Долгий май

    Последние дни мая тянулись долго, никак не хотели уходить. Им  так уютно жилось в этом весеннем месяце с буйной свежей зеленью, с изобилием света, тепла и влаги. В месяце, как нарочно, к досаде пенсионеров, был тридцать один день, но могло бы быть и тридцать два и тридцать три и даже тридцать четыре, как в календаре барона Мюнхгаузена. Нынешний май прошёл все степени превращения от куколки и личинки, развернулся крыльями бабочки, прожужжал тяжёлым боингом ранних жуков, сбитых на землю пулями и дробинками времени. Успел слегка похолодать, пролиться дождями, сначала со снежком, потом теплее и, наконец, прогреметь настоящими грозами. Вот уж и двадцать восемь пробили часы Григорианского исчисления, и двадцать девять, а «этот май баловник, этот май чародей» всё не хотел уходить. В последних числах и вовсе разгорелся африканской жарой. Южный ветер  накинулся на северные просторы со страстью голодного любовника, трепал  листья и ветки деревьев, гнул молодые  берёзки и клёны. Золотом сверкали листья берёз, в недоумении шевелились тёмные кроны каштанов. Двадцать девять, тридцать… тридцать один… Боже мой! Сколько же их осталось? Май затянул своё пребывание на сцене. И, как всё затянувшееся, включая пожилых, изо всех сил молодящихся примадонн, уже начал надоедать. Пусть придут свежие молодые силы, неумелые ломкие, но новые голоса – плавало в воздухе. Хорош был май, и в первый день нового месяца он ещё вспомнится, как вспоминается всё хорошее, бурное, солнечное, светлое, прекрасное уже потому, что оно было.  Они останутся в памяти ненадолго, потому что нет ничего неизменного под солнцем и луной. «Всё течёт, всё изменяется», - изрёк мудрец на заре жизни, вселив возвышенную печаль в сердце человека.