Военный и государственный деятель А. П. Ермолов

Алексей Петрович Ермолов (1777 – 1861) - генерал от инфантерии и артиллерии.

Выдающийся военный деятель и один из самых популярных людей своего времени, Ермолов получил образование в Московском университетском пансионе и начал действительную службу в 1794 году. Тогда же за отвагу, проявленную на глазах самого Суворова, Ермолов получил из его рук орден Георгия 4-й степени, а через два года за участие в штурме Дербента он был награждён орденом Владимира и чином подполковника.

Людская память несправедлива и избирательна, а даль времен искажает правду. Кто знает Алексея Ермолова не усмирителя, но преобразователя Кавказа, строителя дорог, городов и лечебниц? Кому известно, что Ермолов главноначальствовал над Кавказом лишь 10 из 47 лет завоевательной войны? Кто ведает, что большая часть жестокостей и усмирений приписана герою Бородина незаслуженно?


Алексей Петрович Ермолов (1777 – 1861) - генерал от инфантерии и артиллерии.

Выдающийся военный деятель и один из самых популярных людей своего времени, Ермолов получил образование в Московском университетском пансионе и начал действительную службу в 1794 году. Тогда же за отвагу, проявленную на глазах самого Суворова, Ермолов получил из его рук орден Георгия 4-й степени, а через два года за участие в штурме Дербента он был награждён орденом Владимира и чином подполковника.

Людская память несправедлива и избирательна, а даль времен искажает правду. Кто знает Алексея Ермолова не усмирителя, но преобразователя Кавказа, строителя дорог, городов и лечебниц? Кому известно, что Ермолов главноначальствовал над Кавказом лишь 10 из 47 лет завоевательной войны? Кто ведает, что большая часть жестокостей и усмирений приписана герою Бородина незаслуженно?





В 1805 году рота Ермолова вошла в состав армии Кутузова и скоро заслужила высокую оценку полководца отличным состоянием после долгого и тяжёлого похода.

В бою под Амштеттеном рота Ермолова с редкостной отвагой содействовала своим огнем атакам конницы. Однако, несмотря на представление самого Кутузова, её командир награды не получил: он имел несчастье не понравиться всесильному генералу Аракчееву смелыми ответами на грубые замечания во время смотра в Вильне.

Проявленные под Аустерлицем исключительное мужество и распорядительность всё же доставили Ермолову чин полковника. В кампанию 1806-1807 годов он отличился под Голыминым, Морунгеном, Вольфсдорфом и Прейсиш-Эйлау.

В последнем сражении, выехав галопом на позицию, чтобы действовать против наступавших дивизий Даву, Ермолов отослал лошадей и передки орудий в тыл, заявив артиллеристам, что «об отступлении и помышлять не должно».

Гранатами он зажёг деревню Ауклапен, заставив передовые части неприятеля покинуть её, и отражал картечным огнем все атаки французов вплоть до подхода союзного корпуса Лестока, который вместе с перешедшими в наступление нашими войсками обратил врага в бегство.

Багратион представил героя к ордену Георгия 3-й степени, но этот орден получил... другой офицер.

Под Петерсвальдом, Гудштадтом, Гейльсбергом и Фридландом Ермолов находился в самой гуще сражавшихся, чудом остался жив и даже не был ранен. Три ордена стали наградой за эти подвиги, но чина генерал-майора, к которому его дважды представлял сам брат царя – великий князь Константин, – он так и не получил; нерасположение Аракчеева к отважному артиллеристу продолжалось.




Новое грубое замечание временщика на смотру в 1807 году заставило Ермолова проситься в отставку. Но теперь уже и Александр I был наслышан о храбрости Ермолова и не согласился отпустить его из рядов армии.

После этого Аракчеев не мог больше препятствовать производству Ермолова в генерал-майоры, и в 1809 году молодого генерала назначили командовать отрядом резервных войск, нёсших пограничную службу в Волынской и Подольской губерниях. Такая деятельность не подходила кипучей натуре Ермолова, который однажды сказал: «Мне нужно приобретать опытность, иметь случай оказывать некоторые способности, ибо, служа во фронте артиллерийским офицером, я мог быть известен одною смелостью, а она одна в чине генерал-майора меня уже не удовлетворяет».

Ермолов попросил перевода в армию, воевавшую с Турцией, или на Кавказ, но в том и другом ему было отказано.

Только в 1811 году Ермолова перевели в Петербург командиром гвардейской артиллерийской бригады, а 1 июля 1812 года назначили начальником штаба 1-й армии, отходившей от западной границы.

Ермолов попал здесь в весьма трудное положение. Отношения его с непосредственным начальником, Барклаем де Толли, были далёкие и холодные, а с командующим 2-й армией, Багратионом, – самые дружеские и сердечные. Между тем взаимные чувства этих генералов, столь противоположных по темпераменту, были почти открыто враждебными из-за различных взглядов на ведение войны, и Ермолову приходилось выступать посредником между Барклаем и Багратионом.

Сумев отрешиться от личных симпатий и антипатий, он делал всё, чтобы как-то сгладить эту рознь: смягчал колкие выражения в переписке, замалчивал перед окружающими трения главнокомандующих и почтительно, но настойчиво подсказывал Барклаю соблюдение изысканной вежливости при встрече с болезненно самолюбивым Багратионом. Как начальник штаба Барклая, Ермолов сделал очень много для успешного соединения 1-й и 2-й армий под Смоленском, явился организатором обороны этого города, а после его оставления, 7 августа, весьма удачно руководил войсками в бою при Лубине, за что был произведён в генерал-лейтенанты.

После назначения Кутузова главнокомандующим Ермолов некоторое время числился при нём, не имея определенной должности. В разгар Бородинского сражения старый полководец послал его на левый фланг, где только что тяжело ранили Багратиона, с поручением сделать всё возможное для подкрепления поредевших войск 2-й армии. Проезжая мимо центральной батареи, являвшейся тактическим ключом русской позиции, Ермолов увидел, что она взята французской пехотой. Мгновенно оценив создавшееся положение, он организовал контратаку, которую сам и возглавил. Через двадцать минут батарея была отбита, и Ермолов руководил её обороной, пока не был контужен.

Выдающуюся роль Ермолов сыграл в бою при Малоярославце. Узнав от Сеславина, что главные силы Наполеона двинулись по Боровской дороге, и разгадав намерения французов прорваться к Калуге и дальше к Днепру – в нетронутые бедствиями войны районы, Ермолов именем главнокомандующего приказал корпусу Дохтурова спешить к Малоярославцу и там преградить путь Наполеону до подхода всей армии во главе с Кутузовым. Во время исключительно упорного, длившегося целый день, боя корпуса Дохтурова Ермолов всё время находился под огнем.

В 1813 году Ермолов командовал арьергардом при Бауцене, а при Кульме, сменив раненого Остермана-Толстого, одержал победу, обеспечившую союзным войскам возможность отхода в Богемию. Последним боевым делом Ермолова в борьбе с Наполеоном было командование гренадерским корпусом при штурме Парижа.

По возвращении в Россию тридцативосьмилетнему генералу прочили самое блестящее будущее. Теперь уже сам Аракчеев рекомендовал его царю на пост военного министра. Но это назначение не состоялось скорей всего потому, что до Александра I доходили постоянные остроумные насмешки Ермолова над плац-парадной муштрой, вновь вводимой в армии, и над увлечением царя и великих князей всевозможными мелочами строевой службы и военной формы.

В 1816 году Ермолов был назначен главнокомандующим в Грузию и через два года произведен в генералы от инфантерии.

Генерал Алексей Петрович Ермолов на Кавказе



В начале XIX века Северный Кавказ представлял собой «Кипящий котел». Волнения горских племен не прекращались со времен строительства крепости Моздок (начала 60-х годов XVIII века) и вступления туда русских войск при генерале Лазареве. Волновались Кахетия, Хевсурия и Чечня.
Генерал Ртищев предпринимал набеги на Чечню, обуздывая на время воинственный дух неспокойных и свободолюбивых соседей.

Здесь на Кавказе наиболее ярко проявились качества Ермолова как дипломата, полководца и администратора. Сторонник суворовских методов воспитания и обучения войск, Алексей Петрович выступал против линейной практики и кордонной стратегии. Выделялся властным, независимым и язвительным характером при проведении политики российского правительства на Северном Кавказе. Ознакомившись с обстановкой, Ермолов сразу же наметил план действий, которого затем придерживался неуклонно.

Ермолов составил последовательный и систематический план наступательных действий. Не спуская горцам ни одного грабежа, не оставляя безнаказанным ни одного набега, он в то же время, не начинал решительных действий, не оборудовав предварительно военных баз и не создав наступательных плацдармов. Существенную часть плана составляла постройка дорог и просек, возведение укреплений и, наконец, широкая колонизация края казаками и образование «прослоек» между враждебными нам племенами путем переселения туда преданных нам племен. «Кавказ, — говорил Ермолов, — это огромная крепость, защищаемая полумиллионным гарнизоном. Надо или штурмовать ее, или овладеть траншеями. Штурм будет стоить дорого.
Так поведем же осаду!».

Ознакомившись с планом Ермолова, Император Александр отдал повеление, в котором как бы резюмировал его сущность: «Покорять горские народы постепенно, но настоятельно; занимать лишь то, что удержать за собою можно, не распространяясь иначе, как став твердою ногою и обеспечив занятое пространство от покушений неприязненных».



Весной 1818 года Ермолов обратил свой взор на Чечню. В рапорте Александру I Алексей Петрович Ермолов сообщал, что набеговые отряды чеченцев проникали через Кавказскую линию, особенно её Левый фланг. Ермолов считал, что успехи чеченцев в набеговой практике и неудачи российских властей в борьбе с ней привели не только к «великой потере людей». Среди чеченцев утвердилось мнение, будто они непобедимы и потому русские ищут их дружбу и согласие. Покончить с набегами в Чечне и представлениям о «непобедимости» чеченцев было для Ермолова, как вопросом политического престижа, так и важной военно-стратегической задачей.


После ряда коротких, но кровопролитных стычек Ермолов привел в повиновение всю местность между Тереком и Сунжей, построил крепость Грозную и поселил по Сунже враждебные чеченцам племена, следуя старому римскому принципу «разделять и властвовать».

В 1819 году построена в Дагестане крепость Внезапная. Аварский хан пытался было предпринять поход с целью изгнать русских из своих владений, но предприятие это закончилось полной неудачей, и он вынужден был покориться. В следующем, 1820 году предпринимались экспедиции, расширившие зону русского влияния. В этом году Черноморское войско (кубанские казаки) было причислено к Кавказскому корпусу.



Постройкой в 1821 году крепости Бурной был закончен на левом фланге треугольник опорных пунктов. Обезопасив левый фланг, Ермолов обратился свой взор на центр Кавказской линии – Кабарду.

Дабы обезопасить приграничные районы от «непокорных кабардинцев» совершавших «частые наезды с отгоном скота и захватом людей», Ермолов решил построить ряд военных укреплений «в самом сердце Кабарды». К концу 1822 года на территории Кабарды создается ряд военных укреплений, названный впоследствии «Кабардинской линией». По левому берегу Терека закладываются укрепления: Заречное, Пришибское, Урухское, Урванское, Баксанское и др., с подчинением их Управлению Кабардинской линии в крепости Нальчик.

Адвокатом Ермолову и Грибоедов: «По законам я не оправдывал иных его самовольных поступков, но вспомни, что он в Азии, – здесь ребенок хватается за нож». Горцы ненавидели и проклинали Ермолова, однако ж и они признавали: «Ярмол один был, с кем можно было и воевать, и говорить честно». Огнем и мечом, хитростью и дипломатией генерал усмирил беспокойства в Имеретии, Гурии и Мингрелии, присоединил к России Абхазию, Ширванское и Карабахское ханства. Он не прощал набегов и грабежей, но от отдельных карательных операций перешел к планомерному завоеванию Чечни и Дагестана, а для этого окружил горные районы сплошным кольцом укреплений. Он разрушал непокорные аулы, но взамен закладывал крепости и города. Крепости Внезапная, Бурная, Грозная, Нальчик… от одних остались воспоминания и руины, другие с течением лет стали цветущими городами. Переменился при главноначальствующем и Тифлис: свою ставку Ермолов перестраивал любовно. Старый город пересекли новые прямые улицы, по их сторонам выросли дома пригожей европейской архитектуры, в центре Тифлиса зазеленел сад с лампионами. Почти что не преувеличивает впечатлительный Пушкин: Ермолов и в самом деле наполнил Кавказ своим гением и своим именем. Он оказался даровит не только в военном деле, но и в гражданском управлении: строил дороги, развивал промышленность и торговлю, привлекал на службу способных молодых людей.

Сильно улучшилась при Ермолове Военно-Грузинская дорога, открылись лечебницы на местных минеральных водах.Из крепости Кислые воды получился великолепный курорт Кисловодск, выстроен Пятигорск… Сегодня Алексея Петровича назвали бы эффективным менеджером – за 10 кавказских лет он сделал столько, что иной не совершит и в сто.


ГЕНЕРАЛ ЕРМОЛОВ. СЛАБОСТЬ СИЛЫ


"Это слоновое могущество, эта неповоротливая шея с шалашом седых волос, и этот ум, это одушевление на семьдесят восьмом году возраста!.. Передо мной сидел человек, бравший с Суворовым Прагу, с Зубовым ходивший к Дербенту, с Каменским осаждавший турецкие крепости, один из главных бойцов Бородина и Кульма, гроза Кавказа!"

«На глаза» историка Петра Бартенева Алексей Петрович Ермолов – истинно прекрасен. Меж тем, в истории к нему отношение неоднозначное. И «усмиритель Кавказа» – еще не вся правда. Кавказ стал частью судьбы Ермолова – в самом буквальном смысле слова.

ГЕРОЙ, В ПОХОДАХ ПОСЕДЕВШИЙ…


Он стар, но бьется ретивое
В трепещущей груди его,-
Но мощная рука героя
Штык носит бодро и легко!

Графиня-поэт Евдокия Ростопчина написала эти строки в 1838 году, когда ее герой, Алексей Петрович Ермолов давно уже не использовал штык по назначению. Только что пожалованный чином генерала от артиллерии, он изредка присутствовал на военных смотрах и выезжал инспектировать войска, а от заседаний Государственного совета уклонялся. Еще через год "герой, в походах поседевший" окончательно отправится в частную жизнь – уволится в отпуск "до излечения болезни". Но болезнь не излечится и в Москве, куда сфинкс новейших времен (по определению Грибоедова) переедет на постоянное жительство.


Ермолов, витязь юный,
Ты ратным брат, ты жизнь полкам,
И страх твои перуны.

Жуковский писал «Певца во стане русских воинов» в сентябре-октябре 1812 года по горячим следам Бородинского сражения. «Юный витязь» – безусловно, гипербола: в том отмеченном ратными подвигами году Алексею Петровичу исполнилось 35. Но братом ратным и жизнью полкам он уже, безусловно, был.

Дворяне Ермоловы отсчитывали свой род от татарина по имени Арслан-Мурза-Ермола, приехавшего в Москву из Золотой Орды в 1506 году.

При всей древности рода чинами и богатством Ермоловы похвастаться не могли: отец Петр Алексеевич, правитель канцелярии генерал-прокурора при Екатерине Великой, владел некрупным сельцом в 150 душ в Мценском уезде Орловской губернии. «Пред ним, за ним нет пышных титл», – не соврал Жуковский. По матери Алексей Петрович в родстве с Давыдовыми, Потёмкиными, Орловыми, Раевскими, но звонкость имен и тут не дополнялась звоном монет. «Бедное состояние семьи моей, – говаривал, бывало, Ермолов, – не допустило дать мне нужное образование».

НЕЖНЫЙ МУЖ…



А шашка между тем чеченцев
Вела с штыком трехгранным спор;
И именем его младенцев
Пугали жены диких гор.


Федор Глинка не обманывает: все так и было – пугали. Хотя пугали напрасно: Алексей Петрович любил детей и с ними не воевал. Наоборот, случись генералу встретить раненого или брошенного ребенка, спасал его всеми доступными методами, а после либо возвращал родителям, либо искал ему приемных родителей, записывал на русские фамилии и пристраивал затем на службу. Так было и с «выкупленными у черкесов за сорок голландских червонцев арапчатах Салмане и Билане», и со спасенными «чеченятами» братьями Таштамире и Алтимире Тустовыми, с дочерью Мустафы-Хана и другими.

Многих детей посылал главноначальствующий за свой счет учиться в Россию. Из спасенных генералом детей знаменитым стал «первый художник из чеченцев» Петр Захаров. Своих детей и теплого дома хотелось, но скромный быт генерала от инфантерии разделяли до поры одни лишь денщики. Ему шел пятый десяток, но душа не очерствела. Ее не опалил огонь баталий, не поглотили хлопоты многотрудного хозяйства. Всякое большое сердце алчет любви, и суровый генерал не был исключением. Его любили солдаты, чтили офицеры, уважали враги. Но не было ее, одной-единственной. И знатные кавказские фамилии не знали покоя. Холостой главнокомандующий – вот ведь соблазн! Тем более, что и тогдашний закон дозволял жениться по мусульманским правилам и принятым среди горского мусульманского населения обычаям, не ставя в известность гражданские и церковные власти. Ханы и шамхалы не раз заводили разговор, и, наконец, завидный жених решил уступить обычаям.

Прежде всех успел шамхал Тарки – именно он отыскал среди подвластных ему красавиц юную горянку Сюйду. И стойкий воин не устоял. Обсудили с родителями калым, пригласили муллу, свидетелей и заключили брак – по-местному, кебин. В уме Алексей Петрович держал брак по христианскому закону, и надеялся, что со временем уговорит жену принять православие и венчаться. Но горская девушка просьбам не уступила. В положенный срок она родила генералу богатыря Бахтияра, которого крестили Виктором. Но в Тифлисе долго не зажилась: муж в постоянных разъездах по делам, а русский язык – такой трудный! Через малое время, увешанная подарками Сюйду вернулась к отцу. Сын остался с Алексеем Петровичем – как договаривались. Попытка номер два оказалась куда удачнее. Великий и ужасный наместник Кавказа влюбился, как безусый кадет. Это случилось в экспедиции в Акушу. С шамхалом акушинским Ермолов заехал в селение Кака-шура и увидел там дочь местного правителя. Тотай покорила генерала с первого взгляда. Он уехал, но обещал вернуться и забрать горянку в Тифлис. О том, что было дальше впору писать авантюрный роман. Родители Тотай отчего-то не захотели высокой чести и немедленно выдали девушку за односельчанина. Плохо же они знали главноначальствующего! Ермолов отправил сына шамхала Альбору в Кака-шуру с поручением во что бы то ни стало привезти Тотай. Красавицу похитили, а когда убедились, что она не против, дали погоне от ворот поворот. Отец получил перстень, серьги и шубу дочери и отправился восвояси – возвращать подарки недолгому мужу. Долгих семь лет Ермолов уговаривал Тотай перейти в православие и пойти с ним под венец. За это время родились дети: Умар, окрещенный Клавдием, Алляхр – в крещении Северьян, и дочь Сапиат, по-русски Софья.

Один ребенок умер в младенчестве, еще об одном ничего в точности неизвестно. Петр Алексеевич Ермолов, погибший совсем юным унтер-офицером Тенгинского полка, мог быть и сыном третьей кебинной жены Ермолова – Султанум. А, может, этой жены и не было вовсе – вокруг «проконсула Кавказа» клубилось столько легенд и слухов, что не всяким словам можно верить. А нежную Тотай железный Ермолов боготворил – чего б ему искать от этой любви другого добра? Тотай оказалась крепче несгибаемого генерала. Православия она не приняла и венчаться категорически отказалась. А когда Ермолова отставили, взяла, как прежде условились, дочь и вернулась к родителям. Девочка в мусульманской семье – не обуза, а будущий достаток: за нее дадут калым, а зять позаботится о ее родителях, если уж у них не случится собственного сына.


Булатной сабли острый клинок ;
Заброшен был в железный хлам; ;
С ним вместе вынесен на рынок
;И мужику задаром продан там.


Басню «Булат» Иван Андреевич Крылов написал об отставленном Ермолове.
В мае 1827 года та же простая рогожная кибитка, что десять лет назад привезла Алексея Петровича в Тифлис, отправилась в обратный путь. Добавилось лишь пассажиров – вместе с бывшим главнокомандующим Кавказ покидали его четыре сына. Другого богатства генерал на передовой не нажил.

ОТЕЦ…


Скудной капитал мой сберегаю я для детей, покоряя себя самой строгой умеренности. Они без всяких прав на наследие, без покровительства и довольно несчастливы происхождением, чтобы еще прибавить к тому и самую бедность», – с горечью писал Алексей Петрович, сидя в орловской деревне. Но рук он не складывал: давал сыновьям пристойное образование, хлопотал, чтобы разрешили носить его фамилию, признали его сыновьями и записали в дворянство. Ермоловы-младшие пошли отцовской стезей, все сделались офицерами, все успели повоевать на родном Кавказе. Виктор сделался генералом-лейтенантом и "превосходительством", Клавдий вышел в отставку генерал-майором, Северьян дослужился до полковника. Всех, кроме рано погибшего Петра, Ермолов женил, от всех дождался внуков, всех внуков дедушка-генерал любил и баловал.

Впрочем, нет, не всех: трех внуков и четырех внучек от дочери Алексей Петрович так никогда и не увидел. Софья-ханум об отце не забывала – напоминали 500 рублей содержания в год. До самой своей смерти Ермолов содержал и Тотай – давно уже чужую жену, давно уже мать двоих чужих детей. Кстати сказать, не отреклись от матери и сыновья. Особенно любил маму Тотай младшенький Алляхр, по русски Северьян или Север. Приезжал в гости, поддерживал связь с обильной кавказской родней, кого-то перевез в свое подмосковное имение Пестово. А по смерти отца, сыновья приняли на свои плечи и материальные заботы. В точности по горским обычаям.

ЗНАМЕНИТЫЙ ОСТРОСЛОВ…


«Захочет – о себе, как Тацит, он напишет. И лихо рукопись свою переплетет». И снова прав Василий Жуковский: мемуары Ермолова читаются не хуже сочинений древнеримского историка. «Притом тьма красноречия», – добавлял Грибоедов, знавший толк в остром словце. Остроты Ермолова широко расходились по армии и при дворе. Чего стоит лишь дерзкий ответ графу Аракчееву: тот возмутился дурным поведением лошадей на смотре артиллерии и пригрозил Ермолову гауптвахтой. «Уж такова наша судьба, ваша светлость, чтобы терпеть от скотов», – двусмысленно отвечал на графское хамство молодой в ту пору полковник.

«Паскевич пишет без запятых, но говорит с запятыми», – высмеял он одного из «ванек» – тот не славился красноречием. Запоздавшего на вызов лечащего врача генерал отказался принять, потому что: «болен».

«В сражении застенчив», – убийственно отозвался Ермолов о некоем генерале. Алексею Петровичу впору было бриться языком, как он советовал записному остряку князю Меньшикову. О его продвижении по службе мечтала вся верхушка – сносить насмешки от генерала не так обидно!