Строптивые плоды несбывшейся любви

"Рождение! Что это такое? Рождение! Мое рождение никак не есть мое начало. Мое начало и в той (совершенно непостижимой для меня) тьме, в которой я был зачат до рождения…" (Иван Бунин. «Ночь»)


Большинство людей проносит воспоминания раннего детства через всю жизнь, и, в некотором смысле, именно они становятся теми указательными знаками, которые определяют очередное направление движения человека на каждом неожиданном перекрёстке. Однако, как теперь полагают некоторые биопсихологи, воспоминания, пусть и не осознанно, рождаются гораздо раньше появления человека на свет: вполне вероятно, что к своему первому «уа-уа!» младенец приходит уже с багажом либо сладостных, либо мрачных ощущений, которые могут наложить отпечаток на его последующее  мировосприятие и определить сценарий его судьбы. Эта идея, возможно, родилась с появлением ультразвукового сканирования, которое позволяет будущим родителям начинать знакомиться с повадками своего будущего чада заблаговременно.

Не удивительно, что подобная подсматривающая технология наводит иногда на размышления о собственном опыте существования в течении девяти месяцев в виде того, что романтики называют плодом любви, а практичные медики просто плодом, и иногда эти размышления принимают форму литературной миниатюры. На днях мне довелось прочесть одно из таких произведений о неповторимых внутриутробных девяти месяцах, пронизанное благодарностью маме автора за испытанное счастье быть любимым и ощущать её заботу уже в тот период.
 
Рассказ настолько реалистичен и красочен, что, как это часто случается при чтении убедительно и качественно написанного текста, читатель, а в данном случае это я, начинает мысленно переноситься в описываемую автором ситуацию. Я уже было помчалась туда на самом скором поезде моих воспоминаний, как вдруг опомнилась и резко дёрнула стоп-кран: я-то куда разлетелась? Я же совсем из другой группы «плодов», то есть не тех, комфортное предродовое существование которых описано в такой замечательно лирической форме, а из тех, которых в течении нескольких месяцев до самого последнего возможного срока, пытались изгнать из их обиталища всеми известными подручными способами.

Внезапно и очень своевременно перед глазами всплыли кадры из виденного мною когда-то документального фильма, созданного группой противников всех видов прерывания беременности. В нём ультразвуковое сканирование производилось именно в момент введения соответствующих ситуации медицинских препаратов, и зрители могли воочию убедиться, какой явный ужас испытывает при этом чем-то не угодивший маме «плод». А представить себе несколько месяцев, проведённых тем, что впоследствии стало тобой, в попытках увернуться от ничем не заслуженной кары так же жутко, как смотреть натуралистически отснятые триллеры-блокбастеры.

Конечно, несправедливо было бы осуждать родителей и, в особенности, мам за то, что они не были в восторге от предстоящего пополнения семейства. У них могли быть на это самые серьёзные причины. На уровне голодающей крестьянской семьи это лишний рот, из-за которого могли бы погибнуть их остальные недокормленные дети, а на имперском уровне это страх прихода в династию «не той крови». У всех свои проблемы. Для обычных людей нежелание содействовать приходу в мир нового человечка обычно связано с разбитыми сердцами: пара либо уже рассталась, либо, что гораздо хуже, двое поняли, что они не пара, но что им придётся остаться вместе надолго в случае, если не удастся избавиться от этого ещё до рождения никому не нужного бэби.

Пришедшим в этот мир без приглашения младенцам иногда бывает тяжко оттого, что их родители зачастую оказываются органически не способны подняться до их младенческого всепрощенческого философского уровня и перестать предъявлять незваным детям претензии за то, что они имели наглость родиться, хотя их об этом никто не просил. Такой высокий моральный ориентир требует особого мужества, к которому далеко не все огорченные своим родительством люди имеют природную склонность.

Почему же все мы, из клуба «нежданных и незваных плодов», осмеливаемся игнорировать родительские намёки не появляться на свет и так напряжённо сопротивляемся всем родительским попыткам от нас своевременно избавиться? Да просто потому, что, чем проще организм, тем сильнее у него инстинкт самосохранения. Это потом народ начинает пить, курить и тоннами поглощать максимально нездоровую пищу. А в тот свой первый присутственный период наш примитивный организм отчаянно стремится вести здоровый образ жизни и отказывается понимать, почему мама родная ему активно противодействует. Станешь тут сразу же после своего «вопреки всему» рождения скептиком!

Однако, дальнейшая судьба «нежеланных плодов», которым всеми правдами и неправдами удалось перехитрить своих мам, складывается различно. Одни мамы, увидев своего ранее не угодного первенца, преисполняются материнскими чувствами и воздают хвалы Господу за то, что он не дал осуществиться их первоначальным планам. Другие встречают младенца ледяным взглядом, красноречиво говорящим: «Только тебя мне тут и не хватало!» Мамы этой специфической группы до конца дней не могут простить детям такого своеволия и всячески пытаются довести это до сознания чада, раз и навсегда уже с рождения провинившегося в их глазах: «Вечно у меня из-за тебя проблемы: делаешь всё лишь как тебе удобно, неблагодарный», или что-либо в этом роде. Из глаз их всегда струится сковывающий движения холод, от которого нельзя укрыться, укутавшись в тёплую пушистую шаль: он пронизывает свою жертву до самых глубоких уголков человеческого существа и жжёт его изнутри. Этот холод настигает незадачливое дитя на любом расстоянии от его источника – от него не уедешь в далёкие края.

Далее автор вынужден привести некий довольно безрадостный «заграничный» социально-исторический материал, который, скорее всего, огорчит читателей, но разве это единственная грусть, которую привносит в нашу жизнь изучение европейской истории?

Самым ярким историческим представителем этой изучаемой автором второй группы мам являлась британская королева Виктория: она без тени смущения рассказывала своим уже взрослым детям, как она чувствовала себя то коровой, то собакой в своём «несчастном положении» - так она называла беременность, какие все они, её дети, были в младенчестве отвратительно мерзкие, как лягушки, и противные ей до такой степени, что она ни в какую не желала их кормить грудью. Даже самые симпатичные из них, рассказывала своим выросшим принцам и принцессам их королева-мать, казались ей в раздетом виде маленькими уродцами, а уж о некрасивых детях типа особенно нелюбезного Виктории сына-гемофилика Леопольда и говорить нечего. Поэтому она старалась как можно реже присутствовать при их купании. Узнав о первой беременности своей дочери Викки, будущей матери печально известного Кайзера Вильгельма II, развязавшего Первую мировую войну, Виктория выразила ей своё огорчение этим несчастным известием. Нда…

Не отстала от Королевы Виктории и Бриджит Бардо, международный секс-символ пятидесятых годов прошлого века. Скорее, пошла гораздо дальше: Бриджит в своих мемуарах оповестила весь мир о том, что в период своей беременности рассматривала своего будущего ребёнка как опасную опухоль, от которой необходимо своевременно избавиться. Далее Бриджит подробно описывала, какими именно драконовскими методами она пыталась этого добиться, а в довершении выражала глубокое сожаление, что родила сына, а не собачку. Впрочем, её общественная деятельность как защитницы прав животных широко известна. Неизвестно, правда, какие воспоминания сохранились у её сына Николаса-Жака Шарье об этом утробном периоде его жизни, но в 1997 году он, воспитанный с младенчества семьёй своего отца, благополучно отсудил у мамаши семнадцать тысяч евро за нанесённый ему как до, так и после его рождения моральный ущерб и потенциально опасные предродовые физические травмы.

Но если кто-либо полагает, что такое отношение к своим детям может встречаться только на не способном к человеческим эмоциям Западе, то он глубоко заблуждается. Даже прекрасные музы наших самых любимых поэтов иногда были не способны испытывать тёплые материнские чувства к детям, рождённым не от большой любви. Ярким примером холодной мамы явилась некогда муза Пушкина Анна Керн (урождённая Полторацкая).

Семнадцатилетней девушкой Анну, не спрашивая её согласия, выдали замуж за человека втрое старше. Но это было бы ещё полбеды, если бы Анна смогла найти хоть какую-нибудь черту в характере мужа, за которую она могла бы его уважать, если уж не было особых причин им восхищаться. Но такой «уважительной» платформы для стабилизации семейных отношений у Анны не было, и её презрение к мужу автоматически переносилось на всё, что было связано с его именем. К сожалению, три её дочери от этого брака не явились счастливым исключением: им отсутствие чувства защищённости материнской любовью запомнилось на всю жизнь. К счастью для сына Анны, рождённого много лет спустя от любимого человека, отношение матери к нему было самое нежное.

В настоящее время учёные полагают, что ещё нерождённый младенец ощущает и запоминает то, что чувствует и чем живёт его будущая мама: его не обманешь ни в чреве матери, ни после его появления на свет. Вполне вероятно, что не всегда этот гипотетический младенец сможет позже забыть, что именно его мама чувствовала в тот момент, когда поняла, что ей предстоит дать жизнь новому «гомо сапиенс», особенно, если основное чувство, которое по какой-то причине владело ею на момент его рождения – это ненависть к непрошенному крошечному пришельцу.  Так что будущий пришелец, вынужденно временно томящийся там, где ему на тот момент было предписано природой, возможно, уже и тогда начал формировать своё мнение на этот счёт. Данную ситуацию можно проследить на последующих взаимоотношениях Королевы Виктории с её подрастающим семейством.

Вне всякого сомнения, мама – всегда мама: она всегда единственная, а уж тем более, если она по должности ещё и королева. Дети с младенчества тянутся к мамам, как бы те к ним ни относились, и стараются заслужить их внимание и одобрение. Дети Королевы Виктории не были исключением, и даже её самый трудный ребёнок – наследник престола – поначалу пытался угодить своей венценосной маме. Но всё было бесполезно: когда дети самим фактом своего существования вызывают раздражение, мамам необходимо найти более подходящее оправдание для своего перманентного недовольства, поэтому мама Виктория в своём Берти - так звали в семье будущего короля Британской Империи Эдуарда VII - решительно ничего хорошего подмечать не желала. Со временем наследный принц начал её просто бояться и, на определённом этапе, оставив все надежды, стал убеждённым шалопаем, правда, поначалу лишь для того, чтобы привлечь родительское внимание. Отношения зашли в тупик, и впоследствии Виктория пришла к убеждению, что именно Берти явился причиной преждевременной смерти её любимого мужа Альберта. А звезда экрана Бриджит Бардо вообще отказалась замечать само существование своего сына, который впервые познакомился с ней, лишь когда вырос.

Но это уже другая история. А в данной важно только то, что у нежеланных и отверженных ещё до рождения детей типа Берти, внеурочного первенца, мешавшего Виктории наслаждаться радостями супружества, очень мало шансов угодить своим родителям - хоть лоб прошиби. Им не знакомо чувство защищённости, они не ощущают себя в безопасности рядом с мамой и поэтому изо всех сил стараются как можно меньше попадаться ей на глаза, чтобы не наполучать очередных тумаков. Фрейдовы психотерапевтические кушетки во всех странах мира забиты страдальцами, отчаявшимися угодить мамам и папам, непреклонным в неприятии своих нежеланных детей с их невинного младенчества до возраста солидной и зачастую небезгрешной зрелости.  Для нелюбимых детей нарушать все каноны и правила - один из способов досадить родителям и обратить на себя их внимание: в некотором смысле это продолжение детских шалостей более изощрёнными способами, и будущий король Эдуард VII яркий тому пример. Королева-мать не допускала его ни до каких серьёзных государственных дел, и он пустился во все тяжкие.

Самое грустное, что ничем эти психотерапевты не смогут помочь бывшим «проблемным плодам», не приглашённым родителями в этот мир. Главное для этих прорвавшихся в бытие и случайно проросших до взросления младенцев – научиться понимать и прощать отношение мамы с папой к новости об их неизбежном появлении на свет, а также и многое другое, что обычно за этим следует. Конечно, грустно, что многие мамы и папы, даже состарившись, не стали мудрее и не изменили отношения к своим незваным детям, несмотря на все усилия последних. Но не нам их судить. Нам остаётся только прислушаться к словам Иннокентия Анненского, который в своём стихотворении «Дети» напоминал человечеству о том, что

«… безвинных детских слез
Не омыть и покаяньем,
Потому что в них Христос,
Весь, со всем своим сияньем».