Изобретатель

  Для Бориса Файнберга всё, что придумало и изобрело человечество, на данный момент, было пройденным этапом. Его задачей было изобрести, что-то такое, до чего никто из людей, даже ещё, и не додумался. Вот над чем его незаурядный мозг работал день и ночь. Будучи изобретателем с большим стажем и, даже, считавшимся Заслуженным изобретателем Украины, Борис надеялся на то, что в конце концов, что-то интересное прийдет ему в голову. Товарищ  Файнберг не считал себя Рихтером, Поповым или, тем более, Теслой или Эдисоном, но если нужно было придумать оригинальное приспособление у него на заводе, или, даже автоматизировать какой-то сложный процесс, тут уж без Бориса не могли обойтись. Товарищи по работе относились к нему с уважением за его умение находить выход из трудного положения, а некоторые, даже с опаской, подозревали в нём, что-то такое, чего не дано им. Новшества, которые он предлагал на работе, и которые внедрялись без промедления, были пустяками по сравнению с тем, чем он занимался дома.

Всё это было его настоящим увлечением из-за которого он часто сорился и своей женой, которая постоянно нагружала его работой отнимающей его драгоценное время, и если до сих пор он не стал вторым Эдисоном, то только потому-что она этому мешала.
-Боря, брось заниматься ерундой,- обычно кричала она,- возьмись за настоящее дело, перекрути мясо на котлеты, а то останешься без второго. Я занята по уши - и то на мне и это, а от тебя никакого толку.
-Манечька, обычно, мягким голосом возражал он,- ну, как же никакого. Деньги на твою новую норковую шубу откуда взялись! Правда, мне заплатили не за винт Архимеда, или ленту Мёбиуса, но всё же, я ведь тоже не лыком шит. Отбросив в сторону все свои дела Борис неохотно шёл крутить мясо. Было похоже, что Манечька специально испытывает терпение мужа, заставляя его выполнять работу на кухне с которой могла бы, без проблем, справиться сама. Но, так уж повелось в этом доме, и чтобы не раздражать жену по пустякам, Борис привык выполнять её капризы. Изобретения, которыми он увлекался относились к разряду бытовой техники и некоторые, придуманные им, заслуживали серьёзного внимания.

Он, например, гордился своим способом сбора цитрусовых фруктов с помощью двенадцативольтового аккомулятора, который подключался к стволу дерева, или дверного замка, работающего на принципе калейдоскопа. К сожалению, эти предложения, до сих пор, почему-то, находились на рассмотрении Патентного бюро. Люди, подобные Борису, воображение которых было неистощимо, неоднократно пытались упростить жизнь человека за счёт, так называемых невероятных устройств. Это было его хобби, особенно сейчас, когда он вышел на пенсию и времени для подобных увлечений было более чем достаточно. Играть во дворе с приятелями в домино или сражаться в шахматы со своим другом Лёвой, ему не доставляло никакого удовольствия. С его точки зрения, они  просто убивали время, не зная, как правильно с пользой его использовать. Борис знал. Его дни были заполнены работой в маленькой мастерской, которую он соорудил в одной из спален своей трёхкомнатной квартиры. Здесь было всё необходимое для того, чтобы воплощать в жизнь задуманные проекты, а если возникала необходимость в чём-то более сложном, он приходил на завод и там ему никогда не отказывали в помощи, помня о его старых заслугах. Сначала в мастерской были простые приспособления, которые помогали делать ту или иную работу быстро и качественно, затем они становились сложнее и умнее. В конце концов, у Бориса начали появляться изобретения, которые патентовались и приносили ему не только удовлетворение но и деньги.

Невысокого роста, коренастый, как будто высеченный из камня скульптором, наделённый природным интеллектом, он всегда производил благоприятное впечатление на людей с которыми ему приходилось общаться, то ли по работе, то ли просто, при первом знакомстве. Ему всегда было о чём рассказать или удивить чем-то новым, только что им придуманным. Ведь он, как никак, был изобретателем. Его друг Лёва, с детских лет отдавал ему пальму первенства, почти во всём, что касалось детских забав. И в различного рода идеях, и в сборке таких необходимых вещей, как самокат  или устройство для заточки ножей с педалью и колесом от швейной машины “Zinger”,
или чего то ещё, будоражившее детское воображение, всегда первенствовал Борис. Правда, в школе он уступал Льву, тот был серьёзней и усидчивей Бориса, но в общем, они оба учились хорошо. Оба, после школы, поступили в институт - один в политехнический, другой, в институт железнодорожного транспорта. После окончания жизнь разбросала их по разным городам, но на каникулы они всегда съезжались в родной город. Всё шло своим чередом: женитьба, дети, внуки и, наконец, то, что ждёт,наконец, всех - обычная старость, со всеми вытекающими отсюда последствиями.

Несмотря на все перипетии судьбы Борис не потерял своей страсти, своего любимого увлечения. Изобретательство было и оставалось его постоянным хобби, доставлявшим ему массу удовольствий и державшим его постоянно на плаву, не смотря на начавшие появляться признаки старческих заболеваний. Жизнь текла своим чередом, пока однажды, Лев, его лучший друг, с которым был съеден ни один пуд соли, вдруг заявил, что у него нет другого выхода из создавшейся ситуации и он вместе с детьми уезжает в Америку. Для Бориса это было громом среди ясного неба. По какой-то, непонятной для Бориса причине, Лев и словом не обмолвился о подготовке к отъезду. Встречались, вели всевозможные беседы, но никогда, ни словом об этом. Как понять такое, у Бориса не укладывалось в голове. Он знал, что люди уезжают оставляют всё нажитое годами. Он знал об этом не по наслышке. Уехали его соседи, с которыми он с женой прожили многие годы на одной лестничной клетке. Уехали сотрудники по работе, ещё до его ухода на пенсию. Он знал обо всём этом, но почему-то ни его, ни жену это не трогало. Но, чтобы собрался уезжать Лёва, это было выше его понимания.

И чего ему не хватало? Дети прилично устроены, у него хорошая пенсия, жена его работает и, вдруг, на тебе. Устроившись в своей мастерской, в которой все было на своём месте. Тут были удобные для работы вещи к которым, за многие годы он привык. Борис рассматривал стол на котором были установлены тиски, сверлильный станок, маленький токарный станок, списанный по старости на заводе и стеллаж на котором лежали всевозможные слесарные инструменты. Разглядывая всё это он думал о событиях последних дней, которые продолжали беспокоить его. Наконец, он пришёл к одному определённому выводу. Он понял, и другой причины быть не могло, Лёва не говорил ему об отъезде только по одной простой причине; он не хотел подставлять его под удар. Эмиграция только набирала силу и власти жестоко расправлялись с теми, кто был в какой-то степени связан с отъезжающими.

Борис, не смотря на то, что был на пенсии, как рационализатор и изобретатель был у всех на виду. С ним считались, его уважали, у него были определённые привелегии, которых он мог, в мгновение ока, лишиться. Государство не прощало подобных взаимоотношений и считало их инакомыслием не отвечающим принятым нормам социалистического воспитания. Как и другие отъезжающие Лев с семьёй проходил через препятствия предписанные государственным ОВИРОМ. Для разрешения на выезд нужно было добыть массу всевозможных справок от милиции, ЖЭКА, всевозможных организаций, подтверждающих отсутствие материальных претензий, вернуть оригиналы всех имеющихся документов, и самое главное, сдать, отремонтировав, государственную квартиру и выплатить за образование - университетское или институтское в размере двадцати пяти тысяч рублей на период 1972 года. Через неделю после отъезда Лёвы с семьей, этот закон был отменён, но для них уже было поздно - поезд ушёл.

Их взаимоотношения не изменились, но телефонные звонки и встречи стали реже и, в конце концов, совсем прекратились. Переубедить Лёву, в том, что ничего страшного не произойдёт, было совершенно невозможно. Он не верил этой власти и старался сделать всё, что было в его силах, что не навредить репутации друга. Даже утверждение, что возможно, они больше никогда не увидятся, не могло поколебать его принципов. О том, чтобы проводить его на железнодорожном вокзале не могло быть и речи. Так они и расстались не попрощавшись. Борис не мог даже надеяться на то, что когда-нибудь получит весточку от Льва. И вот, неожиданно, по прошествии трёх лет, он получает письмо, на котором чётким каллиграфическим почерком, английскими буквами, был выведен адрес Бориса. Письмо было настолько неожиданным, что он, в первый момент, даже растерялся. Но удивительнее всего было то, что оно было вскрыто кем-то и, затем, небрежно заклеено. Дата на нём была двухмесячной давности. Было понятно, что оно было перлюстрировано органами и они этого не скрывали. Лёгкий озноб прошёл по телу Бориса, пока он принимал решение его вскрыть.

-Дорогой друг,- писал Лев,- надеюсь, ты всё понял и моё  поведение, в своё время, оправдывало мои действия. Хочу верить, что ты не таишь на меня зла, так как мною руководили только благородные чувства, понимая ситуацию в которой ты оставался. Наконец, решился тебе написать, зная, что ситуация в твоей стране поменялась, а с ней и отношение к нам, покинувшим её. Мы не жалеем о совершённом, так как всё, по истечении времени, стало на свои места. Дети устроены и работают по специальности, ну, а мы, как все в нашем возрасте, обеспечены государством. Только подумай, что мы сделали для этой страны, чтобы она обеспечивала нас всем необходимым для нормального человеческого существования. Так что, в создавшейся обстановке, дети материально и духовно в нашей помощи не нуждаются. И в этом плане, они не зависят от нас, а мы от них. Внуки, постепенно теряют родной язык, и не удивительно, ведь они живут в другой разговорной среде. Мы с женой стараемся всеми силами поддерживать их знание русского языка с которым они приехали, ведь нам английский врядле удастся выучить. Будешь смеяться, но наш советский менталитет даёт здесь себя знать. Всё выглядит так, как будто мы появились на этой стороне земли с другой планеты.

Правда, время делает своё и мы, постепенно, избавляемся от старых привычек и смотрим на жизненные ситуации, и на весь мир в общем, совсем по другому. Должен тебе признаться, что в нашей эмигрантской среде не у всех это получается. Очевидно, советская пропаганда поработала хорошо и переубедить этих людей в обратном практически невозможно. Зачем они только ехали сюда. А впрочем, Бог им судья! И ещё один интересный момент, который возможно тебя заинтересует. У сына на заводе возникла ситуация в которой твоя помощь была бы, как нельзя кстати. Он был у нас в гостях и между прочим рассказал об этом случае, вдруг вспомнив тебя, дядя Боря. Смех, да и только. Ну, что об этом говорить, мне тебя здесь нахватает. Новых друзей не приобретёшь - уже поздно, а вот приятелей пруд пруди. С твоим умением, головой и руками на чёрный хлеб с чёрной икрой,  ты бы заработал запросто, но это так, кстати. С другой стороны, здесь, как везде есть свои проблемы, свои сложности, для нас не всегда понятные, но ведь это другая страна, другая система - капиталистическая. Вот поэтому я ничему не удивляюсь. Вот такие вот, мой друг, дела. Что слышно у вас, надеюсь все живы-здоровы. Напиши и если я получу от тебя письмо, обязательно отвечу. Привет всем, твой друг - Лев.

Борис продолжал обдумывать прочитанное, потом прочитал письмо ещё раз и ещё раз, особенно то место, где Лев рассказывал о том, что в Америке тоже возникают проблемы, которые могли бы быть решены им, Борисом. Лёгкая улыбка тронула его лицо и в душе он был благодарен другу за то, что тот, как бы невзначай, отметил в письме о его главном достоинстве; умении находить нужные решения в ситуациях при которых, казалось бы, не было выхода из создавшегося положения. Потом ему показалось смешным, что в такой великой стране, как Америка могли бы пригодиться его скромные способности. Борис аккуратно сложил письмо в конверт и выдвинув потайной ящик своего стола, положил его туда. Не было никакого смысла показывать его Манечке, так как она подняла бы по этому поводу страшный шум и предложила бы отнести его немедленно в милицию. Она относилась к Лёве с уважением, но осуждала его поступок, постоянно напоминая мужу и окружающим об этом. Это, с её точки зрения, была своеобразная самозащита, но где-то, глубоко в душе, она была готова совершить подобный поступок.

Борис понимал её лучше, чем она понимала сама себя. Иногда в разговорах Манечька роняла слова, которые со стороны можно было понять, как не согласие с тем, что её окружает и сомневалась в том, что ситуация поправима. Она, говоря всё это, даже не понимала, что в ней говорит её второе я, и тут-же переходила на другую тему, оставляя Бориса или невестку думать над сказанным или домысливать не высказанное. Вот поэтому Борис спрятал письмо до лучших времён. Сам он с удовольствием последовал бы за своим другом, но семья ещё не была готова к тем переменам в жизни на которые решился Лев с семьёй. Не зная, как в дальнейшем сложатся обстоятельства Борис, не зависимо ни от кого, и не зная, что из этого получится, начал мысленно готовить себя к отъезду. Он, как изобретатель хорошо понимал, что психологическое состояние в котором находится человек, это восемьдесят процентов успеха от задуманного, так, во всяком случае, утверждают японские психологи. В данном случае проблема решалась просто, нужно было подготовить и склонить на свою сторону Манечьку, а детям его помощь была не нужна. Молодые люди лучше него понимали, где они живут, и какие перспективы их ожидают в будущем, не говоря уже о внуках.

В конце концов, всё обернулось наилучшим образом. Нежданно-негаданно Манечька сама затронула этот вопрос.
-Что будет дальше, Боря? Всё больше и больше людей уезжает. Куда не пойдёшь, с кем не встретишься, только об этом и разговоров. Что ты, Боря, думаешь на этот счёт? Мы уже далеко не молоды, а там жизнь надо начинать сначала.
-Послушай, Манечька, зная тебя, я даже не хотел начинать этот разговор,- глядя ей в глаза и улыбаясь проговорил Борис.
-Это сложный вопрос и так просто не решается. Вот прийдут дети, тогда все вместе и поговорим. А если хочешь знать только моё мнение, скажу тебе честно Манечька, ради детей и внуков я бы решился не задумываясь. На старости лет хоть мир увидим, а то вот так и умрем в этом болоте.
-Боря, о чём ты говоришь, ты же так любишь эту милиху,- совершенно серьёзным тоном произнесла Манечька. Таким партийным, как ты и думать об этом нельзя,- продолжала она,- ты же у нас изобретатель и всегда на виду, и на хорошем счету.
-Был, именно был, да весь сплыл. Тебе ли Манечька говорить, что был я всю жизнь правильным человеком.

Вот за это меня люди и уважали, а то, что время от времени мне предъявляли неоправданные претензии, то тут уж ничего не попишешь. На этом и держится вся эта система. Ну, что я тебе всё это объясняю, веди ты никогда не работала и поэтому всё равно не поймёшь. И не будем больше об этом, давай лучше начнём решать нашу насущную проблему. Хотим мы этого или нет, а забот у нас будет полон рот. Говоря всё это, Борису неожиданно пришло на ум четверостишье, которое когда-то написал Лев, и звучало оно, приблизительно, так:

                А всё начиналось с раздумий, с сомнений,
                Решений, не приняты сгоряча,
                Мы все собирались под  гнётом давлений,
                Теорий и практики Ильича.

Это были слова на злобу дня и было бы правильным следовать им, серьёзно раздумывая, сомневаясь, и не принимая необдуманных решений сгоряча. В конце концов эти слова стали основным лозунгом Бориса при подготовке его семьи к отъезду.
А дети, дети всё поняли правильно, говоря о том, что готовы были начать этот разговор сами, но боялись отрицательной реакции со стороны родителей. Вот так вот оно и ведётся, что не делается, делается к лучшему.
Во всей этой ситуации Бориса интересовал очень важный для него вопрос. Что делать со всеми его изобретениями? С одной стороны, они зарегистрированы здесь и кое-что  уже нашло своё применение, с другой, нужно ли всё это там и будут ли действительны его патенты заграницей. Как бы там ни было, Борис решил папку с документами брать с собой. Правда, он не был уверен, что ему разрешат её провести. Он был наслышан о том, как на границе пограничники отбирают все, что с их точки зрения, может представит интерес для государства. Не желая рисковать Борис переписал все номера патентов и зашил эту бумажку в лацкан своего пиджака.
  Разрешение на выезд никак не приходило по непонятным причинам и у Бориса стали закрадываться мысли, что причиной всему является он.

Так это или нет он точно не знал. На телефонные звонки ОВИР редко, но кратко отвечал - ждите. И семья ждала: нервничала, возмущалась, злилась, проклинала, но ничего не могла поделать и поэтому продолжала ждать, как многие, разрешение на выезд. Однажды, проходя мимо газетного киоска Борис увидел новый технический журнал, который его заинтересовал. На одной из страниц он прочитал объявление о конкурсе на лучшее изобретение года, опубликованное одним из отделов Комитета по изобретениям. В условиях конкурса было сказано,  то выигравший получит соответствующую премию, если изобретение  найдёт применение в какой-нибудь из отраслей промышленности включая медицинскую. Борис, не долго думая, решил уезжая, подшутить над Комитетом по изобретениям. Много лет назад он прочитал в одном из переводных иностранных журналов реплику о том, как Бенджамин Франклин отреагировал на головотяпство Брюсельской Академии наук, которая тоже объявила конкурс, но не на изобретение, а на решение сложной геометрической задачи, добавив при этом, что решение этой задачи раздвинет границы человеческого знания, а значит, будет небесполезно. Как и Бенджамин Борис нередко встречался с головотяпством Комитета по изобретениям, и также, как и он решил направить в их адрес обстоятельный и ехидный ответ такого же содержания, который гласил следующее: «Каждый знает, что при переваривании пищи в желудке человека образуется много газов и, что выходя наружу, газы эти причиняют неприятность, как испускающему их, так и всем близкостоящим вследствии возникающего зловония.

Чтобы избежать подобной неприятности, воспитанные люди подавляют в себе естественную потребность освободиться от упомянутых газов. Подобное воздержание не только сопровождается болями, но часто служит причиной всевозможных болезней, так как газы вместо того чтобы выходить наружу задерживаются в организме и токсически отравляются его. Если бы не страх зловония, то самые церемонные люди, столь же мало стеснялись бы, находясь в обществе, выпускать газы, как сморкаться или сплёвывать. Это письмо является преддверием моего изобретения диетических добавок в жидкой, порошкообразной или таблеточной форме. Они( добавки) при подмешивании препарата к пище будут содействовать тому, чтобы испускание нами газов влекло за собой не вонь, а аромат подобный благоуханию духов. Кроме всего прочего, моё изобретение этих добавок изменит метаболизм токсических веществ поступающих в организм и поможет их обезвреживанию. Закончив письмо-заявку, Борис, вдруг, подумал о том, что государство в котором он живёт тоже живой организм срочно нуждается в изобретении новых законов-добавок для очищения и обезвреживания нечистот накопившихся в его теле. И ещё он подумал о том, что эту заявку нужно будет отправить в Комитет только перед выездом заграницу, иначе ему несдобровать От этих мыслей его оторвал нетерпеливый окрик Манечьки:

-Борис, опять ты занимаешься ерундой. Возьмись, наконец, за настоящее дело. Там, кажется, пришла почта, и возможно сегодня должно быть разрешение на наш выезд. Боря, ты меня слышишь!

                07.05.2012г