Станичный менталитет. Серьёзный вопрос

    Спокойно и мерно течёт жизнь в станице…. Из трубы стоящей в конце улицы на краю станицы саманной хаты с камышовой крышей в пасмурное зимнее небо струится дымок. Во дворе на верёвках между деревьями сушатся постиранные постельное бельё и мужская одежда.
    Хозяйский пёсик, втянув носом дымок, уловил в нём ароматные нотки наваристой куриной лапши и радостно завилял хвостиком-калачиком. «Куриные косточки с локшичкой будуть мэни на обед!» – явственно читалось на его довольной мордашке.
    В хате у пышущей жаром печки ловко хозяйничала стройная дебёлая казачка. А рядом за круглым столом сидели два деда и, ловко орудуя ложками и громко швыркая, наслаждались аппетитной куриной лапшой.
 - Смачна така локша. – Жмурился от удовольствия щуплый, можно сказать «довольно стройный», дед-хозяин хаты.
 - Дуже смачна локша. – Вторил ему грузный пузатый дед-гость с вислыми «запорижскымы» усами. – Ядрена така. Ни як нэ можу оторватися вит ей. Добришша така! Ууххх!..
 - Снидайте-снидайте. – Довольно улыбалась хозяйничающая у печки казачка. – Я ще вам добавлю локшички. – И заботливо доложила в стоящую посреди стола хлебную тарелку несколько больших щедрых кусков белого пышного каравая. – Куштуйте-куштуйте.
 - Спасибочки, Таиска. Куштуемо, донэчку. Куштуемо. – Безотрывно действуя ложкой, отозвался дед-хозяин и вдруг, хитро сузив глазки, уставился на ловко выхватывающего ложкой из своей тарелки лапшу деда-гостя. – Опонас, а ты чуешь, шо надысь учудив мий зятек-мужинек моей младшенькой доньки Галинки Парамошка?
 - Так и шо вин щось такэ учудив, Щукарь? – заинтересовался Опонас, не отвлекаясь, однако, от тарелки с лапшой.
 - Вин с району привиз чорний хлиб и мэни с Таиской и ейным мужем Гришкой та с их дэтямы угощав. Ще и хвастався. Московский, мол, хлебушек. Во як! – выдал «чудную» информацию Щукарь и внимательно уставился на гостя в ожидании «нужной» реакции.
 - Тю! – удивлённо, как и рассчитывал Щукарь, вытаращил на него глаза Опонас. – Чорний хлиб? Парамоша ще и хвастався? Нэ разумию, шо вин хвастався. З глузду зъихав, чи шо? Цэ ж хлиб ржаный, житний. – И скривил брезгливую гримасу. – Я ще нэ дожив до того бедствия, шоб чорний хлиб исты.
 - Ось и я том же. Мы, козакы, ще нэ дожылы до цього! – горделиво приосанился довольный произведённым «информационным» эффектом Щукарь. – Нашенский кубаньскый билый хлиб смачнэе будэ! А свий чорний хлиб москалы-кацапи хай самы жують.
 - Ой-ой! Та ты подывысь на их! Расхорохорылыся! Закочевряжылыся! Козачури! – засмеялась Таисия. – А во время Отечественной Войны мы вси макуху грызлы. И ничого – выжылы.
 - Нэ встревай в мужской разговор, доньку! – строго одёрнул её Щукарь. – То Вэлыка Война була. А зараз ее нэмае.
 - Истину гутаришь. – Согласно закивал Опонас.
    С аппетитом «оприходовав» по две большие глубокие тарелки лапши, деды, довольно поглаживая животы, откинулись на спинки стульев.
 - Ууфф! – сытно выдохнул Опонас. – Дви тарелки зараз оприходовав!
 - Ууфф! Я тож дви тарелки угомовав! – вторил ему Щукарь и вдруг снова хитро прищурил глазки. – Опонас.
 - А? – лениво отозвался тот. – Шо?
 - Мы вжэ поилы и теперя я можу тоби шас такэ выжное козаты. – Продолжал хитро щурить глазки Щукарь. – Вопрос дуже сурьозний.
 - Сурьозний? – заинтересованно поднял брови Опонас. – Слухаю тэбэ со всим возможным вниманием.
 - Парамоша ще козав, шо в краевом центре зачалы строить кырпычни такы дома с этажамы, дэ в кожной хате – квартира называется – нужнык прям в ей устроен.
 - Та цэ ж як в Европе. – Ухмыльнулся Опонас. – Мы ж с тобой там бачылы таки хаты, кода германця-нэмчуру гналы та й рубалы шашкамы ажно до самого його Берлину.
 - Тю! Шо? Нужнык в хате? Зачем?! Будуть… ходыты «до ветру» на горшок прямо в хате? – вдруг снова «встряла в мужской разговор» застывшая на месте с вопросом на изумлённом лице от такой неожиданной информации Таисия. – Як так?! Я цього нэ разумию. Брэхня яка-то. Можэ цэ для шибко больных та убогих якых?
 - Кажешь "Зачем"? Ось и я о цьому. Вопрос сурьозний. Ни, доньку. Нэ для больних та убогих. И цэ нэ брэхня. – Сделал «многозначительное» лицо Щукарь. – В Москве в самом Кремле ужо давненько… так ходють… Скоро в нашенскому краевом центре вси тож будуть прямо в хате… ходыть «до ветру»… та й Злого Духу пускаты…
 - Ой! Ты дывысь! Та хиба ж цэ так можно?! Срамотишша якась! Вонишша, поди, будэ на усю хату! Фу! – брезгливо передёрнула плечами Таисия. – Удумалы чого. Нэхристи. Шайтаны! Тьфу на их!
 - Хе-хе! – расплылся в улыбке добившийся «нужной» реакции младшей дочери Щукарь и начал «нагнетать обстановку». – Там на этажах в кожной хате е такый кутух як для пидсвинкив. Ось туды людыны и ходють… та гадють в цыбарки або горшкы…
 - В хати в кутушках серу… гадють?! Фу! – махнула рушником Таисия. – И слухаты такэ нэ хОчу! Свинота якась-то! Мабуть совсим сказылыся! З глузду зъихалы!..
 - Но тамоть те цыбаркы нэ прости, а такы дуже хитры. – удовлетворённый «нужной» реакцией дочери, продолжал развивать «суръозную» тему Щукарь и глянул на товарища. – Опонас нэ дасть сбрэхаты.
 - Нэ дам. – Утвердительно кивнул тот.
 - Таиска, ты такочкы грозно нэ шуми. – Продолжал Щукарь. – Та хитра цыбарка соединяется трубою з чаплыжкой з водою над ей. А чаплыжка та водяная з веревкою. А с днища цыбарки тож труба выходить и встремляется прям в общую трубу, яка уходить из дому. Як тихонько нагадив в цибарку ту хитру, та й зараз за тую веревочку дерьг!.. и вода смывае с цибарки всэ в общу трубу…
 - Фу! – Снова брезгливо передёрнула плечами Таисия. – Бесовщина яка-то свыняча.
 - Ця «свыняча бесовщина» называтся… унитаз. Во як! – С апломбом «констатировал сей факт» довольный произведённым глубоким впечатлением на дочь Щукарь.
 - Унитаз! Так и е! – одобрительно, «со знанием дела», закивал Опонас.
 - Так! Всэ! Хватэ туточкы за столом усяки свынячи унитазни непотрэбства баить!– решительно прервала «свынячу» тему Таисия. – Узвар будэтэ?
 - Ага! – мотнул головой Щукарь. – Будэмо. Подавай.
 - Добре! – охотно поддержал хозяина Опонас.
    Испив по доброй кружке душистого узвара (компот из сухофруктов), деды, водрузив на головы папахи-кубанки и засовывая руки в рукава кожухов (овчинных полушубков грубой выделки), заторопились к выходу.
 - Куды вы… настрэмэнковалыся? – поинтересовалась Таисия.
 - Та до бабы Гути, – ответил Щукарь и хитро подмигнул Опонасу. – До дэвчат пидэмо… парубковаты. Про нужныкы в хатах им поведаемо. Ось воны удивляться! Цэ дуже сурьозная информация. Нужная!..
    Ему не терпелось в очередной – который уже! – раз подтвердить свой «титул» Местного Станичного Всезнайки и Ходячей Энциклопедии. Аж зудело!.. аж свербело!..
 - Дуже… нужная информация? – хохотнула Таисия и махнула рушником. – Ладно. Идить. Удивите бабок… своих дэвчат! Я ж чую, як у тэбэ, папка, ажно в Душе всэ свэрбить вит желания похвастаться цэй информацией! А я тоди тэбэ зараз нажарю на смальце пирижкив з питрибкою (толчёная картошка со шкварками). У хати я вжэ прибрала. Одэжу твою постырала.
    В двери их уже ждал повиливающий хвостиком-калачиком пёсик.
 - Таиска! – гукнул дочку Щукарь. – Рябчику задай чого покуштуваты.
 - Хорошо! Ладно! – отозвалась та. – Я йому зараз косточков куриных насбираю, та й локшички задам.
 - Добре. – Улыбнулся Щукарь и погладил пёсика. – Хороший Рябчик. Гарна така псинка.
    ...«Парубкы! Парубковаты до дэвчат воны настрэмэнковалыся! Козачури! Жэныхы нарасхват! – наблюдала за дедами из окна Таисия с улыбкой. – Водын на одну ногу хромае, другый – на другу. Слава Богу, шо хуч живи ще. – И по её улыбающемуся лицу покатились слёзы. – С десяток дидов в станыце тильки и осталося. Остальних их ровестникив ще молодымы повбывало в Гражданскую, хто в Туретчину подався з Врангелем, при Расказачивании дуже вэлико сгыбнуло, а хтось в Войну с германским фашизмом голову свою сложыв…»…
    Когда Щукарь стал вдовцом, то дочери по очереди приходили проведать его житие-бытие – прибраться в хате, постирать, наготовить…
    Проводив заботливым дочкиным взглядом дедов, Таисия отнесла долгожданный сытный «гостинец» Рябчику и принялась хлопотать у печки с пирожками…

Мелета Андрей