В театре

               
        Свет погас. Шуршание утихло. Занавес, выпустив невесомое облачко пыли, с томной грацией, взмыл наверх.
        На сцене, в целях концентрации зрительского  внимания не испытывающей перегруженности декорациями, в одиноком кресле сидел герой, грустно облокотившись на потрепанные нелегкой театральной жизнью подлокотники.
- Ой! – подпрыгнула тетка в восемнадцатом ряду, седьмое место, и прильнула к уху своей соседки – Надо же! Ефимьев!!! Как нам повезло!!! Ужас просто!!!
Соседка скосила глаза к  шепчущим губам, перевела взгляд на сцену и замерла в неудобном положении: одно ухо в сторону шепчущего лица, второе  - в направлении сцены, где герой, обведя тусклым взглядом пространство вокруг себя, тяжко вздохнул два раза, но начинать монолог не торопился.
-  Ефимьев такая душечка! Такая лапочка! Он вообще-то в этом спектакле не играет. Просто Сампсонов заболел. Хотя, как мне по секрету сказали, не заболел, а запил… Да… Драма у него в жизни произошла. Страшная драма. Его  жена, ну, Клавдия, она еще Снегурочку каждый Новый Год играет… Тоже мне, Снегурочка, сорок три года…Всем, конечно, говорит, что всего тридцать пять, но меня-то не проведешь! У меня свояченица в поликлинике работает, она в ее медкарте подглядела, точно! Точно, говорю я вам, сорок два!…И вот эта, пардон, женщина в возрасте, вдруг взяла и отмочила! Сняла в гостинице номер! С Флиссельблюмбером! Знаете? Ка-ак! Не знаете? Флиссельблюмбера не знаете?!! Ну, этого, нашего журналиста – трагика? Вечного диссидента! Сочувствующего, так сказать народным массам, неимущим и пенсионерам… - говорящая голова подхихикнула получившемуся каламбурчику, заодно улавливая едва слышный ответ своей слушательницы - А-а, не знаете, что они любовники! Так кто ж знал! Портье был настолько удивлен увиденным, что не нашел ничего лучшего, как позвонить Сампсоновым домой и справиться, дома ли мадам, чтобы его больное сердце не трепыхалось от столь разительного совпадения…
В это время герой, интимно склонившись к кому-то в первом ряду, стал нудным голосом жаловаться на свою жизнь. Пьеса была современная, так что особенных усилий в перевоплощениях от него не требовалось. Речь его лилась ненавязчивой струйкой: тиха, невнятна и занудна, очень естественна, почти по- домашнему проникновенна и потому неинтересна двум любительницам светских новостей в восемнадцатом ряду.
- Так на чем это я остановилась? – не отводя взгляда от того, на чем зависло театральное действо, спохватилась рассказчица – А! Да! Так вот, портье позвонил из гостиницы Сампсонову: дескать, успокойте мою растревоженную душу, подтвердите, что ваша супруга дома, а то я так благоговею перед ней,  что не переживу, если она в моих глазах нынче упадет посредством своего адюльтера! На что Сампсонов, как порядочный человек, отреагировал незамедлительно, и, схватив первое попавшееся такси, примчался в гостиницу, чтобы убедиться, что  его жена чиста и невинна, а обвинения, предъявленные ей молвой - это все пошлые наговоры. И вот, представляете, берут они запасной ключ от  номера и на цыпочках подкрадываются к двери. Почему втихаря? Как почему! Ну, они же порядочные люди! Как же можно мешать парочке в таком интимном вопросе!!! Они хотели просто убедиться, что это не Сампсонова и тихонечко так удалиться, а любовники, пусть себе любятся дальше  на радость и на здоровье.   
Герой на сцене рывком поднялся с кресла, уронив с колен тряпицу, изображавшую платок. Встал в позу. Протаранил колючим взглядом весь зал насквозь. Выдержал театральную паузу. Долгую… Публика не обиделась бы и на более короткую.
-И вот, подходят они к этому номеру. Есте-ественно, дверь заперта. Есте-ественно, на ручке табличка: не беспокоить! Ну и кто бы сомневался, в замочной скважине ключ изнутри вставлен. А то! Можно подумать, Флиссельблюмбер простак! Не на того напали! Тот еще угорь! Что прикажете делать? Не уходить же не солоно хлебавши! Ну, конечно, они ушами к двери, и давай слушать.  А та-ам…Охи, вздохи…Как в настоящем немецком прости господи…неприличном фильме – я-то такие не смотрю, но мне много рассказывали… Так и стоят они, два лба, превратившиеся в слух и внимают, так сказать, каждому стону. «Ну, что, - спрашивает портье – не ваша мадам?» «Да, кажись, не моя, - отвечает Сампсонов неуверенно так – Моя  со мной никогда так неприлично себя не ведет!». Как бы там ни было, а все-таки неизвестно, кто там, за дверью-то, да? Справедливости ради хочется, конечно, определенности. Чтобы спалось спокойно. Всем участникам мероприятия. Тут портье осенило: «А вы, говорит, позвонить ей попробуйте!» 
- И правда!!! – герой выкинул правую руку влево и вверх, указывая на перегоревшую лампу в люстре.
- И правда! – подхватила неугомонная рассказчица, уже не особо следя за сюжетом пьесы. – Звонит Сампсонов по мобильному, а портье тем временем слушает. Логика проста: когда она будет разговаривать, стоны временно придется отложить на потом… Мд-да…
-Ну! – передернула слушательница, увлеченная удивительными подробностями.
-Что ну…Трубку, конечно, никто не взял. Я думаю, это Флиссельблюмбер  ей  подсказал. Потому, как она бы постыдилась на звонок не ответить. Она женщина порядочная. Как она может трубку не снять! Вдруг это по работе что… Срочное…
Герой, обойдя сцену по периметру, вновь оказался у кресла в прежней задумчивой своей позе. Уж больно хорошо она  ему удавалась!
- Ну и такие дела… За неимением доказательств ее невиновности, за отсутствием, так сказать, алиби, остались они в сомнениях. И от этих сомнений, не удержавшись, Сампсонов, запил. Она, конечно, отнекивается, говорит, у маникюрши была, ногти накладывала, ногти предъявляет в знак подтверждения своей непричастности к преступлению. А поздно… Не докажешь уже  ничего. Не к Флиссельблюмберу же идти! С ним-то разговор вообще короткий будет – даст между глаз и по телевидению опозорит в передаче своей, как есть!…Страсти! -  театралка глубоко вздохнула, покачала печально головой -  Страсти!.. А кем Сампсонова в спектакле заменят, до последнего решить не могли! Вишь, все -таки Ефимьевым порешили…Смело, смело… У него амплуа трагика, а тут роль героя любовника… Даже не знаю, справится или нет… Нет, конечно, по жизни он ухарь еще тот…
С заднего рада к шепчущимся наклонилась еще одна голова:
- А вы не в курсе, жена у Ефимьева имеется?
- А как же! – радостно встрепенулась рассказчица, и, уже почти отвернувшись от сцены, чтобы  не спиной к собеседникам - Знаю, преотлично знаю, Маргарита Михална, золотой души человек! Вот давеча…
                21.11.05