Агафья

Из книги "Всяк по-своему Бога славит"

Кот несколько раз ударил мохнатой лапой   старуху  по щеке. Она заворочалась,  закашляла глухо, закрестилась, бормоча молитву, и, наконец,  по привычке открыла невидящие, давно затянутые бельмами глаза;  села на кровати,  нашла на ощупь валенки, сунула в них одетые в шерстяные носки  ноги. В избе было холодно.
- Что, котя, али ты озяб? Ничего, сейчас печь затопим, щец подогреем и будем жить дальше, раз Господь  и сегодня Ангела смерти Агафье не прислал,- говорила старуха,  на ощупь пробираясь к жестяному умывальнику.  В сенях залаял пес, загремел цепью.

Агафья, неспешно умывшись, прошла в красный угол, встала прямо, подняв к иконам  Спасителя и Богоматери незрячее лицо. «Слава Тебе, Боже наш, слава Тебе!» - читала она на память утреннее правило. В молитве о живых с особой теплотой в голосе назвала своего духовного отца  иерея  Андрея,  да тракториста из райцентра  Николу,  никогда не забывавшего после снегопада почистить дорогу от тракта к её деревне,  да жену его Нину, частенько посылавшую  Агафье домашние пироги и молоко,  да младшую сестру Пашеньку,  живущую в городе  за много километров отсюда.   Больше называть было некого, ибо  во всей деревне  из жителей  вот уже 60 лет  была одна Агафья. Долго читала молитву об усопших, перечисляя всех своих родных и подруг, давно покинувших этот мир. Ей уже исполнилось 90, а  Бог не спешил призывать ее к себе. И Агафья понимала, что не может Он этого сделать, пока не появится  в деревне кто-то, кому она передаст заботу о храме, отвоеванном ею у чиновников  всякого ранга, желающих закрыть Божий дом.

Как-то Никола спросил Агафью:
- Что ты, бабушка, не уедешь отсюда?
-А я, дитятко, не просто бабушка. Я монахиня. Как же я уеду-то? Тогда храм прикроют.  А в нем молиться надо. За мир молиться надо: мир лежит во зле, мир гибнет.

Помолившись, Агафья растопила печь, поставила поближе к огню чугунок со щами и пошла выпускать на улицу Буяна. Пес  лизал ее  лицо, пока старуха освобождала его от цепи и, радостно повизгивая, выскочил на улицу, залаял на ворон, сидящих на остатках изгороди.   Агафья вышла следом, по памяти дошла до сарая, набрала охапку дров, как всегда, пожелав Николе здоровья и Божьей милости, ибо дрова – тоже его забота. Сегодня надо было натопить печь посильнее – банный день. Зимой Агафья мылась в избе. Воду носить из колодца не было сил, и она топила снег  в большом чугуне,  мылась, стоя в тазу у раскрытого чела топящейся печи. То, что наступила суббота, старуха знала точно: чтобы не сбиться в днях недели, она выкладывала на подоконник  картофелины. Сегодня  положила шестую.

Позавтракав, она облачилась в шубу, подаренную   Пашенькой  десять лет  назад,  когда та приезжала забрать ее, ослепшую, из деревни. Но Агафья не согласилась уехать: «На кого я храм оставлю?» Сестра так ни с чем и вернулась в город.  Агафья подпоясалась отцовским еще ремнем. По привычке  помянула его: «Упокой, Господи, душу раба твоего, воина Ивана!»  Отец погиб в Великую Отечественную, оставив мать одну с четырьмя детьми. Последний ребенок – Пашенька -  родилась 22 июня 1941 года, а через 2 месяца отцу принесли повестку из военкомата. Агафья была старшей среди детей. В 13 лет  она уже работала в колхозе, на телятнике. После тяжких трудов бегала за 10 километров в другую деревню  в Благовещенский храм молиться. Бригадир ругался матерно, грозился оштрафовать, а она лишь молча  глотала слезы  и продолжала бегать на службы.  При храме жили тогда две  монахини. Агафья ухаживала за ними. Одна из них – матушка Феодора – учила Агафью молитвам, сама много молилась. Она не дала закрыть храм даже после того, как в 1918 году большевики  расстреляли  на  паперти настоятеля.
В день рождения, когда исполнилось Агафье 18 лет,  приснился ей святой Николай Чудотворец,  он ласково сказал  ей:
- Хочешь молиться, чадо? Молись всегда!

 После этого Агафья ушла в монастырь, приняла постриг и вернулась в родные места  монахиней, стала жить в маленькой избушке при храме вместе с  матушками Феодорушкой и Грушей, которые умерли одна за другой, а до того однажды  на Благовещенье было матушке Феодоре видение – возсияла  над храмом  Богородица. Умирая, Феодорушка прошептала Агафье:
- Помни, теперь ты пред  Божьей Матерью за храм отвечаешь!

Агафья выбралась на улицу, постояла у крыльца, прислушиваясь и принюхиваясь к внешнему миру. Все так же господствовала тишина, а  воздух уже был не морозный, отмякший. В который  раз Агафья горько вздохнула, подумала вслух:
-Где же народ-то? Войны уж 70 лет нет, должны наплодиться. А нет, пусто кругом, ни одной деревни в округе не осталось. Где же все?  А ведь была жизнь, были деревни, кормившие Россию. В наших краях   что ни верста – деревня.  В праздники в храме было не протолкнуться. Все верующие были, исповедовались, причащались. Хороший  народ жил, добрый, работящий.
Услышав  голос хозяйки, подбежал Буян, начал ластиться – подпрыгивал, стараясь лизнуть в лицо.
- Буянко, не шали! Уронишь меня, - отмахивалась от пса Агафья. – Весну, небось,   чуешь?  А я нынче  боялась за тебя: слышала ночью, как волки вокруг избы шастали, зубами щелкали. Голодно им в лесу-то. А воздух-то, Буянко, воздух-то  какой вкусный!

Агафья шла медленно, нащупывая ногами протоптанную в снегу дорожку. До храма было недалеко. Весь этот путь Агафья изучила  до мелочей, шагая по нему изо дня в день: по обе стороны тропинки стояли полуразвалившиеся избы, всего четыре вместе с ее избушкой. От других домов остались только фундаменты да ямы от них. Бывшая деревня заросла деревьями, кустарником и крапивой. Над ними кое-где еще возвышались колодезные журавли да сгнившие столбы элекропередач. Тропинка заканчивалась у небольшого холма, на котором возвышался  белокаменный когда-то  храм.  Агафья закрывала его врата на большой замок после того, как в  начале 90-х лихие залетные люди ограбили храм, утащив из него иконы старинного письма. Красть теперь было нечего, но старуха не хотела допустить повторного осквернения.

- Дошла, Слава Тебе, Господи! - она на ощупь нашла замок, отперла тяжелую дверь, вошла в стылое безлюдье, затопила печку, зажгла свечу на центральном подсвечнике, стала молиться вслух.  Долгая молитва утомила Агафью. Она присела на лавку недалеко от входа. Тишина в храме оглушала, но Агафья привыкла к ней: недавно она целый год жила совсем одна, не с кем было словом перемолвиться, а главное – в храме, кроме нее, никто больше не молился.  Видно, никакой  священник  не соглашался служить в пустом храме, и тогда Агафья, много лет не покидавшая своей деревни, отправилась в город. Добрые люди помогли -  до автостанции Никола довез, билет купил, посадил в автобус,  договорился с кем-то, чтобы в городе пересадили Агафью  в  другой,  идущий  к архиерейскому подворью.  А там  алтарница  из своих,  деревенских, отвела в архиерейские покои. Пала Агафья на колени перед Владыкой, поведала о своей беде. Тот обещал помочь и  в обратный путь дал сопровождающего послушника, который   доставил ее в деревню целой и невредимой. И вправду, через  месяц  приехал в Благовещенское молодой иеромонах. Ужаснулся, поди, про себя, увидав, где служить довелось, но вслух не роптал.  Агафья жалела его: тяжело батюшке  пришлось –  прихода нет, никто денег не жертвует, а храм содержать надо. Но отец Андрей  нашел способ зарабатывать  деньги – завел пасеку, мед продает, а на выручку ремонтирует потихоньку церковь. И Агафью не забывает – медку свежего  ей оставляет.  Дай ему, Бог, здоровья!  Жалко, что живет в райцентре и приезжает только на службу.  Дров наносит  в храм  и воды Агафье.  А после  сядут чай пить. Агафья любит беседовать с батюшкой, и он относится к ней уважительно.  Никола сказывал: «Отец Андрей говорил, мол,  про тебя: матушке этой Господь дал  благодать молитвы, блаженная она». Очень  настоятель  утешил ее, сказав однажды:
- Я верю, что скоро много людей придет сюда спасаться. Ради этого и тружусь.   
И уж совсем  радостно  делается на душе у Агафьи, когда батюшка после Литургии  взбирается на колокольню, и на всю округу  гудят колокола, зовут людей:
Ходи в храм,
 Молись  Богу!
Ходи в храм,
Молись Богу!

И верит Агафья, что вернутся люди в заброшенные русские деревни, снова закипит жизнь на сельских просторах, заколосится хлеб, замычат буренки, зазвучит человеческая речь, наполнится людьми храм. Ведь недаром же стоит он вот уже 400 лет, и  никогда  не прекращается в нем служба Богу.


Рецензии