Командировка в Чернобыль

Я работаю в г. Обнинске в «Технологии» сменным мастером уже в течение 13 лет. Рядом со мной все эти годы работает рядом Борис, человек который в 1987 году был ликвидатором на Чернобыльской атомной станции.

Я давно хотел расспросить его о командировке в Чернобыль, но как-то производственная текучка не позволяла этого сделать. Но вот, однажды нам все-таки удалось с ним поговорить. Что из этого получилось? Я предоставляю право Вам читатель судить самому.

Из г. Обнинска нас вызвали в военкомат 30 человек на комиссию. Там нас  очень тщательно проверяли. Из 30 человек осталось 28. Два человека отсеяли по состоянию здоровья.


Потом нас, 28 человек, отправили в г. Калугу. Там мы тоже проходили медицинскую комиссию. И из 28 человек нас  осталось 11.

В Калуге мы до вечера оставались, а потом нас отправили в г. Курск. Там нас переодели. Потом повезли в палаточный лагерь под Припятью.
Военкомат нас вызывал, как на переподготовку. Так как тогда в 1987 году мне было 32 года.

Воду нам там запрещали пить. Вода была привозная. Нам ее выдавали, а также мы ее покупали.

Нам выдавали ежемесячное денежное довольствие 3 рубля 80 копеек. На эти деньги мы покупали сигареты и воду подкупали, кому не хватало. Денег было достаточно, чтобы удовлетворить наши потребности.

Пить вино и спирт нам категорически запрещали. То, что водка выводит радионуклиды - вранье. Там мы пили только воду.
Кормили нас, конечно, на убой.

Продукты, судя по этикетке, были с 1940 года. То есть нас кормили военными запасами продовольствия, которое еще запасли перед войной.
Удивительно! Сколько было запасено много продуктов перед войной, что мы в 1987 году доедали припасы, датированные 1940 годом. Наверное, И.В. Сталин очень серьезно готовился к войне с фашистами.

Мы жили в 30 километровой зоне от Чернобыльской атомной электростанции. Вначале мы садились на «чистые» автобусы, доезжали до КПП, пересаживались уже в «грязные» автобусы и доезжали до станции.
На первом этаже атомной электростанции мы переодевались в новое защитное обмундирование.

Воинское обмундирование тоже было старого образца - брюки галифе, гимнастерки с застегивающимся воротом. Сейчас такое обмундирование можно увидеть только в старых фильмах или в современных фильмах  о войне. У нас в бомбоубежище в «Технологии»  я видел такое же.

Работали в респираторах не больше десяти минут. Потом мы тщательно мылись, переодевались в свое обмундирование.
Проходили дозиметрический контроль. Если дозиметр продолжал звенеть, то мыться приходилось заново.

Нам объяснили, что обмундирование ХБ не принимает на себя радиацию. Правда это было или ложь, но мы вынуждены были этому поверить.
Садились в «грязные» машины, подъезжали к КПП, там тоже проходили дозиметрический контроль.

Если опять дозиметры звенели, то мы обратно не возвращались. Мы просто обходили КПП и уже садились на  «чистые» машины, которые везли нас в палаточный лагерь.
Конечно, мы себе очень вредили, но мы были молодыми и глупыми и не думали о последствиях.

Использованное обмундирование или проходило химическую обработку, или уничтожалось. Я этого не знаю. Радиация – это такая зараза, которая не имеет ни цвета, ни запаха, на вкус ее тоже не определишь, только дозиметром.

За десять минут работы в день на станции мы сбивали штукатурку со стен третьего  реактора. На четвертом реакторе произошла авария, а третий потом пустили в работу, когда построили стенку, отделяющую третий реактор от четвертого.
До аварии между третьим и четвертым реактором перегородок не было. Как видите, мы работали в самом жерле аварии.

Мы убирали зараженные радиацией металлоконструкции,  строительный хлам - штукатурку, кирпичи, пыль, после разрушений четвертого реактора. Зачищали потолки, стены, пол, то есть все предметы, на которых могла осесть радиация.

Мы зачищали рельсы, по которым ходили радиоактивные стержни. Они блестели металлическим блеском, но нам необходимо было счищать с них радиоактивную пыль. При взрыве на станции были разрушены железобетонные конструкции, образовалось большое количество пыли. Она была заражена радиацией. Ее то мы и счищали со всех конструкций.

Вокруг станции был лес. В него было страшно входить. Он был весь желтый и сухой. Там комаров не было, не то, что птичек.

Там бревна валялись на дороге. Выходит из машины лейтенант, адъютант генерала, и заставляет нас убирать эти бревна вглубь леса. Хотя делать этого нельзя было. Нужно было, чтобы эти бревна убирала специальная техника, так как они были заражены. Но кто с этим считался.

Были случаи, когда людей выводили. Кровь шла носом и горлом. У некоторых организм не выдерживал действия радиации.

Там немцы были и японцы. Они там, может быть, какие-то научные работы делали.
Мы там работаем. Бежит немец и кричит «найн, найн». Какой там «найн»? Там был очень высокий уровень радиации, а нас туда посылали.

Офицеры, которые нас привозили, сидели в свинцовом бункере. Давали нам работу и тут же прятались в бункер, а писали, что все трое были на зараженном участке.

Интересно себя там животные вели. Они были, как в состоянии опьянения. Идут, идут, упадут, полежат немного и снова идут. У них шерсть клоками выпадала, становились голыми совсем. Это домашние животные – кошки, собаки.

Там сады цветут незнамо как. Земляника с кулак, такая здоровенная. Есть ее нельзя. А наши «бараны» ели. Может быть, я сберег свое здоровье, потому что там ничего не ел из местных ягод и фруктов, которые на брошенных садах и на огородах росли.

Дома стоят пустые. Вещи, конечно, все разбросаны. Наверное, мародеры разбросали. Людям ничего кроме документов брать не разрешали. Им за дома и вещи тогда никакой компенсации не давали.

На станции полно водоемов было для охлаждения реакторов. Там такие рыбищи здоровенные плавали. Никто их не ловит. Я хоть рыбак, но рука на них не поднялась. Меня это немного заедало.

Подойдешь, хлеба им бросишь. Такая «харя» из воды выскакивает. Как будто чувствует, что никто ее ловить не будет.
В Чернобыле мы пробыли 72 дня, 56 выездов на станцию. Каждый раз мы работали по 10 минут в зоне повышенной радиации. Это получается 560 минут или 9 часов 33 минуты.

Оплачивали нам в четыре раза больше. Если я получал на работе 5 рублей в день, то там 20 рублей.

В общем, за 56 выездов мне заплатили 800 рублей. По тем временам это были неплохие деньги. Мы сразу купили большой холодильник, телевизор хороший, что-то из мебели.

После работы в Чернобыле мы нашили себе нашивки чернобыльские, привели в порядок свою форму, как дембеля. Приехали мы в Киев, а там, на КПП нас проверяют на радиацию, а мы звеним. Нас в город не пускают.
Поехали в другое место, а там мы опять звеним. Елки-палки, а ехать то домой надо.

На автомашине Урал, на котором мы выехали из Чернобыля, нас потом везли каким-то лесом,  по кочкам, по  бездорожью, но все-таки довезли до вокзала. Высадили и, как хотите, уезжайте. Урал развернулся и опять уехал в Чернобыль, оставив нас на произвол судьбы.

А какой там уезжать! Народу хренова туча! Все очнулись, решили бежать без оглядки, подальше от Чернобыля, кто куда.
Год прошел, а народ все валит оттуда. Умные сразу смотались, а дураки только сейчас очухались.

Мы зашли в кассу, а билетов нет. А народ от нас шарахается, от нашего обмундирования и чернобыльских нашивок. Хватануть от нас радиации неохота.

Патруль нас останавливает и повели нас в  комендатуру. А до этого мы закупили по литру водки, колбасы, по буханке хлеба. А те, что я брал матери и сестре, махровые полотенца, как подарочки, отобрали в комендатуре. Дипломаты с подарками и хлеб забрали тоже. Звенят!

Оставили только бутылку водки и по кольцу колбасы, киевской. Хохлы! Одно слово! Наверное, себе выпить остальное взяли.
Зато достали нам билеты в тамбуре.

Поезд «Украина» был. Все проходы забиты людьми были. А оттуда ночь нужно ехать было. Мы в тамбуре поддали хорошенько и проспали ночь на карачках.  Когда нас садили, наверное, указание дали, чтобы нас в своих городах высадили.  Поезд в Малоярославце остановился, в Обнинске и в Балабаново. Специально для чернобыльцев. Официально там, у поезда остановок нет.

Из Обнинска в роту нас попало всего четыре человека. В живых  остался только я. Двое из воинской части загнулись сразу после приезда. Третий совсем недавно. Не знаю, от чего это зависит, наверное, от генов.

Дозиметр нам давали закрытого типа, один на тридцать человек. Он был еще старого образца, пятидесятых годов.

Когда мы сдавали его после работы в зараженной зоне, то нам говорили, что мы нагрели его. Что значит - нагрели? Я тогда не выяснил. Молодые были. О здоровье не думали.

И все равно нам ставили 300 миллирентген, хоть ты лопни! На самом деле было значительно выше.

Но это была установленная безопасная норма заражения радиацией человека в день. За превышение этой нормы могли строго спросить с тех же офицеров, которые прятались в свинцовом бункере, пока мы работали в зараженной зоне.

Мне потом друг из ФХИ показывал на диаграмме. У людей, которые работали здесь в Обнинске на станции, были маленькие всплески, а у меня они зашкаливали.

Когда я уехал с Чернобыля, мне поставили остаточную радиацию 9,8 миллирентген. Какие там к черту 9,8? У меня через месяц все зубы повыпадали. Все до единого! Врачи ничего вразумительного сказать не могли. У меня с 32 лет все зубы на присосках.

Я был донором. Я кровь для сына начал сдавать. Нужно было шесть раз в год по 400 грамм сдать. А потом во вкус вошел. И стал почетным донором СССР. За каждую сдачу крови нам два выходных давали и талоны на усиленное питание по 1 рубль 40 копеек. Я на эти  деньги 14 пирожков покупал по 10 копеек.

До 32 лет я сдал 14 литров 750 грамм. Я хотел добить до 15 литром и на этом остановиться. Я пошел сдавать кровь. У меня ее не приняли. Мне сказали, что для меня, может быть, моя кровь неплохая, а вот, как она будет для пациента, неизвестно.
 
На этом моя карьера, как донора закончилась.
Я, возможно, тоже бы загнулся, если бы не знакомый с ИМЭР. Он дал мне траву, чтобы я пил ее, как чай. Эта трава выводила из организма радионуклиды.

А так я не мог спать по ночам. Я на стенку лез. Хочу спать, но не могу заснуть и ходил, как в тумане.

Постепенно, постепенно я вышел из этого состояния. И все благодаря этой траве. Спасибо моему знакомому. Его уже нет в живых.

Последнего из троих, с кем я был в одной роте в Чернобыле, я видел лет 15 назад. Он уже был инвалидом первой группы.

На нас врачи наживались. Они предлагали мне сделать фиктивную операцию за 10 тысяч долларов. Мне сделать фиктивный надрез в районе щитовидной железы. Я мог получить за это инвалидность и квартиру от города. Но я не такой. Мне это не нужно.

Самое интересное, что когда мы в Чернобыль ехали, то нас проверяли незнамо как. А как приехали, нас бросили. Живите, как хотите!

Но зато на нас много опытов делали студенты. Вызывали в поликлинику, задавали задачки разные, смотрели, как радиация воздействует на мозг.

Я думал, нас лечить будут. А когда раскусил их уловки, то перестал ходить туда.
С военкомата мне дали белый военный билет, мол, все ты отвоевался. Хотя уже после 1991 года меня все же вызвали. Хотели отправить в какую-то группу.
Я военкому сразу сказал: «Хорош! С меня хватит!».
Он мне: «Вы же присягу давали?».

Я ему в ответ: «Я присягу давал Советскому Союзу, а его теперь нет». И бросил военный билет ему в лицо.

Потом молодая женщина, прапорщик, выскочила за мной и отдала мне военный билет.
С этого времени меня не трогают.

С женой я развелся не по причине облучения. Та трава, которую я пил, не только спасла мне жизнь, но и сохранила мне мужскую силу. Я и теперь способен иметь отношения с женщиной, но не хочу.

Я по жизни очень самостоятельный был. В 28 лет был обеспечен от и до, квартира, машина, гараж, на работе самый высокий разряд по специальности.

Жена у меня баба деревенская. Переехала в город. Здесь больше соблазна. На работе завела любовника. Она все отрицала, пока мне не принесли фотографию, где она в обнимку с ним. Объясняет свою измену тем, что я дома редко бываю.

Он еврей был. Когда разрешили в Израиль уехать, то он приглашал мою жену с ним. Она отказалась. Наверное, у них все по серьезному было.

Она даже  домой его на ночь приводила, когда мы развелись, а жили в одной квартире.

Она мне сказала, что я пьяным у нее в ногах валяться буду, просить ее вернуться. С тех пор я бросил пить и уже двадцать три года алкоголь вообще не пью.

А я ей ответил, что она будет стучаться в мою комнату, когда ей что-то от меня понадобиться. Так оно и вышло, по-моему.
Она сейчас у дочки в Москве живет, ухаживает за внучкой.

А я у города 900 тысяч рублей, как чернобылец, отсудил. Мне положено было по закону, а местные городские власти ни в  какую не хотели давать. Пришлось через суд выбивать.

Я кредит взял и купил однокомнатную квартиру. Хотя теперь мне хотелось бы переехать в другой район. Очень шумно. Окна на дорогу выходят. По ночам мотоциклисты ганяют. У них мотоциклы без глушителей. Шум стоит, с ума можно сойти. И куда только полиция смотрит?

Нужно еще поработать, чтобы на доплату заработать и новую квартиру взять, где потише будет.