Тридцать три несчастья

Трудна жизнь эстрадного певца. Деятельность эта не предполагает стабильности — ни финансовой, ни житейской.

Наши предки утверждали, что Земля держится на трёх китах. Три кита, на которых балансирует благополучие эстрадного певца — его три «к» — это концерты, корпоративы, конкурсы. Вечный праздник, на котором артист всегда в двух лицах: герой и раб.

Более или менее благополучны те, кому посчастливилось добиться настоящей звёздности. Кто постоянно мелькает на телевизионных каналах, чьи фото украшают обложки глянцевых журналов, а голос услужливо разносит по стране Радио FM. Для них существуют такие волшебные вещи, как продюсеры, композиторы, поэты, стилисты. Они знают себе цену и назначают гонорары от двух тысяч евро за час. Но таких счастливчиков немного. Вся же остальная армия эстрадников, в особенности эстрадников провинциальных, находится в вечном поиске заработка. А в пору жестокого кризиса, свирепствующего в стране, — заработка всё более скудного и случайного.

Провинциалам не позавидуешь: всегда вторичны, вынуждены перепевать чужие модные хиты, собирая крохи с барского стола. Между тем, как любой публичный человек — и, может быть, даже в большей степени, чем многие другие, — эстрадный певец каждую минуту своей жизни обязан быть молодым, красивым, успешным, сексуальным и заряжать окружающих своим позитивом и неистощимой энергией. Даже если при этом ему повеситься хочется. Последнее никому не интересно. Вернее, очень интересно, но такой интерес всегда отдаёт неприятным душком. Лезть в личную жизнь соседей, сослуживцев, приятелей — дурной тон, в личную жизнь артиста — норма. Никто даже не задумывается: а ему каково? Выполз на сцену — будь готов к тому, что твоё грязное бельё потащат следом. Нет грязного белья? Найдут, придумают, подбросят. Где, в какой подкорке головного мозга сидит эта дремучая, никакой цивилизацией не перешибленная уверенность, что всякий лицедействующий уже принадлежит толпе? Сотни глаз ежедневно придирчиво следят за каждым его шагом, подмечая малейший промах, случайный сбой. А не станут следить — беда. Значит, забыли, значит, неуспех.

«Ладочка! Привет! Как ты сегодня выглядишь! Просто потрясно! Молодцом! А чё такое платье длинное надела? Ножки надо открывать. Да, открывать! Твои в особенности!»

Мужик в спецовке стоит под балконом клуба в доме отдыха и орёт во всё горло, восхищённо пялясь на стоящую на балконе певицу, которая этого мужика видит впервые. Вряд ли бы ему пришло в голову так развязно разговаривать с любой другой незнакомой женщиной. Но Ладочка, какая же она незнакомая?! Она тут каждый день поёт по вечерам. И певица вся расцветает от его сомнительных комплиментов, раскланивается, отшучивается. Он — зритель, поклонник, это святое. И пофиг, что муж, гад, опять устроит ей вечером скандал. Сначала польстился, зараза, на блеск её славы, а теперь ревнует к каждому столбу! Не хочет, видишь ли, чтобы она пела! А куда ей, в горничные, что ли, податься?

Карьера эстрадника начинается в детстве. Сначала кружок при каком-нибудь клубе, музыкальной студии. Потом школьный ансамбль. Самодеятельность, концерты, выступления перед ветеранами, в администрации. Ребят, желающих петь, много, а талантливых — раз, два и обчёлся. Блеснёт алмазик — и вот его уже выдвигают на краевые или областные конкурсы. Самые успешные выступают в обеих столицах, а повезёт, их могут и за границу вывезти. Раньше-то дома перед зеркалом с игрушечным микрофоном крутился, бабушку умилял, а теперь — на настоящей сцене, в красивом наряде, в руке микрофон, сзади подтанцовка. Перед концертом волнение такое, аж сердце куда-то в желудок проваливается, кажется — ничего не помнишь, а выйдешь к зрителям и словно воспаряешь над всеми, а твой голос покрывает весь зал. И ты — небожитель.

А зависть и восхищение сверстников? А ожесточённая борьба на конкурсах, которая только прибавляет адреналина? А звонки из администрации города в школу, срывающие тебя с надоевших уроков? И ты летишь навстречу новому празднику, овациям, цветам, зная точно, что всё в твоей жизни сейчас хорошо и правильно.
 
Музыкалка, многочасовое сидение за инструментом, репетиции, спевки, концерты — всё это отнимает массу времени. Когда учиться? Да и стоит ли так уж напрягаться, если выбор давно сделан — институт культуры, вокально-эстрадное отделение.

Вот, собственно и всё. Юное дарование, вступив во взрослую фазу своей жизни, перестаёт вызывать у кого-либо какой-либо интерес. Талантливый ребёнок — да. Талантливый взрослый — нет. Теперь всё зависит от того, есть ли у тебя связи, и есть ли у тебя деньги. Именно в такой последовательности. Потому что связи без денег, да ещё при наличии таланта, могут сделать звезду. Деньги без связей должны быть такие ДЕНЬГИ, которым не надо даже трудиться дверь ногой открывать, перед ними и так всё открыто.

Бывает, конечно, исключение, счастливый случай, безумное везение. На него-то и уповают все не обременённые деньгами и связями. Но время работает не на певца. Если в двадцать у него есть надежда, что заметят, оценят, раскрутят, то, чем ближе к тридцати, тем она призрачней. И вчерашние звёзды остаются при маленьких театриках, провинциальных Дворцах культуры. Привычно выступают перед ветеранами, администрацией, в праздники на открытых площадках вместе с прочей самодеятельностью. Их знают, любят, им всегда рады, потому что артисты нужны не только в Колонном зале Дома Союзов в Москве, но и в других уголках огромной России.

Много среди провинциальных эстрадников по-настоящему талантливых ребят. Они бы неплохо смотрелись и на сценах покрупнее. Но время смиряет даже самых упорных и целеустремлённых. Они получают свою малую славу вместе с весьма умеренными гонорарами. И судьба такого певца, как правило, на дне его стакана. Есть у стакана дно — будут ему и почёт, и уважение ещё многие годы. Нету дна — значит, рано или поздно он сам скатится на дно. А вытаскивать его оттуда зачастую некому.

Серёга, которого друзья за глаза называли Чупа-чупс по причине абсолютно лысой головы, разменял уже пятый десяток. И дна в своём стакане давненько не наблюдал.

Природа одарила его красивым глубоким баритоном и невероятной харизмой. Даже тогда, когда он растерял свои кудри и перестал быть красавчиком, стоило ему запеть, и у людей, слышавших его, перехватывало дыхание.

Когда-то Серёге прочили большую будущность. Никто не сомневался, что его ждёт слава. Не повезло. Ребята, с которыми начинал, теперь рассекали по Москве в дорогих машинах, огребая за концерты какие-то невероятные бабки, а он мотался на рейсовом автобусе между Воронежем и Мичуринском и пытался выжить на зарплату деятеля местной культуры.

Жена от Серёги ушла, забрав сына. Она-то выходила замуж за будущую звезду. И в этом разрезе готова была терпеть и тотальное отсутствие мужа дома во все праздничные дни, и ночные попойки, и нелепых беспардонных друзей, и оголтелых фанаток под окнами, и многое другое. Но только за солидные гонорары. А без таковых она ничего этого терпеть не желала. Так что вслед за рухнувшей надеждой на роскошный Bentley с кожаным салоном, квартиру в Майями-бич и фото в глянцевых журналах, пошла ко дну и их с Серёгой семейная лодка.

После бегства благоверной Чупа-чупс почувствовал колоссальное облегчение — хоть одна гиря спрыгнула с его шеи. Он снова стал свободен, молод душой и полон энергии. Только пацана было немножко жалко. Сына Серёга любил, но как-то отстранённо. Иногда, когда заводились деньги, он брал пацанёнка к себе, водил гулять, катал на всём, что движется, кормил мороженым, покупал подарки, а потом возвращал маме и забывал о его существовании до следующего какого-нибудь случая.

Культура в нашем родимом государстве ценится, как известно, очень высоко, поэтому Серёгиной зарплаты хватало только на оплату коммуналки. Всё остальное — хлеб насущный, покупка и содержание дорогой аппаратуры и прочее — складывалось из денег от корпоративов, юбилеев и других мероприятий, остро нуждающихся в хорошей эстраде. В межсезонье заработка хватало — новые хозяева жизни любили кутить много и с размахом. А лето приносило свои неудобства. Всё более-менее приличное, платёжеспособное двигало на моря и за моря. Тем, чьи доходы были неразрывно связаны с их расходами, не оставалось ничего другого, как лететь следом за своей публикой и оседать на курортах.

Вот уже третий сезон Чупа-чупс ошивался в райском местечке черноморского побережья — пел в ночном кабаке на пляже. Вдоль всей набережной ресторанчики стояли вплотную друг к другу, так что не сразу можно было понять, где заканчивается один и начинается другой. Музыка гремела на всю, чтобы заглушить соседей справа и слева. В ход шли новейшие, очень дорогие, супер-пупер усилители — «продуть толпу», привлечь как можно больше отдыхаек.

Серёга удивлял неискушённых слушателей своим профессионализмом. Равных ему здесь не было. Деньги лились рекой, полуголые тёлки вешались на шею, коньяк пился легко и весело, ностальгирующие по девяностым «братки» пьяно плакали, когда он пел «Владимирский централ»или «Я куплю тебе дом», и, не считая, швыряли ему бабло —«повторить». Хозяин кабака, здоровенный, губастый парень, которого все называли только по фамилии — Жеребило — каждый день подставлял всё новые столы и стулья, а их всё равно не хватало.

Ночи напролёт на пляже шло веселье. Народ отдыхал активно. Уставшие дети засыпали прямо на составленных вместе стульях, а над их головами оглушительно гремела музыка и плясали их расслабляющиеся вовсю родители.

— Самый кайф, — втирал Чупа-чупс ди-джею, молодому парню, который был в восторге от своего старшего товарища, — это блевать дорогим коньяком. Выблевал сразу полторы штуки — и кайф!

Расходились только под утро. Отдыхающие расползались по гостиницам, персонал ресторана — по своим хатам и чужим углам. У кого что было. Серёга снимал довольно приличный сарай, который раньше служил, вероятно, летней кухней. Там имелись коридорчик-аппендикс с окошками, наполовину замазанными белой краской, и комната 3х3. В ней стояли: нечто вроде стола — широкая такая, ободранная тумбочка, деревянная кровать, на которой спал Серёга, диван-массажёр (выпирающие прямо под истёртую обивку пружины нежно массировали тело спящего, не давая ему долго залёживаться в одной позе) и стул с неустойчивым характером, который воображал себя креслом-качалкой. Скудная обстановка Серёгу не смущала. Сюда он приходил только спать, и, разумеется, не один, а с дамой. Поэтому его очень устраивал отдельный вход и полная изоляция от хозяев. Правда, берлога стоила недёшево. Считалось, что это «флигель с двумя жилыми комнатами «под ключ». Удобства — туалет типа «сортир» и летний душ — располагались во дворе.

Днём Серёга отсыпался, а под вечер, почти насильно придав телу вертикальное положение, брёл куда-нибудь за пивасиком. Примерно через полчаса, заметно взбодрившийся Чупа-чупс двигал в родимый ресторан, где по условиям договора музыкантов кормили бесплатно. Ел, приставал к официанткам (не для чего-нибудь серьёзного, а так, просто), потом шёл на пляж или обходил соседей, знакомился с симпатичными девчонками, словом, отдыхал. Официально работа его начиналась в девять вечера и заканчивалась в три ночи, а фактически, — когда иссякали клиенты, готовые платить хорошие деньги за хорошую песню.

***
Так продолжалось день за днём, а вернее, ночь за ночью.
Во второй половине августа летний сезон пошёл на спад. Начался заметный отток отдыхающего контингента. И это сейчас же сказалось на доходах музыкантов. Коньяк за полторы штуки уже не катил. Пришлось перейти на более дешёвые напитки. И заодно сократить прочие расходы.

В это непростое время они и свалились на Серёгину голову — его бывшие друзья-приятели, с которыми водил дружбу в юности. У них был тур по побережью «Дискотека 80-х» и завершающий концерт в Москве. И как назло, один из ансамбля прямо во время гастролей попал в больницу. Срочная операция. Без него нельзя — квинтет есть квинтет. Должно быть пятеро. А кто знает репертуар группы так, чтобы без проблем заменить отсутствующего? И вспомнили про Серёгу. Двадцать лет не вспоминали, а тут вспомнили. Стали звонить в Воронеж. И оказалось — он на югах! Поёт в каком-то задрипаном ресторане. Серёга, ну ты чё? Ну ты ваще… Перед кем там?.. Ну ты, бля… Давай, дуй сюда.

И он, понятно, дунул. Его напарник, ди-джей, нисколько не возражал. Во-первых, из чувства товарищества — как не поддержать человека в таком деле! Во-вторых, из чисто практических соображений — всё, что они с Серёгой честно делили пополам, теперь достанется ему одному.

***
Это была феерия, волшебный сон длиной в десять дней. Как они пели, как «зажигали», как дурачились на сцене, какие эффекты извлекали из самых невыигрышных моментов! Зрители выли, ревели. Огромное человеческое море там, за границей слепящих софитов, колыхалось, двигалось в такт музыке. А они как настоящие небожители управляли этим морем, держа душу каждого, каждого на золотой нити живого звука. И что-то поднималось в них самих, когда тысячи рук с горящими зажигалками разом взмывали вверх, что-то радостное, полное. Духовное, эмоциональное, ментальное единение артиста со зрителем.
 
Потом был концерт в Москве. Всего один — перед отлётом в Испанию. Вполне ожидаемый успех, шумный ужин в ночном клубе. И до свидания, Серёга. Отработал, молодец, спасибо. Если что, звони — контакты есть.

Только зачем? Понятно же без слов. У них сложившийся коллектив, всё давно схвачено и поделено. Ему и с самого начала никто ничего не обещал, так что и обижаться, вроде, не на что. Но обида осталась. Не на ребят — на судьбу, и на себя, дурака. Взрослый мужик, вон, лысый уже — а куда! — верит в какие-то чудеса. Ещё бы Деду Морозу письмо написал! Смешно!

Родимый ресторан после оглушительных гастролей показался Серёге убогим гнилым болотом. И Чупа-чупс запил совсем уж по-чёрному. То есть, вообще не просыхал. Жеребиле на нравственность музыкантов было плевать — они опустошали его бар за свои деньги. Главное, чтоб пели и музыку нужную ставили. А Серёга и пьяным пел, как бог. Может, даже ещё лучше.

***
От досады ли на убогое окружение, от скуки, или одолевшей его пьяной тоски, но Серёга начал хулиганить.

«А белый лебедь на пруду кончает в павшую звезду»…— глумливо выводил он, надеясь, что хоть кто-нибудь, ну хоть кто-нибудь из этого стада заметит, усмехнётся, заржёт или возмутится. Но посетители не особо вслушивались в то, что он там изображает. Парочки, обнявшись, как ни в чём не бывало, качались из стороны в сторону в такт музыке. Бешено ржал только один ди-джей. А его-то Серёга в расчёт не брал.

— Внимание, девчонки! — орал Чупа-чупс в микрофон, когда видел, что публика уже достаточно подогрета. — Объявляю следующий конкурс. Впервые стриптиз-шоу в нашем ресторане. Где наши красавицы? Где наши звёзды? Все сюда, все сюда. Самые красивые и неотразимые девчонки у нас, здесь! Сейчас! Врубаем музыку, танцуем и раздеваемся. Самой смелой и сексуальной приз — бутылка шампанского!

Пьяные девки с визгом выскакивали на середину площадки и изо всех сил начинали выламываться, попутно освобождаясь от излишков одежды и бесстыдно демонстрируя миру оголённые телеса. А за ними выскакивали их спутники и принимались делать то же самое: плясать и раздеваться. Хотя им никто никакого приза не обещал. Главное же не победа, главное — участие! Смотреть на них было смешно и жалко. А Серёга наслаждался возможностью отплатить им, пьяненьким, богатеньким, благополучным, за свою неудавшуюся жизнь, за растоптанные надежды, за несбывшиеся мечты. За то, что они здесь отдыхают в своё удовольствие, а он на них работает! Так им, так им!

***
С лёгкой руки всё того же ди-джея, который всегда был за всяческий шухер, Серёга познакомился с довольно странной компанией. Правда, Вадика и Андрея он знал раньше. Ну как — знал. Участвовали когда-то вместе в каком-то концерте. Ну и пили там же. Помнилось, Вадик, здоровенный мужик под два метра, больше похожий на тяжелоатлета или борца в боях без правил, чем на музыканта, был родом откуда-то из Сибири. Андрюха — с Урала.
 
Прочих Серёга видел впервые. В их число входили: Лада, высокая, стройная, не слишком голосистая, но очень сексуальная местная певица, две Иры, певшие джаз, — Ира большая и Ира маленькая, мать и дочь, которых можно было принять за сестёр, и Раиса Александровна, очень энергичная моложавая дама, актриса, режиссёр и массовик-затейник в одном флаконе. Вся компания называла её Раясанна.

Ещё к Ире большой прилагался любовник, имя которого осталось для Серёги загадкой, потому что любовника никому не представляли. Предполагалось почему-то, что его и так все знают. Это был хрупкий, томный, бледный, длинноволосый молодой человек всего лет на пять старше Ириной дочери. У него были белые холёные руки убеждённого бездельника и на мизинце — массивное кольцо с фальшивым камнем. Самое смешное, что он вёл себя так, будто был главным в компании, и только из скромности держался в тени, хотя ни к музыке, ни к театру не имел никакого отношения. Он просто прилагался к Ире большой — везде таскался за ней, жил за её счёт, и говорили, что даже поколачивал её. Ира маленькая относилась к маминому дружку откровенно враждебно и в упор его не замечала.

Знакомство произошло случайно. После изнурительной августовской жары, в начале сентября на побережье обрушился шквал. В один день сошли сразу несколько смерчей. Располагавшиеся на пляже ресторанчики «поплыли». Страшнейший ураган переломал зонты, порвал провода электропередачи, с потоками воды в море уплыли столы, стулья, торговые лотки, автомобили, сараи и прочее. Двое суток Жеребилин кабак отходил от шока и подсчитывал убытки. А сам он совсем озверел, на всех орал, как бешеный, и в пух и прах разругался с музыкантами, которых хотел привлечь к общим работам в качестве дополнительной рабсилы. Вследствие чего Серёга и его напарник почувствовали себя незаслуженно оскорблёнными и гордо удалились, а точнее свалили в соседний посёлок к друзьям ди-джея.

Друзья выступали в доме отдыха при клубе, где Раясанна была директором, а остальные работали по краткосрочным договорам. Компания оказалась, в самом деле, весёлой.

После разгула стихии море на несколько дней стало закрытой темой, и массы одуревших от безделья отдыхающих слонялись по территории дома отдыха в поисках развлечений. Бары, бильярдная, спортплощадки и бассейны были переполнены людьми. В библиотеке расхватали все книги, а в массажные кабинеты стояли очереди. Непривыкший к такому наплыву персонал взвыл дурным голосом. Все взоры тут же обратились к массовикам-затейникам, мол, а вы-то что делаете? Зря хлеб жрёте? Приступайте к исполнению своих прямых обязанностей.
 
Раясанне срочно, прямо на ходу, пришлось придумывать мероприятия, развлекалки, шоу, чтобы занять орду скучающих отдыхаек. До самого вечера артисты кувыркались, как поросята, а с приходом темноты врубили музыку, устроили дискотеку и ушли отдыхать. В просторной клубной комнате для усталых героев Раясанна накрыла стол с закусками, горячим и морем выпивки. Серёга, который чуть ли не впервые в жизни был на таком мероприятии не участником, а зрителем, с удовольствием присоединился к компании. Из радиоузла периодически выныривал ведущий дискотеки, принимал на грудь, совал в рот что-нибудь из закуски и снова исчезал среди своих приборов. Ближе к десяти часам вечера в клубе появилась Лада, вся во встрёпанных чувствах и с пятилетней дочкой за руку. Собственно, за дочкой она и ходила, чтобы забрать её из садика и привести домой, поэтому пропустила окончание концерта и начало пиршества в клубной. Но дома её ждал неприятный сюрприз в виде разгневанного мужа, который не застав жену дома, в ярости вышвырнул все её вещи из шкафа и уже начал крушить мебель. Грандиозный скандал, разбушевавшийся при появлении Лады, вынудил её забрать дочку и уйти ночевать на работу.

Пока коллеги наперебой утешали злую и расстроенную певицу, Вадик опекал её ребёнка. Посадил к себе на колени, поил, кормил, развлекал, показывал какие-то нехитрые фокусы. Дочка ела, смеялась, болтала и слезать с колен симпатичного дяди не собиралась. Вместе они здорово смотрелись — огромный Вадик и маленькая девчушка. Ну прямо Маша и Медведь! К тому времени, как Лада вспомнила, что у неё где-то там имеется ребёнок, её дочурка уже успела слопать пюре с котлетой, салат, пирожное, разбросать по всей клубной пустые бумажки от конфет, перемерить все маски от ростовых кукол, корону Нептуна, парики русалок и теперь носилась в одном из этих париков, с трезубцем в руках и всех «заколдовывала». Заколдованный Вадик ходил следом и следил, чтобы чадо никуда не вляпалось и ниоткуда не свалилось.

— Вадик, я на тебе женюсь! — заржала уже подвыпившая Лада. — Не, вы гляньте, моя вторая папа! Она ж у меня ест только с ремнём!

— Я б вам самим ремня дал! — огрызнулся тот. — Прекрасное дитё. С лаской надо, с любовью!

— Вот заведи своих — и люби на здоровье, — душевно пропел Андрей.

Вадик сердито фыркнул. О детях он давно мечтал, только женщины ему попадались всё какие-то непутёвые.

К одиннадцати ночи дискотека закончилась, а компания почувствовала, что душа всё равно болит и хочет праздника. Поэтому допивать поехали на дачу к Раясанне — на удивление абсолютно трезвой. Впрочем, свою трезвость она как-то не афишировала. Была душой общества, веселилась громче всех и с удовольствием поила своих подчинённых. Так что к концу дискотеки артисты уже не совсем твёрдо держались на ногах.

Знакомый маршруточник, ехавший домой порожняком, за литр хорошей водки согласился подвезти их до указанного посёлка. Забрали закуски, случайно оставшуюся выпивку и поехали. Домой пошла только Ира маленькая, которой осточертели пьяные рожи. Об этом она громко объявила всем и, выцыганив у матери пачку сигарет, гордо удалилась.

На трассе была сплошная темень, которую не могли рассеять редкие тусклые фонари. Когда шумная компания проходила мимо автобусной остановки, из её недр вдруг вынырнуло нечто и произнесло сакральную фразу:

— Серёга, ты, что ли?

Сфокусировав зрение на том, что его окликнуло, Чупа-чупс в жёлтом свете фонаря разглядел женщину и мгновенно узнал её. Это была его давняя пассия. Их букетные отношения разворачивались как раз в период ухода Серёгиной жены.
 
Пассию звали Галя. Она тоже пела, и очень даже неплохо пела. Но славилась не талантом, а своей тотальной невезучестью. С ней постоянно что-нибудь случалось. Причём, жизненные коллизии следовали одна за другой, без передышки. Однако самое неприятное заключалось в том, что Галина несчастливость была заразной, как вши или глисты. Стоило только кому-нибудь принять участие в её судьбе, как он получал полную порцию бед на свою глупую голову. Поэтому знавшие Галю коллеги сторонились её и с усмешкой называли «тридцать три несчастья». А знали Галю многие — эта ходячая зараза летала по всей стране, как сумасшедшая комета по вселенной, волоча за собой хвост дурацких приключений.

Чупа-чупс не общался со своей бывшей подружкой уже несколько лет и успел подзабыть эту её милую особенность. К тому же он был на той стадии опьянения, когда любишь весь мир. Неожиданное появление Гали здесь, в черноморском посёлке, ночью на какой-то затерянной безлюдной остановке удивило его, обрадовало и даже растрогало.

— Галка? — произнесла сзади него Ира большая. — Откуда ты здесь?

— Ой, Ириша! — завопила Галя и полезла обниматься. — Серёга! Как я вас встретила!

— Слушай, ты как здесь вообще? — спросил Андрей. — А Гена где?

— А, дома, — отмахнулась от него Галя. — В Саратове. Где ему ещё быть? Работает в поте лица.

И оказалось вдруг, что она не только Серёгина, но и «всехняя» знакомая. И так быстро и незаметно она прилепилась к их компании, что дальше на дачу Раясанны они пошли уже вместе — ну не оставлять же бабу одну на ночной остановке в незнакомой местности! Мало ли, что с ней может случиться.

Да уж!..

По дороге Галя поведала народу новую увлекательную страницу своей биографии.
Она долго сидела без работы. И вдруг — приглашение, от старой знакомой, которая работала худруком при каком-то доме культуры, где Галя тоже бывала. Словом, почти коллеги. Только вот, что это был за дом культуры, Галя так и не вспомнила. Это же неважно, правда? Главное, о ней помнят!

Знакомая переехала на юг, к матери, и устроилась организатором в дом отдыха. И теперь приглашала Галю поработать в сентябре. Бархатный сезон, народу толпа, деньги греби лопатой! При этих словах Серёга хрюкнул.

— Галя, ты дура? — задушевно спросила Ира большая. — Какая, на х…, лопата?
Эта тёла решила тобой дырку заткнуть. А ты повелась, как последняя лохушка.

— Да? — взвилась Галя. — А без работы сидеть лучше? У Генки даже на трусы не выманишь. Обманом вытягивать приходится.

Словом, Галя согласилась. Только потребовала себе контракт, чтобы всё было официально. А то приедешь — или место уже занято, или условий никаких, или денег раза в два меньше, чем обещали. Получается, зря прокаталась.

— И часто тебя так накалывали? — сочувственно спросила Ирка.

— Бывало.

Контракт ей прислали с большими трудами, поскольку ни компьютера, ни факса у Гали не было. Пришлось просить на одной из прошлых работ, чтобы разрешили принять документы на их почту. Контракт Гале понравился, она его подписала и собралась в дорогу. Муж не отговаривал, даже денег дал, но сопровождать жену наотрез отказался. У него работы по горло, и до отпуска, как до Китая.

Только в поезде Галя обнаружила, что подписанный контракт благополучно остался дома, на столе. Выругавшись, она махнула на него рукой. Ладно, на месте разберёмся. И тут же выяснилась ещё одна неприятная подробность. У Гали напрочь вылетели из головы и адрес дома отдыха, куда её пригласили на работу, и, что ещё хуже, его название. Единственное, что она знала — ей нужно сойти на станции «Лазаревское», а там сесть на автобус номер какой-то, или какой-то, и доехать куда-то. Хорошо, что она догадалась записать всё в телефон! Галя полезла за телефоном — и обнаружила, что его нет.

— Спёрли, представляете! — сокрушённо жаловалась она пьяно хихикающим приятелям. — Я сразу не заметила, что боковой карман на сумке разрезан. Видно, когда шла в толпе на поезд, резанули.

— А деньги? — спросил Андрей.

— Деньги я на себе ношу, кошелькам не доверяю. Если украдут, то прямо со мной.

Компания в голос заржала.

Смех смехом, но потеря телефона оказалась для Гали катастрофой. Записных книжек у неё сроду не водилось, а если какая и появлялась, то сразу исчезала при самых таинственных обстоятельствах, унося с собой в небытие записанные в неё адреса, телефоны и срочные встречи. Надежда была только на мобильник. Но и он ушёл от хозяйки чужими ногами.

Не зная, что ей теперь делать, Галя слезла с поезда в Лазаревском, вышла к автовокзалу, а точнее, будочке, которая его заменяла, и стала смотреть на все приходящие автобусы, силясь вспомнить, какие номера ей называла приятельница. С тем же успехом она могла вспоминать расстояние от Земли до Солнца или количество хромосом в ДНК велоцираптора(1).


(1)Велоцираптор — род хищных двуногих динозавров. Жил в конце мелового периода 83 – 70 млн лет назад.

Тогда она купила в киоске какой-то проспект и принялась просматривать его в надежде, что ей попадётся знакомое название. Ну сколько домов отдыха может быть в Лазаревском районе? Не бесконечное же множество! Тем более таких, в которые артистов приглашают. Наконец Гале показалось, что она нашла то, что нужно. Радостная, прочитала адрес, отыскала подходящий автобус, села и поехала. Оказалось— не в ту сторону. Шофёр долго не мог понять, чего от него хочет придурковатая баба. Другие пассажиры хором вразнобой начали давать Гале советы, где ей лучше выйти и на какой транспорт пересесть. Она вышла на безымянной остановке в лесу. (Здесь везде лес, и все остановки безымянные). Следующего автобуса ждала час, если не больше, разнервничалась, проголодалась. Один раз к ней подвалил плохо побритый и плохо говорящий по-русски толстый мужик, предложил подвезти, но Гале он показался подозрительным, и она не решилась доверить ему свою жизнь. Тем более что на остановке начал собираться народ — верный признак того, что автобус, всё-таки, будет. И он пришёл! Но оказалось, что он был вне графика и шёл в гараж, поэтому мог довезти всех желающих только до чего-то — в этих крученных нерусских названиях Галя путалась и не могла запомнить.
 
Между тем наступил вечер. Надо было думать о еде и ночлеге. Добраться до дома отдыха сегодня Галя уже не надеялась. И тут какой-то ангел, не иначе, подхватил её на трассе и домчал до места. Но место, в которое Галя добиралась с такими трудами, оказалось не домом отдыха, а детским лагерем. Почему-то в проспекте об этом не было сказано ни слова! В детском лагере о Галиной знакомой слыхом не слыхали, никакие артисты были им не нужны и комнат для приезжих они не предоставляли. Зато ей подробно объяснили, как добраться до посёлка.
 
Всё просто. Надо только выйти на трассу, повернуть направо, пройти с полкилометра — и вот он посёлок. А там уж, наверняка, кто-нибудь приютит.

Уставшая, голодная, злая Галя, обременённая тяжёлым чемоданом и сумкой, ослиными тропами пробиралась к трассе. И, конечно, заблудилась. Потом на неё напали собаки. Кое-как отбилась от них, но упала и разодрала коленку. В результате вышла на какое-то сомнительное пустое шоссе, где торчала очередная остановка, похожая на бункер. «Интересно, на кой хрен кому нужна такая куча остановок, — подумала Галя, — если транспорта всё равно ни черта нет?»

На трассе его было много: шли и шли в обе стороны огромные фуры, проносились транзитом междугородние автобусы, мелькали «рафики» и легковушки, а здесь, в забытом богом углу, тишину нарушал только вой шакалов и уханье какой-то ночной птицы.

Галя вошла внутрь остановки и села на лавку, идти дальше сил не было. Она вытащила бутылку газировки, печенье, закусила и приготовилась здесь заночевать.

— И вдруг вы идёте, — радостно закончила она. — Я сначала глазам не поверила, когда Серёгу увидела. Ну вот бывают же чудеса!

— А почему ты в Лазаревской новую мобилу не купила? — спросил Андрей. — Денег не было?

— Да наскребла бы, — пожала плечами Галя. — Только зачем? Номеров-то всё равно нет.

— Генке бы позвонила. Или ты его номера тоже не знаешь?

— Не знаю, — призналась Галя. — Он старый мобильник посеял. У него теперь новый. А я его нового номера ещё не запомнила.

— А на домашний позвонить?

— Домашнего у нас нет. Мы с Генкой, как мобильниками обзавелись, так домашний отключили. На фиг он нужен? Всё равно старый аппарат сломался, а новый покупать не стали.

— Что-то вам с телефонами не везёт, — засмеялась Раясанна.

— Там не только с телефонами, — пояснила Ира большая, — там со всем полный писец. Если уж куда и звонить, так сразу в службу спасения девять-один-один.И то вряд ли помогут.

На даче у Раясанны было здорово. Разожгли печку, разложили закуски. Радушная хозяйка вытащила из подвала банки с огурчиками-помидорчиками, пятилитровую бутыль домашнего вина, бутылку чачи — сосед угостил — и веселье продолжилось. В тепле уставшая Галя быстро опьянела и уснула прямо на диване. Заснула и дочка Лады. Вадим уложил её в маленькой боковой комнатке, которую обычно занимал Эдик, сын Раясанны. Убедившись, что его подопечная видит десятый сон, музыкант вернулся к остальным.

— Ну чё? — спросила Лада.

—Чё, чё, спит, — коротко информировал Вадик и крепко приложился к чаче.

***
Серёге захотелось курить. Пока сидел за столом в компании, всё было путём, но как только попытался встать на ноги, чача показала себя во всей красе. Из трёх дверей, которые почему-то налезали друг на друга, он выбрал правильную, вышел на свежий воздух, измерил взглядом расстояние до памятника деревянного зодчества, понял, что далеко, махнул рукой и окропил Раясаннины грядки. Потом щёлкнул зажигалкой и глубоко затянулся. В голове, вроде бы, немного прояснилось. Серёга докурил сигарету, постоял на пороге и вернулся в дом.

От печки несло жаром и приятным запахом горящей древесины. В дверях, ведущих в общую комнату, появился Вадик. Его мощная фигура заслонила весь проём.

— Ты что, ох…л совсем? — зло глядя на растерявшегося Серёгу, произнёс он. — Ты, п…с е…й, меня не уважаешь, да? Думаешь, Вадика Носова можно от…ть и пойти дальше, да? А ну, пойдём, выйдем, разберёмся.

Он качнулся и со всего маху опёрся огромной дланью о раскалённую железную печь. Человек в нормальном состоянии заорал бы благим матом и отдёрнул руку, но пьяный в дымину Вадик боли не чувствовал. Продолжал опираться на разогретую до красна поверхность и гнул своё: мол, пойдём, я тебя щас!

— Так, — сказал Серёга, с ужасом глядя на эту поджаривающуюся конечность и от такого зрелища мгновенно трезвея, — всё, Вадик, я понял. Пошли спать, нам на сегодня хватит. Завтра разберёмся.

— Завтра? — тупо повторил Вадим, не отрывая ладони от печки. — Почему завтра? Да пошёл ты…

— У-у, друг, — протянул появившийся вовремя Андрей, — спать, спать. Нам пора спать. Пошли. Мы с ним завтра будем разбираться. Никуда он от нас не денется.

— Точно? — подозрительно спросил Вадик, сдаваясь и позволяя себя увести.

— Чесслово.

Видя, что гостям давно пора баиньки, Раясанна быстро постелила мужчинам на полу в общей комнате, положив на пол старые матрасы, подушки и одеяла. Галю тревожить не стали, укрыли пледом. Лада ушла к дочке, а хозяйка с Ирой большой отправились в мансарду. Ирин дружок толкнулся было за ними, но Раясанна спровадила его вниз, к мужчинам, по простоте душевной причислив это существо к их полу. Дружок обиделся, занял другой угол дивана и отобрал у Гали плед.

***
Утром Вадик удивлённо рассматривал пострадавшую конечность.

— Это кто меня вчера так приложил, а? — обиженно спросил он, и, услышав рассказ о том, как с пьяных глаз вызывал Серёгу на дуэль, а потом решил побороться с печкой, только головой покрутил. — Ну дура-ак!

И пошёл похмеляться.

Ближе к полудню позвонил Жеребило. Он уже не психовал, был весел и деловит. Ну и музыканты не стали давить характер — сезон-то всем дотягивать надо.

При свете дня стало ясно, что никакой дом отдыха Галя не найдёт, да и искать его — только время терять. И как-то само собой сложилось, что именно Серёге предстоит опекать бывшую подружку. От новой обязанности он в восторг не пришёл, но это, опять-таки по непонятной причине, не обсуждалось.

Обрадованная Галя прицепилась, как репей, и ни на шаг не отходила от Серёги, боясь, что её нечаянно забудут. Вспоминала, как они когда-то пели дуэтом, намекая на то, что не худо бы повторить. Отвязаться от неё, не обидев, не было никакой возможности, и Серёга, скрепя сердце, пообещал.

В клубе сегодня был выходной, поэтому артисты никуда не спешили. Только Чупа-чупс с ди-джеем поторопились на автобус, увозя с собой «тридцать три несчастья».
 
Её вредоносное влияние проявилось буквально сразу. Автобус, который подошёл вовремя (что не всегда с ним бывало) сломался на трассе ровно посередине между двумя остановками. Пришлось добираться на попутках.В кабаке вечером народу собралось много, но публика была какая-то вялая, неплатёжеспособная. Зажечь их никак не удавалось, хотя Серёга с Галей старались вовсю. В результате посетители разбрелись сразу после полуночи, и музыкантам пришлось зачехлить свою аппаратуру и двигать по домам. Денег заработали — кот наплакал.

Ночевать Гале было негде, поэтому она попёрлась к Серёге. Спать он с ней не собирался — за те годы, что они не виделись, подружка сильно постарела и сексуальных восторгов в нём уже не вызывала. Но и уступить даме свою кровать у Чупа-чупса джентльменства тоже не хватило, поэтому Галя всю ночь проворочалась на диване-массажёре.

***
Следующий день принёс свои сюрпризы. Во-первых, Серёга твёрдо решил избавиться от «тридцати трёх несчастий». Как? Купить ей билет, посадить в поезд и — прощай, любимая. Пусть катит обратно к мужу. Во-вторых, на вокзал он пришёл, но купить билет оказалось непросто. В конце сезона народ активно разъезжался, и поезда дальнего следования шли на север переполненными. Но в тот момент, когда Чупа-чупс заметался, не зная, что же ему теперь делать, судьба сжалилась над ним: к кассам подошёл мужик, чтобы сдать билет. За полную цену принимать его никто не желал. Мужик начал скандалить, кассирши вяло отругивались. Серёга понял, что шанс есть. Он спросил мужика, на какой поезд билет, оказалось «Адлер – Саратов». Это было то, что нужно. Удерживаясь от искушения расцеловать этого ангела в человеческом облике, ниспосланного ему свыше, Серёга заплатил ему полную стоимость билета до Саратова и, гордый собой, удалился, унося в кармане заветную бумажку.

Через несколько шагов он почувствовал, что покупку надо срочно обмыть, а то удачи не будет. Короче, зверски хотелось выпить. Голова гудела ещё с позавчерашнего. Он зашёл в забегаловку, заказал пива. Пива показалось мало, поэтому он хлопнул сверху сто пятьдесят коньяку и выкатился на воздух. Подумал: сходить на пляж искупаться, пойти в ресторан пообедать или вернуться домой и обрадовать Галю, что сегодня вечером она уезжает обратно в Саратов? Решил вернуться. С этой заразы ведь станется и флигель нечаянно сжечь!

Флигель Галя не сожгла. Зато дома Серёгу ждало сегодняшнее «в-третьих». Открыв входную дверь, он увидел всю тёплую компанию, ночевавшую на даче Раясанны, в полном составе, за исключением самой директора клуба. Они обсели его тумбочку, заменявшую стол, пили, закусывали и веселились. При виде Серёги, музыканты хором закричали: «Сюрпра-айз!» — и довольные, расхохотались. Хозяина дома усадили на стул с неустойчивым характером, на котором Серёга чувствовал себя, как индюк на жердочке, налили водки, и вскоре Чупа-чупс понял, что жизнь проста и прекрасна. Немного погодя он пришёл к мысли, что, наоборот, жизнь чрезвычайно сложна, и подходить к ней нужно со всей тонкостью. А то ведь, стерва, так и норовит дать пинка под зад. Он озвучил эту идею, и всем она понравилась. Даже Вадику с забинтованной рукой.
Польщённый всеобщим одобрением, Серёга приобнял Галю за плечи и сказал:

— Галка, ни хрена ты в жизни не смыслишь! Дура ты! На вот тебе билет, езжай к мужу…

И он выложил на «стол» билет до Саратова. Галя, которая никуда ехать не собиралась, молча вытаращила глаза, не зная, обидеться ей, или не стоит.

— Ух ты, — протянула Лада. — Вот это я понимаю, джентыльмен!

— Да-а, Серёга, — протянул Андрей, покачивая головой,— уж если ты кого-то того… то держись…

И он сделал рукой в воздухе неопределённый жест, пытаясь подкрепить им свою мощную тираду.

Послушав всё это, Галя решила не обижаться.

— К мужу — это правильно, — глубокомысленно поддакнул Вадик. — А то сбежит.

— Да куда он денется! — беззаботно хохотнула певица. — Пробовал уже. Не получилось.

Их бурная любовь со скандалами, пылкими признаниями, выпаданием из окон и битьём головой обо все поверхности два года назад завершилась такой же бурной и скандальной свадьбой. Какой-то умник из их общих знакомых, заметил, что теперь-то молодые будут жить мирно и счастливо. Примета, мол, такая. Но уже через полгода муженёк, озверевший от неурядиц, безденежья и бесконечных глупых проблем, решил подать на развод. Но не смог, потому что потерял паспорт. Когда паспорт сделали, Генка поехал за ним и попал в ДТП — машина вдребезги, сам в больнице со множественными тяжёлыми переломами. Следующие полгода Галя как преданная жена выхаживала своё сокровище. Прежняя страсть вспыхнула в их сердцах с новой силой. Оба рыдали и закидывали друг друга клятвами в вечной любви. Паспорт Генка получил, из больницы выписался, на ноги встал, машины лишился. Жизнь вошла в привычную колею. То есть перипетии судьбы никуда не делись.
 
Через какое-то время Генка снова стал подумывать о разводе. И тут же потерял работу, которую после больницы и длительного восстановления с трудом нашёл. Пока искал новую — уже любую, чёрт с ней, со специальностью, — пока устраивался, проходил медкомиссию, идея развода отодвинулась в неопределённое будущее. А когда возникла снова, Генка влетел на крупную сумму денег. И кто помог выпутаться? Галины родственники! Вот тут он и смирился с судьбой. Понял, что Галя — его крест. Но с тех пор они стали жить, как в общаге: это мой угол, это твой угол, кухня и санузел общие.

Конечно, рассказала Галка всё это не так. Ни в какую свою невезучесть она не верила, и когда кто-то из приятелей на что-то такое намекал, страшно обижалась, начинала громко ругаться, а под сердитую руку и кружку об голову обидчика могла разбить. Но Серёга даже в сильном подпитии главную суть в её рассказе уловил и невольно пожалел бедного Генку. Во мужик влип! Невольно пришла в голову мысль: а, может, он и отпустил жену из дома в надежде, что она где-нибудь ненароком потеряется?

— А ты уверена, что он с тобой уже не развёлся? — засмеялась Ира большая. — Просто ему выгодно жить в твоей квартирке. Смотри, подруга, приведёт он новую жену, и станете вы жить втроём, большой дружной семьёй!

— Ага, — ответила Галя, — пусть только попробует привести. Я ей волосёнки-то повыдеру. Что моё, то моё. У меня штамп в паспорте. Я законная жена. Ясно?!

— А ты давно в паспорт заглядывала? — ехидно спросил Ирин дружок. — Там точно штамп имеется? Или уже нету?

Галя вытащила из сумки паспорт, с трудом открыла нужную страницу.

— Вот видишь, видишь! — ткнула она документ в лицо Ириному дружку. — Понял теперь? Я мужняя жена, а она кто? Б…

Паспорт пошёл по рукам. Все разглядывали штамп, громко читали и поздравляли Галю так, будто она только что вышла замуж, и это стало главным достижением в её жизни.

Вечером всей толпой пошли к Жеребиле в кабак — морально поддержать Серёгу и ди-джея. Потом — уже абсолютно пьяной толпой — провожать Галю на поезд. Проводили, вернулись в ресторан и до трёх часов ночи гуляли, как в последний раз.

Ночевать у Серёги такой большой компанией было невозможно, поэтому отправились к какому-то приятелю. А Чупа-чупс пошёл к себе и завалился спать.

***
Утро жиденькой струйкой вползало в комнату через грязные, заляпанные краской окна, когда Серёга внезапно проснулся, сам не понимая, от чего. Голова казалась вдвое больше и не желала отрываться от подушки. Но сердце почему-то билось тревожно, точно предчувствуя недоброе. Он полежал, прислушиваясь к буре в грудной клетке. Отметил про себя: видно, превысил свою норму по выпитому — мотор пошаливает. И тут его словно кипятком ошпарило, а сердце пошло выстукивать бешенный ритм. До ушей Серёги донёсся странный звук. Что это? Не то кто-то в дверь стукнул, не то на крыльце шаркнул. И всё затихло. Серёга прислушался — тишина. Показалось? Вдруг тот же звук, только под окном.

Забыв про голову, сердце и прочие печёнки, Чупа-чупс подскочил, высунулся в окно и обалдел. Там, за окном в предрассветных сумерках стояла Галя белая, как мел, в длинном белом одеянии. Она стояла неподвижно, пристально глядя на Серёгу.

Как такое может быть? Числа трудно складывались в больной Серёгиной голове, но настоящая Галя уехала в поезде «Адлер – Саратов» самое малое восемь часов назад. И сейчас неотвратимо приближалась к Ростову.

Призрак! Господи! Всё, Чупа-чупс, допился ты до белой горячки! Вот она, оказывается, какая бывает — белочка! Призраки по утрам шарахаются, в окна стучат! Господи! Куда кинуться? К врачу? Скорую вызывать — караул, у меня белая горячка, фантомы прямо на дому посещают?! Господи, если выберусь из этой истории, брошу пить, ей-богу, брошу!

От ужаса Серёга взмок. И тут призрак Гали шевельнулся и медленно поплыл к крыльцу. Раздался стук. Тихий, робкий, тревожный.

Это же не по-настоящему, это мне просто кажется! Проклятая белочка давит на мозги! Вот сейчас открою дверь — а там никого. И всё пройдёт. Господи! Больше ни капли в рот, ни-ни! Даже если насильно вливать будут — выплюну!

На ватных ногах Серёга подошёл к двери и приоткрыл её. Распахнуть полностью не хватило духу. На крыльце стояла Галя. Живая. Настоящая. В белом плаще, с сумкой, но без чемодана. Она смотрела на Серёгу умоляющими глазами.

— Ты что здесь делаешь? — тупо спросил Чупа-чупс. — Ты же вчера уехала.

— Я от поезда отстала, — ответила Галя и всхлипнула. — А чемодан со всеми вещами в вагоне остался.

— А купить билет на следующий поезд не догадалась? Надо было обратно переться? — проворчал Серёга, чувствуя, что сейчас умрёт от облегчения.

— Так я паспорт у тебя забыла, едрить твою налево! — рявкнула Галя. — А без паспорта кто мне билет продаст?

Серёга глянул на тумбочку. Там среди грязных стаканов и одноразовых тарелок лежала одинокая Галина паспортина...

***
Раясанна мобилизовала свои связи, и Гале достали билет. Правда, только в плацкарте, правда, только на боковом, правда, только на второй полке. Но всё-таки уехала. И у всех заинтересованных лиц теплилась надежда, что на сей раз до дому она доберётся. А Серёга до конца сезона пил, конечно, однако очень умеренно.

— Я, наверное, на следующий год не приеду, — уныло сказал он ди-джею. — Надоело всё. Надо с этим завязывать. Понимаешь, без коньяка никак. На таком ветру после третьей песни голос садится. А с коньяком — так и спиться недолго. Да и на кой талант тратить? На кого?

***
Чутьё Чупа-чупса не подвело. Уже в будущем году санитарные службы повели активное наступление на пляжные ресторанчики. А ещё через год Жеребилин кабак снесли вместе с другими. Освободили набережную. Стало чисто и скучно.
Наступала другая эпоха. Развернулось грандиозное строительство частных гостиниц.

Весёлая компания музыкантов распалась. Раясанну за каким-то чёртом потащило в Москву, где она растворилась в море придворной богемы. Иру большую пригласили в серьёзный джазовый ансамбль в Новосибирск. Её длинноволосый дружок потащился за ней. Ира маленькая поступила в политехнический. Вадик осуществил свою мечту: женился и обзавёлся тремя детьми. С эстрадой покончил навсегда — жена поставила жёсткое условие. С Ладой случилось то, чего так боялся её муж и к чему сам всеми силами её подталкивал: она нашла богатого любовника, подала на развод, подарила дочку бабушке и укатила с новым мужем за границу.

Пройдёт ещё лет семь или восемь. Серёгин флигель исчезнет с лица земли. На его месте вырастет двухэтажная гостиница, утопающая в розах, олеандрах и глицинии. Набережная снова обрастёт ресторанчиками. Их откроют новые хозяева.
Теперь всё станет красиво, цивильно, удобно. Вместо пластиковых столов и стульев —  кованная или ротанговая мебель, вместо зонтиков — солидные навесы. Цветы, салфетки, подушки. Красивые юноши и девушки в униформе с иголочки станут с вежливой улыбкой зазывать проходящих мимо людей, рассказывая о преимуществах данного заведения. Опять отдыхающие будут ночи напролёт гулять и веселиться. Но исчезнет та бесшабашная удаль, то лёгкое чувство, характерное для нулевых. Нынешнее веселье имеет какой-то нарочитый, лихорадочный оттенок. Словно мы кому-то что-то пытаемся доказать. Словно судьбу заклинаем.

Тревога витает в воздухе. Как перед грозой. Никто не строит долговременных планов. Никто не заглядывает в завтра.

Убереги нас, Господи, от тридцати трёх несчастий!