Песок. Восьмой год писательства

Пляж, в любое время, когда я оказывался на его просторе, приносил душевный покой и доводил до состояния, которое любящие нас люди называют «милопьяным». Данное место напоминало одновременно все пляжи, которые довелось посетить в жизни, да оно, в сущности, и было ими. И я, научившись у домашних котов хозяйственности, всякий раз оказываясь здесь, внимательно изучал местность на предмет возможно произошедших в мое отсутствие изменений.
Песок пляжа был желто-белым, без мусора, таким, каким хочется, таким же, как лучший песок из виденных мною на сегодня - песок Ямайки, острова, где я, мой лучший друг и моя спутница когда-то мечтали оказаться, а потом вдруг взяли и случились – руки друга на руле авто, дым по вечерам, шорты и шляпы, море и солнце, загар и звучная местная слабая доля – внезапно воплотившаяся в ощущения мечта души, сердца и разума.
Много времени проводил я на пляже. Частенько видел на нем разное – по отдельности или совокупно. Бывало, боковым зрением, вдалеке, я различал курящего дредастого афро, напоминающего о Негриле, за спиной своей видел пальмы, а среди пальм стоял кофешоп, где всегда можно было купить «кайи», привет из прошлого от небольшого городка у Северного моря в Нидерландах, где так вкусна была «майская» клубника. Мною ощущался запах готовящихся даров моря – всяческих морских гадов и иных мореобитателей, готовка эта не давала забыть Таиланд, как и улитки да морские ежи, время от времени попадающиеся на глаза в своей размеренной, копошащейся микрожизни. Неподалеку от меня ни к месту, но памятно-ностальгически возвышался столб линий электропередач, отголосок пляжа Верх-исетского района города Екатеринбурга – города рождения, о чем напоминал шрам на правой руке. Я слышал песни Biagio Аntonacci и вспоминал приморский простор Римини. Само же море отчего-то шептало о Тель-Авиве, Эйлате в частности и об Израиле в целом, так как нигде более, пока что, не плавал я в трех морях за один отпуск и не читал газету, без усилий лежа в воде.
Песок на пляже, повторюсь - где нужно белый, где необходимо – желтый, идеально сбалансированный, чередующийся и словно бы воплотивший в себе структуру инь и ян, этого песка с каждым моим визитом становилось все меньше, будто кто-то сдувал его вместе с ветром, таким разным – то теплым, то холодным, приятно пахнущим, но однозначным в собственных намерениях, невзирая на объект или субъект данный ветер породивший. И ионные мгновения переживаний, связанные с убытком песка, уступали место звенящей паутине глобальной тревоги, она напрягала, пусть сама по себе и не была чем-то важным.
Важным было совсем другое. Ответ на вопрос «Почему?». Почему песка становилось меньше, а с ним и моего душевного равновесия, покоя? Ответ нашелся быстро. Потому что ссора с Ней подтачиваланаш общий фундамент – всё постоянно возводимое, изменяемое и достраиваемое здание могло в любой момент пасть на песок, после чего быть поглощенным им; когда-то случившаяся моя жадность и неготовность променять материальное ради надежды мифического шанса акта веры Умирающего в излечение размыли душу и среди ее молока тоже стал заметен песок; возможность ухода Близкого человека бросала тень на будущее и песок утрачивал под  этой тенью приятные оттенки, становясь отчужденным, холодным, темным и злым, только и ждущим предать, разойдясь под весом надежд. Такой песок не хотелось ценить, не хотелось любить, а потому его становилось меньше.
Но ничего исправить мне не удавалось как я не пытался, когда уходил с пляжа. Каждый раз количество песка сокращалось, а мне становилось все неспокойнее и нежеланнее возвращаться назад в место, где ранее я снова и снова находил себя и силы собою быть.
Немудрено, что однажды я пришел к морю, а море омывало абсолютно белое пространство, лишь кое-где усеянное немногочисленными песчинками. Это пространство не воспринималось чистым, плотным листом, только и ждущим стать полотном созидания демиурга. Нет – белое пространство было маревом небытия, инородным нечто, эманацией хаоса, ничего общего не имеющей со спокойствием и балансом живого в некоторых его периодах. Тогда я осознал, что у меня, по сути, есть лишь два пути – сдаться и уйти, либо путь второй, который я и избрал, отыскав песок в себе…
…Олег привел Янтас и Эдмунда в необычную лавку, довольно недавно появившуюся в центре Чешской столицы. По пути в лавку Эдмунд и Янтас ругались, в чем помешать им не могли ни дождь, ни ветер, ни шум, ни люди, ни, уж тем более, Олег. И все же они дошли, допустив тишину в пространство между ними, тем самым подарив Олегу минуты блаженства отсутствия ругани дорогих ему людей.
В лавке, куда Олег привел Эдмунда и Янтас,торговец продавал песочные часы; игрушки, наполненные песком (игрушки эти очень удобно было мять, релаксируя); картины из песка, но, самое главное, здесь реализовывались бутылки с песком разных стран и городов. Янтас и Эдмунд долго не могли понять зачем пришли сюда, но, в тот миг, когда торговец продал им большую бутыль цвета глаз зеленого леса, одну на двоих, с именно тем песком, который был сейчас необходим этим двоим, все ссоры, склоки, как и их причины, вдруг обернулись в дождевик и оказались высохшими каплями давно закончившегося дождя, а души и сердца пары наполнились теплотой. Олег, их воображаемый друг, был счастлив такому повороту событий и горд тем, что именно он привел их сюда (ведь кому, как не порождению воображений знать о подобных местах?!). Выйдя из лавки, Янтас и Эдмунд от счастья на какой-то момент даже забыли о своем общем воображаемом друге Олеге, в связи с чем последний испытал не особо болезненный укол беспокойства, подобный тому, какой испытываешь, когда вдруг вспоминаешь, что твой брат, в юности писавший увлекательные рассказы, сейчас отчего-то не пишет вовсе (либо просто не говорит о том тебе, что, во многом, индивидуально то же самое), или подобный уколу беспокойства, настигающему тебя в момент, когда набрав пару-тройку книг в месте, принятом тобой за точку буккроссинга (обмена книг), ты вдруг понимаешь, что ошибся и книги нельзя забрать домой под своды уюта, а можно лишь прочесть в стихийном и врЕменном читальном зале под открытым небом при свидетеле-ветре. Однако Олег был оптимистом и радость за его «реальных» друзей быстро победила микротолчки вулкана переживаний.
Разумеется, тем самым торговцем из лавки был я, а продавал людям не просто песок, но песок тех мест, где им побывать хочется либо нужно, иногда что-то одно, иногда все вместе, да с какой-нибудь безделицей в довесок. Конечно же не все всегда было приторно-сладко, полезно и объективно по-доброму. Некоторым я продавал бутылки, что всасывали людей в себя, запирали их – кого на определенный срок до момента Осознания, кого – навсегда. Я больше не боялся судить и брать на себя ответственность за содеянное. Кое-что просто Зналось. И с тех пор, как стал этим заниматься, песка на моем личном пляже прибавилось, стало только больше, больше, чем мне помнилось,что бы когда-либо там вообще находилось, по-моему, даже море обрело дополнительную притягательность, а солнце и вовсе перестало хоть когда-нибудь прятаться за серостью небес.
А однажды песок, мягким трением своих составных частей друг о друга, проскрипел мне, что скоро все станет интереснее, начнется Новый круг жизни и на той улице, где время от времени кто-то попадал в мою лавку, откроется еще одно интересное место, владелицей которого будет девушка, торгующая оттенками глаз, волос, кожи, у кого-то отобранных ею, кем-то обменянных, подаренных или проданных. Общение с этой лисой, как предвещал славный песок, добавит к моей радуге жизни, уютно примостившейся над пляжем, некий восьмой, загадочный пока, цвет. Большего и желать нельзя! Разве что научиться ходить по воде (хотя секрет прост, и я вам его открою – нужно обмотать стопы фольгой и смочить фольгу слезами счастья любящего вас человека;)
Этой миниатюрой поздравляю сам себя с праздником, ведь 30 мая 2019 года исполнится уже 8 лет моему писательском времяпрепровождению!