de omnibus dubitandum 22. 5

ЧАСТЬ ДВАДЦАТЬ ВТОРАЯ (1635-1637)

Глава 22.5. ГДЕ ИСКАТЬ СОЮЗНИКОВ…

    У наших днепровских казаков, по их инстинктам, было больше общего с тартарами, нежели с какою-либо частью польско-руского населения Малороссии.
Мы видели, что польские короли поступали с казаками так, как поступали древние руские князья с дикими обитателями пустынь, лежавших за рекой Росью с правой стороны Днепра и за рекой Сулой с левой; именно: привлекали их себе на службу, как и других иноплеменных ордынцев.

    Страх соединения казаков с азиатами против европейской гражданственности заставил польское правительство ухаживать за двумя изменниками своими, Евстафием Дашковичем и Димитрием Вишневецким. Тот же страх принуждал Польшу платить тартарам гарач и вооружать хана против низовой вольницы для очистки от неё запорожских пустынь.

    Со своей стороны казаки, называя панов неблагодарными, старались ладить с крымцами, и чуть было не поступили на службу к хану под предводительством Самуила Зборовского, назвавшегося ханским сыном. Раздраженные намерением польско-русЬких властей взять их в крепкие руки, и обманувшись в расчетах на тартар, они пытаются ниспровергнуть панов собственными силами, с помощью накопившегося в безглавом обществе разбойного элемента.

    Но, когда домашние средства оказались недостаточными, казаки служат крымским ханам в их борьбе с турецким господством, и по-старому приглашают крымцев для опустошения панских владений. Паны бьют казаков при урочище Медвежьи Лозы и задабривают подарками тартар. Казаки снова служат хану, под предводительством Дорошенко. Снова паны бьют их в Переяславле, и разлучают с крымцами посредством подарков. В 1637 и 1638 годах со стороны казаков повторяется та же попытка привлечь тартар к совместному набегу на панские имения, а со стороны панов отправляются к хану возы кожухов, жупанов, сапог и денежной дани.

    Тяжелые вздохи, с которыми казаки слушали на Масляном Ставе* евангельские внушения проповедника, присланного Петром Могилою, не замедлили сделаться у них, волчьим воем и медвежьим ревом, а когда ярость побежденных панским оружием стихла, они вернулись к той мысли, которая поддерживала их бунты со времен Косинского: стали в десятый раз искать своего торжества над панами в тартарской помощи.

*) Масляный Став - ставка (место расположения казачьей ставки)

    Долго выжидали они благоприятных для того обстоятельств. Но Польша жила в согласии с Москвою; Конецпольский отражал казачьи набеги могущественно, и в 1644 году поразил крымцев под Охматовым так сильно, как будто воскрес памятный им панский казак, Стефан Хмелецкий*.

*) ХМЕЛЕЦКИЙ Стефан  (укр. Стефан Хмелецький, польск. Stefan Chmielecki; ок. 1580 — 20 февраля 1630, Новый Меджибож, Речь Посполитая) — военный деятель Речи Посполитой из рода Хмелецких герба «Боньча», староста овруцкий и таборовский. В 1630 году — воевода киевский.
Хмелецкий принимал участие в русЬко-польской войне 1605—1618 годов и польско-турецкой войне 1620—1621 годов, а также был одним из польских лидеров в борьбе Речи Посполитой с крымскими тартарами в 1620-х годах. Участвовал в битвах под Мартыновым и под Белой Церковью.
Точные дата и место рождения Стефана Хмелецкого не установлены. Известно, что он появился на свет в бедной шляхетской семье.
Боевое крещение Хмелецкий получил относительно поздно — приблизительно в 29 лет, во время русЬко-польской войны. Тогда Хмелецкий принадлежал к конфедерации наёмников Циклинского, к которой примкнул под Москвой и в составе которой отличился при двухлетней осаде Смоленска. В 1612 году он был отправлен к Станиславу Жолкевскому для получения жалования за службу, а в следующем году — посетил Варшавский сейм на правах представителя главы конфедерации. По окончании войны вернулся к князьям Острожским.
В 1616 году Хмелецкий принял участие в борьбе за трансильванский престол между Габором Бетленом и Другетом Гомонаем, сражаясь на стороне последнего и, вероятно, действуя в политических интересах Острожских и Корецких. Несмотря на то, что Гомонай пользовался поддержкой Габсбургов, победу в противостоянии одержали сторонники Бетлена, и Хмелецкий возвратился в Польшу.
Во время боёв между поляками и крымскими тартарами Хмелецкий сражался под началом Станислава Жолкевского, который на тот момент был назначен коронным гетманом Речи Посполитой. В столкновениях под Бушей и Цецорой он командовал отрядом в 800 казаков. В разгар Цецорской битвы, в которой тартары и поддерживавшие их турки разбили польские силы, Хмелецкий покинул поле битвы, прорвавшись со своими казаками через окружение тартарской конницы, вскоре после чего гетман Жолкевский с небольшой группой воинов, отбиваясь от врагов, погиб. Этот бесславный поступок наложил серьёзный отпечаток на репутацию Хмелецкого — в Польше его обвинили в трусости.
В 1621 году Стефан Хмелецкий перешёл на службу к киевскому воеводе Томашу Замойскому, который поручил ему главенство над волостями Красное и Меджибож и защиту огромных владений Острожских и Замойских от нападений тартар. В том же году во главе отряда в 600 казаков Хмелецкий двинулся под Хотин, где в это время собирались объединённые польско-литовские войска, но по пути столкнулся с тартарскими подразделениями, что стало причиной его опоздания на Хотинскую битву, в которой, впрочем, поляки одержали победу. После этого он продолжал служить у Замойского как командир пограничных отрядов.
На 1620-е годы пришёлся пик востребованности и успехов Хмелецкого. Зимой 1624 года, во время нападения тартар Буджакской орды на западное Подолье, он отправился на разведку с людьми Томаша Замойского и четырьмя казачьими хоругвями гетмана Станислава Конецпольского в район Скала — Чортков. 5 февраля силы Хмелецкого атаковали отряд Манзул-мурзы численностью в 1500 человек в Залесье и разбили его. В этом бою, однако, глава отряда получил тяжёлое огнестрельное ранение. В июне того же года, после очередного тартарского набега, войска Конецпольского одержали победу в битве под Мартыновым (1624) над силами противника во главе с Кантемир-мурзой на равнине между Мартыновым, Галичем и Большовцом. В этом сражении Хмелецкий командовал лёгкой конницей на правом фланге польских сил. Во время переправы тартар через Днестр он отрезал им путь к броду и заставил перебираться на другой берег в гораздо менее удобном месте. Когда половина вражеских солдат перешла реку, по ним с фронта ударили все казаки Конецпольского и обратили противника в бегство, после чего в погоню за отступающими тартарами двинулись конные отряды Хмелецкого. Они гнали врага на несколько десятков километров до Хотимира (примерно 90 км от Мартынова), убив значительную часть бежавших турок. За заслуги в этой битве польский король Сигизмунд III «Ваза»=Дмитрий Иванович (с 1605 г. «Лжедмитрий I» - Л.С.)  пожаловал Хмелецкому командование брацлавской хоругвью.
Зимой 1626 года, во время очередного нападения крымских тартар на Подолье и Галицию, гетман Конецпольский передал в распоряжение Хмелецкого 800 воинов и приказал следить за передвижениями противника, при этом избегая столкновений. Но, несмотря на это, ночью Хмелецкий внезапно атаковал тартарский кош под Тарнополем, в котором на тот момент находился крымский хан Мехмед III Герай. И хотя поляки вскоре были вынуждены отступить к Тарнопольский крепости, Хмелецкий сумел освободить и забрать весь тартарский ясырь и свободных лошадей, несмотря на хорошую защиту лагеря. В последующие несколько дней он разбил ещё ряд подразделений противника к юго-западу от Тарнополя.
Храбрость, хорошее знание тактики противника и боевая удача Хмелецкого завоевали ему признание как среди шляхтичей, так и среди казаков. В том же, 1626 году, гетман Конецпольский, отправлявшийся с походом в Пруссию против войск Густава II Адольфа, назначил Стефана полковником так называемых «украинных войск», состоявших из шляхетских и казачьих подразделений. Ему было поручено заниматься подготовкой войск на Украине.
Осенью 1626 года «огромная толпа тартар, — писал Н.И. Костомаров, — бросилась» на территорию Речи Посполитой. 9 октября, в ливень, шеститысячное войско Хмелецкого, включавшее в себя подразделения кварцяного войска и запорожские казачьи части под командованием Михаила Дорошенко, разбило основные силы нападавших на берегах реки Рось, невдалеке от Белой Церкви. Перед этим боем казаки и драгуны собирались обстрелять тартар из мушкетов, но под проливным дождём порох отсырел, и в результате Хмелецкий отдал приказ идти на неприятеля с саблями. Для уничтожения разрозненных малых тартарских отрядов в окрестностях полякам и казакам понадобилось ещё два дня. В совокупности за этот трёхдневный период в польский плен попало 1200 тартар, среди которых было 40 мурз. Потери же людей Хмелецкого составили всего 40 человек.
В 1627 году турецкие формирования под командованием Хассана-паши попытались восстановить укрепления ряда замков по Днепру, которые были разрушены казаками ещё в XVI веке, в период правления Сулеймана I Великолепного. Однако восстановительные работы были прерваны известием о подходе войск Хмелецкого. Напуганные турки, которым внушало страх одно лишь его имя, поспешно вернулись в Очаков.
Осенью 1629 года тартары в очередной раз напали на польские земли. Немногочисленное на тот момент войско Хмелецкого было не в силах противостоять им без помощи казаков, а потому двинулось прочь от противника. Споры с воеводой русЬким Станиславом Любомирским, который не хотел переходить в подчинение Хмелецкого, задерживали продвижение сил последнего. 4 октября хоругвь Самуила Лаща разбила одно тартарское подразделение в устье Днестра, а 9 октября сам Хмелецкий, дождавшийся прихода казаков Григория Чорного, разгромил основное турецкое войско в битве под Бурштыном. Это сражение принесло большой успех полковнику «украинных» войск: в бою погиб сын буджакского Кантемира-Мурзы Мамбет-бей, а брат Гадлей-мурзы вместе с двумя тысячами солдат попал в плен. Самому Кантемир-мурзе, а также Галга-мурзе удалось спастись бегством. Помня о том, как Кантемир-мурза обезглавил гетмана Жолкевского после Цецорской битвы и послал его голову султану, Хмелецкий приказал отсечь голову Мамбет-бею и по аналогии отправил её королю Сигизмунду III «Вазе»=Дмитрию Ивановичу (с 1605 г. «Лжедмитрию I» - Л.С.) вместе с седлом и саблей убитого
За победу под Гнилой Липой в начале 1630 года по инициативе Сигизмунда III «Вазы»=Дмитрия Ивановича (с 1605 г. «Лжедмитрия I» - Л.С.) Хмелецкий был поставлен во главе Киевского воеводства и староства Овруцкого, несмотря на протесты со стороны украинских магнатов, считавших его «выскочкой из низов». До этого Хмелецкий уже занимал должности ротмистра, королевского полковника, брацлавского хорунжего (с 1625 года), королевского стражника, гетманского наместника и таборовского старосты (с 1629 года). О назначении он узнал, уже будучи тяжело больным.
Стефан Хмелецкий внезапно скончался 20 февраля 1630 года в Новом Меджибоже от болезни горла, отправившись в очередной военный поход. Это произошло почти сразу после его назначения на должность воеводы — он даже не успел вступить на свой пост и поблагодарить короля за назначение. Его похоронили в тот же день в Баре, где к тому времени находилась резиденция коронных гетманов Речи Посполитой. Хроники сообщают, что во время похорон Хмелецкого присутствовавшие казаки не скрывали своих слёз.
Супругой Стефана Хмелецкого была Теофила Хоцимирская (в девичестве Хочимирская (родилась в 1590 г., умерла в 1650 г.). Вместе со Стефаном Хмелецким она была вовлечена в дела, связанные с войнами. Благодаря своему спартанскому образу жизни и большому мужеству она стала образцом жены пограничника. Ее называли «приграничной волчицей». После смерти мужа она вторично вышла замуж за Мартина Тулибовского.
В браке с Теофилой у Хмелецкого родилось два сына — Лукаш и Адам. В 1631 году, спустя год после смерти отца, сенат Речи Посполитой закрепил за ними все владения Хмелецкого на территории современной Украины и освободил от уплаты налогов. Оба сына умерли не позднее 1645 года.
Братья Хмелецкого — Иероним и Кшиштоф — тоже участвовали в войнах с тартарами, а также с казаками.
Стефан Хмелецкий является одним из тех полководцев Речи Посполитой, память о которых воспета в народном творчестве. В частности, текст одной из посвящённых ему песен почти наполовину совпадает с текстом известной песни о гетмане Петре Сагайдачном («Ой на горі та й женці жнуть»). Хмелецкий получил известность благодаря своим боевым подвигам и особенностям характера не только в армии, но и среди местного украинского населения. Он принадлежал к немногим военным деятелям Речи Посполитой, умевшим побеждать тартар и уничтожать вражеские отряды во время их манёвров. Его военное искусство было примером, в частности, для будущего польского короля Яна III Собеского, который считал Хмелецкого своим учителем. Лестные отзывы об этом человеке оставил и его современник, хронист Иоаким Ерлич, посвятивший Хмелецкому объёмный некролог, напечатанный на полутора страницах.
Залогом военных успехов Хмелецкого были хорошо отлаженная внутривойсковая дисциплина и активное использование разведки. Начавший карьеру, как писал Генрик Сенкевич в романе «Огнём и мечом», «простым рыцарем и окончивший её киевским воеводой и сенатором республики», этот человек одинаково обходился как с крестьянами, так и с магнатами, благодаря чему был особенно популярен среди украинского казачества, ценивших его боевые качества и хорошее отношение к казакам. Михаил Грушевский писал, что Хмелецкий «на казака привык скорее смотреть как на товарища по оружию, чем на обыкновенного панского подданного». Похожую характеристику Хмелецкому дала и этнограф Александра Ефименко, назвавшая его «человеком очень гуманным, прекрасно знакомым с положением дел на Украине и искренне расположенным к казакам».
Хмелецкий был хорошо осведомлён о взаимоотношениях между казаками, турками и тартарами. При поддержке казаков он пытался навязать Крымскому ханству протекторат Речи Посполитой. В частности, с его разрешения и при его помощи был организован ряд казачьих походов на территорию Крыма в 1628 и 1629 годах на помощь Мехмеду III Гирею в гражданской войне. Однако планы Хмелецкого по созданию единой антиосманской коалиции Речи Посполитой и Крымского ханства так и не были реализованы.
Известно также, что Хмелецкий был не только искусным воином, но и хорошим хозяйственником. Вместе с женой Теофилой он поднял экономику подконтрольных ему земель благодаря банковским операциям и торговле с Молдавским княжеством

    Наконец «перекопским царем» сделался Ислам-Гирей*, проведший всю молодость в польском и турецком плену. Это был дикий фанатик магометанства, надменный своим родом, который, по его взгляду, был выше султанского.

*) Ислам-Гирей

    Казаки, вращаясь по своим интересам в магометанском соседстве, знали его с той стороны, которая была им на руку, и обратились к нему с предложением своего подданства, лишь бы он помог им одолеть «ляхов». Но Ислам-Гирей презирал христиан вообще, смотрел на них, как на существа низшие, и если входил с ними в договоры, то лишь для того, чтоб их обмануть, как человек обманывает животных. Предложение днепровских джауров* было им гордо отвергнуто.

*) Джаур - ГЯУР (тур.) Испорченное турками слово гебр, гебер: огнепоклонник.
(Источник: «Объяснение 25000 иностранных слов, вошедших в употребление в русский язык, с означением их корней». Михельсон А.Д., 1865)

    Это казаков не остановило. Они, с своей стороны, презирали мусульман, и называли их поганцами, неверными псами. Они тартар и турок ненавидели почти столько же, как своих панов; если же, впоследствии величались дружбой и братством крымцев, то делали это в опьянении торжества над панами и на досаду москалям, которые долго взвешивали, можно ли принять их «под высокую царскую руку». Отвергнутые в десятый раз, казаки терпеливо ждали времени, когда интересы «неверных псов» соединятся с их благоверными интересами для опустошения «Христианской земли»*.

*) Христианская земля -

    Между тем колонизация малоруских пустынь, по усмирении казаков и тартар, пошла так успешно, что у Конецпольского явилась мысль — выместить кипчакскую Орду совсем из «Таврики» и заселить Крым христианами. Эту мысль Конецпольский давно уже оборачивал в уме своем и совещался о способах к её осуществлению с преданными ему людьми. В 1645 году изложил он свой проект на бумаге, но не решался покамест публиковать, в виду всеобщего стремления землевладельцев к мирным занятиям, которым больше всего мешали миновавшие с 1638 годом казачьи бунты.

    Проект Станислава Конецпольского замечательнее всего тем, что в нем польско-руской республике указывалась необходимость искренно-тесного союза с Московским царством. Колонизатор малоруских пустынь признавал в московском правительстве такие способности к заселению новоприобретенных земель, что он был готов предоставить в его распоряжение Крым по изгнании из него тартар.

    Он признавал за «москалями» также и уменье удержать навсегда в своем обладании «Таврику», к чему, очевидно, считал не способными своих единоплеменников, поляков. Дело это представлялось ему опасным с одной только стороны, именно с той, что Москва, заняв Крым, и живя в таком близком соседстве с казаками, может, пожалуй, отторгнуть от Польши и казаков, и «всю Русь»; но всё-таки приходил он к заключению, что для Польши лучше было бы иметь в «Таврике» соседями подозрительных приятелей, «москалей», нежели явных неприятелей «язычников».

    План этот, столь же человечный, как и дальновидный, занимал знаменитого охранителя Польши так серьезно, что осенью 1645 года послал он в Крым искусного геометра и рисовальщика Себастиана Адерса, родом из Мазовии, под видом купца, для снятия на план и изображения тамошних городов и крепостей. Но через год с небольшим Конецпольского не стало, и его внезапная смерть открыла свободный ход роковым событиям, которые, по-видимому, один он мог бы остановить.

    Эти события возымели свое начало в тех обстоятельствах, которые сопровождали Московское разорение. Из Московского разорения вытекало разорение Польское.
Одним из действующих лиц на сцене смут, последовавших за прекращением династии Рюриковичей, явился малолетний польский королевич, Владислав. Его царствование в Москве провогласил величайший полководец своего времени, Станислав Жовковский: значит, не было оно мечтой личностей мелких.

    Все десятилетнее царствование талантливого короля Стефана было исполненною кипучей деятельности пропагандою подчинения Москвы Польше и введения обеих государств в широкий план христианской войны с неверными. Эта пропаганда не осталась без последствий и по его смерти.

    Одним из них было унаследование мысли Стефана - Владиславом*.

*) Владислав - польский королевич, ставленник польского полководца Станислава Жовковского.

    Скучая дома под опекой клерикалов наставников, живой и мечтательный королевич неожиданно увидел себя самодержцем народа, готового, по-видимому, посвятить себя тому делу, которое тогда и в героических понятиях рыцарства, и в набожных внушениях духовенства было величайшею славою государей и государств, — освобождению христианского света от мусульман.

    Король Сигизмунд III «Ваза»=Дмитрий Иванович (с 1605 г. «Лжедмитрий I» - Л.С.), оттесняя сына от московского престола, только усиливал в его воображении сияние полновластной царственности. В то же самое время, в уме отрока напечатлевалось и обладание шведскою короною, которой домогался по-своему мечтательный отец.

    Походы в Московию, продолжавшиеся, с промежутками, от 1604 до 1618 года, еще больше развили отроческие и потом юношеские грезы Владислава. Не мало способствовало возрастанию истинно польского высокомерия и его путешествие по Европе, где всюду принимали его, как будущего носителя трех корон, польской, шведской, московской и, по духу панегирического века, на каждом шагу высказывали, что провидят в нем совершителя подвигов могущественной царственности. Наконец, его воцарение в Польше, приветствуемое единодушными восторгами всего народа и блистательная победа над воеводою Шеиным у Смоленска, по его самомнению, как будто рукою самой судьбы, вели его к престолам и завоеваниям, точно другого Александра Македонского.

    В виду крестового похода на турок и преподанного ему отцовскими клерикалами освобождения Гроба Господня из рук неверных, король Владислав, наперекор самому отцу, сделался сторонником польских протестантов и покровителем польских противников церковной унии. Но, готовясь к своим великим подвигам, он, и при жизни отца, и по своем вступлении на престол, содействовал развитию в Польше той разрушительной силы, которая, по его смерти, подавила, строительную.