Черный человек

Наша история началась в городе Итта Бене, что в штате Миссисипи.
 Городок этот настолько маленький, что его не печатают на двухдолларовых картах штата.
На картах за  пять долларов есть его ближайший сосед Гринвуд. Только подумать в Гринвуде живет двадцать тысяч человек, почти втрое больше, чем в Итта Бене!
На хорошей дорожной карте за пятьдесят долларов, где страницы пронумерованы в оглавлении, и где леса и поля показаны разным цветом, а с обложки глядит Хлоя Рокнет, Итта Бене тоже нет. И потратив такую кучу денег, которую арендатор на плантации в Дельте зарабатывает за месяц, вы выругаетесь последними словами не найдя там нужного города.
Но вот если вы попадете в Библиотеку Конгресса, что в Вашингтоне, и сам Лютер Эванс вынесет вам из темного коридора между полками, огромный как письменный стол Большой Атлас то там, на странице триста шестьдесят два, на перекрестье трех штатов Арканзаса, Миссисипи и Луизианы, в том самом месте, где сходятся восемьдесят второе и сорок девятое шоссе вы найдете наконец, маленькую точку. Это и будет Итта Бене.
Для Райли Блэкмэна, Итта Бене был всем миром. Если бы ему сказали, что его родной городок нельзя найти  на карте за пять долларов, он бы не поверил, так как не видел ни других городов, ни больше чем четырех долларов за раз.
В городе не было ни одного здания выше двух этажей, не считая ратуши. Арендаторы плантаций картофеля и батата жили в низких хижинах рыхля плодородную почву своими мотыгами, какими еще их деды работали еще до тридцатой поправки. И сметливый и крепкий паренек Райли не был исключением. День он проводил в поле, временами укрываясь в тени раскидистых платанов в изобилии росших на заболоченной низине широкой долины Миссисипи, вечером отправлялся в фермерский бар, где старый Джим — сухой как тростник негр с руками узловатыми словно корни мертвого дерева, наливал в глиняные чашки кентуккийский самогон и за пятнадцать центов продавал колу, накидывая на каждую бутылку пятерку, зная, что фермеры не вернут ценное стекло.
Пока Райли был мальцом, он крепко держа в руках драгоценную, пузатую бутылку купленную немногословным отчимом, цедящим кукурузную водку сквозь белые зубы, смотрел, как на сколоченную из старых ящиков сцену поднимается Джек Реджис, местный певец. Он был настолько стар, что застал еще расцвет регтайма, и в юности, поговаривали, водил дружбу с самим Джоплином, когда тот жил в Новом Орлеане. Реджис важно устраивался на колченогом табурете, будто собираясь исполнить симфонию. Блюзмен доставал из холщового мешка банджо, собранный из почерневшей от трудовых рук доски и круглой коробки из-под бисквитов «Мэрис».
Джек крутил грубыми пальцами болты на струнах и затягивал «Хелло Долли», или «Крошку Джин» и тогда ему подпевал весь зал.
Прошло пару лет и Райли сам стал выходить на шаткую сцену, но с гитарой вместо банджо, сменилась эпоха. Вскоре Райли, которому не было еще и 18 лет, стал любимцем публики, его ходили слушать из Гринвуда и из Индианолы.
Дни на плантации и вечера в баре шли своим чередом, но однажды из далекого Мемфиса в речное захолустье нагрянул гитарист. Он проезжал через Индианолу и у его «Понтиака» спустило колесо. Ближайшая авто мастерская была в Джексоне, почти в ста милях к югу. Гитарист (имени его никто не запомнил) решил заночевать в Индианоле и утром дождаться помощи. Приютившие его люди зазвали его на музыкальный вечер в соседний городок.
Райли по своему обыкновению, настроил гитару и заиграл тонкие, берущие за душу блюзы, перемежая их джазовым свингом, подпевая себе во влажной темноте зала. Гитарист из Мемфиса слушал как завороженный. Когда Райли спустился в перерыве со сцены, попить воды, гость из большого города подошел к нему и пожав руку протянул кожаный футляр. Райли был воспитан в бедной, но гордой семье. Мать учила его, никогда не принимать подарков, ведь это обязывает. Но гитара которая лежала в чехле была абсолютно новая, а не та, что он сменял на три пинты «Джек-Джека» у Лероя Симпсона полтора года назад. Райли взял инструмент просто посмотреть да так и застыл с ним в руках. Это был черный «Гибсон» совсем-совсем не бывший в употреблении. Муарово блестел глянцевый лак, золотом отливали колки а струны, казалось уже звенели тоскливым надрывом блюза.
- Я не могу, сказал паренек вместо приветствия.
- Бери, она твоя, сказал неизвестный. - Тебе она явно нужнее. После чего развернулся и зашагал к выходу хлопая полами кремового пиджака о фуфайки фермеров.
Райли оцепенело поднялся на сцену и сыграв на старом инструменте еще пару мелодий засобирался домой. Публика была явно разочарована таким его поведением, но все видели черный, какой-то нездешний чехол новой гитары и не сказали парню дурного слова.
Душной ночью Райли сидел на веранде своей лачуги и держал на коленях прекрасный инструмент. В чехле он нашел карточку ”Midtown Music Shop” что в на Центральной Авеню в Мемфисе. На карточке сотял ценник в тридцать долларов и дата продажи — вчерашнее утро.
На следующий год после Победы Райли Блэкмэн, которому минуло двадцать два года  решил — пора. Он упаковал небольшой чемодан проданный ему коммивояжером Кирком Тернером за три доллара с четвертью. Упаковал туда чистое белье, двухдолларовую карту штата и на проходящем «Грейхаунде» отправился в Мемфис.
Столица Центрального Юга встретила дебютанта не слишком приветливо. Еда стоила дорого, жилье еще дороже. Райли смог снять комнату в мансарде старого дома по Джеферсон-авеню где было тесно, фанерные стены пропускали малейший звук а от жары становилось дурно даже мышам.
За несколько дней Райли выяснил, что блюзменов в Мемфисе как у дурака каштанов. Вечером, бредя по бульвару Фронт-стрит он видел, что из каждого, пусть небольшого кафе льется музыка и парни в синих шляпах с фазаньим пером выгибаются в жаркой ночи под звуки блюза извлекаемого из самых разных инструментов. Кое-где играли и небольшие блюз-бэнды, джаз и свинг вторили отцу музыки Черного Юга.
Работу он находил самую дрянную — то мыл полы в закрытых барах, то чистил улицы щеткой под смех белой ребятни. На сцену попасть оказалось гораздо труднее, чем он представлял в самых мрачных своих фантазиях. Послевоенный город был переполнен талантами. А о том, чтобы пройти прослушивание на ритм-энд-блюзовую радиостанцию WDIA не могло быть и речи.
Проработав три месяца и так и не расчехлив на публике свой уже порядком изношенный но все еще прекрасный инструмент, Райли сдался. Денег было мало, за комнату он задолжал а брать в руки гитару после метлы становилось все сложнее. Вечером, на исходе лета на автобусной остановке близ Фримонт-сквера он простился с высокомерным Мемфисом и отправился в Итта Бене, в душе пообещав, что они еще встретятся.
Два года Райли сидел в родном городишке. Белье которое он привез в далекий Мемфис истрепалось еще в первый месяц, чтобы не тащить домой пустой чемодан, Райли перед отъездом накупил на последние гроши сборников нот и партитур у одного старьевщика с незакрывающимся глазом на  Шестой улице. Райли не знал нотной грамоты, но все равно привез в родное захолустье кипу нотных тетрадок в бумажном переплете.
Прилежно упражняясь каждый день, Райли стал подражать радио блюзменам и тем ребятам в блестящих пиджаках, которых он видел в Большом Городе.
День проходил за днем, мастерство его росло, но после провала, Райли боялся второй попытки. Поездка в Мемфис которую он планировал в будущем году не состоялась, он не чувствовал, что готов и перенес ее еще на год.
Вот так и получилось, что весенней ночью наш герой сидел в заведении совсем уже постаревшего Джима и потягивая теплое пиво из стеклянной бутылки и предавался грустным мыслям. Длинная засаленная стойка по ночному времени и отсутствию клиентов освещалась только одной лампой под жестяным абажуром и старик Джим долго теревший стаканы, наконец вытащил семнадцать долларов с мелочью из кассы, оставил два на удачу, и кивнув на Райли бросил перед ним на стойку ключ от заведения — мол закроешь. Оставшись один, Райли с грустью подумал, что вот может и у Джима была мечта. А сейчас он совсем высох и часто проливает дорогой скотч себе на манжеты, что вводит его в непредвиденные расходы.
Скрипнула и отворилась дверь. Кто-то вошел. В темноте Райли не разобрал лица, но повысив голос сообщил, что заведение закрыто. Вошедший извинился, и спросил не нальют ли ему в виде исключения на два пальца бурбона, так как на рассвете он не сможет посетить это прекрасное заведение. Райли смекнул, что это лишние два доллара, а пропажу трех наперстков виски, старик Джим может и не заметит.
Незнакомец уселся на барный стул, но был достаточно высок и свет от лампы выхватывал из ночной тени только его крупную фигуру в синем фланелевом пиджаке и гладко выбритый подбородок с тонким шрамом от нижней губы до середины шеи. Райли нырнул за стойку и налил в чистый стакан дорогого виски. Ночной визитер пригубил. В темноте качнулась безволосая голова и рука с золотыми перстнями поставила стакан в круг света.
- Я слышу ты играешь, парень. Сказал вошедший кивнув на стоящую возле стойки гитару. Райли смущенно кивнул.
- Плачу доллар, исполни-ка мне Good nigt Irene!
Хоть песня и была заезженной как старый «Бьюик», и к тому же предназначенной для хорового исполнения, молодой блюзмен не растерялся. Доллар к тем двум за которые его немного глодала совесть это хорошая плата за недлинную песню в зале без зрителей. Райли решил, что споет и положит доллар в кассу, а с гонорара завтрашнего концерта доложит еще один.
Наигрывая нехитрую мелодию, Райли затянул  Good nigt Irene. Не пропел он еще и до половины второй куплет, как высокий незнакомец захлопал в ладоши и засмеялся.
- Парень, да у тебя талант! Сыграть такую старую песню да с таким чувством, не каждому дано! Ты не думал податься в Мемфис, или Новый Орлеан?
Райли запинаясь и прикрываясь гитарой от стыда, рассказал о своем неудачном путешествии, о конкуренции и стиле игры столичных музыкантов до которого ему еще далеко.
Незнакомец слушал молча, лишь поблескивали в темноте безупречные зубы когда он улыбался на особенно комичные моменты рассказа.
- Я помогу тебе парень. Вдруг сказал он.
- Есть один старый рецепт, он подойдет не каждому.
- Ты уверен, что твоя жизнь это блюз?
- Да! С жаром воскликнул Райли.
Ночной гость помолчал, когда он снова заговорил в голосе его не было веселья, в жарком пропахшем кислым потом и пролитым пивом баре, вдруг словно задул зимний ветер.
- Старые блюзмены говорят, - начал он прикуривая невесть откуда взявшуюся сигарету- что если музыка тебе дороже души, и если ты ищешь славы великого мастера, ступай в полночь на перекресток Восьмого и Шестнадцатого шоссе, но обязательно захвати с собой гитару. Там тебя встретит Черный Человек, имя ему Легба. Дай ему гитару. Если Легба почувствует у тебя талант, он настроит ее и вдохнет в нее мучительный дух блюза, с этого времени музыка станет приходить к тебе сама.
- А если он не почувствует у меня таланта? С замиранием сердца спросил Райли.
- Тогда, - усмехнулся гость- ты до конца жизни будешь тосковать, но игра твоя превратится в бренчание, отвратительное даже тебе самому.
Неизвестный поднялся, кинул на стойку доллар и не говоря не слова направился к выходу. Уже в дверях он обернулся, свет луны стоящей почти в зените озарил его лицо с черными провалами глаз и Райли понял, что человек слеп.
- И еще одно, - сказал слепой не выпуская изо рта сигарету — если Черный Человек настроит твою гитару, не потеряй ее.
Дверь со скрипом затворилась оставив Райли в пустоте барного зала.
Просидев некоторое время в одиночестве, Райли поднялся сполоснуть стакан загадочного слепца и убрать в старый денежный ящик его купюру.
Доллар, который оставил незнакомец показался ему неуловимо странным — портрет Франклина был тот же, но что-то его смущало. Райли порылся в денежном ящике и достал два доллара которые для привлечения будущих доходов всегда оставлял там Джим. И точно! На деньгах из кассы, под портретом стояло просто: One Dollar, а на всех четырех долларах слепого: One Silver Dollar и в целом купюры несколько отличались.  Минуту паренек соображал, что это могло бы значить, потом убрал деньги и отправился спать.
Через три дня, вечером на старом автобусе в Франклинтон, что в Луизиане, прикатил черный парень. Из вещей при нем был только гитарный футляр и бутылка гаитянского рома. Парень не остановился в мотеле и не стал искать родственников, как обыкновенно делают цветные приехав в любой город Юга. Он выпил из автомата колы и неспешным шагом направился по шестнадцатому шоссе на запад. В сгущающихся сумерках редкие машины тормозили возле пешехода и предлагали подвезти, справедливо полагая, что он решил добраться на своих двоих до Амит Сити — единственного населенного пункта на пустынном хайвее.
Пешеход вежливо благодарил и отказывался. К четверти перед полуночью Райли (а это был именно он) стоял на перекрестке. Вокруг было не души и лишь луна на небе изредка выныривала в редких просветах низких облаков.
С гитарой в руках Райли огляделся, перекресток был пустынен, загадочному Легбе прийти было просто неоткуда, вокруг простирались поля.
Внезапно он заметил боковым зрением высокую фигуру на обочине. Откуда он там взялся Райли не знал, мгновение назад на дороге никого не было, он мог поклясться на библии.
Парень начал переходить перекресток и массивная темная фигура двинулась ему на встречу. Они стояли прямо посреди дороги, их разделяла только автомобильная разметка уходящая за горизонт в четырех направлениях. Помня советы, которых он просил перед такой поездкой у старого Джека Риджиса, Райли откупорил бутылку с ромом и сделав глоток протянул ее над белым крестом разметки Черному Человеку. Огромный как скала, тот нагнулся и взяв исполинской пятерней бутылку опрокинул ее в один присест, после чего кинул ее в заросли придорожного сумаха.
- Как твое имя? - Прогрохотал он, словно отзвук далекой грозы эхом заметался над дорогой.
- Райли. - ответил молодой музыкант. Райли не был коротышкой, рост его доходил до шести футов, но он едва доставал Легбе до плеча.
- А ее имя? - Спросил Дух Блюза указывая на гитару длинным пальцем.
Райли не растерялся, он вспомнил один случай с женщиной и горящей бочкой с керосином, как там ее звали... и ответил:
- «Лорейн». После чего протянул инструмент гиганту.
Тот бережно взял казавшуюся в его руках игрушечной гитару и долго держал ее на весу разглядывая со всех сторон.
- Эта гитара играет хорошую музыку! Нарушил он напряженное молчание. - Кто-нибудь кроме тебя играл на ней?
Райли вспомнил карточку из мидтаунского магазина и сказал с уверенностью:
- Нет!
-Хорошо, ответил великан и вдруг заиграл на «Лорейн» с неимоверной скоростью перебирая струны. Это были утонченные соло, плавные как холмы Флориды бендинги, сильные и чистые вибрато. Казалось за этой музыкой потянулась вся пустующая округа, луна вышла в большой разрыв между облаками, да так и осталась там, словно заслушавшись. Свет ее дрожал подобно мириадам натянутых с неба струн и каждая кочка и травинка, каждый придорожный камешек зазвучали наливаясь гармонией, словно небо тоскующее по навсегда разлученной с ним земле решило подарить ей музыку вместо поцелуя.
Черный человек закончил игру. Райли обнаружил, что стоит на коленях и по лицу его льются слезы.
- Встань! - Прогудел Легба. - Вот твоя «Лорейн». Теперь она навсегда обвенчана с блюзом. Больше никогда не приходи сюда.
Потрясенный Райли кивнул и приняв бережно свою гитару и оглядел ее со всех сторон, ему показалось, что инструмент стал легким как перышко и он не переставал тонко, едва слышно гудеть, как будто музыка запертая в нем требовала выхода.
- А если я... - Начал Райли и вдруг обнаружил, что стоит на залитом луной перекрестке совершенно один и только теплый ветер колышет сумах.


***
Спустя полгода на радиостанции в Мемфисе, на той самой, знаменитой  WDIA появился новый исполнитель. Его божественная, размягчающая самые черствые сердца музыка так понравилась слушателям, что его стали называть Королем.
Взлет был настолько стремительным, что Райли (а точнее теперь мистер Блэкмэн) не успевал за событиями собственной жизни. Гигантская рука славы двигала бывшего музыкального аутсайдера по огромной стране. Вот она подхватила его с полуночного перекрестка и лишь на двое суток задержав в Итта Бене бросила в Мемфис. Пол года он пожинал лавры на  крупнейшей радиостанции Юга, пол года играл в концертных залах, меняя костюмы к каждому новому выходу. Паккард купленный с первых гонораров был продан за бесценок, в замен куплен белоснежный Корвет. Из Мемфиса в грандиозный Нью-Йорк он уже выезжал в черном как ночь Линкольне сидя в хрустящей красной рубашке на кожаном диване президентского автомобиля и вдыхая запах туалетной воды наемного водителя, мчался на север по пламенеющему шоссе. На противоположном сидении в непроницаемом чехле лежала «Лорейн».
Город возможностей, сердце американской мечты распахнул свои объятия его неистовому гению. Он был желанен, популярен, признан. Рука успеха ранее двигавшая его по горизонтали начала поднимать своего питомца вверх. Вот он играет в баре, вот уже в концертном зале на Тринадцатой улице, а через год Рука втолкнула его в двери старейшего зала во всей стране. На углу Пятьдесят седьмой улицы и Седьмой Авеню на Манхэттэне он триумфатором входит в Карнеги-Холл.
Всюду его видели в блеске славы истинного блюзового величия и с неизменной гитарой в руках. Все свои успехи он делил с «Лорейн». Он так сроднился с гитарой, которую по-прежнему оберегал как величайшую драгоценность, спал и ел рядом с ней. Выходя из дома старался прихватить ее с собой а на концертах никому не позволял до нее дотрагиваться, лично перенося ее со стойки на сцене в машину. И вот однажды, уже в середине неистовых пятидесятых, «Блэкмэн» забылся, но всего один роковой раз.
Начинающий блюзмен спросил мнение Блэкмэна об одной гитаре, которую присмотрел в  «У Руди» - отличном музыкальном магазине. Блэкмэн, которому восхищенный юноша немного импонировал решил сам сходить в магазин и посмотреть искомый инструмент. Чтобы не обременять руки второй гитарой он запер «Лорейн» в багажнике машины, и поставил автомобиль так, чтобы  его можно было все время видеть через стеклянную дверь магазина.
Выбор был огромен. Владелец, Руди — моложавый подтянутый мужчина узнал Блэкмэна и скоро сам стал подавать разошедшемуся маэстро гитары. Осмотрев серебристый, недорогой Фендер Эсквайр 1950 года который так понравился его протеже, Блэкмэн, с подачи хозяина магазина перешел на новые модели Фендера Телекастер и Стратокастер, Гибсоновские Лес Полы и Тинлайны... Он наигрывал, подстраивал, наслаждался... а Руди все подавал и подавал сверкающие хромом и лаком новинки музыкальной техники с полок и подвесов.
Сгустились сумерки и первые фонари начали зажигаться на улицах города, когда улыбающийся Король вышел из магазина с футляром в котором лежала новая гитара, как он мысленно окрестил ее «для экспериментов». Он нашел машину там где ее оставил и багажник был все также надежно заперт. Райли отомкнул багажник ключом и положил новую гитару рядом с чехлом «Лорейн». Вдруг какое-то подозрение закралось в него. Он щелкнул хромироваными замками старого футляра, который впервые взял в руки так давно и так надолго.
Откинул крышку.
Гитары не было.
Это был шок. Райли в припадке слепого ужаса обшарил руками чехол, затем багажник. Ломая каблуки обогнул машину, отомкнул ее и стал рыться на заднем сидении, на передних. Вырвал и бросил прямо на ночную дорогу заднее кресло. Гитара исчезла, пропала из закрытого чехла запертого багажника прямо посреди города ни черта не понимающего в гитарах.
Он уже качнулся бежать в ближайший полицейский участок, как вдруг уловил слабый запах сухого сумаха. Так в его юности пахла разогретая за день трава на пустынном перекрестке двух старых дорог. Райли обессилено привалился спиной к корпусу машины и сполз на пыльный асфальт. Улица была пустынна, только редкая цепочка фонарей освещала проезжую часть. Из тени на свет уличной лампы шагнул старик Реджис, в своих стоптанных башмаках и линялом синем комбинезоне фермера. Райли не удивился, лишь краем ума отметил, что имя Джека Реджиса последний раз промелькнуло в телефонном разговоре четыре года назад, когда ему звонили с просьбой прийти на его похороны, но из-за плотного гастрольного графика он так и не смог выбраться на юг. Следом из густой тени показался стройный франтоватый человек в старомодном кремовом пиджаке и с неизменной усмешкой на губах. Он сделал несколько шагов и сунул в слабо поднятую руку Райли карточку гербовой бумаги. Райли не глядя знал, что было на ней, ведь он столько раз рассматривал ее, даже хотел положить в рамку под стекло, но при многочисленных переездах она постоянно терялась и находилась а затем и вовсе куда-то сгинула. Теперь он судорожно сунул ее в карман пиджака. Третьим на свет вышел крупный мужчина в маленьких круглых черных очках и с тонким шрамом на подбородке заходящим на шею. Бритая голова его блестела в свете фонаря. Все трое с немым укором смотрели на обессилившего музыканта. Человек со шрамом снял очки. Черные дыры на месте глаз казалось засасывали тьму со всей улицы. Он невесело улыбнулся, что дико смотрелось на безглазом лице и наклонился к сидящему. В глубине провалов его глазниц пораженный Король увидел далекую россыпь маленьких огоньков, словно бы через две дыры в крыше смотрел в звездное небо.
- Я же предупреждал тебя, Райли, не потеряй ее! - Сказал слепец с горечью в голосе.
- Прости Джеферсон, - ответил Райли, - я ее не терял, она пропала сама.
Слепой стремительно выпрямился.
- А ты сообразительный. - Сказал он с каким-то особым выражением в голосе. - Сообразишь и как потерял ее!
Взгляд Райли упал на новую гитару, лежащую в своем нарядном нейлоновом чехле на тротуаре, куда он выбросил ее когда переворачивал вверх дном багажник своей машины. Райли застонал.
-Но я же купил ее просто так, не как замену! Взмолился он.
Джек Реджис подошел почти вплотную и глянув из под шляпы выцветшими глазами сказал: - Тут ведь сынок не в гитаре дело, тут ведь в желании, в хотении. - и он сочувственно закивал головой.
Безымянный гитарист также подошел ближе, теперь все трое возвышались над сидящем в неловкой позе Райли, как столпы подпирающие небеса.
- Ты утратил веру в себя, в свой блюз, ты решил, что слава и красивые инструменты теперь сделают все за тебя. - сказал обладатель кремового костюма. - Ты разочаровал Его.
Слезы заструились по щекам того, кого называли Блэкмэном.
Из-за их ног и спин Райли не мог разглядеть, но чувствовал, что там на границе светового круга почти касаясь его носками тяжелых ботинок стоит в тени огромная фигура.
Там клубилась первородная тьма исторгнувшая из тишины безвременья все звуки в мире и их могущественного покровителя, их мрачного и загадочного хозяина.
Дух блюза стоял не проронив ни звука.
Трое посланцев, один за другим развернулись к Райли спиной. Слепой Джеферсон поднял руку как будто собирался присягнуть перед судом и сказал, обращаясь в темноту:
- Пусть играет.
Двое других посланников повторили его жест и дуэтом выкрикнули какими-то чужими металлическими голосами, словно зазвенела лопнувшая струна: - Пусть играет!
Из-за границы света, подобно гулу далекого набата прозвучало: - Да будет так! Пусть играет!
Сначала ушел не оборачиваясь старый Джек, затем надев очки и устало ссутулившись шагнул в темноту слепой, и только безымянный гитарист задержался перед поверженным Королем.
- Это редкий случай, - сказал он, - присяжные единогласны впервые за сорок лет. Ты сохранишь талант, но утратишь вершину мастерства, тебе всегда будет не хватать самой малости, самого небольшого усилия, но ты не сможешь играть совершенно.
Райли поднял глаза и спросил у незнакомца: - А если я ее найду?
- Тогда все может быть - улыбнулся гитарист и спиной назад шагнул в тень.

***
В центральном офисе Нью-Йорк Пост, в пятницу ближе к вечеру к стойке объявлений подошел полный пожилой афроамериканец в безупречно сидящем костюме. Миссис Маргарет Стайн, которая без малого восемнадцать лет проработала в этом отделе газеты без перспективы повышения, наставляла практикантку Дону Уайт заставляя ту принимать все физические объявления, вдруг оттеснила девушку у стойки.
- Добрый день — на редкость для себя приветливо, поздоровалась она.
- Здравствуйте — сказал посетитель, он держал в руке сложенный вдвое листок бумаги, на который миссис Стайн даже не взглянула.
- Как обычно? - спросила миссис Стайн. Дона с удивлением воззрилась на строгую начальницу.
- Да, сказал посетитель и положил листок на стойку, открыл объемистый кожаный бумажник в отделении для кредиток которого Донна заметила старую истрепанную по углам карточку на подобие визитки, заплатил за объявление, приветливо улыбнулся и повернувшись вышел из зала тяжелой походкой старика.
- Кто это? - Спросила Дона, - Что у него за объявление? Вы его знаете? А почему «как обычно»? - Затараторила она.
- Маргарет Стайн, сперва хотевшая срезать не в меру любопытную практикантку, вдруг смягчилась.
- Представляешь, - сказала она понизив голос- он каждый год, примерно в это время, приходит сюда и подает объявление о пропаже старой гитары с вознаграждением нашедшему.
- И что в этом необычного — невольно переходя на шепот спросила Дона.
- А то — ответила, совсем уж замогильным шелестом миссис Стейн, что я работаю тут уже восемнадцать лет и вижу его каждый год. А до меня работала Мэри Уейнер, аж с начала шестидесятых, и представляешь, она тоже не помнила года, чтобы он не зашел!
- Ого, сказала пораженная Дона, для которой время до появления мобильных телефонов уже казалось седой древностью.
- И это не все — продолжала Маргарэт, - каждый год он увеличивает сумму вознаграждения, все больше и больше.
Она взяла со стойки листок и развернула его перед Доной. Внизу листка твердой рукой было выведено 900 000 долларов. Дона на несколько мнгновений забыла как дышать.
- На будущий год наверняка будет миллион! - Торжественно подняла палец миссис Стайн.
Дона хотела задать какой-то вопрос, она хотела задать множество вопросов как рой взбудораженных пчел наполнивших ее голову. Но Мисис Стайн вдруг осеклась, очевидно решив, что уж очень разоткровенничалась с молодой сотрудницей которая ей не слишком нравилась и пресекши нетерпеливым жестом руки все недозволительные разговоры снова погрузила свой маленький отдел в методичную, но несколько сонную работу.
Под вечер Дона Уайт вышла из стеклянного офиса Нью-Йорк Пост и с подземкой и двумя пересадками добралась до небольшого бара в глубине Гарлема. Даже в современном мире всеобщей терпимости, белой девушке показываться вечером в некогда самом черном районе Большого Яблока может быть не безопасно. Дона отбила по железной двери быструю ритмичную дробь, улыбнулась в камеру наружного наблюдения и дернув дверь вошла в мерцающий огнями зал.
Несмотря на пятничный вечер народу в баре было очень немного. На заставленной аппаратурой сцене одинокий парень в праздничной белой рубашке и узких ретро-брюках играл на гитаре. Тонкие черные пальцы его летали по грифу не останавливаясь ни на секунду, музыка лилась в пустующий зал и лишь лысый старик, равнодушно тер стаканы сверкая манжетами в полутемном баре. Дона дождалась пока молодой исполнитель закончит играть, подошла к краю сцены и поманила его к себе. Тот поставил гитару в стойку и присел на корточки на краю эстрады. Дона молча показала ему копию платежной квитанции с размашистой подписью. Гитарист долго разглядывал листок, затем быстро взглянул девушке в глаза.
- Это правда? - спросил он.
- Да. - ответила она. К тому же завтра суббота.
Гитарист молча кивнул и вернулся к своей гитаре, которая как-то по особенному запела у него в руках все ускоряя ритм, усложняя переборы и меняя стиль каждые несколько мгновений.
Дона сидела на краешке стула и неотрывно смотрела на его черные руки казалось не знающие покоя.

***
Зеленый «Мустанг» с Нью-Йоркскими номерами остановился на безлюдном перекрестке где-то в глубине Луизианы. Собиралась вечерняя гроза и черные тучи как днища гигантских небесных плотов нависали над восточным краем неба.
Бесконечные поля.
Молодой человек в несвежей рубашке открыл багажник машины и достал оттуда черный классический «Гибсон» с золотистыми струнами. Пошарив в небольшом бумажном пакете также лежавшем в багажнике он вынул сверкнувшую на заходящем солнце бутылку.
Гроза накатывалась на Дельту стремительно как скоростной экспресс. Человек с гитарой через плечо  шел к перекрестку сжимая в руке бутылку. Навстречу ему в шаг с набегающей тенью шел невозможно высокий человек с кожей черной как грозовое небо.
Они встретились как раз над белой световозвращающей разметкой перекрестка. Ветер, неистовствующий перед первыми каплями дождя трепал ворот рубашки гитариста, заставлял его брюки обвиваться вокруг ног и хлопать на ветру.
Как древнее полковое знамя развивалось кожаное пальто гиганта, рвущееся с плеч. Оба они неотрывно смотрели друг другу в глаза. Наконец гитарист открыл бутылку и сделав глоток протянул ее Черному Человеку. Тот опрокинув ее в себя одним могучим глотком отбросил ее за спину. Ветер ревел уже как настоящий ураган и звука падения стекла на землю никто из них не услышал.
Сначала гитарист решил, что наконец-то ударил гром. Но затем разобрал слова:
- Как твое имя? - спросил гигант.
- Джеймс! Перекрикивая бурю ответил юноша.
- А ее? - указал на гитару его грозный собеседник.
Вместо ответа Джеймс протянул гитару человеку.
Взяв ее впервые за множество лет Черный Человек улыбнулся...
In memory of B.B.K.