Осколки

Чертовски тихо. В соседней комнате бьется в оконное стекло муха – монотонно и бесконечно – бж-ж-жжж… бж-ж-жжж. Этажом выше гневно вскрикивает волнистый попугайчик. Его клетка стоит на подоконнике, и он остро реагирует на чаек за окном, словно посылает их на три буквы за то, что они могут летать и жрать всякую гадость с помойки во дворе, а он вынужден всю жизнь сидеть на жердочке и драться со своим отражением в зеркале. На кухне мерно капает вода из плохо закрытого крана. Надо пойти, довернуть вентиль, но сил нет, хочется сидеть вот так – свесив руки вдоль тела, вытянув ноги – и пялиться в одну точку на стене. Когда-то там висела фотография, теперь темнеет пятно. Надо же, оказывается, обои выцвели. Переклеить? Зачем? Бумажную проплешину на стене исправить можно, а память – нет. Словно мстительный гипнотизер она то и дело высвечивает цветные осколки счастливых мгновений. Почему со временем вспоминается только хорошее? Защитная реакция против боли? И ругаешь себя, и злишься, но все равно думаешь о чем-то светлом, чего было так много и так обидно терять. О том, как тягуче, словно горячая смола, тянулось время в ожидании свидания с любимым. Или как шли в обнимку под зонтом и не понимали, почему встречные прохожие улыбаются – просто кончился дождь. А море? Шальная волна обдала их мириадами брызг, когда они позировали фотографу, стоя на огромном камне – и потом они смеялись и не могли расцепить руки, влюбленные и мокрые с головы до ног. Как после долгой разлуки целовались до судорог в щеках и боялись прикоснуться друг к другу, оттягивая момент сладкой близости? Или маленькие смешные записки с ласковыми прозвищами, которые находились в самых неожиданных местах? Вон они, в шкатулке среднего ящика комода, хотела выкинуть – рука не поднялась. А его взгляд? Взгляд, от которого слабели коленки, и что-то горячее поднималось снизу вверх, обдавая жаром до самых скул.

Слез нет. Есть стул, на который садишься каждое утро, пялишься в стену и мечтаешь сдохнуть, потому что каждое долбанное утро умираешь без него. Звонят сыновья, подруги, но единственное, что сейчас хочется – послать всех туда, куда попугай этажом выше посылает чаек, и снова смотреть на темное пятно. Когда-то там висела фотография – та самая, с моря. Теперь нет ни фотографии, ни того, кто рядом с ней стоял на камне. Нет, он не умер. Он ушел. К молодой и дерзкой. К той, которая ненасытна в постели, какой когда-то была и ты. Отличная жена, заботливая мать, верная подруга, страстная любовница – это ерунда, мужчине надо не это, ему нужна химия. Как последний алкаш, он поглощает эту химию, и, выпив до последней капли источник в одном месте, готов перебираться на другое, если поманит свежий колодец. Наверно, ему завидуют друзья: с упругой грудью, крутым изгибом бедер, обтянутых демонстрационной юбкой – нате, жрите глазами мое молодое и сочное мясо! – с такой хоть на красную ковровую дорожку, хоть на премьеру спектакля модного в этом сезоне режиссера. С такой и сам вроде как молодой король.

Господи, как же больно… нет, не больно – обидно. Нет, обидно – тоже не то слово. Ты – мандарин, выпавший из пакета по пути к праздничной елке, одинокий в своем ярком маскараде, застывший на морозе и ждущий – вот сейчас, через мгновение теплые пальцы снимут кожуру, и все, что в тебе есть – сладость, приятную кислинку, веселый аромат, новогоднее настроение – все отдашь этим губам. Но ты валяешься на дороге, спешат прохожие, кто-то пинает носком сапога. И нет сил укатиться в сугроб, потому что намертво, всей кожей, всем нутром вмерз в лед. Любое движение – боль. И расширяются легкие, готовые порваться криком, но спазм голосовых связок тянет в свою сеть звук, растирает его в жгучую крупу горького перца, и ты задыхаешься, ловишь каждый глоток воздуха, но все равно нечем дышать.  И понимаешь – покатится слеза – все, дальше не остановить, дальше только психушка. А за глазными яблоками множится дрожь от невыносимой ярости, и делаешь вид, что сама веришь, что это злость, а не подохшая любовь, которой больше нет места на этом свете, и она просачивается потихоньку из последних сил, словно хочет еще что-то сказать, но агонизирует там, где прячутся слезы.

Не спишь третьи сутки, потому что за опущенными веками снова появятся осколки прошлого счастья, и теперь это самый большой страх – пережить в тысячный раз прикосновение любимых губ к яремной впадинке, почувствовать теплое дыхание на шее и засмеяться – щекотно…

Ты держалась из последних сил, сначала молча смотрела, как он торопливо кидает свои вещи в чемодан, потом помогала их складывать аккуратно, чтобы не помялись. Он застыл на мгновение на пороге и вышел, бережно закрыв за собой дверь. И летит в эту чертову дверь фотография со стены, осыпая пол осколками. «Пусть уходит без криков и скандалов, а потом гадает всю оставшуюся жизнь, почему ты не стала его удерживать, – вспомнились чьи-то слова. – И только потом, когда он уйдет, можешь рвать сердце и умирать». Но на смерть тоже нужны силы, а они остались там, на пороге дома, и хрустят под ногами. Ты ползешь до стула, на котором стоял его чемодан, садишься, словно птица в попытке сохранить разрушенное гнездо, отключаешь телефон и ничего не ждешь, только смотришь на темное пятно на стене и видишь, как оно разрастается, заполоняя собой весь мир и поглощая тебя в свою ненасытную утробу одиноких и брошенных. Медленно, по молекуле, по капле вытекает из тебя жизнь. Ты никогда не будешь прежней, даже если сто раз выйдешь замуж. Потому что он – единственная твоя настоящая любовь.

* * * * * * * *

Кто-то открыл окно и выпустил муху. Закрутил на кухне вентиль. Подмел осколки стекла у входной двери. Взгляд чувствуешь кожей, но повернуть голову нету сил.
– Ты не отвечала на звонки…
Голос иглами проникает в сердце. Он берет твою руку – холодную и синюю от прилившей крови, пытается согреть дыханием, а потом ложится возле твоих ног, как виноватый пес, и обнимает твои колени. И ты найдешь силы простить, и еще много лет счастливо проживешь с ним рядом. Но ни одна живая душа не узнает, что эта рана никогда не заживет, она лишь покроется корочкой, пульсируя под ней оголенным порванным нервом.





________________________________________

(31 мая 2019 г., Санкт-Петербург)

Фото из открытых источников