Луиза

 Каждое утро Луиза проезжала мимо его окна. Её синий велосипед на фоне бескрайних ржаных полей и ветхих амбаров с заборами смотрелся на удивление свежо. Томас часто представлял, что это поток живой воды, который одним своим присутствием, хотя и мимолётным, давал всему окружающему жизнь. Наверняка, думал он, она просыпается раньше солнца и начинает колесить по извилистым тропинкам даже когда жаворонок ещё не открывает своего клюва. В начале каникул Томас заводил будильник, дабы не проспать несущийся поток живой воды, но потом нужда в нём отпала. Теперь он просыпался задолго до рассвета. Едва его глаза открывались, он тут же вставал с постели, следовал к умывальнику, умывался, а затем минут десять смотрел на своё отражение в зеркале, освещённое луной. Он вертел лицом в разные стороны, пытаясь найти какие-либо изъяны, когда же этого ему не удавалось, он принимался за волосы. Сколько же геля уходило на них, а точнее на один единственный клочок, который невозможно было ничем пригладить... Наконец, проделав все необходимые операции до рассвета, Томас садился у окна и начинал ждать. Вот и сейчас он ожидал, когда мимо пронесётся синий велосипед со светловолосой девочкой на нём. Пол пятого. В начале Томасу показалось, что ржаные дали начинают гореть, минут через двадцать они уже полыхали во всю, а потом из –за них вынырнуло солнце, так стремительно и нежданно, словно всю ночь задерживало дыхание и только теперь, показавшись, могло вздохнуть.
 Луиза показалась на горизонте как всадник, несущийся на удалом коне прямо в центр схватки, об этом говорило выражение её лица, когда она пролетела мимо Томаса, даже не посмотрев в его сторону. Она твердым ходом неслась вперёд и казалось, что ничто на свете не способно её отвлечь. Так проходили недели, месяцы и вот уже август готовился сдать свои позиции сентябрю, напрочь позабыв о том, что с его обороной падут и сами каникулы.
- Невыносимо! – восклицал Томас, расхаживая взад-вперёд по своей комнате. Он редко выходил на улицу.
- Просто немыслимо! – вновь кричал он и наносил очередной удар ни в чем неповинной подушке.
- Как можно за всё эти каникулы ни разу не решиться? – взгляд Томаса упал на искалеченную подушку, но она ему не отвечала.
- Обиделась значит, да?
Тишина.
-Ну и обижайся! Пуховая тварь! – Он нанес подушке ещё один удар, от которого та отлетела к двери. Поспешно подбежав, он поднял её и снова ударил, и на этот раз подушка не выдержала. По всей комнате, словно снег, разлетелись белоснежные перья. Увиденное поразило Томаса, и он обессиленно пал на колени перед сугробом из перьев.
- Перья? – спросил он. – В тебе были перья? Все эти годы в тебе были перья, и ты так нагло смела врать мне о своём благородном происхождении?! Убирайся прочь!
В этот же миг подушка полетела прямиком в распахнутое окно, разнося за собой сотню мелких перышек, которые затем медленно приземлялись на свежескошенную траву. В этот же миг Томас, победоносно отряхивая руки, услышал за своей спиной резко прервавшийся звук педалей. Лицо его побелело до такой степени, что, посмотрев в зеркало, он точно пришёл бы в ужас, но этого не произошло по той самой причине, что ужас от осознания содеянного затмевал все ужасы на свете. Он стоял посреди комнаты, боясь обернутся. Выстояв около минуты и с усилием проглотив ком в горле, Томас всё же решился подойти к окну и посмотреть на последствия своего ужасного броска. На мокрой утреней траве, чуть в стороне от тропинки, валялся синий велосипед всё такой же яркий и контрастный, а неподалеку лежала Луиза, одной рукой обхватив то, что осталось от подушки. Она была без сознания, но лицо её не потерпело изменений, разве что глаза теперь были закрыты. Девочка всё ещё рвалась в неведомый для Томаса бой.
- Эй ты, - позвал он, перескочив через низкий подоконник, - ты что, умерла?
В ответ лишь тихий ветер.
- Ладно, вставай, тебе нужно прийти в себя.
Вновь тишина. Теперь даже сам ветер застыл и принялся наблюдать, что произойдёт дальше. Томас взял девочку за плечи и с силой начал трясти. Не помогло. Он снова начал трясти её так, что если бы в этот момент в её голове были мысли, то все бы они попадали на траву. После ещё нескольких попыток Луиза открыла глаза.
- Ну наконец-то! – воскликнул Томас и схватив девочку за руку побежал в дом, где мама напоила гостью чаем с пирогом.
 -  Благодарю вас, мэм, давно не ела такого вкусного пирога.
- Спасибо тебе, моя хорошая, давно я не слышала таких похвал. – ответила мама, унося грязную посуду.
Настал тот момент, когда на кухне остались только Томас и Луиза. Мерные удары настенных часов подчеркивали повисшую между ними тишину.
- Ку-ку. – произнёс Томас.
Недоумевающий взгляд Луизы.
- Так они раньше делали, – пояснил Томас, указывая на часы. – но однажды я швырнул в них табурет.
- И зачем ты это сделал?
- Я нашел их весьма раздражительными. – Томас отпил из чашки, слегка оттопырив мизинец. – Ты не подумай, я не псих и поступаю так лишь в исключительных случаях.
- В каких же например?
- Ну, например, когда кто-то из них меня обманывает.
- Кто-то из них? Ты о ком? - Лицо Луизы преобразилось и поменяло свою воинственность на наивный интерес.
- Предметы, иногда я могу их слышать и даже говорить с ними… Но ты не подумай ничего дурного, - сказал Томас, увидев, как Луиза смутилась от его слов, - я вовсе не псих. Я вообще думаю, что нет на свете человека, который не говорил бы с самим собой хоть раз, многие этим занимаются регулярно, и никто не упекает их в сумашедшие дома. Разве это плохо, скажи мне, если я обмолвлюсь словом-двумя со своей любимой подушкой?
- А, ты про ту подушку которая снесла меня с велосипеда? За что ты с ней так?
- На ну её… - Томас отвернулся. Как она могла, – думал он про себя, – так долго водить его за нос? А он ещё, этакий дурак, поверил и не проверил. Ну ладно, сам хорош, мог бы и догадаться что эти колики в шее не с пустого места появились.
 Жаркий августовский день. Сдающий позиции солдат, перед тем как отступать, может напоследок собрать волю в кулак и наглядно показать, что будь в его расположении хоть немного благоприятностей, он бы держал позиции до конца. Но часы неумолимо бежали вперёд, собираясь в дни и недели, наступала осень. После чая они вышли на улицу, к тому месту, где произошло удивительное столкновение подушки-обманщицы с очаровательным лицом Луизы. Велосипед в данном положении вещей был главным пострадавшим, одна из его педалей теперь жила своей жизнью, никто не искал её в тот вечер и во все последующие вечера тоже.
- Так значит, ты говоришь, что можешь слышать предметы?
- Ну да, могу, только сейчас не слышу.
- От чего же так?
 Они шли в сторону реки, той самой, которой приходилось теперь постепенно расставаться с теплотой своих синих вод. Дойдя до неё, они, разговаривая обо всём на свете, двигались вдоль. Две реки, одна живей другой, обе текли, петляя через всю рощу. Они продолжали течь ещё многие и многие годы и конца им не было видно. Есть такие люди, которые идя вдоль реки, силятся отыскать её конец, но не находя поворачиваются и возвращаются домой. Многие шли за Луизой и Томасом и все, сколько их ни шло, вернулись, как только усталость касалась их ног.