Выпускные ночи

«Забыть тебя невозможно
И петь без тебя – никак.
Побудь же ещё, пока можно…»


Я четырежды встречал выпускной. И он всегда был разным. В первый раз – моим. Но память уже почти забыла его. Кажется, все тогда гуляли, шутили, танцевали. Я считал фонари на соседней парковке, а после громогласно брёл вместе с ребятами по городу, наслаждаясь ночью, в которую официально можно было не спать. Во второй раз – все зажигали. Теперь и в уме не укладывается, как за одни сутки можно было и экзамен сдавать, и торжественно организовывать дефиле, и записывать песню, и кататься на тележках из супермаркета, и фотогенично бежать по парапету… К третьему разу уже не было столько энергии. Вдвоём с товарищем мы завтракали в кафе, говорили за жизнь на ступеньках заброшенного магазина и устало слонялись по лениво пробуждающемуся городу. И вот – четвёртый раз…
Мы не дождались выпускного. Вернее, мы решили встретить его в последнюю майскую ночь. Она, правда, играла грозой и прогнала с улиц всех и вся. Но ни я, ни мой друг не прыгали по лужам, и песни пели вполголоса, и на светофорах ждали, хотя перейди мы раньше времени – никто бы не наказал. Так дошли мы до набережной, где всё когда-то началось. Друг забежал в круглосуточный ресторанчик за сендвичами, оставив меня одного перед бескрайним в этот утренний миг затоном.

А мне вновь казалось, что Мари пришла вместе со мной глядеть рассвет на набережной, и я слышал, как она спросила:
– Что же ты тут совсем один?
– Провожаю весну и прощаюсь с иллюзиями…
– Вечно же у тебя одиночество да мотив прощания.
– А как по-другому?
– Встречать первый летний день.
– Было бы с кем…
– Так я с тобою встречу!
– Правда?
– Правда. Только, может, это лучшее и последнее, что я в силах для тебя сделать.
– Ах, последнее…
– Я ведь воспоминание, птица в твоих руках; ты можешь выпустить меня и подарить мне свободу, а Бог видит – найдёмся ещё, ведь лето только начинается, и дни ещё станут длиннее, и солнце будет пригревать, и цвести деревья. Ты только не грусти, – сказала она и обняла меня этим нежным туманным утром.
– Маша, а можно я подержу твою руку? Я просто так мало держал её, когда мы бывали вместе, а теперь…
– Ничего, – прошептала она, и наши руки сами собой сложились в замочек о любви.
– Прости мне, что я такой молодой и дурак…
Она улыбнулась и не ответила. Она смотрела на восход.
Розовела заря, птицы щебетали, молчал накрытый свежайшей росой автомобиль. Я помню, как от ранних солнечных лучей лицо Мари румянилось, как в нём играла жизнь. Взглянув ещё раз на солнце, мы обнялись; я поцеловал её, и взгляд мой утонул в изумруде её глаз.

Друг рассказал мне, что, когда он принёс сендвичи, я дремал, свернувшись калачиком на капоте его машины. Он разбудил меня, и я в беспамятном вдохновении говорил ему о красивой девушке и о будущей встрече. А после я раскрыл ладонь, на которой лежал цветок сирени с пятью лепестками, – и лёгким дуновением положил его на первый июньский ветерок, летящий к распускающейся жизни.