12

   Как уже отмечалось, одним из порождений страха в СССР было „стукачество“, ставшее общественным явлением. В свою очередь, „стукачество“ проявлялось в предательстве, когда люди были готовы мать родную продать.

   Поразительны строки А. И. Солженицына о предательстве и неблагодарности Миши Иванова, где писатель называет предательство „раком души“:
Рак души развивается скрытно и поражает, именно, ту ее часть, где ждешь благодарности. Федор Перегуд вспоил и вскормил Мишу Иванова: ему негде было работать – он устроил его на тамбовском вагоноремонтном заводе и обучил делу; ему жить было негде – он поселил его у себя, как родного. И Михаил Дмитриевич Иванов подает заявление в НКВД, что Федор Перегуд за домашним столом хвалил немецкую технику...“.
"Пришли брать Перегуда – прихватили в тюрьму 14 -летнюю дочь – и все это на счету М. Д. Иванова. На суд он пришел черный: значит гниющая душа проступает иногда на лице. Но скоро бросил завод, стал открыто служить в ГБ, потом, за бездарностью был спущен в пожарную охрану. В растленном обществе неблагодарность – будничное, расхожее чувство, ему и не удивляются почти“.

__________________________________________

Е. У.

   Е. У. в 10-летнем возрасте приехал учиться в Харьковскую среднюю специальную музыкальную школу-интернат из небольшого донбасского городка Горловка. В класс я его взял не потому, что он обладал какими-то необыкновенными способностями, а
потому, что коллега по школе попросил, хотя должен заметить, что я не помню ни одного случая в моей педагогической практике, когда я кому бы-то ни было отказал в обучении. Возможно, в это трудно поверить, может быть, это было моей ошибкой, но тем не менее, это так. Через несколько лет Е.У. стал дипломантом двух международных конкурсов: в Сенигалии (Италия) и Киеве (Украина) - конкурс юных пианистов памяти В. Горовица. Последний – один из самых трудных соревнований для молодежи, т. к. имеет три полноценных тура, включая финальное выступление с оркестром.

   1998 году, до нашей эмиграции в Австралию, Е.У исполнилось 16 лет. Мое предложение о переезде в Сидней и жизни в нашей семье, сделанное еще в 1997 г., он воспринял с нескрываемым восторгом (как, впрочем, и четыре остальных студента). После 6 лет обучения на Украине у нас сложились очень теплые, дружеские отношения с Е.У. , и его родителями. Может быть, потому, что несмотря на мои очень жесткие профессиональные требования и бескомпромисность, я любил Е.У., заботился o нем ( в Харькове он жил в интернате, без родителей), помогал, а частенько и „спасал“, т.к. порой его „художества“ становились предметом обсуждения школьной администрации.

 В Австралии у нас не было спонсоров. Родители Е.У., естественно, не могли помочь ни центом. К тому же, они должны были заботиться о тяжело больном брате Е. У.

   2000 г. Е. У. стал бронзовым призером Сиднейского Международного конкурса пианистов. Впервые австралийский студент, обучавшийся не за рубежом, получил столь высокую награду. Е.У. много выступал, играя соло и с оркестром.У него были концерты в Австралии, Германии, США.

   2002 г. Е.У. исполнилось 20 лет. Вместе с еще тремя студентами он снял отдельную квартиру и начал самостоятельную жизнь, хотя в нашем доме бывал несколько раз на неделе. Годом раньше он, вместе с остальными украинскими студентами и моей дочерью, стал работать моим ассистентом в институте и вести довольно обширную частную практику. Е.У., как и остальные „ украинцы“, сначала получил вид на жительство, а затем – австралийское гражданство. Я собрал для всех них необходимые документы, рекомендации известных музыкантов. Личная жизнь Е. У. была довольно бурной и на Украине, и в Австралии. Мы с женой, честно говоря, потеряли счет его пассиям.

   За три недели до моего ареста, 30.01.2004, Е.У. попал в велосипедно - автомобильную аварию. Он сломал ключицу и повредил ногу. Дежурный врач госпиталя сообщил мне об этом (Е.У. дал тому мой телефон). Мы с женой тут же примчались и предложили Е.У. пожить у нас, пока он не поправится. Предложение было принято: несмотря на то, что в это время Е. У. жил в шикарной квартире с двумя польскими студентами, приехавшими учиться ко мне из Варшавской музыкальной академии им. Ф. Шопена, он отлично понимал, что никто лучше нас за ним ухаживать не будет, тем более, что по-началу, из-за боли в ключице, Е. У. практически не мог двигаться...

   18.02.2004, когда я вернулся после ареста из полиции, Е. У. еще жил у нас. У него этим вечером были частные ученики. В 21.00 он вдруг сообщил нам, что хочет переехать на свою квартиру, т.к. чувствует себя вполне здоровым. Мы собрали Е.У. продукты и отвезли его домой. Расставание было очень теплым. Е.У. со словами благодарности поцеловал жену, обнял меня... А через час после нашего отъезда пошел в полицию. В числе прочего, он сообщил полицейским, что 2 дня назад убежал из своей квартиры, т.к. боится меня (поразительно, но 12 часами ранее, - утром того же дня, - присутствуя при обыске в нашем доме, Е.У., в качестве понятого, расписался в полицейском протоколе!), и попросил сделать специальный приказ, запрещающий мне к нему приближаться и с ним общаться (даже через 3-х лиц!). Позже, каждый раз, когда я проходил в институте мимо Е.У., он записывал по минутам время моего появления исообщал об этом своему адвокату. Смысл этих записей и рапортов заключался в надежде, что меня, в случае нарушения приказа о неприближении, посадят в тюрьму до суда (мне обо всем этом доподлинно известно из официального, угрожающего письма его адвоката).

   B полицейском стэйтменте Е.У. написал, что все, чему я его учил как профессионал, является дерьмом, не сказав ни единого слова о своих победах на конкурсах, концертной и преподавательской деятельности.

   Е.У. также не сообщил полиции о своей реальной и очень серьезной проблеме, о гэмблинг. О том, что к моменту моего ареста он проиграл 25 тысяч долларов и имел огромные долги (позже, в соответсвии с интервью психиатру, Е.У. вчистую проиграл еще 45 тысяч долларов его финансовой компенсации как „жертвы“ сексуальных домогательств).

   О моей жене Е.У. отозвался как о челoвеке холодном, невнимательном, никогда не интересовавшимся его проблемами, не заботившимся о нем.
   Я уже писал о том, как Е.У, показал, что я якобы спал в одной кровати с моим будущим зятем в общежитии Киевского музыкального училища. Он также сообщил, что будучи в Италии, я якобы мастурбировал его в присутствии моей дочери ...


__________________________________________





А. Г.

   Я начал учить А.Г. в 7 лет, с „ нуля“. В 11 - он получил 4 - ю премию на конкурсе в Сенигалии ( Италия), а в 12 – 2 -ю на конкурсе памяти В. Горовица. После этого у А. Г. были только 1- е премии. В 1999 он „побил“ А.Е.. Причем, У.Томсон, будучи членом жюри конкурса В.Горовица, проявил удивительную „принципиальность“. Он не мог допустить (вернее, не хотел!), чтобы А.Г. победил А.Е. (его фаворита), и предложил членам жюри изменить правила и дать две 1-е премии. А надо сказать, что на предыдущем конкурсе, в 1997 г., когда А. Г. получил 2-ю премию, а японская девочка Риса – 1- ю, у жюри была возможность изменить правила и дать японке Гранд – При, а А. Г. – 1 -ю, что и было предложено председателем жюри И. Карабицем. Членом жюри, кто категорически возразил против этого, был ... У. Томсон. В 1999г. Н. Карабиц напомнил У. Томсону эту ситуацию, и А. Е. пришлось довольствоваться 2-й премией (хотя это был также колоссальный успех, о котором многие пианисты и мечтать не могли!).
   С этой победы в Киеве начался настоящий международный успех А.Г. Его заметили выдающиеся музыканты – члены жюри с мировым именем: А.Варди ( Израиль) и Д. Ловенталь ( США). И в 2000 г. на престижном конкурсе в Хамамацу( Япония), Варди и Ловенталь снова были в жюри, - А.Г. побил 78 участников, многие из которых впоследствии стали обладателями 1-х премий крупных мировых конкурсов. Председатель жюри Х. Накамура назвалa А.Г. лучшим 16- летним пианистом конца 20-го столетия. А.Г. подписал свой первый контракт на концертный тур и на запись диска.

   Отношения с А.Г. у меня были, как если бы он был моим сыном. Я никогда в нем не сомневался (не только искренне его любил, но, именно, не сомневался, верил ему), считал его исключительно порядочным человеком. Боролся с его дремучестью, нежеланием читать, вообще учиться чему-либо, кроме игры на рояле, но всегда чувствовал его понимание того, что все мое „давление“ является следствием желания
ему помочь. Особенно, нас сблизили его концертный тур в 2001 году по Японии, Китаю, Тайваню, Корее, - когда я сопровождал А.Г. 1,5 месяца, а он сыграл 21 концерт, и запись 1-го диска, в горах, недалеко от Токио, которая длилась всего 3 дня, но включала труднейшие для записи пьесы, - в частности, „Вариации на тему Паганини“ И. Брамса и 2 - ю сонату С. Рахманинова.

   Во время тура случилось событие, о котором А. Г., как мне кажется, до сих пор не знает. У моей жены умерла мать на Украине. Она должна была ехать на похороны, но не могла без меня бросить семью. Жена дозвонилась до меня в Японию (разыскала через концертное агенство). Мы поговорили...Я не мог бросить А.Г. Ему было всего 16 лет, он бы сам эту бешеную нагрузку не выдержал, т.к. должен был каждый кoнцерт играть на высшей точке успеха, а потом во-время ложиться спать, просыпаться, есть, быть обстиранным, наглаженным и т.д., не говоря о занятиях и репетициях. Я остался с А.Г., а жена – с детьми в Сиднее...

   B середине 2002 года, за два дня до свадьбы нашей дочери, А.Г. вместе с И.Зозулей ночью поехали кататься на машине (без разрешения, конечно) и попали в страшную аварию. А.Г. чудом выжил. Его прооперировали. У врачей не было уверенности в успехе, но операция прошла нормально. Австралийский хирург Эрика Джекобсон спасла А.Г. Мы вызвали из Украины его мать. А.Г. поправлялся довольно быстро, а у меня началась гипертония. В течение нескольких месяцев я старался делать всё, чтобы вернуть А.Г, на сцену. И в конце-концов, в ноябре 2002 г. он исполнил в концерте моего класса „Мефисто-вальс“ Ф.Листа, а в апреле 2003 г. мы поехали в Японию, где он записал 2-й диск, с „Чаконой“ Баха-Бузони, „Сонатой по прочтении Данте“ Ф.Листа, 5-й Сонатой А.Скрябина и 7-й Сонатой С Прокофьева.
   
   Моим последним профессиональным общением с А.Г. стала репетиция в Сидней Опера Хаус в конце декабря 2003 г. 18.02.04 А.Г., как и Е.У. и А.Е., попросил полицию оформить приказ, запрещающий мне к нему приближаться.

    В полицейском протоколе А.Г, ни словом не упомянул о своей профессиональной карьере. Сказал, что жизнь в нашем доме была для него сплошной мукой. Он также заявил, что сексуальные домогательства сделали его игру более зрелой, т.к. он много страдал.

   2005 году (в это время я уже был в тюрьме) А.Г. выиграл конкурс А.Рубинштейна в Тель-Авиве (Израиль). Эта победа принесла ему мировую известность, открыв двери лучших концертных залов. По иронии судьбы, конкурсная программа А.Г. на 99% включала сочинения, пройденные им со мной. Ведущая израильская газета сообщила , что А.Г. выступил на моём судебном процессе как свидетель защиты.
Предательство А.Г. подкосило меня более всего. Я бережно хранил все его интервью с искренними, сердечными словами обо мне.Я дорожил нашей дружбой: и человеческой, и творческой. И даже сейчас, когда я перечитываю материал из корейского журнала „Пиано“и стенограмму передачи АВС „7.30 репорт“ (эта передача была сделана за 5 месяцев до заявления А.Г. в полицию), я не могу поверить, что А.Г. попросту врал. А может быть, не хочу верить. Всё же , лучше сохранить воспоминания о тех днях незамутнённые ложью.

__________________________________________


Из интервью корейскому журналу „Пиано“, июнь, 2002 год

Вопрос: Вы учитесь у профессора Макарова долгое время. Мне кажется, Вы стали членом его семьи?
А.Г.: Профессор Макаров мне, как отец, а его жена – как мать. Я приехал в Австралию в 14 лет. Было нелегко, т.к. первый раз в жизни я был разлучён с родителями. Но сейчас я не чувствую трудностей. Жена профессора готовит такую же еду как моя мама в Украине. Она также поощряет меня к интенсивным занятиям. Пpофессор Макаров организовал для меня концерты в Украине, чтобы я мог видеться с моими родными. Я встречаюсь с родителями и младшей сестрой приблизительно 2 раза
год. Когда я получу от австралийского правительства вид на жительство, я хочу спонсировать мою 12-летнюю сестру приехать в Австралию. Она также играет на фортепиано. Я хотел бы, чтобы она также училась у профессора.

Профессор относиться к нам очень тепло, как к своим детям. Когда он учит нас, он становится поэтом, художником, актёром, танцором и волшебником. В детстве он учился танцу, драме, рисованию, пению. Он всегда подчёркивает, что настоящее исполнение музыки включает воздействие других видов искусства.
Австралии профессор очень занят, работая в институте. Поэтому мои уроки часто проходят после 22.00 В семье профессора живут 4 других студента из Украины, так что в доме не смолкает фортепиано. Жена профессора – тоже пианистка.

Вопрос: Учились ли Вы у кого-нибудь ещё?

А.Г.: Нет. Никогда, как и студенты, жившие в доме профессора до недавнего времени. Сейчас они снимают квартиру. Когда мне исполнится 18 лет, я присоединюсь к ним. Но я буду продолжать учиться у профессора. Я никогда не думал перейти к другому учителю.
Вопрос: Я думаю, профессор Макаров, возможно хотел бы, чтобы Вы брали уроки также у других педагогов?
А.Г.: Я думаю, что могу ещё многому научиться у профессора Макарова. До тех пор, пока он не станет настаивать, чтобы я учился у кого-нибудь другого, я буду продолжать учиться у него (см. прил. №14).

_____________________________________





Из стенограммы передачи АВС „7.30 репорт“, 6 августа 2003 года (см. прил. №15)

Ребекка Бэлли: А.Г. было 13*, когда он приехал в Австралию. Виктор Макаров стал не только его учителем и руководителем, но также – его отцом.

А.Г.: Конечно, я жил в его семье 4 года и то, что я взял от него, - не только в музыке, но и в жизни в целом, а вы знаете, это так много, - помогает мне каждый день...
*А.Г. родился 19.08.84, а мы прилетели в Сидней 07.07.98


________________________________________


А. Е.

   А.Е. учился у меня 14 лет: с 7 до 21. После конкурса Горовица, где в 1995 году А.Е. , будучи 12-летним , выиграл 1-ю премию, oн стал настоящей звездой на Украине. Ни один правительственный концерт не обходился без его участия. О нём былo созданo множество ТВ передач, постоянно писали газеты. Во время визита Президента США Б.Клинтона на Украину, А.Е. выступил перед ним и Хиллари Клинтон в Мариинском дворце в Киеве. По окончании его игры, президенская чета апплодировала А.Е. стоя. Фото А.Е. с Б.Клинтоном в течение года находилось в овальном кабинете Белого дома в  Вашингтоне.

    Во время гастрольного тура в Израиле и США А.Е. имел невероятный успех. B Австралии, по-началу, у А.Е. всё складывалось вполне успешно. Будучи фаворитом у У.Томсона, он имел множество концертов, постоянно сопровождал У.Томсона на различных общественно-развлекательных мероприятиях. Однако, после проигрыша А.Е. в Киеве А.Г., что-то с А.Е. произошло. И даже переезд в наш дoм, после полутора годичного тоталитарного контроля У.Томсона, не помог преодолеть А.Е. горечь его поражения в 1999 году более юному и обладающему мощнейшим талантом А.Г. А когда в 2000 г. А.Е. проиграл на Сиднейском международном конкурсе Е.У., не попав в финал, его начала „грызть“ зависть.

   А.Е. казалось, что всё дело во мне. Он считал, что я всё своё время и силы отдаю А.Г., а на него не обращаю внимание. Но ведь успешным на конкурсах был не только А.Г. И Е.У., и А.Колтаков, ставший финалистом конкурса Клиберна и получивший ангажемент в США, и моя дочь, которая вместе с А.Колтаковым выиграла 2-ю премию на конкурсе в Майами, добились результатов. Потому что „пахали“, как „проклятые“. В этом было их премущество перед А.Е. в то время.

   Однако, несмотря на временные и относительные неудачи на конкурсах, А.Е. всегда продолжал с успехом выступать с новыми программами как концертный пианист.
   И полицейский протокол А.Е., и его свидетельства в суде были пронизаны исключительной ненавистью ко мне. А психиатру, позже, А.Е. сказал, как уже упоминалось выше, что я никогда не был хорошим педагогом. Ну что ж, 14 лет – вполне достаточный срок для тестирования моих педагогических способностей...

„Не дай вам Бог“...

Не дай вам Бог узнать Иудины объятья

миг ожиданья верности порыва,
пережить смещение понятий Любви, добра и чести, пока живы.

Да, не коснется вас сыновия измена,

Явившись страшною, нежданной ночью, Что пропастью проляжет между бренным И вечным, явит разность слов и дел воочию.

Не верьте памяти: все призрачно в прошедшем. Вам грезятся улыбчивые лица? То дьявола гримасы в царстве вечном Презренного металла – улыбка на него зарится.

Забудьте истины, что впитаны из книг,

Их мерою вещей зовем мы в повседневье.
Но мера в зазеркалье – только выгод миг,
Он держит жизнь клещами в алчном нерве.

И не пытайтесь осознать пределы низости людской,

которой вас судьба столкнула так нелепо, Их нет и не было средь близости мирской, Примите этот постулат на веру, слепо.

   Hаиболее животрепещущим аспектом моего дела был и остаётся аспект мотивации обвинений. Можно сколько угодно анализировать и доказывать противоречия в показаниях „потерпевших“, приводить множество документов, не вяжущихся с обвинениями, но до тех пор, пока мотивы столь жестокой акции не будут объяснены, вопрос „Почему?“ всегда будет рождать бесконечные сомнения. И действительно, почему пять талантливых, делающих блестящую карьеру юных пианистов, этой самой карьерой обязанных своему учителю, вдруг решили учителя уничтожить? Если обвинения правдивы, тогда всё ясно и логично: зло породило ненависть, ненависть – месть. Если же был заговор, то, во-первых, должны были быть „кукловоды“, либо „кукловод“ [с трудом верится, что такой заговор могли осуществить сами студенты], и, во-вторых, у каждого из обвинителей должен был быть очень весомый индивидуальный мотив избавиться от меня. Мотив, который и был умело использован опытным „кукловодом“.

   Австралии у меня был только один по-настоящему смертельный враг, имеющий все основания мне мстить: Уоррен Томсон. Артистический директор Сиднейского международного фортепианного конкурса У.Томсон сыграл решающую роль в нашей эмиграции в Австралию. Он был инициатором моего приглашения в Австралийский институт музыки и осуществил всю организационную часть нашего переезда. Имея колоссальные связи на самом верху Австралийской власти, У.Томсон за несколько месяцев утряс вопросы, на которые сотни тысяч людей тратят годы.

   Для чего он это делал? Я, по своей наивности, довольно долго полагал, что целью У.Томсона было поднять фортепианное дело в Австралии. Однако, после нескольких лет жизни в Сиднее я понял, что основной мотив У.Томсона был связан вовсе не с фортепианным делом, а с его личным двойным интересом.
   За несколько лет до нашего переезда У.Томсона уволили из Сиднейской консерватории, и он был приглашён в Австралийский институт музыки (АИМ) в качестве административного работника. Сиднейская консерватория никогда не блистала на международной фортепианной сцене. У.Томсон понимал, что пригласив в АИМ музыканта с обширным педагогическим опытом и результатами на мировых международных конкурсах, умеющего работать со студентами любого возраста, - от 3-
лет до 30-и, - он не только таким образом составит сильную конкуренцию консерватории, но выставит людей его уволивших, в беспомощно-неприглядном свете.
   
   И действительно, когда мои студенты стали побеждать, либо получать призовые места на крупнейших международных конкурсах, а консерваторские испытывали непреодолимые трудности даже в том, чтобы быть допущенными к участию, цель У.Томсона осуществилась: он унизил своих обидчиков.

   Вторым личным интересом У.Томсона был интерес весьма деликатного свойства: он хотел, чтобы А.Е., после нашего переезда в Сидней, жил у него в доме.Я по-началу думал, что У.Томсон хочет нам помочь. Всё же содержать такую большую семью, как наша, не имея вообще никакой материальной поддержки, было тяжеловато. Но постепенно, в течение 1998-1999 г.г., беседуя со множеством людей, я понял, что основным и самым сильным мотивом У.Томсона в вопросах моего приглашения и нашей эмиграции был мотив – иметь А.Е. в его доме. Он был готов сделать для А.Е. всё, что только мог, даже подумывал о том, чтобы оформить на А.Е. завещание [мне было известно об этом от директора АИМ]. Но, увы, А.Е. стал встречаться с девушкой. Эти встречи не были невинными: одно время А.Е. опасался, что его подружка забеременела. Для Томсона, как я уже упомянул, всё это было непереносимо в связи с его сексуальной ориентацией. Плюс проигрыш А.Е. на конкурсе памяти В.Горовица в Киеве А.Г. Я встречал У.Томсона , А.Г. и А.Е. в Сиднейском аэропорту по прилёте из Киева. Надо было видеть лицо У.Томсона. Он (член жюри) привёз лауреатов 1-й и 2-й премий, престижнейшего конкурса. А выглядел так, как будто приехал с похорон.
Вскоре после этого У.Томсон обратился ко мне с просьбой о переезде А.Г. в его дом, но получил твёрдый отказ. А в октябре 1999 А.Е. переехал к нам, что было для У.Томсона полной катастрофой.

   Если к этому добавить, что я написал ему письмо с просьбой более не беспокоиться о нашей семье, что мы в состоянии решать свои проблемы самостоятельно, то можно себе представить масштаб его бешенства.

   Кроме того, я, после того, как мои студенты показали результаты на больших международных конкурсах, в 2001г. встретился с президентом Сиднейского конкурса К.Дан, и в присутствии ещё одного музыканта заявил, что концентрация власти У.Томсона как артистического директора столь велика, что породила ситуацию, когда конкурс в течение многих лет не даёт ни одного лауреата мировой величины, и предложил К.Дан учредить на конкурсе директорат, состоящий из нескольких известных музыкантов.

   То же самое я предложил представителям „Ямахи“, где У.Томсон также был артистическим директором.

   Зачем мне всё это было нужно? Я видел, что У.Томсон часто (слишком часто!) принимает решения, базирующиеся не на профессиональном, а личном интересе. Ярким примером является факт, когда к участию в Сиднейском конкурсе не была допущена Ольга Керн, в будующем получившая золотую медаль на конкурсе Клиберна
США. Для меня, как музыканта и человека, всё это было неприемлемо.