Меня не убьют в этой жизни - 32

Не  скажу,  что  эта  встреча  вдохнула  в  меня  новую  жизнь, что  без  ума  влюбился,  но  течение  времени  стало  другим,  я  стал  ждать  ее  звонков.  При  редкостной  пунктуальности,  она  не  определила  для  меня  какую-то  систему  встреч.  Звонила  и  приходила  когда  как,  то  раз  в  неделю,  то  почти  каждый  день,  иногда  утром,  еще  до  работы,  иногда  просила  быть  дома  в  обед,  но чаще  по  вечерам.  Но  встречались  всегда  по  одной  схеме,  приходила,  молча  раздевалась,  бросая  одежду  на  пол,  и  ложилась  в  постель.  Ни  тесных  объятий,  ни  жарких  поцелуев,  но  отдавалась  головокружительно,  стонала  и  кричала,  содрогалась  и  плакала,  а  иногда  на  несколько  секунд  теряла  сознание.  У  нее  был  дар,  она  умела  растворяться.  Затем  лежала  некоторое  время  неподвижно,  практически  никогда  не  говоря  ни  слова.  Вставала,  одевалась  и  уходила.
   Не  хотела,  чтобы  я  что-то  знал  о  ней,  не  открывалась  ни  на  пол-страницы,  и  не  трогала  мои.  Иногда  думал:
   - Почему  мы  так  вместе?  Неужели  только  инстинкт?
   Может  я  даже  нравился  ей,  хотя,  навряд  ли.  Очень  ровно,  ни  желания  взглянуть  в  глаза,  ни  желания  просто  прикоснуться  в  минуту  встречи  или  расставания. Может  когда-то  так  сгорела,  так  обожглась,  что  не  хотела  жить  в  вопросах:
   - О  чем  ты  думаешь?  Думай  хоть  о  чем,  но  и  меня  не  трогай.
   В  чувства  уходить  не  хотела,  только  в  чувственность.  Наверное,  боялась  любви,  когда–то  сказала  себе
   – Конечно все,  и  любовь  тоже.  Тогда  зачем?
   Не  было  в  ней  безрассудства  и  отчаянности,  не  хотела  бросаться  в  океан  и  обнажать  душу.  Я  не  знал  о  ней  ничего.  Знал,  что  замужем,  знал,  что  вот  без  этого  физического  наслаждения  больше  трех  дней  она  не  проживет.  Умрет  она,  как  умирают  без  воды  в  наполненном  ею  мертвом  море.
    Нисколько  бы  не  удивился,  если  бы  узнал,  что  она  встречается  еще  с  кем-то  другим.  Но  долго  уже,  очень  долго  я был  один,  потому  и  принял  эту  дистанционность. Знал,  зачем  она  приходит  и  не  строил  корабли.
   Больше  года  это  длилось,  я  привык.  В  июне  у  нее  день  рождения,  приготовил  подарок,  звонки  прекратились,  Резко,  без  предупреждений,  без  объяснений.  Последний  раз  уходила  так же,  как  всегда. Не  буду  врать,  я  заскучал,  опять  накатилось  одиночество,  и  я  ждал,  ждал  долго,  не  верил,  что  можно  вот  так,  раз  и  все.  Неделя,  вторая,  месяц,  ни  одного  звонка  и  больше  никогда.   Стал  жить  дальше.
   Отвел  взгляд  от  дороги,  посмотрел  на  Ольгу.  Мой  рассказ  ей  совсем  не  понравился,  бледная  ревность  отпечаталась  на  лице.
   - Ты  любил  ее?
   - Нет,  не  любил.  Не  скажу,  что  был  равнодушен,  привязался,  частью  моей  жизни  на  это  время  она  стала.  Желал,  чтобы  она  приходила,  если  ее  долго  не  было,  ждал.  А  ушла,  испугался  снова  остаться  один,  многие  дни  искал  ее  взглядом  на  улице,  но  внутри  ничего  не  порвалось,  не  было  той  бездонной  пустоты  тоски,  когда  понимаешь,  что  теряется  любовь.
   - А  другие?
   - Какие  другие?
   - Были  другие  женщины?
   - Нет,  других  не  было.  Было  одно  приключение.  В  принципе,  просто  приключение,  но  давай,  расскажу.  Расскажу,  иначе  буду  чувствовать  пятно  какой-то  тайны,  скрытой  от  тебя,  а  я  не  хочу  ничего  прятать  от  тебя,  никаких  тайн,  никаких  пятен.  Ты  ведь  рассказала  мне  все? 
   - Да,  у  меня  не  было  больше.
   - Это  случилось  в  ту  самую  зиму  моих  встреч  с  безымянной  женщиной.  Утром,  перед  тем,  как  идти  на  работу,  в  дверь  позвонили.  Я  уже  позавтракал,  был  в  брюках,  но  рубашку  еще  не  надел,  так  и  открыл  дверь.  На  пороге  стояла  знакомая  женщина.  Красивая,  очень,  знаком  с  ней  по  работе,  от  ее  шубы  веяло  хорошим  уличным  морозом.  Очень  удивился,  мы  не  были  настолько  близки,  чтобы  ходить  друг  к  другу  в  гости,  да  еще  так  запросто,  без  договоренности.
   - Здравствуйте.  У  Вас  что-то  случилось? -  спросил  я  и отступил  назад. 
   Она  не  ответила,  вошла,  закрыла  за  собой  дверь.  Сняла  шапку,  положила  ее  на  тумбочку  под  зеркалом,  постояла  перед  ним,  явно  репетируя  нерешительность.  Не  поверил.  А  она  встряхнула  головой,  рассыпая  жесткие  темные   волосы  по  воротнику,  потом  резко  повернулась  лицом  ко  мне  и  сбросила  шубу.  Из  одежды  на  ней  остались  только  сапоги.  Я  не  был  готов,  такой  идеальной,  потрясающей  фигуры  до  этого  не  видел  никогда.  Пока  не  встретил  тебя,  считал  ее  тело  совершенным.  Она  им  гордилась,  и  не  без  основания  считала,  что  каждый,  кому  она  его  подарит,  должен  сойти  с  ума  от  счастья.  Я  почти  сошел,  стоял,  смотрел,  молчал.  А  она  шагнула  вперед,  прильнула  своей  грудью  к  моей  и  прошептала:
   - Я  хочу  тебя…
   Не  сомневалась,  что  в  этот  момент  я  испытываю  то  же,  да  и  сомневаться  было  незачем.  Гипноз  и  больше  ничего,  а  может  наваждение,  не  знаю,  как  назвать,  забыл  обо  всем.  Прошли  к  постели,  на  ней  две  подушки,  и  как  удар:
   - Так  нельзя! Здесь,  рядом  со  мной,  обычно  лежит  другая женщина. Теперь  будет  эта?  Но  так  нельзя!
   Не  мог  я  предать.  Наверное,  даже  не  ее,  себя  предать  не  мог. Мои  руки  расползлись  сами,  без  усилий,  и  я  нервно  сказал:
   - Извини,  я  не  могу.
   Она  не  поняла,  улыбнулась,  но  пока  губы  растягивались  в  улыбке,  до  нее  стал  доходить  смысл  сказанного,  улыбка  стала  жалкой:
   -  Почему?
   Отвернувшись  в  сторону  повторил:
   - Я  не  могу,  извини.
   Она  села  на  край  кровати  и  заплакала,  закрыв  лицо  руками.  Стоял  рядом  и  не  знал,  что  делать,  если  прикоснусь,  то  будет  все,  до  конца.  Разрезая  себя  стыдом  на  части,  сказал:
   - Прости,  мне  надо  на  работу.
   Ее  голова  резко  взлетела  вверх,  мокрые  глаза  были  переполнены  жесткой  ненавистью.  Она  сожгла  меня,  уничтожила  и  растоптала  пепел.  Вдруг  усмехнулась.  Откровенно  унижая,   недвусмысленно  посмотрела  на  мои  брюки.  Прошла  обратно  в  прихожую,  надела  шапку,  постояла  перед  зеркалом,  любуясь  собой,  демонстрируя  мне,  что  я  потерял.  Издевательски  откровенно  наклонилась,  поднимая  шубу,  повернулась  ко  мне  и  медленно  спрятала  себя  в  шубу.  Снова  усмехнулась,  шагнула  в  дверь  и  ударила  ее  так,  что  зашатался  весь  наш  дом.
   Через  несколько  дней  мы  встретились.  Они  шли  вдвоем  с  мужем,  она  держала  его  под  руку.  Я  поздоровался,  она  кивнула  в  ответ,  как  кивнула  бы  фонарному  столбу,  или  какому-либо  другому  неодушевленному  предмету,  опавшей  березе,  например.
    После  этого  рассказа  Ольга  посветлела.  На  ней  не было  печати  первого,  я  был  рад.  Подъехали  к  повороту,  от  которого  до  цели  где-то  полчаса.  Хотелось  поговорить,  нет,  хотелось  помолчать,  хотелось  просто  быть  рядом,  а  мы  рядом  и  были.  Состояние  единения,  незримого  проникновения  друг  в  друга,  слияния  во  что-то  большое  одно  целое. Тепло.  Хорошо.  Тронул  ее  руку.  Она  повернулась,  глаза  влажные  от  подступающих  слез,  слез  тревоги  за  счастье.  Тревоги  за  счастье,  так  мы  живем.  Тихо  прислонилась  головой  к  моему  плечу. 
   Поле,  потом  лес,  глухой,  игольчатый.  Переезд,  за  ним  поворот. На  площади  перед  забором  пусто.  Брошенная  худая  собака,  с больными  глазами,  молча  стоит  в  тени  большой  сосны.  Встречает  нас  без  ожидания.  Она  одна  на  этой  пустой  площади,  ждет,  что  может  хоть  кто-то  протянет  к  ней  руку.  Ее  никто  не  видит,  я  тоже.  Увидел  потом,  когда  вспоминал  эту  поездку  в  своем  пустом  полуподвале.
   Прошли  за  забор,  впереди   метрах  в  пятидесяти  деревянная  самодельная  маковка  церквушки.  Когда  то  она  была  церковью,  потом  была  клубом,  теперь  вот  опять.  У  нас  почти  час,  к  одиннадцати  начнут  подъезжать  автобусы  с  паломниками  из  соседних  городов.  Крашеные доски  пола  блестят  свежей  коричневой  чистотой,  в  лучах  падающего  на  него  солнца  играют  редкие  пылинки.  Продавец  свечей  вяжет  носок,  на  скамье  справа  три  старушки,  а  на  другой  мальчик  с  девочкой,  им  лет  по  тринадцать.  На  нас  никто  не  обращает  внимания,  все  внутри,  каждый  думает  о  своем.  Мирно.  Спокойно.
   Купили  свечи.  Зажгли,  поставили  их  перед  иконой  святого  Симеона,  взялись  за  руки,  остановились  перед  алтарем. Мне  нравятся  старые  алтари,  собранные  из  принесенных  потемневших  икон.  От  них  свет,  он  ненавязчиво  проникает  в  тебя  и  уже  через  несколько  минут  внутри  появляется  та  спокойная  чистота,  которая  и  зовет  тебя  в  церковь.  Новые,  парадные,  строящиеся  с  золотым  размахом,  к  ним  я  пока  не  привык,  не  чувствую  близости.  А  здесь  ты  свой,  не  чужой,  здесь  тебя  всегда  тихо  ждут. В  иконах,  проживших  долгую  жизнь,  нет  укора,  они не  сверлят  тебя  взглядом,  стараясь  обнажить  твои  пороки,  смотрят  мягко  и  глубоко,  в  них  понимание  и  мудрое  прощение.  Верят  они,  что  в  тебе  еще  что-то  есть  и  ты  не  совсем  потерян.  Они  не высокомерны,  они  просты,  поэтому  к  ним  легче  идти.
   Мы  стояли  и  мысленно  обручались,  а  может,  венчались,  не  знаю,  не  важно.  Думали  об  одном  и  том  же,  здесь  все  думают  об  одном  и  том  же,  все  просят  счастья.  Склонив  головы,  просили  дать  нам  возможность  вечно  быть  вместе,  никогда  не  расставаться  и  вечно  любить  друг  друга.  Просили  с  болью  и  покорным  отчаянием.  Ответ  вспышкой  света  отозвался  в  груди,  мы  одновременно  подняли  головы  к  Господу  и  поняли,  что  нас  услышали. Несколько  раз  перекрестились,  низко,  насколько  смогли,  поклонились  и  еще  долго  потом  стояли,  сжимая  пальцы  друг  друга.
    Перед  домиком  над  купелью  не  было  никого,  можно  идти  вместе,  а  не  делиться  на  мальчиков  и  девочек.  Недавно  обшитые  досками  стены приятно  пахнут  смолой.  Лестница,  ведущая   к  квадрату  воды,  резко  уходит  вниз  в  двух  метрах  от  входа.  Пол  с  мокрыми  следами  воды,  кто-то  недавно  был.  На  стене  икона  Божьей  Матери,  под  ней  текст  молитвы,  встали  перед  ней,  прочли  каждый  про  себя.  Закрыли  дверь  на  задвижку,  разделись.  Ольга  присела  на  скамейку.
   - Коля,  я  боюсь.  Здесь  глубоко?
   - Не  очень. Тебе  нечего  бояться,  вместе  окунемся,  будешь  за  меня  держаться.  Давай  руку.