Когда не ждут. Ниоткуда- в Никуда

          КОГДА НЕ ЖДУТ.
          Ниоткуда- в Никуда.

   С чего начинать, когда всё закончилось? С конца?
Его звали Андрей, ему нравилось его имя. Но он не всегда был Андреем. Несколько дней от роду он пачкал пелёнки Николаем, потом- Сергеем.
Близкие долго не могли понять, кто же перед ними. Наконец решили- Бесстрашный. Никто, конечно, не знал в тот момент точного перевода этого имени, но оно осталось.

   Жаркий, не по- майски, день, конец отпуска. Надо всё- таки съездить за какими- то вещами. За рулём ему всегда думалось: кто же раньше выйдет из строя, я или машина? Он даже пытался её обновить, поменять, хотя ей не было и четырёх лет, но не складывалось. Протянет ли она ещё те же четыре года? А он сам? Они даже соревновались будто. Где- то появлялись сколы от мелких камней. Бензин и кисточка быстро поправляли дело. Следил ли он так же за собой? Трудно сказать.

   Маршрут, на котором он провёл последние едва ли не тридцать лет. Сначала он простирался до Красноармейского, в район Пушкино (там и теперь ещё осталась дача, но у брата), позже- до Алёшино, Королёва. Последние десять лет он объезжал всю Москву до диаметрально- противоположного края. Красивая дорога. Вот только машин стало слишком много.

   Сегодня вечером он ехал спиной к солнцу, хотя и менее, чем обычно, но всё равно- нещадному. Туда- обратно получалось под 300 километров. Освещение- как на заказ. Вот только для встречных нужно быть позаметнее. Он включил противотуманку.

   Вблизи поворота на Фрязево, это уже за Ногинском, он снова почувствовал это нудное «ёканье» в груди. Обычно оно проходило через несколько секунд, максимум- минуту. Сегодня, в жару, после более чем двух часов пути, что- то не отпускало. «Всё?» - подумалось почему- то. Надо остановиться, кружится голова. Вопрос смерти был главным для него ещё с юности. Очень сложно оставаться всегда к ней готовым. Но это необходимо. «Ну что такое аритмия? - думалось ему,- её приступы всё удлиняются и удлиняются. Возраст. Когда- то они могут стать постоянными. Но до пяти в минуту- норма даже для спортсменов.» Но и аритмия бывает разной. Кто её знает?
Подышав, подвигавшись в кресле, перекусив сливками с печеньем, он успокоился, всё прошло.

   Он уже соскучился по дому, в котором столько прожил и в который вложил столько сил. Не позволять себе чувствовать какие- то вещи, разрушительные по природе, научила жизнь.
Глупо, но он ехал за магнитиками на холодильнике, привезёнными со всего света. Да нет, из Европы, в основном, и Центральной полосы. Зачем они ему- он и сам не знал. Просто думать о других предметах и вещах казалось невыносимым.

   Бетонку перестраивают. Ему стало казаться, что старую дорогу после ввода новой забудут даже ремонтировать. Да нет же! Ленинградка же старая- существует. Платные дороги хороши как экстренная мера…

   Дом, с которым сроднился, стоял как чужой. Машин рядом не было. Он пуст. «Я и сам себе- чужой,» - подумалось почему- то- и опять проскочило мимо, не задело, ведь ещё собирать вещи, а потом- обратный путь. Два месяца не ездил, отвык.

   «Понюхавшись» через стекло с домашней кисой (узнала!), прогулявшись по саду, заперев зачем- то не запертую кем- то заднюю калитку, вошёл в дом. Запах показался чужим- ремонт.

   На втором этаже, сидя на корточках у комода, не понимая отчётливо что делает, и он ли это вообще, вытащил какие- то вещи, сложил в пакет, несколько книг- за остальными придётся приехать специально, какие- то документы, показавшиеся бессмысленными и ни о чём не говорящими, какая- то мазь из холодильника. Ну, да- магнитики! Да, я буду на них смотреть и вспоминать. Да, они мне нужны.

   Трудно понять, что тебя уже нет. Зачем при жизни устраивать то, что и так произойдёт? Неужели нельзя…
Нельзя. Контроль чувств и желаний- это не женское занятие. Конечно, можно что- то проконтролировать ради других таких же, но более важных желаний. Этим все и заняты... «Спасибо,» - подумалось на обратном пути. Спасибо женщинам, они все оказались моими большими друзьями в прошлой жизни. А иначе- лгали бы до последнего, как у всех и происходит. И пришлось бы умирать, помышляя о чьей-то юбке или улыбке. А так…

   Стемнело. Стало прохладно. Вечерняя дорога в субботу всегда была для него отдыхом. Но сегодня насладиться не получалось. Радио на немецкой волне стало привычкой, тренировкой. «Bayern- 2» сбивалась и сбивалась с волны, и он переключился на «Horeb», «Радио Мария». «Heilige Marija, Mutter Gottes!..» - снова и снова доносилось из приёмника.

   На изгибе дороги, внизу, куда не доставали фары, показался тёмный комок размером с футбольный мяч. Скорость здесь несколько ограничивалась и удалось рассмотреть- ёж. Сжался комком, встречая опасность. Он пропустил его между колёс. На дороге пусто и темно, успеет убежать. Сбить кого- то, говорят, примета плохая. «Да и люблю я животину всякую…. А примета… Всё и так…»

   Ещё был туман. Он собирается осенью в низинах до и после Дмитровки. Но в мае… Видимо, земля ещё не прогрелась. Сколько он их видывал здесь! Взлетаешь на горку- будто облака внизу, над ними- Луна. Это всегда было кому показать или рассказать. Всё это было не для него только… А теперь…- будто не стало. Туман. Он ехал Ниоткуда- в Никуда.
 
   Ночью никогда, строго говоря, не знаешь куда едешь, и что там, впереди. Ближние фары не спасают, а дальние- слепят встречных. Он часто ловил себя на мысли: «С утра здесь была дорога.»
 
   Вот так, в туман. Позади- пустота. Впереди- неизвестно что, в общем- то же. Страшно? Пустота не может не пугать. Наверное, потому, что внутренне все знают- пустоты не бывает. Но бывают лишения, утраты, боль. Это- нечто другое.

   Ещё вчера он побывал в новом храме возле своей уже неновой квартиры. Храм был пуст. В углу сидела матушка- смотрительница. Он купил свечей и стал подходить поочерёдно к образам. Как- то так сложилось: Дивеево встало перед глазами. Они были там вместе несколько лет назад. От Серафима дохнуло болью прямо в грудь, почти нестерпимой. Он смог только прикрыть глаза и склониться, ясно созерцая в уме всё, что было связано с этим: Канавка, сухарики, лапти, женский монастырь, Цыгановка… Это была боль, от которой обычно рыдают. Он не мог сойти с места… Через какое- то время- Сергий. И опять очень хорошо знакомые места. И Стефан Пермский, поклонившийся за несколько километров с дороги и получивший ответное приветствие там, где его никто сразу не понял… А вот и Мария. И сразу Киккский монастырь. Сколько он там простоял- час или два? - будто в этом призвание- стоять молча перед Девой Марией и ощущать, что пришёл и идти больше незачем, некуда.
«Не люблю я начальников,- признавался он. - У меня другие начальники…» И он стал мысленно перебирать, называя и созерцая их образы. И так это было хорошо. Казалось, что его «собеседники» радовались им больше его самого…
Это было вчера. Три незабываемых встречи. Сейчас он вспоминал Серафима. Разве можно так скучать? И чья это была тоска, моя или его? Уж наверное- не моя. И это удивительно. Отче Серафиме!..

   Сутки подходили к концу, когда наряд ДПС обнаружил одинокую легковушку на обочине, стоящую под каким- то странным углом к полотну дороги. Утром здесь обычно никого не бывает.
- Притормози.
Представляться не пришлось. Водитель сидел с прикрытыми глазами, двигатель тихо урчал. Покачав через приоткрытое окно за плечо и не нащупав на шее пульса, инспектор бросил товарищу:
- Вызови скорую. Кажется, мы немного задержимся.

01.06.19