут пять, Мила кричит, что наш алкаш не дышит. Остановка дыхания - это бывает. Бегу, начинаю интубировать.

Чувствую, что-то не так, кричу Миле:

— Зови Вас Васыча.

Когда Вас Васыч прибежал, я пациента уже заинтубировала, к аппарату ИВЛ подсоединила.

— Проверьте, – говорю.

Вас Васыч взял фонедоскоп, послушал, как проводится дыхание.

— Нормально, – говорит, – но справа слабее. Пневмония, наверное, будет.

Все это происходит не больше, чем за две–три минуты.

Поворачиваюсь, смотрю на нашу девушку миастеничную. Она глаза закатила, вообще не дышит. Сатурация 85%.

— Не будешь дышать – я тебе сам такую трубку запихаю, – рассердился Вас Васыч.

И она, от испуга, вдохнула глубоко – глубоко и ровно задышала.

Потом пришли ее родители. Совсем пожилые, испуганные. Мама опять плачет, папа ее утешает.

— Она у нас одна–единственная, поздняя, такая девочка хорошая. Что с ней?

— Вы не переживайте, все хорошо будет, – утешила я маму.

А что сказать, когда ничего не ясно.

Но интерес, честно говоря, зудил – что с девкой? Правда ведь хорошая!

Ночью у нее все было нормально. Я посмотрела на истории, зовут Мария, и подошла к ней.

— Маша что с тобой, там мама с папой убиваются, а ты тут?

Она посмотрела на меня и говорит:

— Он, меня бросил.

— С этого места подробней,-говорю.

— Понимаете, папа устроил меня на комбинат (у нас в городе комбинат по переработке нефти). Там я познакомилась с ним. Он стал моим, ну ...

— Понимаю, – говорю, – невинности лишил.

— А три дня назад, позвонила моя подруга и сказала, что он уехал на Бали с дочерью главного инженера. Мне стало так плохо, я подумала, что умру. Из меня, будто, выпустили все силы.

Я глаза вытаращила. Она продолжает.

— Он обещал развестись, говорил, что любит. А потом сказал, что я неухоженная чума. Понимаете? Вы мою маму видели? Кто меня научит?

И вдруг заплакала. Горько и отчаянно. Я первый раз видела такие огромные слезы.

— Это поправимо. Красавицами не рождаются, – отрезала я.

— А еще, представляете, мне коллеги сказали, что он еще поспорил, что “трахнет эту еврейку”.

— Ну, дураков –то, много. А сволочей – коллег, тем паче.

Тут вмешалась наша Милка. Колоритная особа – лишних – примерно десять килограмм, на голове бардак, при этом обаяния, остроумия и легкости столько, что любая красавица рядом с ней будет ничтожеством.

— Больше всех повезло жене – у нее свобода и огромные алименты. Вас, красиво лишили невинности, красиво ведь?

— Да, – закивала Маша.

— Любовница в самом плачевном положении. Ей предстоит узнать – какой он козел. А Вы девушка, что, неграмотная?

— Почему? – не только Маша, но и я, удивились вопросу.

— Что удивляетесь? Возьмите журнал для баб, почитайте – там все написано.

Я заулыбалась.

— Какой журнал? – спросила Маша.

— Любой. "Космополитен" – лучше всего. Там все – и уход и секс.

— Папа говорит, там только разврат, – растерянно сказала Маша.

- Да, куда нам без разврата, – заключила Милка, – и вообще – с ним хорошо было?

— Да, очень, – повторила Маша.

— Вот и радуйтесь. Первый раз у многих такая лажа – жуть. А у Вас, как в сказке. Хотя при.. Вы про Клеопатру слыхали?

— Да. Это царица Египта.

— А про депиляцию? Вы посмотрите на свои ноги и выше.

Маша удивилась. Ей, видимо правда, никто не говорил ничего подобного. Хорошая девочка.

Маша задумалась, попросила чай, потом уснула.

Разговор шел ночью под равномерные вдохи и выдохи аппарата ИВЛ. Мужчина после запоя постепенно приходил в себя.

На следующее утро Маша попросила, чтоб ее выписали. Сама встала и ушла в отделение.

Я про нее забыла.

В конце лета, в огромном супермаркете, со мной поздоровалась обалденной красоты девица. Высокая, рыжая, белозубая. Темно-синее платье в мелкий белый цветочек струилось по загорелым гладким ногам.

— Вы меня не помните? – она ослепила меня улыбкой.

— Нет, – отвечаю.

— Я Маша, миастения.

— Маша?!

— Да. Спасибо Вам. Спасибо.

К нам подошел высокий парень. Не красавец. Мужик.

— Это Семен. Спасибо еще раз. За все.

На парковке меня окликнул Семен. Протянул пакет. В пакете был дорогущий коньяк, дорогущий чай и огромная упаковка "Рафаэлло".

Мне было приятно.