Гарик Романович

   Гарик, мой однокурсник, невысокого роста, худенький, с бледным аристократическим лицом и небольшими для солидности усиками, обратил мое внимание уже на первоми курсе.

   На занятии по английскому языку он удивил преподавателя, седую, немолодую женщину из галицкой интеллигенции, своим беглым английским и откровенным хамством. Он шумно переговаривался с соседом, вставал и прохаживался между столами аудитории, а то и перебивал преподавателя. Ошарашенная такой наглостью и свободным владением языка, англичанка только растерянно повторяла: «Романович, вы отдаете себе отчет: где вы находитесь?». Но Гарик и не думал отвечать на этот вопрос.

   Был он из еврейской семьи, в котором главным лицом считалась его мать Белла Абрамовна, а кроме Гарика была еще сестра, которую он называл «крокодиленком». Белла Абрамовна была директором Дома ученых, организовывала ежемесячные встречи профессоров по специальностям, особенно симпатизируя медикам. Строго по очереди проводились заседания обществ хирургов, дерматологов, акушер-гинекологов и т.п. После официальной части стараниями Беллы Абрамовны накрывался стол с дорогими напитками и закусками. Казалось, что с такими знакомствами карьера сына обеспечена. Но оказалось…

   Учеба Гарику в школе давалась легко, и он мог бы закончить ее экстерном на 2-3 года раньше. Но в те годы такой практики не было. Отличная успеваемость была его проклятьем. Одноклассники как только его не обзывали. Поводом для насмешек была и его бабушка, которая приводила и забирала его из школы до окончания учебы.

   Несмотря на золотую медаль, он был принят в медицинский институт со второго раза, отработав один год санитаром на «скорой помощи». Там он прошел серьезную школу жизни: научился курить и выпивать, но с женщинами не преуспел и остался девственником.
 
   Год работы санитаром сделали его общительным, даже развязным. Коллег он уверял, что настоящая его фамилия Романов, но в годы Революции деду из соображений безопасности пришлось ее несколько изменить. Но осанка и манера общения косвенно свидетельствовала о том, что, возможно, он действительно из потомков Романовых.

   Учился Романович легко, не отдавая предпочтения конкретному предмету. Преподавателей он терзал нетрадиционными вопросами, часто ставя их в тупик. Особенно доставалось преподавателям общественных наук, когда он цитировал Ницше и Фрейда, требуя серьезных разъяснений их «ошибок».

   Белла Абрамовна искренне симпатизировала однокурсникам Гарика и разрешала бесплатно использовать Дом ученых для студенческих вечеров с танцами. Комсомольские активисты штамповали кусочки бумаги, якобы «билеты», и продавали их студентам Политеха, которые рвались на вечера, где собирались самые красивые девушки педиатрического факультета. «Навар» потом организаторы дружно пропивали, не забывая пригласить Гарика.

   Отмечая замечательные способности Гарика, преподаватели приглашали его участвовать в научных кружках. Он же умело отмахивался от этих предложений. Казалось, что у него существовал свой особый жизненный путь, с которого его никому не сбить.

   Катастрофа грянула во время прохождения им врачебной практики после четвертого курса. Был он направлен в лучшую районную больницу (мать постаралась), где он откровенно скучал, так как был единственным практикантом из мединститута

   Как-то субботу, после дневного дежурства, шел он леском к общежитию, где он был устроен администрацией больницы. В леске расположился пионерский лагерь. Завернув к реке, увидел он купающихся с пионервожатой девчонок. Что случилось на самом деле, история умалчивает. Но в адрес института поступила жалоба за приставание к несовершеннолетним и, возможно, - изнасилование.

   Мать Гарика бросилась спасать сына. Ректор согласился на перевод его в Ленинградский педиатрический институт по «семейным обстоятельствам» без объявления выговора.

   На пятом курсе мы учились уже без  Гарика. По доходившим до нас слухам, Гарик прочно утвердился в кругу ленинградской богемы: вначале читал свои стихи в компаниях таких же аматоров, затем за стакан водки – в кафешках на Невском проспекте. Зачем-то поступил на заочное отделение Ленинградского политехнического института. При распределении на работу попросил направить его в Воркуту. Тундра, поезд Воркута-Лениград, блатные песни – все это из мечты реализовалось в жизни. Но главным преимуществом работы на Крайнем Севере оказалось бесконтрольное использование пищевого спирта.

   Появился Гарик во Львове спустя 5 лет законченным алкоголиком. Работу ему нашла мать в захолустье Львовской области, у самой польской границы. Из-за пьянства его не раз увольняли, но вскоре восстанавливали на работе из-за дефицита врачей.

   Умер Гарик во состоянии белой горячки. Хоронили его мать с дочерью и мы, трое его одногруппников. Могильщики опустили в мелкую яму гроб, так что крышка его оказалась на уровне с землей,  небрежно набросали холм и ушли недовольные из-за скромных чаевых. «Спасибо, сын, за конец моих мучений»- сказала мать Гарика.