- Мирослава Златовна, вы знаете, что они о вас говорят? – Тараторил громким шёпотом благообразный дедок, низко склоняясь над столом заведующей отделением. – Они говорят о вас с Липницким, что вы любовники!
Мирослава Златовна, молодая и очень красивая заведующая Технологическим отделением Электротехнического колледжа, тихонько рассмеялась, наклонив вперёд свою изящную головку, увенчанную пышной по случаю праздника блондинистой причёской.
- Не берите в голову, Владимир Тимофеевич, - отвечала она красивым, мелодичным голосом. - Мало ли что говорят? Поговорят и перестанут.
Дедок ещё немного посплетничал и, услышав пронзительный звонок на пару, подхватил свою папку и торопливо направился к выходу из кабинета, немного загребая своими огромными, не по росту, ножищами, обутыми в потрёпанные, коричневые ботинки.
«Притоптался, что ли, сантиметров на пятнадцать? – Подумала Мирослава, глядя ему вслед. – Такие огромные ноги при росте ниже ста семидесяти…»
Она не успела додумать эту мысль, потому что её отвлекли студенты, явившиеся поздравить с наступающим Женским днём свою дорогую завотделением. Они любили и побаивались её одновременно. Холодноватая красота, исключительная выдержка, всегда безупречные одежда, макияж и причёска в сочетании с необычным именем делали её существом загадочным и неприступным.
С другой стороны Мирослава Златовна никогда на них не кричала, не называла разными «лестными» эпитетами и всегда старалась пойти навстречу и дать ещё один шанс. Правда, если ты не оправдал доверия, то просто переставал существовать для неё. Это означало, как правило, конец обучения в колледже, либо существенное ухудшение дел, поэтому благосклонное отношение Мирославы очень ценилось её подопечными.
Завотделением в колледже – это примерно как декан в вузе. Отделение объединяет в себе от двух до четырёх специальностей, как правило, близких по своему содержанию. Заведующий отвечает за выполнение учебных планов, посещаемость, успеваемость и дисциплину. Работать при этом приходится с руководителями учебных групп, старостами и… двоечниками, прогульщиками, нарушителями дисциплины и прочими не очень приятными личностями.
- Я редко вижусь с нормальными студентами, - сетовала Мирослава, - в основном, с хвостистами, прогульщиками, хулиганами… Мне иногда начинает казаться, что все люди делятся на двоечников, хулиганов и прогульщиков! – Смеялась она своим негромким, интеллигентным смехом.
В детстве и юности Мирослава панически боялась трудных подростков. Примерно так же она боялась собак, особенно больших. Мирослава любила кошек, книги и одиночество.
По правде сказать, Мирослава на заре своей непростой жизни боялась не только двоечников и хулиганов; она любых компаний подростков боялась так, что перехватывало дыхание, в глазах начинали плясать чёрные мушки, а ноги делались на пять секунд ватными. На шестую секунду резвость возвращалась к ним, и Мирослава, сломя голову, бежала подальше от юной компашки. Жизнь, однако, распорядилась так, что ей пришлось работать именно с этой непростой возрастной категорией.
В далёкие советские времена хорошая девушка из приличной семьи Мирочка, как называли её дома, окончила Политехнический институт и работала в одном серьёзном конструкторском бюро при крупном заводе, выпускавшем вакуумную технику. В перестроечные годы производство сильно сократилось, бюро закрыли, и сотрудники разлетелись в разные стороны, словно пушинки одуванчика, сдутые пухлыми губёшками неразумного дитяти. Кто-то кружил в воздухе очень долго, кто-то быстро пристроился по знакомству в выраставшие, словно грибы после дождя, фирмы и фирмочки, кто-то с отчаяния отправился трудиться на рынок, а Мирославу довольно быстро прибило к колледжу.
Её направили туда из центра занятости, где она состояла на учёте около полугода, получая пособие, прожить на которое нечего было и думать, потому что вдобавок к его мизерному размеру в стране свирепствовала инфляция. Мирослава зарабатывала тем, что писала за деньги контрольные и курсовые работы для неуспевающих, но состоятельных студентов, чертила для них чертежи и решала задачи по матанализу, технической механике и начертательной геометрии.
Примерно на третий месяц своего безработного существования Мирослава обзавелась тремя учениками, коих подтягивала по школьному курсу физики и математики. Она не отказывалась ни от каких заработков. Ей нужно было растить одиннадцатилетнюю дочь Янину, и рассчитывать, кроме себя, было не на кого.
Направление центра занятости в колледж особых надежд не внушало. Инспектор сразу предупредила об этом Мирославу. Однако её из отдела кадров сразу направили в кабинет директора, где тот предложил ей небольшую административную должность и немного преподавательских часов по техническим специальностям.
«Какой серьёзный мужчина!» - Думала Мирослава, вглядываясь в его не старое ещё, но очень умудрённое лицо. Карие глаза директора смотрели прямо и строго. Она растерялась было оттого, что никогда раньше не преподавала, не считая репетиторских занятий, но ведь это совсем не то, что работа с большими группами обучающихся! Это настораживало и даже пугало. Однако директор, Вячеслав Михайлович, словно уловив её мысли, произнёс своим глубоким низким голосом:
- Если у вас нет педагогического образования и опыта, это не страшно. У нас здесь все преподаватели технических дисциплин не педагоги. Отправим вам на курсы, и, вообще, колледж – это не школа, где сидят неразумные детишки. Студенты получают здесь специальность и прекрасно знают, что их никто не держит. Не нравится – дверь открыта.
Мирослава решилась. Зарплата поначалу была небольшой, но со временем полагалась премия в размер оклада, так что вместе с учебными часами получалось неплохо. К тому же, Мирославе очень понравилась сама атмосфера этого учебного заведения. Она до боли напоминала родное конструкторское бюро: строгое оформление кабинетов и залов, на стенах чертежи в рамочках и портреты великих учёных. Сотрудники колледжа были внимательными, дружелюбными и ни капельки не похожими на строгих, въедливых школьных учителей. Даже уходить домой не хотелось!
Проработав два года в учебной части, Мирослава пошла на повышение. Одна из заведующих отделениями уволилась и сложилась такая ситуация, что кроме скромной служащей Мирославы Рупник назначать на эту руководящую должность было некого. Дело в том, что возрастной состав персонала Электротехнического колледжа был весьма специфическим: средний возраст сотрудников равнялся пятидесяти семи годам.
Мирослава получала существенную прибавку в зарплате, и можно было покончить, наконец, с надоевшими до колик приработками. Она устала писать чёртовы курсовые для Политеха, в которых из года в год повторялось одно и то же. Ещё буквально убивала необходимость подниматься каждый вечер на пятый этаж, чтобы помогать с уроками дубовой девочке Алиночке. У Алиночки не было математических способностей. У неё вообще не было способностей к точным наукам. Правда, к гуманитарным предметам у девочки тоже склонностей не наблюдалось. Родители наняли свою соседку Мирославу Златовну, которая «вроде бы учитель», потому что сами устали биться над уроками вместе со своей хорошенькой, но совершенно не расположенной к учёбе дочкой.
Теперь можно было распрощаться с Алиночкой, видеть её только изредка во дворе и не слышать каждый день ни про какие «снежные» углы вместо смежных и про «распределение» вместо определения.
До назначения на должность заведующей отделением Мирослава такого себе позволить не могла. Ей приходилось хвататься за любой заработок, потому что помочь во всём мире некому. Родители, например, тоже оказались в трудной ситуации. Лишившись работы в обкоме партии по причине его ликвидации как такового, мать арендовала теперь точку на рынке и крутилась так, что искры из глаз летели, а заработки вовсе не были фантастическими. Учреждение отца пережило серьёзную реорганизацию, и он занимался непривычной для себя работой, которая неплохо оплачивалась, но теперь не было никаких привилегий, полагавшихся ему и другим сотрудникам при советском строе.
Регина, самая младшая сестра Мирославы, была в то время ещё студенткой и находилась на полном обеспечении родителей. У неё в мыслях не было где-то подработать или помочь матери на рынке. Она даже стыдилась того, чем матери приходится теперь заниматься, но деваться было некуда.
Средняя их сестра Ангелина вышла замуж за оборотистого мужичка Германа, родила одну за другой двух девочек и занималась домом и детьми. Их семья жила очень неплохо, а, главное, самостоятельно, не требуя каждый месяц помощи родителей и старшей сестры, а вот Регинка нередко закатывала скандалы по поводу своего якобы очень бедного гардероба и недостатка дорогой косметики. Она считала, что именно по этой причине у неё нет друзей в её престижнейшей Академии Права. Мирослава, Ангелина, родители, соседи и однокурсники видели причину этого «несчастья» совсем в другом. Думаю, читатель уже догадался, в чём именно, но спорить со строптивой скандалисткой Региной было себе дороже.
Поэтому Мирослава не могла рассчитывать на помощь со стороны родителей и сестёр. Она не могла рассчитывать даже на отца своего ребёнка, Августа Зальцгиттера. Ещё десять лет назад этот человек словно провалился сквозь землю, уехав на Дальний Восток, а недавно перебрался, не зная языка и растеряв в пьяном угаре все свои профессиональные навыки, на историческую родину в Германию. Уехав за сытой, благополучной жизнью, Август мыкался теперь там так, как не мыкался до этого никогда и нигде, но об этом мало кто знал. О нём вообще почти ничего не было известно, потому, как он давно оборвал контакты с родителями и братьями.
Из Германии о нём изредка доходили скупые сведения от общих знакомых, и они гласили, что Август не то чтобы не в состоянии оказать помощь кому-то, а постоянно нуждается в ней сам. Он сделался частым гостем полицейских участков, а после и окружной тюрьмы. Впрочем, Мирославу его судьба волновала мало. Его ведь не волновало в своё время будущее её самой и их ребёнка, так почему перипетии жизни Августа должны как-то затрагивать её?
В прошлом году их с Августом общий когда-то приятель Андрей Бочкарёв познакомил Мирославу и её дочку с родителями беглого папаши. До этого они и не подозревали о существовании внучки, долговязой, мосластой девчонки по имени Янина. Девочка была записана на фамилию и отчество своего дедушки, отца Мирославы, потому что Август даже не думал оформлять в своё время их с Мирочкой отношения и, тем более, признавать ребёнка.
На родителей Августа, простых пожилых людей, тоже рассчитывать не приходилось. Во-первых, Мирослава считала вымогание с кого-то материальной помощи делом гадким и постыдным, чем-то сродни разбою, а, во-вторых, помочь немецкие бабушка и дедушка Янины могли разве что яблоками из своего сада и тем, что с удовольствием принимали у себя в гостях недавно обретённую внучку. Летом она жила в их домике по целому месяцу и больше, наслаждаясь привольем частного сектора, вкуснейшими в мире ягодами, фруктами и бабушкиными пирогами. Ещё бабушку с дедушкой частенько навещали её двоюродные братья возрастом от шести до десяти лет, Сашка, Мишка, Ромка и Костик, и это было очень весело.
Яночка любила гонять мяч с мальчишками, лазать по деревьям и заборам, слушать дедушкины рассказы о его босоногом, полуголодном деревенском детстве и читать в самую жару под яблоней книги о путешествиях и приключениях.
Ещё Яна обожала бывать на работе своей мамы. Там было много весёлых, смешных студентов, с которыми можно было гоняться наперегонки вдоль длинных коридоров колледжа, и никто слова не скажет, не то, что в школе. Здесь учителя назывались почему-то преподавателями и были на редкость добрыми. Они смотрели на девочку с теплотой и умилением, и, кажется, считали своим долгом угостить ребёнка вкусненьким. Поэтому домой с маминой работы Яночка всегда возвращалась с богатой добычей из конфет, пряников, мармеладок, чупа-чупсов и прочего добра.
Они с мамой Мирославой жили неподалёку от колледжа в пятиэтажном кирпичном доме с толстыми стенами и скрипучими дверьми. Их квартирка была небольшой, но двухкомнатной. Дедушка Злат в своё время расстарался и добыл своей горемычной старшей дочери отдельное жильё. Мирослава была ему за это очень благодарна. Она всегда и за всё была благодарна родителям, что бы они ей ни преподносили, и в упор не замечала их недостатков и ошибок. Регина была в этом отношении полной её противоположностью, Ангелина – чем-то средним.
Любимая сестра Линочка считала их мать полностью виноватой в том, что случилось с Мирославой. Именно её переживания на тему личной жизни старшей дочери, а, точнее, полного отсутствия таковой, толкнули когда-то Мирославу в объятья первого встречного. Им, к сожалению, оказался стеснительный до пришибленности и, как вскоре выяснилось, глубоко непорядочный технолог фрезеровочного цеха Август. Он изначально не был Мирославе ровней и в силу ограниченности ума не оценил того дара, что преподнесла ему сама жизнь.
В любом случае, это были дела давно минувших дней. Сейчас у Ангелины были глубоко несчастная, как ей казалось, сестра Мирослава и племяшка Яниночка, она их просто обожала и задаривала подарками по поводу и без.
Рыжеволосая девочка Янина считала, что ей очень повезло с родными и близкими, особенно с тётей Линой и дедушкой Златом. В нём она души не чаяла, как и он в ней. Дедушка читал ей вслух замечательные книги, брал с собой на рыбалку и учил своему родному словенскому языку.
- Что ты голову ребёнку забиваешь? Зачем оно ей? – Возмущалась красивая, ухоженная и немножко строгая бабушка Ираида.
- Неизвестно, как повернёт жизнь, - отвечал весёлый, моложавый и очень добрый дедушка. – Может, зачем и сгодится! И вообще, изучение иностранных языков развивает мозг.
- И мне интересно, - добавляла Янина с горящими глазами. – Это такой красивый язык!
Когда-нибудь в будущем, благодаря знанию словенского она обретёт названного старшего брата, именно такого, о каком несбыточно мечтала всю свою детскую жизнь. Главная любовь всей её жизни тоже будет носителем словенского языка, но это произойдёт ещё, ох, как нескоро!
Янина росла в атмосфере абсолютной любви, по крайней мере, ей самой так в детстве казалось. Она не подозревала о том, что мать не испытывает к ней никаких чувств, кроме лёгкого раздражения, которое перерастало иногда в открытую неприязнь, если дочка поступала не так, как хотелось маме. Мирослава ни на кого так не кричала, как на Яну. В моменты гнева она видела в ней Августа, и это травмировало душу так, что женщина в такие минуты себя не помнила.
Однако чаще всего Мирославе удавалось держать себя в руках и не демонстрировать слишком уж явно отсутствие любви к дочке. Янина росла в уверенности, что у неё самая лучшая и правильная мама на свете.
Не питала к Яночке тёплых чувств и её молоденькая тётушка Регина. Она видела в племяннице тот самый «лишний рот», который, не задумываясь, поедает блага, предназначенные ей, Регише. Внешне это проявлялось холодной сдержанностью и полным отсутствием интереса к делам и самому существованию племянницы. Яна принимала всё это за сдержанность и отличное воспитание. Она любила свою молоденькую тётушку Регину за её красоту и всегдашнюю праздничную нарядность.
Не беда, что у Региши всё время недовольное лицо и разговаривает она резкими, отрывистыми фразами. Такая красивая девушка может себе такое позволить.
Она и позволяла. Регина многое позволяла себе: обращаться с родителями так, словно они были её слугами, учить жизни старших сестёр, грубо отпихивать от себя племянниц, если ей казалось, что они могут испачкать или попортить как-то ещё её наряд.
Яну она особенно не любила. Регина очень хорошо запомнила момент, когда та появилась на свет.
Её детская жизнь разделилась тогда на «до» и «после». «До» - это когда старшая сестра со стипендии, а после с получки, наряжала её в красивое платье и вела сначала в восхитительную кондитерскую, расположенную на главной улице города, а после в кино, парк «Липки» или на пристань, где они катались на маленьких, симпатичных пароходиках и кормили бесчисленные стаи голубей. Стоило Регине сказать, что она хочет какую-то вещь, Мирослава добывала её любой ценой и ликовала, видя огоньки радости в глазах младшей сестрёнки.
Когда на свет появилась Яна, всё это закончилось. Мирослава теперь безвылазно сидела дома в так называемом декрете. Регина с тех пор возненавидела само это слово до дрожи. Мирослава получала теперь только четвёртую часть своей зарплаты и тряслась над каждой копейкой. Подарки и торжественные выходы закончились. Старшая сестра постоянно возилась с орущей, капризной Янкой, а на дорогую младшенькую сестричку ей стало как будто наплевать. За что, скажите, пожалуйста, Регине любить эту противную девчонку?
Ангелина тоже баловала Региночку, но та была не настолько к ней привязана, как к Мирославе. Дело в том, что Линка ужасно приставучая. Она может насмерть замучить своими шутками-прибаутками, обнимашками и поцелуйчиками. Ещё она жуткая болтушка. Регина не любила близкого телесного контакта и пустых разговоров. Она любила подарки, комплименты, выходы в свет и долгие молчаливые прогулки. Старшая сестра была намного ближе ей по духу, чем средняя. Именно поэтому отдаление Мирославы Регина пережила гораздо тяжелее, чем последовавшее вскоре отдаление Ангелины из-за того, что та обзавелась мужем и детьми.
Теперь за все Регинкины капризы отдувались одни родители. В отношении их Регина позволяла себе всё: манипуляции, грубость, откровенное вымогательство. Это происходило не потому, что она считала себя лучше и выше всех, скорее наоборот. Регина казалась самой себе жалкой, некрасивой и в чём-то даже ущербной. Ей казалось, что если она не будет пользоваться самой дорогой косметикой, красиво и дорого одеваться, покупать сию минуту всё, что ей хочется, ездить за границу, она будет никому не интересна. Все сразу увидят её серость и никчёмность, и всё, пиши пропало.
Дабы повысить свой рейтинг среди однокурсников, Регина начала было хвастать, что отдыхала в Европе. При этом она скромно умалчивала о том, как они с мамкой тащили тяжеленные сумищи и не были ни в одном музее. Да и Европа была Восточной. В Польше действие происходило. Польша в рассказе Регины превратилась во Францию, но тут вклинился Витька. Он начал с восторгом описывать свою поездку в Париж, потом переключился на Прагу, после на Лондон… Все быстро забыли о том, что этот разговор начала Регина и слушали только Витьку. «Версаль», «Тауэр», «ратуша» - так и слышалось с соседнего ряда. Кудрявая от природы, длинноволосая и длинноногая красавица Регина разряженной, сломанной куклой сидела одна в углу.
«Кто чего боится, то с тем и приключится», - гласит народная мудрость. Вот и Регина оказалась на своём факультете никому не интересна и не нужна. На дни рожденья приглашали самых весёлых, на свидания самых бойких, в друзья самых добрых. Самые надменные почему-то спросом не пользовались. Странный вуз. Странные люди. Странный мир.
- Вы не любите людей, Регина, - отчеканила однажды преподаватель психологии на устном экзамене, когда Регинка пустилась в рассуждения по теме вопроса в билете. – Как вы собираетесь работать адвокатом?
Регина опешила. Это она-то не любит людей? Глубокой ночью, лёжа в кровати без сна, Регина поняла: да, не любит. Люди не ценят и не любят её, она не любит их. Всё закономерно. У неё не то, что парня, подруг-то нет ни одной. Даже отношения с сёстрами почти никакие. Последнее она списывала на то, что у неё с ними большая разница в возрасте, целых десять и восемь лет, и ни о какой дружбе тут речи идти, конечно, не может. А подруги…
В не такие уж далёкие школьные годы у Регины было их целых две. Ленка была самая тупая в классе, хоть и отчаянно старалась вызубрить всё от буквы до буквы, и учителя ставили ей из жалости четвёрки. Светка была самая страшненькая. Мать называла её белочкой за остренькое личико и рыжую масть, но на самом деле Светка была похожа на крыску. Регина первая это заметила ещё в младших классах, и с её подачи девчонку начали нещадно дразнить. Однако это как-то забылось со временем, и Регинка с ней подружилась. Точнее, она позволила Светке отираться возле себя. В компании туповатой Ленки и страшненькой Светланки Регина чувствовала себя настоящей звездой.
Она сразу же порвала с обеими подругами, как только поступила в один из самых престижных вузов города. Дело в том, что Светка смогла поступить только в колледж, а Ленка вообще провалила все экзамены и работала теперь няней в детском саду. Регина решила, что такие подруги ей теперь ни к чему. Вуз престижный, ребята в основном из состоятельных семей, а эти две жалкие дурёхи запросто могут опозорить перед однокурсниками.
Регина вовремя избавилась от позорящих её дружеских связей, но однокурсники не желали с ней общаться, кроме как по делу. В первое время попытки сближения с их стороны иногда случались, но быстро закончились. Однокурсникам надоело выслушивать едкую критику по поводу всего, что они предлагали длинноногой кудрявой прелестнице.
Предложишь организовать пикник, Регинка кривит личико, мол, мы что, бомжи какие-нибудь, закусывать в лесу на газетке. Позовут девчонки красавицу на дискотеку в военное училище, так она моментально объяснит им по пунктам, почему она терпеть не может курсантов и как относится к девушкам, которые «висят на заборе» училища. Мало ли, что никто нигде висеть не собирается! Она-то лучше знает, чем это заканчивается! Участвовать в самодеятельности – она вам не клоун. Записаться волонтёром для работы в доме престарелых – она терпеть не может стариков и даже запаха старости не выносит. Пойти, помочь на выходных в Доме ребёнка – ой, фу, там грязные пелёнки, и, вообще, она своими племянницами сыта по горло. И так во всём.
Мать и Ангелинка, конечно, очень переживали за Регину: такая красавица-умница, и всегда одна. Правда, высказывать что-то на эту тему Регине, а тем более давать советы, мать и сестра остерегались, памятуя печальный опыт Мирославы. При Мирославе тоже на эту тему не говорили. Заговорили однажды, и это стоило семье сервиза «Мадонна», который старшая дочь и сестра в ярости смахнула на пол.
- Немедленно прекратите! – Кричала она на мать и Ангелину. – Думать даже не смейте, чтобы влезать в это! Влезли уже однажды, и что? Что из это вышло?!
Да, влезли. Да, напортили. Правда, Мирославе было хорошо одной, а Регинка страшно переживает из-за отсутствия подруг и друзей. Ей явно не хорошо. Правда, говорить с ней на эту тему нельзя, красавица сразу же примется истерить на тему тряпок, косметики и заграничных поездок. Даже говорить о Регишиной проблеме одиночества рискованно. Посуда нынче дорога, да и собственные нервы не дёшевы. Что делать – непонятно. С какой стороны ни посмотри, выходило одно расстройство.
Однажды Регина сама заговорила с матерью о своей проблеме. Девчонка, похоже, была доведена до отчаяния. Дело в том, что вся группа собралась провести вместе выходной на природе, и Регина оказалась единственной, кого не позвали. Однокурсники при ней без всякого стеснения обсуждали, кто что купит и принесёт, а к ней никто даже не обращался. Регины Рупник словно не было в этот момент в аудитории.
Регина досидела в тот день до конца пар, но что ей это стоило! Попробуйте сохранять обычное независимое (Надменное?) выражение лица, когда внутри всё кипит от злости! За что с ней так? Почему все в группе так и льнут к Маринке, хотя у той нет ни одной настоящей фирмовой вещи, одна дешёвка и бабушкин самострок? Почему популярностью у парней пользуется коротконогая, толстозадая Катька?
Почему эти с позволения сказать существа женского пола думают, что парням, коих в группе насчитывалось всего четверо из двадцати пяти человек, будет приятно смотреть на их оттопыренные животы и толстые бока, либо выступающие мослы, когда они вырядятся на природе в раздельные купальники? А они непременно вырядятся, всегда так делают, Регина видела на фотографиях!
Зачем вообще переться в чёртов лес, глотать там пыль, сидеть на собачьей подстилке и есть поплывшие на жаре бутерброды не пойми с чем? Для чего тащить с собой ведро с замаринованным мясом, разводить дурацкий костёр, давясь дымом, жарить, словно дикари, жёсткий, как подошва, шашлык, а потом есть его, как свиньи? Всё это грязными руками, сидя в пыли… Фу!
Можно ведь скинуться и пойти в милый ресторанчик на Набережной с открытой терраской и симпатичным убранством. В ресторан можно нарядиться во что-то красивое, а не в потрёпанные спортивные штаны и дурацкий, подчёркивающий недостатки, купальник. Там чисто, цивильно, и вечером можно потанцевать. Она, Регина, может позволить себе пойти в ресторан. Большинство ребят из группы, она это точно знает, тоже могут. Так какого чёрта они вечно выдумывают со своим лесом, пляжем, лыжной базой? Не хотят, чтобы было красиво, как в иностранном фильме! Непременно надо задумать и осуществить какое-то убожество!
Всё это Регина не рассказывала матери, а буквально выплакивала из себя. За три курса обучения её это так достало! Это надо, чтобы так не повезло с группой!
Мама-Ираида слушала этот словесный поток, обильно разбавленный дочкиными слезами, и прятала глаза. Где, в каком месте и времени она допустила столько ошибок в воспитании? У двух из трёх её дочерей личная жизнь не клеится. Сначала была затворница Мирослава, попавшая по её, Ираиды, вине в ряды матерей-одиночек, теперь младшенькая мучается-страдает. Если она такая плохая мать и настолько неправильно воспитывает дочерей, то почему у Ангелины на личном-семейном плане всё складывается настолько удачно, что эта сфера жизни со временем вытеснила из её судьбы всё остальное? Тут есть над чем подумать, но на вопросы ревущей в три ручья дочери-студентки нужно отвечать сейчас, а не завтра и не через неделю.
- Почему, мама? Почему? – Рыдала Регинка. – Я настолько плохой человек? Убила кого-нибудь? Что-то украла? Обедать к ним каждый день хожу?
- Нет, дочка, - отвечала мать, поглаживая её рыжевато-каштановые кудри. – Просто они ещё слишком молоды и не могут… - О, Небо! Сколько надежды во взгляде! – Не могут твои однокурсники оценить настоящие ум, красоту, хороший вкус. Это вообще-то не всем дано, а молодые и подавно на такое не способны. Когда вы станете постарше, всё наладится.
«Что за чушь я несу?» - Свербела в голове навязчивая мысль, но слова уже были сказаны.
Регинка перестала всхлипывать. Она отправилась в ванную, умыла своё кукольное личико сначала тёплой, потом холодной водой – она читала в одном дамском журнале, что данный способ умывания продлевает молодость кожи – и принялась покрывать его толстым слоем увлажняющего крема. Что бы ни случилось, о своей драгоценной коже надо заботиться всегда, а не то – сухость, грубая, не эластичная дерма, ранние морщины.
Региша пока ещё не ведала, что презрительно-надменное выражение лица портит кожу гораздо сильнее слёз и смеха, а улыбка держит мышцы лица в тонусе, не давая им провиснуть. К сорока годам она будет очень удивлена более чем скромными результатами тщательного ухода за кожей своего лица, но это случится значительно позже.
Пока ещё Региночка очень молода. Она красива, умна, у неё есть вкус и чувство стиля. Слово «стильный» в те времена только-только вошло в обиход, и девушка делала всё, чтобы окружающие считали её стильной. Быть стильной – модно, правильно, круто. Последнее слово тоже вошло в обиход сравнительно недавно. Регина не просто стильная, она ещё и крутая, потому что знает, как надо жить. Ещё она только что поняла, что ей теперь делать.
Она не станет тратить время на сопляков-ровесников. Она будет общаться теперь с мужчинами постарше. Вот кто её оценит по достоинству!
Подруг Регина решила больше не заводить. Они ей ни к чему. Пусть эти глупые, безвкусно одетые и ничего не понимающие в жизни дурочки идут своим путём. У неё, Регины, нет, и никогда не было общих с ними интересов, а теперь и подавно не будет. Страдающей маленькой девочки больше нет. Есть холодная и расчётливая хищница Регина Рупник. Она так устроит свою жизнь, что все, кто сейчас воротит от неё свои с позволения сказать лица, умрут от зависти. Они будут искать её общения, интересоваться рецептами счастья, а она никому не выдаст свои секреты. Они ей достались слишком дорогой ценой, чтобы делиться ими с кем попало.
На другой день мать прибежала в перерыв на работу к Мирославе. Там Мирочка точно не станет давать волю своему гневу.
- Ты работаешь с подростками и молодёжью, - начала мать, - поэтому я пришла к тебе. Ты должна знать, что делать, как ей можно помочь…
Мирослава на этот раз внимательно слушала рассказ матери. Она поняла, что сестрёнка тяжело переживает своё одиночество, и ей требуется помощь. Слушая рассказ матери, старшая сестра истерзала себя упрёками в чёрствости и эгоизме. Это надо, семь лет не обращать внимания на то, что происходит с Регинкой! Ни разу не заметить того ада, что творится в её душе и вокруг неё! С тех пор, как родилась Янка… Эта девочка, которая только и умеет, что появляться не вовремя, лезть, куда её не просят, и всё, всё, портить! Мирослава обещала подумать над тем, что можно сделать для Регины.
С тех пор прошло полгода. Мирослава сделала всё, чтобы сблизиться с младшей сестрой. Та стала часто бывать в их с Яной квартирке, тем более что ей и бывать-то было особо больше негде. Она рассказывала старшей сестре о своих делах в институте, тщательно обходя темы дружбы и любви, жаловалась на «стариков», которые ничего не понимают в современной жизни, обсуждала с Мирославой моду и ассортимент торговых точек, новые фильмы и модные книги. Иногда, в качестве особой любезности, могла рассказать свой сон, но это случалось крайне редко, и было самой большой Регининой откровенностью.
Она так и не простила сестре её предательство, на которое та пошла, произведя на свет надоедливую, рыжую егозу Янину. Правда, об этом необязательно было знать Мирославе. Ни одна живая душа на свете не ведала об этой тайне и даже не подозревала об её существовании.
Мирослава не знала, что ей делать. Она свела было Регину с психологиней колледжа, пообещав той хорошее вознаграждение за работу с её сестрицей, но та, спустя пару сеансов, заявила, что не будет работать с Региной ни за какие деньги.
- Почему? – Недоумевала Мирослава.
- Всё, что происходит между психологом и клиентом – тайна.
Ничего другого от Натальи Викторовны Мирослава добиться не смогла.
На самом деле Регине просто не нравилась эта квадратно-гнездовая тётенька с кривоватой, густой, чёрной подводкой и фиолетовыми тенями на глазах. Если человек не нравился Регине внешне, он не существовал для неё ни как личность, ни как специалист. Она демонстрировала Наталье Викторовне презрение всеми доступными методами и была счастлива, когда та сказала, что третий сеанс последний.
Мирослава такому повороту дел не обрадовалась. Она нашла другого психолога, потом третьего… Всё повторилось с небольшими вариациями.
Четвёртый психолог, с ним Мирославу познакомил Липницкий, оказался интересным мужчиной в возрасте немного за тридцать. Грива тёмно-русых волос, крепкое телосложение, бородка-эспаньолка в сочетании с дорогим костюмом и стильными рубашками делали его просто неотразимым. Региша влюбилась буквально с первого взгляда, в чём и призналась милому Павлу Петровичу на четвёртом бесполезном и безрезультатном сеансе.
Павла Петровича и без того нервировала эта упрямая, замкнутая девчонка, которая всё время либо отмалчивалась, либо уходила от темы, а теперь ещё и вот это! Он пустился было в объяснения по поводу того, что каждый клиент немножко влюблён в своего психотерапевта, и не стоит придавать этому особого значения… Объяснения были прерваны неумелым кусачим поцелуем и страстными нашёптываниями о том, что она, мол, невинна и желает, чтобы он, Павел, был её первым мужчиной…
Красный, как варёный рак, Павел Петрович, не помня себя, выбежал из кабинета, крикнув на ходу секретарю, что на сегодня все сеансы отменяются, и он будет только в понедельник.
Павел сразу же позвонил своему приятелю Анатолию Липницкому с просьбой сообщить его знакомым, что он отказывается работать с Региной Рупник. Почему? Это не телефонный разговор.
В итоге Мирославе стало известно всё. Стыд заливал её с головы до ног. Стыд за поведение сестры и за своё былое равнодушие к её проблеме. Она-то думала, что та повторяет её, Мирославы, путь, что она любит одиночество (Кошек и книги Регина терпеть не могла, и старшей сестре было об это известно.), а та…
«Сегодня пары сокращённые, рабочий день короткий, - подумала Мирослава. – Надо бы встретиться с Региной. Отдать ей подарок. Сводить куда-нибудь. Поговорить… Как разговаривать с ней об этом?! Что я могу ещё для неё сделать?..»
Тяжело вздохнув, она посмотрела расписание, убедилась, что у Анатолия нет пары, и отправилась в его кабинет на первый этаж. Анатолий запирал дверь на ключ, чтобы все думали, что его нет. Он не любил пустых разговоров. Его напрягала необходимость держать вежливую улыбку, когда больше всего на свете хочется послать собеседника, куда подальше или закричать ему в лицо, кто он такой и чего в этой жизни заслуживает. В последнее время Анатолию Ивановичу всё чаще хотелось это сделать. Он едва держался, и если бы не Мирослава…
Мирослава Златовна постучала в дверь лаборантской Липницкого их условным стуком. «Наконец-то!» - Подумал он, буквально бросившись открывать дверь. Он втащил Мирославу за руку в свою тесную, прокуренную обитель и захлопнул за ней тяжёлую, обитую металлическими листами, дверь. Старенькая вахтёрша, видевшая всё это, неодобрительно покачала своей маленькой, словно бы всегда грязной полуседой головкой, увенчанной небольшой, кособокой шишечкой из остатков некогда роскошных волос. Ещё бы! Женатый человек, детей двое, а сам… Впрочем, куда ему устоять перед такой-то красотой? Была бы мужик, сама бы влюбилась!
Ни Анатолий, ни Мирослава не заметили неодобрения вахтёрши. Даже если бы они его когда-нибудь заметили, им было глубоко плевать.
- О нас говорят, что мы любовники! – Сообщила, хохоча, Мирослава после обмена самыми невинными поцелуями в щёчку.
- Это пром-блем-ма… - Протянул Анатолий, почёсывая затылок и изображая парня-деревенщину из старого советского фильма.
- Ещё какая «промблема»! – Согласилась Мирослава, рассыпая переливы серебристого смеха, отскакивавшего от стен лаборантской, уставленных металлическими сейфами с оборудованием. – Теперь ни Лапшин, ни Зайцев, ни Курносов не посмеют даже думать о том, чтобы подкатить ко мне! – Она уважительно похлопала своего друга по необхватному бицепсу, лукаво глядя в его бархатные, карие глаза снизу вверх.
Лицо Анатолия озарила искренняя, весёлая улыбка, но длилось это доли секунды. Серьёзное, немного угрюмое всегдашнее выражение почти сразу же вернулось к нему.
- Но Матасов и Петров могут попытать счастья! – Возразил он.
- Матасов ещё ладно, он спортсмен-гиревик, а Петров…
- …а Петров быстро бегает, - заключил Липницкий, и оба они так и покатились со смеху.
Отсмеявшись, Мирослава быстро посерьёзнела и произнесла задумчиво:
- Я не знаю, что делать с Регинкой. Мне иногда кажется, что она от одиночества тронулась умом… Ой, извини. Прости меня, Толь.
- Ничего страшного, - успокоил её Анатолий. – Я уже привык. Ты не виновата, что я выбрал в жёны безумную женщину.
- Как она? – Спросила Мирослава участливо.
- Как… Как всегда! Чудесно просто. Вчера унитаз расхреначила в осколки. У нас с Димкой обалденно весёлые были вечер и ночь. Сегодня я договорился на семь, придут новый ставить.
- Опять голоса? – Поинтересовалась Мирослава, имея в виду голоса в голове Людмилы, жены Анатолия. – Это они ей велели?
- Нет. Свёклу варила. Поставила в девять утра, весь день варила, подливая воду, к вечеру разварила в дерьмо. Пошла сливать воду, почему-то не в раковину, а в унитаз, обдала его кипяточком, а после тяжеленной кастрюлей по нему – хренак! Что-то ей там привиделось. Кажется, большой, страшный жук или ещё какой шайтан, я не вникал… Когда это всё закончится? Я устал. Я жить не хочу.
- Не говори так, Толь, - ласково попросила Мирослава, гладя своего друга по широкому, бугрящемуся мускулами плечу.
«Это же надо, умница, красавец, силач, каких мало, и отхватить такое! - Подумала она в который раз за время знакомства с этим огромным, мрачноватым добряком. – За что ему это?»
- За что мне это? Ума не приложу! Наверное, в прошлых жизнях нагрешил.
«Это как же надо было нагрешить, чтобы…» - Мирослава не успела додумать эту мысль.
- Как Виталька? – Спросила она.
- Я договорился. На следующей неделе везу его в интернат.
Анатолий отвернулся. Ему явно тяжело было об этом говорить. Младший их с Людмилой сын страдал тяжёлой формой умственной отсталости в сочетании с массой других болезней и отклонений в развитии. Несчастный отец сделал для сына всё, что мог, но тот был неизлечим и практически не обучаем, даже обслужить себя в самом элементарном у него получалось через раз.
Пару лет назад Виталик вступил в пубертатный период, и всё, что было до этого, начало казаться смешной детской страшилкой, потому что начался настоящий ужас. В приступе ярости Виталий набрасывался на всё, что движется, а физической силой он обладал просто немереной. Последней каплей для Анатолия стал разорванный напополам и раздавленный тяжеленным комодом кот. Врачи давно уговаривали заботливого отца оформить сына в интернат. Тот сопротивлялся до последнего.
Старший сын Анатолия и Людмилы тоже не был благополучным. Нет, он не страдал психическими отклонениями, как мать или брат, но он был насквозь лживым, крайне непорядочным и адски ленивым. Дмитрий Липницкий учился на отделении Мирославы и в прошлом году окончил, наконец, с грехом пополам курс и получил диплом. Теперь он нигде толком не работал и целыми днями просиживал в заплёванном скверике на окраине города в компании забулдыг разного пола и возраста.
- Димка так и не закрыл три задолженности, а скоро снова сессия… - Жаловалась Мирослава Анатолию во времена студенчества недоросля.
- Серьёзно? – Деланно удивлялся Анатолий. – Я думал, он всё сдал. Он говорил мне… Впрочем, какая разница, что он там говорил! Пиши направление на пересдачу!
Мирослава писала, и дня через три-четыре Анатолий приносил его обратно с вожделенным «трояком» от преподавателя. Он покупал что-то, что было нужно для мелкого и не очень ремонта в кабинете того препода, по предмету которого у сына была задолженность – краску, линолеум, гвозди – и они вдвоём шли отрабатывать долг. За спиной Липницкого много шутили на тему того, что за время обучения сына папаша отремонтировал половину кабинетов в колледже. Мирославе было не смешно.
Ей было не смешно тогда, а сейчас становилось ещё грустнее оттого, что её собственная родная сестра оказалась настолько неблагополучной психологически, что теперь приходится краснеть за неё перед знакомыми и знакомыми знакомых. Чего стоит один тот случай с Абарцумом Сергеевичем!..
Примерно месяц назад тот позвонил их с Регинкой отцу и тоном, не терпящим возражений, попросил зайти к нему в институт. Абарцум и Злат трудились когда-то в одной организации и были в своё время очень дружны. После жизнь развела их в разные стороны, но обоим всегда было приятно повидаться, обменяться новостями, обсудить политику, экономику, юриспруденцию, просто поговорить «за жизнь».
Приятель отца последние лет десять преподавал в Академии Права. Именно Абарцум Сергеевич порекомендовал хороших репетиторов для Регины, когда та была ещё старшеклассницей, и она, приложив старания, с блеском сдала вступительные экзамены в вуз. Она и училась на «отлично», получая самую большую стипендию из всех возможных. Что Регина Рупник натворила такого, из-за чего отца вызывают в институт?
Оказалось, юная особа примерно два месяца принялась обхаживать дядюшку Абарцума, которому она годилась в младшие дочери, если не во внучки. Абарцум Сергеевич был из тех мужчин, кто словно бы консервируется в возрасте сорока с хвостиком и уже мало меняется с возрастом. На четверть армянин, на четверть грек, наполовину русский, он был крупным, красивым мужчиной и, как сейчас принято говорить, очень стильным. Его чёрные с небольшой проседью кудри, ярко-голубые глаза, модные костюмы и рубашки необычных расцветок сводили с ума не одно поколение студенток.
Правда, подавляющее большинство их любили Абарцума Сергеевича Куриса на расстоянии. Некоторые отчаянные двоечницы пытались завладеть сердцем красивого препода в корыстных целях, но с ними было всё ясно, и на их провокации он никогда не поддавался. Когда же отличница и тихоня Регина Рупник принялась обхаживать Абарцума, тот был, мягко говоря, немного шокирован.
Сначала Регина угощала его выпечкой якобы собственного приготовления, которую на самом деле пекла Ангелина. Потом студентка настойчиво предлагала свою помощь во всём, в чём только возможно. Абарцум Сергеевич вежливо сопротивлялся, но это ему не всегда удавалось: Регина всё равно протирала пыль в его кабинете, поливала цветы, а однажды сняла с окон шторы, чтобы постирать.
На следующий день она принесла идеально выстиранные и выглаженные матерью занавески и долго их вешала, принимая при этом позы одна другой красивее. Через полчаса Абарцуму Сергеевичу это надоело, и он выпроводил красавицу, заявив, что закончит сам. При этом он взял её под локоток и пару раз приобнял, дабы удобнее было выпроваживать. Регина принимала жесты преподавателя за знаки внимания и млела, как кошка на Солнце. В конце концов, девушка обнаглела настолько, что пригласила Абарцума Сергеевича на концерт органной музыки и даже два билета принесла.
- Я гожусь тебе в пожилые отцы, если не в дедушки! – Возмущённо отчитывал он красную от стыда рыжеволосую красавицу. – И потом, тебе не приходит в голову, что мужчины моего возраста, как правило, давно и прочно женаты? Куда ты…
- Вы не женаты, - пролепетала Регинка. – Я это точно знаю.
Абарцум Сергеевич вдовствовал пятый год. Прежде чем пускать в ход свои чары, Регина собрала подробную информацию об «объекте».
Серьёзный подход не помог. Абарцум заявил, что молоденькие девушки ему не интересны, он, мол, любит зрелых дам за сорок, да ещё и отцу на Регину нажаловался!
Дома незадачливую завоевательницу мужских сердец ждал грандиозный скандал. Она сначала огрызалась, но папа Злат нашёл нужные слова, девушка устыдилась и, заливаясь слезами, просила у отца прощения.
- Подумать только! - Возмущался Злат. – Он мой друг! Мы с молодости знакомы, и ты…
Теперь ещё эта история с Павлом Петровичем.
Регина сидела за столом в тесноватой кухоньке Мирославиной квартиры и, опустив голову, слушала мягкие попрёки старшей сестры. Когда попрёки иссякли, Мирослава подошла к ней вплотную, взяла её голову в свои изящные, прохладные руки и, заглядывая прямо в глаза, ласково спросила:
- Региша, скажи, что ты хочешь?
Регина задумалась.
- Я на днях видела в ЦУМе такую классную блузочку… - Начала она минуты через три.
- Я не об этом, - мягко перебила Мирослава. – Что ты хочешь от жизни? Что тебе нравится? Чем бы ты хотела заниматься?
- И ты туда же? – Рассердилась Регина. – Мало того, что старики каждый день про это нудят, ещё и ты! Давай! Добивай!
Младшая сестра залилась горячими, злыми слезами.
- Пойми, Регина, я тебе не враг! – Принялась успокаивать её Мирослава. – Я хочу помочь тебе…
- Чем? – Выкрикнула Регинка. – Чем ты можешь мне помочь? Ты любишь, чтобы все куда-нибудь свалили, а самой убрякаться в кресло с книжкой, гладить своего дебильного кота и глупо лыбиться при этом! Ты и меня хочешь этому научить? Я это умею! Не люблю, но умею! Ты можешь научить меня нравиться всем? Можешь научить очаровывать мужчин так, чтобы они дарили розы, приглашали в ресторан, дарили подарки? Чёрта с два ты можешь! Ты сама этого не умеешь! В двадцать лет не умела и сейчас не научилась! Смогла только Янку себе на погибель раздобыть, и ничего больше!
- У меня нет цели очаровывать мужчин, - спокойно ответила Мирослава, хотя слова младшей сестры больно ранили её.
- А какая у тебя цель? Пройти в президенты? Стать директором своего тупого колледжа? Вырастить Яну хорошим человеком? Какая?
Мирослава задумалась. Да, похоже, у неё и впрямь нет цели. Её вполне устраивало нынешнее…
- …жалкое существование! Вот, что такое твоя жизнь! Ты посмотри на себя, красивая женщина, умница, руководящую должность занимаешь… А мужика нет! Можешь представить, что о тебе думают соседи? Что о тебе говорят на работе? Да, какая бы ты ни была, без мужика ты никто!
- Спасибо, очень приятно, - ответила Мирослава, поджав губы. – Ты открыла мне глаза на то, кто я такая, и чего стою, а то я тут уже о себе навоображала… Иди домой, Регина.
- Разве мы с тобой не пойдём в…
- Нет! – Обрубила Мирослава. – Я пойду туда с мужиком, а лучше с двумя, и чтобы все это видели.
- Хоть с тремя… Хоть с пятью… - Устало отозвалась Регина, двигаясь к выходу из квартиры. – Мужика у тебя нет. Чёртов ребёнок на шее. Возраст за тридцать. Жизнь кончена. Ты хороший человек, Мирослава, много для меня делаешь, но, во-первых, всё не в прок, во-вторых, мне нечему у тебя научиться. Пойду лучше к Ангелине. Может, она что-то дельное подскажет.
- Иди-иди, - напутствовала Мирослава. – Она тебя научит печь эклеры. Хотя бы не придётся в следующий раз врать очередному старому перцу, что ты сама их пекла. Это будет правдой.
- Они и это тебе рассказали! – Вскинулась Регина. – Вот, гады!
Разъярённая и раскрасневшаяся, она выскочила из квартиры старшей сестры.
Все против неё! Кругом одни враги, и дома, и в академии! Куда деваться? Что делать?
Что делать, было не понятно, а деваться некуда, кроме как пойти к Ангелине. Та очень быстро надоела Регине со своими высокими чувствами к мужу и болтовнёй о всякой никому не интересной всячине вроде платы за коммунальные услуги, цен на морковь, шитья-вязания и прочей белиберды. Вдобавок противные девчонки Анька и Катька чуть не порвали ей колготки. Ещё пытались исписать фломастером новую итальянскую сумку.
У Регины разболелась голова, и она засобиралась домой. Тут, как назло, явился муж Ангелины Герман с огромным пакетом подарков для жены и дочек и букетищем красных роз (Боже, какая пошлость!) в честь наступающего Женского праздника.
Ангелина принялась целовать его прямо у порога, лепеча какие-то благодарственные глупости, и на Регину помимо головной боли накатила ещё и тошнота. Очень похожи были эти с позволения сказать счастливые супруги на два слипшихся, жирных пельменя.
Похоже, Мирослава была права. От Ангелины не добьёшься подробностей знакомства и начала отношений с Германом. Как она выглядела, во что одевалась, какими приёмами обольщения пользовалась – всё это оставалось за рамками рассказа средней сестры. Да, и не было там никакого рассказа. Так, одни охи-ахи, закатывания глаз, зачитывание стихов времён Серебряного века. Скукота. Скукота и бесполезнятина.
Вскоре у Анатолия Липницкого погибла жена, выпав из окна пятого этажа. На окне её комнаты и кухни давно стояла металлическая решётка, а до остальных двух комнат у Анатолия руки так и не дошли. Да и не ходила она туда! Только в последнее время Людмила завела себе новую «забаву»: днём, когда муж и старший сын уходили, открывала окно настежь, вставала на подоконник и кричала на весь двор: «Люди, помогите!»
Соседи были в курсе их ситуации. Они быстро привыкли и не обращали внимания. Сказать об этом Анатолию никто из них не удосужился, думая, что он сам знает.
Однажды с восьмого этажа их дома ветер унёс какую-то крупную вещь, кажется, наволочку, белую в красный горох. Она напугала Людмилу. Та не удержалась и полетела вниз.
Жена Анатолия умерла не сразу, промучившись в больнице ещё три дня. Спасти её врачам не удалось. Умирая, она держала мужа за руку и просила прощения. Ему показалось, что у жены произошло просветление рассудка, хотя доктора уверяли, что такое на этой стадии болезни невозможно. Только он снова видел перед собой девятнадцатилетнюю студентку, в которую влюбился без оглядки много лет назад. Все девчонки на её курсе были бойкими, резвыми болтушками, а она молчунья. Этим Людочка и покорила его сердце. Он не знал, что его невеста с пятнадцати лет страдает шизофренией. Её родные тщательно оберегали эту тайну.
Мирослава помогала Анатолию с организацией похорон и поминок. Он ещё долго ходил, как в воду опущенный. Собственные проблемы и проблемы младшей сестры казались в это время Мирославе сущей ерундой.
Через две недели после похорон матери старший сын Липницкого отбыл с группкой друзей за лучшей долей в Москву, а у Регины примерно в это же время появилась новая одногруппница.
- О-о-о, это профессионалка! – Протянула всезнайка Олька на большой перемене, наблюдая за волоокой, чернокудрой и грудастой красавицей Любаней.
Её верные спутницы Наташка и Светка понимающе закивали.
- Профессионалка? – Переспросила Регина. – Она уже работает по специальности?
Нотки зависти невольно просочились в её приятный, мелодичный голосок. Ещё бы! В наши нелёгкие времена юристу не так-то легко найти работу по специальности! Девчонки так и покатились со смеху.
- Работает, - подтвердила хохотушка Ленка, - по специальности. По самой древней!
Регина покраснела до корней волос.
- С чего вы это взяли? – Надменно спросила она, превозмогая стыд.
- Во-первых, посмотри, как она одета и накрашена, - начала Олька. Новенькая, представившаяся Любаней, была одета в очень короткую, чёрную юбку с вышитыми на ней контурами белых лилий и фиолетовую кофточку с блёстками, а глаза её были густо обмазаны яркими сиреневыми тенями. В сочетании с толстенной чёрной подводкой и перламутровой помадой вишнёвого цвета это был, конечно, полный отпад. – Во-вторых, обрати внимание, как она ведёт себя с парнями, и как они на неё реагируют…
- В-третьих, Санёк из триста двадцать третьей группы видел её ночью на Казачьей! – Весело закончила Ленка. – Не один раз! – Уточнила она, поднимая вверх указательный палец.
Улица Большая Казачья была в городе традиционным местом сбора дам определённой профессии. Об этом знали все, чей возраст перевалил за десять лет. Даже приличной девочке Регине это было известно класса с пятого.
Она густо покраснела и выдала вдруг:
- Ну, и что теперь? Она не человек что ли? – На Регину Рупник недоумённо воззрились все присутствовавшие полтора десятка девчонок, но та храбро продолжила: - Возможно даже, что она не худший человек, чем вы, я и все остальные! И никто не знает, какая беда заставила её выйти на улицу!
- Ни-че-го се-бе! – Протянула вредина Анжелка. – Рупник в кои-то веки сказала о ком-то что-то хорошее… и о ком!
Регина досадливо отмахнулась от неё и остальных однокурсниц и направилась в аудиторию. Плевать она хотела, кто и что там скажет. У неё на Любаню свои планы, созревшие только что в коридоре за считанные доли секунды.
В оставшиеся от перемены несколько минут, пока в аудиторию нехотя сходились студенты и студентки, Регина следила за новенькой, почти не скрываясь. Та вела себя очень раскованно, буквально балансируя на грани развязности. Ей ничего не стоило приподнять и без того короткую юбку и что-то внимательно высматривать на коже своего упругого, загорелого бедра сзади. При этом она так изящно изгибалась, что все без исключения парни пялились на неё, не в силах оторвать глаз.
Любаня их словно не замечала в упор, продолжая поглаживать заднюю поверхность бедра, а после, словно бы невзначай, подмигнула Серёге Громову, одному из самых зашуганных парней на курсе. Тот сразу же залился краской, отводя взгляд, а Любаня рассмеялась, демонстрируя в улыбке ровные, крупные зубы настолько белого оттенка, что они казались голубоватыми.
Заметив взгляд Регины, Любаня подсела к ней, и с этого дня они уже не расставались. В тот, первый день, выйдя на улицу после пар, Регина предложила своей новой приятельнице выпить кофе в той самой старинной кондитерской, куда они с Мирославой всегда ходили во время своих «торжественных выходов». Та согласилась, и Регина подумала, что это добрый знак.
Взяв по стакану кофе и кусочку любимого обеими Нежного пирога, девушки устроились за столиком в глубине зала. Регина смущённо молчала. Любаня тоже не спешила начинать разговор, оглядывая приличную девочку Регину своим весёлым взором цвета тёмного шоколада. Аромат сирени окутывал роковую жрицу любви, странным образом сочетаясь с буйными чёрными кудрями, фиолетово-чёрным нарядом и вишнёво-сиреневым макияжем. При всей своей неумеренной яркости девушка смотрелась на удивление гармонично.
- Научи меня очаровывать мужчин! – Выпалила вдруг Регинка.
И без того смущённо-красная, теперь она покраснела до бордово-малинового состояния. Любаня расхохоталась. Регина уже не знала, куда себя деть от стыда, но тут её новая одногруппница заговорила низким, проникновенным голосом:
- Допустим, научу. А ты мне за это что?
- Я тебе заплачу! – Жахнула Регинка. – Мне родители много денег на карманные расходы выдают. Я могу купить твоё время…
Любаня подпёрла голову крупной кистью правой руки и Регина заметила, что лак на её длинных, острых ногтях тоже фиолетовый. «Женщина-вамп!» - Мелькнуло у неё в голове выражение из французских романов. Любаня по-прежнему разглядывала её, слегка улыбаясь и храня загадочное молчание.
- А ты та ещё сучка, я смотрю, - буднично выдала вдруг Любаня спустя минуты три. – Я уже подумала было, такая хорошая девочка, явно из приличной семьи, не мне чета, а тебя, значит, вон, в какую степь понесло…
- Да, понесло! – Зло выпалила Регина. – Я задолбалась быть хорошей девочкой! Что мне от этого? Скажи, что?
- Ну-у, - протянула Любаня, - как что? Отвали, я не работаю!
Последняя фраза предназначалась модно одетому молодому человеку лет двадцати восьми, который давно уже заглядывался на Любаню из-за столика рядом с выходом.
- А, может… - Робко начал он.
- Нет! – Обрубила Любаня.
Тот с явным сожалением отошёл.
- Как это – «что»? – Продолжила Любовь, как ни в чём не бывало. – У тебя есть мама-папа. Они, судя по всему, люди не бедные, всем, чем нужно, тебя обеспечивают, и даже немножко сверх того. На кой чёрт тебе эти козлы? – Небрежный жест в сторону проходившей мимо окон кондитерской компании молодых парней.
- Эти козлы мне без надобности, - отмахнулась Регинка. – Мне нравятся мужчины постарше.
- Хм… - Задумчиво протянула Любаня, почёсывая щёку. – Может, давай к нам? На Казачью? А что? Там полно всяких козликов и козлищ ходит, и помоложе, и постарше… В основном, постарше, конечно. Классные такие парни! Лет пятидесяти-семидесяти…
В больших карих глазах профессионалки прыгали золотистые смешинки. Она явно наслаждалась смущением новой знакомой. Та уже давно не могла выговорить ни слова, только качала головой из стороны в сторону, внимательно разглядывая столешницу.
- Ладно, не ссы, я пошутила, - сжалилась, наконец, Любаня. – Я поняла, что ты хочешь. Ты хочешь замуж за богатого папика, правильно?
- За богатого – не за богатого… Какая разница? – Устало промямлила Регинка. – Я не могу больше одна, без мужчины, понимаешь? Не могу! А они, как назло, шарахаются от меня, как от зачумлённой. Я уже и так пыталась, и этак… Один страх и злость!
- А ровесники тебя, значит, не прикалывают? – Покровительственно поинтересовалась Любаня.
Регина отрицательно покачала головой.
- Они не могут оценить девушку по-настоящему, - ответила она, нагло перефразируя слова матери. – И потом, что значит выйти замуж за ровесника? Нищенствовать лет пять в упор, если не больше, и потом ещё лет десять на горшок его сажать и сопли вытирать, а он чуть оперится и свалит к молоденькой, а я буду сидеть, как дура!
- Значит, ты хочешь быть той молоденькой, к которой свалят? – Весело поинтересовалась Любаня.
- Именно! – Ответила Регина, нажав в воздухе указательным пальцем руки невидимую кнопку.
Она заметно осмелела.
- А ты молодец, Регинка, хоть и сволочушка! – Рассмеялась Любаня, грозя ей пальцем.
Регина сдержанно улыбнулась в ответ.
- В общем, так, - резюмировала Любаня. – Я согласна с тобой заниматься, и никаких твоих денег мне не надо… Не надо! – Повторила она с нажимом, видя, что новая знакомая приготовилась активно возражать. – Ты будешь давать мне скатать задания и контрольные. Конспект перепишешь, когда я попрошу. Ещё дружить со мной будешь. Да-да, дружить! – Любаня даже указательный палец подняла вверх для убедительности, видя, как округлились глаза Регины. – И попробуй мне только когда-нибудь, где-нибудь продемонстрировать своё презрение… или неуважение…
Любовь начала заводиться. В глазах её заблестели слёзы. Видимо, это была больная тема.
Регина накрыла массивную руку Любани своей маленькой, изящной ручкой, заглянула в глаза и вполне искренне произнесла:
- Я буду с тобой дружить, Люба. Буду дружить по-настоящему. Пусть только эти расфуфыренные дуралейки попробуют что-нибудь сказать в твой адрес! Они у меня столько о себе узнают!
Весёлая, одновременно циничная и ранимая Любаня и впрямь нравилась Регине всё больше. Она передала ей их с девчонками разговор на большой перемене.
- Ты и вправду так думаешь? Не врёшь? – Спросила Любаня, имея в виду то, что Регина назвала её хорошим человеком, попавшим в трудные обстоятельства.
- Нет, не вру. Я никогда не вру. Режу людям правду-матку в глаза, и от этого всегда всем плохая. Даже Мирославе.
- Я не знаю, кто такая Мирослава, но правда – это хорошо, - одобрила Любаня. – Пусть между нами будет только правда.
- Да! Только правда! – Горячо поддержала её Регина.
- Тогда, вот, тебе, правда номер раз. Тебе не идёт этот цвет волос. Ты с ним как обоссанная. Или обосранная. Не могу даже толком понять. Зачем ты красишься в этот оттенок? Сейчас так только бабки красятся!
- Это мой собственный цвет, - промямлила Регинка.
- Н-да. Вот тут те явно не свезло, с собственным-то цветом. Завтра пойдём перекрашиваться. Ещё я твой гардероб посмотрела бы. Вещички на тебе, конечно, дорогие и модные, но сидят как-то… Криво, короче, сидят. И вообще, что это за манера держаться? А, ну, выпрямь спину! Вот… Так-то лучше… И улыбайся. Улыбайся, я сказала, а не ухмыляйся кривенько! Вспомни смешной случай из детства… Во-о-от! Вот, самое оно!
Через несколько минут девушки, смеясь, болтали о косметике и тряпках. Заходящие время от времени в кондитерскую парни не могли отвести от них глаз! Причём в кои-то веки с интересом разглядывали не только холодновато-яркую брюнетку с крупными кудрями и массивным бюстом, но и «вон, ту, рыженькую», которая буквально искрила весельем, и чей мелодичный голос плавно втекал в уши. Забыть его было потом трудновато.
Регина не замечала направленного на неё внимания мужского пола. Она не замечала ничего, потому что была буквально захвачена интереснейшим разговором и околдована личностью этой необычной куртизанки-интеллектуалки.
Любаня выросла в покосившемся частном домике на самой дальней южной окраине города. Она была старшей из четверых детей бывшей колхозницы и действующего работяги. Детство её проходило среди немощёных улочек частного сектора, его садиков-огородиков, простых, рабочих людей и бесконечных пьянок-гулянок отца и его друзей, живших по соседству.
Пить эти неутомимые гуляки обычно начинали в пятницу вечером и заканчивали в воскресенье поздней ночью. Кто-то прибухивал ещё и среди недели, но это было рискованно, так как можно было попасть в переделку на родном предприятии и вернуться оттуда однажды безруким или безглазым калекой. Таких немало жило в их частном секторе. Большинство производственных травм случалось в «тяжёлый день» понедельник.
Работа на заводе была тяжёлой и вредной, оплачивалась хорошо, но семья Любани жила небогато. Порой приходилось вступать с родителями чуть ли не в драку, требуя очередной покупки. Просила она при этом, как правило, о самом необходимом – новой школьной форме или спортивном костюме, например. Предки в упор не желали замечать протёршихся локтей, порванных кед и того факта, что вещи стали малы. Любане и другим детям их семейства нередко доставались обноски старших двоюродных братьев и сестёр. Со своими двумя сёстрами Любке нередко приходилось серьёзно ссориться, а иногда и драться, чтобы отстоять для себя желаемую вещь.
С возрастом их мать превратилась в огромную, неухоженную тётку. У неё были шикарные тёмные волосы, которые очень долго не желали седеть, но мать заматывала их в жуткую, бесформенную шишку, покосившейся башней вздымавшуюся над высоким, морщинистым лбом и круглыми щеками, покрытыми кляксами пигментных пятен. Она не пользовалась крем-пудрой, не подводила глаза и не красила губы, а ведь могла бы быть настоящей красавицей, если бы захотела!
Однажды Любаня уговорила мамку подстричься по-модному. Это было что-то! Теперь её густые волосы украшали лицо, а чёлка прикрывала морщинистый лоб, делая лет на десять моложе. Младшие дочки заставили мамку подвести карандашом-стеклографом глаза, накрасить красной помадой губы и купить чёрное в мелкую розочку полудлинное платье с кружевами по краю короткого рукава. Мамка стала похожа на киноактрису, и даже ещё лучше!
Явившийся с работы невысокий, худой, что твои святые мощи, отец семейства в буквальном смысле сел на задницу прямо у порога. Он долго не мог вымолвить ни слова, потому, как ему мешал сделать это широко открытый рот. Немного придя в себя, он принялся орать, как ограбленный. Он, оказывается, женился в своё время на скромной деревенской девушке не для того, чтобы она выряжалась, как проститутка и соблазняла своим видом чужих мужиков. И вообще, она о нём подумала? Что соседи скажут? Что Зинка молодится? Другого мужа приискать на старости лет решила?
Мамка расплакалась, размазывая по щекам вместе со слезами свой нехитрый макияж. Любаня разругалась в тот вечер с отцом в пух и прах и впервые заинтересовалась тем, почему проститутка может выглядеть красиво, а нормальная баба вроде её матери – нет.
Она, конечно, слышала это слово не раз, справедливо полагая, что оно ругательное, но, если оно совсем уж ругательное, то при чём здесь красота? Тут было, над чем подумать.
Любаня неплохо училась в школе. Учителя говорили, что, если бы с ней занимались дома взрослые и строже её контролировали, она могла бы быть отличницей, но нет. Любочка была хорошисткой с преобладанием «четвёрок». Любимыми предметами у неё были история и литература. Любе нравилось читать по этим предметам книги из библиотеки, ведь в них рассказывалось о совсем другой жизни, не такой, как та, что её окружала.
Ещё Люба хорошо шила и вязала. Её научили этому мать с бабушкой. Они её и другим домашним делам научили, но больше всего на свете Любе нравилось освободить обеденный стол от всего, что на нём громоздилось, отмыть его до блеска, разложить ткань и… Тут Любаня превращалась в заправскую портниху. Правда, нечасто удавалось раздобыть приличный материал, да и за столом никто не сидел разве что глубокой ночью.
Ещё Люба обожала распустить старую вещь и связать из неё новую. Пусть это будет даже простой шерстяной носок, но зато новый! Такая метаморфоза казалась Любочке настоящим чудом, и это было не какое-то там чудо заморское, а она могла сотворить его сама своими большими, проворными руками.
Люба умела отремонтировать-перешить-переделать практически любую одежду, но в сутках, к сожалению, всего двадцать четыре часа, а в просторной кухне постоянно кто-то вертится. В большую, хорошо обставленную комнату детям разрешалось входить только по особым случаям, а их с сёстрами комнатёнка была настолько маленькой, что там буквально негде было развернуться.
Классная посоветовала идти после восьмого класса в техникум лёгкой промышленности, что Любаня и сделала. Учиться было легко и интересно, она окончила «технарь» с отличием. Правда, на четвёртом курсе доучивалась уже совсем не та девочка, что поступала на первый. За четыре года случилось многое.
Случилось то, чего все боялись, и что должно было, в общем-то, когда-нибудь произойти. В один из тяжёлых дней-понедельников не вполне проспавшийся после воскресных возлияний папаша устроил аварию на производстве. Пострадал он сам и ещё двое работников цеха. Те отделались ожогами второй-третьей степени и достаточно скоро пришли в себя, вернувшись на завод, а отец Любы остался полуслепым, одноруким инвалидом. Вместо хорошей зарплаты он получал теперь мизерную пенсию, а его вредные привычки в виде двух пачек сигарет в день и нескольких бутылок алкоголя в неделю никуда не исчезли. Вдобавок пить он теперь стал ещё больше, чем раньше, превратившись из кормильца в боль и обузу семьи.
Брат ушёл служить в армию в Хабаровский край, да так оттуда и не вернулся, устроившись на сверхсрочную службу и вскоре женившись на местной девушке. Мать сразу сникла, словно воздушный шарик, из которого резко выпустили воздух. Она сильно похудела, и теперь шишка из волос на её голове, которую она отрастила после того скандала с новым образом заново, была по размеру больше её внезапно уменьшившегося и сморщившегося лица. Она тоже стала прикладываться к бутылке. На работе пока терпели её вечно полусонное состояние и снизившуюся производительность труда, но, сколько это могло продолжаться?
Вдобавок в стране начали происходить какие-то странные, запредельные перемены. Республики-сёстры вообразили себя отчего-то отдельными государствами и громко голосили о независимости. Заводы и фабрики всё чаще обзывались модным словом «нерентабельные» и ликвидировались за ненадобностью. Полки магазинов опустели. Появились талоны на некоторые продукты и мыло, а также кооперативы, коммерческие киоски, вещевые рынки и прочие приметы перестроечного времени.
Выяснилось, что спортсменкой-комсомолкой-отличницей быть уже не модно, а модно быть стервой. Непонятно откуда появились заграничные сигареты и алкоголь, смешные, яркие шмотки, видеомагнитофоны с невиданными ранее фильмами. Наряду со всем этим моду входил и разврат. За последний, к тому же, неплохо платили так называемые «новые русские», о чём вскоре стало хорошо известно в бабьем царстве техникума лёгкой промышленности.
Конечно, нашлась в своё время на Любанину голову, замороченную всем этим семейным и перестроечным ужасом, «добрая» наставница. Это была Марина Рудольфовна, молодая мастер производственного обучения. В какой-то момент она заблагоухала французскими ароматами и перестала одеваться в платья и костюмы собственного изготовления, прочно «переселившись» в покупные «фирмовые» вещи. Слово «бренды» было тогда не в ходу.
За Мариной Рудольфовной стали заезжать на работу бритоголовые, увешанные золотыми цепями, субъекты на крутых машинах. Всем было ясно, чем занимается эта миниатюрная, похожая на белочку, рыжеволосая красотка. Правда, ни начальство, ни студентки не смели слова ей поперёк сказать. Никто не хотел неприятностей со здоровьем и положением в обществе.
Видя, в каком состоянии пребывает несчастная отличница и активистка Любаня, Марина однажды оставила её в цехе после занятий для серьёзного разговора. Набирающая обороты индустрия развлечений, словно ненасытный зверь, требовала всё новых и новых, молодых и красивых тел, а тут такие роскошные внешние данные…
В общем, Люба пошла на панель в середине четвёртого курса, чтобы вытянуть из нищеты мать и сестёр, да и самой как-то выбраться. Она видела, что происходит со швейной промышленностью. Рассчитывать на хорошую работу по специальности после окончания техникума не приходилось.
Это произошло аккурат перед Новым годом. Любочка была девственна, и за первый раз добрый старичок с торчащей бородкой отвалил ей очень хорошую сумму. Рудольфовна проследила, чтобы всё было по-честному.
Сказать, что Любаня почувствовала себя гадко – не сказать ничего. Правда, её уныние довольно скоро рассеялось, когда она явилась домой с двумя сумками, полными отборных продуктов, импортного алкоголя и подарков для матери и сестёр, и увидела неподдельную радость в их глазах. Они-то уже совсем было решили, что праздник будут встречать «без всего», а тут… Новогоднее чудо, иначе и не выразишься!
Дома Люба сказала, что ей сделали крупный заказ на пошив верхней одежды и скоро сделают ещё два. Заказы она будет выполнять в техникуме по ночам, когда в цеху никого нет. Они с Мариной Рудольфовной так договорились.
Свою тайну Любе удавалось сохранять почти полгода. За это время семейство успело приодеться, обзавестись модной, качественной аппаратурой, сделать ремонт во всех комнатах. После матери обо всём донесли соседи. Они чувствовали себя при этом такими праведниками, и не подозревали о том, что в скором времени их дочери, сёстры и племянницы займутся тем же самым, если не похуже, массово.
В истерике Зинаида разбила старшей дочери губу в кровь, а после обе они полночи прорыдали, обнявшись, в кухне. За тем самым обеденным столом, на котором Любочка училась шить, за которым они с сёстрами и братом делали уроки. Ещё на этом столе регулярно расставлял свой ненавистный выпивон батя, ввергший в итоге всю семью в ужас настоящей нищеты.
- Ты знаешь, как это, когда тебе не на что ехать в техникум? – Плакала Любаня, рассказывая Регине о том, как она подалась в свою всеми презираемую профессию. – Знаешь, как рвутся твои единственные зимние сапоги, на улице минус тридцать, а тебе нечего нашмыгнуть на ноги, чтобы добежать до ремонта обуви? У меня видишь, какая ножища? Мать на работе, а у сестёр ножки ма-а-а-хонькие! Они у нас Золушки хреновы! Знаешь? Нет? Вот и не звезди!
Регина и не «звездила». Ей в голову такое не могло прийти. Она догадывалась о чём-то подобном в жизни Любани. От её рассказов у Регины сжималось сердце, и она в кои-то веки испытывала что-то, похожее на сострадание. До этого ей никому сочувствовать не приходилось, и теперь она казалась сама себе ангелом в ореоле света, когда подавала подруге очередной чистый носовой платок и гладила её тёмные, шелковистые кудри. Она даже прижимала в такие моменты голову Любани к своей скромной, аккуратной груди, не заботясь о чистоте дорогущей блузки или супер-модной футболки.
Регина специально купила несколько мужских носовых платков и носила их с собой чистыми и отглаженными на случай, если Любу в очередной раз пробьёт на откровенности. Она быстро усвоила, что плачет при этом падший ангел бурно и долго, вырабатывая литры слёз и кое-чего другого, о чём не принято упоминать в приличном обществе. После она бросала эти платки в стирку, и ничего не подозревающая мать стирала их как обычно со всеми другими подобными вещами. Сочувствия к матери, разрывавшейся между домом и базаром, Регина не испытывала.
Регина ведь не просила мать, чтобы та её рожала. Не просила она, чтобы её воспитали такой – криворукой, смешной неумехой, не разбирающейся буквально ни в чём. То ли дело родители Любани! Те вырастили свою дочь человеком. Сколько та всего знает и умеет! Вдобавок она тянет на себе всю семью. А сколько в ней внутреннего спокойствия, уверенности, обаяния!.. Почему она, Регина, не такая?
Регина чувствовала, как её начинает грызть зависть к подруге. Умом она понимала всю нелепость этого чувства, но ничего поделать с собой не могла.
Любаня, напротив, завидовала ей и даже не пыталась скрывать этого. Ещё бы! Младшенькая дочка далеко не самых бедных людей в городе, ещё и образованных, ещё и со связями… Куда Любане до неё?
Обе подруги превозмогали свою зависть сочувствием. Регина сочувствовала Любане в том, что той пришлось принести себя в жертву во имя семьи. Ещё было жаль талантов Любани к шитью, вязанию, конструированию одежды, которые та вынуждена была «зарыть в землю» за не востребованностью.
Любаня жалела наивную кроху Регишу за её незнание жизни, неприспособленность к быту, неумение общаться, одеваться, держать себя. Её бесконечно умиляли попытки Регины казаться смелой и независимой, в то время как на самом деле она была полностью зависима материально от родителей, а морально и психологически от своего окружения.
- Ты не будешь нравиться людям, ни женщинам, ни мужчинам, до тех пор, пока не понравишься себе сама, - внушала она своей неразумной младшей подружке.
- Сёстры и так говорят, что я самовлюблённая эгоистка! – Отмахивалась небрежно Регина. – Куда уж больше себе нравиться?
- Это совсем не то, - поучала её Любаня. – Эгоистами люди потому и становятся, что сами себя не принимают такими, какие они есть. Всё-то им в себе кажется неправильным: и внешность, и походка, и причёска, и поведение… А вот ты мне скажи, с кем ты больше всего проводишь времени за сутки?
Регина задумалась.
- Не знаю… Раньше ни с кем не проводила, а сейчас… С тобой, наверное!
- Вот именно: наверное! – Передразнивала её Любаня тоненьким голоском. –Больше всего времени человек проводит сам с собой! У него могут быть друзья, а может их не быть. Не суть. Ты сама – вот, кто твой самый близкий человек. А ты себе не нравишься! А сбежать от этого куда?
- Никуда, - со вздохом отвечала Регина. – Куда от себя сбежишь?
- Ошибаешься. Много куда сбежать можно, - отвечала многоопытная Любаня. – В пьянство, например, в наркоманию, в бесконечный разврат. Знаешь, сколько я таких перевидала? Смотришь и думаешь: ну чё ты творишь-то, а? Классный ведь парень или девчонка… Зачем ты себя убиваешь? А они убивают! Пытаясь сбежать от себя, выпрыгнуть из собственной шкуры пихают в себя всякую дрянь, пускаются во все тяжкие и убивают! Но это не наш путь. Региша у нас девочка воспитанная, и что делает она? Она начинает себе внушать, что она самая лучшая, королева всего сущего и не сущего, весь мир у её ног, и все ей чего-то должны. Вот он, твой эгоизм, откуда берётся. Если бы не он, ты бы уже давно в канаве лежала.
- Какие жуткие вещи ты говоришь, Любань! – Ёжилась Регина. – Откуда ты это знаешь?
- Жизнь научила. И книжки по психологии немножко! – Смеялась в ответ Любаня, искря своими большими, тёмно-карими глазами.
- Что же мне теперь делать? – Спрашивала Регина.
- Снять штаны и бегать! – Хохотала в ответ Любаня. – Слушай меня, и всё будет в порядке. Найдём мы тебе мужичка с деньгами.
- Бандита что ли? Не, не хочу!
- Кого же ты, голуба моя, хочешь?
- Мне нравятся интеллигентные мужчины за тридцать или под сорок. Красивые, стильные. Преподы там разные, психологи, юристы, экономисты. Пусть у них и не так много денег, но я тащусь от их манер, вкуса, умных разговоров… От одного вида тащусь, короче! – Мечтательно жмурилась Регина.
- Губа не дура! – Одобряла Любаня, уважительно подсмеиваясь. – Всё у нас получится!
Регина была теперь яркой блондинкой с модной причёской «ракушкой». Любаня велела ей закинуть подальше короткие юбочки и крохотные маечки, кои она презрительно именовала «подсиськами».
- Выкинь эту подсиську в горошек! – Командовала она. – Это не твоя вещь.
- Почему? – Недоумевала Регина.
- Ты нежная, томная, сияющая. Настоящий ангел! А эта вещь проституткина! Кто тебя учил так одеваться, а? Как будто в борделе росла!
- Почему ты не разрешаешь мне носить короткие юбки? Я могу себе их позволить! У меня красивые ноги!
- Это кто тебе сказал? – Саркастически интересовалась Любаня. – Мамка с папкой или эта твоя… Мирослава?
Под её насмешливым взглядом Регина съёживалась, и вид девушки делался скорбным и несчастным.
- Что ты такое говоришь? Я в журнале прочитала… Сантиметром измерила…
- Что ты измерила? - Насмешливо интересовалась Любаня? – Каким ещё, на хрен, сантиметром? Ты что, мужик что ли?
- Н-н-нет. При чём тут мужик?
- При том, что это они себе вечно что-то там сантиметром измеряют и хвастаются друг перед дружкой.
- Любаня… Хватит, прошу тебя! – Мямлила Регина со слезами в голосе. – Тебя послушать, так я…
- …настоящий ангел! Чистая, нежная, добрая… Да-да, и не спорь со мной. Ты добрая. Вон как жалела меня, когда я на днях зачёт завалила и ревела белугой. Знаешь в чём твоя беда?
- В чём же?
- Ты не веришь в свою красоту, ни девичью, ни человеческую. Я ведь просто так спросила, кто тебе сказал, что у тебя ноги красивые, а ты уже и засомневалась в их красоте. Никогда не сомневайся и не оправдывайся. Никому ничего не доказывай. Если ты знаешь, что это так, значит, так оно и есть. У тебя отличные ноги, но совсем короткие юбки оставь для дачи. Открытое колено, максимум на ладонь выше – вот твоя длина. Если короче, это убьёт твою нежность, сделает тебя девчонкой с… Большой Казачьей. Как думаешь, твой интеллигентный препод на такое поведётся?
- Н-нет, наверное. Я не знаю…
- А я знаю! Не поведётся. А если и поведётся, то только с целью трахнуть тебя разок и смотаться. Тебе это надо?
- Не надо, - отвечала Регина, опустив голову.
- Вот и умница. Цени то привлекательное, что есть в тебе самой, и не пытайся быть кем-то другим. У кого-то другого есть что-то своё, чего у тебя нет, а у тебя есть то, чего нет у других. Это твоя нежность, воздушность, хрупкость…
Постепенно под воздействием таких бесед и некоторых других воспитательных мер Регинка расправилась, словно лапша в кипятке. Это была уже совсем не та ершистая, голенастая девчонка с копной рыжеватых волос, с которой невозможно было разговаривать. Она стала томной, расслабленной, нежной. Яркие цвета и кричащие расцветки в её одежде сменились пастельными тонами и неброскими рисунками. Манеры стали плавными, взгляд томным, улыбка милой и, в то же время, искренней. Она теперь знала, какой случай из своей жизни надо вспомнить, чтобы получить желаемый результат.
- Говори только о приятном, никакой критики, особенно с незнакомыми и малознакомыми людьми, - советовала старшая подруга. – Люди, которые говорят гадости, всем противны, и от них хочется поскорее избавиться.
Анализируя своё поведение, Регина поняла, что раньше она только и делала, что критиковала и поучала. Тяжело вздохнув, она вынуждена была признать правоту Любани. Ещё Регина заметила, что помимо той вокруг неё начал формироваться некий кружок, нет, пока ещё не подруг, но добрых приятельниц. Первой стала вредина Анжелка, за ней потянулись Наташка, Ленка, Светка… Чудеса, да и только! Да, похоже, новая подруга и впрямь плохого не посоветует.
Ещё Любаня за лето научила Регину готовить, выводить самые разные пятна с одежды, плавать и поливать огород. Последнее занятие просто околдовывало Регину. Это происходило в гостях у Любы под вечер, когда прогретый за день частный сектор понемногу остывал, и земля излучала умиротворяющее тепло и восхитительные ароматы.
Девушки выходили на огород в стареньких халатиках Любани и босиком. Поливать растения водопроводной водой из шланга было, оказывается нельзя, они этого не любят. Только отстоявшейся и нагретой на Солнце за день водой из ёмкости!
Комья земли мягко щекотали подошвы. Плескала и журчала вода. Гладили кожу ног и рук листья растений. Красота! А тут ещё и закат начинал дарить такие краски! Однажды Регина, не выдержав всего этого очарования, расплакалась.
- Ну, ты чего, дурашка? – Спрашивала Любаня, прижимая её модно причёсанную голову к подушкам своих грудей. – Я тебя чем-то обидела? Скажи!
- Ты столько для меня делаешь! – Только и смогла выдавить Регина сквозь слёзы.
- А ты? Ты разве мало делаешь для меня?
Регина и впрямь серьёзно помогала Любане с учёбой.
Та, конечно, и сама могла бы справиться, но работа отнимала слишком сил и времени. Однажды студентка Любовь Матвеева уже вылетала из престижнейшей академии за неуспеваемость. Больше ей этого не хотелось, поэтому помощь Регины, её советы, подсказки, шпаргалки были очень кстати. На этот раз Любане удалось дойти до конца учёбы и получить вожделенный диплом юриста.
Правда, юрист она была так себе. Все эти законы, подзаконные акты, теория и история права не очень-то укладывались в её красивой, кудрявой голове. Любаня пошла в своё время учиться на юриста, потому что это было модно, престижно, манило новыми, доселе невиданными перспективами. Ближе к окончанию учёбы стало ясно, что перспективы есть у тех, чьи родственники протоптали в дебрях юриспруденции свою дорожку или хотя бы тропинку, а зачахнуть над бумажками в роли секретаря не очень-то мечталось.
Теперь Любаня не собиралась работать по специальности юриста, но о годах, потраченных на учёбу в Академии, всё же не сожалела. Высшее образование оно и есть высшее, какой-никакой жизненный капитал. Да и в знании некоторых законов она поднаторела, и лишним это знание для себя не считала.
- Буду продолжать работу, пока не накоплю нужную сумму, - делилась она планами с Региной, мамкой и сёстрами, - а после своё дело открою. Да нет, не то, о чём ты подумала! – Смеялась она, видя смущение Регины. – Магазинчик свой открою одёжный. Маленький, но благоустроенный – с примерочной там, со всеми делами. Не дело, когда покупателям на рынке, чтобы примерить вещь, приходится стоять на картонке и за прилавком прятаться.
Под «работой сейчас» она подразумевала то самое, из-за чего её не уважали в приличном обществе. В этом деле она вполне преуспевала.
Любаня была не только умелой любовницей, но ещё и хорошим психологом, и незаурядной личностью. Со временем у неё сложился в городе свой круг постоянных клиентов, в основном, из местной политической элиты. Никто лучше неё не мог ублажить дяденьку «с самых верхов» после его тяжёлой, нервной работы, либо прямо во время неё, без отрыва от производства, так сказать. Ещё Люба была на особом счету у начальства из-за неувядающей красоты, выносливости и безотказности, так что заработки её со временем не уменьшались, как у многих других, а, наоборот, росли.
Красота Любани расцветала с возрастом всё ярче и ярче. Это потому, что она не заводила себе вредных привычек, тщательно следила за здоровьем, ухаживала за собой и даже занималась по мере возможности спортом.
- Когда возраст переходит за двадцать пять, организм сам уже не справляется, даже если ты не куришь и не бухаешь - поучала она Регину. – Надо помогать ему сохранять здоровье и молодость. Правильно питаться. Бывать на воздухе. Тренировать своё тело.
Любаня познакомила Регину с тренажёрным залом, коих в те времена было считанные единицы во всём почти миллионном городе, и назывались они тогда качалками.
- Разве это не для мужиков? – Спрашивала Регина, брезгливо сморщив носик.
- Конечно, для мужиков! – Хохотала в ответ Любаня. – Они всегда себе всё, что получше, прихватизируют!
Постепенно Регина втянулась в режим тренировок, и уже плохо представляла себе, как раньше жила без всего этого.
- Чем больше человек умеет, тем он увереннее в себе, - провозглашала Любаня, и возразить на это Регине было нечего.
Любаня стольким полезным вещам научила её за лето, что не хватит пальцев на руках. Теперь вот ещё и качалка, и заготовки на зиму, и подготовка сада-огорода к холодному времени года, и долгие совместные прогулки по осеннему лесу.
- Зимой на лыжах пойдём кататься, - обещала Любаня и, видя ужас на лице подруги, успокаивала: - Да ты не переживай! Это не как на физре, не для скорости, а для удовольствия и радости!
Регина чувствовала, что стала совсем другим человеком. Нет, она не сделалась добрее, лучше и чище, чем была, но научилась пользоваться тем, чем одарила её природа и чем всех нас премирует время от времени цивилизация.
Родители Регины только диву давались, глядя на неё. Они знали, что у дочки появилась в академии подруга, но никогда её вживую не видели. Регина старалась приводить в гости Любу только тогда, когда родители были на работе, а к тому времени, когда они приходили с неё, на работу должна была спешить Любаня. Правда, однажды отец всё-таки прознал, с кем водится его дочь. Абарцум Сергеевич просветил.
- Кто твоя новая подруга? – Строго поинтересовался Злат Радович, оставшись с младшей дочерью наедине.
- Люба Матвеева, она недавно у нас на курсе появилась, - ответила та, холодея внутренне.
- Ты знаешь, чем она занимается?
- На свете живёт, как и мы все! – Вскинулась Регина.
- Я не это имел в виду, - смутился отец. – Ты знаешь, чем она зарабатывает на жизнь?
- Чем может, тем и зарабатывает, - дерзко ответила дочь. – У неё папенька не сидит в чистом кабинетике, и ему не платят такой зарплаты, как у тебя. Он инвалид, слепой и однорукий. И мать её не хозяйка трёх точек на рынке, а простой продавец. Её недавно с фабрики турнули. Закрылась она. И сёстры у Любы не старшие и обеспеченные, а две малолетние сопли, в техникуме учатся. Что ты им всем прикажешь делать? С голоду помирать?
- Регина, я не хочу сказать ничего плохого ни о Любе Матвеевой, ни об её семье. Я за тебя переживаю. Вдруг ты…
- С чего, пап? Мне-то с чего? Я не голодаю и в рваных сапогах не хожу. Зачем мне связываться с какими-то вонючими мужиками за деньги? Что за ерунда лезет тебе в голову?
- Я тебе доверяю, - сказал Злат, помолчав минуты три, - но матери лучше об этом не знать. Ты меня понимаешь, надеюсь…
- Понимаю, пап. Я тоже думаю, что ей ни к чему это знать.
Злат немного успокоился, поняв, что его драгоценную доченьку никто втягивать в преступный бизнес не собирается. Правда, с того самого вечера он начал возвращаться с работы по Большой Казачьей. Так, на всякий случай. К счастью, он так ни разу и не заметил своей дочери в рядах жриц любви.
Покинула эти ряды вскоре и Любовь Матвеева. Окончив институт, она завершила свою карьеру, внесла за себя выкуп хозяевам, да и отбыла в столицу.
- Там лучше магазин открывать, - говорила она. – Оптовки все под боком, да и розничную цену можно выше поставить.
На самом деле никаких магазинов открывать в Москве она не собиралась.
Дело в том, что двумя годами раньше туда отбыла её старшая подруга и наставница Рудольфовна. Благодаря острому уму, небывалой изворотливости и кое-каким ресурсам Марина открыла в хорошем районе столицы собственное ателье. Это было очень кстати, так как избалованная московская публика уже наелась китайским, турецким, польским и прочим ширпотребом и потянулась к хорошо забытому старому – индивидуальному пошиву. Мастерицей Марина Рудольфовна была искусной, работала добросовестно, общалась умело… В общем, через два года ателье превратилось в студию дизайнерской одежды. Нужны были надёжные, работящие, умелые и изобретательные люди, и она вспомнила о бывшей своей студентке Любане.
- Настало новое время. Наши таланты снова востребованы. Мы завоюем этот рынок. Мы станем ведущим брендом, лучше заграничных, - обещала Рудольфовна, и Любаня верила ей безоговорочно.
Да и как не поверить? По совместительству со своим начинающим активно процветать бизнесом Марина Рудольфовна Штерн была ещё и «побочной семьёй» одного довольно крупного политика. Он ей такую клиентскую базу обеспечил! В общем, девушкам было, где развернуться.
После отъезда подруги в столицу Регина заметно сникла. За два года она так прикипела к Любане! Чем они только ни занимались вместе! О чём только ни мечтали и ни беседовали! Теперь опять одна. За что ей это?
Регина сильно изменилась под влиянием Любы, но самого главного, из-за чего в своё время она решила подружиться с представительницей презренной профессии, в её жизни так и не произошло. Мужчины не было. Время от времени появлялись на горизонте разные сопливые ухажёры, – ровесники, чуть старше, чуть младше, - а мужчины, о котором мечталось, не было.
- Что ты ломаешься? – Отчитывала Регину Любаня. – Ну, и что, что ему двадцать лет? Ты посмотри, какой парень – красивый, спортивный, умница. В Политехе учится! Сама бы с ним закрутила, да не хочу мальчишке жизнь портить. Его же мамка за меня убьёт! А ты почему выделываешься? Идеал ищешь?
Вняв уговорам старшей подруги, Регина шла на свидание, потом на второе. Выяснилось, что её ровесники, и даже парни помладше, могут быть вполне самостоятельными. Многие совмещали работу с учёбой, в том числе на дневном отделении. Некоторые, как правило, иногородние, жили отдельно от родителей и полностью обслуживали себя сами. Они способны были позаботиться и о себе, и о своей девушке по мере необходимости.
Ещё выяснилось, что парни-ровесники и близкие к ним по возрасту ребята в состоянии оценить девушку. Они говорят комплименты, дарят цветы, приглашают в кино и кафе. С ними тоже можно обсудить книгу или фильм и поговорить о вечном, но… Всё не то! Всё не так. Не о том мечтала она в минуты между сном и бодрствованием. Не те приходили в её смутные девичьи сны. В итоге после третьего, максимум четвёртого, свидания Регина заканчивала отношения.
Парни огорчались, начинали встречать её после занятий, названивать на домашний телефон, «случайно» сталкиваться с девушкой на остановке и в магазине. Она говорила им всем, что любит другого. Этого бывало достаточно, чтобы парень отстал. Она и впрямь любила другого, как в стихах М.Ю. Лермонтова: «Люблю мечты моей прекрасное созданье…»
Расставшись с очередным неподходящим ухажёром, Регина оставалась одна и долго пребывала в нелёгких раздумьях. Синица в руке или журавль в небе? Конечно, она всегда выбирала журавля. Регина сильная, независимая. Регина многое знает и умеет, и она никому не позволит диктовать ей правила.
По правде сказать, никто ей их диктовать и не пытался. Наставления Любани не выходили за рамки дружеских советов, а родители и сёстры давно махнули на неё рукой. К тому же, они видели, что Регина успокоилась, у неё появились подруги, приятели, поклонники, значит, всё понемногу налаживается, а остальное как-нибудь приложится.
Регина больше не закатывала истерик матери с отцом и помирилась с сёстрами. В большой, разбросанной по городу семье, в кои-то веки воцарился мир. У младшенькой дочки и сестрёнки так пока и не появился молодой человек, но это её больше не расстраивало. В её жизни появилось столько всего нового, необычного и непривычного, да и Любаня была рядом. Регина чувствовала себя не то чтобы счастливой, но довольной своей жизнью, как никогда раньше.
Когда Люба уехала в столицу, возникло ощущение взрыва. Регину словно контузило ударной волной. Два летних месяца после получения диплома она проходила оглушённая и ослеплённая своим горем. Прогремел взрыв, образовалась гигантская воронка, и сердце разрывала страшная пустота.
Отец нашёл ей работу в юридическом отделе своей организации. Правда, она была года на полтора-два, не больше, на время декрета одной из сотрудниц.
- Это лучше, чем ничего! – Прыскала оптимизмом мать.
- Где временное, там и постоянное, - уверяла Ангелина.
Она ушла в своё время в декрет на время и застряла там навсегда. Может, и та сотрудница поступит так же, чем чёрт не шутит?
Сотрудница юридического отдела Леночка Васильева вышла из декрета через полтора года, но чёрт пошутил с Региной совсем по-другому.
Однажды Региша пришла к Мирославе в гости и увидела там Его.
Сердце девушки остановилось на минуту, а после застучало где-то в горле. В глазах потемнело, виски запульсировали, а по спине промаршировали многотысячные муравьиные колонны.
- Анатолий, - представился высокий, атлетичный шатен с бархатными карими глазами возрастом на вид между тридцать пять и сорок.
Голос его был низким, рокочущим, умиротворяющим.
- Иванович, - дополнила Мирослава, выглядывая из-за его могучего, рельефного плеча.
- Регина, - откликнулась красавица-блондинка, хлопая огромными, зеленовато-голубыми глазами с опахалами пышных чёрных ресниц.
- Златовна? – Серьёзно вопросил атлет, скользя взглядом по изящной фигурке девушки, красиво прикрытой белой в ярко-зелёный горох струящейся тканью летнего платья.
- Златовна, - подтвердила Регинка, едва дыша.
- Нет, не может этого быть, - серьёзно возразил Анатолий Иванович. – Вы шутите!
- Поч-чему? – Растерялась Регина.
- Вот уж не знаю, почему! – Рассердился Анатолий. – Нравится вам, девушка, судя по всему, подшучивать над пожилыми людьми. Не стыдно вам?
Регина вконец растерялась, а Мирослава рассмеялась своим лёгким, серебристым смехом.
- Толь, прекрати! – Сказала она, отсмеявшись. – Ты напугал ребёнка, не видишь?
- Этот ребёнок сам меня напугал! – Возразил Анатолий Иванович на полном серьёзе. – Так хлобыщет своими ресницами, что сквозняк по всей квартире! А у меня, между прочим…
- … сейчас плов сгорит, - завершила Янка, выпрыгивая из кухни с огромной ложкой наперевес. – Хватит шутить, дядь Толь, а то без ужина останемся!
Ворча что-то себе под нос, Анатолий торжественно поплыл в кухню, выхватив по пути ложку из Янкиных тонких, покрытых золотистым загаром, совсем ещё детских рук.
Мирослава была оживлённой. Она постоянно смеялась и против обыкновения много говорила. Регина заметила, что по всей квартире расставлены коробки и мешки с упакованными вещами. Она что-то смутно припоминала. Вроде бы мать говорила, что Мирослава…
- …переезжаем послезавтра. Трёхкомнатная тут неподалёку с раздельными комнатами. Там и кухня попросторнее, и прихожая. Просто повезло! Правда, с ремонтом зашиваемся совсем. Если бы не моё новое назначение…
Вспомнила! И это тоже вспомнила. Вот, память девичья! Мать ведь говорила, да и Ангелина что-то такое вещала с восторгом, какая, мол, у нас молодец…
- …моя мамка! Замдиректором теперь будет работать! – Поведала Янка, поднимая вверх указательный палец. – Я вчера Костьке такой гол влупила, такой гол! Правда, мы всё равно продули, одиннадцать-пятнадцать. Андрюха не судья, а настоящая шкура воловья. Дождётся он у меня!.. Мам, мне тетрадей в клетку подкупить надо, а то там всего пять штук осталось и…
Мирослава, кажется, не слушала её. Она никого не слушала, мечтательно уставившись в пространство.Анатолий позвал всех к столу. Готовил он, надо сказать, восхитительно. Регина с удовольствием ела плов, а глаза её так и норовили ещё и ещё раз окинуть «повара». Вот, повезло этой чёрствой плюшке Мирославе! Такого мужика отхватить!
Мирославе самой с трудом верилось в реальность происходящего. С одной стороны – столь головокружительный карьерный рост, а с другой…
В самом начале лета давний друг Анатолий Липницкий, привычно уткнувшись однажды в её плечо в своей тесной лаборантской что-то пробормотал. Она решила, что он сейчас, как всегда, начнёт жаловаться на то, как ему тяжело, а он, оторвавшись от неё и глядя прямо в её тёмно-синие с серебристыми искорками глаза, вдруг спросил:
- Ты согласна?
Мирослава решила, что он говорит о предложении директора занять со следующего месяца пост заместителя по учебно-практической работе и выдала уверенное:
- Да, конечно.
Анатолий замер на секунду.
- Ну, ты, Славка, даёшь! – Никто кроме него Славкой её не называл. – Я думал, ты хоть поломаешься для приличия. Знать, тебя тоже достало твоё хвалёное одиночество?
Мирослава воззрилась на друга непонимающе, а он влепил ей совсем не дружеский поцелуй в губы. Она растерялась окончательно.
- Странное ощущение, - вымолвил Анатолий, едва оторвавшись от губ Мирославы. – Как будто с сестрой целуешься. Ну, да ничего! Привыкнем. Какие наши годы, да, Славка?
Через минуту он уже по-деловому обсуждал возможность обмена с доплатой её двухкомнатной квартиры на трёхкомнатную.
- Мы, конечно, могли бы жить у меня. У меня трёхкомнатная. Только она далековато от цивилизации. Можно обменять её с доплатой на центр, но в ней Димкина доля, да и Виталька… Куда его девать? Он там прописан. С твоей меньше заморочек будет.
- А где мы возьмём денег на доплату? – Спросила Мирослава, уверенная, что всё это ей снится, и решившая досмотреть этот настолько же глупый, насколько реалистичный, сон до конца.
- Я же тебе рассказывал. Отец продал наследственный бабушкин дом в Придорожном, а деньги поделил между мной и братом. Сумма, конечно, невелика, но на доплату хватит. Мою берлогу сдадим квартирантам, вот и прибавочка нам с тобой к зарплате. Янке отдельную комнату, нам спальню. Димка, если приедет в гости, в зале ему постелем. Ты как на это смотришь?
- Искоса. Низко голову наклоня, - процитировала Мирослава известную песню, и оба они так и покатились со смеху.
«Приснится же такое!» - Думала Мирослава. Однако, как бы там ни было, машина закрутилась.
Следующим вечером Анатолий явился в их с Яниной девичью обитель с чемоданом. До Мирославы начало постепенно доходить, что это не сон. Видимо, то, что пробормотал Анатолий ей в плечо, было предложением. Вот, только предложением чего? Руки и сердца? Только сердца? Одной лишь руки и ничего более? Тьфу, расчленёнка какая-то! Голова Мирославы Златовны шла кругом.
С этого дня Анатолий каждый вечер звал Мирославу осматривать варианты обмена. Ещё он постоянно тянул её в магазины отделочных материалов и в строительные отделы рынков. Единственным местом, куда Анатолий Мирославу не приглашал, и куда она всё же хотела бы быть приглашённой, был ЗАГС. Не вёл он её и в ювелирный магазин. Видимо, её давний друг всё же предлагал съехаться для начала. О женитьбе речи пока не шло.
Вариант обмена, устроивший обоих, нашёлся почти сразу. Правда, в квартире не было ремонта, но не беда. Рукастый мужик Анатолий всё сделает, как надо, да и Мирослава в стороне не останется. Помогут брат и друзья Липницкого. Всё будет.
Что будет? Когда? Зачем? Ответов на эти вопросы не было. Что будет, то и будет. Однажды Регинка сказала, что всегдашняя жизнь Мирославы – не что иное, как жалкое существование. Она ничего не стоит без мужика. Теперь мужик есть. Или пока ещё нет? Если нет, то непременно будет.
Дело в том, что у Анатолия с Мирославой как-то сразу не заладилось в постели.
- Это ничего, - успокаивала она его, привычно поглаживая по плечу. – Не всё сразу. Мы должны привыкнуть друг к другу.
- Да… Бывает. Я устал сегодня, как собака, - выдвигал свою версию Анатолий. – Давай спать!
- Да. Спокойной ночи, - отвечала Мирослава.
Они отворачивались друг от друга и засыпали, баюкая себя мыслями о том, как им повезло друг с другом и как всё у них со временем наладится.
Анатолий был без ума от красоты, доброты, начитанности, манер и выдержки Мирославы. Ему нравился её безупречный вкус во всём. Он сразу и навсегда подружился с её непоседливой, говорливой и невероятно спортивной дочкой Яной. Именно о таких детях мечтал несчастный отец двоих неудачных сыновей. Но эти сложности в постели…
Назавтра выяснялось, что Анатолий нечеловечески устал с переездом-ремонтом-бытовыми хлопотами. Послезавтра Мирослава приходила с работы в одиннадцатом часу ночи, едва живая. Он кормил её вкусным ужином, тихонько разминал плечи и ступни, и она сладко засыпала под звук его рокочущего голоса, который вещал об их прекрасном совместном будущем.
Они успели перебраться на новую квартиру, где была отремонтирована только детская. В остальных помещениях ремонт шёл полным ходом. Анатолий многое мог и умел сам, но ему помогали по очереди студенты-двоечники, дабы получить желанный «трояк», брат и двое университетских друзей. Каждый стремился подсобить добряку и шутнику Анатолию. Даже белоручка и красавица Регина пришла однажды днём, чтобы отмыть заляпанные побелкой окна. Если бы он знал тогда, что из этого выйдет!
- Регина, не высовывайтесь! – Отчитывал он юную помощницу за неосторожность, и сердце его ухало, как кузнечный молот. – Я не могу на это смотреть!
- Значит, выйдете из комнаты, Анатолий, Иванович! – Со смехом отвечала Регинка, бесстрашно высовываясь из окна четвёртого этажа, чтобы как следует отмыть стекло снаружи.
У неё была своя технология отмывания окон. Все эти современные средства, конечно, неописуемо хороши, особенно когда стекло совсем не грязное. Когда же оно жутко грязное с обеих сторон, да ещё и «украшено» брызгами побелки, по нему обязательно надо пройтись в конце скомканной газеткой. Любаня научила. Ещё Любаня говорила, что…
- Ой! Что вы делаете? Вы с ума сошли?
Это Анатолий без лишних слов подошёл вплотную, крепко ухватил это юное, непокорное тело в охапку и аккуратно извлёк его из переплетения оконных рам.
- Это вы сошли с ума, Регина. Именно вы.
- Отпустите меня, - попросила Регинка внезапно осипшим голосом.
Её взгляд случайно глотнул горячего шоколада из глаз Анатолия.Регинка пропала. Вместо неё на руках кареглазого атлета свернулась тёплая, гибкая кошка с горящими зелёными глазами. Анатолий моментально превратился в огромного, охваченного пламенем внезапного желания кота и вместо того, чтобы отпустить Регинку, прижал её к себе ещё крепче. Дыхание его сделалось сбивчивым и неровным. Взгляд подёрнулся туманной поволокой. Регина ощущала всем своим существом, как колотится его сердце в такт её до безобразия участившимся вдохам-выдохам.
Оба хранили напряжённое молчание. Он утонул в морской пучине её глаз. Она опустила взгляд и тихонько склонила свою изящную головку на его горячее, рельефное плечо, обтянутое чёрной, застиранной тканью старой футболки. Он воспринял это как жест согласия и понёс её, размякшую от тепла и запаха его тела в спальню. На их с Мирославой проклятую кровать, которую они уже почти полтора месяца делили, как сестра и брат. Теперь он нёс сюда свою добычу, свою нежность и свою страсть, не думая ни о чём, кроме того, чтобы не повредить случайно этому сладкому, юному телу, чтобы не причинить боль и не вспугнуть ненароком свой драгоценный трофей.
Всё произошло быстро, бурно, молниеносно. Регина хрипловато стонала, как ему казалось, от наслаждения, а на самом деле…
- Это что ещё за хрень?! – Вытаращив от изумления глаза, вопрошал Анатолий, поглаживая массивным указательным пальцем солидное кровавое пятно, расплывшееся на светло-сиреневой в мелкий синий цветок простыне. – У тебя…
- Нет, - отвечала Регина, улыбаясь той самой доброй, мечтательной улыбкой, выработанной под руководством дорогой подружки Любани. – Всё в порядке, Толь. Ты мой первый мужчина.
Она лежала, закинув руки за голову. Из одежды на ней осталась обтягивающая маечка малинового цвета, которая идеально гармонировала теперь с её страстно зацелованными губами и бесформенными пятнами, скакавшими в глазах ошалевшего от своего открытия Анатолия.
- Я теперь должен… - Начал он, потирая виски, в которых неожиданно запульсировала адская боль.
- Ничего ты мне не должен, - голос её звучал нежно и серебристо, словно маленький колокольчик под рукой ребёнка. – Случилось то, что случилось, и хорошо, что это был ты, а не…
Дальше он уже не слушал. Он не мог и не хотел слушать этого. Это невозможно! Что значит «был»? Что эта девочка-эльф хочет сказать? Надо немедленно положить конец глупым фразам и расставить все точки над «ё»!
Он закрыл ей рот нежным, осторожным поцелуем.
- Регинка, любимая, мы с тобой теперь всегда будем вместе. Мы поженимся. Ты ведь согласишься, да?
В его голосе и взгляде столько надежды!
- Любимая? – Переспросила Регина, и в глазах её запрыгали золотистые искорки-смешинки. – С каких это пор?
- С тех самых! – Обрубил Анатолий. – С первой встречи. С самого первого… Нет, не взгляда даже… Я ещё не видел тебя всю, а только краешек твоего платья, того белого, в зелёный горох, и уже пропал, понимаешь? Я уже тогда знал, что всё так и будет, что ты – моя любовь, что…
Он ещё долго распространялся в этом духе. Регина с удовольствием слушала его признания, и сердце её медленно таяло, словно воск маленькой, едва тлеющей свечки.
Она понимала. Она всё понимала, потому что и сама ощутила тогда нечто сродни удару молнией. Она прекрасно видела, что за своими неловкими шутками Анатолий пытался скрыть нахлынувшее смущение, вызванное волной… Нет, не волной даже, а шквалом страсти! Она знала, что они предназначены друг другу, а Мирослава…
- А как же Мирослава? – Спросила она, не спеша делиться с любимым своими чувствами и впечатлениями от первой встречи.
- Причём она здесь? – С жаром воскликнул Анатолий.
- И, впрямь, ни при чём! – Согласилась Регина. – Подумаешь, вы с ней всего-то буквально на днях съехались! Ерунда ведь, правда? Ты ей, наверное, уже и предложение сделал? С кольцами, с цветами, со свечками…
- С какими ещё, на хрен, свечками? – Возмутился Анатолий. – Не делал я ей никаких предложений! У нас даже секса не было! – Поведал он в пылу и, поняв, что именно сказал, смутился, как первоклассник, напрудивший в штаны прямо у доски.
Регина расхохоталась так, что зазвенели детальки хрустального бра над кроватью.
- Как в Советском Союзе, что ли? – Спросила она, просмеявшись. – Дорохой Леонид Ильич… - Начала она торжественно, скорчив серьёзную мину и сделав свой переливчатый голосок максимально низким.
Анатолий не знал, куда себя деть от стыда и невозможности ситуации. Он подумал было, что всё это ему снится, но Регинка неожиданно вскочила с их с Мирославой девственного ложа и укусила его за нос, залившись самым весёлым на свете смехом. Он понял, что всё по-настоящему.
Когда Мирослава пришла поздним вечером с работы, Анатолий ждал её в прихожей с собранным багажом.
- Прости меня, Славка, если можешь, - огорошил он её с порога. – Я ухожу.
- В чём дело? – Захлопала Мирослава глазами. – Ты кого-то встретил?
- Да, - признался Анатолий.
- Кто она?
- Твоя сестра Регина. Я женюсь на ней, как только она согласится.
Мирослава нервно рассмеялась. Происходящее не казалось ей сном. Она предполагала такой вариант развития событий. Анатолий – совсем ещё не старый, здоровый мужик. Ему женщина нужна, а у них тут сплошная чистая дружба. Да, и заметила она, какие взгляды кидали в тот вечер друг на друга Регина и Анатолий. Противная девчонка! Что же её вечно на каких-то старых козлов тянет?
- По-моему, ты староват для моей сестры, - вымолвила она, наконец.
- Регинка так не считает! – Вскинулся Анатолий. – И, вообще… Мы любим друг друга!
- А меня ты, значит, уже не любишь?
- Люблю. Ты мне как сестра, Мирослава. Ты столько для меня сделала и делаешь, но…
«Как сестра» прервала его горьким, резким смехом. Где-то она уже слышала эту фразочку о том, как она много для кого-то делает, и всё не в прок. Похоже, стервоза Регина и тюфяк Анатолий созданы друг для друга.
- Совет вам да любовь, - напутствовала Мирослава старого и глупого изменника. – Тебе несказанно повезло. Будет, кому тебя в старости кашкой с ложечки кормить, если моя сестра не сбежит раньше, конечно.
- Дура ты, Мирослава! – Залепил вдруг Анатолий. – Дура и злыдня! Именно поэтому ты всегда будешь одна.
- Правда? – Саркастически поинтересовалась Мирослава. – Во-первых, с чего ты взял, что меня это расстраивает? Во-вторых, смотри сам один не останься с твоими-то способностями выбирать себе невест.
- На этот раз всё будет хорошо! – Горячо возразил Анатолий. – У нас будет нормальная семья, дети…
- Такие, как Виталик? – Невинно поинтересовалась Мирослава. – Или как Димочка?
Липницкий задохнулся. Это был удар ниже пояса.
А чего он ещё ждал? Что Мирослава пирожков ему напечёт в дорогу и в лобик поцелует на прощание?
- Из колледжа можешь увольняться завтра же, - продолжала методично расстреливать Мирослава. – Работать ты там не будешь. Это я тебе на сто процентов обещаю. Причём, если не напишешь заявление по собственному, уйдёшь по статье.
Анатолий похолодел, но внешне никак этого не проявил. Сказались годы занятий боевыми искусствами. Он несколько раз вдохнул-выдохнул, подхватил свои пожитки и отправился вниз, на остановку.
Анатолий не сумел за полтора месяца сдать свою несчастную квартиру. Никто из местных не хотел жить там, где выбросилась из окна сумасшедшая женщина и где долгое время жил мальчик-идиот, размазывая по стенам свои сопли и слюни. Приезжие в тот район забредали редко, предпочитая селиться в районах, где хозяева сдают жильё за оплату коммунальных услуг. Впрочем, если бы кто из приезжих и забрёл сюда по объявлению, услужливые соседи тут же им всё рассказали бы.
Анатолия данная ситуация ещё вчера очень расстраивала. Теперь свободное жильё оказалось кстати. Хотя бы не придётся искать съёмное, тем более что платить за него нечем: работу он потерял, а своё маленькое наследство ухнул на улучшение жилищных условий Мирославы.
«Так тебе и надо! – Гнобил себя Анатолий. – Что ты к ней пристал? На ней свет клином сошёлся? Подождал бы немножко и…»
Тут до него дошло, что, не перейди он жить к Мирославе, он никогда не повстречался бы с Регинкой, и не было бы той упоительной первой близости, не было бы любви, радости, ощущения полёта.
При воспоминании об их с Региной сегодняшней встрече взгляд его потеплел. «Ну, и шут с ним со всем! – Подумал Анатолий. – Главное, что она есть в моей жизни! Даже если она не захочет остаться со мной, она уже часть моей жизни. Я…»
Его размышления прервал телефонный звонок. Звонили со станции с угрозой отключить телефон за неуплату, если он…
Анатолию сделалось вдруг смешно. Он почувствовал себя безбашенным семнадцатилетним мальчишкой, и море житейских сложностей ему было не по колено даже, а едва ли по щиколотку.
Следующий звонок раздался рано утром. Звонили из интерната, где находился на содержании его младший сын.
- …больше нет… сердечная недостаточность… новый препарат…
Анатолий без труда понял, что Виталик скончался от передозировки успокоительного. Новое оно было или старое – какая разница? Он не собирается ни с кем судиться. Нет ни малейшего желания тратить на суды и пересуды остаток жизни. Есть желание и возможность потратить его на другие, гораздо более приятные и полезные вещи.
Он почувствовал укол совести оттого, что кроме облегчения эта весть не принесла ничего. Старая жизнь отваливалась, словно короста из сукровицы и грязи, а новая сулила столько всего!..
В полдень он выходил из директорского кабинета с подписанным заявлением об увольнении. Директор был рад избавиться от этого сравнительно молодого, перспективного препода, потому, как видел в нём конкурента. Его должность пару лет назад была объявлена выборной. Первые выборы он выиграл с небольшим перевесом голосом, а вот следующие были под большим вопросом! К тому же, его племянник в этом году окончил Политех, а промышленность нынче сами знаете, как работает. В общем, Липницкий уходит весьма кстати.
Анатолий ожидал, что директор хотя бы для приличия предложит ему подумать, прежде чем рубить концы, но нет.
- Не смею вас задерживать, - интеллигентно отозвался тот, прочитав заявление. – Вы верой и правдой служили нам почти десять лет, и если нашли что-то лучше… Вы ведь нашли что-то лучше?
- Да, конечно, - бодро отозвался Анатолий.
«Нашёл очередную порцию приключений на свою дурную башку,» - мысленно закончил он фразу.
- Вот и чудненько. Успехов вам, Анатолий Иванович!
Распрощавшись с директором за руку, Анатолий побрёл в отдел кадров и встретил в коридоре Мирославу. Увидев в его руках подписанное заявление, она замерла, как вкопанная.
- Толь, ты что наделал? Я ведь просто так вчера сказала, со злости…
- Вот именно, Славка, со злости. Будь добрее, и люди к тебе потянутся, - отозвался он весело. – Я и сам подумывал об уходе. Надоело мне здесь, понимаешь? Засиделся! Думаешь, я не вижу, во что превратился? Пять лет прохныкал на твоём плече. Как только ты меня терпела столько времени?
Мирослава залилась краской. Ей было не трудно «терпеть» Анатолия. Регулярно выслушивая потоки жалоб о его проблемах, она начинала отчётливо понимать, что её жизнь, кажущаяся такой безрадостной и сложной, на самом деле очень даже ничего! Чужие эмоции отскакивали от Мирославы, как мячики-прыгуны, а свои… Своих почти не было.
Даже вчера, после ухода Анатолия она, пожав плечами, вымыла руки, переоделась в домашнее платье и села пить чай. На душе было тяжело и грустно, но ощущения конца света, равно как и желания порыдать-попричитать не возникло. Впрочем, так было всегда. Почти всегда. Исключением был случай, когда Август Зальцгиттер оставил её, беременную Яниной.
Последняя была единственным человеком, способным по-настоящему вывести Мирославу из себя. Вот и вчера она опять взбесила её своими дурацкими расспросами. Вдобавок, получив ответы, принялась истошно реветь, размазывая сопли. По-другому эта противная девчонка просто не умела. Когда же это всё закончится? Как медленно на самом деле растут эти чёртовы дети!
- И, ещё, Мирослава, - сказал вдруг Анатолий, обернувшись на полпути к лестнице, - ты мне ничего не должна, слышишь? Ничего!
- Нет, Толь, так не годится, - промолвила Мирослава, догнав его и положив руку на плечо. – Я непременно верну тебе твою доплату. Мне не трудно.
- Это всё ерунда, - ответил он. – Главное, не держи на меня зла и не обижай Регинку. Впрочем, я так понял, её не очень-то обидишь…
- Да, она у нас такая, - ответила Мирослава. – Будь с ней начеку. Так, на всякий случай.
Анатолий не внял тогда совету старшей сестры, а зря. Со временем жизнь всех расставила по своим местам.
Директор с радостью уволил прекрасного специалиста и уживчивого сотрудника Липницкого, переживая за своё кресло. Однако буквально через месяц должность директора перестала быть выборной, и он без помех директорствовал ещё пять лет. После колледж в соответствии с модными тенденциями в сфере образования присоединили к одному из вузов города в качестве низшего подразделения.
Через два года после этого события ректор разделался с главой электротехнического колледжа, посадив в его кресло свою любовницу, блистательную Мирославу Рупник. Племянник бывшего директора оказался никудышным специалистом, вскоре после устройства на работу уволился, и руководству долго пришлось потом искать преподавателя, хотя бы отдалённо похожего на Анатолия Липницкого. В стенах колледжа Анатолий Иванович постепенно сделался личностью легендарной.
Ираида Андреевна Рупник образцово вела свои домашнее хозяйство и маленький бизнес. Она любила, чтобы всё было правильно. Ещё ей казалось красивым и правильным, когда молодая девушка связывает свою жизнь с ровесником, либо близким по возрасту молодым человеком. Она очень переживала, когда её средняя дочь Ангелина выходила замуж за Германа, который аж на семь лет старше неё. Младшая дочь привела в дом жениха почти на двадцать лет старше себя.
Было ли это лучше, чем остаться совсем без мужа, как её старшая дочь? Как знать! Мирослава с детства любила одиночество, книги и кошек. Правда, с некоторых пор она полюбила совсем другие вещи.
Мирославе казалось, что самое лучшее и правильное – придерживаться классического стиля в одежде, манерах, разговорной речи. Она считала, что нужно быть или хотя бы выглядеть хорошим человеком, а лучше искренне помогать другим и светиться добротой, но однажды любимая младшая сестрёнка и самый лучший друг вытерли о неё ноги. «Если о тебя вытирают ноги, значит, ты похож на коврик,» - решила Мирослава и кардинально сменила имидж.
Она сделала модную стрижку-лесенку и разноцветное мелирование, сменила классический макияж на более смелый и авангардный и набила пару татуировок загробной тематики. Она стала носить контактные линзы, меняющие цвет глаз. В один день он у неё могли быть ярко-зелёные глаза, в другой переливчато-фиолетовые, в третий тёмно-карие. На тридцать пятом году жизни Мирослава неожиданно полюбила тяжёлый рок, маленькие, обтягивающие фигуру, тёмные платья, короткие кожаные юбки и куртки-косухи.
Она научилась упиваться властью, заводить и менять любовников и приводить людей в состояние неописуемого ужаса одним только взглядом исподлобья. Студенты, подчинённые, коллеги и даже начальство ходили перед ней на цыпочках. Она не была больше существом с другой планеты. Мирослава сделалась настоящим исчадьем ада. Не удавалось ей подчинить и запугать только одного человека – собственную дочь.
Регина обожала свой родной город. Она не представляла своей жизни вне его узких улиц, застроенных старыми, купеческими домами, нарядных кафешек, многолюдных торговых центров, зелёных скверов, симпатичных фонтанов, уютных театров и длинной, многоцветной и многоярусной набережной Волги. Ещё ей казалось, что мужчина, подобный Анатолию, пережив такую яркую, страстную первую близость с любимой девушкой, никогда её не забудет и никуда уже от неё не денется. Однако Анатолий, забрав её драгоценный дар чистоты и невинности, три недели не казал глаз.
Он съехал от Мирославы, уволился из колледжа, и всё. О нём не было ни слуха, ни духа. Регина проходила убитой остаток июля. Только что потеряла навсегда лучшую подругу, теперь ещё и он… Она почти успела смириться и с потерей любимого тоже, когда однажды удушливым августовским вечером кто-то окликнул её возле подъезда, когда она возвращалась из булочной. Обернувшись, Регина увидела существенно схуднувшего и какого-то по-молодому оборзевшего Анатолия.
- Почему ты так долго не появлялся? – Только и спросила она.
- Мне нечего было предложить тебе, милая, - ответил он, целуя её маленькую, внезапно похолодевшую ручку.
- А теперь?
- А теперь есть, что! – Бодро отозвался Анатолий, извлекая из кармана чёрных джинс бордовую бархатную коробочку с кольцами. – Ты выйдешь за меня?
Регина вышла. Вышла наперекор представлениям матери о возрастном составе супружеских пар, вопреки недовольному лицу Мирославы и многочисленным страшилкам родни на тему неравных браков. Через полгода выяснилось, что они с Анатолием ждут ребёнка.
- У меня будет только один ребёнок! – Умничала Регина Златовна Рупник, сотрудница юридического отдела крупной организации и жена преуспевающего тренера по восточным единоборствам. – Мне не нужно, чтобы он ревновал нас с отцом к братьям-сёстрам и вынужден был делиться с ними игрушками. Всё будет только для него, и у него будет всё самое лучшее!
- Но он может вырасти эгоистом! – Возражали чадолюбивые сотрудники и клиенты.
- Эгоизм – не такая уж плохая вещь, - отвечала Регина, поправляя локон, выбившийся из модной причёски. – Если бы люди не были эгоистами, они бы все уже в канаве валялись.
Так это на самом деле или не так, проверить никто не мог. Да и не хотелось никому спорить с беременной женщиной, к тому же, такой молодой и хорошенькой.
Беременность Регины протекала без осложнений, но очень уж быстро увеличивался живот будущей мамы. На шестом месяце выяснилось, что Регина ждёт двойню.
Анатолий был на седьмом небе от счастья, когда в положенный срок на свет появились их с Региной дети. Это были абсолютно здоровые, красивые и крепкие мальчик с девочкой. Ему казалось тогда, что он обрёл, наконец, семейное счастье, и это навсегда.
Действительно, что ещё нужно для счастья? Он любит Регину, она его. У них обоих есть обожаемая работа, хорошая зарплата, дети, трёхкомнатная квартира в центре. Они обменяли на неё с доплатой «берлогу» Анатолия. Доплату Регина без особого труда выбила из своих родителей. Мирослава тоже вернула, как и обещала, долг Анатолию, взяв ссуду в банке. Эти деньги удачливый тренер пустил в оборот и не прогадал. Он быстро смог заработать на то, чтобы выкупить у старшего сына его долю в квартире. Старая жизнь окончательно исчезла в туманной дали прошлого.
У Мирославы и Яны тоже была теперь трёхкомнатная квартира: у каждой по своему углу и нейтральная территория. Стало гораздо меньше придирок и ссор. Счастья, правда, не было и в отличие от супругов Липницких не ожидалось.
Липницкие были безмятежно счастливы целых два года, а потом позвонила из Москвы Любаня и пригласила Регину на работу в столицу, в их с Мариной студию дизайнерской одежды, разросшуюся к тому времени в небольшую сеть. Она как никто другой понимала, насколько им сейчас нужен толковый юрист, желательно из своих.
Регина не смогла отказаться от такого предложения. Ещё бы! Работа в столице, да ещё и не где попало, а у самой Марины Штерн, да ещё и под крылышком заботливой Любани. Регина отбыла в столицу пока одна, дабы осмотреться и обустроиться, а позже и Анатолий с детьми подтянутся…
Не подтянулись.
Анатолий с двумя армейскими друзьями открыл первую в их городе частную спортивную школу. Она пользовалась огромной популярностью у детей и взрослых, потому что в отличие от государственных школ не ставила себе целью высоких достижений и принимала в свои ряды всех желающих. Там было весело, дружелюбно, атмосферно и, главное, недорого.
Янку Анатолий тренировал бесплатно. Янина Рупник раз или два в неделю наведывалась в его спортшколу. Параллельно она занималась боевыми искусствами в школьной секции и делала успехи.
- А, ну, Златовласка, покажи класс! – Приглашал Анатолий Янину к очередному спаррингу.
И Янка показывала. Она обычно валяла по ковру бойцов любого пола и весовой категории. Воспитанники частной спортшколы терпеть не могли эту длинную, мосластую, рыжую ведьму.
Позднее Анатолий и всё те же двое его друзей открыли в центре города один из первых фитнес-клубов, который был и остаётся самым дорогим и престижным. Несмотря на высокие цены абонементов, клуб никогда не пустует.
Как можно уехать от такого успеха и от дела, о котором ты годами мечтал в душной, полуподвальной лаборантской электротехнического колледжа? В то время Липницкий думал, что та работа и тогдашняя его сумасшедшая в самом худшем смысле этого слова жизнь навсегда, но она закончилась, и началась совсем другая.
Другая жизнь обещала интересные встречи, любимое дело, хороший доход и безоблачное семейное счастье. Однако с последним в судьбе Анатолия дело обстояло явно не очень.
Воспитанники спортивной школы за глаза прозвали Анатолия Ивановича отцом Анатолием. Он откровенно не жаловал женский пол, кроме своей любимицы Ведьмины Рупник, конечно, и жил одиноким, озлобленным монахом. Ещё все прекрасно знали, что он в одиночку воспитывает сына и дочь. Нет, его жена не спилась и не умерла. Она просто уехала от них в другой город, и там теперь у неё другая семья. Что? Так поступают только мужики? Нет, ну, что вы! Женщина тоже имеет право на счастье.
Однако Регина не была счастлива в столице. Она там была успешна.
Научившись вести дела одной крупной фирмы, она взялась за ещё одну, после ещё. В итоге Регина Рупник стала хозяйкой собственной юридической компании, и дела её идут достаточно хорошо. Она приобрела в ипотеку двухкомнатную квартиру в приличном районе, отремонтировала и обставила её. Правда, отец Анатолий её стараний не оценил.
- И это ты называешь приличным районом?! – Возмущался он, посетив впервые обитель своей молодой, красивой и успешной жены. – Это же человеческий муравейник!
- Это очень приличный район, - возражала Регина. – Здесь до метро всего пятнадцать минут пешего хода!
- Тогда да, конечно, - деланно соглашался Анатолий. – Метро – это наше всё. Разбудим детей в шесть утра, посадим их на метро, и путь катаются до ночи, пока их не стошнит. На кой чёрт им престижные гимназии, спортшколы, театры, кино, библиотеки, музыкалки с художками?.. У нас ведь метро есть!
У Регины от злости темнело в глазах, но возразить было нечего. В районе и впрямь не хватало культурных и образовательных учреждений, зато семнадцатиэтажных панельных монстров было с избытком, и возводились всё новые и новые.
- Ну, извини! – Парировала она. – Перебраться на Арбат я пока не могу!
- Напиши, как сможешь, - равнодушно отзывался Анатолий, внутренне кипя от злости и проклиная «чёртову шлюху» Любаню.
Расплатившись с ипотекой Регина купила машину и постоянно приобретает массивные золотые украшения на случай мало ли чего. Счёт в банке также постоянно пополняется.
Регина уверяет себя, что старается в первую очередь для детей. Она каждый месяц переводит Анатолию крупные суммы на их содержание и развитие, вешает их фотографии над рабочим столом, хвастается перед всеми и каждым успехами и достижениями Оленьки и Коленьки. Мама регулярно навещает своих деток. Примерно раз в год. Нет, не раз в год даже, а, скорее в два года раз, но это неважно. То, что они с детьми нечасто видятся, не мешает Регине быть хорошей, любящей матерью. Никто не спорит на эту тему с Региной Златовной, ибо себе дороже.
Однако было в жизни Регины пару-тройку лет назад время, когда она ничем не могла помочь своим детям. Это был настоящий кризис. Она тогда чуть не прогорела. Нет, кризис в экономике тут ни при чём. На грань разорения Регину с Любаней поставила маленькая ядерная войнушка в условиях одной крупной фирмы. В то время от концерна «Марина Штерн» отпочковалась «Мария Розальски».
Знаете, такое бывает между лучшими подругами, когда две кобры, как бы они ни старались, не могут ужиться в одном террариуме. Вот и Любаня Матвеева, переименовав себя в Марию Розальски, отделилась ко всем чертям от своей вконец зарвавшейся патронессы Рудольфовны. Как Любе удалось при этом остаться в живых? Да, очень просто! Любаня всего-навсего нашла себе в три раза более могущественного покровителя, чем тот, который опекал Маришу. Всё в порядке, девочки. Расходитесь, драки не будет. Марише и Любане делить нечего, потому, как первая со временем уклонилась в производство подростково-молодёжной и спортивной одежды, а вторая производит модные, стильные пальто и плащи.
Правда, чтобы удержаться в какой-то момент на плаву, Любане и Регише пришлось продать всё, что у них было, да ещё кое-что в долг взять. Ну, да ничего. Обошлось. Сейчас обе девочки имеют в три раза больше, чем до этого, и вспоминают то время, смеясь.
Чего у них толком нет, так это личной жизни, но это нормально. Слабым мужчинам не место в мире жестоких девичьих игр, а сильные… Сильные с ними рядом почему-то не удерживаются. Мир, в котором люди вместо кукол, а тряпки играют в жизни ключевую роль и стоят нередко, как немного подержанная иномарка, создан не для всех.
Личная-околичная
© Copyright: Ярослава Казакова, 2019
Свидетельство о публикации №219060201830
Свидетельство о публикации №219060201830
Рецензии
Да, нелегко быть женщиной( Не зря есть молитва, благодарящая Бога за то, что произвёл на свет мужчиной)
Вы, конечно, не станете разбивать текст на главки, чтобы кто-нибудь, кроме меня, дочитывал... И каждый раз у вас сказано, что продолжение следует, а оно, видимо, будет только в жизни)
Здравствуйте, словянка!
От слова "словенин" - владеющий словом))
Ааабэлла 15.06.2019 15:07 • Заявить о нарушении
Вы, конечно, не станете разбивать текст на главки, чтобы кто-нибудь, кроме меня, дочитывал... И каждый раз у вас сказано, что продолжение следует, а оно, видимо, будет только в жизни)
Здравствуйте, словянка!
От слова "словенин" - владеющий словом))
Ааабэлла 15.06.2019 15:07 • Заявить о нарушении
Здравствуйте, Александр!) Очень лестный эпитет - эта Ваша "словянка"))) Продолжение я выкладываю почти каждый день, редко когда пропуская дни. На главки текст разобью после. Дело в том, что некоторые мои повести задумывались как рассказ, а после откуда-то взялись новые персонажи и вместе со старыми начали вытворять такое... В общем, понёсся расколбас))) Кстати, я всегда заканчиваю то, что начала. В этом случае "Продолжение следует" исчезает с последней строчки. Если не закончила что-то, значит, меня уже нет в живых, так и знайте, и я не шучу.
Благодарю Вас за интересную, развёрнутую рецензию! Рада, что у меня есть такой замечательный читатель, который не только рукоплескает моим творениям, но и вовремя одёрнет, и даст нужный совет.
Ярослава Казакова 15.06.2019 17:36 Заявить о нарушении
Благодарю Вас за интересную, развёрнутую рецензию! Рада, что у меня есть такой замечательный читатель, который не только рукоплескает моим творениям, но и вовремя одёрнет, и даст нужный совет.
Ярослава Казакова 15.06.2019 17:36 Заявить о нарушении