Раухтопаз. Из книги Избранное

                - Верите ли Вы в привидения?
                - Нет ответил лектор и медленно растаял в воздухе.
                -Верите ли вы в провидение?
                -Да, сказал я и проснулся...

                РАУХТОПАЗ
 
                - Штольня там пробита разведочная. Морионы, раухтопазы, сам увидишь. И лету -то всего часа полтора.

                Этот начальник отряда не знал, чем меня ублажить. Две недели назад мы спасли ему горючку, взрывчатку и еще какое-то барахло, которое геологи выгрузили на лед Учура* и поленились перетащить выше. Почему на лед? Да просто в горах грузовой АНушке сесть больше негде.

                А паводок грянул раньше, чем они рассчитывали. И потонуло бы все имущество к чертям собачьим, если бы я сутки с ребятами-метеорологами не перетаскивал ящики и не катал в дикую гору полные бочки с горючим. За просто так спасли сезон мужику. Шиш бы он без этого имущества смог ковыряться в своей штольне. К тому же не в первый раз его выручали. В прошлом году у него медведь разорил лабаз. Избушку такую на столбах, где складируется запас продовольствия к началу полевых работ. Тут все ясно. Хреновый лабаз построили. Схалтурили.

                Не ясно другое, как мишка среди обмазанных солидолом банок определил где тушенка, а где сгущенка. Мои ребята постоянно путались - банки одинаковые, без этикеток. А хитрован мишка ни одной банки не перепутал. Никогда не поверил бы, что сквозь запаянную банку, да еще обмазанную солидолом, мог он учуять искомое. Тем не менее, факт. Мишкино "ноу-хау". Ни одна банка с тушенкой не пострадала. Зато сгущеночные он протыкал когтями, надавливал лапой, да так, будто они под прессом побывали, и спокойно вылизывал. Всю сожрал. Подчистую. Отсутствием аппетита видимо не страдал. Вот и пришлось геологам сгущенку у нас занимать. В тайге магазинов как известно нет. А сладкое они любят не меньше, чем топтыгин.

                Вообще начальник отряда был разгильдяй. Заполошенный какой-то мужик. Вечно он куда-то спешил. Везде не успевал. И эта суматошность едва не стоила мне жизни. Но об этом ниже. Пока же я использовал его аммонал на всю катушку. Идея родилась из отчаяния. Ковыряя пешней двухметровый учурский лед и набив мозоли на руках, понял, что при таких темпах работы промер русла со льда сделать не удастся. Промер же со льда самый точный и я опрометчиво похвалился в управлении, что сделаю его. Престиж молодого инженера-гидролога рушился на глазах. Было от чего загрустить.

            Кто тогда первый подумал о взрывчатке - не помню. Скорей всего шустрые радисты-метеорологи, которые помогали мне в свободное от дежурств время долбить лунки, хотя это была вовсе не их работа. А как дотумкали, процесс пошел. И еще как! Шестьдесят лунок на двух створах проделали за два дня. Шпур льдобуром, в него шашку аммонала, взрыв и лунка готова. И репутация спасена. Потом оказалось - точных промеров на этих створах не делали уже пятнадцать лет. Но промер это только часть работы. Впереди паводковые расходы. Работы - пропасть. Какая тут штольня! Но соблазнила возможность быстро обернуться. Четыре часа я мог себе позволить. И случай такой вряд ли еще подвернется.

            - Уговорил. Семь бед, один ответ. Слетаю. Посмотрю твою штольню. Хоть образцов наберу. Надо же с тебя хоть какую-то компенсацию получить за спасенное барахло.

             Пока пилоты, чертыхаясь, выкидывали груз (ох и не любят они эту работу, аристократы летные), я пошел осматривать штольню. А там было что посмотреть. Высвеченные лучом коногонки грани кристаллов вспыхивали разноцветными бликами. Они валялись под ногами, блестели в стенках выработки, сияли в доверху наполненной вагонетке. Друзы, отдельные кристаллы, обломки. Великолепной формы и самых разных размеров. Пещера Алладина. Ничего подобного я раньше не видел. Этот образец хорош. А этот - еще лучше. Глаза разбегаются. Набил карманы и сумку. С полной пригоршней пошел к выходу из штольни рассмотреть эти богатства при дневном свете. А как вышел, сразу стало не до камней. Вертолет раскручивал винты и готовился взлететь. Образцы выпали из рук. Крича и ругаясь добежал до этого мерзкого вентилятора и вскочил на подножку. Из-за грохота двигателя меня, конечно, никто не расслышал. Вертушка взлетела и я остался на подножке, вцепившись одной рукой в стойку шасси, другой в дверную ручку.

           Прошло уже много, много лет, а я помню каждую царапину на стойке шасси, овальную вмятинку в уголке двери и стремительно уходящие вниз заснеженные предгорья Станового хребта. Четверка резко набирала высоту, а дверь... Дверь не открывалась. Не в меру хозяйственный второй пилот подстраховал ее изнутри тросиком. Руки обжигал ледяной ветер. Перчатки из-за пазухи не достать. Да и перчатки не помогут. Все равно замерзнешь и свалишься. Веселая это перспектива полукилометрового свободного полета. Отчаяние, как известно, придает силы.

         Минут десять я дергал и крутил дверную ручку. И, видимо, не слабо дергал. Тросик удалось сорвать. Полежал маленько у дополнительного бака с бензином, с наслаждением вдыхая его резкий запах. Пришел в себя и полез наверх в кабину к пилотам. Немая сцена получилась что надо. Оклемавшись, оба заорали:

   - Ты откуда явился? Дверь же была закрыта. Проверяли.
   - Оттуда, проверяльщики хреновы. Счастлив мой бог, что тросик оказался дерьмовый. Так какого... и трам тарарам вы меня не дождались. Договорились же, что через час вернусь и полетим вместе.

   - Да, понимаешь, решили сделать сегодня еще один рейс. Вот вторым бы и забрали тебя. Геолог этот просил нас побыстрее обернуться. Заколебал.
   - Интересно, что б вы забрали? Был пассажир и нету. Да вы даже ту четверку, что гробанулась здесь два месяца назад не нашли. Забыли небось? А это не иголка. А уж мой-то трупешник вам вовек было бы не найти. Забиральщики. Весь ваш отряд мудаками укомплектован.

                В общем, поговорили. Отвели душу. А я ведь как в воду глядел. С полудня пошел снег. И нелетной погоды было полторы недели. Все это время развлекался бы я с камешками. Без жратвы, без ружья, в легкой одежонке и с десятью спичками в кармане. Все равно бы замерз, только медленно. Правда, тогда этим обалдуям было бы что забирать. Свежезамороженные мощи. И никто бы их не упрекнул. Погода-то нелетная.

            Лет через пять мне удалось огранить один раухтопаз. Один из уцелевших у меня в кармане. Вставили мне его в серебряный перстень. Перстень же я подарил маме. Через некоторое время заметил, что он подложила под камень какую-то красную бумажку.

   - Зачем?
   - Ну, видишь ли, камень какой-то неяркий. Дымчатый. Странный камень.
   - Ничего, мама. Зато у него история яркая. Образец получше я отобрать не успел. И рассказал почему.

Река Учур, приток р. Алдан (хабаровский край и Якутия) берет начало у Станового хребта. Типично горная по всем характеристикам. Длина 812км

                ТЕХНИКА БЕЗОПАСНОСТИ

                Доцент С.В. Шмидт читал нам в институте технику безопасности. Единственно, что я запомнил: ежегодно по Союзу тонет 17 гидрологов. Бывает больше. Это в среднем. Через четыре года я эту статистику проверил на себе.

            Якут Семен устроился на таежный пост рабочим, спасаясь от пьянства. Резонно. За четыреста верст от жилья водки не достанешь. Хорошо он умел делать только одно – печь хлеб. Поручив ему это почтенное дело, я отправился брать расход* один, нарушив первое правило техники безопасности.

             Через Вилюй был переброшен толстый стальной трос. На трос одет блок, к которому на тонком тросике крепилась лодка. На этой «перекидке» я и работал. Делал замеры скоростей течения на разных глубинах и благополучно добрался до середины реки. Здесь мне стали мешать льдины, их постоянно приходилось отталкивать от приборов веслом. И доотталкивался. Уронил весло в воду. Пришлось отвязать маленький трос и, гребя, как на каноэ, догонять плывущее весло. Вновь привязывая тросик, я выбрался на нос казанки, нарушив второе правило техники безопасности.

             Кончилось это плохо. Порыв ветра выбил у меня из под ног лодку. И повис я на тросике посреди реки, как спелая груша. Тут и соображать стал удивительно быстро. Кричать бесполезно – Семен в избушке все равно не услышит. До берега в броднях, меховой куртке, ватных штанах все равно не доплыву. Остается одно. Вплавь по течению догонять лодку.

              Разжав руки и окунувшись с головой в обжигающую воду, поплыл. Вначале одежда держала, но намокнув, стала тянуть ко дну. Лодка, подгоняемая ветром, никак не приближалась. Ухитрившись сбросить бродни, я выложился в диком кроле и, наконец, уцепился за её борт. Перед глазами плыли красные и зеленые круги. Сил забраться в лодку не было. Так и проплыл я несколько километров по течению, вцепившись мертвой хваткой за борт казанки. Потом, собрав все силы, перевалился в лодку и взялся за весла. Подгреб к ближайшей косе. Собрал сушняк. Разжег спичками из непромокаемого пакета костер и часа два отогревался, сушился. Вернулся к рабочему створу. Без глупостей привязал тросик и, наконец, закончил измерения. В избушку я вернулся в носках и глубоко вдохнул изумительный запах свежеиспеченного хлеба.

- А где бродни? – спросил заинтригованный Семен, видя начальника в весьма непрезентабельном виде.
- Выбросил я их к черту. Прохудились. Вот и сушиться пришлось, соврал я.
 Блаженно рухнул на койку с куском хлеба, радостно сознавая, что жизнь продолжается. И что в мрачную статистику Шмидта я не попал. И что сам Шмидт стал мне как родной, хотя пятерку по технике безопасности на экзамене поставил мне зря.
*) Расход – количество воды, протекающее через живое сечение русла, выраженное в м3/с. Скости измеряются гидрометрической вертушкой.

Все события - шестидесятые годы.