Истерический конфабулез

Истерический конфабулёз. Исповедь психиатра

Я ждал её. Вчера, сегодня и весь этот вечер жду. Но телефон молчит. И завтра тоже буду ждать, так как обычно она звонит, когда что-то случается. Вчера я попросил её перезвонить через пять минут, так как пил чай. Наши разговоры редко бывают короткими. Она напомнила  о себе лишь утром с неопределившегося номера. Всегда звонит с разных номеров или с антиАОНом. Договорились о встрече. Словил себя на том, что рука невольно залезала в карман, чтобы не пропустить вибросигнал. Но когда на подходе к отделению заглянул в глаза коллеги-невролога, в которых прочитал безумие, невольно ощутил, что наша встреча не состоится.

Ещё месяц назад он с упоением рассказывал о полученной квартире на Левобережной, в которой «уютно» разместится его семья, а летними вечерами я наблюдал его за неспешным парковым моционом в сопровождении супруги и двух взрослых детей. Глаза у него были стариковскими, а может это воздействие хмеля и мне так казалось. Сегодня в них светился другой огонь. И морщины как будто разгладились на помолодевшем лице. Я бы назвал это страстью, своеобразным малазийским амоком с помутнением сознания или «вторым дыханием», как говорят в спорте. Болезнь ли это или физиологическая реакция – так и останется загадкой.  

Человек рассказывает настолько, насколько доверяет слушателю, себе или общепринятым нормам. Я не знаю, кто был передо мной в течение восьми лет. Когда она устраивалась на работу администратором в поликлинику, спросила: «Можно я буду приходить к вам, когда мне будет невмоготу?». Я никому не отказываю. Она приходила. Просто так. Мне нравились её небылицы, её неприкрытое желание понравиться, её озорство и буйство жизни. У нее загадочно менялись имена, фамилии, паспорта.  Рассказы перемежались советами и никогда не повторялись сюжетом. Она интересовалась психологией и в качестве обучения просила протестировать её. Я видел, что ей не хотелось уходить, но работа не бывает безграничной. Через психотерапевтический час, я придумывал неотложные дела, чтобы не развились «переносов» и  «контр».

Через пару месяцев наших встреч Ирина уволилась из поликлиники. Официально – по собственному желанию, неофициально – за прогулы. Она попала в заложницы после участия в кастинге и провела в подвале двое суток. Сбежала из плена, без одежды. Таксист, который её подвозил, ещё попытался изнасиловать и они попали в аварию.

Слёзы текли по тональному крему, перемешивались с тушью и оставляли разводы на свежих синяках. Я отпаивал вчерашнюю школьницу седативной микстурой и слушал её сбивчивый монолог.  

Затем она каким-то образом сменила русскую фамилию на немецкую, из Ирины превратилась в Алису, устроилась в милицию, где за два года выросла до капитана в двадцать три года. Я не верил, но она пришла в отделение в мундире. Я не верил, что она владеет борьбой, но она показала болевой прием. Рассказы о засадах, погонях, ловца на живца чередовались у неё со съемками клипов для МТV, то в Бразилии, то в Индонезии, двойном гражданстве, немецкой родословной, квартирой в Мюнхене, втором имени, отце-насильнике, внебрачном ребёнке, появившемся супруге-майоре, приглашениями на свадьбу, крестины, дни рождения. Я благодарил за доверие, но отказывался, вспоминая яломского «Лжеца на кушетке».

Лечил ли я её? Наверное да, если под этим процессом подразумевать наши встречи в кабинете. Она подкупала охранников, чтобы пройти в госпиталь и рассказать очередную историю. Как-то привела и супруга, чтобы отрезвить его «компетентным мнением». Это не помогло, и он продолжал пить, ревновать и избивать свою удивительную жену.

Каждая встреча – это, как фантастический рассказ, в котором нелегко отделить правду от вымысла. Она не использовала невербальных признаков обмана. Не краснела, не тёрла пальцами нос, затылок, не отводила глаз, не скрещивала рук и ног и быстро реагировала на мои вопросы-уловки. Впрочем, я особенно не стремился. Ведь, кому, как не психиатру рассказывать о своих фантазиях и боли?

Её множественные мнимые или истинные болезни заставляли расширять круг специалистов. Она удивляла моих коллег  «хрупким» здоровьем и необычным поведением, что я списывал на психиатрию. Но никто не отказывался от её приездов, встреч и подарков. С кардиологом она играла в футбол, с неврологом ходила в сауну, с наркологом пила пиво в ресторане.

А потом я её передал. Невольно, так как был в  отпуске, а ей было невтерпёж и нужно было излить душу. Своему молодому коллеге. Почти год она посещала его сеансы, объясняя это тем, что он задерживается из-за неё и готов терпеть девичьи опоздания. Я сказал, что на здоровье, так как меня раздражает, когда пациенты опаздывают. Я не испытывал горечи или разочарования, так как сам попросил его о курации. Человек сам выбирает себе лечащего врача, как и всё остальное в жизни.

Позапрошлым летом она опять вошла в моё рабочее расписание. Точно, именно так и сделала. Привезла два пакета фруктов, когда я лежал в больнице и мы, как старые знакомые пили чай. Она, сидя на подоконнике, курила в люксе, а я вспоминал «Полёт над гнездом кукушки». Самый смешной и быстрый день моей госпитализации.

- Вы для меня всегда будете моим врачом, чтобы не произошло! – сказала она напоследок.

- Но я ведь могу уйти из медицины, переехать в другой город, меня приглашают служить в ГРУ.

- Я буду к вам приезжать, и найду вас, где бы вы ни были.

В пятницу она позвонила и рассказала о беременности и том, что наш общий знакомый бросит свою семью и что её ребёнок уже пять месяцев называет его папой, что она, в конце концов, разведётся с мужем, создаст новый счастливый брак, и они переедут жить в Германию.

Коллега-невролог со второго этажа обещал ради неё и их переезда в Германию выучить немецкий язык. Она привозила его на такси мертвецки пьяным к нашему общежитию и просила меня найти ему специалиста по «кодировке». Увы, их «гражданский брак» быстро сгорел. У неё - выкидыш, у него - перелом бедра. При встречах он спрашивает: «Катрин не появлялась? Как она?» Мы понимаем о ком идет речь, и я отвечаю, что нет, и молча идем на работу.

Меня почему-то задевает, а правильно ли я себя веду? Или это неподходящий глагол. Может, это просто интерес или клиническое любопытство врача или моя человеческая слабость. Мне сложно разобраться в себе.

Я не читаю моралей, не оцениваю окружающих с позиции семейной психологии или врачебной этики. Иногда создаётся ощущение того, что где-то в жизни чего-то не понимаешь или ей надо учиться…каждый день. Любая личность – это неповторимый жизненный сюжет и разобраться ней, увы, никому не под силу.

Её почти год не было на приёме. Лишь звонила раз в квартал, да посылала поздравительные СМС к праздникам. Я иногда вспоминаю её. Самую весёлую и нелепую пациентку, которой для себя поставил неизлечимый несуществующий диагноз: Истерический конфабулёз или вымышленные воспоминания у личности, ищущей чужого признания и восхищения. Хотя опять, каждый из нас по своему истеричен и демонстративен. Мне сложно разграничить её правду и вымысел, и я лишь выступаю сторонним наблюдателем чужих судеб. За это время у меня появились пациентки со схожими диагнозами, где динамика семейных отношений зашкаливает бергмановскую фантазию и не вписывается в моё представление о семье. Так не живут, как мне кажется, об этом не говорят, как я думаю, или может быть, общество катится в раскардаш?