Душа

Пограничник пересчитал пассажиров и, видимо, удовлетворённый результатом подсчёта, распахнул украшенные колючей проволокой ворота. Теперь «буханка» катила за системой, почитай за границей. Будто некий портал миновали, портал в другое измерение. Здесь не остановит нюхающий салон ГАИшник, суровый мальчонка в чёрной бейсболке не будет вопрошать, что, мол вы тут граждане нарушаете? Нет чиновников, нищих, и не выплывет из-за острова на стрежень красномордый рыбоохранник, и суровый егерь с карабином не спросит где ваше оружие и почему без шапки-ушанки. Поэтому, наверное, здесь полно зверья, птицы и рыбы. Конечно, может потому, что здесь заливная пойма, но и поэтому тоже…

 Раньше этот УАЗ называли санитаркой или, там, таблеткой – он чаще всего на медицину работал. А теперь, вот, стал буханкой, потому, что на нём на охоту да на рыбалку ездят. На эту самую рыбалку приспичило срочно – уже вовсю цвёл шиповник. Карась, же, как всем известно, нещадно клюёт то ли на цветение черёмухи, то ли на цветении шиповника. Однако, если при цветении черёмухи дуют ветры, то шиповник куда как предпочтительнее.
Озеро, километрах в пяти от колючки, притулилось рядышком с Амуром – там на протоке сетку можно поставить. Карась-то он карась, ловить его интересно, а чистить – нет! А рыбки-то приличной хочется!
 В «буханку» набились впятером – спальных мест там придумано хозяином четыре, но в летнюю-то ночь не всяк до этой «бухалки» доберётся – тут под каждым им кустом…

Хозяин машины Володя, ни слова не говоря, взял напрочь выцвевший мешок с лодкой и, по едва заметной тропинке, пошёл в сторону протоки. Когда-то он привёл в компанию рыбака Валеру, и давно назначен товарищами в вечные спутники того по рыбацким приключениям. Что будет в этот раз – неведомо: быть может лодка сдуется, быть может сети до нужного сучка не хватит…  Впрочем, рыбалка – это вам не рыбу ловить! Чернявый, юркий и молодой ещё (чуть за сорок) Валера прихватил мешок с необходимостями, и рванул следом. Остальные стали табориться – натянули полог над «буханкиным» задом, вытащили складные стульчики, фанерный ящик, который служил и столом и закромами, да, подняв с пола, приладили между сиденьями щит, образовавший нары. Теперь, пока доктор с полковником устанавливали таган и готовили кострище, Митрич готовил «под холодненькое. Рецепт был древний: чёрный хлеб, сало и зелень. Зеленью стали полподкотельника репчатого лука, пара больших головок чеснока, перья лука зелёного , запоздалый пучок черемши, да надёрганный  Митричем на рёлке мангирь. Безусловно, такой стол мог спасти от цинги, но не потому его звали таёжным – если так закусить дома, то домочадцы разбегутся. А уж если, не приведи Господь, ветры пустить, то уж и вся домашняя живность, включая тараканов, прикажет долго жить…

Выпили из своих аллюминиевых напёрстков, крякнули, закусили.
- Эх, душа поёт, - сверкнув очами в закат, продекламировал доктор.
- Тогда за душу, - разлил Митрич…
Третью выпили просто так, пошли освобождать озеро от карася.
Через час Митрич, беззлобно поругиваясь, потрошил улов- больше всего было жирного, золотистого, с красным пером, озёрного гольяна, потом ротаны всех калибров, и даже косатка попалась (с паводком, чтоли, в озеро попала). А, вот карась был только один, зато какой! Патриарх карась – его одного на котёл ухи хватило бы, да остальные тоже туда просятся. Кулинар по всем правилам искусства стал колдовать над котлом, лишь изредка отвлекаясь на напёрсток вдохновения, и, когда он в заключение загасил в вареве головню и плеснул три напёрстка первоклассного самогона, к костру подошёл Володя.
- Налей, Митрич, а то слюной захлебнусь на… - твою уху ещё за озером унюхал. Нагрёбся я с этим чёртом, до голодного обморока.
- А сам он где? – спросил Митрич, подавая напёрсток Володе.
- Донок у него полмешка – пока не поставит – не придёт.
- Ты наших, Володя оттащи от воды, смеркается уже, да и ушица ждёт.

Горячее – это вам не холодное (хотя холодное это со стола не убирали), тут особое внимание нужно –глотнуть да не обжечься, самое вкусное с рыбёхи обсосать. Горячее требует полного сосредоточения и напряжение умственных способностей и, только тогда, когда уха станет просто закуской можно говорить не одними только междометиями.
- Ну и как, доктор, душенька ваша успокоилась? – Спросил полковник как раз в этот момент.
- Да будь она материальной, аки птаха райская взмыла бы сейчас над кущами…
- Не может душа материальной быть! – Вдруг категорически заявил Митрич.
- Что – о – о? – поперхнулся доктор, - значит нематериальная всё же есть?
- Ну да.
- Попа на проповеди переслушал? Ты же старый материалист.
- Да какое попы к душе отношение имеют, внучка…
- Внучка тебя в бога поверить заставила?
- Да какой бог? Компьютер она мне принесла, такими, говорит сейчас не пользуются, и он ей в комнате мешает.
- И что?
- Стала мне объяснять, что к чему. С самого начала, что, мол такое железо и что такое софт, интернетом научила пользоваться, чтобы я телевизор не смотрел, да газетами не ходил.
- Успешно? – Спросил полковник. Три пары любопытных глаз не мигая смотрели на Митрича.
- Успешно. Читаю, думаю. И вот что в голову пришло – душа это софт нашего тела.
- Ну растолкуй…
- Смотри, значит, вот медицина мог изучила: тут, говорят зрительная область, тут слуховая, а тут вестибулярная. Если сюда электродом ткнуть – одно будет, а сюда – другое. Это уж особенно Бехтерева расстаралась…
- Кто, кто переспросил доктор.
- Бехтерева Наталья, - сказал Митрич просто, будто о соседке по даче, - институт нейрофизиологии…
- А, ну да помню, промямлил доктор.
- Так же и ремонтник железа, - невозмутимо продолжал Митрич, - знает, тут, вот материнка, тут память оперативная, тут – то, тут –сё. И знает, какие напряжения на контактах. А что там этот компьютер маракует – понятия не имеет…
За столом сгустилась тишина, только одиночные комары зудели, присматриваясь к добыче.
- А программист, который программы пишет – это уже вроде психолога или психотерапевта, знает алгоритмы, да не знает контента.
- Чего не знает, ты уж по- русски, - заявил Володя.
- По- русски значит содержания. Так вот этот самый софт не может существовать без железа, а железо без него мертвое.
Тишина за столом стала поскрипывать напряжёнными думками пирующих.
- Смотри, Митрич, а софт с одного компьютера можно вместе с контентом на другой скопировать, - загадочно сказал полковник.
- А то.
- Выходит и наш софт – душу можно на что-нибудь скопировать!
- Да запросто! Только не на накопитель, а на работающее железо.
- Выходит так: вот, скажем был ты дворником, родился вновь прорабом, а после из прораба до министра дорастёшь…
За столом облегчённо засмеялись.
- Но если туп как дерево, продолжил Митрич, - там одна загвоздка есть – шестое наше чувство…
- Какое такое шестое?
- Схема тела называется. Софт компьютера, он тоже конфигурацию помнит, но с ним проще. А, вот человеку ногу оттяпают, а он всю жизнь потом пальцами на ней шевелит, да и болит она у него.
- Ну, Митрич, - заявил доктор, - это нервы просто защемляет рубцом.
- Ага, и они потом, рубцы эти пятку изображают, которая чешется. Впрочем, впрочем, я задумывался, что когда-то создадут такой накопитель, чтобы скопироватьдушу…  А он – то есть! Верно, полковник, к месту ты Высоцкого вспомнил. Есть и накопитель, и работающее железо!
За столом замерли в ступоре.
- И чо? – озираясь сдавленно прохрипел Володя.
- Переселяйся, - провозгласил Митрич и воздел могучие, но короткие длани к звёздам.
Ошмётки тишины улетели в бесконечность от гомерического хохота. Одинокий огонёк у озера заметался на мгновение, но через полминуты был уже у стола.
- Что вы ржёте так, что рыба из озера выскакивает.
- Да мы это, - сквозь пароксизмы смеха пробормотал полковник, - ты, Валера кто по профессии.
- А что? – Спросил Валера, затравлено оглядывая смеющуюся братию, - техникум я закончил…
Какой он сказать не успел потому, что хохот перешёл в одышчатую икоту, граничащую с эпилептическим припадком…

Успокоились, налили Валере сразу три стопки, стали хлебать ушицу. Светодиодная лампа, стоящая на столе, выхватывала у тьмы ровный круг, поделённый на сектора тенями Какие-то мотыльки бились об неё напрасно пытаясь сгореть. Валера что-то говорил про рыбу, которая уже плещется в сетях, и только комары своим пением перебивали его. Он вдруг поднялся из-за стола, неспешными движениями самого обычного зомби бросил свой коврик в траву, и упал следом за ним, безуспешно пытаясь натянуть на себя расстёгнутый спальник. И всем вдруг сразу захотелось спать.

В июне светает рано. Ещё и заря не окрасила край неба, а тьма рассосалась, попряталась в кусты. Митрич выпростался из «бухалки» и, покряхтывая, поплёлся к костру варить утренний чай.
- Привет, Митрич, услышал он.
- Добрейшее утро, доктор, чего не спишь?
- Не поверишь, Митрич, с вечера комары надоедали, а как уснули, стал я на звёзды смотреть. А их много – много. И когда в одну точку смотришь, то замечаешь, что между этими звёздами есть другие – поменьше, а может подальше. Это как познание – пока не всмотришься внимательно, всё просто, а задумаешься – хоть мозги сломай. Ты, Митрич, где всего этого нахватался, ну, хоть про ту же Бехтереву.
- В тырнете вашем, интересно же про умных людей почитать.
- Да, Митрич, а утром заснул было, так стрекоза со своим стрекозлом разбудили.
- Кто? С кем?
- Да стрекозы спарились ни свет, ни заря и трещат, и трещат. А кроме них –ни звука кругом. Разбудили заразы…
Будто опровергая доктора за Амуром затарахтел трактор. Такой, который чух-чух.
- Видишь, доктор, китаец уже что-то добывает на поле, поди на утренний рынок в Хэйхэ.
- И правда, Митрич, а я всё стрекозы да стрекозы.
Пламя костерка бойко приплясывало под чайником, в машине слышалась возня и покашливание. Сейчас по кружке чая и по рабочим местам. А уж потом, на фоне трофеев банкет с холодной ухой, больше напоминающей студень...

Пограничник уже ждал их у ворот – полковник заранее позвонил на заставу. Зевая пересчитал по головам, и выпустил в мир. Декорированные колючей проволокой скрипя закрылись. Портал в другое измерение закрылся.