Обскура Сомния. Глава 8. Клофелиновые мечты

Крик комком застревает у меня в горле.

Прозрачные, мерцающие в лунном свете голубоватые глаза Сущности смотрят на меня рассеянно, как смотрит человек, желающий сказать вертящееся на языке слово, которое при каждой попытке раз за разом ускользает от него. А может быть, так кажется из-за очков ночного видения. Но одно я вижу точно – я замечаю в глазах существа тоскливую потерянность, настолько, насколько это можно понять по хрупкому, будто обтянутому известочной кожей искаженному лицу.

Сущность распрямляет плечи и вдруг вздергивает руку в сторону, как бы указывая на что-то, что я не могу разглядеть. От непонимания происходящего я не могу сдвинуться с места, даже просто пошевелиться, когда пространство над головой разрывает оглушительный хлопок.

– Зои, пригнись!

Я не знаю, какой из этих звуков я слышу первым. Но вздрагиваю, когда второй выстрел раздается практически над самой моей головой. В ушах звенит, я опускаюсь на подкашивающихся ногах на нижнюю ступеньку крыльца и инстинктивно отворачиваюсь, боясь взглянуть на площадь и увидеть повторение утренней картины в Живом квартале.

Ступеньки гудят и пронзительно вибрируют, когда Хэнк, перепрыгивая сразу через две, сбегает с верхней площадки вниз. Когда звон в голове утихает, я понимаю, что вокруг опять очень тихо, только ветер отдаленными порывами раскачивает ветви деревьев.

Перед крыльцом пусто. Сущность успела ускользнуть, я не знаю как, но, наверное, это даже лучше. Кажется, сидение в лаборатории окончательно отбило мне инстинкт самосохранения, но я правда не могу отделаться от мысли, что рада этому. Вот только почему так отчаянно не получается встать.

Несколько минут Хэнк напряженно всматривается в темноту площади, пока я тщетно пытаюсь собрать силы, чтобы поднять себя на ноги. В его глазах – почти читаемый телепатически вопрос из смеси ужаса, непонимания и отвращения. Потом он вдруг оборачивается – резко, рывком, на меня, выражение его лица стремительно меняется. Он отбрасывает пистолет на землю рядом с собой, наклоняется и притягивает меня к себе, крепко сжимая за плечи.

– Выстрелы были в воздух, Зои. Просто, чтобы ты знала, – выдыхает Хэнк мне в волосы. Испуг по-прежнему есть в голосе. Но в этот раз он другой направленности – это испуг за кого-то…

Я едва заметно киваю, уткнувшись лицом ему в куртку. Еще бы знать, откуда у него оружие. Надеюсь, на этом сегодняшние сюрпризы закончатся…

Обратный наш путь от станции к Базе больше похож на побег, даже при прежней бодрости шага. Я едва успеваю переставлять тяжелыми от усталости ногами, стараясь не запнуться обо что-нибудь, все еще ощущая, как надрывно и взволнованно – то ли от бега, то ли эмоционального потрясения – колотится в груди сердце. Совсем не в такт шагам.

Когда мы оказываемся в черте города, тревога за случившееся на станции начинает расцеплять свои холодные лапы, но взамен нее появляется другая. И я не могу выдохнуть спокойно даже когда мы оказываемся у подножия Стены.

На этот раз Хэнк вырывается вперед, жестом веля мне оставаться на месте, и забирается наверх первым. Больше минуты зависает там, осматриваясь по сторонам, затем молча машет мне рукой, мол, поднимайся.

Выдохнув, я хватаюсь пальцами за крошащуюся выбоину в камне и, нащупывая ногой место для опоры, подтягиваюсь следом. Возможно из-за нервов, а может, просто потому, что проделываю маршрут в третий раз, я не замечаю подъема, и все время, проведенное на опасливо хрупкой высоте над землей, проходит мимо меня.

Я только замечаю широкую спину Хэнка с потертым рюкзаком, когда он разворачивается на вершине Стены, намереваясь спуститься уже по ту сторону, да слышу тонкое лязганью металлических инструментов, когда он спрыгивает на землю. И сама как будто через несколько мгновений оказываюсь рядом.

– Что это было, кто-нибудь может мне объяснить?
Теперь, когда способность нормально говорить снова вернулась ко мне, рассказ о случившемся в Живом квартале и пояснениях Джона Бина не занимают у меня много времени.

Закончив, я внимательно смотрю на Хэнка, ожидая реакции. У него серьезное, непривычно жесткое и какое-то неживое лицо, и оно пугает меня ничуть не меньше, чем встреча с уродливой Сущностью.

– В город больше ни ногой. Ты меня поняла?

Этот тон не похож на обычный слегка покровительствующий голос, которым он со мной разговаривает. Чуть-чуть насмешливый, как наставления старшего брата сестре. Наверное, это все из-за моего роста – я едва достаю макушкой до его плеча, а такую мелкую блоху сложно воспринимать всерьез. Даже если эта блоха с неплохими знаниями в голове.

Я недовольно хмыкаю.

Как будто это была моя идея сбежать на ночь глядя и пробраться за территорию Базы, не зная, что нас может ожидать. И ведь подготовился – даже приборы для ориентирования в темноте нашел. Горе-техник…

– Не злись, – видя, как я начинаю хмуриться, произносит Хэнк, касаясь моего плеча. – Прости.

Вокруг темно, но теперь меня это не сильно волнует. Я стряхиваю очки и отдаю их обратно, ускоряя шаг, так, что ему приходится догонять меня.
– Патрули никто не отменял. А попасться на обратном пути обиднее вдвойне, если вообще эта обидно хоть в чем-то измеряется, – решительно говорю я в ответ на вопросительный недоуменный взгляд.

А ведь то существо на станции вовсе не хотело меня убить... Даже как будто наоборот – собиралось что-то показать мне, предупредить. Защитить.
Глупости…

Эти слова крутятся у меня в голове, пока мы не добираемся до погруженного в темноту и сон жилого корпуса. Хэнк подсаживает меня, помогая забраться на подоконник, и я подцепляю раму и пробираюсь внутрь комнаты. Ветер смел со стола забытые бумаги, в изножье кровати валяется так и не разобранный рюкзак, выключенный плейер с наушниками брошен на подушке, и везде холодный, морозный дух неприветливого ноябрьского утра.

Скоро начнет светлеть, нужно успеть поспать хотя бы пару часиков. К черту завтрак!..

Не раздеваясь, я забираюсь на кровать, где, сбросив обувь, до подбородка натягиваю одеяло и сжимаюсь калачиком, подтянув колени к груди и обхватив их руками. Минут через десять становится теплее. Выстуженный воздух комнату щекочет ноздри, в ногах становится горячо, тяжело и колко от усталости, все тело постепенно наливается свинцовой тяжестью.

Уже уплывая в глубокую, беспросветную даль сна, я внезапно вспоминаю, что забыла завести будильник и теперь точно просплю до обеда, пропустив все на свете. А еще всплывает внезапная мысль, что Джессел наверняка понимал, что меня ждет, если сказал пойти именно на вокзал, и нужно поймать его завтра утром и обо всем выведать… как это я не подумала раньше, и откуда он мог знать о переродках, если не знают остальные… нужно вытрясти у него это, обязательно вытрясти… Завтра…

Я хватаюсь за эту мысль, чувствуя, что упускаю что-то очень и очень важное, но она вновь ускользает, раз за разом, как золотистый сухой песок – сквозь пальцы, и наконец исчезает в густой, нефтяной глянцевой мути беспокойного сна.

Я проваливаюсь в пустоту, и мне снится чужая светлая лаборатория, не похожая на наши, и исследовательская группа номер пять со старой фотографии, большие установки непонятного назначения и одинаковые нашивки «О.С.» на белых халатах. Только все никак не получалось понять цели эксперимента. Это точно было что-то важное, глобальное, фантастическое. Я обязательно это вспомню. Завтра.

Завтра…

***

Утро начинается с треска стен от оглушительно хлопающих дверей, тяжелых шагов, ругани где-то в коридоре и возмущенного женского визга, пронзительного, как звук электропилы, то приближающегося, то вновь отдаляющегося от комнаты. Снова трескуче и резко захлопывается дверь, и на мгновение становится тише. Приглушенные голоса, перебивая друг друга, доносятся сквозь тонкие стены, похожие на приглушенное бормотание радио. 

Не очень удобно, когда твоя комната находится в самом конце коридора – приходится мириться с такими утренними выходками соседей, желающих погалдеть с самого пробуждения. 

Не сбрасывая одеяла, я сажусь на кровати, пытаясь унять мельтешащую кашицу обрывочного, уходящего сна в голове. Что-то снилось. Тревожное, неприятное. Как капли ледяной воды, срывающиеся с горячей лейки в душевой. Что-то странное. 

Я встряхиваю головой, приводя мысли и чувства в порядок, и начинаю собираться. Начало завтрака я и так уже проспала, не хватало ещё, чтобы в институте заметили мое отсутствие. 

Гам за стеной продолжается и усиливается, снова перетекая в коридор. Поэтому когда я выходу из комнаты, то невольно оказываюсь свидетелем окончания сцены.

Долговязый парень, рыжий и кудрявый, с изогнутой, будто стрелка подъемного крана, худощавой шеей и неожиданно крупными волосатыми руками, покрытыми рыжими же мелкими волосками, и с широкими кулачищами.

Девушка, с рыжеватым хвостиком подкрашенных волос, в спортивных штанах и эластичной кофточке оливкового цвета стоит ко мне спиной, но даже не видя ее лица, можно понять, что она злится. Я машинально припоминаю имена — Ларри и... Лена, что ли?.. 

— И чтобы больше ничего подобного, — угрожающее тихо произносит она, тыкая указательным пальцем в грудь парню. — Ты же не хочешь, чтобы...

Он пихает ее локтем в бок. 

— Ой.

— Доброе утро. 

По выражению их лиц я понимаю, что они явно не рассчитывали встретить кого-то в обычно пустом в это время жилом корпусе. 

При виде меня оба незаметно стушёвываются. Ойкнув, девушка вжимает голову в плечи и старается осторожно отступить обратно в комнату. Парень морщится, закусывает губу, окидывая меня холодным взглядом, и тоже скрывается за дверью напротив. Вот и поговорили…

Казалось бы, что они тут делают в самый разгар завтрака? Неужели такие же сонные недотепы, как я?.. 

...Лаборатория на втором этаже лабораторного комплекса второго кластера всегда мне нравилась – светлая, просторная, чистая благодаря рукам технических работников и невероятно, практически математически упорядоченная, так, что любой понадобившийся предмет неожиданно всегда оказывался под рукой.

Алиса с Танирой – улыбчивые практикантки с одинаково звонкими смешливыми голосами, как раз закончили разливать свежесваренную среду из муки по большим плоскодонным колбам, выставленным в ряд на одном из столов. Это растворы, в которых в последующем будут развиваться колонии бактерий, грибов или дрожжей – в зависимости от того, в каких дальнейших целях их собираются использовать.

Девочки приветливо улыбаются, заметив меня на пороге лаборатории.

В наше время основной поток производства строится на получении необходимых для жизнедеятельности препаратов путем выделения их из микроорганизмов, так называемым микробным синтезом. Путь надежный, проверенный и высокоэффективный.

Я всегда мечтала быть биотехнологом. Правда в более благоприятной обстановке. Но что есть, то есть… И то не приходится жаловаться. Переговариваясь о чем-то своем, девочки уносят корзины с колбами для будущей культуры в автоклавную. С моей стороны стола почти такая же картина – длинные, стройные ряды сосудов с пробками.

Я вздыхаю, с готовностью застегивая пуговицы на рукавах халата, и кладу перед собой тетрадь с записями.

В отцентрифугированный раствор культуры с микроорганизмом внести по каплям субстрат, добиться хода реакции, зафиксировать ее скорость, высчитать активность… И так по кругу. Сорок два раза. По количеству колб. Пока движения, наполненные автоматизма, не перестанут занимать мозг, а собственные руки, гладко и отточенно подхватывающие колбы, пробирки, нажимающие кнопки на аппаратах, не станут казаться незнакомыми, как части какого-то большого и обособленного от сознания механизма.

Разжившись несколькими таблетками кофеин-бензоата натрия, начатую упаковку которых нахожу в ящике письменного стола на общей части лаборатории, я начинаю чувствовать себя лучше.

…Несмотря на все мои старания освободиться пораньше, чтобы сбежать в кабинет к Блейк, прерваться получается только к обеду. 

К тому моменту, как я достигаю дверей центральной столовой, внутри не так много народу – многие предпочитают перекусывать заранее захваченной едой на рабочих местах или же уже ушли. 

Я беру поднос, оглядывая зал в поисках знакомых лиц, и сажусь за свободный столик недалёко от прохода. Сквозь толстые тройные стекла с потолка падают рассеянные бледные ноябрьские солнечные лучи. Сегодня, вопреки моим опасениям, погода на улице стоит ясная, почти безветренная, только где-то у горизонта колючим шерстяным пледом маячит длинный край сероватой дымчатой поволоки.

Но несмотря на солнце, на прелесть дня, на вполне даже неплохую вкусную еду (полуфабрикатная курица с картошкой и вполне себе химически витаминизированный фруктовый коктейль), что-то в окружающем на позволяет мне расслабленно отпустить тревожный хвост моих мыслей. Словно утренний сон, обманчиво испарившийся по пробуждении, теперь сна пустил в сознании острые витиеватые корни. 

Я замечаю двух девушек, сидящих за соседним столом, прямо напротив меня. Молодые, игривые сплетничающие лица. Они наверняка не старше меня, но мы незнакомы, и я не могу определить их принадлежность к кластеру по цветным нашивкам на халатах, потому что их нет. 

Практикантки. Вроде моих Алисы с Танирой.

— ...они нас закрывают. Как тогда, после эпидемии, город был недоступен для въезда и для выезда. Нас просто бросили, понимаешь?.. 

Серьезность тона мешается в голосе девушки с восторженностью от желания обсудить что-то ещё, и вторая с радостью подхватывает ее настроение, активно жестикулируя. Она говорит значительно тише, и у меня не получается различить слов, как ни стараюсь. 

– Грустишь? 

Блейк, возникшая из-за плеча, подсаживается ко мне, ловко уворачиваясь от встречного человека с подносом, и шумно ставит свою еду на стол, отодвигая мой пустой поднос. На ней застегнутый на все пуговицы халат с короткими рукавами, из-под которого торчат манжеты темно-синего шерстяного свитера. 

Черные прямые брюки, мокасины, волосы, собранные в хвост на затылке, отлаженная точность и мягкость движений – все в ней такое знакомое и родное, что напряжение от несвоевременных мыслей мгновенно спадает практически на минимум. По крайней мере, пока...

– Что случилось? – я киваю на двух девушек через стол от нас. Конечно же, Блейк не слышала их разговора, но почему-то она мгновенно угадывает, в чем дело. 

– Прошел слух, что высшее руководство обеспокоено какими-то чрезвычайными происшествиями в Городе. Это они про вчерашнее решение о закрытии. Я не знаю, откуда они все взяли, пока ничего точного официально не сообщали, – от лица Блейк это звучит как... диагноз. Наверное, есть что-то профессиональное в ее умении подать информацию, при этом не переключая внимания и не переставая ковырять вилкой в салате с морской капустой. 

Выглядит тот, конечно, мерзко. Не вполне себе представляю, как это вообще можно есть. 

—  У тебя все хорошо? Выглядишь, честно говоря, неважно. 

— Нормально, — огромный плакат с буквами «О» и «S» на темно-синем фоне, растянутый под потолком столовой, идёт перед глазами мелкой рябью, в глаза как будто песка насыпали, и окружающее видится каким-то мелкозернистым и несуразным. Я смаргиваю прозрачную пелену. — Наверное, просто устала. 

— Ага. Бывает. Вот у меня на прошлой неделе... — Блейк заводит разговор, принимаясь рассказывать какую-то курьёзную ситуацию из своей жизни, и в любой другой день я бы с удовольствием послушала, но сейчас внимание соскакивает, словно особо вертлявая рыбка с крючка, и я не могу сосредоточиться. 

Почему Блейк обходит тему, которую все так обсуждает? Неужели ее не волнует, что происходит вокруг?..

– Ты же была вчера в жилом квартале? – словно отозвавшись на мой мысленный посыл, интонации в ее голосе меняются, приобретая прежнюю взволнованную озабоченность, с какой вчера она вручала мне сверток с лекарствами для странного старика.
– Была.

– Как там старина Бин?
– Все в порядке, – отзываюсь я бесцветным голосом. Вряд ли получится не сфальшивить сейчас, да и Блейк никогда не была тем человеком, с которым мне хотелось бы натягивать эмоции на лицо, как маску. – Скажи, что теперь будет с Живым кварталом?
– Я думаю, ничего страшного. Какие-то очередные меры предосторожности. Почему что-то должно случиться плохое? Просто никого не пускают в город.
Блейк пожимает плечами. Видно, что она действительно верит в это. Хочет верить.

Ничего плохого…

Я чувствую, как мысли снова разбегаются кто куда.

— ...поспи, — слышу окончание фразы. Начало успело проскользнуть мимо сознания, так и не осев каким-то смыслом. Я непонимающе смотрю на Блейк. — Я тебе говорю, иди поспи, на тебе лица нет. Ты на сегодня закончила? 

Я отрицательно качаю головой.

– Я бы на твоем месте все равно осталась ненадолго дома и отдохнула.
– Наверное, так и сделаю.

Минут через десять Блейк вдруг спохватывается, смотрит на часы и начинает торопливо собираться. Я встаю следом. Мы с ней выходим из столовой, где махнув на прощание рукой, девушка тепло улыбается и спешит к корпусам кластера, а я замираю на пороге, не зная куда податься.

Внезапно я замечаю компанию молодых людей, идущих мимо.

Странно видеть человека, с которым расстался несколько часов назад на какой-то недосказанной ноте, а теперь не замечаешь в его внешнем виде и малых признаков тех переживаний. Как будто все сказанное и сделанное ночью просто приснилось, улетучилось, испарилось, как дым. Хотелось бы мне верить, что это так.

Завидев меня, Хэнк оборачивается, что-то негромко произносит и перекидывается непонятными знаками, мол, я догоню, после чего кивает им и отходит в сторону павильона столовой, уже один, а компания продолжает свой путь как ни в чем не бывало. 

– Привет.

По его лицу тоже видны следы усталости, сероватые тени залегли под глазами. Кому-то тут тоже не помешал бы отдых.
– Ты слышал о разговорах на Базе? – выпаливаю я без переходов с надеждой на то, что он мне что-нибудь расскажет, и тут же осекаюсь, сама не зная отчего. Наверное, надо снизить голос. Или хотя бы отойти в сторонку, хотя бог весть что в этом такого – обсуждать то, что с самого утра на языках почти всего населения городка. Но есть кое-что, что посторонним знать бы не следовало...

– Вся База гудит. Не знаю, откуда у наших людей такие способности к фантазии, но подробностями они обрастают уже самыми жуткими, – Хэнк кивает. То ли в ответ мне, то ли соглашаясь с какими-то своими непонятными мне мыслями. 

Я понижаю голос до шепота и оглядываюсь: 

– Может, стоит рассказать? То, что мы сегодня видели... 

– Как ты себе это представляешь? – он хмурится, видимо, подобная идея уже приходила в голову и ему, но была отвергнута как безумная. 

Действительно – как я собиралась рассказать о происшествии, опустив подробности нашего пребывания вне Базы после наступления комендантского часа да и к тому же после введения нового правила. Но... 

Я вспоминаю живой квартал, заброшенный дом, квартиру мистера Бина, Сущность, его странные рассказы и на секунду колеблюсь, хотя вслух не произношу ничего.

Они... одичали. Сделались как животные.... – мелькает у меня в голове. Неужели раньше было как-то по-другому? Неужели раньше это просто было?.. Про это можно было б доложить. Раз уж на город надвигается неведомая опасность. Не знаю, что будет с жителями жилого квартала, но сообщить нужно... 

– Ты думаешь, без нас не разберутся? Что никто ничего не знает?
– А если они знают, но не то, что мы? И от молчания получится только хуже?..

Хэнк задумчиво смотрит на меня. С сомнением. Как бы оценивая адекватность предложения в частности и мою в целом.

– Ты хоть успел забрать то, то тебе нужно?.. – спрашиваю я, отвлекаясь на затянувшуюся паузу. Хэнк кивает. – Увидимся вечером?.. – мне бы хотелось знать, что выйдет из его задумки и ради чего мы так рисковали. 

– Сегодня вечером я на дежурстве в аппаратной.

– Значит, просто – увидимся... 

Он движением руки нежно притягивает меня к себе и осторожно целует в лоб, на стыке кожи и линии волос. 

– Увидимся.

Увидимся...

Кажется, чтобы отвлечься от назойливых мыслей, нужно заняться чем-нибудь мелким, несложным и очень увлекательным. Снедаемая тревожным ожиданием чего-то, я сначала направляюсь к жилому корпусу с твердым намерением воспользоваться советом Блейк и поспать хотя пару лишних часов, но внезапно не дойдя до места разворачиваюсь.

Увлекательное и несложное? Что я там вчера хотела, посмотреть ботанический атлас в архиве?.. Самое время остаться одной, полистать книжки и найти нужную информацию. Авось, и в голове что-нибудь за это время приберется и встанет на свои места.

Что же я упустила из вида?..