Глава 10. В плену камня, в плену любви

Зайде ненавидела свой камень.
Долгие тысячелетия заточения не смогли заставить ее смириться со своей участью ничтожной пленницы и жалкой рабыни, она так и не привыкла к прочной теплой, уютной клетке из рыхлых кристаллов, обновляющей измученное тело — нет! — это была всего лишь темница. Она врачевала раны Зайде, но отравляла дух, парализовала волю, заполняла вены не чистым огнем, рождающемся в глубоких горных источниках, а вязкой черной волей злобного Иблиса.
Сплавленное из прозрачного жидкого пламени земных недр, сотканное из лучистого небесного эфира невинное тело Зайде превратилось в пустую оболочку — сосуд, из которого пил жестокий демон, проклятый самим Аллахом, из которого черпал он свою пищу, забирал безгрешную светлую энергию, оставляя взамен ярость и ненависть.
 
Не проходило ни одного дня, чтобы не вспоминала Зайде те страшные дни, после которых так жестока оказалась к ней судьба — те дни, когда вырвался на свободу презренный враг правоверных, Иблис, да будет проклят он сам и потомство его до тринадцатого колена!
В тот несчастный день содрогнулись недра высоких гор, и каменные исполины, от самого сотворения мира попирающие небо своими верхушками, провалились в бездонную пропасть, отвратительную в мерзости своей, наполненную зловонным гноем и полыхающую адским огнем. День вдруг стал словно ночь, вода в океане вскипела ядовитыми парами и поглотила землю. Из самой глубокой бездны возносились к облакам новые острые пики и снова уходили под воду, словно сам нечестивый демон перемешивал железным трезубцем ядовитое варево. В заоблачную вышину летели каменные глыбы, тучи серы и пепла, жидкий огонь заполнил реки и не было никому спасения.
А после все три мира окутал великий ураган и великий огонь рвался в воздухе черными клубами: семь раз до самого дна испарялась вода в океане и семь раз заполнялся он снова, семь дней бушевали в нем исполинские волны, выбрасывая за самый край Земли свирепых чудовищ, проникших из самого Джаханнама, пока не очистилась вода от яда Иблиса, а сам он не оказался снова замурован в огненной геенне. И все же, одно из множества тел темного демона вырвалось в тот день на свободу...
Ах, какой прежде счастливой и безмятежной была жизнь Зайде, самой младшей и самой любимой дочери грозного ифрита, могучего Шахфаруха, благословленного самим Сулейманом, да хранит его Аллах и приветствует!
Под неусыпным присмотром матери, одной из тысячи жен в гареме Шахфаруха, дни напролет гуляла Зайде в саду своего отца, в тени персиковых и финиковых деревьев, любовалась пышными розами и лилиями в бескрайних цветниках; лёжа на мягких шелковых подушках, наслаждалась сочными фруктами и сладкими трелями птиц; омывала ноги в хрустальной воде золотых фонтанов, кружилась в танце перед своими братьями и не знала печали.
Осиянная милостью Всевышнего, с удовольствием и радостью Зайде помогала прекрасным старшим сестрам своим развлекать души праведников, дабы скрасить им долгое ожидание перед резными воротами благословенного Джанна. А грозный для врагов Всевышнего и пророка Сулеймана, мир с ними обоими, но нежный с детьми своими огненный ифрит Шахфарух открывал для любимой дочери россыпи драгоценных камней среди непроходимых ущелий, поднимал с морского дна кованые сундуки с золотыми украшениями, только для того лишь, чтобы услышать ее звонкий смех. Ярко сияли прозрачные камни-проводники на коже Зайде, делая ее тело легким, как пушинка, и быстрым, как ветер, гуляющий среди горных вершин, а подземный жар, невыносимый для смертных, мягко впитывался под кожу, расцвечивая губы и щеки алым румянцем.
О счастливая и благодатная безмятежность, где ты?..
 
Великим горем и безутешными стенаниями наполнились горы-исполины. Плачьте, несчастные родители, посыпайте головы пеплом от сгоревших персиковых деревьев, царапайте лица, рвите одежду и кутайтесь в скорбные черные покрывала — среди бела дня похитили, Зайде, любимую младшую дочь Шахфаруха! Не гуляет больше она среди роз и лилий, не раздается среди персиковых деревьев ее заливистый смех, не кружатся веселым ворохом яркие юбки и прозрачные вуали, не звенят золотые браслеты на тонких руках! Одна из наложниц Шахфаруха, предала его и открыла ворота Иблису, в ту же минуту смерч невиданной силы подхватил беспомощную дочь огненного ифрита и унес в своем чреве за сто тысяч морей, в другой мир, в рабство своему хозяину…
Жаркий огонь пылает вокруг ее темницы — но нет от него тепла, ледяные кристаллы камня намертво сковали руки и ноги, паутиной легли на лицо — ни открыть глаза, ни шевельнуться.
Проклятье ненавистного демона выжженным клеймом пылает в сердце Зайде, а липкая темнота шарит грязными лапами по плечам и коленям, насмешливо шепчет угрозы, зловеще хохочет над маленькой пленницей.
Изо всех сил кричала она от страха, но ни звука не сорвалось с онемевших губ — белым дымом клубилось ее тело по углам узилища, билось об острые грани кристаллов в поисках незаметной трещины, но со всех сторон Зайде окружил прочный монолитный купол, из которого невозможно было выйти.
Она пленница — пленница камня и будет томиться в нем вечно, пока не умрет!
В немом отчаянии бросала она непослушное тело на стены своей тюрьмы, снова и снова звала отца, могучего Шахфаруха, но тщетны были ее усилия: закрыт для джиннов проход в этот мир, населенный смертными, не услышал безутешный отец дочь свою, продолжал искать ее и оплакивать.
Долго ждала Зайде помощи родителей, долго клубился белый дым внутри прозрачного камня, пока наконец, не взмолилась она:
«О, великий Сулейман, повелитель джиннов, мир тебе и благоволение Аллаха! Да прославится в веках твое имя! Падает в пыль у ног твоих, взывает о помощи и милосердии ничтожная раба твоя Зайде, последняя дочь ифрита Шахфаруха, владеющего горным огнем. Смилуйся надо мной в скорбные дни страданий моих, освободи от проклятия нечестивого Иблиса, разрушь камень, который избрал он моей темницей и верни меня моему отцу! Да пребудет с тобой вечно безграничная милость Всевышнего!»
Не плакала больше Зайде и не стенала, а с покорностью ждала ответа властелина, правящего джинами во всех мирах.
И открылось ей:
«Мир тебе, джин Зайде дочь ифрита Шахфаруха! Всего лишь человек я и не смогу до конца снять проклятие демона, не подвластно это мне, но тот, кто именем моим и именем Всевышнего вызовет тебя из камня сможет и освободить по желанию своему. До той же поры будешь ты подчиняться ему беспрекословно и считать своим хозяином. Волею моей твой камень отныне станет не темницей для тебя, а приютом и благословенным местом очищения и обновления. Смирись со своей судьбой и будь терпеливой, как и подобает женщине. Да пребудет с тобой милость Аллаха!»

Замерев от благоговейного внимания, слушала Зайде слова мудрого пророка и отказывалась верить им. Не на такую помощь рассчитывала она! Так значит, суждено ей быть пленницей и рабыней, пока хозяин камня не сжалится на ней и не разрушит добровольно оковы, пока не натешится с ее телом, не осквернит душу и не останется доволен унижением её, гордой дочери ифрита! А до тех пор не смеет она просить о великой милости освобождения.
О горе тебе, Зайде дочь Шахфаруха!..

                * * *

— Папуль, у нас что, ЧП по городу?
Ирина напряженно сжимала в руке телефонную трубку, второй рукой нервно теребила пуговицу на кофточке.
— Да, — подтвердил отец. — Третий день уже. А что, Денис не рассказывал?
— Не рассказывал, — уныло пожаловалась дочь. — Он так устает сейчас и торопится все время.
— Видишь, как оно все обернулось, — сетовал отец. — Не дали вам погулять, как надо. Ну вот придет и спроси у него, он-то поболе моего знает, сам туда ездил, к фабрике этой — вот же проклятое место, постоянно там что-то происходит!
— Пап, он сказал, может, и не придет, останется дежурить, — глаза Иришки увлажнились, а в голосе против воли зазвенели слезливые нотки. Как ни старалась казаться спокойной и умиротворенной, выдала себя с потрохами.
— Денис так сказал? — уточнил папа.
— Да! — пискнула Иришка.
— Ну и чего ты там ревешь? — сурово осведомился отец. — Значит, надо так! Ты у матери спроси, сколько раз она меня вот так же ждала. ЧП по округу — забежишь домой на часок — и то слава богу! Вызовут посреди ночи — встанет и пойдет, вот так-то! Поняла?
Иринка поспешно кивнула, вытерла слезы и села на табуретку. Слова отца немного успокоили.
Эту ночь она металась по пустой квартире и не находила себе места. Лечь в кровать без Дениса, да еще умудриться заснуть, казалось невозможным предательством, и она коротала время на кухне, сидя на табуретке.
Уронив голову на руки, дремала, сидя за столом, вздрагивала и просыпалась от малейшего шороха, кидалась к окну при звуках очередной проехавшей машины, прилепившись лбом к стеклу, всматривалась в золотистый сноп света от фонаря возле подъезда, выглядывала в нем знакомую фигуру.
Но Денис так и не пришел.
Телефон у него был отключен, и Иришка слала одну за другой тревожные SMS-ки, на которые не получала ответов. Под утро она забылась в тягучей противной полудреме и еле-еле разлепила глаза в девять часов, мужа все еще не было — что-то случилось!
Отгоняя от себя страшные мысли, Иришка начала судорожно собираться. В конце концов, чего она сидит ровно на месте? Вот она — дорога в Управление. Вполне может сбегать и узнать, где пропадает ее муж.
Звонок матери застал ее скачущей по квартире: одной рукой Иришка пыталась накрасить глаза, второй застегивала кофточку, ноги поочередно запихивала в ботинки.
— Да, мам! — крикнула она в трубку, предварительно настроив громкую связь, чтобы не отвлекаться.
— Куда собираешься? — сразу просекла мать.
— Мне надо по делам, — замялась дочь, не хотелось посвящать родителей в новые переживания, но скрывать от них, то, что творится на душе, она так и не научилась.
— Знаю я все твои дела, — заявила мать с уверенностью ясновидящей. — Денис не пришел домой?
— Ага, — тут же призналась Иришка.
Если отца ей удавалось иногда развести на ровном месте, то мать — никогда. С другого конца воздушной волны нетерпеливо неслись материнские советы:
— Не ходи никуда, не до тебя там. В городе черте что творится: жертвоприношение у фабрики, убийства, взрывы, пожары — никогда у нас не было такого беспредела. Телевизор включи, новости послушай! А вообще-то, можешь позвонить своему мужу, скинуть сообщение — чего бегать-то?
— Он не отвечает, — вздохнула Иришка.
— Он на службе, Ира. Ты понимаешь, некогда ему, он преступников ловит, а тут ты со своими соплями.
Иришка молча слушала, понимая, что мать права, но душа все равно была не на месте.
— А ты думаешь, я не волновалась, когда твой отец пропадал вот так же на службе?! — продолжала увещевать мама. — До сих пор, как нет его в семь часов — так сердце замирает, хотя знаю, что на задержания давно уже не ездит. Так что перестань терзать себя и успокойся: он твой муж — придет, никуда не денется, тем более что это его квартира. Раньше думать надо было: сможешь ли терпеть вот такие ночи, ждать его и улыбаться, когда придет, а не осыпать на пороге упреками! А все, что хочешь сказать, можешь сказать ему в постели, и вообще, прекрати истерить! — повысила голос мать, хотя Иришка ни разу ее не перебила за время разговора. — Сколько ты ему сообщений отправила?
— Пять.
— Перебор! — отчитала ее мать. — Хватило бы и одной. Увидит и перезвонит. Все? Ты успокоилась? Давай съездим в новый торговый центр, я там такую сумку тебе присмотрела!
Иришке невыносимо было слышать восторги матери по поводу каких-то сумок и шмоток, словно ничего не произошло особенного, и можно спокойно ходить по магазинам, выбирать себе какие-то тряпки и сумки, тогда как у родной дочери, может быть, жизнь рушится на корню, как карточный домик.
— Нет, мам, я не хочу.
— Ну-ну, сиди страдай, — хмыкнула мать.
Немного поразмышляв над ее словами, Иринка позвонила отцу и услышала от него все, слово в слово то, что только что выслушала от матери.
— Ну хочешь, я поговорю с ним, — предложил отец. — Скажу, что ты волнуешься.
— Нет! — испугалась дочь. — Не надо, пап! Обещай, что не будешь!
— Ладно, ладно, — не стал спорить отец. — Но могу же я просто поговорить со своим зятем, новости услышать по чрезвычайке, а заодно разведаю обстановку.
— Не надо, пап, не ходи! — настаивала Иришка.
— Доченька, так нельзя! — возмутился папа. — Раньше, когда вы не были женаты, ты так с ним не церемонилась, что между вами произошло, вы не поругались?
— Ничего не произошло, — врала напропалую Иришка. — У нас все прекрасно, просто я беспокоюсь, что не могу дозвониться. Зря только тебя расстроила, — лепетала она.
С большой неохотой отец дал согласие не вмешиваться в сложные отношения дочери со своим мужем, проворчал только, что уж больно долго они притираются друг к другу, так и у них с матерью никаких нервов не хватит.
 
Разговор с родителями восстановил покачнувшийся мир и порядок в Иришкиной душе, и пока ее муж в поте лица ловил преступников по городскому округу, она решила, как и положено доброй жене, посвятить день семье.
Первым делом она поменяла постельное белье на новый испанский спальный комплект из немнущегося сатина, подаренный на свадьбу и тонко пахнущий цветочным бальзамом для белья. Затем запустила стирку, пропылесосила все труднодоступные уголки в большой квартире покойных родителей мужа.
Второй этап включал в себя заботу о здоровье желудка Дениса: его любимый суп с фрикадельками и фасолью — ужасно вкусно и быстро, всего и делов-то! Помедлив возле морозилки, Иришка решила, что после такого длительного дежурства, не лишней на их столе будет запеченная курочка с картошкой и грибами — духовка с готовностью приняла в себя небольшой противень, укрытый пищевой фольгой. Повседневные дела навеяли покой и умиротворение, Иришка даже позволила себе включить музыкальный канал по кабельному телевидению и вслед за певицей мурлыкала под нос мелодию песни.
Какая она глупая! Взвинтила сама себя, чуть не до истерики. Хорошо бы выглядел Денис, если бы она прибежала в Управление звать его домой! Хорошо, что мама почувствовала ее состояние и позвонила. Какие терпеливые, все-таки, у нее родители: все утро в унисон твердили ей, как трудна и ответственна полицейская служба, наверняка Дениса заставили дежурить лишние сутки, потому что народу не хватает на участках — она же это и сама прекрасно знает. Сейчас ее любимый муж придет домой усталый, голодный!..
Иришка улыбнулась и бросила взгляд на часы — вполне успевает испечь медовик. Денис обрадуется.
Через час, она с радостным и тревожным волнением примеряла трусики с кокетливой оборкой и бюстгальтер из кружева ручной работы «Шантильи», привезенные теткой из Парижа, придирчиво рассматривала в зеркале маленькую грудь, выступающие кости таза, выпирающие ключицы, торчащие, как у подростка, колени — да уж, есть чем очаровать мужа! Особенно первым размером груди. Говорят, после родов она увеличится — так это еще забеременеть надо. Скорей бы уж!
Иришка спрятала соблазнительное белье под короткий атласный халатик-пеньюар с дерзким декольте, щипцами соорудила на голове голливудские локоны и чуть-чуть растрепала, придав прическе сексуальную легкую небрежность, тронула губы светло-розовым блеском, капнула в яремную ямку любимые «Иссей Мияки» и пообещала себе, что ни словом, ни намеком не заикнется мужу на долгое отсутствие и выключенный телефон. Потом, в постели после секса, пожалуется, как ей было грустно и одиноко. Немного подумав, она сняла салфеткой блеск с губ и решительно накрасила их ярко-красной помадой.

Денис пришел, когда она вся извелась от ожидания…