Взад - вперёд

Виктор Матюк

Взад-вперёд

Наш смышлёный и разбитной народ знает каждый поворот на своей стезе,
Вокруг белиберда, сыплются на голову матерные слова  все, некоторые остаются наедине,
Когда пусто на столе, спору нет: всякий воспринимает бред, как заблагорассудится,
Чему суждено быть, сбудется! Главное - держать себя в узде, и не позволять себе
Ездить на осле задом-наперёд и не переходить реку страсти вброд,
Чтоб, не дай бог, жизнь-алмаз не отвела бесстыжих глаз от тех,
Кто исправно творит грех!  В присутствии желаний всех надо было себя предоставить множеству утех,
Женщину на первую любовь похожую неспешно проводил в прихожую, почувствовал кожею,
Что она не удалась рожею, но согласится спать даже под старой рогожею,
Ей плевать на трудности, мне бы душу спасти, но не смог стареющий лох от соблазна уйти!
Неисповедимы господние пути! В этом возрасте ты сгораешь в миг страсти, как в хворосте,
Быстро снимаешь с женщины кофточку, ломаешь на лифчике косточку, приоткрываешь форточку,
И укладываешься с бабой кровать, страсть должна восторжествовать!
Начинается движение взад-вперёд, иначе не получишь наслаждение
И на бабе будешь встречать восход, хрен его разберет, когда и как 
Должен действовать божий раб перед тем, как бы в лучшем виде предстать
Перед толпой стройных и поджарых баб! Он был для них опорой и порукой,
Все бы хотели взять его детородный член в руки и в губы, его внешний вид
О многом знающим людям говорит, он велик, когда стоит, дрожит его кадык,
Стоит ему приблизиться к половым губам впритык, как меж женских глаз блеснёт алмаз,
Им в тотчас никто не указ, миром движет страсть и власть органа того,
Что до небес поднимает женское естество и вот оно стремительно поплыло навстречу злу!
Что же делать ему? Его жизнь оболгана, страсти кипят из-за детородного органа,
Ему податься некуда, судьба рекрута плоха, хотя он не очень стремится туда,
Куда не ходят поезда, его судьба расплывчата, он был отличником когда-то,
Ума палата, но мощь не та, что можно спросить со старика?
Боль ниже пояса, жить боязно, надо разговорить в вполголоса,
Черная полоса без спросу наступила, чтобы он не совал своё свиное рыло в Калашный ряд,
Но этот гад новым переменам рад! Ему давно тошнит от баб! Запали его глазные впадины,
Силы украдены и даже свет полночной звезды в присутствии в кровати чужой жены не мил ему,
Судя по всему, при встрече с бабами лицом к лицу он уподобился слепцу,
Хотя его жизнь стоит на кону, да и жить трудно одному! Он не теряет времени,
Когда дыхание непроглядной темени стучит из последних сил по лысому темени!
Съедаемый стремлением к познанию, он постигает тайны мироздания,
Из сущности порочной в реальности склочной есть утешение в скважине замочной,
Там уж точно всё, что порочно можешь увидеть сполна, даже если ночь темна,
Но вопль отчаянья, как следствие текущего одичания, напоминает крик отшельника в изгнании,
Пока терпится, на задний план отступает нелепица, но жизнь повсеместно протекает интересно,
Лишь неизвестно одно: когда и кто прыгнет с высокого обрыва и будет выглядеть счастливо!
Бабу голую доля бросила долу, под ней большая лужица, но она из последних сил тужится,
Дабы мир в тот же миг до любви и страсти сузился и по его узким улицам
Удалось пройти добрым молодцам! Они маршируют в ногу, идут по проторённой дороге,
Не бьют тревогу, берегут ноги, слова делят на слоги, хотя сами убоги, как нищенка в пыли,
Не всем удаётся даже мысленно оторваться от матушки-земли!
Каждая парочка считает палочки, мужчина лишь изредка бросает взгляд ввысь,
Осуждать его не торопись, ему преодолеть скользкий и узкий карниз
И не скатиться вниз! Женский вопль над станицей завис, как туман упавший полосой, 
Эхо укрылось в траве густой, на этой местности жизнь от истины отрезана,
Ничего, кроме бытия пресного! То-то и оно! Коль господом дано исправно любить
И грех творить, не стоит от этих намерений уходить, нет обета молчания,
Было одичание и что? Преходяще всё!
В женской темнице молодой статной девицы и сыро и темно,
И даже ветрено, когда мужчина силы теряет, тогда у него провал памяти наступает,
Он опускается в нору мокрую, мельком ищет под ногами почву твёрдую,
Но баба гордая с накрашенной мордою дует в дудку полую из последних сил, 
Каким член был, таким он и остался, но в масштабах вселенной разум надменный
Не смог сказать, как ему приходилась утешать своенравный и похотливых баб!
Пока у него были силы, он мог объяснить им легко и мило, что эта земля его вскормила,
И теперь должен он усиливать женский крик и стон, несущийся со всех сторон!
Его наставления учтите, всё проверьте, ошибка подобна смерти!
Когда же солнце встало, мужская голова наземь упала,
Всё обошлось без скандала, он мог бы со страху снять с себя нательную рубаху
 И тут же лечь на плаху, но перед ним двери в рай внезапно открылись,
И голова в расщелину стремглав вкатилась, он девицу не укоряет,
А та задницей полночи виляет! Он входит то в зад, то вперед,
То стремится понять существенную вещь в быту, побывав во рту,
Его желание на грани самовозгорания, нет ни слов любви, ни слов признания!
Ему бы при этом поменять свои приоритеты, нет ничего прекраснее на белом свете,
Как быть со страстью накоротке, и ласкать девицу в синеньком платке!
Взад-вперёд, хрен его разберет: что и как? Везде разброд, и нет приличных баб,
Время проходит, к двери кто-то тихо подходит и старинную песню заводит,
Имя не говорит, скромно в две дырки сопит, ночь, а тот пришелец не спит,
По внешнему виду старик, нос до земли отвис, живот втянут вглубь,
 Слюна слетает с огромных губ! У него нет преданных слуг,
Он8 сам по себе, он больше думает о грешной душе, чем о хлебе и воде!
Он грешников укоряет словами, в них он огненными шарами лихо швыряет,
Но до конца не представляет, почему такая доля и честь выпала ему?
Он из недорослей местных, справедливых и честных, но безызвестных для толпы,
Опосля лучшие умы будут писать о нём, выпустят ни один том книгоиздания,
Не ведая заранее, что грех прячется за опущенной шторой, там казнокрады и воры,
Он доживал свой век тут, но ему уже никак не освободиться от собственных причуд!
Напрасен Сизифов труд! О нём в городском предместье люди известные давно позабыли,
Скромно и уважительно жили и не тужили, добро копили и тратили на утехи мощь и силы,
И вот теперь в его руках потрёпанный Экклезиаст,
Он протёрт до дыр, словно в мышеловке твёрдый сыр!
На нём старенькое трико, а на губах прокисшее молоко,
Небо далеко, а семья рядом, он ищет взглядом то.
Что давно уже ушло, вылетело через раскрытое настежь окно,
И никто не воротится оно! Ему на смену пришло злополучное Ничто
В дырявом и поношенном демисезонном пальто, ему не завидует никто,
Он не жил, как все – грешно, выглядит неважно, говорит протяжно,
Драные сапоги в придорожной пыли, запах кирзы не уходит от горькой слезы!
Он вообразил, что великим и умным был, но тот уже давно в бозе почил,
Благие деяния когда-то вершил, от них остались только древние знания,
Увеличивается расстояние между совершенным грехом и покаянием!
Суть бытия, кажись, мертва, его голова седа, его дело сторона,
Но едва он переступает через знакомый с детства порог,
Как всевидящий бог свалил грешника с ног, Ему противиться никто не мог!
Когда ты путаешь числа и даты, ты – никто, пусть ты бьёшь о стену собственное чело,
Но всё равно будешь в пределах дня прилюдно унижен, потом обездвижен,
Пройдёшь через суету и тлен, но выживешь не без проблем, но зачем?
Обладая телом, женщина в платье белом будет вертеться перед тобой на одном каблуке,
Зажав рубли в маленьком кулаке, но тебе всё по барабану,
Начнёшь рассуждать витиевато и пространно, дело – не в фигуре,
 А женской натуре, хоть кончишь несколько раз, всё равно не заметишь бабьих прикрас,
Всё потому, что твой третий глаз любить этих баб не способен! Тебе уже один хрен,
Когда, где и с кем, но зачем? Ты пишешь свой натюрморт, образ женщин перед тобой протёрт,
Идёт охота на ****ей, среди них половина людей не верят ни року, ни судьбе своей!
Прекрасные глаза и дивные ресницы были у той девицы, что рядом с тобою спала,
Но ведь она не убрала со стола пищи, чтобы отдать её бедным и нищим!
Луна в тот миг светила не ярко, жизнь текла уныло, скитание по бабам тебе опостыло,
Что было, прошло, глядь, а рядом уже нет никого!
Вы нежились долго, глядь и этому пришёл конец, она смеялась звонко,
Ты же выглядел загнанным волком, небось, опять решил божий раб на стороне погулять?
Твоя беда – водка, бабы и еда! Брови зря не хмурь, пусть из головы вылетит вся дурь,
Пройдёт небольшой срок и новая жертва попадёт на твой крючок,
Коль пленит твой зрачок! Мудрости доверясь, внушил себе ересь,
И встал на распутье: направо пойдёшь – встретишь распутство,
Налево шагнёшь – встретишь откровенную и наглую ложь,
Пойдёшь прямо – наткнёшься на хамов, пацанов и распутниц тех,
Что ещё рвутся в лоно утех! Им бы строить и создавать, сеять и пахать,
Они могут только ноги раздвигать и грязью друг друга поливать!
Мы же попытались свадьбу сыграть, выбрали момент, когда процент ошибки был невелик,
В астрологию издавна верил бывалый мужик!
И вот застыла его речь, вся тяжесть сброшена с плеч,
Заметь, на склоне лет в его руках появился кнут, похожий на плеть!
Они дарят надежду на усладу, но та, что рядом, никак не одарит взглядом,
Толчком руки мысль уперлась в край пространной строки, баба строит догадки,
 Её собеседник что-то пишет в тетрадке и вступает в беседу для порядка!
Бабе нужна физзарядка, бокал шампанского и шоколадка,
Иначе остынет постель для двоих, кажись, стареющий жених в неприятную ситуацию влип!
Член стоит, как белый гриб под елью, его же целью было то,
Чтобы девка влюбилась в него на все сто процентов,
В противном случае не будет дивидендов, и не оберёшься горя от оппонентов!
Вспомнилась та любовная игра, когда метель мела и выла за окном пурга,
Даль во мгле, страсть тихо двигается по грешной земле наедине,
Любишь женщину, как во сне и сам себе не принадлежишь,
Дрожишь словно банный лист, твой торс открыт семи ветрам,
А по женским ногам стекает горячая струя, закончился порох у бабьего холуя!
Встал месяц и притих, куда же делся девицы жених? Он истину постиг,
Пьяный вдрызг лежит среди шампанских брызг, он нагишом, но в длинном плаще
И вообще говорить о нём уже не стоит, его внешний вид любую женщину расстроит!
Ему что-то на ухо шепчет безумный дух, странные слова тут же ловит угасающий слух,
Наши деды понимали  духов беседы, а мы – порождение безумия и тьмы
От старых постулатов отошли, но ни к чему не пришли, жизнь висит на волоске,
Женский платок торчит в руке, былая страсть гуляет вдалеке, в минуту ту что-то леденит во рту!
Надеюсь и жду, когда же заскрипит знакомая осина, и падшая женщина подарит мне сына?
Ничто не может разум от назойливых мыслей отвлечь, он не понимает раскрепощенную речь!
Женщина, согнув руку в локте, другой рукой вонзила в разбитое сердце огромные когти,
Женщин меняя, чем-то их, соблазняя, недосыпаю в ночи, хоть стони,
Хоть кричи, не будет тебе покоя до зари! Опыт мужчины горек,
Но взошёл на свой пригорок, и стоит на его вершине,
Ему осознать пройденный путь мешает гордыня!
Его молодая рабыня не верует в бога триединого,
Её грешное естество слишком далеко зашло,
Свернуть в сторону нельзя, пусть и дальше петляет порочная стезя!
Проснувшись с мятым лицом, увидел свой портрет за грязным окном,
Оно объято покоем, в коем никто его вниманием не удостоит,
Только расстроит любви предмет, его вблизи давно уж нет!
Обмануть себя стремимся мы, упрямы и горды, когда без сумы,
 А сумой и нищетой – рабы, вот кто мы! Может быть, тело
Отдано власти страстям всецело? Как проверить? Любить и верить,
Но кому? Только доверять разуму своему, опираясь на интуицию,
Уважая народную традицию, свою эрудицию нельзя оставлять наедине,
Да, она любит оставаться в тишине, семечки, грызя и выглядывая из окна!
Рядом нет поводыря, ни храма, ни бога за душой, ни алтаря, только покой
И мышиная возня за неприступной стеной! Бог ты мой, раб твой мужчина седой
Ничего не может сделать с собой, крест святой был сжат слабеющей рукой,
Пока во все дела не вмешались рок и судьба, и вот из пасти сказочного льва
Вырвалось полымя, оно прошло через глубину глубокого рва и среди дня
Насквозь пронзило меня! Нынче света нет, исчез его ясный след,
Вместо следов глубоких и желаний широких остались явные пороки,
Характерные для старца одинокого, да, его горе велико, истина далеко,
Но её суть теплится в душе, словно самосознание в седой голове!
Падает зрение при виде искушения, и без промедления реагирует плоть,
Где же Господь? Прежде он говорил, чтобы каждый праведно жил и грех не творил,
Неужто православный люд эти заповеди напрочь забыл? Обнажились те сферы,
Всплыли те примеры, где кроме Любви, Надежды и Веры только ересь и смута,
Нет покоя душе ни минуты, она гола и разута, грядущая мечта раздута так,
Что мрак затмевает очи толпы зевак! Мне же высокие постулаты не нужны,
Были бы рубашка, туфли или сапоги, и широкие в полоску чёрные штаны,
В них карманы необыча1ной глубины для хранения сокровенной тайны от чужой жены!
Мы не вольны в выборе своём, нам привычные жить вдвоём, чем в одиночку,
Легче прыгать с кочки на кочку и ставить в конце жизни жирную точку!
Мир - противен и грешен, разум – безутешен и в выводах поспешен,
Бог своей десницей переворачивает нашей жизни страницы,
Воздавая сторицей грешным юношам и девицам, и вот, чтобы взбодриться
Им приходится оголять пышные ягодицы, особенно жителям столицы!
Всё, что господь ниспослал, каждый грешник в свою жизнь вписал,
Наше существо – создание бога самого, но оно упрямо и грешно!
Жизнь проводишь, себе угождая, женщинам на близость намекая,
Родителей, не почитая! Традиция такая когда-то была,
В те давние времена людская совесть была чиста,
Как вода из горного ручья! О, времена! О, нравы!
Мы закалялись в битвах и труде, во всем, отказывая себе,
Жили в узде и поклонении пятиконечной звезде!
Вера давних дней не воскрешена, грешная душа не прощена,
Только добропорядочная жена и славные дети – милее всех утех на свете!
Вслух говоря, пальцем вертя у седовласого виска, смеюсь из старика без зла,
Его судьба сквозь выкрутасы дьявола прошла, словно по лезвию ножа,
Но жива и здорова, перемелется грех, как полова, и останется труха,
Пустая голова нелепиц полна! Поднявшись натощак, старый мудак уже в который раз
Заставил себя думать о порочных вещах, он взвешивает каждый шаг, словно баба на сносях,
Но не может не грешить впопыхах без особой нужды!  Рядом щебечут  жиды, нам хоть бы хны,
Нет ни хлеба, ни воды, только море нищеты! Всё валится из слабеющих рук,
Точно так же выпадает мелочь из изодранных брюк, но ничто не напрягает мягкий мозг,
Он иногда напоминает тёплый воск! В страсти безбрежной нет прыти прежней,
Ветер в городском саду едва слышно колышет листву, я же сижу и робко гляжу
На небесную синеву, зову облака к себе, но их нет нигде!
В тиши городской странник снов седой посыпает  правой рукой серый пепел над головой,
Тот пепел от костра, что горел с вечера и до раннего утра, душа медленно тлеет,
Никто страждущую душу не пожалеет, кто бы смог помочь душе больной?
Всякий готов пнуть её босой ногой, словно та душа – последний изгой!
Неизвестно мне, когда и куда улетает несчастная душа во сне?
Вращая телефонный диск, ветхозаветный старик заведомо идёт на риск,
Он чист душою, и не считает себя героем, но не изгой он,
Его ворот лисьим мехом опушен! После летаргического сна
Пришлось опорожнить до дна бокал креплёного вина,
Он заблестел, почувствовав дыхание небесный тел,
Загривок автора вспотел, он даже на корточки присел,
Поблагодарил небо за прожитые дни, но уж быстро пролетают они!
Душа больна, плоть грешна, вихри унесли бывших женщин имена,
Нанесли памяти странника урон, но он не очень сильно огорчён!
Прошлое, как увесистый молот, или смертельный холод
Бьют изо всех сил по голове, разбрызгивая кровь по траве!
Грешное тело к страстям не охладело, оно гудит и голосит,
Что ему претит скучный и захудалый вид!
Оно не может любимую женщину забыть,
Да, пришлось согрешить и что? Зачем твердить одно и то, что любить грешно!
Вплоть до старости лет постыдный грех оставил свой весомый след на истоптанной стезе,
Он выглядел прекрасно, ты же относился к нему безучастно, теперь тебе страшно за всё,
Преходяще оно! Блуд как-нибудь скрашивает повседневный быт, помогает выжить,
И напрочь о сутолоке бытия забыть, жара прячется в дожди, невзгоды остались позади,
А впереди – холод, рознь и проливные дожди! Они не объяснялись в пылкой любви,
Пообщались кое-как, пожелали опосля друг другу всяких благ
И расстались без всяких бумаг, только бумеранг прошлых отношений
Вернулся назад, но ему уже никто не рад, не стоит жалобно вздыхать,
В грядущем яркого света не видать! Там тьма и мрак, мысли разнообразны,
Старые отношения были негласными, нечего ждать добра от ветхой старины!
Кому эти отношения нужны, кроме добропорядочной и преданной жены?
Портки пожухли, в душе остались непроходимые джунгли, там нет заветных них,
Любовь и страсть – короткий миг и его никак не удлинишь! Нельзя быть твердолобым,
Если ходишь по трущобам, это выйдет тебе боком, с любым пороком надо бороться,
Больше ничего не остаётся! На голове – кепка, штаны в клетку, серой расцветки,
Старик сидит на табуретке, на столе таблетки, на глазах слёзы, на улице запах розы!
Увы, взгляд давно не радует пучок травы! Только цветы доставляют радость,
Всему виной – преждевременная старость! Пусть наседает тоска и грусть,
Да, не удалось вместе дожить до седых волос, и что ж? Открытым остаётся вопрос!
Не без укора глаза натыкаются на треснувшие доски знакомого с детства забора,
В начале лета люди отдыхают где-то или живут по чужим заветам,
Если они с большим приветом, нам ничего не остается, как доказывать себе,
Что ты – не дурак, а хват и большой любитель баб, их раб и что? Не безгрешен никто!
Любой грешник стремится любовью вдоволь насладиться, как птица полётом,
Так легче пережить под небосводом все перипетии земного бытия, грешник я!
В зеркале – кожа и кости, там же  рожа бог весть на кого похожая,
Слава богу, нет коросты! Угомонилась бы душа, пусть ей помогут небеса!
Вот беда, она сама вошла туда, куда её не звали, и сидит в тронном зале,
Пытается глубоко вздыхать, её намерения трудно сразу понять!
Страсть же мчится на всех парах, чтобы прелести бытия испытать в иных мирах!
Тлен и прах пусть ждут, когда их призовут к ответу, и прижмут к паркету,
 Как насекомое, и вспомнится число искомое, грехов немало,
Нынче новое время настало! Вскипая и пенясь,
Из глубокой щели вырвалась сиюминутная страсть,
Что происходит на деле и каковы её изначальные цели!
Топчу листву я, не живу, а существую и готов в минуту любую
Подать свой голос, только страсть надвое не раскололась!
Она готова в загривок двум грешникам вцепиться,
У неё нет желания на полпути остановиться,
Пришлось на смертельный шаг решиться,
Чтобы горькими слезами не подавиться!
Не надо напрасных тревог, пусть бурный поток желаний
Сулит грешнику  новое признание, пусть страстный пыл
Мимо нашего берега недавно проплыл, чем-то наш азарт ему не угодил,
Теперь мы тянемся из последних жил, дабы что-то взамен старой судьбы приобрести!
Любовь течёт по тёмным низинам, она недоступна кретинам, прошлое рухнуло в бездну,
Мы стоим, как стеклянной витрине, страсть посредине, я же вместо благодарственного слова
Тихо говорю судьбе, что она никакого выбора не оставила мне, как истину искать,
Найти и вновь потерять!  Подожди! Подожди! Лишн6ий раз не греши!
Авось, не сгинем до конца – на всё воля творца! Он опекает каждого агнеца,
Нет его творениям ни начала, ни конца! Лето в стекле, боль в правой скуле,
Непорядок в голове, нет справедливости  на земле, слова присохли к языку,
Давно уже во рту не было капли воды, а от еды остались жалкие крохи,
Ахи, крики и вздохи доносятся отовсюду, отщепенцем не буду!
Пожаловаться некому, что ты смотришь мир через бахрому,
А тебя заставляют жить по уму, оперевшись на локоть,
Ждёшь пока господь снизошлёт тебе весомых свобод!
Совесть давно уснула, напоминает тень от сломанного стула,
В былых грехах плоть утонула, вдруг раздался страшный стон,
Из хилой груди стремглав вырвался он! Тот, кто был хотя бы раз влюблён,
Будет в женских ласках искушен, сердце страсть искушает и напоминает о рае и аде,
Грех спереди сзади, душа сгорает, а плоть души в любви не чает!
Посмотрел на неё, полюбовался, получил сполна своё, и в новое пристанище ворвался,
Не разочаровался сполна, допил до самого дна бокал игристого вина!
Блеклый голос подал рок, он странную фразу нехотя изрек,
Срок свершения истёк, теперь плюёт в потолок,
Пока грешная плоть валится с ног от всесильных забот!
Умение члена велико, он возносит женщину высоко,
Хотя на нет сходя, он вызывает гнев и много зла!
Чем отношения заходят дальше, тем больше обмана и фальши,
Всякое можно ждать от ненасытных дев,
Они, как расплавленные свечи в миг интимной встречи,
Полыхают и горят, словно ты попадаешь в кромешный ад!
Женщины что-то вблизи себя ищут, по штанам рыщут,
За спинами знойные ветры свищут, но через пятнадцать минут,
Когда порывы любви истекут, а член уже немощен и болен,
Но жизнь не вполне доволен, не решается подать собственный голос,
Хотя он одинок и холост! Он шевелится вяло под стеганым одеялом,
Как разбудить его для начала, чтобы струна любви неистово зазвучала?
Он свой дух сохраняет, проявления любви легко встречает,
Но взаимное общение ему быстро надоедает! Всякое в жизни бывает!
Ближе к зиме природа увядает, тихотворение его не разумеет жалкое большинство!
Проходит всё, но остаётся кое-что, и как бы мужику не хотелось,
Чтобы грешная плоть в белые одежды вновь оделась,
Не получается никак подать  природе знак, что в старой и треснувшей раме
Стареющей даме в широкополой панаме удастся утолить желания и страсти!
Тьма окрест, от перемены мест ничего не меняется, даже молодой скакун и тот спотыкается,
Каждый грешит и кается, он не своей воле с грехом знается, вроде лучше получается на природе,
Чем в кровати, когда детородный орган, словно из ваты, глядит окрест, но нет свободных мест!
Он выздороветь не может, его совесть гложет, вот-вот он сам голову сложит,
На женщину это впечатления не производит! Она, прикрыв глаза, жужжит как стрекоза,
Ей всё прощают и её пороки воспевают! Мужчина устал выть от смертельных ран,
Этот тиран на долгую битву не способен, хотя умён, подтянут и благороден!
Пусть господь хранит его здоровым, наделит семьёй и кровом,
Пусть щебетанье девичье останется в памяти, как добыча старика,
У которого поднимается рука поймать вожделение, свесившиеся с потолка!
Оно предстаёт в дырявом рубище бродяги, и жмётся к нищенке в сермяге,
Даже на клочке бумаги чувствуется его величье, в нём есть весомое отличье от остальных,
Грешных и святых, оно похоже на благословенье небес, но осуждается как грехопадение!
Догорают сухие поленья в печи, уходит стресс, тяжкий груз сваливается со сгорбленных плеч,
О нём зеваки говорят, что ласкает всех баб подряд,
Он обладатель дивных чар, хотя немощен и стар,
Но кусок янтаря без его огранки после ночной пьянки
Не обретает очертания стройных шлюх с Таганки!
Пока у него были силы, его женщины боготворили,
С ним много ели и пили, о серьёзных вещах не говорили,
Нынче о нём все бабы забыли, его подвиги исказили,
Его орган погружён в кольцо дыма, бывшие любовницы проходят мимо,
Он весомый след оставил сзади, живёт, вперёд не глядя! Уж эти бабы, уж эти ****и,
Все они на передок слабы, на них замысловатые наряды и пьют они для бравады!
Вспомнив поколение лет лихих, дотошный старик великую истину постиг:
Женщина говорит одно, думает другое, ей подавай счастье земное сразу и сейчас,
За тенью вычурных фраз и улыбающихся гримас, как за недостижимой гранью,
Проплыл чад очарованья! Теперь нищета к нему стучится, он в убогой комнатке ютится
И ему не спится по ночам, он скучает по стройным женским ногам,
Поднимается спозаранку, чтобы поставить в нужную позу состарившуюся служанку!
Ему прошлое ночами снится, возникает образ светловолосой девицы,
Но всё исчезает за гранью былого, нет в этом мире ничего святого!
Плоть, как огнём сожжена, возрождает её от долгого сна только благодатная чаша вина!

Г. Ржищев
1 июня 2019г.
16:54