Чашка
Этот таинственный и немного странный дом, с подвальным этажом, лестницами и переходами, уютными комнатами, кухней и столовой, библиотекой, гостиной и тем самым кабинетом, в котором она сидела, не включая свет, достался ей в наследство от дяди. Она переехала в него почти сразу же, как только вступила в права наследования, но, к сожалению, пока так и не могла назвать дом своим.
Будто дух дяди продолжал жить здесь, что, впрочем, не тяготило её. Наоборот, она ощущала некую защищённость от его таинственного присутствия. Возможно, ей всё это только казалось потому, что везде были вещи дяди, в которых продолжала присутствовать его энергетика, а что-либо изменить она пока не решалась. Даже книги, которые привезла из комнаты в коммуналке, где они жили с матерью, сколько она себя помнила, пока так и не разобрала. Они стояли упакованные в ящике в библиотеке. Хотя личные вещи заняли достойное место в облюбованной ею комнате. Скорее всего, дядя предполагал сделать из этой комнаты гостевую.
Когда она впервые приехала сюда, а случилось это только после смерти дяди (при жизни он не общался ни с сестрой, ни с племянницей), дом за деревянным забором показался ей старым кораблём, выброшенным на берег, который только-только покинул капитан. Но кораблём отремонтированным, а не потрёпанным в штормах, обновлённым и одновременно сохранившим все «морщины» времени. Наверное, в дяде было на самом деле что-то от капитана. Во всяком случае, был в нём некий стержень, который она ощутила, когда пересеклась с ним на кладбище во время похорон матери год назад. Но общением его слова и её глубокое молчание в ответ – назвать сложно.
Он тогда обнял её и сказал: «Оленька, ты очень похожа на свою мать. Я любил её. Запомни, отсутствие общения не показатель…». Только вот так и не договорил «не показатель» чего? Размолвки, ненависти, равнодушия, забвения или отсутствия любви? А потом он объявил, что торопится на очень важную встречу, помянет сестру вечером дома, в одиночестве, что так будет лучше, правильней. И убежал по делам. А Ольга смотрела ему вслед и ничего не испытывала к нему: ни возмущения, ни разочарования. Ничего.
Подобное ощущение оказалось слишком странным для неё. Она не могла вспомнить, чтобы раньше так реагировала на кого бы то ни было. Похоже, это был единственный случай в её жизни, когда человек не оставил после себя никакого следа.
Ольга так и не успела спросить у матери, почему дороги родных людей в какой-то момент так резко разошлись. Да и дяде этот вопрос она не успела задать. Возможно, и не было никаких причин для размолвки, просто они жили каждый сам по себе. Но неизвестное, как правило, всегда кажется значительнее, чем оно есть на самом деле. Но, как бы то ни было, смерть примирила их. По указанию дяди, записанному в завещании, когда он был в здравом уме и светлой памяти, его похоронили рядом с сестрой и родителями.
Перед домом-кораблём возвышались сосны-великаны. Ей показалось, когда она впервые переступила границу, отделяющую участок от остального мира, да и сейчас иногда кажется, что шум деревьев в ветреную погоду напоминает шум прибоя. Она открыла калитку и замерла в нерешительности. Это был ознакомительный приезд, её вещи должны были прибыть позже.
Сердце готово было выпрыгнуть из груди от ощущения, что она после долгого путешествия по миру, наконец, вернулась домой. Да и ощущение некого узнавания не давало ей покоя. После смерти матери она каким-то невероятным образом бывала здесь во сне. Некто показывал ей помещения дома, удивительные произведения искусства. Она ходила по старому дому, как по музею. А ещё она восторгалась садом, которого не увидела в действительности. И от растерянности, не иначе, она пошла по дорожке не в дом, а вокруг него.
То, что она увидела за домом, поразило её не меньше, чем само здание. Прекрасный сад из её сна с каменной беседкой и прудом словно раскрыл свои объятия. Вокруг водоёма росли плакучие ивы, а вдоль дорожек – розы и пионы. Было что-то торжественно-величественное в этом саду. Вряд ли это было дядиной идеей. Скорее всего, он приобрёл это «волшебство» вместе с домом. Правда, во сне возле колонн перед входом в беседку были две небольшие клумбы в виде каменных цветов, будто сотворённых по мотивам сказок Бажова.
Достопримечательностью оказался и находящийся за забором участка пугающе-притягательный лес. Он возвышался сплошной стеной, сквозь которую шла грунтовая дорога, по которой можно было дойти, а при наличии машины доехать до станции, где находился райцентр. Там была цивилизация со всеми вытекающими достоинствами, издержками и контрастами: от рынка, частных палаток, магазинов, служб быта, мастерских и двух фабрик до мест духовного досуга.
Хоть и обшарпанный, но всё ещё действующий кинотеатр был в райцентре, как и дом культуры. Помимо общеобразовательной школы, там находилась музыкальная школа и художественная. Местный музей и библиотека – гордость райцентра, как и парк, на месте помещичьей усадьбы, где по выходным звучала музыка на танцплощадке, и всегда было шумно, многолюдно. На пригорке красовалась отреставрированная церквушка, построенная некогда на средства забытого всеми помещика. Там царила тишина и покой.
А всего в семи километрах от станции, среди леса, по странной случайности или по чьей-то прихоти затерялось поселение. Его коренные жители ценили то, что имели, и ни за какие блага мира не хотели перебираться поближе к цивилизации. Конечно, существовало некое неудобство, связанное с походом в магазины. Но «затерянный мир» стоил этих неудобств. Сюда редко заезжали или забредали чужаки. В этом мире все обо всех знали. Может, и не всегда то, что было на самом деле, но знали. Правда, новости эти были местного значения, в которые чужим доступ был не просто ограничен – закрыт.
Но самое интересное, что «каменные цветы» существовали в реальности. Об этом ей поведал сосед, когда пришёл знакомиться и застал её возле беседки. Он сообщил, что вход в беседку украшали, заказанные у какого-то известного скульптора клумбы в виде каменных цветов, в которых росли живые, не каменные розы. Видно, они так понравились младшему брату бывшего хозяина дома, который стал собственником после смерти бездетной супружеской пары, что перед продажей дома вывез эти клумбы-цветы к себе на дачу.
Сосед посмотрел на женщину, неожиданно побледневшую, и оборвал свой монолог на полуслове.
- Вам плохо?
«Зачем спрашивать об очевидном? Конечно, плохо. А как бы он себя чувствовал, если бы оказался в саду из своего сна? А впереди ещё дом, в котором я тоже уже побывала во сне. И, думаю, там тоже окажется мне всё знакомым. Правда, адвокат мне сообщил, что ещё при жизни дядя свою коллекцию произведений искусства передал в местный музей, даже не городской. Прихоть или продуманное решение? Конечно, где-нибудь в центральном музее в столице его коллекцию могли отправить в хранилище, и пылились бы его экспонаты на полках годами. А может, существует неведомая мне причина его решения? Ладно, надо выдать какую-нибудь версию, почему мне поплохело. Не рассказывать же ему, право, о своих снах с эффектом присутствия? Не хватало ещё, чтобы он принял меня за душевнобольную. А мне бы не хотелось этого. Есть в нём что-то такое родное… Глупости. Я его совсем не знаю. Возможно, что он женат, и куча детей бегает по двору».
Она улыбнулась и произнесла:
- Ничего страшного. Дорога оказалась не такой простой, как я думала.
Он взял её под руку и объявил, что сестра ждёт их на чай, по-соседски. И добавил, что надеется на ответный визит, когда она переедет. Увидев её растерянность, он улыбнулся:
- Я не женат, и куча детей не бегает по двору.
Она была уверена, что не произносила этого вслух.
«Либо телепат, либо обладает хорошей интуицией. Хотя существует и третий вариант. Умеет читать человеческие лица. Как это по научному называется? Физиогномика? А может, просто житейский опыт? Женщинам всегда интересно семейное положение видного мужчины. Вот он и сообщает о себе часть анкетных данных».
- Не пугайтесь. У вас всё на лице написано, - заявил он.
А она подумала, что сосед не так прост, как хочет казаться, но после знакомства с его сестрой успокоилась: всё отнесла на счёт случайного совпадения.
Ольга услышала, как стонет ветер среди деревьев, рвущийся на волю. Он словно предупреждал её о приближении «шторма». Расшифровывать подсказки природы она не умела, но то, что что-то должно произойти – почувствовала. Она встала, вышла в коридор. Всё её существо превратилось в слух. Кто-то стоял за дверью и не решался постучать. Женщина включила свет и спросила:
- Кто там?
- Гм, - услышала она мужской голос.
Человек за дверью, похоже, не ожидал, что его так быстро обнаружат. Он растерянно произнёс:
- Извините, я старый друг Петра Сергеевича, только что вернулся из длительной командировки. Могу ли я его увидеть?
- Нет, - ответила Ольга Семёновна.
- Странно. Я знаю, что полтора года назад он продал городскую квартиру своих родителей, в которой жил с самого детства, и приобрёл этот самый дом. А я помог ему в этом приобретении. И он приглашал меня по возвращении в гости. Извините, но вам не кажется, что невежливо разговаривать через закрытую дверь.
- Кажется. Но Пётр Сергеевич умер чуть больше полугода назад. Родных у него, кроме меня, никого не оказалось. Дом мне отписал. Я вас не знаю. К тому же вы пожаловали без звонка и предупреждения, на ночь глядя. Может, там, где вы живёте или жили длительное время, так принято. Но вам лучше уйти…
- Эй, - услышала она голос Андрея, своего соседа, - чего вам надо?
- Я искал Петра Сергеевича.
- Опоздал, друг. А это ваша машина на дороге?
- Да, - подтвердил незнакомец.
- И личный шофёр ваш?
- Да. Я хотел бы выкупить портрет Аннушки.
- Это не ко мне. Но, думаю, что вы и здесь опоздали. Пётр Сергеевич, когда узнал свой диагноз, всё ценное пожертвовал местному музею, безвозмездно, так сказать. Я директор этого самого музея. Могу подтвердить, что принял всё согласно описи. Ольга, можешь открывать, я его сфотографировал на мобильный и отправил Геннадию Семёновичу на всякий случай. Личность будет установлена.
- Да вы что здесь все умом тронулись, что ли? – с негодованием произнёс солидный мужчина. – С кем имею честь разговаривать? – спросил он, ощущая себя пленником собственного раздражения. – То, что вы директор местного музея, я уже уяснил.
- Андрей Андреевич Соболев. А вы?
- Иннокентий Юрьевич Забывалов, коллекционер.
Ольга открыла дверь.
- Извините. Ольга Семёновна, новая хозяйка этого дома. Мне почти каждую неделю кто-нибудь звонит с предложением купить то, чего у меня нет. Вы единственный, кто пожаловал без звонка. Я слышала о вас от дяди, вернее, от его адвоката, поскольку дядя вам послание написал перед смертью, оставил в кабинете на видном месте с запиской передать адресату. То есть вам. Значит, дядя знал, что вы пожалуете. Странно, почему он не захотел, чтобы адвокат вам передал послание, а перепоручил это мне?
- Содержание его вам известно? – поинтересовался Иннокентий Юрьевич.
- Это так важно для вас? – спросила Ольга Семёновна.
- Могу ли я с вашего позволения осмотреть дом? – вопросом на вопрос, так же, как и хозяйка дома, ответил коллекционер.
Это было похоже на какую-то игру с весьма странными условиями. В глазах женщины коллекционер увидел недоумение.
- Нет. Я его не продаю. Мне оценщик не нужен. А всё ценное дядя подарил музею. Напоминаю: безвозмездно, - достаточно резко произнесла Ольга.
- Тогда я хотел бы получить письмо и откланяться. А как работает ваш музей? И где он находится? Экспонаты, которые вы получили от Петра Сергеевича, выставлены? – обратился он к стоящему рядом мужчине.
- Грабить не советую, - улыбнулся Андрей Андреевич. – Музей работает ежедневно с десяти до восемнадцати, кроме понедельника. Вот моя визитка, на ней телефоны музея и адрес.
- Спасибо, - произнёс Иннокентий Юрьевич. – Ольга Семёновна, письмо, - напомнил он.
- Вот, - она протянула коллекционеру открытку, на которой было написано: «Портрет у прапраправнучки Аннушки. Я его подарил».
- Мило, - коллекционер повертел открытку в руках, - А как зовут эту самую прапраправнучку, как её найти, где она живёт? Да кто она такая?
- Вам же написали, что она – прапраправнучка Аннушки. Извините, я не знаю ни о дочери Аннушки, я и внучку никогда не видела, как и правнучку с праправнучкой и прапраправнучкой в придачу, у которой теперь этот злополучный портрет, за которым вы охотитесь. Я вообще не знаю, кто такая Аннушка.
- Жаль. Читать лекцию не собираюсь. Историю не мешало бы знать. Каждому грамотному человеку, - добавил Иннокентий Юрьевич и с некоторым превосходством посмотрел на женщину, сразу превратившуюся для него в неразвитую простушку. – Да вы понимаете, что если эта реликвия не всплывёт где-нибудь на аукционе, я вряд ли найду её. Вполне возможно, что получившие это чудо, понятия не имеют о её ценности. Вещь может сгинуть бесследно. Бес-след-но, - повторил он по слогам. – Как сгинули многие произведения искусства, - добавил он. - Это-то вы хоть понимаете?
«Нахал ещё тот», - подумала Ольга Сергеевна.
- Сочувствия ждёте, понимания? Да что вы хотите от меня? – спросила она.
- Странный у вас дядя, - произнёс коллекционер. – Чужим людям все ценности раздал, а родному человеку – ничего?
- Я получила этот дом. И мне не хотелось бы с кем бы то ни было обсуждать поступки моего дяди. Тем более что его уже нет в живых.
Иннокентий Юрьевич насупился. В воздухе повисло недовольство. Тем более что он привык к поклонению, заискивающим взглядам, льстивым речам. И ему уже не хотелось оказываться в шкуре простого человека. Но, по большому счёту, он должен был признать, что эта женщина обладала не только сильным характером, но и была настоящим борцом за справедливость без всяких скидок на чины, заслуги, деньги и возраст. Она была права, но это не радовало его.
«Хотя красота и радость так быстротечны», – подумал он.
- Я думаю, что добродетель – тайна, - вмешался Андрей Андреевич. – Вообще таинственно всё, что важно. А тайна человеческих судеб – особенная. Человек проявляется в делах и поступках…
- Не надо. Человек гораздо сложнее нашего трактования его сути, - с раздражением в голосе произнёс коллекционер.
- Творческие личности – народ обидчивый, это общеизвестно, - улыбнулся Андрей Андреевич. – Разрешите откланяться, если у вас больше нет к нам вопросов. Видите ли, я был приглашён на чай, - он кивнул на свёрток в руках. – Сестра пирог испекла. Если вы отказываетесь с нами чаёвничать, тогда…
- Да, я покидаю вас. Провожать не надо. Я закрою калитку на щеколду. Мне в своё время Пётр Сергеевич показал, как это сделать.
- Значит, при жизни вы были у него в гостях? – спросил Андрей Андреевич.
- Однажды. Когда весь дом был заставлен ящиками. Он собирался что-то перестраивать. А я просил показать мне портрет Аннушки. Он сослался на неподходящий момент. Обещал сообщить, когда это будет возможно.
- О продаже речи не шло? – поинтересовался Андрей Андреевич.
Коллекционер слегка смутился:
- Нет.
- Скажите, вы знали о его смерти? – задал ещё один вопрос Андрей Андреевич.
- Мне сообщили знакомые.
- И всё же вы приехали.
- Но попытаться-то стоило? Я мог бы приобрести не только то, что озвучил, за хорошие, очень хорошие деньги, – улыбнулся Иннокентий Юрьевич. – Не случилось. Жаль, конечно. Извините. И всего доброго.
- Прощайте, - сказала Ольга.
- Не будьте столь категоричны. Пути господни…
Ольга внимательно посмотрела коллекционеру в глаза. А он сдвинул плечи, наклонил голову, словно птица вот-вот готовая взлететь, повернулся к хозяйке дома спиной и устремился вперёд. Вначале он шёл быстрым шагом, а потом побежал по дорожке к калитке, словно хотел убежать от странного, пробирающего до самых костей взгляда женщины. Ему вдруг показалось, что он весь превратился в страх, который мчался, обгоняя его самого.
- Странный тип, - произнесла она. – Он меня, по сути, невеждой обозвал. Я знаю, что есть люди, которые постоянно унижают других, брошенные ими фразы застревают в памяти, от них невозможно скрыться. Скажите, а вам что-нибудь говорит имя Аннушка?
- Если честно, мы можем долго с вами гадать, кто она такая. Знать хотя бы имя художника. Тогда можно было сориентироваться по времени его жизни и по его творчеству.
- Самое смешное, я тоже ничего не слышала об этой таинственной Аннушке, а адвокат не сообщал мне о том, какие подарки делал при жизни его клиент и кому соизволил подарить, интересующую Забывалова вещь.
- Может, в бумагах Петра Сергеевича есть какие-нибудь зацепки? – спросил Андрей. – Во мне, похоже, проснулся Шерлок Холмс. Любопытство – страшная сила. К тому же время безжалостно уничтожает следы нашего пребывания в этом мире, если только о памяти не позаботятся потомки. Кстати, о памяти. Если портрет был подарен прапраправнучке, то это приблизительно временной период где-то в двести лет или чуть меньше со дня его написания. Весьма приблизительно, конечно. Но всё же. Да, в списке дарственных экспонатов была пометка под номером 325. Владимир Лукич Боровиковский. А далее прочерк. Может, это он написал портрет Аннушки? Тогда нам останется выяснить, о какой Аннушке речь? Ведь при жизни художник написал большое количество портретов и копий с них по просьбе заказчиков.
- Если мне не изменяет память, - произнесла Ольга, - Владимир Лукич родился в 1757 году, а умер в 1825. Время поиска вырисовывается.
- При условии, что имя художника как-то связано с подарком дальней родственнице этой самой Аннушки. Хуже, что о самом Боровиковском мало что известно. Придворный художник. Был холост и бездетен, - произнёс Андрей Андреевич, идя за Ольгой Сергеевной в столовую. - Был ли он влюблён в кого-то, как жил? Были ли у него внебрачные дети? Он как человек-невидимка создавал образы своих современников, но сам оставался в тени. Какое-то время жил у Львовых и Филипповых, дружил с А. Ф. Бестужевым. Он писал очень много портретов по дружбе, сердечной склонности и из чувства благодарности. Не была ли Ольга Константиновна Филиппова тайной любовью художника, из-за которой он так и не женился? Её портрет, написанный в 1792 году или немного ранее – особенный во всей истории женского портрета в России, - Андрей Андреевич посмотрел на свою соседку, будто спрашивая, не утомил ли её своими рассуждениями и, увидев улыбку на её лице, поставил пирог на стол и продолжил: - В течение 1791-1794 годов Боровиковский создал большое количество миниатюр, в которых поиск идеала не выходил за рамки людей, близких Львову. Известно, что им были созданы миниатюры супругов Львовых. Эти портреты разделили судьбу многих произведений искусства, исчезнувших после революции 1917 года. Но он писал не только знатных дам. Сохранились его дневники, но в них он ничего не говорит о личной жизни. Он описывает свои духовные искания. Есть ещё архивные данные Псковского музея, которые в своё время были опубликованы…
- Я думаю, мы вернёмся к этому вопросу, - произнесла Ольга Семёновна.
- Извините. Увлёкся. Я совсем забыл, что наше чаепитие сегодняшнее – это попытка познакомиться поближе, - улыбнулся Андрей Андреевич. – Я и не мог предположить, что найду в вашем лице столь интересную собеседницу, – произнёс он, а потом кивнул на стол и сказал: - Это фирменный пирог моей сестры. Вкусный очень. Угощайтесь. А чай есть в этом доме?
- Конечно. Чай тоже необычный. По рецепту моей матушки. Можно сказать, что тоже фирменный, - улыбнулась Ольга, разливая чай по чашкам. – Вам не надоело ходить по столовой, может, присядете за стол?
- Да-да, - Андрей Андреевич сел на стул и произнёс: - Знаете, мне лет пять назад одна старушка принесла в музей дневник своей прабабушки, в котором она рассказывает о встречах с именитыми людьми. Там была некая запись и о художниках. Надо будет внимательнее прочитать, может, найдётся подсказка?
- Опять вы за своё? Эко вас задел этот Иннокентий Юрьевич. Кстати, а много ли портретов Анн написал Боровиковский?
Ольге было комфортно в присутствии Андрея. К тому же его взгляды, украдкой брошенные в её сторону, волновали не на шутку. Ей казалось, что они давно знакомы. Было в нём что-то настоящее. Лучистая улыбка, голубые глаза, а главное – ум. Но что-то не позволяло Ольге нарушить выстроенную им дистанцию ещё при первой встрече. И, тем не менее, ей было легко с ним. Он же был рад, что нашёл в лице соседки не только единомышленницу, умного собеседника, но неравнодушного и одновременно волевого человека. Про таких обычно говорят: «Правильный человек». Андрей за свои 37 лет жизни успел обжечься, вылечиться, не потеряв при этом доверия к людям. Он посмотрел Ольге прямо в глаза и улыбнулся:
- Похоже, не только меня задел этот Забывалов. Признаюсь, сведений о Боровиковском вообще, а у меня в частности – не много. Известно про портрет Анны Петровны Лопухиной, в замужестве Гагариной 1801 года. Интересная личность, должен сказать. Портрет художнику заказал её супруг П. Г. Гагарин. В 1802 году Анну Гавриловну Гагарину написал художник, ещё графиню Анну Ивановну Безбородко с дочерьми. Возможно, были и другие Анны, знатные и не очень, крестьянки, дворовые девушки, о которых нам ничего не известно. Есть сведения, что Павел 1 испытывал к Анне Петровне платоническую любовь. Он называл её именем военные фрегаты, корабельные флаги и даже гренадёрские шапки.
- Я бы не очень доверяла сведениям того времени, дошедшим до нас. Она, скорее всего, была орудием придворных интриг. Если мне не изменяет память, с её помощью удалось удалить от государя его верного друга и советчицу фрейлину Екатерину Ивановну Нелидову, которой удавалось смягчать раздражительность Павла, не допускать многих необдуманных поступков.
- Да уж, странной личностью был государь Павел 1. Его сын Константин заявлял, если мне не изменяет память: «Мой отец объявил войну здравому смыслу с твёрдым намерением никогда не заключать мир», - произнёс Андрей Андреевич.
- Если я не ошибаюсь, Анна Петровна Лопухина, дочь московского сенатора П. В. Лопухина, в замужестве Гагарина - скромная красавица-брюнетка с выразительными глазами, кротким характером, умерла в 28 лет. Она на четыре года пережила своего покровителя. Я даже не знаю, были ли у неё дети. Говорят, что она до конца дней своих сохранила бескорыстную привязанность к государю. Но так ли это было на самом деле? – спросила Ольга.
- Не знаю. Вы правы, окружение великолепно использовало восхищение государя Анной Петровной. Павла 1 убили в ночь с 11 на 12 марта 1801 года. Значит, Анна Петровна ушла в мир иной в 1805 году. Кстати, откуда у вас такие познания в истории? – спросил Андрей Андреевич.
- Из маминых книг. Она окончила художественную школу, собиралась учиться дальше, но потом её планы резко изменились в связи с моим появлением. Она стала работать вначале в школе учителем рисования, а потом библиотекарем. От библиотеки нам и комнату дали в коммуналке. А до этого моя мать снимала угол у своей бывшей одноклассницы. Отца у меня не было. Нет, конечно, я родилась не от святого духа. Но думаю, что о моем существовании он просто не ведал. Скорее всего, ему не сообщили о моём появлении или не смогли, что тоже возможно. Мне почему-то всегда казалось, что моего отца нет среди живых. Но это просто ощущение, о котором я даже матери не говорила. Я не думаю, что мать не знала, кто отец её ребёнка. Но она решила вычеркнуть его из нашей жизни, значит, на то у неё были причины. А я уважаю решения других людей. С моим появлением, думаю, у мамы начались трения с родителями и братом. Но это уже другая история. А вчера я случайно нашла в кабинете дяди его свидетельство об окончании художественной школы, которую окончила и моя мать. Правда, дядя продолжил своё образование. В результате стал одним из лучших в стране реставратором. Отсюда и знакомства с коллекционерами, любителями старины и просто богатыми людьми. Дядя и сам был коллекционером, судя по тому, что он передал музею. Меня тоже мама хотела отдать в художественную школу, но на мне генетика решила отдохнуть или я пошла в другую ветвь. У меня математический склад ума оказался, но не на столько, чтобы посвятить свою жизнь математике. В результате, осела в библиотеке. На данном же отрезке времени я безработная, хотя не без средств к существованию на первое время: продала свою коммуналку в городе.
- Ко мне экскурсоводом пойдете? – спросил Андрей Андреевич.
- Спасибо. С историей вообще и историей искусства в частности я дружу, но всё же, прежде чем дать ответ, я должна посетить ваш музей. Я человек ответственный. Это уже от мамы. Я вот о чём подумала. Анну Петровну и других светских дам, вряд ли бы, художник называл Аннушкой. Подобной фамильярности он бы не позволил себе. Скорее всего, это портрет девочки или незнатного происхождения девушки, возможно, дворовой или крестьянской.
- Прекрасно. Тогда, может быть, вы посмотрите дневник, о котором я говорил. Возможно, там есть что-нибудь интересное и по нашему вопросу. Очень вкусный чай, - вдруг улыбнулся Андрей Андреевич.
- И удивительный пирог, - в тон ему произнесла Ольга Семёновна.
Андрей встал, подошёл к антикварному буфету. Его внимание привлекла старая сахарница.
- Откуда у вас это чудо? – спросил он с удивлением. – Эта сахарница из сервиза вам от дяди досталась? Эта вещь…
- Нет. От бабушки. Когда мне было лет десять, к нам неожиданно пришла бабушка. Я тогда её впервые увидела. Это была наша единственная встреча с ней. Это было как раз после маминого дня рождения. Бабушка достала красиво упакованную коробку и произнесла, что это по праву принадлежит нам. Семейные реликвии должны оставаться в семье. Она разделила остатки какого-то очень старого чайного сервиза. Сахарница досталась маме, а чашка – Петру. Сахарница перед вами, а вот где чашка от семейного сервиза находится сейчас, не знаю, - произнесла Ольга.
- А вы знаете, что за миниатюра на этой сахарнице? – поинтересовался Андрей Андреевич.
- Чья-то усадьба, - произнесла она, а потом внимательно посмотрела на него и ничего не сказала, а он неожиданно замолчал, не зная, как преподнести догадку.
- Странное стечение обстоятельств, судеб. Мне и в голову не могло прийти, что прошлое заявит о себе со столь неожиданной стороны. Вам, похоже, известна эта усадьба?
- Вы правы. Это помещичья усадьба, развалины которой не сохранились даже. На её месте сейчас парк в райцентре. Но в нашем музее хранятся эскизы некогда одного из красивейших зданий. Кстати, кое-какие воспоминания можно найти в документах, хранящихся в музее. В семье помещика Волкова была воспитанница Аннушка. Говорили, что это внебрачная дочь одной знатной особы, но какой именно так и не удалось выяснить. Семья помещика хранила молчание на этот счёт. А вот именитые художники ни раз гостили у хлебосольного помещика. Так что кто-то мог и написать миниатюрный портрет Аннушки. Всё же его усадьба находилась недалеко от дороги в Тверь. Жена Волкова, из рода Кузнецовых. В 1780 году в Тверь был переведён Гарднеровский фарфоровый завод, который перешёл во владение внучатого племянника Волковой, к тому времени ушедшей из жизни, М. С. Кузнецова. А было это, если мне не изменяет память, в 1891 году. Возможно, на этом заводе, когда он ещё не был собственностью Кузнецова, и был изготовлен чайный сервиз на заказ. По просьбе заказчика к свадьбе Аннушки были использованы и миниатюры именитых художников. Вы не могли бы дать мне лупу. Возможно эта миниатюра с картины художника…
- Боровиковского? Да, но что-то не сходится. По вашему раскладу дядя должен был подарить миниатюру Аннушки – мне, но я не получала никакого подарка от дяди.
- Или не успели получить, - произнёс Андрей Андреевич.
- Нет, что-то всё слишком просто. Вы думаете, что Аннушку написал Боровиковский?
- Или один из его учеников. Вы правы в одном: слишком много белых пятен в этой истории. Но мне кажется, что мы слишком близко подошли к разгадке. Возможно, на чашках было изображение Аннушки. Найдём чашку, узнаем и имя художника. Не исчезла же она, в самом деле? А может, разбилась при переезде? Но ваш дядя, любитель старины, обязательно сделал бы описание реликвии, в каком состоянии она попала к нему и её дальнейшую «судьбу», если можно так сказать о предмете старины. Мы опять упираемся в архив вашего дяди. А в том, что он существует, я почему-то уверен. Да и копии документов передачи ценностей музею должны же где-то у него храниться.
- Слишком много всевозможных предположений, не подтверждённых фактами, - произнесла Ольга. – Это моя тяга к точным наукам заговорила, - улыбнулась она.
- Соглашусь. Чрезмерная заинтересованность – плохой помощник. Не получается из меня Шерлок. А как вы думаете, какой момент жизни у людей – решающий? – вдруг спросил Андрей Андреевич.
- Вы думаете, что я в состоянии ответить за всё человечество? Вы мне льстите. Задача нашей жизни, возможно, и состоит в том, чтобы определить этот самый момент. Мы всё время что-то упускаем: либо мешкаем, либо несёмся вперёд без оглядки.
Ольга Семёновна подошла к окну.
- Совсем темно стало, - произнесла она.
- Вы правы. Время за нашими разговорами пролетело незаметно. Я, наверное, пойду. Подумайте насчёт завтра. Я бы мог отвезти вас в наш музей. В понедельник там только служба охраны и уборщицы работают. Я хороший экскурсовод. И это не пустое бахвальство. Помимо музея, я бы и по парку, где было некогда имение Волковых, экскурсию провёл.
- Спасибо, - произнесла Ольга.
- Спасибо, да, или спасибо, нет?
- Я принимаю ваше приглашение, - улыбнулась Ольга Семёновна.
Андрей Андреевич ушёл, а Ольга осталась сидеть за столом, продолжая выстраивать собственные линии, предположения. Она так устала, что не заметила, как задремала. И вдруг вздрогнула оттого, что кто-то коснулся её плеча.
- Дядя? – удивлённо произнесла Ольга Семёновна. – Я уснула за столом. Я вижу тебя во сне. Мне часто снятся странные сны с эффектом присутствия…
- Это не сон, девочка моя. Пойдём, я должен кое-что тебе показать и рассказать.
Ольга встала, коснулась стола, ощутила его плотную структуру, потом незаметно ущипнула себя за руку.
- Я впервые разговариваю с привидением, - прошептала она. – Но, похоже, ты прав. Это не сон. Или всё же сон?
- Я не привидение. Долго и сложно объяснять. Братья Волковы увлекались мистикой, общались с масонами…
- Ты не умер? Ты просто с помощью алхимии стал бессмертным?
- Нет. Но я умею создавать на какое-то время плотную материальную оболочку, чтобы взаимодействовать с живыми в этом мире. Давай не будем тратить время попусту. У меня не так много времени, а мне многое надо тебе рассказать и показать.
Ольга немного замешкалась, а потом всё же пошла за дядей. У неё не было страха, его присутствие казалось не запредельным, а вполне естественным. Правда, здравая мысль, что ей всё же это снится, окончательно примирила с происходящим. Они прошли в библиотеку. Дядя посмотрел на запечатанный ящик с книгами, открыл дверцу последнего книжного шкафа и произнёс:
- Здесь занята всего лишь одна полка. Все твои книги поместятся в этом шкафу.
Он подошёл к среднему шкафу, взял с четвёртой полки седьмую книгу слева. За ней стала видна небольшая кнопка, на которую дядя нажал, и посмотрел на племянницу. Книжная полка въехала вовнутрь, освободив проход с двух сторон.
- Поторопись, - произнёс дядя.
- Полка может вернуться на место? – спросила она, представив, как застревает и не может освободиться, часть туловища в одном помещении, другая – в другом.
- Какие глупости тебе лезут в голову. Полка не вернётся на место до тех пор, пока я этого не захочу. С обратной стороны есть ещё одна кнопка. Принцип дверного замка, только вместо двери – книжная полка. Я не хочу её пока возвращать на место.
- Поняла. Никакой опасности для жизни, - улыбнулась она.
- Вот именно.
Внутри была небольшая комната с дверью. Дядя включил свет, открыл дверь. За ней – оказалась лестница в подвальное помещение. Это была потайная часть подвала, в которую нельзя было попасть из подвала, расположенного под кухней и столовой, где находились хозяйственные помещения.
- Осторожней, - произнёс дядя, включил свет, и Ольга увидела ещё одну комнату, похожую на комнату отдыха с диваном, шкафом, двумя креслами и журнальным столиком, рядом с которым был светильник, а на самом столе стояло две подарочные коробки разных размеров. – Это то, ради чего мы здесь оказались. В средней коробке – чашка с миниатюрой Аннушки. Во второй – оригинал миниатюры, написанной Тырановым Алексеем Васильевичем. Он родился в 1808 году, а ушёл из жизни в 1859 году в Кашине, Тверской губернии. Это ученик Венецианова с 1824 года по 1836 год. Думаю, что он пересекался и с Боровиковским. Во всяком случае, его влияние в миниатюре просматривается. Хотя сам Венецианов был учеником Боровиковского. Открой маленькую коробочку. Там портрет Аннушки, воспитанницы Волкова. Художник в 1837 году гостил в усадьбе Волковых. Эта миниатюра – подарок художника Аннушке к её семилетию. Ты уже поняла, что Боровиковский при жизни не мог ничего знать о воспитаннице Волковых, потому что она родилась через пять лет после его смерти. Эта работа осталась неизвестной среди специалистов. Должен признаться, что я рассматривал твои детские фотографии. Сходство поразительное. У твоей матери тоже просматривается сходство с Аннушкой, но не такое, как у тебя. Думаю, что успею рассказать и о её непростой судьбе. В семнадцать лет её выдали замуж за одного из сыновей графа Кузьмина. К свадьбе тайный знатный покровитель заказал чайный сервиз, о котором ты уже знаешь, и дал за Аннушкой внушительное состояние, которое очень быстро высокородный супруг прокутил, наделал долгов, после чего свёл счёты с жизнью, оставив Аннушке малолетнего сына и кучу долгов. Сын вскоре заболел и умер. Аннушка вынуждена была продать имение, чтобы рассчитаться с кредиторами. Младший сын Волкова, узнав о бедственном положении Аннушки, привёз её в усадьбу к отцу и вскоре женился на вдове. Так она снова стала Волковой. От второго брака у неё было две дочери. Старшая увлекалась живописью, уехала за границу, от младшей дочери Анастасии тянется наш род. Она была выдана за вдового помещика, друга семьи. Её дочь, внучка Аннушки, вышла замуж за бедного художника, родила сына и дочь, рано овдовела, после смерти мужа вернулась с детьми в усадьбу прадеда, которого к тому времени уже не было в живых. Усадьбу наследовал его младший сын, муж Аннушки. Сын внучки Аннушки погиб в 1914 году, его жена и дети остались жить в усадьбе, а дочь внучки - Екатерина, вышла замуж за царского генерала, родила дочь Ольгу, а сама умерла при родах. Правнучка Аннушки – Ольга Петровна Козлова, твоя бабушка, соответственно наша с сестрой мама. Ты появилась на свет от Илимова Семёна Семёновича. Его дед, Андрей Петрович, вынес приговор репрессированному по ложному доносу мужу твоей бабушки, то есть твоему деду. Всё так запутано. Две семьи оказались навеки завязаны смертью и рождением. Семён Семёнович, внук врага нашей семьи, дал тебе жизнь, но так и не увидел, как ты появилась на свет, погиб во время войны в Афганистане. Твоего деда реабилитировали посмертно. Так что ты – и есть та самая прапраправнучка Аннушки. Череда бессмысленных потерь, бестолковых поступков, запутанных, непонятных неслучайных случайностей, - и всё это и есть жизнь. Представь отчаяние здравомыслящего человека, знающего, что скованную цепь нельзя расклепать, вышитый узор нельзя спороть, а сделанное нельзя разделать, как нельзя прожить заново прожитые годы. Это путь Высшей Необходимости. Во время гражданской войны усадьбу Волкова сожгли, а потом решили камня на камне не оставить. Предполагалось сжечь заживо и «вражеский элемент» вместе с его родственниками. Но все остались живы не по странной случайности. В своё время старший Волков принимал активное участие в проектировании усадьбы. Он запланировал прорыть от неё три тайных подземных туннеля (один - к реке, другой – к церкви и третий - в затерянный в лесу небольшой дом) и осуществил свою идею на практике. Когда семейство с дворовыми людьми убегало из усадьбы по самому длинному туннелю, который вёл к дому в лесу, на всякий случай проход к церкви завалили, чтобы не пало подозрение на батюшку, будто бы это он помог бежать «приговорённым». Позже были посланы доверенные люди из обслуги, которые сделали несколько обвалов на пути к истинному отступлению. Хитрость удалась. Решили, что «вражеские элементы» сбежали по реке и скрылись в неизвестном направлении. Возле реки были лодки, которые исчезли, потому что на них уплыли те самые дворовые, устроившие обвалы. Они вернулись в родную деревню Тверской губернии. Правда, в лесном доме семейство оставалось недолго. Было решено оставить дом на верных людей из обслуги, а самим податься в город, где легче было затеряться, поступив на службу. Специалисты новой власти были необходимы. Отец твоей бабушки не мог их приютить, времена были смутные. Волковы, действительно, «затерялись» по стране так, что все мои усилия найти их уже в наше время не увенчались успехом. Зато я выкупил дом в лесу.
- А эта дверь куда ведёт? – спросила Ольга Семёновна.
- Никуда, - произнёс дядя, открыл её, и Ольга увидела замурованную стену, на которой было написано: «Дорога жизни».
- Извини за бестактность, а почему ты так и не женился? Почему посвятил себя всецело работе? Разве может работа компенсировать душевные отношения с любимым человеком?
- Не может. Я любил одну девушку, да и сейчас продолжаю любить, ибо любовь не исчезает с нашим переходом в мир иной. Я знаю это. Мы собирались пожениться. Но накануне свадьбы она погибла. Мне было тогда тридцать семь лет, ей двадцать. Ты можешь представить себе моё отчаяние, когда я прощался с ней? Никого иного я не желал видеть рядом с собой. Но я всю свою жизнь ощущал её присутствие рядом. Она стала моим ангелом-хранителем, вытаскивала ни раз меня из таких сложных ситуаций, когда я уже прощался с жизнью, предупреждала через сны об опасности. Так что в некотором роде я всю жизнь был не один, - произнёс он, закрыл дверь и кивнул на коробки, оставленные им на столе: - Забери.
Ольга взяла подарки и вдруг увидела сидящую на диване молодую женщину, чем-то похожую на её мать.
- А это?
- Аннушка.
- Какая странная одежда на ней, - удивилась Ольга.
- Одежда всего лишь прикрывает тело, но не отражает его сути.
О какой сути говорил дядя, Ольга не понимала, потому что Аннушки давно не было в этом мире, как, впрочем, и дяди. У неё было много вопросов к Аннушке. Ольга всего лишь на мгновение отвлеклась, а когда вновь посмотрела на диван, чтобы озвучить вопросы, там никого не было.
- Исчезла, - прошептала она.
- Ушла, - поправил дядя Ольгу, - мне тоже пора уходить.
Ольга не помнила, как вернулась назад, поставила подарки на стол в столовой, прошла в кабинет, села в кресло и почти мгновенно уснула. Исчез ли дядя раньше, когда она ещё поднималась по лестнице, или уже в библиотеке, после того, как вернул потайную дверь на место, проводил ли он её до столовой и кабинета, Ольга не знала.
Она проснулась от телефонного звонка и подумала, есть ли в её слишком реальном сне достоверная информация? Как только она услышала голос Андрея Андреевича, сердце учащённо забилось, а голос предательски дрогнул.
- Доброе утро. Да, я помню о нашей договорённости, - ответила она Андрею Андреевичу, - всё остаётся в силе, через полчаса буду готова.
Она отправилась на кухню, сварила кофе, прошла в столовую и чуть не выронила турку с горячим напитком из рук: на столе лежали подарки из сна. Ей стало не до завтрака.
Ольга вскрыла вначале среднюю коробку, осторожно вынула чашку, на которой красовалась миниатюра семилетней улыбающейся Аннушки, а в другой коробочке лежала миниатюра художника Тыранова с надписью на обратной стороне «Аннушка». На самой миниатюре в самом низу можно было разглядеть его подпись и дату. Ольга не знала, писал ли художник ещё когда-нибудь миниатюрные портреты своих современников или это был единственный портрет, неизвестный специалистам. Она открыла шкаф, поставила чашку рядом с сахарницей и прошептала:
- Вот и встретились.
Надобность в поисках портрета Аннушки отпадала. Она вдруг вспомнила слова дяди об удивительном сходстве её и Аннушки. Ольга побежала к себе в комнату, достала из альбома свою детскую фотографию, вернулась в столовую, положила фотографию рядом с портретом и чуть не вскрикнула. На неё смотрело одно и то же лицо: улыбка, причёска, глаза, поворот головы, – всё совпадало.
Ольга Семёновна погладила миниатюрный портрет Аннушки, потом – свою фотографию и прошептала:
- Чудеса случаются.
Но желания рассказывать о том, что произошло с ней этой ночью, кому бы то ни было, у неё не было. Не потому, что боялась выглядеть не совсем адекватной, хотя и этот момент присутствовал. Вдруг пришло решение, что некоторые тайны должны таковыми оставаться навсегда.
- Умница, - услышала она голос дяди рядом с собой, резко обернулась, но в столовой никого, кроме неё, не было.
Она успокоилась, а потом позвонила Андрею Андреевичу и спросила:
- Не могли бы вы зайти ко мне? У меня есть нечто, что вас, как начинающего Шерлока, должно заинтересовать.
- Что именно? – спросил он.
- Чашка, - а потом после паузы добавила: - с миниатюрным портретом Аннушки на ней и оригиналом в придачу. Это надо видеть.
Май 2019 год
Свидетельство о публикации №219060400868