de omnibus dubitandum 114. 629

ЧАСТЬ СТО ЧЕТЫРНАДЦАТАЯ (1911-1913)

Глава 114.629. ПЕРВЫЙ ЭТАП - ЗАПУТЫВАНИЕ…
 
    Для полноты картины необходимо отметить, что мемуары и Николаи, и Урбанского написаны крайне небрежно - их, по-видимому, никто и не пытался редактировать в смысловом отношении.

    Оба поэтому совершили чудовищные ошибки: Николаи отнес все описываемые события к началу 1914 года, а Урбанский - к маю 1912-го и неоднократно это повторил, хотя сам же затем привел разнообразные фотокопии и дал подписи к этим фотокопиям, а также процитировал несколько документов, и везде там совершенно правильно указаны даты - дни и месяцы 1913 года!
   
    Повод ли это для того, чтобы выразить недоверие таким мемуаристам?
   
    Конечно, повод!
   
    С другой стороны, не мог же Урбанский специально сфабриковать фотокопию вскрытого письма (где все с датами абсолютно правильно!) - зачем ему это было делать в 1931 году? Да и Ронге, наверняка ознакомившийся с этими мемуарами, не выступил в 1931 году или позднее с какими-либо возражениями или опровержениями!
   
    Следовательно, текст письма, приведенный Урбанским и сильнейшим образом противоречащий сведениям, сообщенным Ронге, можно считать "достоверным" (кавычки  мои - Л.С.) с высокой степенью уверенности.
   
    Иное дело рубли, упомянутые Николаи (см. фото на нем Николаи осужден на 5 месяцев тюремного заключения), - и отсутствие сопроводительного текста при них!
   
    Можно ли этому поверить?
 
    Однако и эти сведения Николаи имеют определенное косвенное подтверждение.
   
    Еще один заочный участник событий 1913 года, тогда - полковник Российского Генерального штаба и руководитель разведки Варшавского военного округа Н.С. Батюшин, не имевший прямого отношения к "Делу Редля", но весьма им заинтересовавшийся, оказался после революции и Гражданской войны в парижской эмиграции.

    Упомянутый выход книги Николаи в 1923 году вдохновил Батюшина собрать нечто вроде научно-теоретического семинара по актуальным вопросам истории разведки и контрразведки. Этот семинар он решил составить из себя самого и двух своих основных довоенных противников - Николаи и Ронге.
   
    Разноречивы лишь сведения о том, когда именно состоялась их встреча. Вот два разных варианта в одном фрагменте:
   "В январе 1924 г. состоялась встреча "трех китов" руководства спецслужб начала XX в. - Макса Ронге, Вальтера Николаи и Николая Батюшина. Она не протоколировалась, ведь разведки умеют хранить свои тайны. Однако в дневниковой записи Вальтера Николаи сохранилось краткое описание этой встречи.
    Она проходила по просьбе Н.С. Батюшина. "Встреча была назначена на середину января 1926 г. в Вене, - пишет Николаи.
    - На второй день на нее прибыл также бывший шеф австрийской службы разведки Макс Ронге, в настоящее время он работает на важном посту в Министерстве внутренних дел, это назначение он получил в качестве награды за свои заслуги в войне".
    Это была встреча и беседа трех знаковых фигур в истории спецслужб. Судя по дневниковым записям, она касалась в основном вопросов истории разведки".
   
    Можно ли так бессовестно халтурить? Или эта ошибка (описка) произошла лишь в электронном варианте книги, оказавшемся в нашем распоряжении и изобилующим подобными ляпами? Все равно неприятно!
   
    А вот и третий вариант рассказа о Батюшине и его семинаре - уже с третьей датой: "Известно также, что в 1930 году он по собственной инициативе встретился с Вальтером Николаи и Максимилианом Ронге. Достойные вчерашние противники остались при своих: никто из них не поведал друг другу о своих сокровенных профессиональных тайнах. Батюшину-изгнаннику это делало особую честь".
   
    Об этой встрече имеется еще такое упоминание - с парочкой дополнительных красноречивых подробностей: Николаи, оказывается, прямо предложил Батюшину "передать немцам списки русской заграничной агентуры. /.../ Неизвестный агент иностранного отдела ОГПУ, которому стало известно содержание их разговора, доносил в Москву, что русский генерал вежливо, но твердо отказал Николаи в его просьбе, заметив, что это было бы "неэтично"."
   
    Как видим, профессиональная сдержанность собравшихся "трех китов" имела весьма объективные обоснования!
   
    Не исключено, однако, что благородство Батюшина было вынужденным: он мог практически не иметь сведений, интересующих Николаи, поскольку сам Батюшин отошел от разведывательной деятельности против немцев еще в 1915 году, а данные о двух-трех незначительных агентах произвели бы жалкое впечатление.
 
    Особой пользы, таким образом, стороны из этого семинара не извлекли. Но о чем-то они все же там побеседовали?
   
    И вот что в итоге появилось в тексте книги самого Батюшина, изданной в Софии в 1939 году и переизданной в Москве в 2002 году: "Для отправки писем своим агентам я широко использовал услуги начальников шести пограничных железнодорожно-полицейских отделений - в Граево, Млаве, Александрове, Калише, Сосновицах и Границах, которые лично или через доверенных лиц опускали мои письма в соответствующих государствах, для чего у меня имелся запас их почтовых марок. Этим же способом я отправлял притом, в простых письмах из разных заграничных городов, деньги своим агентам - исключительно в валюте той страны, где они проживали. Мне всегда была не по душе корреспонденция "до востребования" с денежными, к тому же в нее вложениями, так как и она сама своими адресами и ее получателями невольно мозолила глаза почтовым чиновникам.
   
    Генерал Ронге в своей книге "Военный и промышленный шпионаж" очень подробно описывает, как такой первоклассный агент австро-венгерской службы полковник Редль попался только потому, что сношения с ним велись письмами "до востребования" с денежными вложениями в русской валюте.

    Долго лежавшее на почте письмо дало повод не только обратить на него внимание, но даже и вскрыть его, что в связи с деньгами в русской валюте повело к установлению наблюдения за его получателем и раскрытию полковника Редля".
   
    Батюшин, как видим, читал очень подробное описание провала Редля, сделанное Ронге - непосредственно ниже нам предстоит его воспроизвести. Но при этом Батюшин перепутал, сославшись на рубли, указанные на самом деле в мемуарах не Ронге, а Николаи!
   
    Ох уж эта память у старых разведчиков!
   
    Так или иначе, но тему о рублях невозможно было обойти на встрече "трех китов", где присутствовали и Ронге, и Николаи, а следовательно Батюшин и Ронге (этот - незримо и беззвучно!) кое-как все-таки подтверждают достоверность воспоминаний Николаи!
 
    Продолжим рассказ Ронге прямо с того места, на котором мы его прервали: "У нас не было никаких данных относительно личности адресата. Это лицо могло жить в Вене, но может быть вследствие болезни или других обстоятельств оно не могло получить письма. Может быть, это лицо жило за пределами Вены и лишь иногда приезжало в столицу. Опрос на почте не дал никаких результатов. Там не помнили, поступали ли раньше письма по этому адресу. Оставалось лишь надеяться, что адресат или сам лично явится когда-нибудь за письмом, или пришлет другое лицо.

    Конфискованное письмо, благодаря неосторожному обращению с ним, было приведено в такое состояние, что адресат немедленно понял бы, что дело неладно. Поэтому мы сфабриковали другое письмо, переданное через германский генштаб в Берлине, и поручили наблюдать за почтовым окошком" - совершенно четкое признание факта манипуляций, предпринятых с письмом-ловушкой!
   
    А передавалось ли это письмо через германский генштаб в Берлине - это большой вопрос, к которому нам предстоит вернуться!
   
    А вот объяснение того, что означали парижский и женевский адреса, ранее упомянутые Максом Ронге: "Мы не упустили из виду также осторожное наблюдение за другим концом следа. На парижский адрес мы не обратили внимания потому, что он не имел определенной фамилии, и потому, что боялись непосредственно угодить в пасть французской контрразведки, что могло бы испортить все дело. Иначе обстояло дело с г[осподи]ном Ларгье.

    Если это было то самое лицо, которое обслуживало нас в 1904-1905 гг. из Экс-Ле-Бэна и Марселя, то здесь можно было бы надеяться на результат. Мы узнали, что французский отставной капитан Ларгье жил на покое в Женеве. У нас явилось сильное подозрение, что он по-прежнему "работал" на разные государства и имел в своем подчинении много людей.
   
    /.../ результаты наблюдения показались мне достаточно важными для того, чтобы поставить на это последний грош из наших скромных денежных средств.

    /.../ до начала октября [1913 года] было собрано достаточно материала, чтобы анонимно обратить внимание швейцарских властей на операции Ларгье, направленные и против Швейцарии.

    /.../ Ларгье и два его главных помощника /.../ предстали перед судом, и Ларгье был выслан".
   
    Жалобу на нехватку денег мы постараемся запомнить, имея в виду последующее.
   
    Достоверность этой скандальной истории подтверждается и современным российским исследователем Михаилом Алексеевым, ценность публикаций которого невероятно высока потому, что в них чрезвычайно объемно представлены архивные материалы российской военной разведки начала ХХ века.
   
    Алексеев сообщает: "В 1913 г. австрийцы провели целенаправленную акцию по компрометации деятельности российских и французских спецслужб в Швейцарии. /.../ Был собран материал /.../ и анонимно представлен швейцарским властям. Ларгье после суда над ним по обвинению в шпионаже выслали из Швейцарии. Судебный процесс и связь Ларгье, в том числе и с Гурко, подробно освещались на страницах франкоязычной печати. Обвинения австрийцев были не голословны. Действительно, Ларгье выступал в качестве агента-вербовщика и работал на Россию и Францию".
   
    Ронге, таким образом, когда фабриковал письмо, предназначенное для неизвестного шпиона в Вене, работал и над "Делом Ларгье", каковое разрешилось в сентябре-октябре 1913 года - и тоже в результате подброшенного компромата!
   
    Недолго думая, Ронге и в сфабрикованное письмо включил адрес Ларгье.
   
    Самое существенное здесь в том, что Ронге никогда бы так не поступил, если бы еще в тот момент заподозрил, что получателем письма может оказаться полковник Редль, потому что Редль заведомо больше знал о Ларгье в 1904-1905 годах, чем сам Ронге.
   
    Интересно также, что Ронге позже даже не решился воспроизвести парижский адрес, якобы указанный в письме; не был ли он просто адресом французской контрразведки?
 
    Затем на сцене возникли новые письма: "До середины мая поступило еще два новых письма на имя г[осподи]на Никона Ницетас, так что мы могли взять наше сфабрикованное письмо обратно. Усилилась уверенность, что шпион попадет в наши сети".
   
    Так сколько же всего разных писем поступало на адрес неизвестного шпиона?