Жить в Арле

   - Вы, кажется, хотели жить в Арле? Как раз сегодня это станет возможным. Видите ли, ко мне наведаются два моих друга, они отвезут вас туда, помогут, на первых порах с жильём, пока вы не обустроитесь основательно сами.
  Однако, странно. Как мог мой начальник угадать мои желания? Ну, да. Это  некоторым образом, стремление моей души. Но я никак не мог об этом уведомить моё руководство.
  В первую голову оттого, что я очень прилежен в работе. Во вторых, на службе у нас не принято затеваться о личном, даже переброситься парой фраз. Верх неприличия!
  Могу предположить, что здесь не обошлось без Кристины. Она, вне всякого сомнения, читала мои мысли. Со всей уверенностью могу это утверждать.
  Хотя бы потому, что всякий раз, когда я оборачивался в её сторону, почувствовав на себе взгляд, а это случалось довольно-таки часто, она достаточно подробно и внимательно меня изучала.
  Нет, здесь не было женского любопытства, а именно процесс. Процесс считывания мыслительного продукта. И, потом, для чего она подходила к начальнику, что-то ему докладывала, якобы с документа,  который всякий раз был у неё в руках. Но я-то понимал, что она им благовидно прикрывает истинные свои цели диалога, поскольку при этом косила глазами в мою сторону. 
  Я даже эту мысль свою об Арле старался оставить дома. А, когда возвращался со службы, наскоро перекусивши, ложился прямо в обуви на диван и доставал её для употребления.
  Я хотел для себя там крохотный домик в одну комнату, где бы стоял мой диван, стол и один стул. Как это было обыкновенно в моей жизни. Считаю всё остальное излишеством, отвлекающим от главного в жизни.
  Но, где же друзья, услугами которых мне так искренне предложили воспользоваться?
 - А, вот и они! Любезный мой друг, собирайтесь же, не мешкая. Да не берите в дорогу лишнего, вам на месте предоставят всё необходимое.
  Такие рослые, громоздкие мужчины средних лет. С такою странною манерой одеваться. Впрочем, возможно, это их форма. Ведь могут же люди исполнять свои обязанности в специальной форме.
  У меня, например, для исполнения обязанностей приняты нарукавники. Это с целью работы с документами. Нарукавники из чёрного шёлка я сшил себе сам. Как поступил на службу.
  Утром, помещение, где я трудился, убирала пожилая женщина. С особым тщанием протирая все письменные принадлежности, мебель и полы. А  иногда и стёкла окон. Я сразу упоминал себе, что окно в моём доме в Арле с царапинами на стёклах.
  Дом будет старый. Я люблю старые дома, где плесневелые углы и скрипучие половицы. И пейзаж. Обязательно пейзаж за окном. Гора, из-за которой днём будет появляться солнце, а ночью луна.
  Ещё одна гора напротив первой. Она должна быть скалистая с множеством расселин и трещин. Куда страшно ступить ногой, но мыслями стремиться к её вершине.    
  Прокладывать путь от подножия в тёмной полосе, что образовалась отброшенной от первой горы тенью и постепенно так, уступ за уступом подниматься на купающуюся в лунном свете вершину. Непременно лунном. Ибо день совершенно непригоден к передвижению по скалистым склонам. Мне так представляется.
 Я  так живо опять нарисовал эту мечту, что даже не заметил, как  оказался в авто вместе с двумя этими людьми. Как-то совестно стало – я же должен был их благодарить, проявлять знаки признательности за оказанную заботу.
 Ведь не каждый же день, и отнюдь не многие изъявляют желание поучаствовать в твоей судьбе.
 Но, я отвлёкся. Когда маршрут от подножия до вершины, я мог повторить уж с закрытыми глазами, что-то в душе моей стало обозначать беспокойство.
 Я словно стал предчувствовать недоброе.
 Кого-то страшит старый дом со скрипами и шорохами. А меня стал страшить пейзаж за окном. Ночью. Вот как бы объяснить.
 Там есть нависший над впадиной скалистый выступ, похожий на гребень. И в лунном свете отчётливо видно, как чьи-то пальцы длинные и цепкие пытаются закрепиться на нём, перебирая и отыскивая надёжные для этого места.
 И вдруг, из темноты под этим уступом, резко выбросив своё тело, появляется женщина. Да, именно женщина. Ибо волосы, рассыпаясь от резких  движений, обнажают её грудь, а в лунных бликах явственно проглядывают крепкие длинные ноги, упругие бёдра.
 И изящество, с которым она бросает своё тело, то в тень, то на залитую лунным сиянием поверхность. И пальцы. Они прощупывают скалистый склон, привычно и чётко. И какие-то неведомые силы толкают тебя вслед за ней.
  Нужно только слегка приоткрыть дверь, ровно на столько, чтобы можно было выскользнуть и сразу спрятаться в тень. А дальше первая, что слева спасительница-гора, накроет тебя ночным мраком.
  Только необходимо во мраке передвигаться каким-то таким образом, чтобы не зацепиться, не провалиться, двигаясь к своей цели. Да, цель неясна. Зачем двигаться? И насколько это опасно или не опасно? Нога покатилась на чём-то округлом. Рука непроизвольно стала искать, за что бы ухватиться, а, когда  тело всё-таки рухнуло наземь, она отыскала округлый предмет. Он оказался достаточно лёгким. Но, чтобы рассмотреть его, следовало хотя бы руку выставить в поток лунного света.   
  Когда это удалось, оказалось, что в руке череп. С пятью прободениями. Словно чья-то рука сплющивала его, пока под пальцами не хрустнули черепные сочленения.
  Появилось желание хорошенько ощупать то место, где был найден этот предмет. Их оказалось множество. Даже лунного света не нужно было, чтобы утвердиться мыслью в том, что все они имеют повреждения одного и того же свойства.
  Их сжимала левая рука, в тот момент, когда правая цепко держалась за уступ. 
  Боже, праведный! Все они принадлежали людям, испытавшим один и тот же посыл – двигаться под сенью одной горы к подножию другой, где под нависшим выступом скрывается смерть в облике женщины.
 -  У пациента ярко выраженные симптомы шизофрении. Продукция – мечта жить в Арле.  Доставлен с места работы по убедительному настоянию руководителя отдела.
  Жаль. В этом месте, где первое время, как обещал мне мой начальник, придётся остановиться, я не могу быть один. Здесь есть ещё некоторое количество людей.
  Надо пробраться к окну.  Но мне не позволяют к нему приблизиться.
 - Там, - поясняю я, указывая на окно, - должны быть две горы. Только нужно дождаться ночи.
 ...Столетие-это единица времени, которая требует пересмотра системы ценностей. В первую очередь схоластами.
   Ведь поколение, овладевшее истиной, ушло. И с уцелевших портретов взирает с укоризной и беспомощностью.
   Это я под впечатлением от информационного поля в моей практической деятельности.
   Если клиницисты  на практике подкрепили теорию, а её величество статистика закрепила результат впечатляющими цифрами, то можно сформулировать диагноз.
  Так в 1911 году появился термин, обозначающий диагноз - шизофрения, а люди с его симптомами, куда деваться, больными.
  Сто лет. И новые представления, подкреплённые другими информационными полями, отменили, как диагноз, так и больных с его симптомами.
  Можно справедливо возмутиться, а можно посмотреть на проблему иначе. В свете новых веяний. А именно: способности людей, являющихся моими пациентами, одновременно пребывать в другом пространстве-времени, частично пересекающимся с привычным  для меня – психиатра- клинициста, обозначенного наукой несколькими столетиями ранее.
  То есть, об этом в свете новых представлений  о пространстве-времени есть догадки, но нет научного фундамента. Итак, с чистого листа:
 - Скажите, пожалуйста, Ричард, вы никогда не ощущали себя третьим?
 - Ну, что вы, доктор, не имею чести знать вашего имени, в то время, как моё, даже без нумерации, мне представляется титулованным, хотя я понимаю, что имя каждого из нас всего лишь прихоть наших родителей.
 - Зовите меня доктор Гаше.
 - Не могу скрыть изумления, в равной степени, как и возможности, ощутить себя Винсентом Ван Гогом, который имел необходимость обращаться за помощью к вашему однофамильцу.
 - Вы увлекались импрессионистами, среди которых вам ближе был Ван Гог. И, отсюда, как следствие, желание жить там, где он провёл значительный период своей жизни? Именно этим вас привлёк Арль?
 - И да, и нет. Я читал его переписку с братом Тео. По прочтении я почувствовал себя готовым  ощущать  симптоматику изнутри, вычленяя её из нормальных посылов собственной психики.
  Я стал анализировать, как далека или близка моя мечта от навязчивой идеи. И что мечта жить в Арле появилась не на пустом месте, а посредством его холстов, написанных в этой местности.
  Я хочу туда, где дрожит от полуденного зноя воздух его картин, где свет звёзд режет до боли глаза. И не потому, что звёзды там выглядят как-то иначе, а потому, что так реагировала на них его страдающая расстройством  психика.
 - Возможно, что вас ждёт разочарование. Вы будете воспринимать и полуденный зной, и ночной пейзаж самым заурядным образом. В силу нормального состояния вашей психики.
 - Дело в том, что находясь, с достаточной определённостью не в Арле, я генерирую в себе те состояния, которые привязывают меня к этой местности. Если мне скажут, что я ни при каких обстоятельствах  никогда туда не попаду, я стану генерировать в себе состояние присутствия там.
 - То есть вы хотите сказать, что ваш мозг способен удовлетворять ваши потребности.
 - Меня влечёт женщина. Неотразимо, этому невозможно противиться, хотя мозг подсказывает мне, что исход нашей встречи фатален.
 - Вы можете поподробнее рассказать мне о ней?
 - В том то и дело, что нет. Я не могу её рассмотреть, потому, что она появляется ночью. И не здесь, рядом со мной или недалеко от меня. А там, в Арле, что делает её призрачной…
  Но, то, что она существует, что она там есть, мне сознание подсказывает достаточно чётко.
  ...Итак, этот человек перемещается в двух озвученных измерениях на нейронных уровнях. И совсем не важно, подвижно или нет его тело. Симптоматики в этом мало…
 - Вы сказали – генерировать состояние присутствия там. Вы точно знаете, что это генерация, а не физическое присутствие в желаемой местности?   
 - Скорее, это обработка моим мозгом информационного потока оттуда, а не возможность находиться там. Я ощущаю себя лежащим в обуви на диване в своей комнате. Но  помимо этого, я фиксирую запах плесени со стен того дома, в котором не нахожусь…
  Вот отсюда следует начинать плясать. Нужно вводить его в гипнотический транс, считывать информацию и пытаться привязать её к реальным условиям в Арле.
  ...Я не пытался размышлять о том, в какое качество перешла моя жизнь. Очевидно, что мечта оказаться в Арле становится всё более призрачной. И со службой, к сожалению или к счастью я  распростился раньше, чем с мечтой.
  Я валяюсь на железной койке, как последний повеса и внутри себя наблюдаю восход из-за горы слева, то солнца, то луны. Понятно, что за окном совершенно иной пейзаж, и солнце сквозь стёкла проецирует раму с угласто ветвящимся деревом на половицы изрядно рассохшегося пола.
  Теперь я как-то обвыкся, принял, как данность теперешнее моё положение.
  И, странное дело, стал ощущать запах плесени. Мне так хотелось разыскать эту терпко пахнущую зелень, но смотрители этого заведения остро реагируют на любые поползновения здешних обитателей, и, жестко схватив за предплечье, возвращают на место.   
  Один из них более всех цепок. Если прикрыть глаза и абстрагироваться от окружения, можно представить, что это она, устав меня ждать явилась сама и пытается раздавить своими нечеловечески сильными пальцами сначала ткани, лежащие под кожным покровом, потом добраться до кости.
  Я рассмотрел её глаза. Они без белка. Глазные яблоки, как маслины. Радужка и хрусталик на них, словно прорезаны тончайшим резцом. И расположены они этакой галкой довольно близко к гаймаровым пазухам.
  По просьбе доктора я переложил впечатление от встречи с ней на лист бумаги с помощью карандаша. Он был крайне удивлён, обнаружив во мне задатки художника. Я и сам не был готов к тому, что затея удастся.
  А теперь с нетерпением жду, когда он снабдит меня рисовальными принадлежностями.
  И ещё он обещал продать мои рисунки, сказав, что нынешнее поколение знает в них толк. Поскольку душа продана дьяволу, мозг с восторгом воспринимает только зрелищную информацию, заполненную химерами, неважно, какого свойства. 
  Это он мою женщину химерой выставил. Я оскорблён. И панически боюсь, что и она отомстит ему за это. Не случайно так сошлось, что он теперь знает, как она выглядит.
  Кстати, когда она резко тряхнула головой, я первый раз увидел её ушко. Вот не обессудьте. Любая милашка, собравшаяся увлечь вас амурами, обязательно обладает не лучшей, а иногда просто уродливой формой ушной раковины.
  Прелестницы любыми ухищрениями  прячут свои уши в пряди волос и противятся, когда совершаются попытки извлечь их оттуда.
  Одна потрясающая мысль обожгла мой мозг! Поскольку моё зрение различило достаточно мелкие подробности насчет формы уха и цвета глаз, следовательно она приблизилась ко мне на расстояние для этого необходимое!
  Я не могу определить её намерений. Для этого необходимо многое – мускулатура лица, фиксирующая  психическое состояние, движение частей тела. Ведь агрессия или миролюбие имеют свои повадки. И запах. Не явный, а как это правильно говорить, выброс адреналина – я бы рефлекторно выбросил его, почуяв агрессию. 
  Или шерсть на загривке дыбом, или мурашки по коже… Что-то обязательно сработало бы!
  Ведь правда же! Надо размышлять. Что-то ведёт её ко мне! Только бы не выболтать всё доктору.
  Около него с некоторых пор вьётся ещё один тип в белом халате. Его манера говорить абсолютно лишает меня воли. А мозг достаёт любую информацию и выкладывает на мой паршивый болтливый язык.
  Правда доктор в таких ситуациях серьёзен и сосредоточен. И, если тоже задаёт мне вопросы, они носят какой-то логический смысл, подкрепляющий безвольную мою болтовню.
  После этого я долго сплю, и во сне всплывают связующие подробности.
  Однако, как всё складывается! Этот тип ещё может сослужить мне добрую службу. Поскольку следует ожидать новых столкновений с ней.
  Надо бы как-то узнать её имя. Обязательно ведь должно быть у неё имя! Но как? Надо размышлять.
  Сегодня доктор принёс хорошие новости. Мои рисунки выгодно продались, но рисованием я заниматься более не буду, поскольку картина моего состояния ясна. Я здоров и могу вернуться к своей обычной жизни.
  Он проводил меня до палаты, где я должен был собрать вещи, что появились в моё распоряжение.
  Когда он приоткрыл дверь, на своей койке я увидел чудесную девочку. Глазные яблоки у неё были белые, хотя и расположенные галкой, ушки  красивые, волосы прямые чёрные. Она  цепко держала подушку вонзив в неё противоестественно длинные пальцы, словно желая защититься ею.
 Я понял, что её появление не входит в разряд неожиданностей:
 - Доктор, что же мы будем делать с этой чудо-девочкой? – спросил я с тревогой.
 - Я приму её в свою семью. - Ответил он, словно происходящее давно входило в его планы.
 - Это небезопасно. Обратите внимание на её пальцы. Они способны раздавить черепную коробку.
 - С какой целью?
 - С целью употребить мозг…
  И доктор предложил мне ещё немного задержаться в клинике.
  Я впал в какую-то хандру. Утратил жажду жизни, неважно, в каком географическом месте и пространстве.
  Меня не трогали более восходы солнца и луны. Вероятно оттого, что в лунном свете не появлялась более женщина. Я словно предчувствовал разлуку.
  Я вспомнил письма Винсента, в которых он описывал своё состояние, пограничное с клиническим. И стал обречённо ждать, когда клиницисты займутся мною всерьёз.