Как я начинал

     В молодости я как-то написал пьесу и принёс её в городское отделение союза писателей СССР, в литературную секцию, для обсуждения.
     Мы тогда жили в другом городе, где был большой завод. Поэтому всякое совпадение характеров, описанных ниже, с характерами, известными Вам, сударыня, в Вашем городе, случайное и непреднамеренное.
     Пьеса эта была моей первой в жизни литературной работой, с весёлыми характерами действующих лиц, приключениями и остроумными шутками.
     Я очень стеснялся, но пришел удачно - как раз попал на заседание секции по работе с начинающими авторами. Более начинающего, чем я, в тот вечер в городе не было.
     Поэтому я, конечно, волновался, когда знакомился с настоящими писателями.
     Когда писатели узнали, что я к ним принёс на обсуждение, они изумились.   Оказалось, что никогда никто к ним не приносил пьес. Это меня удивило. Мне тогда казалось, что легче всего писать пьесы. Что там такого особенного - расставил действующих лиц мысленно на сцене и пусть себе говорят.
     Нет, я чувствовал, что в моей пьесе есть где-нибудь шероховатости, но не знал, где. Надеялся, что настоящие мастера быстро их найдут и укажут. Ну, может, поругают. Ничего, я стерплю критику и всё исправлю.
     Но там, в секции начинающих, оказалось, недостатки нельзя ругать, это не этично. А надо всячески их хвалить, чтобы автор скорее стал верить, что он великий писатель, непризнанный только временно. Например, поставленная не там запятая, по словам местных писателей, свидетельствует о безусловном таланте начинающего автора, а не о его неграмотности. А две непоставленные запятых подряд - уже вовсе о гениальности. Поэтому, несмотря на временную непризнанность, автор никоим образом не должен оставлять своё дело, не зарывать свой талант. А пока надо писать в стол - можно в тот, на котором временами по вечерам автор и ест, когда есть что есть.
     У местных начинающих писателей, как потом оказалось, ввиду их постоянной занятости обдумыванием очередной гениальной запятой, времени на какую-нибудь работу не находилось. Поэтому с едой было туговато. Но особенно туго было с питьём. А человек, как мы знаем, без еды может жить долго, а вот без питья считанные часы.
     В моей пьесе писатели, особенно начинающие, нашли множество недостатков, которые тут же стали безудержно хвалить, попутно выясняя, есть ли у меня стол для моих пьес и как часто я на нём ем.
     Я работал на заводе, поэтому ел каждый вечер. И не знал, что настоящие писатели так не поступают. В них слишком обострены эстетические чувства, да ещё поддерживаемые экономическими соображениями.

     Разомлевший от похвал я, уже почти великий, пригласил одного, самого великого начинающего писателя нашего города (он сам так сказал мне на ухо, стесняясь других, чуть менее великих начинающих писателей), чтобы тот своими глазами убедился, что стол у меня дома есть. И что я в него по ночам пишу, но вот только не знаю, достаточно ли гениально у меня получается.
     Писатель любезно согласился прийти. Я предупредил семью.

     Жена моя Светочка в тот вечер уж так расстаралась... Ну да она всегда была очень радушной хозяйкой и умелой поварихой. Это сейчас она разбаловалась и питает меня, а заодно и всех моих гостей только полезной пищей, чем отвадила от нашего дома немало моих полезных друзей, а также полезных знакомых, особенно полезных женщин.
     Моя дочка Алёна, тогда шестиклассница, узнав, что у нас в гостях будет настоящий великий советский писатель, правда, нашего, местного разлива, заранее приготовилась слушать  великие умные мысли и на всякий случай отрепетировала перед зеркалом восторженный блеск в глазах.

     Увы, писатель оказался не прозаиком, а поэтом, причем - страшно нудным. Весь вечер он читал не весёлую прозу, как все мы ожидали, а стихи - с заунывным подвыванием, а главное - с непонятным содержанием, из которого временами следовало, что его никто не любит, так как до сих пор на его пути не попалось ни одной достойной женщины, а всё какие-то засохшие сучки. И виноват в этом, безусловно, бушующий на дворе социализм, который в последней строке стихотворения автор гневно клеймил. Клеймил, правда, вполголоса, почти шепотом.
     Социализм, упоминаемый в тексте в одном ряду с засушенными женщинами, придавал нашему вечеру пикантный фрондёрский оттенок и смущал мою жену, которая была дочкой серьёзного партийного работника. Бедная Светочка просила хотя бы перенести при ребёнке ударение в слове "сучки" . Писатель сказал, что и рад был бы угодить столь радушной хозяйке, но пока вынужден придерживаться тех ударений, которые диктует ему его амфибрахий.
     Я видел, как Алёна записала на обоях это новое для нашей семьи слово, и это было не «амфибрахий». Она поставила ударение как советовал поэт. Потом некоторое время звала меня папА, ударяя не там, где бы мне хотелось, пока не вышла замуж и сама не стала мамА.

     Писатель ел очень мало, наверно по привычке, больше пил (Светочка разрешила мне купить на званый вечер бутылочку хорошей водки). Светочкиных кулинарных изысков писатель сторонился, так как не знал, каким инструментом их подцеплять. Всё-таки надо отдать нашему гостю должное - выступления в сельских домах культуры научили его чувствовать публику. Так, когда он попробовал сгрести с тарелки котлету левой рукой в правую, то зорко уловил удивлённый взгляд Светочки, сильно застеснялся и попросил меня срочно налить. Чтобы сгладить неловкость, я тоже проделал аналогичный жест с котлетой, как бы введя теперь эту манеру в обиход жизни молодой писательской семьи. После чего охотно налил. Кстати, и сам момент наливания я в тот вечер надеялся ввести в ежедневный семейный обиход, даже не дожидаясь, когда поставят мою пьесу. Но для этого ещё надо было убедить в своей гениальности мою Светочку.
     Наконец пришло время прощаться. Писатель прочёл заключительное стихотворение, которое называлось "На посошок!" и состояло наполовину из таких слов, какие целомудренно пропускал, отмеряя пропущенные слоги дирижёрскими взмахами рукой, чтобы взрослой публике было понятнее. А когда стал откланиваться, то норовил поцеловать руку Алёне, называя её Светланой. Неожиданно для меня это понравилось обеим. Алёне понравилось, что ей целуют руку, как настоящей взрослой сударыне, а Светочке – что её спутали с двенадцатилетней девочкой.
     Мы долго так прощались, с поцелуями и трижды читанным "Посошком", оба с надеждой то и дело вопросительно поглядывая на мою жену. На мои красноречивые подмигивания моя Светочка назидательно напомнила нам, что винные магазины уже закрыты.
     Уходя, писатель пообещал Светочке, ввиду особой, уникальной и неповторимой гениальности её мужа, привести с собой ещё парочку достойных писателей в столь гостеприимную квартиру, где даже водку подают, заранее не оговорив условия складчины. И, как оказалось, вообще не в складчину, а за счёт хозяев, о чём писатели никогда не слыхивали и о чём он непременно напишет оду с указанием нашего адреса, когда подберёт к нему достойную рифму. Ибо когда он будет читать оду в кругу писателей, то без указания конкретного адреса дома, где проживает хозяйка невероятной элегантности и неслыханной щедрости, ни один писатель нашего города оде не поверит.
     Обещание прийти с интеллигентной компанией Светочка моя, перепутав оду с ордой, интуитивно восприняла как угрозу нашествия писателей на наш дом. Она твёрдо объявила, что за этот вечер сильно разуверилась в гениальности мужа. Особенно, на фоне гениальности гостя. И поэтому приняла решение перейти исключительно на полезные для здоровья продукты, при которых водка не предусматривается даже для гостей, а для мужа тем более.
     Видно было, как писатель опечалился, уходя.
     Впрочем, он ещё надеялся застать мою Светочку врасплох, когда делал потом три попытки прийти к нам в гости.
     Я долго полагал, что он хотел оказать мне благородную помощь в пунктуации. Светочка же сразу восприняла эти попытки гораздо ближе к правде и водку к литературным вечерам в нашем доме категорически запретила. Вот чай, кофе  – сколько угодно.
     Дочка Алёна, щегольнув как-то в среде подруг поэтическим словом «сучки», узнала его неоднозначное значение. Поэтому, придя из школы, попросила меня по-товарищески воздействовать на коллегу по писательскому цеху, чтобы в будущем он в нашем доме обходился без стихов о социализме. Но это было бы уж слишком жестоко на фоне отсутствия за столом спиртного, и совсем без стихов у нас в доме не обходилось.
     После того, первого поэтического вечера дочка Алёна в разговорах со мной стала звать моего литературного товарища "великим советским писателем", но для краткости применяла только аббревиатуру: "ПапА, вчера опять звонил твой ВЕЛИСОП (ударение на О), сказал, что сегодня не придёт..."

     Убедительная просьба к сударыням, дочитавшим до этих строк, красивую Алёнину аббревиатуру ко мне не применять, ибо считаю этот термин в отношении себя слишком торжественным.
Хотя... Пересчитав заново количество запятых в вышеприведенном тексте, в гениальности автора этого текста я не сомневаюсь.

     А пьеса моя сцену так и не увидела. И не по её, пьесы, вине. Но это уже другая, грустная история.