Сказы деда Савватея. От всяво

ОТ ВСЯВО

 КАЖДОМУ ПРЫЩУ СВОЁ ЛЕКАРСТВО

 - В нашай селе бываить тако-о-о-я! Обсмеисси! Животы со смеху надорвёшь.   
Нам и кина не надоть, свою кино имеем. Вота и вам всем случай. Бабы  наши долго грохотали*, хихикали, да уж утихомирилися, видать. А мужуки, те грохочуть по сю пору, угомону на них не найтить. Притихнуть, а гляди, хто намякнёть вдруг, упомянить, и пошло-поехало опеть, гы-гы, да гы-гы! Вота ж чумурудныя*, малахольныя!* Да вы сами послухайтя, чаво у нас былО,- так Савватею Коншину и другим старикам сидящим в тенёчке, на скамеечке,  рассказал как-то знакомый конюх,  из соседнего сельца. Приезжал он по делам, да и присел к старикам пообщаться маленько. А как же? Надо-о-о!
   
    Макар Ксенофонтович Кузяев намедни сильно захворал, так ему показалось, во всяком случае. Был уже поздний вечер, народ в их сельце угомонился, вся округа мирно посыпёхивала, даже кобели не взбрёхивали, а он ворочался и крутился на нижних полатях за печью. Сгребая под себя подстилки Макар Ксенофонтович  кряхтел, сопел и бубнил под нос:
 - Разъятишкина ковырка, тудыть-растудыть яё! Чаво ж тах-та спину-та скрутило, аж свярбить в ёй, будта ворохаица червяк агромаднай в пииснице-та?
Из-за перегородки, с  рыпучей кровати, где отходила уже ко сну жена его, Зинаида Панкратовна, раздалось недовольно стонущее, протяжное:
 - Да ты, угомонисси ли када, старая таратайка, а? Бубнить и бубнить он, гляди, изгаляица!Сама мучаюся, так молчком жа, на нервы табе не вывожу!
 -  Ой,- отозвалось тут же с полатей,- поди сюды, глупАя баба! Мужик подыхаить, а ёй и хрен по деревне,- помолчал,- давай, становь мене горчишники штоль. Можить и отпустить. Пригвоздило крепко мене, спину схватало, мочи нету. Дело-та нешутейная, поди! Спина - эта  ж табе не задница, понятию надоть знать. С чем делу-та имеим - с пиисницею!Видать жилка за жилку зашла.
За перегородкой, сползая с угретой, ухетанной* уже, постели, засовывая ноги в чуни, бубнила Зинаида Панкратовна:
 - Вот ить, докука*! Ни днём ни ночию покою нету,- она неторопливо поднялась с кровати и пружины облегчённо и радостно пропели под её телесами, освобождаясь от них. Пожилая супружница Макара Ксенофонтовича была женщиной мощною, не прощипнёшь, ежели и захочешь, будто «набита тряпками», как шутейно сказывал иногда муженёк. А он-то, в противовес  ей,    « длиннай да тощЁй, што оглобля», как шутковала, иной раз, жена.
Ширкая чунями, расправляя на себе длинную ночную рубаху, Зинаида Панкратовна «поплыла» к мужу:
 - Ну-у? И чаво здеся не так, а? Чаво на ночь глядя взъерепенилси*?
 - Тьфу,- сплюнул в сердцах он,- талдычу* уж цельный час, а она всё в недоуменьях, едрит твою в сопатку! Сказываю жа, спину свяло, мочи нету! Горчишники живо становь!
 Супруга возражать не стала больше, а направилась к лекарственному ящику в комоде, где этих средств  было припасено на целый полк солдат. Уйма! А вот горчичников нету! Она вспомнила, что муж просил её купить и положить на всякий случай, как они часто и делали - приобретали лекарства на всякий случай, авось сгодится когда, а на коробочках писали от чего сгодится. К примеру - от поносу, от соплей, горлу полоскать, в нос пшикать, в задницу- от запору, в ухи, штоба не стреляло, мазило от чирьёв, от прыщей и нарывов, сосать, када с роту воняить, када глазоньки слезятся, от болей всяческих - и так далее. Зинаида Панкратовна, пойдя в центр села, где аптека находилась, заболталась с бабами и вместе с ними, в одну дорогу, ушла обратно домой, к тому ж разговор был у них тогда дюже интересный, об гулёной, фифочке* одной, из райфо!
 - И как таперя быть,- лихорадочно пронеслось в голове Зинаиды Панкратовны, - чаво ж придумать-та? Он ить сдоньжить*, покою не дасть всюю ночь, покуль не ублажу, не обляплю горчишниками энтими!
Муж не полатях никак не хотел угомониться, он подвывал и матерился уже в голос!
Пришлось идти на обман! А куда деваться?
Принеся из кухонки плошку с горяченькой ещё водою, приказала лечь на живот, задрать свои шабалы* и прижукнуть* на время. Сама же взяла новый отрывной календарь, численник, который дочка из города привезла в конце того года. Вышло так, что точно такой же Зинаида Панкратовна купила и сама.
А два-то накой?*
 Вот и попользовала* своего муженька она. Аккуратненько отрывая, макая в воду, она принялась усердно залепливать спину бедолаги. Тесненько, рядками, цифирками вниз, укладывала.
Макар Ксенофонтович Кузяев постанывал удовлетворённо:
 - О-ох! Ох, забираить мене! Тока ставишь, а уж оне пощипывають, гляди! Ох! Хорошо!Да ты не переусердствовай, дюжа много-та не ляпи, сгорю!
Зинаида Панкратовна, накрыла листочки численника сначала пергаментной бумагой, потом мягкой фланелькой, потом уж шерстяной шалью и сверху укрыла одеялом ватным. Отправившись на кухню она вылила воду, сполоснула  плошку и вернувшись в комнату услышала из-за печи довольный голос мужа:
 - Ну вота, совсем другой коленкор выходить. Уже легше мене. А уж жгёть, жгёть, еле дяржуся прям, аж слязу вышибаить,- он закряхтел, заелозил по полатям,- поди сымать надоть, а то ожёг будить. Как думаешь-та?
 - Давай сымим,- вяло зевая, откликнулась жена, при этом совесть её совсем не мучила. Она даже удивилась на такой эффект от листов численника, подумав:
 - А можить и впредь не покупать, не тратить деньги на горчишники, коли тах-та забираить. Их, листков этих, хватить до скончания века, поди. Выгодно!
В полумраке запечья она освободила муженька от повязок, опустила рубаху ему и помогла перевернуться на спину. Сама же понесла размокшие листики, с ярко чёрными, жирными числами и пергамент тоже, закуляхтав*, скрыв тем самым своё жульство, сунула в печь. Топить её она принималась рано. Сгорит, всё шито-крыто будет!
 - Всё сгорит с разжижкою,- облегчённо, с усмешкой ехидной, подумала Зинаида Панкратовна и отправилась в спаленку на покой. Супруг в это время уже сладко, мирно спал, похрапывая. Вылечила!
Однако шило в мешке не утаишь!
Через пару дней, в субботу, сосед протопил баню и пригласил Макара Ксенофонтовича. Топили свои баньки они по очереди, каждый - раз в две недели, так экономней выходило. Зато народу многонько собиралось. На первый пар шли мужики постарше, потом, когда печь раздышится, разгуляется во всю силу, с пивком на камушки, с ядрёными вениками, где и можжевеловые веточки, и дуб, и берёза, помоложе да покрепче идут, а уж на последний пар  - женщины и мелюзга. Печь к тому времени силы растеряет, ласкает только теплом.
Раздевшись в предбанничке, Макар Ксенофонтович Кузяев зашёл в парилку, держа в руках мыло и мочалку. Там, на полках сидели уже, обтекая потом, четверо мужиков. Встретили его весёлым гомоном, мол в нашем полку первенцев, прибыло!
Когда же, усаживая свой зад, повернулся Кузяев к сельчанам спиной, то услышал возгласы удивления:
 - Макар! Ты ета чаво жа, татуировку наколол штоль? Ни хряна сабе, забабахал на пол спины!
 - Цифири, да каки-та знаки, гляди! Сектант ты штоль, а?
 - На задницу надоть было, там красивши вышло ба!
Макар Ксенофонтович недоумевал:
 - Вы чаво братцы! Об чём ета?
 А когда ему разъяснили, что вся спина его от лопаток и почти до заду, чёрными и красными, крупными да жирными разукрашена цифрами вкривь да вкось, не стерпел, выскочил в предбанник, схватил там круглое, стоящее на столике зеркало и, изловчившись, заглянул себе на спину, то всё враз и понял.  Размазанные, блёклые рисунки и отчётливо видные, словно пропечатанные цифры.
 - Ах, ты ж, паразитка такая,- только и смог прошептать муж и стал лихорадочно придумывать для мужиков отговорку. В ум ничего не шло.
Однако вернувшись в парную, смущённо подхихикивая, объяснил невразумительное, мол, численник упал со стены в ведро с водой. А баба, мол, собирает полезные советы там напечатанные. Разложила их просушить на полатях, а он, мол, не увидел да прилёг.
Ну полная чушь, глупое объяснение, а другого ничего тут не выдумаешь!
 Мужики хмыкнули в усы, сделав вид, что поверили ему. Чувство гадкое испытал Макар Ксенофонтович. Он попросил «отшуровать» спину мочалом, как следует, желая смыть позор этот.
Домой вернулся чернее тучи, но промолчал, разборок не стал учинять, хотя очень хотелось отвесить ей, за глумление. Решил отомстить жене, тем же самым по тому же месту, то есть лекарствами, будто бы. А тут и случай представился!
   С неделю  Зинаида его ныла и хныкала, что бессонница её замучила, спасу нет. Она ходила по дому вялой, сонной походкой, загребая ногами половички. Бледная, с обмотанной платком головою, постанывала и проклинала долю свою.     - Надоть итить полоть в гарод, затравянело тама, так нету жа мочи!  Котору ночь кручусь-верчусь, сна ни в одном глазе у мене.  Чаво тока не примала, а вчарась жахнула самогону пол стаканА, а ведь сроду не пью. Всё одно, с часок поспала и опеть вылупила зенки.
Макар Ксенофонтович, скорбно сжав губы, качал сокрушённо головою, входя в положение несчастной. Посылала она мужа в аптеку, совала  в руки название лекарства, нацарапанное на обрывке листочка тетрадного:
 - Сходи, Макарушка! Купи вота чаво, здеся написано - фе-но-зе-пам!  Бабы сказывали первейшее средство от бессонницы, соседка сказвала, лучше не бываить. Новейшее! Сходи родимай!
 - О как! Родимай, гляди-кась стал! Ну ла-а-дно, схожу,- подумал мстительно.
В аптеке вместе с заказанным лекарством попросил Кузяев и таблетки кальция.
Передав лекарство жене, как бы между прочим, заметил:
 - Ты ж знаешь, аптекарша-та крестница сястры моёй, так жа? Вот посоветовала, по большому секрету, одно новейшее, верное средство ото всяво. Вообще ото всяво!Только шёпотом, для своих! Молчок об этим, понятно?
Зинаида Панкратовна утвердительно качнула обмотанной платком головою:
 - Ни-ко-му! Могила!
Соблюдая интригу, муж озираясь на окна и дверь в сени, достал из потайного кармашка старых линялых брюк завёрнутые в листочек белой бумажки две таблетки кальция и пояснил:
 - Платок велено снять, морду умыть холодною водою, глотать  таблетку одну не жуя, запивать тремя глотками воды кипячёной, большими глотками. Всё,- и добавил, - с аптекаршей речи об этим не заводить никогда, опасно! С тебя пятёрка!
 Зинаида Панкратовна выпучила было глаза, да муж подавил в ней развитие жадности,  оборвал, - а как жа ты схотела? Задарма только чирей садится на задницу!А это ж го-ло-в-а-а, понятию надоть иметь.
Супруга вечером, перед сном, выполнила все рекомендации. Платок сняла, волосы расчесала, холодной водой умылась, тремя большими глотками запила таблетку и улеглась в постель. Этой ночью она спала,  как будто только на свет Божий народилась. А Макар Ксенофонтович на пятёрку нализался до «поросячьего визгу», кстати и спал по соседству с хлевом, на сене в овине. Хорошо спал, без угрызений совести.
Жена же проснулась утром бодрая и весёлая. Кинув фенозепам в ящик комода к остальным лекарствам «на всякий случай»,  подписав на свёрточке с оставшейся ценнейшей таблеточкой - « От всяво»,она сытно поела, мужа ругать не стала за перегар, вспомнив, с благодарностью, заботу его накануне. А бабам на вопрос:
 - Чаво ж полегчало, верная  жа средство, фенозепам етот, так вить?
 Ответила:
 - Ещё спрашиваитя? Коне-е-ш-на!
29.05.2019г

грохотать - громно смеяться
чумурудные - чудные, странные
малахольные - (здесь) «не в себе», с «чудинкою»
ухетаная - (здесь) утеплённая, подготовленная
докука - докучать, надоедать
талдычу- твержу одно и то же
фифочка - модница, воображала
сдоньжить - утомить, достать
шабалы - тряпьё
прижукнуть - притихнуть
накой - зачем
попользовала - обслужила, полечила
закуляхтать - замотать, запутать
взъерепенился - возмутился, раздражается