О милосердном отношении к пленным 1877-1878 гг

ПЕРИОД РУССКО-ТУРЕЦКОЙ ВОЙНЫ 1877-1878 ГГ.

МАТЕРИАЛЫ ИЗ ГАЗЕТЫ "ПРАВИТЕЛЬСТВЕННЫЙ ВЕСТНИК" 1877 ГОДА И ДРУГИХ ИСТОЧНИКОВ:


Телеграмма Его Императорского Высочества Главнокомандующего действующею армиею, от 9-го июля 1877 г., из Тырнова:

«Поведение наших войск из ряда вон молодецкое, но мы все возмущены. Сейчас получил донесение от генерала Гурко донесение, в коем излагает о неистовствах и варварствах, делаемых турками над нашими убитыми, ранеными и пленными; а в особенности мы возмущены их вероломством 6-го июля, когда они во время боя выкинули белый флаг и вступили в переговоры, при приближении же нашего парламентера и войск внезапно открыли по ним огонь. Лигниц и корреспонденты «Times» были свидетелями варварских поступков. Подробности излагаются в донесении, которое будет послано завтра».

(«Правительственный Вестник». 1877. № 153 (12/24 июля). С. 1).


*

ПРАВИТЕЛЬСТВЕННЫЕ СООБЩЕНИЯ:
Копия депеши, адресованной начальником дипломатической канцелярии Его Императорского Высочества Главнокомандующего действующею армиею действительного статского советника Нелидова, Российским Императорским Послам в Берлине, Вене, Париже, Лондоне и Риме, от 15-го июля 1877 года, из Тырнова

«Господин Посол,
Оттоманское правительство обнародовает через европейские газеты ряд ложных заявлений о мнимых жестокостях, будто бы совершенных нашими войсками.
Стараясь, очевидно, этим постыдным изворотом ввести в заблуждение просвещенный мiр и отвратить от собственной своей армии заслуженные обвинения, Порта однако же оказалась бессильною воспрепятствовать обнаружению истины.
Не касаясь многих случаев проявления турецкого зверства, уже указанных печатью, в последнее время наши войска, при занятии укреплений Шипкинского перехода, нашли груду голов русских солдат, коих изувеченные трупы были найдены поблизости. Этот факт был засвидетельствован несколькими иностранными офицерами, состоящими при наших отрядах, а также корреспондентами европейских газет, составившими по этому случаю формальный протокол.
Препровождая при сем вашему превосходительству копию с сего документа, честь имею просить вас, г. Посол, по приказанию Его Императорского Высочества Великого Князя Главнокомандующего, дать помянутому протоколу самую широкую огласку через посредство печати той страны, в которой вы находитесь».

ПРОТОКОЛ
Казанлык, 9-го (21-го) июля 1877 года.
Мы, иностранцы, получившие дозволение следовать за действиями Российской армии, в качестве представителей некоторых из главных органов европейской печати, считаем своим долгом гласно засвидетельствовать варварские поступки, совершенные оттоманскими регулярными войсками, защищавшими Шипкинский проход.
В кровопролитных сражениях 5-го (17-го) и 6-го (18-го) июля, предшествовавших очищению возведенных турками окопов, некоторые позиции были попеременно занимаемы и покидаемы обеими сражающимися сторонами, причем они не имели времени подбирать убитых и раненых. По окончании битвы, оставленные в значительном числе турецкие раненые были подобраны и получили тут же на месте пособие от русских врачей; но из числа русских раненых, имевших несчастие пасть в местах, которые кратковременно занимали турецкие войска, ни один не остался живым. От двадцати до тридцати этих несчастных были обезглавлены, у многих отрезаны ноги, руки, уши, нос, половые части, грудь изрублена ятаганами, а головы их, отнесенные в турецкий лагерь, найдены были здесь русскими солдатами, после занятия укреплений. Мы видели своими глазами эти отрезанные головы, эти изувеченные тела, из коих некоторые свидетельствовали судорожно сжатыми мускулами и скорченными членами о страшных муках увечья, причиненного заживо. Мы видели один обезглавленный и изувеченный труп, еще лежавший на лазаретных носилках, на которые раненый был положен своими, а недалеко отсюда также обезглавленные два тела санитаров, имевших на левом рукаве повязку «Красного Креста».
Придерживаясь строго только того, что мы сами видели, и предоставляя свидетелям боя разоблачить нарушения прав войны, которые совершены турками, поднявшими два парламентерные флага, чтобы вслед затем вновь открыть огонь против русских войск, прекративших стрельбу, - мы отдаем на суд образованного мира ту противоположность, которая представилась на другой день битвы, на расстоянии нескольких сот метров: с одной стороны - более пятидесяти раненых мусульман, получавших от врачей русской армии необходимую помощь, согласно с требованиями человеколюбия, а с другой стороны - груда отрезанных голов, отвратительный трофей варварства турецких регулярных войск.
(Подписано):
С.Б. Бракенбёрн, подполковник, военный корреспондент газеты «Times».
Дик де-Лонле, специальный корреспондент «Moniteur Universel» «Monde Illustr;».
Г. де-Ламот, корреспондент «Temps».
И.Л. Теллие, корреспондент «La Illustracion Espanola y Americana».

(«Правительственный Вестник». 1877. № 167 (30 июля/ 11 августа). С. 1).


*

Копия с донесения г. Нелидова его светлости князю Горчакову, от 25-го октября (6-го ноября) 1877 года

Между пленными, сдавшимися в Телише, находилось четверо иностранцев, имевших белую повязку с красным полумесяцем, из коих трое англичане  один французский подданный, родом из Перы. Все они объявили себя представителями Константинопольского общества Красного Полумесяца, но только двое из них, а именно гг. Вечелл и Дуглас, молодые английские доктора-хирурги, могли удостоверить свое звание, предъявив законные документы. Оказалось, что они посланы из Лондона в Турцию в распоряжение местной санитарной службы от общества «Красного Креста» Стаффорд-Гоуза. Третий англичанин объявил, что он капитан британской армии, Куп (Coope), определился на службу в турецкую жандармерию с чином полковника, но так как война помешала организации этого будущего войска, то ему поручено оказывать помощь туркам, укрывшимся в Шипке, и учредить службу носильщиков для армии в Плевне. Молодой француз г. Эрнест Лорандо, сын богатого банкира в Пере, объяснил, что он присоединился к экспедиции Красного Полумесяца единственно из желания «видеть войну» и в то же время оказать некоторые услуги человечеству. Последние двое, как не имевшие никаких особых прав на исключительное с ними обращение, отправлены были в Россию, в качестве обыкновенных военнопленных. Что же касается до английских докторов, то нисколько не признавая их за пленных, Его Высочество Великий Князь удостоил их самого милостивого приема, приглашал к своему столу и занимал их в походных госпиталях, под наблюдением профессора Пирогова, до того времени, пока представится удобный случай для отправки их в С.-Петербург в распоряжение британского посольства, которому предоставлено будет озаботиться о возвращении их на родину. Стратегические меры осторожности не дозволяли отправить их прямо в неприятельскую армию. Впрочем оба они высказывали готовность остаться в нашем лагере, если только получат на это разрешение общества, от которого они зависят. Но находясь в болезненном состоянии и в сомнении касательно их настоящего положения, они предпочли возвратиться на родину. По приказанию Его Высочества Великого Князя, доводя до сведения вашей светлости о вышеизложенных фактах, на случай могущих возникнуть по этому поводу каких-либо протестов или ложных толкований, - я в то же время имею от Его Высочества поручение сообщить Вам, господин Канцлер, копию с протокола, составленного на основании показаний, данных гг. Вечеллем и Дугласом касательно того, в каком положении они нашли на откосах Телишского редута тела наших убитых и раненых солдат после атаки, происходившей 12-го октября. Этот документ настолько красноречив, что не нуждается ни в каких комментариях и на этом основании должен бы быть предан возможно обширнейшей гласности, служа дополнением к тем представлениям, которые уже приходилось европейским державам предъявлять в Константинополе.               


КОПИЯ С ПРОТОКОЛА

Сего 19-го (31-го) октября 1877 года в канцелярии начальника штаба, расположенного при селении Боготе, в присутствии офицеров штаба Его Высочества - генерал-майора Штейна и поручика Галла, английские хирурги Вечелл и Дуглас, взятые в плен при Телише, были допрошены, по приказанию Его Высочества Главнокомандующего, относительно виденных ими обезображенных тел раненых и убитых русских солдат, о чем Великому Князю было известно из донесения прибывшего оттуда поручика Дерфельдена. Вечелл и Дуглас заявили, что они прибыли в Луковицу 12-го (24-го) октября, но не могли следовать далее, по случаю битвы, происходившей в это время у Телиша. На следующее утро, 13-го (25-го) октября, они имели возможность достигнуть Телиша, где занялись перевязкою турок, раненых в битве накануне. В числе раненых не оказалось ни одного русского. Получив после полудня от одного турецкого офицера (паша в это время спал) разрешение посетить поле битвы, пятеро из них воспользовались этим разрешением, а именно: д-р Мекеллер, ординатор  больницы св. Фомы в Лондоне, английский капитан Куп, французский подданный из Перы Лорандо и оба названные выше хирурги. Они осмотрели внимательно около 50 или 60 тел, но видели их гораздо больше. (Лорандо не принял участия в осмотре, из опасения навлечь на себя неудовольствие турок). Почти все русские тела были обнажены, на остальных же были лишь изорванные и обагренные кровью рубашки. Внимание их прежде всего остановилось на трупе, у которого была отнята голова. Далее они видели трупы, которым были нанесены глубокие раны сабельными ударами. У многих носы и уши были отрезаны; у пяти или шести человек головы были отрублены. Смертельно раненые были только ограблены, получившие же не столь тяжелые раны одни только были изуродованы. У двух трупов были обгорелые животы. Некоторым нанесены были раны выстрелами из револьвера, сделанными в упор, так что раны почернели от пороха. Присутствовавшие на осмотре не заметили тел с изуродованными половыми органами. Д-р Мекеллер до того был возмущен виденным им, что не хотел долее оставаться и на следующий день уехал, с намерением возвратиться в Англию. Остальные должны были остаться, так как получили приказание находиться в Телише для ухода за ранеными, которые ожидались после следующей битвы. Они слышали от одного турецкого офицера, на спрос Лорандо, что солдат невозможно было удержать и что тотчас после битвы являлись черкесы и баши-бузуки, начиная грабить и уродовать раненых. Вечелл говорит, что на Телишской дороге он сам видел многих черкесов и баши-бузуков, тяжело нагруженных русскою добычею. Следует полагать, что большая часть этих жестокостей была совершена на глазах турецких офицеров, так как некоторые из тел лежали в расстоянии пятидесяти шагов от батареи и вообще недалеко от тех пунктов, с которых могли быть замечены офицерами. Доктор Саррель, начальник походного госпиталя «Красного Полумесяца», командированный из Константинополя в Плевну и прибывший в Телиш вместе с Вечеллем и Дугласом, рассказывал им, что в то же утро он посетил поле битвы и видел там обнаженные тела русских. Он не упоминал об изуродованных телах. Все русские, павшие 12-го (24-го) октября, были погребены, насколько нам известно, 14-го (26-го) октября.
Справедливость вышеприведенного свидетельствуем нашими подписями. (Подписано): Артур Бэрд Дуглас, хирург походного госпиталя «Красного Полумесяца», Эдвард Шерман Вечелл.

(«Правительственный Вестник». 1877. № 243 (3/15 ноября). С. 1).


*

Копия с сообщения г. Нелидова Государственному Канцлеру, от 26-го октября (7-го ноября) 1877 года, из Богота.

Ссылаясь на мое вчерашнее донесение, честь имею представить Вашей Светлости три новых документа, относительно неистовств, совершенных турками над нашими ранеными в сражении 12-го октября, при Телише.
Имею честь,  и проч.

ПРОТОКОЛ
Мы, нижеподписавшиеся, прибыв на поле битвы для уборки тел убитых в сражении 12-го октября, при Телише, наших солдат лейб-гвардии егерского полка, засвидетельствовали, что все тела были обнажены, и даже с них сняты металлические нашейные крестики. Некоторые из них были чрезвычайно обезображены; другие же, наиболее измученные, едва прикрыты слоем земли, поспешно набросанной. Многие из этих несчастных, получившие в сражении раны не смертельные, были замучены и добиты уже впоследствии: некоторые имели до десяти сабельных ударов, а другим перерезано горло. Замечено, что все имевшие галуны, которых очевидно принимали за начальствующих лиц, подверглись более сильным истязаниям: им вырез;ли на голове кресты и вырезали куски мяса под галунами. Вообще их замучили живыми, что видно на их лицах, носивших следы страданий.
Невозможно описать все гнусности турок! Достаточно только перечислить факты, которые будут говорить сами за себя, без всяких толкований:
1. Находили тела с отрубленными головами, ушами и руками.
2. На некоторых были вырваны куски мяса, на их груди вырезаны турецкие надписи, у некоторых даже вырезаны совершенно бока.
3. Часто попадались тела с сожженными боками, руками и ногами.
4. У многих были вырублены сабельными ударами кресты на голове.
5. Большинство тел получило бесчисленные удары саблями и штыками.
Мы свидетельствует вышеизложенное в качестве очевидцев.
Следуют подписи: начальника 1-й бригады 3-й гвардейской дивизии генерал-майора Философова; Свиты Его Императорского Величества генерал-майора Струкова; флигель-адъютанта Его Императорского Величества капитана Богаевского; полкового священника лейб-гвардии Семеновского полка Крюкова; медика лейб-гвардии егерского полка Фаворского; художника Верещагина и еще шести других гвардии офицеров.


*

Сведения, собранные, по приказанию генерал-адъютанта Гурко, состоящим при нем ординарцем князем Церетелевым, о жестокостях, совершенных над нашими ранеными солдатами под Телишем, 12-го октября.

Уже в этот день некоторые из наших офицеров видели, как турки убивали наших раненых, в то время, когда лейб-гвардии егерский полк отступал от Телиша. Впоследствии оно совершенно подтвердилось.
При взятии Телиша 16-го октября, там не нашли ни одного из наших раненых. Тела были найдены зарытыми поспешно и большею частью изувеченными, с отрезанными носами и ушами, а некоторые обезглавленными.
На предложенные по этому предмету вопросы, командовавший в Телише Измаил-Гакки-паша ответил сначала, что он ничего о том не знает, не видел наших раненых, и если они были убиты, то это сделали должно быть черкесы и баши-бузуки, которые 16-го октября убежали из Телиша. Но после того он был вынужден сознаться, что турецкие офицеры старались удерживать солдат от совершения этих жестокостей, и даже стреляли в них. Впрочем, он не получил особого указания от своего правительства, относительно способа обращения с пленными и ранеными.
Турецкие офицеры давали показание в том же смысле. Офицеры боснийского табора, находившегося в передней линии, утверждали будто виновниками неистовств были арнауты, которые им не повинуются.
На взятых в плен турецких офицерах и солдатах нашли вещи, принадлежавшие офицерам и солдатам лейб-гвардии егерского полка. Так, один из солдат боснийского табора завладел портмоне и деньгами, которые имел при себе капитан Базилевский, раненый 12-го числа.
Кроме того, взятые в Телише четыре иностранца, французский подданный Лорандо и английские подданные Куп, Бэрд Дуглас и Вечелль, показали единогласно, что прибыв 13-го октября в Телиш и отправившись на поле битвы, они нашли всех наших раненых уже убитыми. Некоторые из них имели легкие раны, но позднее у них отрезали уши, нос и вырезали куски кожи. Тела были обнажены. Ни одного русского раненого не доставили в госпиталь Красного Полумесяца. Вообще они нигде не видели русских пленных или раненых, но слышали, будто находится их четверо в Софии.
Показания англичанина Куп были особенно подробны и обстоятельны. Хотя и поступивший на службу в отряд международной жандармерии, формируемой турками,ю о тем не менее с негодованием рассказывал о том, чт; видел, и был готов это утвердить своею подписью. Он говорил, что доктор Макеллер, уехавший на другой день из Телиша, будет писать в газетах о тех жестокостях, которые он видел.
Из вышеизложенного следует:
1. Что турецкие войска не выносили с поля битвы наших раненых.
2. Что большая часть из наших раненых были изувечены, и все убиты, без исключения.
3. Что турецкое начальство не приняло никаких мер для спасения хотя бы одного из наших раненых, и что оно не получало из Константинополя никакого указания по этому предмету.
4. Что находящиеся на службе у Порты иностранцы подтверждают своими показаниями факты, уже прежде засвидетельствованные произведенными дознаниями и следствиями.

*

Извлечение из донесения Его Императорскому Высочеству Великому Князю Главнокомандующему - Свиты Его Императорского Величества генерал-майора Струкова, от 17-го октября 1877 года, из Медована

Зверство и варварство турок превзошли, при штурме Телиша 12-го числа лейб-гвардии егерским полком, все, что до сего времени было засвидетельствовано в этом отношении. Правда, я нашел не много голов, отделенных от туловищ, и отрезанных рук и ног, как это было во время нашей экспедиции за Балканами; но вместо того, на этот раз все тела имели на горле или на затылке глубокие порезы. На многих имелись следы ударов ятагана на голове или лице, у других были отрезаны нос и уши, унтер-офицеры отмечены кровавым крестом на голове; некоторые тела были буквально изрезаны на куски, с обнаженными ребрами.
Месторасположение редута не дозволяло уносить наших раненых во время сражения, и мы нашли, уже после взятия редута, обнаженные и изувеченные их тела зарытыми под тонким слоем земли, тогда как тела прямо убитых людей лежали там и сям не зарытыми и большею частью нетронутыми. Так как турки не имеют обыкновения убирать наших убитых, то для нас было очевидно, что на этот раз они постарались скрыть от наших глаз тела их жертв. По поводу возбужденных обвинений, неприятель перестал отрезывать головы, но нисколько не отказываясь от своих диких обычаев в отношении к пленным, он присовокупил к этим обычаям утонченность жестокости, которой по-видимому сам стыдится.

 («Правительственный Вестник». 1877. № 244 (4/16 ноября). С. 1).



*
Письмо Начальника передового отряда И.В. Гурко Главнокомандующему, 31 июля 1877 г., № 1615, г. Тырново.

<…> 22 числа [июля] мои разъезды входили в город Ески-Загру и привезли оттуда труп убитого офицера. Они донесли мне о тех ужасах, которые совершены были турками во время их короткого там пребывания. Вообще я должен засвидетельствовать перед Вашим Высочеством, что наступление турок сопровождалось самыми ужасными злодеяниями и невообразимыми зверствами. В настоящее время вся местность к югу от средних гор до реки Марицы представляет мертвую, в конец разоренную долину. <…>
Подписал: Г.-ад. Гурко.

(Сборник материалов по Русско-турецкой войне 1877-78 г.г. на Балканском полуострове. Вып. 24. Первый Забалканский поход (Передовой отряд г.-ад. Гурко) и связанные с ним действия на Южном фронте по 1 августа 1877 г. Изд. Военно-Исторической Коммиссии Главного Штаба. СПб.: Тип. «Бережливость». 1900. С. 310 - 313. № 476).


*

Телеграмма генерал-адъютанта И.В. Гурко Главнокомандующему, 23 ноября 1877 г., из Осиковицы в Богот:

От 10 ч. 40 м. пополудни. Считаю долгом донести Вашему Высочеству, что турки, очищая деревни и города перед наступлением войск вверенного мне отряда, убивают жителей покидаемой ими местности, уводят с собою более зажиточных и влиятельных лиц, грабят, сжигают и разоряют занимаемые нами районы. Они продолжают неистовствовать над нашими ранеными, случайно во время дел попадающими в их руки. Испрашиваю разрешения объявить и приводить в исполнение репрессивные меры. Думаю, что террор надо уничтожать террором же. Г.-ад. Гурко.

(«Сборник материалов по Русско-турецкой войне 1877-78 г.г. на Балканском полуострове». Вып. 57. Действия отряда г.-ад. Гурко со 2 по 28 ноября 1877 г. Часть II. Действия с 19 по 28 ноября включительно. Изд. Военно-Исторической Коммисии Главного Управления Генерального Штаба. СПб.: Тип. «Столичная Скоропечатня». 1907. С. 103 - 104. № 132).


*


Д.С. Нагловский
 
Действия передового отряда генерала Гурко в 1877 году

(Опубликованы в журнале «Военный Сборник» в 1900 г. в №№ 7 - 10)

<…> Генерал Гурко со всею свитою … около 5-ти часов вечера [5 июля 1877 г.] прибыл к подножию Шипкинского перевала.
По приезде к дер. Шипке там было найдено следующее положение дел: турецкие войска, стоявшие лагерем около деревни, у подножия гор, двинулись было к Казанлыку, но, увидав наши войска на высотах и узнав, что дела в городе идут дурно, повернули назад и с большою поспешностью начали подниматься на гору, на вершину Шипкинского перевала. При этом поспешном отступлении на горы они оставили весь свой лагерь не тронутым; в нем были найдены большие запасы галет, рису, а также патронов и других боевых припасов. Все палатки в лагере были на местах. Во многих палатках были найдены большие ящики с патронами, присланные, судя по клеймам и надписям, из Лондона с различными боевыми припасами и хирургическими инструментами. Всего было в изобилии, и видно было, что турки в этом лагере ни в чем не нуждались. Большие и прекрасные котлы стояли еще над разведенным огнем, и в них варилась пища; надо полагать, что турки готовились обедать и ушли из лагеря без обеда. На пол-горе виден был хвост отступавшей пехоты. Вся вершина горы была унизана народом. Жители деревни Шипки сообщили, что на верху у турок провианта мало, что главные запасы у них были внизу, в лагере, и что турки заставляли их возить провиант на верх из этого лагеря. Это сведение было весьма приятно, потому что ясно свидетельствовало о том, что перевал будет скоро наш, так как голод скоро заставит очистить его.
Пехота отряда прибыла уже поздно вечером, перед самым наступлением темноты. Очевидно, что в этот день нельзя было предпринять никаких действий, а потому, заняв деревню авангардом, весь отряд расположился на бивак.
Хотя передовой отряд занял город и нанес неприятелю весьма сильное поражение, тем не менее, окрестности города не были еще очищены от мелких шаек баши-бузуков, разбежавшихся после поражения турецких войск. Шайки эти разбежались по рощам и стреляли оттуда в наши разъезды. Жертвою их пали полковник граф Роникер, конно-пионерный командир. Возвращаясь в город во главе одной из своих сотен по сжатому полю, он был встречен выстрелами из-за снопов с расстояния не более 30-40 шагов, шайкою человек в 20. Он получил две смертельные раны и вскоре умер. Вся шайка была немедленно изрублена. Для очищения окрестностей, как вечером 5-го июля, так и утром 6-го июля были высылаемы сильные кавалерийские разъезды, которые вскоре очистили все окрестности города и привели до 150 солдат турецких регулярных войск, разбежавшихся после сражения.
Вглядываясь в занятую неприятелем позицию на верху горы св. Николая и узнав через пленных турок и местных жителей, что на Шипкинском перевале находится до 14-ти таборов регулярной турецкой пехоты, генерал Гурко пришел к убеждению, что атаковать столь сильную позицию, защищаемую таким большим числом таборов, есть дело почти невозможное. С другой стороны, принимая во внимание недостаток продовольствия на горе и невозможность получать его откуда-либо, было очевидно, что дня через два, или три, перевал должен был пасть сам собою. Оставалось только занять ближайшие тропинки, ведущие на верх горы. С этою целью, генерал Гурко выслал сильные кавалерийские отряды в Софлар, Гемеди (Иметли) и в Янину, откуда поднимались тропинки, по которым можно пробраться на Шипкинский перевал. Сделав все эти распоряжения, он пришел к полному убеждению, что через несколько дней перевал будет в наших руках. Но, несмотря на это убеждение, генерал Гурко находил себя обязанным предпринять 6-го июля если не атаку турецкой позиции, то, по крайней мере, сильную диверсию. Причина этому заключалась в том, что когда еще не весь отряд находился в Хаинкиое, то получено было предписание от полевого штаба армии, в котором, между прочим, спрашивалось, когда именно генерал Гурко рассчитывает занять Казанлык и быть у Шипки, с тем чтобы немедленно после его прибытия к перевалу, предпринять одновременную атаку перевала с южной и северной сторон - со стороны Габрово. Генерал Гурко отвечал, что он надеется быть в Казанлыке 5-го июля и, если обстоятельства позволят, в тот же день подойти и к дер. Шипке. Так как 5-го июля вечером отряд действительно стоял у подножия перевала, то генерал полагал, что атака с севера будет предпринята 6-го июля, а потому нельзя было не поддержать этой атаки сильною диверсиею из долины Тунджи. Побуждаемый этими соображениями, он с вечера отдал приказ, чтобы 6-го июля два стрелковых батальона атаковали позицию турок. Но так как большая дорога, ведущая на перевал, подходит к самой сильной и почти совершенно неприступной части позиции, то решено было подняться по горным тропинкам и вести атаку с восточной стороны, где находилась командующая над перевалом высота. Для того же, чтобы привлечь внимание турок к большой дороге, по ней были посланы две роты пластунов. Для указания же дороги были приисканы проводники из местных жителей.
С раннего утра 6-го июля, наши кавалерийские разъезды начали приводить турецких солдат, бежавших с оружием в руках с высоты перевала. Число пойманных беглецов к 9-ти часами утра было уже более 50-ти. Все они говорили, что бежали потому, что на горе сильный недостаток продовольствия и что они уже вчера почти ничего не ели. Показания эти еще более подтверждали уверенность в скором падении перевала. Между тем и положение передового отряда было в это время несколько рискованно. Если турки продержатся на горе дня четыре или пять, то к этому времени могли бы быть подвезены по железной дороге в Иени-Загру свежие турецкие войска, которые выйдя из ущелья Дербенткиойского (на дороге из Ески-Загры в Казанлык), могли бы ударить в тыл нашему отряду. Поэтому, желая побудить турок к скорейшему очищению гор, генерал Гурко, утром 6-го июля, послал паше, командовавшему турецкими войсками, письмо, в котором, указав на его критическое положение, предложил ему положить оружие, обещая при этом даровать всем личную свободу. Письмо было отправлено в 8-м часу утра.
13-й и 15-й стрелковые батальоны, назначенные для производства диверсии, двинулись около 10-ти часов утра. Полчаса спустя двинулись по горе и пластуны. Долго взбирались на верх наши стрелки; дорога, или вернее, узкая тропинка, оказалась очень трудной для движения. Только около 2-х часов пополудни они приблизились к вершине горы. Турки, внимание которых было привлечено движением пластунов, не заметили приближения стрелков и были застигнуты совершенно врасплох. На западном скате горы, по восточному склону которой взбирались наши стрелки, был у турок разбит лагерь приблизительно батальона на два или на три, на вершине же горы было построено незначительное укрепление. Из этого укрепления турки заметили наши батальоны тогда, когда они были уже очень близко. Как только турки заметили наших стрелков в очень близком от себя расстоянии, тотчас же выкинули в укреплении белый парламентерский флаг. Полковник Климонтович, командовавший всем отрядом, как только увидал белый флаг, велел нашим стрелкам остановиться и затем выслал офицера тоже с белым флагом и переводчиком для переговоров. Но весь этот маневр, со стороны турок, был ничто иное, как, так называемая восточная военная хитрость, произведенная с целью дать время турецким войскам, находившимся в лагере, со-браться, устроиться и приготовиться к обороне. Пока полковник Климонтович остановил свои батальоны, пока дал офицеру нужные инструкции, время прошло, турки приготовились, а потому, по понятиям их, можно было уже не стесняться более правилами чести. И действительно, как только наш офицер подъехал к укреплению шагов на 150, по нем был сделан сильный залп, к счастию, никого не убивший, и затем белый флаг на укреплении был убран. Войска наши, озлобленные таким наглым злоупотреблением парламентерского флага, бросились вперед и в самом непродолжительном времени завладели укреплением и высотою и прогнали турок в большом беспорядке на главную их позицию.
Взойдя на эту высоту, полковник Климонтович осмотрел неприятельскую позицию. Оказалось, что она чрезвычайно сильна. Огромный овраг отделял ее от высоты, уже нами занятой.
Весьма узкий перешеек соединял эту высоту с турецкой позицией. Расстояние между нашими стрелками и турками было не более 600-800 сажен. Атаковать перевал можно было им только по узкому перешейку и по склонам, к нему прилегающим. На высоте, занятой турками, было возведено несколько укреплений, вооруженных артиллериею. Очевидно, что всякая атака столь сильной и укрепленной позиции была немыслима. Тем не менее, желая привлечь все внимание турок к восточной стороне и тем облегчить атаку войск, направленную с северной и, быть может западной стороны, полковник Климонтович рассыпал несколько рот направо и налево от перешейка, соединяющего нашу позицию с неприятельской, а по самому перешейку пустил несколько других рот, прикрытых густою цепью. Неприятель, заметив это, приблизил к восточной окраине своей позиции большую часть своих резервов и открыл весьма сильный и губительный огонь. Движение вперед по открытому перешейку сделалось невозможным, а потому роты остановились и залегли. Тем не менее они несли большие потери. В таком положении стрелки простояли более часу. Полковник Климонтович все ждал обещанной атаки с севера. Был уже пятый час, а все никакой атаки ни с севера, ни с запада не было видно. Тогда полковник Климонтович рассудил, что вероятно атаки не будет, и что стоять дольше значит совершенно напрасно, без всякой пользы, губить людей. Рассудив таким образом, он послал приказание всем войскам медленно отходить на вершину горы. А затем, в начале шестого часа, придя к окончательному заключению, что обещанной атаки не будет, начал отводить свои батальоны назад в долину. Турки, заметив наше отступление, перешли немедленно в наступление и провожали наши войска самым адским огнем. Заняв очищенную нами высоту, они остановились. Во время этого отступления пал геройскою смертию полковник Климонтович. Батальоны сошли вниз уже около 8 час. вечера. Потеря наша была около 150 чел. убитыми и ранеными. Потеря турок была больше нашей; они особенно много потеряли во время беспорядочного отступления с восточной горы, во время первой нашей атаки.
Вечером 6-го же числа, через посредство болгар, которые пришли к отряду из Габрова окольными тропинками, было получено известие от полковника Элерса, что обещанная атака была произведена 5-го июля Орловским полком его дивизии, но что атака была неудачна. Таким образом, тут вышло недоразумение, так как 5-го июля передовой отряд не имел физической возможности произвести атаку перевала.
7-го июля рано утром было донесено с передовых постов, что с горы приехал турецкий офицер с белым флагом и привез письмо от паши к генералу. Через несколько времени, офицер этот был приведен на бивак генерала Гурко и передал письмо, подписанное двумя бригадными генералами Мегмет-Халузи-пашою и Ибрагим-пашою. В письме этом паши сообщали, что они получили письмо генерала и согласны, при условии дарования личной свободы, положить оружие и вследствие этого просят сообщить ближайшие условия сдачи, т.е. установить самый порядок сдачи. Генерал Гурко прежде всего осыпал упреками офицера за вчерашнее злоупотребление парламентерским флагом; а затем поручил начальнику штаба заняться установлением порядка сдачи оружия турецкими войсками. Вместе с тем, так как во время отступления стрелковых батальонов с гор было оставлено на верху много трупов и человек около 20-ти раненых, то генерал приказал написать в ответном письме, пашам, что он посылает в горы до 50-ти человек санитаров для подбора раненых и убитых. При этом он предупреждает пашей, что санитары будут без оружия при одном офицере и медике, и потому он просит их принять все меры предосторожности, чтобы с людьми этими ничего не случилось. Безопасность санитаров генерал вверяет их чести и выражает уверенность, что они вернутся назад совершенно невредимыми. Когда письмо было готово, оно было переведено на турецкий язык, и офицер был отправлен обратно на перевал. По условию, первый сдающийся эшелон должен был выйти из укреплений около 10 час. утра и спуститься по большой дороге. Действительно, в условленный час показалась на верху горы колонна турецкой пехоты, впереди которой было два белых флага. Через час с четвертью колонна эта уже спустилась вниз и у деревни Шипки сложила оружие. Оказалось, что в ней было до 300 человек регулярной пехоты, и при ней был один офицер и один доктор. Люди были обезоружены, и им было отведено место возле бивака пехоты.
Между тем, санитары наши отправились еще в 7 часов утра и давно уже скрылись из вида. По условиям сдачи, эшелоны должны были следовать один за другим через час времени.
Но в 11 часов никакого другого эшелона на верху не показывалось. Оживления, обыкновенно бывшего на горе, не было заметно во все время. Вследствие этого генерал Гурко начал сомневаться в искренности предложения пашей и, вместе с тем, беспокоиться за участь санитаров. Около 12-ти часов с перевала прибыл казак от офицера, посланного с санитарами, с донесением, что он взобрался на верх горы, на которой вчера был бой, и не нашел на ней турок. На горе Св. Николая (т.е. на главной турецкой позиции) он тоже никого не видел. Вследствие этого он решился взойти на самые турецкие позиции и нашел их совершенно покинутыми турками, оставившими в укреплениях много орудий. Что же касается до убитых и раненых, то все они подверглись страшным истязаниям и поруганиям. У них турки отрезали головы и разные члены и всех их сложили в одну общую груду, головы их отнесли в главные укрепления. Таким образом, первая часть наших войск, взошедшая на Шипкинский перевал, была команда санитаров 4-й стрелковой бригады.
Итак, турки вторично злоупотребили парламентерским флагом, прибегнув снова к так называемой восточной хитрости. Оказалось, что еще 6-го июля, после отступления наших батальонов, турки начали очищать свои позиции и потянулись горными, трудно-доступными тропинками на запад. Причиною их отступления был полный недостаток съестных припасов: у них оставалось провизии всего дня на три, да и то в уменьшенных порциях, а этого запаса едва могло хватить на их переход по горам, тем более, что в это время наши кавалерийские части были протянуты до Калофера, следовательно, им надо было идти на Карлово, т.е. сделать горами около 60-ти верст. Опасаясь новой атаки нашей 7-го июля, которая могла бы помешать их отступлению, они, во-первых, начали отступление с вечера 6-го июля и производили всю ночь; во-вторых, вздумали остановить наши войска фальшивыми переговорами о сдаче. Для того же, чтобы окончательно усыпить внимание, они даже пожертвовали 300 человек. Но, впрочем, они ошиблись в своих рассчетах, потому что генерал Гурко вовсе не имел в виду производить ни 7-го июля, ни позже никакой атаки, так как он не хотел разбивать об эти атаки и без того слабый числительностью отряд свой; так что жертва 300 человек была с их стороны совершенно напрасная.
Известие, присланное командиром санитарной команды, с одной стороны сильно рассердило генерала Гурко, в особенности все, что касалось до наших убитых и раненых. Но за то, с другой стороны, оно его обрадовало тем, что лучший перевал через Балканы наконец переходил в наши руки. Что же касается до хитрости турок, то она его рассмешила. Положение отряда сразу улучшилось, потому что открывался прямой путь сообщения с нашими войсками, стоявшими в Габрово, выигрывался путь отступления и приобреталась база. Когда еще 6-го июля кто-то спросил генерала - где ваша база, то он отвечал, указывая на турецкий лагерь, возле деревни Шипки, вот моя база - турецкие галеты. Генерал Гурко решился ехать на перевал для осмотра позиции и велел приготовить конвой из двух сотен казаков. Но около 3-х часов пополудни получено было донесение генерал-майора Скобелева 2-го, что он с 12-ю ротами Орловского полка занял перевал в 2 ; часа дня. Вследствие этого известия генерал Гурко поехал на верх без конвоя только со своею свитою.
Позиция на горе Св. Николая оказалась почти совершенно неприступною крепостью. Спуск с перевала на юг идет по скалистой и весьма крутой горе. Подъем, проделанный на этой горе, очень крутой и труден для подъема больших тяжестей. Склон горы оканчивается на вершине совершенно отвесною скалою, высотою около 8 сажен. Дорога, взобравшись на самый верх горы, проходит у подошвы скалы и поворачивается на север по очень узкой бермочке. Если ехать из долины Тунджи, то левая сторона бермочки ограждена только что упомянутою скалою, а справа идет крутой обрыв. Таким образом, позиция на перевале с южной стороны совершенно неприступна. С восточной стороны лежит глубокий и крутой овраг, отделяющий гору Св. Николая от той горы, на которой сражались наши стрелки 6-го июля. Обе эти горы соединяются между собою узким перешейком, разделяющим овраг на две части - северную и южную. Восточная гора выше перевала и командует всею позициею на горе Св. Николая. Совершенно подобный же характер местности и с западной стороны позиции. Северная часть позиции имеет вид подковы и тоже оканчивается крутым спуском. От левой стороны подковы отделяется кряж, постепенно спускающийся к северу. По этому кряжу проходит дорога в Габрово. Таким образом, взобраться на верх горы, кроме большой дороги, спускающейся в долину Тунджи, можно только по двум узким перешейкам и по узкому кряжу, спускающемуся в Габрово. Со всех остальных сторон приходится спускаться по весьма крутым и большим спускам. Все это делает позицию Шипкинского перевала почти недоступною для атаки. Слабая сторона ее состоит в том, что к западу и востоку от нее находятся командующие высоты. Так что если эти высоты будут заняты неприятелем, который поставит на них артиллерию, то он будет в состоянии обстреливать всю позицию. Для того чтобы предохранить ее от этого обстреливания, необходимо занять обе высоты отдельными укреплениями и постоянно держать на них хотя бы небольшие гарнизоны. Турки очень хорошо поняли эти слабые стороны позиции, возвели на упомянутых высотах отдельные укрепления и держали на каждой из этих гор по два или по три батальона. Правда, что укрепления, ими построенные на этих горах, не были сильны, но это, быть может, произошло от того, что они не успели возвести более сильных.
Въехав на верх горы, все были поражены торжественно-угрюмым видом окружающих гор. Картина была великолепна; но все были еще более поражены видом наших убитых. Многие из этих трупов до истязания их турками были живы, и мороз пробегал по всему телу при мысли о тех ужасных мучениях, которые эти несчастные перенесли перед своею смертию. Пирамида голов наших солдат, возвышавшаяся посередине позиции, быть может, перед ставками пашей, приводила всех в ужас. Почти на верху пирамиды помещалась голова командира пластунского полубатальона, убитого в деле 6-го июля. У большинства видевших все эти ужасы и мерзости невольно вырывались восклицания: отныне нет пощады туркам, отныне не будет больше пленных.
На главной позиции были найдены девять турецких орудий, поставленных на укреплениях. Шесть из них были совершенно в исправном виде, и так как турки оставили также много снарядов и зарядов, то наши артиллеристы через несколько дней воспользовались ими и сделали опытную стрельбу. Лагери все были в полном порядке, но продовольствия нигде не было.
Осмотрев позицию, генерал Гурко съехал вниз и тотчас поехал в Казанлык, куда прибыл уже в двенадцатом часу ночи.
Занятием Шипкинского перевала окончился первый период действий передового отряда. Во время этого периода отряд разбил: в Тырнове - 5 батальонов (таборов), в Хаинкиое и Копано - 4 батальона, в Оресари - 3 батальона, под Уфлани - 5 батальонов, под Казанлыком - 4 батальона, на Шипке около 14-ти батальонов, всего же - 35 батальонов. Взято три знамени, 11 орудий, множество ружей и всякого рода боевых припасов и почти 2.000 нераненых пленных. Результатом действий этого периода было овладение всеми четырьмя проходами: Шипкинским, Травненским, Хаинкиойским и Еленским.
Все эти проходы в настоящее время в наших руках, и, не подлежит никакому сомнению, что в скором времени по ним пройдет наша армия при ее наступательном движении вперед. <…>


*

Письмо генерал-лейтенанта И.В. Гурко Главнокомандующему, 8 июля 1877 г., г. Казанлык.

Поражение турок при Уфлани, где они, по словам пленных, потеряли до 2 т. человек убитыми, ранеными и бежавшими в разные ущелья Балканских гор и затем уже не прибывших к остальным войскам, и занятие нами Казанлыка произвело такое сильное нравственное впечатление на турок, собранных для защиты Шипкинского перевала, что они бежали из лагеря, расположенного у дер. Шипки, наверх гор в весьма сильную и укрепленную позицию, не взяв с собою из лагеря никаких запасов продовольствия. Занятие нами спуска с перевала окончательно отрезало им путь, по которому они могли бы подвозить в верхние лагеря что-либо из долины Тунджи. Вследствие этого положения дел из турецкого лагеря начали прибывать к нам беглые турецкие солдаты.
Предвидя, что турки не могут долго держаться в их позиции, 6 июля утром я послал письмо турецкому паше с предложением сдаться на капитуляцию 2). Рано утром 7 июля ко мне явился офицер с письмом от паши, в котором он изъявлял полное согласие на мое требование, вследствие чего тотчас были написаны условия капитуляции и порядок обезоружения турецких войск. Обезоружение должно было начаться около 12 часов дня. В то же время для подбора раненых, оставшихся на поле сражения стрелковых батальонов 6 июля, я выслал безоружные команды санитаров. В первом часу дня, не видя исполнения условий капитуляции, я вызвал партии охотников, которые должны были подкрасться к турецкому лагерю и высмотреть, что там делается, потому что я начал предполагать, что переговоры о капитуляции затеяны с целью обмана, для того, что бы выиграть время и отступить по горным тропинкам без преследования. Для поддержания охотников и для занятия турецкой позиции в случае, если бы мои предположения оправдались, я приказал приготовиться одному батальону стрелков и одной болгарской дружине при 4 горных орудиях. В начале второго часа из болгарского лагеря показалась партия турок с двумя белыми флагами и начала к нам спускаться. Можно было предположить, что это передовой отряд сдающихся и что за ними последуют другие партии. Но около 2-х часов прибыло назад несколько санитаров и донесли мне, что турецкие лагеря очищены и позиция на горе покинута турками. Тогда я решился с небольшим конвоем тотчас же отправиться наверх и велел приготовленным батальонам выступить сейчас же после их обеда. В начале четвертого часа батальоны выстроились, но в это время я получил донесение Св. Е. В. г.-м. Скобелева, что он с тремя ротами занял уже гору и что к вечеру собирается на горе 9 рот при 4 орудиях. Тогда я отменил движете батальонов и поехал только с моею свитою и с небольшим кавалерийским конвоем. Прибыв на верх горы, я осмотрел турецкую позицию и нашел ее чрезвычайно крепкою и почти неприступною со всех сторон. Положительно можно сказать, что если бы турки, которых было, по показанию пленных, 8 таборов при 12 орудиях, не были бы деморализованы и были бы снабжены в достаточном количестве продовольственными запасами, то взять эту позицию было бы до крайности трудно, во всяком случае взятие ее потребовало бы громадных жертв. Осмотрев позицию, я проехал к месту, где были сложены трупы наших убитых в делах 5 и 6 июля. Трупы эти я нашел в самом ужасном виде; все они обезглавлены и обезображены самым ужасным образом. Видно было, что этим истязаниям и поруганиям подвергались не только убитые, но и раненые, оставшиеся на поле сражения. Только труп полк. Климентовича, по всем вероятиям не найденный турками, не был обезображен.
Вернувшись в лагерь, я сделал распоряжение о сосредоточении всех частей вверенного мне отряда у Казанлыка, за исключением одной дружины болгарского ополчения, оставленной в Шипке, до смены ее частями VIII корпуса, и небольшого кавалерийского отряда из 6 эскадронов в Сафиляре, для захвата беглецов из гор. Около Казанлыка я полагал бы дать войскам полный отдых до 12 июля и ограничиться только лишь небольшими кавалерийскими разъездами для освещения окрестной местности. Постоянные марши, трудный переход через горы и непрерывные дела в долине Тунджи очень утомили войска передового отряда.
Так как я выступил из Тырнова без патронных ящиков и без парков, то в настоящее время я нуждаюсь в патронах и прошу выслать мне оставленные мною в Тырнове парки, за исключением парков болгарского ополчения, которое почти не принимало участия в делах и выпустило лишь самое небольшое число патронов.
Во всей долине Тунджи, кроме шаек башибузуков и беглецов, сбегающих с гор, никаких войск нет. Ески-Загра тоже войсками не занята. Чт; же касается до Ени-Загра, то только что получено донесение от болгар, что туда начинают стягиваться турецкие войска, хотя в настоящее время их там немного.
В настоящее время в отряде имеется 140 раненых. Помещены они очень хорошо в женском монастыре и уход за ними, благодаря старанию монахинь, великолепный. Но за то мы израсходовали почти все перевязочные и санитарные средства и в настоящее время крайне в них нуждаемся. Прошу о присылке медикаментов, санитарных и перевязочных средств.
Чт; касается до сухарного запаса, то хотя мы жили до сих пор почти исключительно на счет взятых турецких лагерей и отчасти на счет страны, тем не менее 5-дневный запас сухарей, взятый с нами 30 июня, отчасти израсходован, и в настоящее время круглым счетом мы имеем при себе сухарей только на два дня.
Вследствие этого прошу о присылке нам шестидневной пропорции сухарей на весь отряд.
В заключение доношу Вашему Императорскому Высочеству, что турки два раза злоупотребили парламентерским флагом: один раз в деле 6 июля, а другой раз, завязав переговоры и согласившись на предложенные условия, ушли и таким образом употребили парламентерский флаг с целью выиграть время и уйти без преследования.
Вследствие этого прошу разрешения не обращать более внимания на парламентерские флаги, а парламентеров брать в плен. Подписал: Ген.-л. Гурко.

1) Получено в Тырнове 10 июля.
2) В деле штаба передового отряда (Воен.-Учен. Арх., отд. II, д. № 5131, стр. 216) имеется документ, написанный карандашом и обведенный затем чернилами. Каких-либо пометок, кроме надписи поруч. Березовского: «Обводил поруч. Березовский», на нем не имеется, но содержание его не позволяет сомневаться, что мы в данном случае имеем дело с черновиком упоминаемого здесь письма г.-ад. Гурко к турецкому паше. Вот этот документ:
«Победоносные русские войска уже 2 июля прошли через Балканские горы и заняли до-лину реки Тунджи. Разбив турецкие войска у Оресары, Уфлани и Казанлыка, мы взяли этот последний город. Заняв Казанлык, мы отрезали всякий путь отступления турецким войскам, собравшимся на вершине горы у Шипкинского прохода. В настоящее время вы окружены со всех сторон и вам нет никакого спасения. Поэтому я предлагаю вашему превосходительству сложить оружие перед нашею победоносною армиею. В случае, если вы последуете голосу благоразумия и положите оружие, то я, отобрав оружие, отпущу всех по домам; если же вы не послушаетесь и не сдадитесь, то вы погибнете все до последнего солдата. Обводил поруч. Березовский».

(Сборник материалов по Русско-турецкой войне 1877-78 г.г. на Балканском полуострове. Вып. 24. Первый Забалканский поход (Передовой отряд г.-ад. Гурко) и связанные с ним действия на Южном фронте по 1 августа 1877 г. Изд. Военно-Исторической Коммиссии Главного Штаба. СПб.: Тип. «Бережливость». 1900. С. 93 - 95. № 107).


*