Маскарад последнего века

Александр Лобанов

МАСКАРАД  ПОСЛЕДНЕГО  ВЕКА

(Сценарий)

«Антизеро-миннезанг»


Л68  Лобанов Александр. Маскарад последнего века: сценарий: «антизеро-миннезанг» /  Изд. 2-е, доп. – Владимир: Аркаим, 2019. – 132 с.

ББК 84Р6
© А. Лобанов, 2019
ISBN 978-5-93767-321-3




Цитадель зла рушится под натиском отважных одиночек. Оба героя как будто пришли в современность из эпохи XII века. Сценарий, который читатель желает прочесть, менее всего можно уложить в прокрустово ложе современных жанров. Если сказать, что «мистический триллер». Да! Это – «мистический триллер». Если мы обозначим его как «экшн» и «блокбастер». Вы не ошиблись. Если вы увидите здесь «психологический детектив» и – «психологическую драму». Вы также будете правы. Ибо это называется одним словом – «миннезанг»! Давно забытый жанр рыцарского романа с не менее забытой триадой: «Мой Бог, мой король, моя дама»!
«Побеждающий облечется в белые одежды» (Откр. 3; 5). Потому что герои еще живут среди нас.





ДЕЙСТВУЮЩИЕ ЛИЦА:

Берестов Игорь Александрович – специалист по радиоэлектронике; в институте занимает должность техника связи.
Олонецкая Евника Константиновна – секретарь-делопроизводитель.
Карев-Терри Павел Петрович – директор института Транс-эниологических исследований.
Некродия Домициан Аполлонович – первый заместитель директора.
Тодезанг Артур Павлович (Артур Пауль Вильгельм Карл Людвиг фон Тодезанг) – второй заместитель директора; «де факто» - руководитель института.
Мортингер Борис Эдуардович – завсектором системной онтологии.
Тойфельс Рудольф Борисович – завсектором имманентных упорядоченностей; председатель карнавального комитета.
Айзек Блэкхом – завотделом первичной информации.
Щеголев Станислав – старший аналитик; специалист по культурологическим и историософским исследованиям.
Чарлз Бестингфилд – Гость в институте. Лорд; Великобритания.
Смоленцев Юрий Николаевич – изобретатель.
Штокгейм Карл Иосифович – докладчик на предновогоднем собрании.
Схиигумен Кассиан – настоятель Никольского скита.


В ЭПИЗОДАХ:
 
Кулаки Рэм Дамианович – завсектором онтологических трансверсий.
Воронцов Юрий Алексеевич – специалист отдела систематизации.
Йозеф Вандерберг – профессор; Кельнский университет.
Гарри Клэш – гость из США.
Максенцио Доминетти – гость из Италии.
Константин Святославович Олонецкий – отец Евники.

Также:
Сотрудники института Транс-эниологии.
Сотрудники экспериментального и производственного отделов.
Насельники и паломники Никольского скита.
Игумения Лукиана – настоятельница Тервенического монастыря и сестры монастыря.
И другие участники.
- - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - -






АВТОРСКОЕ ВИДЕНИЕ НАЧАЛА ФИЛЬМА:

Из глубины кадра выходит слово: МАСКАРАД – шрифт готический; цвет красно-оранжевого пламени, которое заполняет верхнюю треть экрана.
Затем выходит слово: ПОСЛЕДНЕГО – шрифт церковно-славянский; цвет сине-голубого пламени – заполняет среднюю часть кадра.
После этого выходит слово: ВЕКА – готический шрифт; красно-оранжевое пламя.
При этом, крайние концы слов: МАСКАРАД, и – ВЕКА, заострены в виде клыков (соответственно – верхнее слово, заострения направлено вниз, нижнее слово – заострения вверх).
После полного установления названия, пламя букв: красно-оранжевое и сине-голубое, оживает; пламя яростно бьется через трафареты слов названия фильма.
Затем, резкость теряется, название исчезает и на экране остается  бушующее пламя красно-оранжевого цвета. На его фоне, с правой стороны идет текст цитаты из Апокалипсиса; синие буквы, стилизованные под церковно-славянский шрифт:

«И Ангелу Пергамской церкви напиши: так  говорит имеющий острый с обоих сторон меч: Знаю твои дела, и что ты живешь там, где престол сатаны, и что содержишь имя Мое, и не отрекся от веры Моей даже в те дни, в которые у вас, где живет сатана, умерщвлен верный свидетель Мой Антипа».

(«Откровение»,  гл. 2, ст. 12, 13.)



Далее идет текст на фоне звездного неба:
«События, о которых рассказывает этот фильм, действительно происходили в недавно минувшие годы. Еще живы некоторые участники этих событий, а потому имена и фамилии действующих лиц изменены. Тем не менее, авторы просят воздержаться от  прямых выводов и сопоставлений, просят не проводить аналогий с событиями недавнего прошлого».



    I
    По огромному, похожему на аэродром, заснеженному полю шел человек. Периодически, серая вьюга налетала на него резкими порывами, отчего человек ежился и поднимал повыше воротник своей куртки. Одет он был вполне обыкновенно. Черная лыжная шапочка, темно-синяя куртка с меховым воротником, черные джинсы и шнурованные ботинки на толстой подошве, составляли весь наряд идущего сквозь вьюгу человека. Из внешней амуниции имелась только сумка через плечо, и в городской толпе, этот человек возраста зрелой возмужалости не привлек бы постороннего внимания.
   Впрочем, обратить внимание все-таки было на что: благородное, с тонкими чертами лицо, выдавало в нем натуру романтика. Небольшая черная бородка сообщала тонким чертам мужественный характер и более того, делала его похожим на витязя, или поэта, или художника. А может быть, на того и другого и на третьего, вместе. Ежась под ветром, тем не менее, он шел прямо и не сгибаясь, что выдавало в нем волевую натуру; большие карие глаза смотрели просто и ясно.
   Позади человека, едва угадываясь в клубах метели, горели красные огни трубы ТЭЦ и вышек связи, отчего создавалось ощущение, что человек идет по секретному космодрому, либо по пустому аэродромному полю.
   Вдруг, порыв ветра ударил в лицо человека, запорошив глаза и рот колючими льдинками сухого снега. От следующего порыва, снег закружился бурунами, отчего стало совсем темно, как в глубокие сумерки.
   - Просто, царство Деда-мороза, - откашливаясь, произнес человек и попытался очистить от снега заиндевевшие усы и бороду, - черт меня дернул подписать этот контракт!
   Он оглянулся на пройденное им заснеженное поле, которое как-бы отсекало всякую возможность возвращения до времени подписания контракта и стряхнув с лица остатки снега, с досадой поглядел на массивную громаду здания, к которому он уже приближался.
   Темная глыба учреждения, непоколебимым колоссом возвышалась посреди крутящейся пурги. И, в неоновом мерцании бесчисленного числа окон, оно представлялось чем-то фантастическим, ирреальным, неким миражем, рожденным магией бушующей стихии. Оно, подобно «Титанику», как если бы двигалось сквозь крутящуюся пургу и гордясь своей непоколебимой циклопичностью, будто бы говорило: «Нам не страшен даже Бог». Длинное одиннадцатиэтажное здание, разделялось в центре уходящей в свинцовое небо башней, пирамидальную крышу которой ограничивали несколько красных огней. Из центра пирамиды вверх уходила мощная антенна, в основании которой тоже горели два красных огня.
   Приближаясь к зданию, человек вошел на территорию заставленного оборудованием хозяйственного двора, который прилегал к учреждению со стороны поля. Неожиданно, из висящей на плече сумки раздался писк радиотелефона и, путник, вытащив аппарат, приложил его к уху.
   - Да, Игорь Берестов на связи! - поспешно произнес он.
   - Вас беспокоит директор учреждения, - раздался в трубке покровительственный рокот преуспевающего начальника, - я не стал утром снимать вас с производственного объекта, но теперь вижу по видеосистеме, что вы возвращаетесь. Зайдите ко мне.
   - Хорошо, - отозвался Игорь, - буду через десять минут.
   - Да, пожалуйста, будьте добры, - вновь пророкотал директор и отключил связь.
   
   Берестов вошел в свой кабинет, повесил в находящийся с правой стороны от входа шкаф верхнюю одежду и, вытащив из сумки чемоданчик с инструментами, направился по длинному, со множеством дверей коридору, к «приемной», расположенной в его конце. Несмотря не еще продолжающийся рабочий день, в коридоре было довольно многолюдно. Громко разговаривая, сотрудники ходили из одного кабинета в другой. Руки некоторых из них были заняты либо объемистыми свертками, либо принадлежностями карнавальных костюмов. Два или три раза с Игорем поздоровались, но он, молча кивая, продолжал движение по коридору.
   В «приемной», за двустворчатой стеклянной дверью, отделяющей ее от коридора, на расположенных вдоль стены диванах, сидели несколько посетителей и молча ожидали своего вызова. Слева, в обширном помещении секретариата, несколько сотрудниц сосредоточенно работали за компьютерами. В глубине «приемной», вблизи массивной дубовой двери, с надписью: «Директор». – сидела одетая в деловой костюм секретарша и лениво перебирала документацию. Ориентируясь в обстановке, Игорь оглядел помещение и, медленно направился вдоль расположившихся на диванах и креслах посетителей.
   В крайнем кресле сидел, с печатью углубленного размышления на лице, похожий на добродушного медвежонка мужчина. Внешне спокойный, он, тем не менее, нервно барабанил пальцами по кожаному, стоящему на коленях раздутому портфелю. Темные круги под глазами и потухший взгляд говорили, что посетитель уже не первый день ожидает аудиенции, а общее выражение обреченности, только подтверждало предположение Берестова.
   Не зная отчего, Игорь остановился на мгновенье возле этого странного посетителя, и тот, почувствовав на себе внимание незнакомца, оторвался на миг от тяжелых мыслей, и со скорбью взглянул на Берестова.
   Немой диалог между двумя незнакомыми людьми продолжался не более секунды, и Берестов, желая поддержать посетителя, едва заметно кивнул и продолжил движение.
   Табличка на массивной двери внутренней стены справа имела подробное обозначение: «Некродия Домициан Аполлонович». Именно его аудиенции ожидали похожие на кафкианских героев посетители.
   На ходу прочитав табличку, Игорь прошел вглубь кабинета и, также, нехотя осмотрел офисную часть «приемной». Внимание его привлекли огромные, не по северному большие окна, за которыми с удвоенной силой бушевала пурга. От этой странной несоразмерности создавалось ощущение близкого присутствия стихии. Одна из сотрудниц секретариата, взглянув на бушующий за окном ураган, вдруг поднялась и направилась к нему, с намерением задернуть шторы. Игорь непроизвольно обратил внимание не ее золотые, взятые в пучок, волной ниспадающие вдоль спины волосы. Черный деловой костюм элегантно подчеркивал стройную фигуру. Походка сотрудницы была легкой и как-бы летящей.
   Приблизившись к окну, девушка взялась рукой за край багряной бархатной шторы и словно почувствовав на себе чужой взгляд, замерла на мгновенье. Как-бы раздумывая, обернуться ей, или нет, она в последний момент сделала над собой усилие и решительно задернула штору. Затем, будто ни в чем ни бывало, направилась к соседнему окну, поправляя на ходу цветы на ажурных металлических подставках.
   И, как если бы томительный аккорд арфы зазвучал глубоко в сердце Берестова, а в недосягаемых сферах, почти явственно зазвучал небесный хорал…
   Глаза Берестова заполнились неизъяснимой печалью. Остановившееся на миг время вновь обрело движение. Берестов с трудом отвел вдруг разом потухший взгляд, и вздохнув, направился к кабинету директора. Заметив его приближение, секретарша тут же оставила изучение документации и взглянув на Игоря, будто кобра изготовившаяся к прыжку, безапелляционно произнесла: «Павел Петрович занят!»
   - Я по вызову! - жестом успокоил ее Берестов и возле двери, не удержавшись, вновь оглянулся на златокудрую сотрудницу.
   Почувствовав взгляд, девушка вновь замерла, и словно что-то решив важное для себя, спустя мгновение, все-таки обернулась. В ее больших васильковых глазах отразился вопрос и Берестов, уже взявшийся за ручку двери, тоже полуобернулся к ней. Мольба отразилась во взгляде Игоря и неожиданно, словно сотрудники почувствовали их немой диалог, в помещении воцарилась полная тишина.
   Из наваждения Берестова вывела секретарша, которая уже стояла возле него и что-то с негодованием говорила.
   - Я, по вызову! - безапелляционно ответил ей Игорь и в последний раз оглянувшись на стоящую у окна девушку, потянул на себя дубовую, пропитанную мореным составом дверь.
   В углу кабинета, за раскрытой створкой шкафа, который находился во внутренней, состоящей из целого ряда шкафов стене, стоял мужчина плотного телосложения, в деловом, стального цвета костюме. Створка закрывала всю верхнюю часть его тела, но было видно, что в одной руке он держал пакет с пшеном, которое доставал по щепотке и насыпал кому-то, находящемуся внутри шкафа.
   Смущение появилось на лице Игоря, ибо стал свидетелем очередной причуды, коих уже насмотрелся в эти дни предостаточно. Чтобы объявить о себе, Игорь тактично кашлянул и произнес с нарочитой бодростью: «Гм, Павел Петрович, я по вашему вызову!»
   - Входите, пожалуйста, - раздался за створкой рокочущий баритон и директор, закрыв стенной шкаф, направился навстречу Игорю. Лицо его, крупное и массивное, с аккуратной бородкой «а;ля босс», было увенчано квадратными, с указующей на близорукость диоптрией, роговыми очками. Типичное выражение властности, тем не менее, сочеталось в нем с природным добродушием, которое проявлялось и в интонациях  его голоса.
   - Что ж, давайте знакомиться, - руководитель института широко улыбнулся и протянул руку для пожатия, - Павел Петрович Карев-Терри, ваш новый директор.
   - Берестов Игорь Александрович, - в тон ему отозвался Игорь.
   - Мой метод работы, - директор вновь радушно улыбнулся, - лично знакомиться с каждым своим сотрудником. Как говорится: «кто каким воздухом дышит». А потому, если пожелаете, можем побеседовать вне формальной обстановки.
   В ответ на это предложение, Игорь лишь неопределенно пожал плечами и огляделся по сторонам.
   Кабинет был обычный, стандартной планировки. У дальней наружной стены находился тумбовый стол директора, с примыкающим к нему Т-образным длинным столом для заседаний; в углу располагался сейф. Внутренняя стена кабинета состояла сплошь из встроенных шкафов с книгами и документацией. У входа стоял полированный шкаф для одежды, цвета – «орех».
   Вдруг, внимание Игоря привлек шум со стороны внутреннего углового шкафа. На его искусно вырезанных, с орнаментом в виде дубовых листьев дверцах, висел массивный замок, отчего создавалось вопиющее несоответствие между ажурной резьбой на липовой доске (по всей очевидности, это был буфет работы 19-го века) и грубым амбарным замком, висящем на его фигурных петлях. Со стороны буфета послышалось приглушенное квохтание и как если-бы птица застучала лапками по деревянной доске.
   Вслед за Игорем, директор бросил тревожный взгляд в направлении исходящего из буфета шума, но тут же, безмятежно взяв Игоря под локоть, повел его  к окну, за которым продолжала клубиться метель.
   - Всего три с половиной месяца нахожусь в этой должности, - барственно пророкотал Карев, - и, пока еще вникаю в детали… Вы, любите цветы? - неожиданно сменил он тематику и не дожидаясь ответа, продолжил, - а знаете, напрасно. Здесь, на севере многие начинают разводить цветы.
   Директор провел широким жестом вдоль подоконника, и действительно, подоконник был вплотную заставлен горшочками с кактусами и цветами, более того, стены также были увешаны горшками и полками с экзотическими растениями.
   - Моя мама, биолог с мировым именем, с детства привила мне любовь к кактусам, - не без гордости произнес Карев и взял с подоконника горшочек с кактусом шаровидной формы.
   - Это, род Навахоа, - со значением пояснил он и поставив горшочек, указал взглядом на соседнее растение, - Обрегония де Негри… обратите внимание, какое у него нежное опушение.
   В подтверждение своих слов, он взял второй горшочек с подоконника и поднес его к самому носу Берестова. Игорь с тоской взглянул на директора, но покивав, выразил глубокомысленное восхищение.
   - Или, вот смотрите, экземпляр, - увидев кивок  Игоря, продолжил Карев и с благоговением указал на растение с шестигранным продолговатым стволом, - «Царица ночи», род Селенцериум, луносвечник; дает крупные цветки до тридцати пяти сантиметров. Главная их особенность: цветки раскрываются ночью и увядают на следующее утро. Луносвечник госпожи Макдональдс давал за лето по сто бутонов, из которых пятьдесят раскрывалось.
   - Простите, - с некоторой поспешностью перебил Берестов директора, - как часто цветут кактусы? Я слышал, что цветут они редко, один раз в пятьдесят лет.
   Карев непонимающе посмотрел на Берестова, но затем иронически улыбнулся и покачав головой, поставил горшочек на место.
   - Ничего подобного!.. Большинство кактусов цветут ежегодно, с апреля по июнь… Моя мама, Олимпиада Васильевна, работала до защиты кандидатской диссертации, в Ботаническом саду имени Комарова в Ленинграде; это потом мы переехали в Москву…
   На мгновенье, Карев замолчал и испытующе взглянув на Игоря, спросил его без обиняков: «Насколько я знаю, вы тоже москвич?»
   - Да, москвич, - ответил Берестов с некоторым недоумением. Директор удовлетворенно кивнул и взяв Игоря под локоть, повел его назад, к выходу.
   - Так, что любовь к растениям, у меня от мамы, дочери ботаника Лукьянова-Терри. Отец у меня был партийный работник… кстати, дед до революции носил фамилию Царев, - и Карев многозначительно повел бровью, - да, все мы пережили эти времена молчания, компромиссов и гонений… и-и, едва не забыл: причина, зачем я вас вызвал, - и директор остановился около стола, находившегося на выходе из кабинета.
   На столе стоял персональный компьютер «Пентиум-4», совмещенный сканер с ксероксом и телефакс.
   - Вот, пожалуйста, принтер телефакса мнет бумагу и издает скрипящие звуки, - посетовал директор, - займитесь пока им, а я займусь своей оранжереей.
   Берестов разложил на столе инструменты и, хотел было приступить к осмотру, как внезапно, где-то очень далеко раздался гулкий рокот. Игорь вздрогнул от неожиданности и посмотрел в сторону окна: вьюжная мгла целиком закрыла небосвод, но, как если бы высоко в небе появился едва заметный всполох света.
   - Не обращайте внимания, - успокоил директор Игоря и взяв со стола графин с водой, направился к стеллажам с цветами, расположенных вдоль наружной стены. - Это в Плесецке, на космодроме, произвели запуск ракеты.
   - Вот, как, - с некоторым удивлением отозвался Берестов и многозначительно кивнув, приступил к ремонту принтера.
   - Да, сейчас заключается много международных контрактов, - продолжил свои пояснения Карев, - а потому, пуски ракет совершаются часто.
   Директор подошел, наконец, к цветнику и стал поливать растение из графина.
   - Я уже говорил вам, что любовь к кактусам мне привила моя мама. Когда мы жили в Ленинграде, она часто водила меня в Ботанический сад. Именно там она, под руководством доктора наук Кирпичникова, защитила  кандидатскую диссертацию. До последних дней его, даже когда жили в Москве, поддерживали с ним дружеские отношения.
   Переходя от цветка к цветку, директор рассказывал Игорю свою родословную и было заметно, что это доставляет ему особое удовольствие. В этом было нечто детское. Стараясь не шуметь, Берестов вскрыл крышку принтера и стал осматривать его внутренности.
   - Вы, наверное заметили, что у меня в кабинете много эпифитных растений, - голос директора доносился уже откуда-то из угла, из-за шкафа, - это другая моя страсть: орхидеи, бромелии, папоротник «Олений рог»… Например, скажу вам, рипсалис, когда цветет, создает потрясающий эффект, - Карев уже выбрался из-за шкафа и постарался показать это руками, - как-будто видишь перед собой застывшие искры фейерверка. В связи с этим даже решил написать доклад: «Рипсалис – растение карнавала».
   Не перебивая директора, Берестов осмотрел телефакс и едва не сразу определил причину неисправности. Подрегулировав один из узлов, пустил принтер в работу. Скрипа и заеданий при этом не было.
   - Все, можете пользоваться, - скупо улыбнулся Игорь и поставив крышку, начал собирать инструмент.
   - Так быстро? - искренне удивился директор и поставил на стол пустой графин, - сразу видно, вы понимающий специалист… кстати, - он вынул из кармана носовой платок и вытер им руки, - мне вашу кандидатуру предложил Коротков.
   - Вот как? - теперь пришла очередь улыбаться Берестову, - мы с ним бывшие коллеги, работали в Центре управления полетами, и сюда я приехал по звонку от него.
   - Ах, вот в чем дело, - директор понимающе кивнул, - к сведению, сейчас он руководит отделом филиала нашего института, а начинал тоже с вашей должности. Поэтому не огорчайтесь тем, что работаете не по той специальности по которой вас приняли… дерзайте, тем более, что по специальности вы… - и Карев вопросительно посмотрел на Игоря.
   - Специалист космической связи, - с утрированным поклоном головы ответил Игорь.
   - Именно, так! - директор радушно улыбнулся и протянул на прощание руку.
   - И-и, чуть не забыл, - произнес он уже вслед уходящему Берестову, - сегодняшним приказом вы включены в список  участников маскарада. Так, что обратитесь к господину Тойфельсу, он подберет вам костюм.
   Кивнув в знак согласия, Игорь вышел в приемную, которая битком была набита возбужденно гомонящими сотрудниками. Берестов бросил взгляд в сторону работающих за компьютерами сотрудниц секретариата и глаза его тревожно вспыхнули; златовласой снегурочки на месте не оказалось и лишь картинка на экране монитора показывала, что с ним недавно работали. Игорь огорченно вздохнул и как бы надеясь на чудо, медленно направился к выходу. То и дело оглядываясь, как бы надеясь на чудо, он, в конце концов оказался в дверях. Еще раз, без всякой надежды оглянулся назад, но… чуда не случилось.
   - Молодой  человек, вы не могли бы уступить мне дорогу? - мелодичный как хрусталь голос вывел его из забытья и Берестов непроизвольно шагнул в сторону. Снегурочка из сказки стояла рядом с ним и держала в руках папки с документацией. Берестов ничем не выдал своих чувств, лишь только лицо его внезапно побледнело и заострились черты лица. Их взгляды на мгновение встретились и… Берестов произнес неожиданно севшим голосом: «Если вас зовут Изольда, то меня, соответственно, Тристан».
   Девушка лишь печально улыбнулась и слегка склонила голову.
   - Не говорите так, - вновь тихо прозвучали хрустальные бубенцы.
   - Почему? - Игорь шагнул ближе и коснулся руки девушки.
   - Там, все очень трагично… они умерли в один день… поэтому, простите, - она посмотрела на Берестова также, с печальной улыбкой, и недосказав своей мысли, вошла в полуоткрытую дверь.
   Как бы раздумывая, Игорь посмотрел ей вслед и лишь затем, тихо улыбнувшись, направился вдоль по коридору.
   Неожиданно, дверь одного из кабинетов отворилась и, в коридор, буквально выкатился коротышка, с кудрявой, начинающей лысеть шевелюрой. Одной рукой он держал целый ворох бумаг, а другой, свободной, стал закрывать дверь на ключ, подталкивая ее коленом. Справившись с дверью, он поправил едва не свалившиеся с носа массивные очки и лишь затем, весело взглянув на Игоря, поздоровался с ним, как со старым знакомым.
   - Здравствуйте, молодой человек. - И не дожидаясь ответного приветствия, засеменил рядом с Берестовым. - Между прочим, хочу покритиковать вас, молодежь. - И, как бы отметая возможные возражения, неистово прожестикулировал свободной рукой.
   - За что же нас критиковать? - продолжая улыбаться, ответил Игорь.
   - О-о, вы много не знаете… что я несу в своих руках? - и он экспрессивно хлопнул ладонью по вороху бумаг, находящихся под мышкой. - Это, творчество молодых!.. Сплошное эпигонство, самокопание, дурной вкус, графоманство, и… просто плагиат!
   - Но, ведь именно такой литературой завалены все полки магазинов, - бодро отпарировал Берестов.
   - Хм, - по лицу собеседника пробежала саркастическая ухмылка, - наш институт вовсе не занимается словесным ширпотребом.
   - А, чем же вы занимаетесь?
   Собеседник огляделся, как бы опасаясь быть услышанным, и произнес свистящим шепотом: «Мы ищем возможности создания культовой литературы и культового искусства».
   Он победно поглядел на своего оппонента и, менторским поучающим тоном добавил: «но, изучая горы этой литературы, - и, он кивнул на папки бумаг, - а я, как завсектором упорядоченностей, должен этим заниматься, лишь изредка удается обнаружить крупицы золота».
   Тут завсектором остановился около одной из дверей, на которой висела табличка: «Отдел онтологических исследований», и требовательно постучал о косяк.
   - Ко всему, на мне еще нагрузка – подготовка к карнавалу, - добавил он из-за плеча и вдруг, всем корпусом развернулся к Берестову, - кстати, у вас есть новогодний костюм?!
   Игорь лишь отрицательно покачал головой.
   - Гм, - коротышка внимательно осмотрел Берестова и распахнув дверь, пропустил его вперед, - меня зовут Рудольф Борисович, моя фамилия Тойфельс.
   Игорь хотел что-то ответить ему, но шагнув в кабинет, замер на пороге в оцепенении. За двутумбовым столом сидел крокодил и не обращая внимания на вошедших, работал с ноутбуком.
   - Здесь трудится мой коллега, Рэм Кулаки, - вполголоса пояснил Тойфельс и обойдя оцепеневшего Игоря, направился к столу.
   Хозяин кабинета, заметил наконец вошедших и нехотя сняв маску, положил ее на край стола. Подбежавший к коллеге Тойфельс, вывалили перед ним груду бумаг и повернувшись к Берестову, довольно расхохотался: «Ха-ха-ха! А кто выбирал ему костюм?!» И изображая рабскую покорность, склонил себе голову на грудь.
   Хозяин кабинета, тем временем, вышел из-за стола и протянул Тойфельсу руку для приветствия. Завсектором упорядоченностей ответил на рукопожатие и начал раскладывать папки, согласно их тематике. Мрачно поглядев на приблизившегося к ним Игоря, Кулаки протянул и ему, огромную как лопату ладонь.
   - Кул;ки, Рэм Дамианович, - глухим голосом произнес он, - завсектором онтологических исследований.
   - Берестов Игорь Александрович, - в свою очередь представился Игорь, - ваш новый техник связи.
   - Вот, как, - Кулаки дернул бровью, изображая досаду и удивление одновременно, - жаль, что вас не было раньше. Вышел из строя дисковод, пришлось менять весь системный блок.
   - Теперь, у вас таких проблем не будет, - в тон собеседнику отозвался Берестов, - в случае неполадок, сразу зовите меня.
   Кулаки хотел еще что то произнести, но его позвал к себе Тойфельс.
   - Рэм Дамианович, прошу внимания!.. Здесь все папки разложены по тематике! Отдай их во второй отдел, пусть их размножат то, что помечено красным карандашем.
   Кулаки кивнул в знак согласия, а затем, хлопнул Берестова по плечу, давая понять, что разговор окончен.
   Покинув кабинет онтологических исследований, Игорь попал в окружение сотрудниц, одетых в маскарадные костюмы. Женщины пошли с пением вокруг Берестова, но он, бросив на ходу: «хеппенинг, а не научное учреждение!» - продолжил свое движение.
   Следуя по коридору,  он вдруг остановился у одной из дверей, на которой, на листе ватмана, цветными фломастерами была обозначена надпись: «Посторонним вход – РАЗРЕШЕН!»
   Игорь, как ни устал от обилия предновогодних абсурдов, все-таки улыбнулся юмористической трактовке надписи и постучал в дверь кабинета. Ответа, тем не менее, не последовало. Берестов постучал во второй раз и выждав паузу, приоткрыл дверь.
   В полутьме, у окна, закрытого шторой-жалюзи, стоял «гном» в маске террориста. Впрочем, гномом, обладателя костюма можно было назвать весьма условно. На кожаном поясе его джинсов висел огромный револьвер в кобуре, а маскарадной была только верхняя одежда. Антураж костюма дополнял пулемет системы Дегтярева, на ствол которого этот человек опирался. На голове его была шапка, похожая, одновременно, на шапку шута, ибо на ее кисточках висели два бубенца, тихо позванивавших при движениях, и – маску террориста, ибо, надвинутая на лицо, имела прорези для глаз. Бубенцы на кисточках тихо позванивали и казалось, в кабинете все замерло. Единственное, что оживляло обстановку, это механическая игрушка на шкафу. Именно туда направил свой взгляд обладатель карнавального наряда. На качелях игрушки сидели, с одной стороны обезьянка, с другой – петушок. Когда обезьянка поднималась поднималась вверх, то она забавно взмахивала руками и в глазах ее загорались зеленые огоньки. Когда вверх поднимался петух, то красные огни победно вспыхивали в его глазах и он торжествующе взмахивал крыльями.
   Берестов предупредительно кашлянул и хотел было войти в кабинет, но гном-мафиози, даже не взглянув на вошедшего, с ленивой усталостью поставил пулемет на стол и передернул затвором. Игорь едва успел захлопнуть дверь и вжаться спиной в стену, как вслед ему раздалась длинная оглушительная очередь.
   - О, Боже! - выкрикнул непроизвольно Берестов и инстинктивно вжался в стену.
   Как ни странно, проходящие мимо сотрудники, совершенно не обращали внимания на пальбу за дверью, и лишь только бегло, без интереса глядели на прижимающегося к стене Игоря.
   - Дурдом! Палата номер шесть! - выругался Берестов и уже сделал шаг прочь от кабинета, но дверь неожиданно отворилась и в ее проеме показался смеющийся «мафиози».
   - Ха-ха-ха!.. Похож я на террориста?! - со смехом произнес он, но тут же осекся.
   - О-о, простите, я спутал вас со своим приятелем.
   «Мафиози» порывисто снял маску с головы и спрятал ее в карман.
   - Да, не пугайтесь, патроны холостые.
   В ответ на это, Берестов лишь неопределенно хмыкнул и расстегнул верхнюю пуговицу пиджака.
   - Знаю-знаю, вы наш новый техник, уже вполне дружелюбно произнес гном-мафиози, - и сделал в дверях приглашающий жест, - меня зовут Айзек Блэкхом, если желаете, можете осмотреть мою аппаратуру. - При этих словах, он сорвал с двери карнавальное объявление, под которым обозначилась служебная табличка: «Сектор первичной информации». Он, с извинением взглянул на Игоря и криво усмехнувшись, добавил: «Хотя, в целом она работает, но…»
   - Тогда, пожалуй, зайду в другой раз, - поспешно отпарировал Берестов и кивнув, направился по коридору. Но сделав шаг, вдруг развернулся и вымученно улыбнувшись, произнес: «А, с пулеметом, вы здорово придумали, - и, он жестом указал на еще дымящееся оружие, - максимально приближено к реальности».
   - О, это все благодаря господину Тойфельсу, - произнес вслед Блэкхом, - обращайтесь к нему, и он выберет тот костюм, который необходим именно вам!
   - Что ж, последую вашему совету, - отозвался Берестов и уже без остановки направился дальше по коридору.
   Не успел Берестов пройти и нескольких шагов, как его остановил близкий к пожилому возрасту мужчина, внешне подтянутый, но уже с тенденцией к возрастной полноте, с зачесанными назад волосами, обнаруживающими соответствующие возрасты залысины.
   - Это, в вас стрелял сейчас Блэкхом? - произнес он с иронической улыбкой и не дожидаясь ответа Игоря, протянул руку для приветствия: «Щеголев, Станислав».
   Берестов представился, в свою очередь и они, уже вместе пошли по коридору.
   - Недавно подал доклад на рассмотрение нашего руководства, - поведал Щеголев Игорю, как старому знакомому, - тема доклада: «Метааспекты культуры, в филогенезе социального развития». Конечно, я ожидал определенной реакции, - Щеголев сдержанно вздохнул и покачал головой, - но, как говорят в таких случаях: штрафные санкции превзошли всякие ожидания… директор временно отстранил меня от должности.
   Игорь с интересом взглянул на собеседника, но промолчал, понимая, что тому просто необходимо выговориться.
   - Можете себе представить, поручили заниматься такой рутиной, что и студент-первокурсник ради заработка не возьмется.
   - Что-то серьезное? - озабоченно вопросил Игорь.
   - Если говорить о докладе, то, да, - произнес Щеголев с некоторой гордостью, - на основе примеров истории, привел убедительные доказательства, что мы находимся в заключительном периоде человеческой цивилизации. И если цивилизация еще продолжит свое существование, то только потому, что она перестанет быть человеческой.
   Игорь с недоумением посмотрел на Щеголева, но тот, с печальной иронией улыбнувшись, начал цитировать Экклезиаста: «Всему свое время, и время всякой вещи под небом. Время раждаться, и время умирать; время насаждать, и время вырывать посаженное. Время убивать, и время врачевать; время разрушать, и время строить…». Помните, откуда это?..
   Берестов кивнул и продолжил: «Время разбрасывать камни, и время собирать камни…»
   - Именно, - подытожил Щеголев и как-бы подводя резюме, со значением кивнул, - речь идет о времени, ибо все эти события происходят тогда, когда есть само – время. Когда же времени нет, то начинают действовать иные законы.
   - Какие же?
   - «Тайны беззакония», - вдруг, с особой значимостью произнес культуролог-историософ и вновь, улыбнувшись своей всепонимающей улыбкой, протянул руку для прощания.
   - Если не ошибаюсь, вы наш новый техник связи.
   - Да, именно так, - утвердительно ответил Игорь и пожал протянутую руку.
   - Что ж, приятно было познакомиться. - Теперь Щеголев улыбнулся открыто и радушно и указав на кабинет с надписью: «Старший аналитик», произнес: «можете заходить ко мне в любое время».
   - Да, разумеется, - заверил его Берестов и сделав легкий поклон, отправился в свой кабинет

    II
   В конце рабочего дня, ноги, что называется – сами принесли Игоря к помещение «приемной». Берестов, не торопясь шел по коридору. Зеленые цифры находящихся над входом в секретариат электронных часов показывали время: 18-05. Красная лампочка таймера отсчитывала секунды. Последние сотрудники, ожидавшие лифт на площадке в глубине коридора, вошли в его кабину и, Берестов остался один. Приблизившись к «приемной», Игорь остановился в нерешительности, но, затем открыл ее стеклянную дверь и вошел внутрь.
   В офисе «приемной» как если-бы никого не было. Яркое неоновое освещение на миг ослепило глаза. Берестов огляделся по сторонам и только тут увидел златовласую секретаршу, стоящую у окна с отдернутой наполовину бархатной шторой.
   Услышав шаги, она обернулась к Игорю и мягко улыбнувшись, обратилась как к старому знакомому: «Полярных ночей здесь не бывает, но северное сияние иногда можно увидеть».
   - Правда? - радостно произнес Берестов и, его печальное лицо на миг осветилось улыбкой.
   - Да, иногда это случается.
   - Вы мне расскажете об этом? - Берестов подошел к девушке и встал рядом, возле окна.
   На улице, при свете полной луны, тихо падали крупные хлопья снега.
   Девушка склонила голову к плечу и грустно улыбнулась: «Зачем?.. Вы скоро сами увидите».
   Игорь хотел было спросить имя девушки, но она, предупреждая его вопрос, произнесла почти обыденно: «Меня зовут Евника… можно, просто, Ника. Евникия, значит, благопобедная».
   Игорь кивнул и назвал свое имя.
   Минуту они стояли молча, наблюдая, как хлопья снега медленно падают за окном.
   - Тихо вокруг, - первой нарушила молчание Евника и, ее серебристый грудной голос как бы рассыпался переливающимися снежинками. - В Евангелии есть удивительные слова: «Молчание, таинство будущего века».
   Теперь, было такое же молчание. За окном тихо падал снег. И это безмолвие хотелось длить, хотелось, чтобы оно не кончалось никогда.
   Неожиданно заиграла мелодия мобильного телефона. Ника, смущенно посмотрела на Берестова и подойдя к вешалке, вынула из сумочки мобильник.
   - Да, слушаю. - По лицу Ники пробежала тень и, через некоторое время она ответила холодно и бесстрастно, - да, Павел Петрович, через несколько минут я буду внизу… не беспокойтесь, документация на завтра мной подготовлена.
   С каменным лицом Ника выслушала ответ и отключила телефон.
   - Павел Петрович хочет отвезти меня домой, - односложно пояснила Евника и подойдя к гардеробу, стала одеваться, - как минимум, раз в неделю, он обязательно это делает.
   - А, вы?! - Игорь вздохнул, как если-бы находился в барокамере, из которой выкачали воздух.
   - Я-а, - Ника одела шубу и, застегнув ее, сняла с вешалки дамскую сумочку, - вынуждена это терпеть.
   - Хотите, я спущусь вниз и поговорю с ним?! - Игорем вдруг овладело желание совершить какое-нибудь безрассудство.
   - Что вы, не надо! - испуг и удивление вспыхнули в глазах Евники и она громко рассмеялась. - Господин директор уже знает, что со мной нельзя, как с прочими.
   - Знает? - обескураженно переспросил Берестов.
   - Конечно, - с наигранной беззаботностью отозвалась Ника и стала собирать со стола папки с документацией. Собрав их в одну стопу, она понесла документы к кабинету директора, и… Берестов, обомлев от неожиданности, даже присел на краешек стола. Евника открыла кабинет своим ключом и внесла документы внутрь. Вернувшись через минуту, как бы читая мысли Игоря, Ника с простодушием объяснилась перед ним: «Павел Петрович доверяет мне рецензирование деловых писем, - после чего замкнула кабинет и спрятав ключ в ящик рабочего стола, в свою очередь заперла его своим ключом, - а завтра, после утверждения, я же и отошлю копии документов по электронной почте».
   Выслушав столь исчерпывающий ответ, Игорь лишь развел руками и направился вслед за поспешившей к выходу Евникой.
   - А если господин директор однажды забудет, что с вами нельзя как с прочими, - догнав Евнику, спросил Игорь с некоторым вызовом. На это, Евника задорно тряхнула головой, но печальные интонации ее серебристого смеха выдали ее истинное состояние.
   - Тогда, будет назначен другой руководитель института, - произнесла она как можно беспечней, - за прошедшие три с половиной года, Карев-Терри, пятый по счету.
   - Вот, как, - покачав головой, только и сумел возразить Берестов.
   Некоторое время, они шли молча, пока не остановились у лифтовой площадки. Евника нажала на кнопку вызова и через несколько секунд двери кабины открылись. Игорь хотел было войти вслед за Евникой, но она удержала его.
   - Пожалуйста, не надо, - и ее васильковые глаза вспыхнули кроткой мольбой, - в обиду я себя не дам… правда.
   Ника заставила себя улыбнуться и Берестов, тяжело вздохнув, отступил назад. Двери лифта закрылись и Игорь едва лишь успел произнести: «Тогда, я скажу ему все завтра утром!»
   Кабина с мягким гулом пошла вниз и Игорь остался один. Простояв так несколько секунд, Берестов, как бы выйдя из оцепенения, во весь опор ринулся по коридору и выбежав на площадку центральной лестницы, припал к фасадной стороне витражного окна. Освещение лестничных площадок, в связи с окончанием рабочего дня было уже наполовину выключенным, что создавало условия для наблюдения за происходящим  снаружи.
   Игорь увидел вскоре, как Ника вышла из парадного подъезда и Карев, взяв ее под руку, повел к мерцающему стальным отливом «Доджу». Ника села на переднее сиденье автомобиля и Карев, захлопнув за ней дверь, семенящее обежал автомобиль. Через несколько секунд зажглись фары и сигнальные огни. После чего, автомобиль фыркнул белым на морозе выхлопом и, развернувшись, устремился по направлении к  загородной трассе.
   Игорь только сейчас почувствовал, как он устал. Тяжело вздохнув, он обессилено уселся прямо на пол лестничной площадки и прислонившись к стене, некоторое время неподвижно смотрел перед собой. Немного погодя, как-бы вслушиваясь в себя, глухо произнес: «Главное, спокойствие… по крайней мере, я не князь Мышкин, а она… не Аглая».

   * * * 
   На следующий день, прибыв на службу, Берестов, в состоянии меланхолической задумчивости вошел в вестибюль и миновав его, как бы в размышлении посмотрел на коллег, толпящихся на лифтовой площадке. Неопределенно хмыкнув, он стал подниматься по винтовой лестнице центрального входа и добравшись до площадки своего четвертого этажа, зачем-то подошел к витражному, с выходом на главный вход, окну. В свете утренних фонарей, в предрассветной мгле были видны припарковавшиеся на площади автомобили, подъезжающие к остановке маршрутки, а также, спешащие к вестибюлю коллеги.
   - Бес меня дернул вчера за язык, - недовольно пробормотал Берестов, - и со вздохом взъерошив шевелюру, направился в свой кабинет.
   В кабинете, Игорь аккуратно повесил на плечики верхнюю одежду, причесался перед внутренним зеркалом и шутовски, как пионер, отдав честь, произнес: «Сэр, вас ждут великие дела!» После чего направился к выходу.
   
   В «приемной», Берестов сдержанно поздоровался с присутствующими и, встретившись с Евникой взглядом, многозначительно кивнул в направлении массивной дубовой двери.
   - Я, по вызову! - погасил он жестом встрепенувшуюся было секретаршу и направился к кабинету директора.
   Игорь вошел внутрь и огляделся по сторонам. В кабинете никого не было. Но через мгновение, из-за открытой дверцы платяного шкафа раздалось тихое пение. Карев что-то мурлыкал про себя и по видимому, был настолько увлечен, что не заметил присутствия постороннего.
   На лице Берестова пробежала тень смущения, но уже в следующую секунду, он встал, твердо сжав кулаки, как бы собираясь вступить в поединок.
   Секундой позже из-за дверцы шкафа появился Карев, и Берестов вздрогнул от неожиданности; на плечах директора находилась львиная голова, в натуральную величину.
   - Гм, простите, Павел Петрович, - вдруг стушевался Игорь, - я еще не все закончил с ремонтом принтера.
   - В самом деле?! - с видом явного неудовольствия, директор снял с себя маску и поставил ее на стол, - разве, вы еще не все закончили?!
   - Нет, не все, - холодно отозвался Берестов и наливаясь изнутри холодным гневом, почувствовал, что именно сейчас надо нанести противнику удар, - я бы хотел сказать вам одну вещь, Павел Петрович.
   - Что такое?! - директор развернулся к Игорю и замер в ожидании. Лицо его, при этом,  приобрело жесткое выражение и было видно, что он тоже приготовился к поединку.
   - Не трогайте Евнику. Оставьте ее в покое.
   Несколько секунд Карев ошеломленно смотрел на Игоря и было видно, как под стеклами очков наливается гневом его взгляд. Справившись же с собой, он медленно, с непредвещавшим ничего доброго лицом, направился к Берестову.
   - Оставьте Евнику, - вновь, холодно и бесстрастно произнес Игорь.
   В лице Карева, сейчас действительно, было нечто львиное. Приблизившись к Берестову, он протянул было руку к отвороту пиджака, но Игорь сделал шаг назад и встав в стойку, предупредительно выставил ладонь.
   - Павел Петрович, у меня пояс!
   - Что?!
   - У меня, пояс по тэ-квон-до.
   В глазах Карева полыхнула молния и казалось, еще мгновение, и он с яростью ринется на своего противника. Но Берестов, спокойно посмотрев в глаза директору, с прежней холодностью произнес: «А, если вам не нравится мое здесь присутствие, то через два месяца я уволюсь, согласно положению контракта».
   Карев, задохнувшись от подобной наглости, застыл как в немой сцене, чем и воспользовался Берестов. Он, молча, с подчеркнутым достоинством поклонился и нарочито медля,  покинул кабинет.
   Едва Берестов появился в приемной, как Ника тут же обернулась и, взгляд ее безмолвно вскрикнул: «Что?!»
   В ответ, Берестов лишь состроил страдальческое выражение лица и сделал вид, что падает в обморок. В глазах Евники появилось недоумение и Берестов придал лицу еще более комическое выражение.
   Некоторое время, ничего не понимая, она смотрела на Игоря, но постепенно до нее стал доходить смысл паясничания Берестова и вдруг она прыснула от смеха и отвернувшись, попыталась справиться с собой. Не в силах подавить овладевший ею пароксисзм, она стала усиленно изображать занятость работой. Она, как если бы набирала текст на клавиатуре, но трясущиеся от смеха плечи выдавали ее с головой. Не удержавшись, она вновь оглянулась на Игоря, который, так и продолжал стоять с видом крайней убитости и потерянности. Теперь, Ника уже лицом ткнулась в стол, пытаясь остановить разобравший ее смех. Заметив перемену в поведении коллеги, сотрудники секретариата тоже заулыбались и Берестов, чинно поклонившись, посчитал за лучшее, покинуть приемную.
   Игорь шел по коридору с ликующим выражением на лице, как если, только что преодолев себя, он прыгнул в море с высокой скалы, либо, удачно приземлился после прыжка с парашютом. Неожиданно, откуда-то сбоку появился Тойфельс и засеменил рядом с Игорем. Состояние легкости и свободы мгновенно улетучилось и с выражением неприкрытой досады Берестов стал оглядываться по сторонам.
   - Вы знаете, сейчас занимаюсь рецензированием статей и монографий для одного научного издательства, - Тойфельс ухватил Берестова за рукав и даже попытался забежать вперед, - там, состояние еще более ужасное, чем в гуманитарной области… наука уже никого не интересует. Новых идей нет – спецхран пуст. Всех интересует желание сделать имя, или, точнее – имидж. Лично я, без всякого сомнения сократил бы девяносто процентов всех институтов и научных изданий…
   Слушать болтовню Тойфельса было совершенно невозможно и, Берестов, поморщившись, как от головной боли, огляделся по сторонам. Несмотря на утреннее время, коридор был пуст и двери всех кабинетов закрыты. Спасение состояло в том, чтобы постучаться в любой из них, якобы для служебных надобностей и Берестов толкнул первую попавшуюся с правой стороны дверь.
   …Приглушенные бра настенных светильников создавали ощущение таинственности и недвижимого покоя. В глубине комнаты, или точнее, зала малых размеров, находился большой аквариум с внутренней подсветкой. Неслышно вращающиеся потолочные вентиляторы слегка шевелили кроны комнатных пальм. Несколько мягких диванов стояли вдоль обитых матерчатой драпировкой стен. Довершала обстановку тихая, звучащая словно из-за стен восточная музыка. Помещение было похоже на комнату психологической разгрузки и, Берестов, поняв, что попал не туда, развернулся, чтобы покинуть его.
   - Вы, у нас новенький? - прозвучал где-то в глубине вкрадчивый женский голос. Игорь, взявшийся уже за рукоятку двери, оглянулся, но никого не увидел.
   В ответ на недоумение посетителя, раздался глумливый смех и Берестов увидел, что хозяйка зала поднялась с кресла, которое показалось вначале пустым.
   Дама была одета в наряд 18-го века. Приблизившись к зеркалу, она поправила высокий парик и затем, придирчиво осмотрела свое платье.
   - Вы, новенький у нас? - спросила она уже утвердительным тоном.
   - Да, - односложно ответил Берестов и оглянулся на дверь, как-бы решая, уходить ему или нет.
   - А вы знаете, что я все могу, - остановила его женщина новым вопросом и повернулась к Игорю лицом.
   - Нет, не знаю, - чужим голосом ответил Игорь и с тревогой оглядел помещение; звучание музыки усилилось и, стенные обои с изображением саванны, как бы приблизились вплотную.
   - Напрасно, - голос женщины тоже приблизился, он как бы вошел во-внутрь, но при этом был чужой, и звучал как сквозь толщу воды. Женщина цепко, будто гипнотизер посмотрела на посетителя и подойдя к ломберному столику, достала из футляра тонкую сигаретку.
   - Хотите, сделаю все, что пожелаете? - ее правая бровь грациозно изогнулась и в уголке рта едва промелькнула улыбка.
   Мысли в голове Игоря стали путаться, ко всему, он стал часто моргать глазами и сдерживая зевок, прикрыл рот ладонью.
   - У вас ведь есть сокровенные желания, откройте их, - почти приказующим тоном произнесла дама, - я непременно их исполню.
  От былого безразличия хозяйки салона не осталось и следа. Теперь, она смотрела прямо в упор и во взгляде ее было нечто паучье.
   Вдруг, где-то высоко, как-бы за перевалом, прозвучал угасающий в небесном окоеме зов пастушьего рога. Берестов отчетливо увидел издали себя и группу альпинистов, восходящих по контрфорсу крутого горного склона. В подернутом дымкой небе светило полуденное солнце. Неожиданно, один из идущих в связке альпинистов сорвался и повис на репшнуре. Беззвучное: «Господи!» - вырвалось из груди человека и Берестов увидел, что это именно он раскачивался сейчас над страшной бездной. Как завороженный, Игорь смотрел на открывшуюся картину и… преодолевая оцепенение, вдруг вынул из кармана иконку Георгия Победоносца. Спустя мгновение, он вновь увидел себя в полутемной комнате. Изображение было сначала расплывчатым, но потом, все более четким и как-бы уморенный многодневным штилем парус вдруг наполнился ветром. Берестов пришел в себя.
   - Хочу вас огорчить, Игорь свободно вздохнул и спрятал иконку во внутренний карман, - сокровенные желания я открываю только на исповеди, а их исполнение полагаю на волю Божию.
   Маска безразличия тут же легла вуалью на лицо женщины, но в голосе ее прорвались нотки досады и раздражения.
   - Многие думают, что мечты осуществляются просто так, а потом кусают локти.
   - Извините, мне некогда, - теперь уже с безапелляционной твердостью отозвался Берестов и вынув из кармана носовой платок, сделал им шутовской поклон.
   В коридоре, Игорь, едва не нос к носу столкнулся с Щеголевым. Старший аналитик куда то спешил, но увидев Берестова, остановился.
   - Ты, был здесь?! - спросил он, кивнув на закрытую дверь.
   - Да-а, - недоуменно отозвался Игорь.
   - Гм, - Щеголев с удивлением посмотрел на Берестова и, покачал головой, - и, долго ты там был?
   - Минут пять, или десять… там, какая-то странная женщина… насилу отвязался.
   Щеголев на минуту замолчал и тяжело вздохнув, произнес назидательно: «Знаешь, я бы не советовал, так просто заходить в центральный сектор. Здесь, в основном, специальное оборудование. Вход, по магнитным пропускам. А в этой комнате, про нее все знают, но и все молчат, она для гостей… а новички, если попадают сюда…» - здесь, он прервался и вновь, с удивлением посмотрел на Игоря.
   Не в силах что-либо понять, Берестов хотел задать вопрос, но Щеголев перебил его: «Все… я и так сказал больше, чем полагалось».
   Он, еще раз, с нескрываемым изумлением посмотрел на Игоря и покачав головой, направился дальше по коридору.

    III
   Игорь вошел в свой кабинет и расположившись за столом, попытался проанализировать ситуацию. Поразмыслив некоторое время, он вынул из ящика стола копию контракта, и стал внимательно его просматривать. Наконец, он нашел интересующее его место. Прочитав вполголоса название подпункта: «Сектор долгосрочной аренды» – подчеркнул карандашем следующее ниже пояснение: «Работа в секторе долгосрочной аренды, разрешена сотрудникам имеющим специальный допуск».
   Берестов отложил документ в сторону и откинувшись на спинку кресла, пробыл некоторое время в молчаливом раздумьи. Спустя минуту, он поднялся и, подойдя к шкафу, достал из него журнал с планами поэтажной планировки института. Пролистнув в журнале несколько страниц, Берестов нашел необходимый план и саркастически улыбнулся; весь периметр центрального сектора был расчерчен косой сеткой, без подписей о его назначении.
   Игорь положил журнал на место и продолжая саркастически улыбаться, произнес самому себе: «Что ж, как говорят в таких случаях: ответы ищите в конце задачника».
   Внезапно зазвонил телефон и Берестов поднял трубку.
   - Да, слушаю, - сухо отозвался он и выслушав собеседника, задал уточняющий вопрос, - ваш кабинет находится на десятом этаже, в основном профиле?.. Хорошо, постараюсь подойти через несколько минут.
   Игорь спрятал в пакет, стоящий за монитором новый картридж, проверил содержимое сумки с инструментами, и, накинув ее через плечо, направился на выход из кабинета.
   Табло в кабине лифта мерно отсчитывало этажи, на цифре – десять, кабина остановилась; выше нее был еще один этажный указатель, на котором, рядом с кнопкой находилась прорезь для магнитной карты.
   Перед выходом из кабины, Берестов еще остановил внимание на этой особенности панели лифта и, следуя догадке, поспешил по коридору к лестничной площадке главного входа. Выйдя на межэтажную площадку, он внимательно осмотрел сделанную из пластика потолочную часть. За матовой его поверхностью ничего нельзя было разглядеть.
   - Что ж, попробуем применить дедуктивный метод, - произнес вполголоса Берестов, - если здание имеет одиннадцать этажей… а оно имеет одиннадцать этажей, а нам предлагают думать, что их только десять, - и он вновь придирчиво осмотрел пластиковое межэтажное перекрытие, - то, все это не случайно.
   Размышляя с самим собой, Игорь оперся на перила и рассеянно поглядел на уходящую вниз, сделанную из легкого металла винтовую лестницу. Затем уже более придирчиво оглядел находящийся в центре шахты ствол, оплетенный снизу доверху металлизированным покрытием.
   Назначение осевого ствола оставалось непонятным, но Берестов обратил внимание, что металлическое покрытие имеет вид циклически повторяющихся спиральных полос, закрученных вокруг столпа.
   Он едва не сразу обнаружил, что полосы сложены в строго одинаковые пакеты из семи различных контуров. Игорь проследил взглядом их повторение, и уже вслух добавил: «Очень похоже на волноводы радиолокаторов, но… зачем?» - и уже через мгновение дал себе ответ: «Затем, что они уходят в башню».
   Берестов взглядом проследил движение волноводов до отсекающего шахту потолочного перекрытия и посмотрев напоследок в пугающий колодец винтовой лестницы, отправился по вызову.
   Находящийся в кабинете сотрудник, при виде Берестова, сразу поднялся к нему навстречу и протянув руку для пожатия, радушно произнес: «Здравствуйте, входите пожалуйста. Меня зовут, Воронцов Юрий Алексеевич… старший научный сотрудник».
   Игорь также представился.
   - Что ж, очень приятно, - Воронцов ослепительно улыбнулся и указал на принтер, расположенный на столе, рядом с системным блоком компьютера, пожаловался, - вот, понимаете, закончился краситель в картридже.
   - Нет проблем, заменим, - отозвался Берестов и направился к столу.
   Воронцов вновь радушно улыбнулся и собрав документацию в папку, положил ее в шкаф.
   - Если позволите, я оставлю вас минут на десять-пятнадцать, - произнес он с извинением, - только что звонил Тойфельс, просил срочно забрать маскарадный костюм.
   - Что ж, пожалуйста, - пожал плечами Берестов, и вытащив картридж из пакета поставил его на стол, - я никуда не уйду.
   - Благодарю вас, - Воронцов вновь сверкнул смайлом улыбки и покинул кабинет.
   Игорь поменял картридж, закрыл крышку принтера и взглянув на компьютер, замер на миг… как если-бы при набежавших в солнечную погоду тучах, тень задумчивости легла на его лицо.
   Берестов присел за компьютер, на экране которого, краснощекий дед-мороз стоял посреди заснеженной тайги. С опаской поглядев на дверь, он пощелкал «мышью» и произвел беглый просмотр папок.
   - Попробуем поработать с системой «Рэмблер», - произнес вполголоса Игорь и произведя необходимые действия, вышел на портал института Транс-эниологии. Он сделал несколько попыток выхода на сервер института, но каждый раз на экране выскакивала заставка с желтым треугольником, на котором был изображен восклицательный знак.
   - Этого следовало ожидать, - пожал плечом Берестов и перешел на другую поисковую систему, - что ж, вспомним, чему меня учили друзья «хакеры».
   После ряда манипуляций, он вскоре увидел на рабочем столе команды меню «Файл» и, удовлетворенно кивнув, подвел курсор  к значку с командой - «открыть».
   На экране, после щелчка «мыши», тут же появился текст. Игорь бегло прочитал его и покачав головой, повторил манипуляцию…
   После просмотра, подряд, нескольких документов, испарина выступила на лбу Берестова. Он вытер пот тыльной стороной ладони, и с опаской взглянув на дверь кабинета, снова сделал запрос.
   На этот раз, компьютер послушно выдал документ с перечнем помещений одиннадцатого этажа.
   - Нашел! - Игорь вскинул перед собой сжатый кулак, но в следующий миг начал бегло изучать содержимое папки. Наконец обнаружил искомое и на панели «Файл» нажал на значок с командой - «печать». Принтер послушно выдал несколько листков текста, которые Берестов сложил вчетверо и аккуратно спрятал в карман.
   После приведения компьютера в исходное, Игорь поднялся из-за стола и направился к окну. Открыв форточку, он вдохнул полной грудью свежего морозного воздуха и стал безучастно наблюдать, как в свете восходящего красного солнца, по огромному полю пустыря ползали несколько снегоочистителей. Самосвалы по очереди подходили под транспортеры снегоуборочных машин и когда кузова их наполнялись снегом, увозили его куда-то за пределы пустыря. На противоположной стороне поля серыми глыбами возвышались цеха промзоны, да еще парила огромная труба ТЭЦ.
   Занятый рассматриванием пейзажа за окном, Игорь не заметил, как в кабинет вошел Воронцов.
   - Большое спасибо, господин Берестов, что дождались меня, - произнес он отдуваясь и приблизившись к столу, положил на него огромный сверток, - пришлось спорить с председателем карнавального комитета. - Воронцов вынул платок и вытер им распаренный лоб, - неслыханное дело, хотел вручить мне костюм змея-горыныча… пусть носит его сам! - но, неожиданно, он оставил ругательный тон и без обиняков, в лоб спросил Берестова, - а вы еще не выбрали маскарадный костюм?..
   - Пока, нет, - недоуменно отозвался Игорь и пожал плечами.
   - Тогда, стоит поторопиться, - с участием произнес Воронцов, - а то могут выдать того же змея-горыныча.
   Игорь вопросительно взглянул на еще не остывшего от треволнений Воронцова, но вслух произнес иное: «картридж в принтере я заменил и если у вас нет вопросов, продолжу обход кабинетов».
   - О, да! Не смею задерживать! - Воронцов вновь ослепительно улыбнулся и пожав на прощание руку Берестова,  с видимым удовольствием стал распаковывать лежащий на столе свер-ток.
   Покинув кабинет Воронцова, Игорь направился к лифтовой площадке и нажав кнопку вызова, задумчиво произнес: «теперь, самое время навестить председателя карнавального комитета».
   
   Едва Игорь открыл кабинет завсектора упорядоченностей, как столкнулся с выходящим навстречу ему Тойфельсом.
   - Понимаете! Графоманство, эпигонство! - в лицо закричал ему Тойфельс и повернувшись спиной, стал запирать ключом кабинет, - каждый день читаю тонны и килотонны этой макулатуры! - выкрикнул он из-за плеча, - так что, оставьте меня в покое!..
   - Рудольф Борисович, - мягко перебил его Берестов, - мне надо подобрать костюм для маскарада.
   - А-а!.. - лицо председателя карнавала вмиг осветилось неподдельной радостью, - это, всегда пожалуйста… следуйте за мной! - Тойфельс бодро развернулся и, взяв Игоря под локоть, повел его вглубь коридора.
   - Понимаете, тонны и килотонны этой литературы! - продолжал распаляться Тойфельс, - в какое время мы живем? Ни у кого нет и тени почтения к слову!..
   Впрочем, идти долго не пришлось и, через некоторое время, остановившись у одной из дверей центрального профиля, Тойфельс открыл ее ключом.
   Оглядываясь по сторонам, Берестов с некоторой опаской проследовал за председателем карнавального комитета. Тойфельс, тут же углубился внутрь обширного помещения, которое оказалось складом для одежды. Со знанием дела он просмотрел висящие на вешалках карнавальные костюмы, потом пощупал несколько свертков и, дал Игорю два из них.
   - Если что понравится, оставьте, - безапелляционно произнес он, и добавил сверху еще один сверток. После чего, резким движением подсунул учетную книгу, для росписи.
   Кое-как, удерживая одной рукой свертки, Берестов расписался в книге и стараясь не уронить костюмы, поспешил покинуть помещение.
   
   Распакованные свертки лежали на рабочем столе Игоря и он поочередно примеривал каждый из них. К каждому свертку прилагалась борода. Берестов примерил их поочередно. Все они были слишком длинные, но одна из них имела спокойный каштановый цвет. В раздумье, Игорь покрутил ее в руках, после чего взял ножницы и укоротил бороду на две трети.
   Теперь, дело оставалось за внешним облачением. Берестов приложил к себе, последовательно: костюм дервиша, старо-русский кафтан и римскую тунику. Со вздохом отбросив их в сторону, он задумался на мгновенье, но вдруг, как-бы осененный направился к одежному шкафу. Выбор был явно невелик: рабочий фартук, засаленная спецовка, куртка-камуфляж и темно-синий халат. Подумав, остановился на камуфляже – одежда на все случаи жизни. Ко всему, в кармане куртки имелась камуфляжная кепка с длинным козырьком.
   - Прекрасно, - Игорь надел кепку на голову и посмотрел на себя в зеркало, - если от вас требуют участия в маскараде, мы должны сами положить ему начало, - бодро произнес он, после чего, спрятал в полиэтиленовый пакет выбранную аммуницию.
   К счастью, на лифтовой площадке не было никого из посторонних и Берестов вошел в кабину один. Нажав на кнопку десятого этажа, он стал внимательно изучать крепеж панельной доски. Крепеж был стандартный; панель крепилась четырьмя винтами под штифтовую отвертку, без пломб и печатей. Игорь поставил в угол сумку с инструментами и пакет с маскарадными принадлежностями. После чего, вынув отвертку из кармана, стал откручивать крепеж. Указатель этажности, за это время приблизился к цифре – 10, поэтому Берестов нажал кнопку – один. Кабина мягко остановилась и, качнувшись, пошла вниз. Отвернув, тем временем все винты, Берестов потянул панель на себя…
   Кабина, по прежнему продолжала двигаться, свет горел также ровно. Игорь оглядел потолок кабины. Внешних признаков сигнализации и камер наблюдения, тоже, не обнаружил.
   Вынув панель из гнезда, он развернул ее и стал рассматривать внутреннее устройство; оно было примитивно простым – кнопки, реле и электронное считывающее устройство.
   Поддерживая панель одной рукой, он достал из кармана заготовленную заранее блок-матрицу. Устройство было смонтировано на плато с присосками, поэтому Берестов легко прикрепил его к задней стенке. Вынув из другого кармана, два заранее приготовленных проводка, Игорь начал прикреплять их к клеммному устройству. Указатель этажности уже приближался к цифре – один, и Берестов снова нажал на кнопку – 10.
   После подключения второго проводка, Игорь тут же начал устанавливать панельную доску. После чего, не глядя, нажал на кнопку первого этажа и приступил к переоблачению. Несколькими движениями напялил на себя камуфляж, бороду, очки, кепку. Ненужный пока пиджак пришлось спрятать в полиэтиленовый пакет. Лифт, неумолимо шел вниз, отсчитывая этажи. Следующим движением, Берестов вынул из сумки радиотелефон и, приблизив его к панели, нажал на кнопку вызова… Лифт продолжал двигаться, но против цифры – одиннадцать, зажглась зеленая стрелка.
   - Есть! – торжествующе произнес Берестов и сжал пальцы в кулак; блок-матрица сработала.
   Теперь, оставалось только ждать. Игорь прислонился к стене и стал безучастно наблюдать, как загораются огоньки этажных указателей. Наконец, зажглась цифра последнего, одиннадцатого этажа, и… время как бы остановилось. Кабина мягко качнулась и Берестов вытянулся, напряженно глядя на створки дверей кабины. Прошли еще несколько мгновений ожидания и створки лифта пошли на открытие.
   Внешне, секретный этаж ничем не отличался от этажей, расположенных ниже. Коридор был совершенно пуст, но чтобы не привлекать внимания, в случае тайного за ним наблюдения, Игорь перешел на деловой размеренный шаг.
   Поглядев направо и налево, он не обнаружил ничего достойного изучения, единственно, что на дверях, вместо табличек, были расположены номерные знаки; четные справа, нечетные с противоположной стороны. Ко всему, некоторые двери имели встроенные глазки видеокамер; вот, пожалуй, и все различие.
   Берестову ничего не оставалось, как продолжать движение вдоль коридора, тем более, что в конце его находилась стальная двустворчатая дверь, привлекающая внимание своей массивностью и высотой.
   Неожиданно, одна из дверей справа резко отворилась и, в коридор выбежала женщина в белом халате. Хлопнувшая перед взором Игоря дверь, будто стробоскопической вспышкой отпечатала в его сознании сцену, словно взятую из антиутопий Кафки и Оруэлла. В глубине кабинета, в медицинском кресле сидел раздетый до пояса человек, облепленный по всему телу несколькими десятками датчиков. Его конечности были прикованы к креслу, рот замотан бинтом, а глаза человека выражали невыносимое страдание.
   - Кабинет, номер тридцать четыре, - отпечатался в сознании Берестова номер таблички на двери. Игорь замедлил шаг, вслушиваясь, как женщина быстро побежала куда-то назад, но, вскоре стук удаляющихся каблучков прекратился и, снова гулко хлопнула дверь.
   Проглотив комок в горле и, покачав головой, как-бы освобождаясь от давящей повязки, Берестов вновь направился к массивным дверям в конце коридора.
   Когда до цели осталось всего несколько шагов, Игорь в нерешительности остановился, но внезапно, одна из створок двери распахнулась и, два человека в синей униформе вынесли в коридор тяжелый ящик. Еще двое вышли следом, а замыкающий, остановившись в дверях, что-то сказал оставшемуся внутри сотруднику.
   Тень готовности к действию сошла на лицо Берестова. Скулы его обострились; он был как тигр, готовящийся к прыжку. Пропустив мимо себя двигающуюся с ящиком процессию, он, медленно, как на пружинах, направился к таинственному помещению. Неожиданно, дверь распахнулась полностью. На пороге, лицом к лицу, стоял молодой человек в очках, в такой же униформе, как и его сотрудники. Молчаливый диалог между незнакомцами длился одно мгновение, но для Игоря достаточно было и его, чтобы понять предназначение отдела.
   В глубине помещения, над пультами управления, в несколько рядов располагались десятки мониторов, дисплеев, экранов локации; в сигнальных панелях перемигивались разноцветными огнями лампы датчиков… И время, как если-бы остановилось.
   - Вы к кому, коллега? – спросил, Игоря молодой человек и вызывающе взглянув на него, вышел в коридор.
   - Простите, я кажется ошибся, - отойдя в сторону, невразумительно пробормотал Берестов, - мне нужен сектор упорядочевания.
   - Не, это сектор наблюдения, - с тем же вызовом ответил молодой человек и замкнув дверь, направился вслед удаляющихся сотрудников.
   После вспышек активности и периодов напряжения, как правило, наступает упадок сил. Жгучей тайны более не существовало. Игорь снял черные очки и сунув их в нагрудный карман, с усталым видом пошел по коридору. Теперь, коридор гудел от многолюдства. Сотрудники оживленно сновали взад-вперед, входили и выходили из кабинетов, на площадках лифтов скопилось большое количество людей. В поисках объяснения этой разительной перемены, Берестов посмотрел на свои ручные часы. Они показывали обеденное время – 13-00.
   Спешить теперь было некуда и, проталкиваясь сквозь толпу, Игорь проследовал до противоположной части коридора, который тоже ограничивала большая двустворчатая дверь. В отличие от центра наблюдения, она являла собой полную противоположность; двустворчатая деревянная дверь с матовыми стеклами могла принадлежать только конференц-залу или чему то подобному. Приблизившись к ней, Берестов прочитал прикрепленную снаружи табличку: «Актовый зал». Побарабанив пальцами по рифленой поверхности стекла, Игорь осторожно перевел взгляд вверх. Прямо на него, не мигая, смотрел зрачок видеокамеры. Игорь внутренне вздрогнул, но улыбнувшись саркастически, развернулся и направился к лифтовой площад

    IV
   Покинув вестибюль, Игорь вышел во двор институтского фасада и стал неспешно прогуливаться по дорожке, вдоль корпуса института. По детски улыбаясь, он смотрел, то на бирюзовый небосвод, то на свежевыпавший голубой снег, от которого ломило глаза. На душе было необъяснимо хорошо. Берестов бесцельно бродил по дорожке, смотрел окрест и счастливо улыбался.
   Вдруг, тугой снежок ударил Берестова по плечу. Он вздрогнул от неожиданности и резко обернулся.
   У находящегося позади темно-вишневого «Вольво» стояла Ника в длинной норковой шубе и подбрасывала на ладони второй снежок
   - О чем задумались, Игорь Александрович? - она грациозно встряхнула распущенными волосами и звонко рассмеявшись, бросила другой снежок в Берестова.
   Игорь едва успел увернуться и, чуть не упал, поскользнувшись на наледи.
   Ника, вновь заливисто засмеялась и Берестову ничего не оставалось, как изображая рассерженность, начать лепить свой снежок.
   - О чем я задумался?!.. А, вот, о чем! - теперь, снежок полетел в сторону Евники.
   Тонко улыбнувшись, Ника сделала легкий шажок в сторону и боковое стекло «Вольво» покрылось снежной кашицей. Игорь даже замер на минуту, залюбовавшись Евникой, настолько грациозно она увернулась от снежка. Теперь, она смотрела на него призывно, широко распахнутыми глазами. Волосы ее золотым потоком лились на плечи и, Берестов, с тихой счастливой улыбкой, также, спокойно и открыто смотрел на нее.
   Вдруг, тень смущения пробежала по лицу Игоря и чтобы скрыть его, он с нарочито озорным видом наклонился и слепил второй снежок. Выпрямившись, он с грустью и почти просительно произнес: «Еще один, можно?»
   Ника едва заметно кивнула и Берестов кинул его, стараясь, впрочем, не попадать в Евнику.
   Не отрывая от Игоря взгляд, Ника выставила перед собой руку и, снежок, как-бы замедлившись, точно врос в ее ладонь.
   - Это, подарок мне? - и, в глазах Ники запрыгали веселые искорки, - что мне с ним делать? Сохранить до весны? - и выждав паузу, бросила его через себя, далеко назад.
   Берестов подошел к Евнике и на мгновение возникла неловкая пауза. Не зная, с чего начать, Игорь произнес вдруг севшим голосом: «Знаешь, Ника, у меня такое чувство, что я знаю тебя уже много лет».
   Ника искоса посмотрела на Игоря и произнесла тихо, с придыханием: «разве, мы уже на – ты?..»
   Берестов смущенно пожал плечами и стал рассеянно стирать ладонью снег со стекла автомобиля: «Знаешь… как ты думаешь, может быть нам поужинать сегодня в кафе?»
   Недолгая пауза, казалось, остановила движение времени, но… в следующую секунду, Ника открыла салон и как-бы в задумчивости сев за руль, тихо ответила: «я, подумаю…»
   Игорь, протянул было руку по направлении к Евнике, но двигатель уже зафырчал от нажатия стартера и машина легко рванулась, оставляя за собой облачко пара.
 
    * * *
   В фойе ресторана Игорь помог Евнике снять шубу и сдал в гардероб ее и свою одежду. Затем, взяв Нику за руку, повел ее за собой в зал.
   - Кстати, открою тебе один секрет, - явно интригуя, произнес Евника, - эту шубу, - и она сделала легкий кивок назад, - мне подарил один из наших директоров, уже не помню, кто. А, «Вольво», подарок от предыдущего.
   - Вот, как? - искренне удивился Берестов и поискал глазами свободный столик.
   - Конечно, а иначе, откуда у рядовой секретарши такие возможности.
   - Не говори так никогда, - с некоторой строгостью произнес Игорь и повел Нику к свободному столику - ты вовсе не рядовая.
   Зал ресторана был уже полон наполовину и четверо музыкантов, на находящейся как-бы в нише сцене, настраивали свои инструменты. Тем временем, сев за стол и усадив Евнику, Берестов подозвал проходившего мимо официанта.
   - Из всех ресторанов и кафе, «Северное сияние» самое престижное в городе, - пояснила Евника, как-бы размышляя сама с собой, - поэтому, не удивляйся, если встретим кого-то из сотрудников.
   - Что? - полурассеянно переспросил Игорь; он уже делал заказ официанту, - а, ты об этом.
   - Неизбежно пойдут сплетни, - и, Евника сделала движение плечом, выражая неудовольствие.
   - Я бы на твоем месте об этом вовсе не думал, - с беспечностью отозвался Берестов и дав официанту последние указания, посмотрел на музыкантов, проверяющих аппаратуру.
   - Ника, у меня для тебя сюрприз, - произнес он вдруг заговорщическим тоном и сделав ей знак рукой, поднялся, - никуда не уходи. - После чего, с улыбкой кивнув, направился к руководителю ансамбля.
   Руководитель, соло-гитарист, внимательно выслушал Берестова и недолго поразмышляв, жестом указал ему на пустующее место у электрооргана. Игорь кивком выразил благодарность и дав разъяснения музыкантам, сел за электроорган.
   Настроившись внутренне, он взглянул на сидящую в глубине зала Евнику, тихо улыбнулся ей, и… широкие, ровно ложащиеся аккорды полились в зал.

Я люблю эти дни, когда замысел весь уже ясен и тема угадана.
А потом все быстрей и быстрей, подчиняясь ключу,
Как в «Прощальной симфонии», ближе к финалу – ты помнишь, у Гайдна,
Музыкант, доиграв свою партию, гасит свечу…

   Ника сидела, подперев кулачком подбородок и внимательно слушала. Игорь видел, как она, улыбаясь, смотрит на него лучистыми глазами. Он сдержанно кивнул ей. Ника продолжая улыбаться, тоже кивнула, едва-едва, одними глазами.

И уходит, в осеннем лесу все просторней теперь, музыканты уходят.
Партитура листвы обгорает строка за строкой.
Гаснут свечи одна за другой, музыканты уходят.
Скоро-скоро все свечи в оркестре погаснут одна за другой.
Одна за друго-о-ой,
Одна за друго-о-ой,
Одна за друго-о-й…

   По мере исполнения песни, посетители кафе начали оглядываться на столь необычного музыканта, разговоры в зале стали стихать и, даже кое-кто призывал жестом, из числа находящихся за столами, послушать песню.

Тихо гаснут березы в осеннем лесу, догорают рябины,
И по мере того, как с осенних осин облетает листва,
Все прозрачней становится лес, обнажая такие глубины,
Что становится явной вся тайная суть естества.
Все просторней, все глуше в осеннем лесу – музыканты уходят.
Скоро скрипка последняя смолкнет в руках скрипача,
И последняя флейта замрет в тишине – музыканты уходят.
Скоро-скоро последняя в нашем оркестре погаснет свеча.
Погаснет свеча-а-а,
Погаснет свеча-а-а,
Погаснет свеча-а-а…

   К концу второго куплета, в зале уже царила полная тишина. Все оставили свои бокалы, рюмки и салаты. При этом, некоторые женщины, с откровенным восхищением смотрели на поющего Игоря.

Я люблю эти дни, в их безоблачной, в их бирюзовой оправе,
Когда все так понятно в природе, так ясно и тихо кругом,
Когда можно легко и спокойно подумать о жизни, о смерти, о славе,
И о многом другом еще можно подумать, о многом другом.
О многом другом-о-ом,
О многом друго-о-ом,
О многом друго-ом.

   Когда песня закончилась, в зале, что нехарактерно для кафе, раздались бурные аплодисменты. Берестов вышел из-за пульта с электроорганом, артистично поклонился и, несмотря на несмолкающие – «браво!», сошел со сцены.
   - Ну, как? - спросил он у Евники, приблизившись к своему столику.
   - Потрясающе, - ответила она немного погодя, - твои стихи?
   - Нет, только музыка.
   Стол был уже сервирован на две персоны, в центре стояла открытая бутылка «Шардоне».
   - Знаешь, Юрий Левитанский, почти не востребованный композиторами-песенниками поэт, - Игорь взял бутылку и стал разливать ее по бокалам, - а между тем, Межелайтиса мы знаем, во многом, благодаря его переводам. Удивительно мистически одаренный поэт.
   - Да, помню, - Евника кивнула, - Межелайтис, «Гравюры на дереве», я читала: «Доски деревянные полные мерцанья, и явственно слышимого передвижения. Апокалиптические прорицания, требуют логического продолжения…»
   - Именно, это, - Игорь на секунду замолчал, как-бы вспоминая что-то, - в свое время, на стихи Межелайтиса пытался составить рок-композицию, но, увы… А, эту песню написал еще в студенческие годы. Когда ее пели на танцах, никто не танцевал, все стояли и молча слушали… с горящими зажигалками, или спичками… жгли одну за другой, пока весь коробок не сгорит. То, была моя «визитная карточка», мой «хит».
   - Что ж, давай сдвинем бокалы за твой былой успех, - предложила Евника.
   - Нет, за тебя, - перебил ее Игорь и залпом осушил бокал. Ника лишь пригубила вино и отставила его в сторону.
   Внезапно, по лицу Евники пробежала тень и она произнесла с некоторой озабоченностью: «За двумя столиками вижу наших сотрудников. Похоже, отмечают какое-то торжество».
   - Ну, так и что нам до них? - с веселым видом отпарировал Берестов.
   Ника лишь многозначительно улыбнулась и с задумчивым видом вновь пригубила вино: «Вчера, мне пришлось провести вечер в обществе господина директора».
   - Гм, - Игорь едва не поперхнулся от услышанного, - и, часто тебе это приходится делать?
   - Нет, один-два раза в месяц. Ему же надо поддерживать свое реноме, - как ни в чем не бывало, ответила Евника, - и вообще, он неплохой, с его предшественниками была гораздо сложнее. - вдруг, Ника рассмеялась, - помню, три месяца назад, вскоре после его назначения, он попытался сделать со мною, что привык делать с другими женщинами… пришлось выбить ему ключицу.
   - Ты… Кареву выбила ключицу?! - пришла очередь рассмеяться Берестову.
   - Конечно. Это совсем несложно, - и Ника откинула назад пряди золотых волос, - я ведь знаю анатомию… Потом, у него был такой вид, что он чуть не заплакал, как ребенок. Пришлось сжалиться, вправить ему вывих… Целую неделю, потом он ходил подчеркнуто-официальный: здравствуйте, Евника Константиновна… досвиданья, Евника Константинована, но… - и Ника вновь погрустнела, - на коротком поводке его удерживать все труднее.
   - Когда будет совсем трудно, позови меня, - Берестов внимательно посмотрел в глаза Евнике, но тут же постарался все перевести в шутку, - ведь, у меня шестой дан.
   - Ой, не надо! - Ника испугалась как-то всерьез, - тогда мне придется вставлять ключицы не ему, а тебе!
   - С превеликим удовольствием, - Игорь почувствовал, что пьянеет без вина, - ради того, чтобы это сделала ты, согласен даже на множественные переломы.
   Ника вдруг звонко рассмеялась и как если-бы из ее уст полили серебряные и хрустальные бубенцы. Улыбаясь, Игорь смотрел на ее глаза и чувствовал, как тает тонкая невидимая преграда и, как если-бы он знал ее много лет…
   Вечер пролетел незаметно, как одна минута. Музыканты доиграли последнюю песню и, поклонившись публике, начали собирать инструменты. На столе стояла пустая бутылка вина и, почти нетронутый бокал Евники.
   - Разделим его пополам, - произнесла она и, почти целиком перелила в фужер Игоря. Затем, задумавшись на мгновение, произнесла с некоторым смущением, - знаешь, открою тебе еще один секрет, -  и раскрыв сумочку, достала из косметички губную помаду.
   - Ты, хочешь подкрасить губы? Не смей! - на Игоря вдруг напал веселый кураж, - дай, я выкину эту дрянь! - и он требовательно протянул руку.
   - Пожалуйста, - с удивительной покорностью ответила Евника и отдала Берестову помаду.
   Игорь открыл ее, но внутри было пусто, ли только на дне отсвечивал белый порошек.
   Страшная догадка молнией полыхнула в голове Берестова. Он понюхал порошек и вопросительно, даже с вызовом посмотрел на Евнику.
   Она сидела упершись кулачком в подбородок и по глазам было видно, что ее разбирает смех.
   - Это снотворное, - поясняя, певуче произнесла она.
   - Как, зачем? - вид Берестова был настолько ошарашенным, что Ника не выдержала и рассмеялась.
   - Затем, что… -  и забрав футляр, спрятала его в сумочку, - когда я делю последний бокал с директором, то незаметно подсыпаю ему снотворное. Потом, сама сажусь за руль его машины, везу домой, а к себе добираюсь на такси. - И, она рассмеялась, теперь уже заливисто и звонко, - до сей поры, мне эта хитрость удавалось.
   - А-а, - Игорь показал на свой пустой бокал и чувствуя, что ему нечем дышать, расстегнул верхнюю пуговицу рубашки.
   - Но, ведь ты пока еще не директор, - и Ника  улыбнулась устало и грустно.
   - Да, я пока еще не директор, - в тон ей  отозвался Берестов, - но за рулем, все-равно придется ехать тебе. Во-первых, машина твоя, а во-вторых, - и он жестом показал на пустую бутылку вина.
   
   Автомобиль Евники подъехал к пятиэтажному панельному зданию и остановился возле центрального подъезда. Снег снова падал большими тихими хлопьями. Полная луна неподвижно стояла в полынье облаков, тускло освещая шапки на вершинах деревьев. За околицей начинались лесные владения, без перехода разделяющие девственную природу от среды города.
   - Как тихо кругом, - первой заговорила Евника.
   - Да, - отозвался Игорь, - не хочется вновь возвращаться в суету… это, наш институтский дом, - и он кивнул в сторону подъезда.
   - Я знаю, - ответила Ника и, вновь воцарилась тишина.
   Игорь почувствовал, что должен сказать или сделать нечто важное. Он, просительно взглянул на Евнику и коснувшись ее руки, произнес, как можно более безразлично: «Может быть, зайдешь ко мне, ненадолго, покажу тебе свои акварели».
   Ника, как если бы ожидая этого вопроса, отрицательно помотала головой: «Нет, уже поздно». И, обернувшись, провела ладонью по щеке Игоря: «не обижайся, ладно».
   - Не обижаюсь, - Игорь снова придал голосу максимум беспечности и попытался улыбнуться. Возникла неловкая пауза. Игорь выждал минуту и лишь затем, молча кивнув, вышел из машины.
   У входа, Берестов остановился и, обернувшись, помахал Евнике рукой. Неожиданно, Ника открыла переднюю дверь и крикнула ему вслед: «Я сама к тебе заеду завтра!.. может быть!»
   - Что?! - как-бы не понимая, спросил Игорь и сделал шаг назад. Но, Ника рывком захлопнула дверь и машина, рванувшись с места, набирая скорость, помчалась по улице.
   Берестов еще долго стоял у подъезда, со счастливой улыбкой на лице, до тех пор, пока автомобиль не скрылся, где-то далеко, за поворотом.

    V
   Растерянно озираясь, Игорь шел по пустынному коридору одиннадцатого этажа института, пока не приблизился к полуприкрытым дверям актового зала. Сквозь дверь слышались приглушенные звуки оркестровой музыки, доносились хлопки аплодисментов и крики – «браво» и «бис». Берестов приоткрыл одну из створок и заглянул внутрь.
   На полупустых рядах сидела публика в одеждах XIX века и вяло аплодировала танцующему на сцене кордебалету. Стараясь остаться незамеченным, Игорь вошел в зал и сел в кресло в последнем ряду. Впрочем, представление было скучным; балерины механически отплясывали под музыку фокстрот, поэтому, посидев некоторое время, Берестов сделал движение, чтобы подняться с кресла.
   Неожиданно, страшный удар потряс все здание. Удар был настолько сильным, что рухнула половина стены, открыв для обозрения ночной, усыпанный яркими звездами небосвод.
   Как ни странно, публика в зале даже не заметила этого происшествия и продолжала аплодировать танцующему на сцене кордебалету. Второй страшный удар обрушил другую часть стены, в результате чего, потолок в помещении опасно накренился и лампы в люстрах стали гаснуть одна за другой. Лишь после этого, в среде присутствующих произошло замешательство, которое, как по взмаху волшебной палочки переросло в панику.
   Уже через минуту, обезумевшая толпа, ломая кресла и сбивая друг друга, стала прорываться к выходу. Не желая оказаться затоптанным, Игорь инстинктивно отпрянул к середине ряда и ожидая, когда в дверях закончится давка, с тревогой смотрел на дрожащие стены и все более кренящийся потолок. Наконец, последняя танцовщица упорхнула в коридор и Берестов тоже бросился прочь из помещения.
   За распахнутыми настежь стеклянными дверями ничего не было… Внизу, как с высоты Останкинской телебашни мерцал огнями огромный город. И сам город будто висел в пустоте, ибо его окружала черная космическая бездна. Игорь в растерянности оглянулся назад, но увидел, что в зале рушатся уже не только стены, но и потолок. Клубы пыли, щебня и штукатурки лавиной двигались на него. Берестов с ужасом взглянул на пульсирующий внизу огнями город, но в следующий миг ударная волна бросила его в черную бездну…
   
   За окном едва брезжил рассвет. Игорь сел на постели и провел ладонью по лицу. Затем, взял стоящие на тумбочке часы. Электронное табло показывало – восемь часов утра.
   - Сон, - облегченно произнес Берестов и поднялся с кровати.
   …Игорь вошел в вестибюль главного входа института и взглянул на табло расположенных не стене электронных часов; часы показывали начало десятого утра. Навстречу ему двигались два санитара, которые несли на носилках закрытое окровавленной простыней тело. Двое сотрудников милиции просили разойтись скопившийся народ, а третий, в присутствии врача и понятых, составлял протокол. На самом месте происшествия, криминалист, с невозмутимым видом делал снимки залитого кровью пола.
   С выражением ужаса, Берестов проводил взглядом санитаров с носилками и лишь когда стеклянные двери вестибюля закрылись за ними, продолжил свое движение.
   - Воронцов упал с десятого этажа! Несчастный случай! - громыхнула за спиной как-бы куском железа. Берестов вздрогнул от неожиданности и резко обернулся.
   Рядом с ним стоял Айзек Блэкхом с дымящейся сигаретой в зубах. Сделав затяжку и продолжая наблюдать за действиями криминалиста, он снова прогромыхал: «Воронцов упал в пролет лестницы!.. Видно, голова закружилась!» - и повернувшись к Берестову, произнес, как-бы сетуя: «увы, не все могут хорошо переносить высоту… не все». После этих слов, Блэкхом стряхнул пепел с сигареты и многозначительно взглянув на Берестова, засмеялся глумливо и танцующей походкой направился в сторону расходящейся из вестибюля толпы.

   Войдя в свой кабинет, Игорь бросил на стол перчатки и не снимая верхней одежды, сел на край кресла. С обреченным видом он глядел прямо перед собой и, когда на столе зазвонил телефон, лишь передернул рычажок. Затем, как-бы очнувшись, раскрыл стоящий у ног «кейс» и достал отпечатанный вчера в кабинете Воронцова план одиннадцатого этажа.
   С ужасом взглянув на ставший причиной гибели человека документ, Берестов скомкал его и бросил в стоящую рядом урну.
   Посидев в крайней убитости еще некоторое время, он поднялся и засунув руки в карманы, направился манерным шагом к окну.
   В лучах восходящего солнца, поле промзоны покрылось кровавыми отблесками. Как если-бы, небесное светило тоже напоминало о совершившемся преступлении. Берестов простоял некоторое время, неподвижно глядя в пустоту и затем, глухо произнес: «Я, виновен!»
   Судорожно вздохнув, Игорь развернулся спиной к окну и постоял так еще некоторое время, недвижно глядя перед собой.
   - Да, я виновен, - произнес он со вскриком, но затем, словно что-то поняв, произнес через минуту, отчетливо выговаривая слова, - «Мне отмщение, и аз воздам»… и затем, добавив шепотом: «Прости меня, Господи». - проследовал к платяному шкафу. Берестов уже знал что делать. Порывшись в кармане рабочего халата, он вытащил оттуда связку ключей и направился прочь из кабинета.
   
   Помещение автоматической телефонной станции состояло из двух различных по величине комнат. Первая, меньших размеров, была предназначена под мастерскую, вдоль внешней стены которой располагались стеллажи с оборудованием. У внутренней стены, напротив, стоял диван. Справа от входа находился шкаф с документацией и технической литературой. У окна, между стеллажом и диваном, был втиснут стол, заваленный грудой запчастей и валяющимся под ним монитором компьютера «Ай-Би-Эм».
   Соседнее помещение АТС представляло собой обычную щитовую, состоящую из трех рядов коммутационных панелей. На каждом электроконтактном реле стояла защитная пластиковая коробка с фирменным знаком «Мицубиси». В противоположной стороне, в огороженной сеткой выгородке находились аккумуляторы аварийного питания. Рядом мерно гудел понижающий трансформатор. Игорь щелкнул тумблером вольтметра аккумулятора и, стрелка, едва качнувшись, встала на – ноль. Продолжив осмотр помещения, Берестов открыл клеммный щит, но визуальный осмотр не прибавил ничего нового.
   Вернувшись в мастерскую АТС, Игорь открыл шкаф с документацией и стал один за другим проверять находящиеся в нем деловые журналы. Наконец, нашел то, что было необходимо. В одном из журналов обнаружилась сложенная вчетверо схема телефонных подключений. Игорь развернул ее и сев, для удобства, на пол, принялся внимательно изучать. Спустя некоторое время, Берестов оторвался от чтения и задумчиво поглядев перед собой, произнес: «Вызов брошен. Ключ решения проблемы в моих руках».
   Он свернул схему и поднявшись, приблизился к окну. Понаблюдав некоторое время за событиями на площадке института, он дернул за шнурок жалюзи, которое, с шелестом развернулось, закрывая собой окно.
   - Вызов брошен, - снова повторил он, повернувшись внутрь помещения, - «Нет ничего тайного, что не стало бы явным». Я должен искупить свою вину.
   
   Едва Игорь вошел в свой кабинет и повесил в шкаф куртку, которую так и не успел снять с момента прибытия в институт, как прозвенел звонок телефона. Берестов подошел к столу и снял трубку.
   - Коллега, - раздался недовольный голос на другом конце провода, - уже два часа не могу до вас дозвониться… Щеголев беспокоит.
   - Да, слушаю, - отозвался Берестов.
   - У меня опять проблема с ксероксом, нельзя ли посмотреть?
   - Через две минуты буду, - ответил Игорь и взяв сумку с инструментами, покинул кабинет.
   Щеголев сидел за столом у компьютера и на приветствие Берестова едва заметно кивнул. Прокрутив верньером страницу и пробежав ее глазами, он, наконец обратился к Игорю: «Формально, меня повысили в должности, теперь я исполняю обязанности системного администратора. Но, как ученого, унизили до последней степени. Этим мог бы заниматься любой чиновник, - и он указал на экран монитора, - даже, без высшего образования…»
   Слушая возмущенную речь Щеголева, Игорь подошел к копировальной машине и стал снимать крышку.
   Тем временем, Станислав прокрутил еще несколько страниц и вновь указал рукой на монитор: «кому надо, чтобы мне с утра до вечера просматривать электронную почту сотрудников?»
   Берестов, на это лишь пожал плечами и, отложив крышку в сторону, стал осматривать механизм ксерокса. Щеголев ненадолго замолчал, изучая содержание текстов, но через минуту снова послышалась его недовольная речь: «только вчера говорил с первым замом директора: зачем мы играем в эти игры – недомолвки… делаем вид, что ничего не понимаем. Предлагаю ему напрямую – у меня есть идея, для воплощения которой надо скоординировать усилия нескольких отделов. Результаты исследований позволят создать новое направление в культурологии и историософии… Вместо этого, он сажает меня на фискальную должность, читать письма собственных сотрудников».
   Выговорившись, Щеголев замолчал и стал дальше просматривать тексты писем. Воспользовавшись паузой, Берестов переспросил как-бы невзначай: «Станислав, я здесь человек новый, ты не мог бы рассказать мне подробнее, в чем сущность нашего института?»
   Не отрываясь от работы, Щеголев ответил ему с оттенком иронии: «все недавно пришедшие к нам, это спрашивают. Здесь нет секрета: на стыке различных направлений науки, как технической, так и гуманитарной сфер, идет попытка создания кардинально нового направления. В конечном итоге, все сводится к энергоинформационному сектору, он в институте главный и координирующий».
   - Почему?
   - Потому что, в природе все состоит из энергии и информации.
   - Пожалуй, понятно, - ответил Берестов и, выдержав паузу, безразличным тоном задал главный интересующий его вопрос, - у нас есть еще один отдел: центральный сектор… помните, я по ошибке зашел в одно из помещений этого отдела.
   На короткое время воцарилась звенящая тишина и лицо Щеголева приобрело крайне серьезное выражение. Старший аналитик, некоторое время, как-бы вслушивался в себя, но потом безмятежно улыбнулся и поинтересовался состоянием ксерокса.
   - Ничего особенного, - в том ему отозвался Берестов, - я уже заканчиваю. - И подрегулировав механизм протяжки, закрыл крышку. Внезапно, в сумке запищал радиотелефон. Игорь вынул трубку и нажал кнопку приема.
   - Берестов, на связи.
   - Слушай, коллега, - раздался в эфире знакомый, как-бы взлаивающий голос, - это, Блэкхом… у меня небольшая неисправность. Зайди, если не занят.
   - Хорошо, сейчас буду, - отозвался Берестов и отключил связь.
   Блэкхом сидел за столом, подобно янки, положив ноги на стол и проверяя наполовину разобранный револьвер. В зубах его торчала дорогая сигара, сам же он, при этом, что-то напевал. В дополнение всего, на столе лежали еще два полуразобранных револьвера. В дополнение общей картины, на перекидном календаре лежал кокосовый орех лимонки и, тут же рядом, обойма от пистолета. В углу кабинета стояли, австрийская винтовка «Манлихер» образца конца X;X века и охотничий карабин с оптическим прицелом.
  Едва кивнул вошедшему в кабинет Берестову, Блэкхом указал торчащей изо рта сигарой  в сторону компьютера и процедил сквозь зубы: «посмотри, там что-то с «мышью». - Затем, сделал затяжку и стряхнув пепел на пол, как-бы между прочим произнес: «сигары, марки «Монтекристо». Некродия угостил. Ему регулярно присылают».
   Лицо завотделом первичной информации выглядело сейчас особо отталкивающим: угловатые, почти треугольные уши, изломанные тонкие брови и такой же тонкий змеящийся рот, создавали ощущение чего-то нетопыриного.
   Не отвечая на предложение Блэкхома, Игорь сел за компьютер и поводил «мышкой» взад-вперед по коврику, после чего щелкнул правой и левой кнопками. «Мышь работала исправно, но стрелка курсора дергалась и плавно передвигаться не желала.
   - Понятно, - с некоторым разочарованием произнес Игорь и открутив кольцо, вытащил из «мыши» резиновый шарик. - Сейчас, обезжирим, - пояснил Берестов и достал из сумки флакон со спиртом, - хотя, лучше вымыть с мылом, но и так тоже можно.
   Блэкхом едва кивнул на комментарий Игоря и посмотрев на просвет сломанный ствол револьвера, спросил почти без интереса: «если не секрет, чем занимался до прихода в наш институт?»
   Берестов пожал плечом и нехотя ответил: «по образованию, я инженер-радиоэлектронщик, пять лет работал в Центре управления полетами в Звездном городке, потом в частных фирмах… последние два года занимался охранной деятельностью».
   Услышав об охранной деятельности, Блэкхом на мгновение отвлекся и с интересом взглянул на Игоря: «приходилось иметь дело с оружием?»
   - Да, - нехотя кивнул Берестов.
   - А, как ты оцениваешь револьверы? Что лучше, «кольт» или «смит-вессон»?
   Игорь иронически улыбнулся и на мгновение обернувшись, произнес: «это, если только для ковбойских фильмов».
   Язвительная улыбка прошла по лицу Блэкхома. Он хотел что-то ответить, но вдруг замер и прислушался. На подоконник, тихо воркуя, сели два голубя. Блэкхом осторожно положил револьвер на стол и как кошка, едва касаясь пола, проследовал к стоящему в углу оружию. Схватив охотничий карабин, он прокрался назад и вскочив на подоконник, открыл форточку. Птицы, тут же испуганно вспорхнули, но вдогонку им раздались два хрустких выстрела. Спустя мгновенье, Игорь увидел, что по воздуху, медленно кружась, летят только их перья. Блэкхом, с торжествующим видом спрыгнул на пол и поставив дымящийся карабин у стены, возбужденно произнес: «Тойфельс уже пятый год дает мне костюм гангстера», - и как-бы извиняясь, добавил: «надо оправдывать доверие, входить в роль».
   Стараясь не обращать внимания на выпад хозяина кабинета, Игорь поставил на коврик уже собранную «мышь» и поводил ей взад-вперед. Курсор больше не дергался. Берестов щелкнул кнопкой и, когда на рабочем столе появилось меню, щелкнул курсором по одному из значков.
   Холодная испарина проступила на лбу Игоря, когда он взглянул на экран. Перед ним, со всеми подробностями, обозначился план одиннадцатого этажа.
   На мгновенье, в воздухе повисла мертвая тишина. И Блэкхом, прекративший на время заниматься оружием, смотрел на Берестова с явным интересом.
   Не подавая вида, Игорь отключил компьютер и, собрав лежащий на столе инструмент, с невозмутимым видом откланялся.
   - Если еще возникнут проблемы, я к вашим услугам, - сказал он на прощание и направился к выходу.
   Блэкхом, тем временм, уже набивал патронами барабан «кольта», как-бы забыв о присутствии Берестова. Взглянув с безразличием вслед ему, он лишь нехотя произнес: «а все-таки, вы напрасно недооцениваете револьверы».
   По коридору, мимо Игоря, звеня кастаньетами, под звуки латиноамериканской самбы, протанцевала группа молодых женщин в цыганских костюмах. Пройдя в танце вокруг Берестова, они вскоре с хохотом исчезли за дверью одного из кабинетов. Электронный таймер над входом в секретариат показывал ровно полдень. Шагая в задумчивости по коридору, Игорь вдруг остановился у одной из дверей центрального сектора. Дверь была  наполовину открыта. После некоторой борьбы с собой, Игорь открыл ее до конца и, с удивлением обнаружил, что перед ним обычная лестничная площадка запасного выхода. Берестов пробыл еще некоторое время в нерешительности,  после чего шагнул внутрь и огляделся по сторонам. Действительно, перед ним был запасной выход, лестничные марши которого вели, соответственно, на верхние и нижние этажи. На потолке площадки горела лампочка в герметичном стеклянном плафоне, на стене, в красном застекленном стенде, лежал рукав пожаротушения. Игорь еще раз внимательно огляделся, но кроме датчиков пожарной сигнализации, ничего не обнаружил. Продолжая осматривать помещение, Берестов проследовал через площадку и толкнув находящуюся на противоположной стороне дверь, вышел в коридор между центральным и вторым сектором. Прямо перед ним обозначилась дверь помещения АТС, с табличкой: «Посторонним вход воспрещен». Игорь недоуменно улыбнулся и с иронией произнес: «вот как… кажется это место нам знакомо».
   Вынув ключи, он открыл дверь и вошел внутрь. В помещении АТС царил полумрак. Дневной свет полосами пробивался через жалюзи, отчего создавалось ощущение таинственности и покоя. Берестов присел на диван и откинулся на его спинку. Его взгляд устремился куда-то далеко и перед взором Игоря поплыли воспоминания недавнего прошлого:
   Группа альпинистов взбиралась по контрфорсу на высокую гору. Поднимающийся ветер несет метель, но горновосходители неуклонно взбираются вверх. Теперь уже Игорь шел в связке первым, а остальные следовали за ним…
   Берестов снова открыл глаза. Взгляд его был полон твердости и решительности. Как-бы размышляя с собой, он спокойно произнес: «Блэкхом – убийца… он в чем-то подозревает меня… а потому обходит, как тигр перед прыжком… И если так, то – лучший метод обороны, это нападение».
   Поднявшись с дивана, Игорь подошел к шкафу с документацией и вынув план телефонной сети, разложив его на полу, принялся за более подробное изучение. Вскоре, Берестов поднялся и вместе с планом в руках проследовал в коммутаторную. Открыв распредщит, он присел на корточки и, произвел сличение клеммных соединений с обозначениями на схеме. Через минуту он сложил карту и, произнес подчеркнуто твердо: «И если так, то лучший метод обороны – нападение». И поднявшись, добавил: «Ответный удар будет нанесен их же оружием».
   Берестов вошел в «приемную» и огляделся. Посетителей, на этот раз было больше чем обычно. Внезапно, дверь кабинета первого зама открылась и из нее вышли несколько человек, в сопровождении самого Некродия. Гости говорили на английском, но по нескольким фразам Берестов понял, что они специалисты, либо по криптоботанике, либо по криптозоологии. Громко переговариваясь и сверкая белозубыми смайлами, они проследовали через приемную и вышли в коридор.
   - Если кто-то на прием к заместителю директора, - оторвавшись от дел, произнесла секретарша, - то, он до конца дня будет занят с американскими гостями.
   Услышав эту неожиданную новость, посетители сдержанно загудели и стали расходиться.
   Среди посетителей, Берестов увидел и того изобретателя, которого встретил здесь в первый день своего посещения секретариата. Бегло взглянул на Игоря потухшим выражением глаз, он вместе со всеми вышел в коридор.
   Когда все посторонние покинули помещение, Берестов достал из кармана сложенное вчетверо «Заявление» и направился к столу Евники. Увидев его, она приветливо улыбнулась и указала на свободный стул.
   - Предлагаю тебе участие в секретном и опасном деле, - заговорщически произнес Игорь, и оглядевшись, положил на стол «Заявление».
   - Какое? - в тон ему отозвалась Евника.
   - Стать членом Родосского ордена Мальтийского креста.
   - Разве туда принимают женщин? - удивленно произнесла Ника и развернула бумагу.
   - Ох, об этом я и не подумал, - Игорь изобразил крайнюю досаду и хлопнул себя по лбу, - но, ничего, я предложу тебя сразу на должность Великого магистра.
   - Тогда, согласна, - Ника сдержанно улыбнулась и стала читать «Заявление».
   - Ты, хочешь поработать в выходной день? - спросила Евника через минуту и сдержанно улыбнулась.
   - Да, хочу… что же тут такого? - Игорь даже смутился на мгновение.
   Ника многозначительно кивнула и повела бровью, - понимаю, ведь главное, чтобы и директор этого захотел, - после чего, добавила, уже твердо и сухо, - в конце дня, я понесу документы на подпись, завтра утром приказ будет готов. На складе тебе выдадут все необходимое.
   - Просто великолепная оперативность для начинающего магистра, - и Берестов сделал многозначительный жест рукой.
   - Стараемся, - полушутя ответила Евника и положила заявление в папку с деловыми бумагами.
   Игорь согласно кивнул и сделал движение, чтобы подняться, но, как если-бы что-то вспомнив, произнес деланно безразличным тоном: «У меня еще вопрос к Великому магистру… вчера, кто-то обещал посетить мое одинокое жилище».
   Синие льдинки глаз Евники вспыхнули на секунду и щеки стал заливать румянец: «Да, в самом деле?.. может быть». - Ника придвинула к себе подшивку с документами и начала с чрезмерным усердием отыскивать нужную страницу.
   Игорь придвинулся ближе к Евнике и положив перед ней мобильник, нажал на кнопку воспроизведения записи. Из телефона зазвучал, со срезанными нижними обертонами, как это характерно для мобильного телефона, пропетый им вчерашним вечером хит:
 
Я люблю эти дни, когда замысел весь уже ясен, и тема угадана,
А потом все быстрей и быстрей, подчиняясь ключу,
Как в «Прощальной симфонии», ближе к финалу – ты помнишь, у Гайдна,
Музыкант, доиграв свою партию, гасит свечу…

   Щеки Ники стали совсем пунцовыми, но Берестов, облокотившись на стол, положил голову на руки и, продолжал с улыбкой смотреть на нее. Наконец, Евника не выдержала и, умоляюще посмотрев на Берестова, тихо произнесла: «Игорь... ну, прости, мне надо работать».
   - Ах, да, - Игорь выключил мобильник и как-бы вспомнив что-то, поднялся, - у меня, тоже, еще масса дел.
   Застегнув пиджак на все пуговицы, он улыбнулся на прощание и направился к выходу. Любопытные взгляды сотрудниц секретариата провожали его, но Игорю это было безразлично. Его отношения с Евникой перешли в новую, важную для них стадию.

    VI
   Вечером, Берестов зашел в свое общежитие (настенные часы в вестибюле показывали время – 18-30) и поднялся в свою комнату.
   Повесив куртку в стенной шкаф и присев на кровать, взял с тумбочки журнал «ГЕО». Попытался заняться чтением, но почему-то не читалось. Игорь положил журнал на место и не раздеваясь, прилег на кровать. За стенкой раздавались голоса, шумели трубы водопровода, слышались звуки работавшего телевизора.
   Берестов стал постепенно забываться, но в прихожей зазвенел звонок. Поднявшись с кровати, Игорь снял с лица остатки дремоты и направился к выходу.
   За дверью стояла Евника. Ее норковая шуба была лишь наброшена на плечи. Распущенные золотые волосы сверкали до ломоты в глазах, а осевшие на плечах снежинки медленно таяли, превращаясь в крохотные бусинки жемчуга и крупинок алмазов.
   - Вы не позволите гостье войти? - таинственным голосом произнесла Евника и смеющиеся искорки засветились в ее синих глазах.
   - Да, конечно, - Игорь отступил назад и сделал широкий приглашающий жест.
   Евника вошла внутрь и одним движением сбросив шубу, отдала ее в руки Берестова.
   - Сейчас, будем пить чай, - певуче произнесла она и, положив пакет на стол, стала вынимать из него содержимое. На стол легли, большая коробка чая «Монарх», банка растворимого кофе, батон хлеба, сыр, печенье, коробка конфет, баночки с красной икрой.
   - По какому случаю пир? - произнес Игорь как можно беспечнее, хотя и с внутренним смущением.
   Ника, на мгновение задумалась. Берестов отметил, что в дымчато-голубом облегающем свитере и черных, свободного покроя брюках, она выглядит просто потрясающе.
   - Но, ведь ты пригласил меня вчера в ресторан… долг платежем красен, - шутливо отозвалась она, - а, потом, - и грусть пробежала по лицу Ники, - завтра, память Варвары-мученицы. Маму назвали в ее честь. Это, очень странно, но она умерла в день своего Ангела, ровно год назад.
   - Вот, как? - искренне изумился Игорь, - видимо, она была благочестивой жизни.
   - Да, это правда, - подтвердила Евника, - а потому, мне было очень грустно оставаться одной в такой день.
   - Ника, прости, - Игорь хлопнул себя пальцами по лбу, - ставлю чайник… Если хочешь, посмотри пока репродукции картин Константина Васильева, - Игорь снял с полки альбом и протянул его Евнике, - через пять минут все будет готово. - После чего, взяв кувшин, направился в умывальную.
   Когда Игорь вернулся, то увидел Нику, стоящую у окна с альбомом в руках. О чем-то задумавшись, она не сразу заметила его возвращение. Увидев Игоря, Евника положила альбом на подоконник и улыбнувшись одними уголками губ, тихо произнесла: «Знаешь, когда смотрю на картины Васильева, Ильи Глазунова, или раннего Рериха, мне кажется, что я вижу их не впервые, - и она испытующе посмотрела в лицо Игоря, убеждаясь, понимает ли он ее, - у меня всегда возникает ощущение, что я видела все это сама… очень давно, своими глазами.
   - Их творчество архетипично, оно пробуждает генетическую память, - ответил Игорь с видом знатока и перелив воду в электрочайник, включил его в розетку.
   - С одной стороны, так, - согласилась Евника, - но, все-равно, как-то иначе. Часто ловлю себя на мысли, что я – древняя.
   Игорь хотел сказать какую-нибудь шутку по этому поводу, но Евника жестом предупредила его: «Вот, послушай…»
   На мгновение она как-бы ушла в себя, померкла внешне, но затем, лицо ее вдохновенно озарилось изнутри и, она стала нараспев декламировать тихим грудным голосом:

Мы с тобою древние-древние.
Помнишь фрески во храме Блаженного?
Эти лики, и – «Жертва вечерняя».
И глаголы – неизреченные.

То ли люди еще, то ли ангелы,
«Симеона песнь», скорбно-прощальная.
Эти лики таинственно странные,
Возвещают нам изначальное.

Степью желтой уносятся лошади.
Наполняются кубки пенные.
Мы с тобою очень похожие,
Мы с тобою – несовременные.

Смотри «Спас» из оклада древнего.
Матерь Божья к Младенцу склоненная.
На Покров, в небе стая последняя.
Русь Святая – застыла иконою.

   Хотя, Ника уже закончила декламировать стихи, но Игорь еще минуту стоял в молчании и лишь затем, как-бы оторвавшись от размышлений, спросил: «Твои?..»
   Евника смущенно улыбнулась и покачала головой: «Одной современной поэтессы».
   - Все-равно, потрясающе. Прочитай, еще что-нибудь.
   - Хорошо, - неожиданно легко согласилась Ника и сделав на месте балетный пируэт, вскинула вверх руку, - у тебя есть гитара?
   - Как ни странно, да, - отозвался Берестов, - осталась от прежних хозяев.
   Он направился к стенному шкафу и, встав на табурет, открыл дверцы антресолей.
   - Ты умеешь играть на гитаре? – спросил Игорь утвердительным тоном.
   - Да, немного, - ответила Евника, - научилась в институте.
   - Я тоже, не могу особо хвалиться, потому что, по образованию ДМШ – клавишник. – Берестов достал запыленный инструмент и протерев его полотенцем, отнес Евнике.
   - Конечно, это не «Ямаха» и не «Фендер», но, за неимением лучшего.
   - Ничего, - извинительно произнесла Евника и, взяв гитару, присела на подоконник.
   Взяв гитару и убедившись, что инструмент настроен, Ника вновь сосредоточилась и будто ушла в себя. Ей, как-бы что-то мешало и она, умоляюще посмотрев на Игоря, попросила его сесть на стоящий рядом стул. И лишь когда он устроился, стала играть на гитаре.
   Проиграв так несколько аккордов, Ника кивнула и ее серебристый голос, сопровождаемый гитарным арпеджио, зазвучал с неожиданной силой и наполненностью. С первой фразы Игорю стало понятно, что она заткнет за пояс любую из бардов-певиц. Но, главное понимание состояло в другом: он погублен этим глубоким серебряным голосом и, погублен, как видимо, навсегда. Потому что, это была не песня, эта была исповедь – лично ему. Исповедь души, истомленной долгим и безнадежным ожиданием:

Я надеюсь, ты не Игорь –
Смерть тебя не поражала.
Над твоим поникшим телом,
Ярославна не рыдала.

Я надеюсь, ты не воин –
Умирающий от раны,
И не ястреб быстрокрылый
Прилетевший на курганы.

И на том зловещем поле
Не тебя я отыскала,
Отгоняя грифов черных,
Не тебя поцеловала.

Солнце красное всходило.
И в крови полоска неба.
Не тебя я хоронила.
И надеюсь, ты там не был.
 
   Минуту, Игорь сидел, пораженный, не в силах преодолеть очарование песни.
   Евника, смущенно улыбнувшись, поставила гитару у подоконника и оглянулась назад. За окном, снова, крупными хлопьями шел снег. Переливающиеся в лунном свете снежинки, как если-бы говорили только одно – молчание… И это молчание хотелось длить бесконечно.
   Неожиданно засвистел чайник и, крышка на нем запрыгала от рвущегося наружу кипятка. Игорь вскочил из-за стула и выдернул штепсель из розетки. Евника подошла к столу и начала расставлять посуду.
   - Где у тебя заварник?
   - Там, - Игорь указал рукой на шкаф.
   - Что будем пить, чай или кофе?
   - Лучше, чай. Кофе, это баловство… в горах, или в походе, чай, одно спасение.
   Ника взяла из шкафа  заварник, приоткрыв крышку, взглянула в него и направилась в умывальную.
   - Тогда заваришь сам, по своему рецепту, - произнесла она на ходу.
   - Слушаюсь и повинуюсь, - Игорь, раскладывающий продукты на столе, шутливо взял под козырек, - правда, с собой нет никаких трав, но ничего, сорт «Монарх», сам по себе хороший.
   Евника, принесла, тем временем, вымытый заварник и Берестов, засыпав туда чай, залил его кипятком.
   Ника принялась резать хлеб и раскладывать печенье, Игорь взялся открывать баночки с икрой. Спустя минуту, стол был накрыт.
   - Осталось прочитать молитву, - предложила Евника.
   - Да, пожалуй, - согласился Игорь. Порывшись в нагрудном кармане, висящего на плечиках пиджака, он достал иконку Георгия Победоносца, и поставил ее на книжную полку, поближе к столу. Затем, произнес, жестом указав на иконку, а затем на себя: «князь Игорь Ольгович, в крещении Георгий, в схиме Гавриил… поэтому, у меня сразу три небесных покровителя… этот образок всегда ношу с собой». Здесь, Берестов сделал легкий полупоклон в сторону иконки и перекрестившись, произнес молитву: «Господи, благослови пищу и питие сие». После чего, перекрестил и сам стол.
   Едва они сели, и приступили к трапезе, как Игорь, с некоторым волнением, задал Евнике вопрос: «Знаешь, Ника, ты прочитала свое стихотворение, и потом… эта песня… просто потрясающе… но, я не об этом, - и он нервно отхлебнул из чашки, - как-бы сказать вернее. Я буквально, с первого взгляда подумал, что… - и Берестов замолк на секунду, - что ты – не отсюда. Ты, как на картинах Константина Васильева».
   На мгновение, в комнате воцарилась тишина и в следующую минуту Игорь, с мольбой посмотрел Нике в глаза.
   Нисколько не смутившись, Ника только пожала плечом и беспечно ответила:
   - Да, я очень древняя… - и игривые искорки блеснули в ее глазах, - ты это хотел сказать?.. – после чего, добавила грустно, - увы, мне уже двадцать шесть лет.
   - В старой доброй Англии, это возраст невесты на выданье, - Берестов, с видимым облегчением рассмеялся, - по сравнению с тобой, я и вовсе старик, мне уже тридцать четыре.
   Евника грустно улыбнулась и помолчав, как-бы решая нечто важное для себя, произнесла задумчиво: «наш род Олонецких, действительно, очень древний. У родственников отца, под Архангельском, хранятся родовые книги. Непрерывная родословная идет с первого века, а с перерывами, - и она испытующе посмотрела на Игоря, - от сотворения мира».
   Услышав это, Берестов едва не поперхнулся и от изумления даже отставил чашку в сторону.
   - Бог, ты мой!.. В самом деле, такая родословная?!
   - Да, мы знаем, откуда мы, - со значением ответила Евника и как-бы предупреждая вопрос Игоря, продолжила, - были в нашем роду и князья и бояре, но… эти роды угасли. Во все времена, за родовыми книгами охотились. Особенно, в наши дни. При советской власти, семьдесят лет они лежали в сундуках, зарытые в землю.   
   - А, цари были в вашем роду? - задал Игорь наивный вопрос, но Ника, лишь отрицательно помотала головой.
   - Нет, царей не было. Так что, в приверженности к мифу о Меровингах, нас не обвинишь, - твердо ответила она, но тут же поправилась, - впрочем, святые были: например – дева Феврония.
   - Н-да, - задумчиво произнес Игорь, - а зачем им нужны ваши книги?
   Евника недоуменно пожала плечами и отхлебнула из чашки глоток: «там, ведь не только родословие было. Их интересовали сведения о природе, истории, человеке. Например, как продлить возраст жизни до двухсот и трехсот лет, или как лечить раковые заболевания и многое другое».
   Увидев, что Игорь забыл про чай, Евника долила ему в чашку кипяток и положила на тарелку пару бутербродов.
   - Но, они поступали как безумные, - добавила она с улыбкой, - разве, не напрасно сказано: «Мужие кровей и льсти не преполовят дней своих». Или, излечить от рака, когда лечащий не любит больного, а больной ненавидит всех остальных. Весь секрет исцеления не в травах и не в особых снадобьях, в той любви и сострадании, которые проявляются при лечении больных.
   - А ты могла бы излечить какую-нибудь тяжелую болезнь? - перебил ее Игорь.
   - Да, могла бы, - с некоторым смущением ответила Евника, - отец и мать меня всему научили. Кстати… - Ника вышла из-за стола и достав из сумочки черную кожаную повязку, надела ее на голову. Повернувшись на носке, как балерина, она встала в боевую стойку: «у моих родителей не было сыновей, поэтому, я обучена боевым искусствам. Дай мне твой плащ».
   Игорь послушно проследовал к гардеробу и бросил Нике свой осенний макинтош. Евника набросила его на плечи и застегнула на верхнюю пуговицу. Затем, она медленно подняла правую полу и хлопнула ей, так, что показалось, будто прозвучал выстрел. Потом, начав медленно двигаться, она также оглушительно и молниеносно хлопнула второй полой. После чего, ее движения стали ускоряться, пока не превратились в сплошной вихрь. Полы плаща, при этом хлопали, как всполохи пламени на ураганном ветру.
   - Кла-а-сс! - только и смог произнести Берестов, глядя на танец, но Евника вдруг остановилась и учащенно дыша, спросила: «у тебя есть что-нибудь, трость или зонт?»
   - Да, есть!
   - Тогда, бери, нападай! - и, Ника, вновь приняла боевую стойку.
   Игорь недоуменно пожал плечами, но все-таки подчинился и достав из гардероба зонт, тоже приготовился к бою.
   - Коли! - повелительно произнесла Евника и едва заметно кивнула. Берестов сделал выпад, но зонт ткнулся в пустоту.
   - Еще! - где-то сбоку послышался голос Ники. Берестов повторил выпад, но повторилось тоже самое.
   - Теперь, руби! - голос послышался уже сзади. Игорь развернулся и надеясь достичь цели, впрочем, с некоторой осторожностью, наискось рубанул зонтом. И на этот раз, зонт снова просвистел в пустоте.
    Ошеломленный, Игорь замер на мгновение, но в следующую секунду сделал выпад, точно зная, что попадет. Но вместо этого, увлеченный некою силою, прокатился кубарем через голову.
   Мгновенно сгруппировавшись, он вскочил и снова принял боевую стойку. Сделав стремительное движение, Берестов хотел произвести захват, но рухнул на пол от подсечки. Евника тут же припала на колено и встревожено глядя на него, произнесла виновато: «тебе не больно?»
   - Нет, стараясь не морщиться от ушиба, ответил Игорь, - но, за причиненную травму, один поцелуй.
   Тень смущения пробежала по лицу Евники, но закрыв глаза, она кратко коснулась его щеки.
   Игорь сделал вид, что ему становится хуже, и он слабым голосом произнес: «еще один, иначе, придется умереть».
   Ника улыбнулась и кротко коснувшись его лба губами, быстро поднялась и отошла в сторону.
   - Потрясающе, это что, славяно-горицкая борьба? - поднявшись, произнес Игорь.
   - Да, есть элементы, - Ника сняла с головы черный кожаный поясок и положила его на полку, - но, в основном, это танец… подражание вихрю и движению огня. Ибо, как невозможно уловить ветер и огонь, так и подражающий этим стихиям, неуловим.
   - Потрясающе, - вновь, изумленно произнес Берестов, - теперь, верю, что Кареву ты себя в обиду не дашь.
   - Мне жаль его, - тень обиды скользнула в голосе Евники, - зачем он здесь? Ведь, он, как большой ребенок. Пройдет посвящение и, станет, как все.
   - Посвящение? - настороженно переспросил Игорь.
   - Да, - неопределенно ответила Евника и замолчала на некоторое время. Было заметно, что она внутренне колеблется. Затем, испытующе посмотрев на Игоря, она продолжила: «дело в том, что готовящийся маскарад, это не привычный всем праздник, или гуляние, а мистерия… мистерия для посвященных». Колеблясь, Евника помолчала еще минуту, но затем, добавила: «в древности, подобные мистерии были во всем языческом мире: в Египте, Месопотамии, Риме, Греции, в том числе, и у нас, славян». Здесь, Ника, вновь испытующе посмотрела на Игоря, как-бы убеждаясь, понял ли он. Но, Игорь внимательно слушал.
   - Как правило, мистерии разделялись на две категории: Великие – для посвященных и, Малые – для простого народа. Наиболее известные: культы Сатурна, Юпитера, Аполлона. Культ Вакха породил нарицательное слово – вакханалия.
   Но, были в древности и светлые культы, если можно так выразиться? - предположил Игорь, но Евника, вдруг, закружилась в танце и пройдя вдоль комнаты, подхватила лежащий на подоконнике альбом с репродукциями.
   - Ты говорил, что пробовал себя в живописи. Покажи мне что-нибудь.
   - В основном, все работы дома, - и, Игорь недоуменно пожал плечом, - с собой, только один альбом.
   - Все-равно, покажи, - танцующим шагом Ника приблизилась к нему и присев на край стола, рядом, посмотрела Игорю прямо в глаза.
   Ника сидела так близко, что можно было услышать, как бьется ее сердце. Золотые волосы касались его щеки. Игорь чуть взглянул в сторону Ники… И эти, широко распахнутые васильковые глаза… в них можно было утонуть и утонуть навсегда. Игорь сделал движение к Евнике, но она, как-бы ничего не заметив, ускользнула от него.
   - Что ж, не хочешь, не надо, - произнесла Ника с некоторой обидой.
   - Нет, почему, - Игорь смущенно закашлялся и, поднявшись, направился к стенному шкафу, - они у меня здесь, с собой.
   Берестов вытащил из под журнала два альбома и направился назад.
   - Тут, у меня работы  разных лет, также, фотографии. - Игорь испытующе посмотрел в глаза Евнике и приблизившись к ней, отдал их ей в руки. Ника заботливо положила альбомы на стол и отодвинув в сторону посуду, на стул, заботливо поставленный Игорем. Ника открыла альбом и стала внимательно рассматривать гравюры и акварели. Перевернув несколько листов, она спросила: «а, это что?»
   На пустынном фоне, крупным планом, лежал человек. На переднем плане были видны, только голова человека, уткнувшегося лицом в песок, да огромный вытянутый вперед сжатый кулак, и огромные пальцы другой руки, вцепившиеся в каменисто-песчаную почву. Убывающий месяц, на фоне багрового заката, дополнял этот мертвящий сюжет. На заднем плане, сухое дерево склонялось над вросшей в землю человеческой фигурой.
   - В юности, я увлекался экспрессионизмом, - пояснил Берестов, - к тому же, тогда мной владели апокалиптические настроения, плод увлечения поэзией Межелайтиса:

То не Ганс Гольбейн,
Не картины смерти.
Нет, новее нечто,
Из наших дней…

   - Следующий рисунок, о том же, - пояснил Игорь и сам перевернул лист.
   На фоне разрушенного города, одинокая собака выла на луну. Весь вид животного выражал крайнее отчаяние.
   - Сейчас, для меня, это неактуально, - произнес Игорь, недовольно поморщившись, - но тогда, когда взорвался Чернобыльский реактор… я воспринял этот взрыв, как планетарную беду. Более того, как преддверие Апокалипсиса.
   Минуту Берестов провел в молчании, но потом, смахнув с себя грусть, уже весело произнес: «что мы все о печальном, вот смотри, мои поздние акварели!»
   - Это, где? - спросила Евника.
   - Гефсиманский скит на Валааме, я был там пять лет назад. - Игорь перевернул страницу, но затем, открыл лежащий рядом фотоальбом, - это, Преображенский собор… это Красный скит, Никольский храм, пейзажи… снова, Гефсиманский скит, - и, вынув фотографию, - приложил ее к акварельному рисунку.
   - Похоже, - подтвердила Евника.
   - С одной существенной разницей, - пояснил Игорь. Евника вопросительно посмотрела на него. - Снимок пришлось делать с риском для жизни.
   Ника покрутила в руках карточку и в ее глазах вновь зажегся вопрос.
   - Суть в том, что у меня не было с собой широкоугольного объектива, а потому, пришлось снимать, зависнув над самой кручей обрыва. Опыт альпинизма пригодился вполне, - и Берестов, сдержанно рассмеялся, - вот внизу, Поклонный крест. Посмотри, какая круча.
   - Боже мой! - искренне ужаснулась Ника и испуганно прикрыла уста рукой, - как же ты отсюда снимал?
   - Мне не привыкать, - с деланным безразличием ответил Берестов и перевернул несколько листов в альбоме с живописью, - тут, у меня, алтайские зарисовки. В том, увы, последнем для меня, альпинистском году, решили отдохнуть от шеститысячников. После тянь-шаньских маршрутов решили осваивать Памир. Для начала, выбрали пик Энгельса, высота для Памира обычная – 6500 метров, но, зато, - и Берестов показал Нике фотографию, - категория трудности – 5Б, а, если со стороны нависания, все – шесть.
   Ника взяла протянутую ей фотографию и стала ее рассматривать.
   - Ужас! И, вы туда хотели лезть?! - посмотрела она на Игоря округленными глазами, - тут, почти отвесная стена.
   Берестов, лишь недоуменно пожал плечами: «Пик Энгельса, это «дорога в небо», - произнес он учительным тоном, - а, потом, по юго-восточному ребру, крутизна не превышает семидесяти градусов». Игорь отошел от стола и, добавил со вздохом: «Увы, восхождение сорвалось. Мы поехали на Алтай, чтобы совершить восхождение к Аккемской стене… вот, смотри, - он порывисто вернулся к столу и вынув другое фото, подал его Евнике, - это и есть знаменитая Аккемская стена, ее высота около двух километров… до сих пор, она является недоступной частью самой высокой горы Алтая – Белухи». На лицо Игоря вдруг легла тень и, он отложил альбом в сторону: «Мы, тогда единогласно решили – в следующем году взойти на Белуху по контрфорсу, но… в следующем году я не поехал и, не езжу уже никуда три года».
   На минуту Игорь замолчал и, было видно, что ему трудно справиться с собой. Но, потом, он снова заговорил: «Есть такое понятие у альпинистов – горькое чувство невзятой высоты. Впервые оно появилось, когда мы не смогли взять Чатын. Это было лет восемь или девять назад. Мы штурмовали тогда «черный отвес», вертикальную стенку. И, когда до вершины осталось полторы сотни метров, со стороны Шхельды, с «бастиона Щуровского», этого «гнилого угла», подул сырой ветер. Он принес туман, дождь и грозу… Возвращение было горьким. Как-будто не мы одни потерпели поражение, а все… весь окружающий мир».
   Игорь тяжело вздохнул и с грустной улыбкой посмотрел на внимательно слушавшую его Евнику. Немного помолчав, он добавил, как-бы подводя резюме: «Порой, мы сами виноваты в том, что упускаем свой звездный миг».
   - Не грусти, - утешила его Евника, - у тебя еще будет возможность взойти на свою высоту.
   - Я надеюсь, - в тон ей ответил Берестов и улыбнулся уже без грусти.
   Игорь прошел на свое место за столом и присев, мечтательно произнес: «Хорошо бы сейчас с тобой съездить на Домбай, или на Чегет, хотя-бы на неделю… но», - и он в раздумье побарабанил пальцами по столу. Вдруг, Игоря озарила некая мысль и он взглянув на Евнику, оживленно произнес: «Знаешь, мне пришла сейчас в голову мысль… - и он со значением поглядел на Евнику, - что, если нам взять, и поехать на Валаам?.. хотя, - и, Берестов сокрушенно почесал в затылке, - там сейчас нет навигации… или, может быть…»
   Вдруг, Игорь порывисто вскочил и отставил стул в сторону: «Эврика! Нашел!.. Едем в Тервеничи!»
   - Это, где? - с сомнением вопросила Евника.
   - В южном Приладожье и Обонежье.
   - О-о, - и она покачала головой, - неблизко.
   - Ерунда! - Игорь, в некоторой запальчивости заходил взад-вперед, - всего-то три-четыре сотни километров… выедем в пять утра.
   Минуту Евника молчала, обдумывая что-то для себя, затем спросила: «Когда ты хочешь?»
   - Хотя-бы, в это воскресенье, - ответил Берестов, обрадованный столь быстрым согласием, - как раз на праздник святителя Николая. Тем более, что в субботу я занят, ты знаешь.
   - Кстати, произнесла  Ника сухим деловым тоном, - приказ о внеурочных работах уже подписан. Завтра тебе все выдадут. Хотя, Карев сделал мне небольшой выговор… но, - и она, тонко улыбнувшись, отбросила упавший на лицо локон, - чего не потерпишь…
   Не закончив фразы, Евника поднялась и танцующей походкой направилась к стенному шкафу.
   - Уже уходишь? - искренне огорчился Игорь, - хочешь, снова поставлю чай?
   Но, Ника уже взяла из шкафа шубу и, накинув ее, взглядом указала на часы. На табло, зеленым светом горели цифры: 23-00.
   - Три часа прошли, как одна минута, - поразился Берестов.
   - Говорят, хороший признак, - многозначительно произнесла Евника. Приблизившись к столу, она забрала свою сумочку и сняла с полки кожаный поясок.
   - Возьми, примерь, - предложила она Игорю, - это наша семейная реликвия, ей уже двести пятьдесят лет.
   Берестов взял оберег из рук Евники и осторожно надел его на голову.
   - Немного давит, но, в принципе, в самый раз, - произнес Игорь, прислушиваясь к своим ощущениям, - как-будто на голове шлем, но легкий, невесомый.
   - Тебе бы сейчас, кольчугу и меч, - Евника невольно залюбовалась Игорем, - был-бы вылитый Александр Невский.
   - Георгий Победоносец, тоже неплохо, - с некоторой ревностью возразил Берестов и осторожно сняв оберег, вернул его Евнике.
   Ника спрятала поясок в сумочку и уже, сухо, деловым тоном добавила: «в воскресенье, в пять-тридцать, у входа в подъезд. Постараюсь не опоздать».
   Сказав это, она быстро направилась к выходу и сделав возле двери прощальный знак ладошкой, вышла из комнаты.

    VII
   Не раздеваясь. Игорь прилег на кровать. Вспомнилось вдруг его первое восхождение на Ушбу.
   Близилась ночь, крутящаяся мгла закрыла все видимое пространство, но, горновосходители, упорно, с риском для жизни продолжали спуск. Наконец, командир группы, прокричал, стараясь преодолеть завывания ветра: «Все!.. Ставим лагерь!.. Останавливаемся на ночлег!»
   Несмотря на бурю, четверо альпинистов стали устанавливать палатку. Ее рвало ветром, но они вновь и вновь повторяли попытки закрепить ее на открытой скале.
   Игорь всем телом навалился на одну из растяжек палатки, чтобы она не вырвала крюк из скального грунта. Тем не менее, палатку рвало как парус в бурю и он, пытаясь удержать свой край, с тоской взглянул в эту черную, закрывающую серый небосвод крутящуюся бездну. Его сознание как-бы отделилось от него и стало уходить туда, в бушующую метель… Игорь не заметил, как уснул.
   …Берестов шел в составе комиссии по Технике безопасности по цехам промышленной зоны. Комиссия состояла из десяти-двенадцати человек. Одеты они были в синие и черные рабочие халаты, а также в красные и желтые строительные каски. Впереди, уверенно двигался директор института, а спешащий рядом Тойфельс что-то объяснял ему, пытаясь перекричать производственный шум.
   Позади комиссии двигался Блэкхом, поигрывая, при этом игрушечным кольтом. Остальных членов комиссии Игорь не знал; видимо, они принадлежали к персоналу предприятия.
   Игорь огляделся вокруг. По всей очевидности, это был цех типографии, потому что члены комиссии шли между рядами печатных станков и множительных агрегатов. От станков исходил сильный шум. По мере движения, этот шум все более нарастал и источник  его исходил из противоположного конца цеха. На лице Игоря появилась растерянность и он сделал полшага в сторону, как-бы желая отделиться от совершавшей обход процессии.
   Прошло еще немного времени. Комиссия миновала типографский цех и Берестов увидел, что справа, в широком проеме, открылся пролет еще более огромного цеха, со штамповочными и рубильными агрегатами вдоль всего профиля. Весь главный шум исходил именно отсюда. Комиссия, вслед за директором, повернула в сторону металлургического цеха.
   Воспользовавшись моментом, Берестов оставил их, и решительно направился к большим створчатым воротам, в конце типографского помещения. Идущий от рубильных станков грохот был настолько сильным, что от него, казалось, вибрировали стены.
   Все более ускоряя движение, Берестов с размаху толкнул находящуюся сбоку ворот калитку и буквально вывалился наружу.
   …Медленно, невыносимо медленно, Игорь падал вдоль отвесной кирпичной стены. Секунды, как если-бы расчленились на сотни крохотных частиц и более того, стали тягучими, как полузастывшая коллоидная масса. Под ногами разверзлась огромная необозримая бездна, на тысячеметровой глубине которой, миллионами огней светился, то ли подземный мегаполис, то ли некая колоссальных размеров конструкция.
   Медленно, невыносимо медленно, тело Берестова проваливалось в эту инфернальную бездну. Пытаясь остановить падение, Игорь взмахнул руками, потом еще раз.
   Неумолимое движение вдруг прекратилось, а от сильного рывка даже захрустели связки. Придя в себя, Игорь обнаружил, что сам он висит, ухватившись рукой за обрубок кабеля, а слева от него, на расстоянии двух-трех метров, располагается, пунктиром уходящая вниз светящаяся череда окон. Ближайшее окно находилось по диагонали вниз, на расстоянии тех же трех метров. Берестов взглянул вверх, но кромка стены, тоже терялась во мгле.
   - Боже, помоги! - с трепетом прошептал он и для того, чтобы добраться до ближайшего окна стал постепенно раскачиваться, все более набирая амплитуду.
   По мере раскачивания, кабель, за который Берестов уцепился, стал отделяться от стены и когда, удерживающий его хомут вырвало под тяжестью тела, Игорь прыгнул вдоль стены.
   Уже в следующий момент, он впечатался в проем окна и ухватился руками за оконную фрамугу. Форточка окна была открыта и, Берестов, просунув руку во внутрь, поворотом рукояти, полностью открыл створку рамы.
   Спрыгнув на пол, Игорь прошел по коридору и огляделся. Через некоторое время он обнаружил, что планировка коридора удивительным образом совпадает с планировкой одиннадцатого этажа, даже на одной из дверей стояла табличка – 34. Он прошел еще некоторое время по коридору и толкнув наугад одну из дверей, с удивлением обнаружил, что за ней находится лестничная площадка запасного выхода. Берестов направился по ней вниз и… вышел в тот же самый металлургический цех, куда, совсем недавно свернула комиссия по технике безопасности. Отличие состояло в том, что в цеху царила полная тишина и лишь неоновая подсветка мертвенно освещала его безлюдное пространство.
   Вдруг, с обоих сторон цеха послышались гомонящие голоса, и пытаясь скрыться, Берестов бросился прочь по главному проходу. Но, Игорь не успел добежать до сколько-нибудь приемлемого укрытия, как был схвачен вышедшими ему навстречу людьми в черном.
   Охранники с карнавальными масками на глазах, профессионально залепили ему рот пластырем и замотав его руки и ноги скотчем, понесли к агрегату для рубки металла. Пытаясь вырваться, Игорь в ужасе закричал, но пластырь плотно склеил его рот.
   Идущие с обоих сторон цеха, в таких же маскарадных очках, члены комиссии, наконец подоспели к месту казни. Не обращая на Игоря никакого внимания, они встали в проходе у рубильного станка.
   Среди них, Берестов, несмотря на очки на глазах, сразу узнал первого заместителя директора – Некродия, рядом возвышался громадой Рэм Кулаки, третьего сотрудника Игорь видел только один раз в «приемной», его звали – Мортингер, сбоку находились неизменные Блэкхом и Тойфельс. Странным образом, отсутствовал директор института. Остальных сотрудников Берестов не знал. Все присутствующие были одеты не в рабочие костюмы и халаты, а в камзолы, смокинги и фраки девятнадцатого столетия.
   Члены комиссии стояли группой в центральном проходе и, разговаривая между собой вполголоса, как если-бы кого-то ожидали. Спустя некоторое время, из-за одного из агрегатов вышла дама, в платье эпохи 19-го века и при ее появлении, коллеги разом сняли маскарадные очки. Берестов сразу узнал в этой даме хозяйку той странной комнаты, где ему довелось недавно побывать. Увидевшие ее коллеги замерли в ожидании.
   Дама приблизилась к группе сотрудников, поприветствовала их легким кивком, после чего обернулась лицом к Игорю.
   - Не ожидали, Игорь Александрович, - произнесла она с глумливой усмешкой, - не ожидали… А, ведь, мы с вами, так и не закончили беседу… Куда вы так спешно тогда удалились? - И обернувшись к присутствующим, спросила: «Что будем с ним делать? Казнить, или отправить на опыты?»
   Берестов, находящийся на столе рубильного станка, замер, в ожидании своей участи.
   Первым заговорил Тойфельс. Протерев очки, он с многозначительным видом произнес: «Недавно, к нам пришел срочный заказ от организации «Медэкспорторган». Думается, что субъект вполне пригоден, для выполнения части этого заказа».
   Дама перевела взгляд на Рэма Кулаки, но он, ухмыльнувшись, ответил: «Я поддержу позицию большинства».
   Третьим высказался заместитель директора. Оглядев присутствующих, он поправил галстук и со значением произнес: «Я, как равный среди равных, не навязываю свое мнение, но считаю, что если говорить об опытах, то это – наука… а если говорить о казни, то это – зрелище… Я за зрелище!..»
   - Да, именно, так, - подхватил кто-то из присутствующих.
   - Мы за зрелище!.. - подхватили и другие коллеги, - Да здравствует маскарад!.. Мы за зрелище!.. Праздник без конца!.. Зрелище!..
   Выслушав мнение коллег, дама, знаком прекратила прения и с деланным состраданием посмотрела на Берестова: «Вот видите, народ выбрал зрелище… народ выбрал праздник». – и она, протянув руку к пульту управления, глумливо улыбнулась: «Не желаете ли что-то возразить, господин Берестов?»
   Глаза Игоря наполнились невыносимым ужасом.
   - Ну тогда, право последнего голоса остается за мной! - решительно произнесла дама и маска жестокости сошла на ее лицо. Она нажала кнопку на пульте управления и гильотина, как при стробоскопических съемках, с нарастающей неумолимостью пошла к горлу Игоря…
   В соседней квартире, в ванной шумел водопровод. В коридоре хлопали двери и раздавались приглушенные голоса. Через приоткрытые шторы было видно, что за окном горят уличные фонари. Берестов протянул руку к будильнику и с неудовольствием произнес: «Снова проспал».
  Поднявшись, он поежился от холода и глухо добавил: «приснится же чепуха всякая».

    VIII
   Берестов ехал на маршрутке и бесцельно смотрел, как проносятся в утреннем сумраке горящие окна домов, сверкают фары встречных автомобилей, мелькают черные стволы деревьев на загородной трассе. Игорь даже не заметил, как они подъехали к автостоянке института. Из маршрутки вышли только двое или трое человек и, водитель громко предупредил оставшихся: «Еду на промзону!»
   Берестов очнулся как от внезапного толчка и поразмышляв мгновение, ответил: «Мне туда».
   Машина тронулась и объехав здание института, побежала по окраине бетонного поля, в сторону промышленной зоны.
   Едва Игорь сошел с маршрутного такси, как запищал радиотелефон. Вытащив его из сумки, он кратко ответил: «Нет, я на промзоне. Весь день».
   
   Берестов, не торопясь шел по цехам, заходил в кабинеты, интересуясь для вида исправностью средств связи. Как правило, ему отвечали, что все в порядке. В одном месте, на дежурном посту в цеху, ему указали на неисправность. Игорь, тут же ее отремонтировал.
   Произведя внешний осмотр своего заведования, Берестов, теперь уже просто шел и рассматривал, чем занимаются в цехах. В одном из них, на конвейере происходила сборка электронных приборов. В другом, заливали в пузырьки какие-то медицинские препараты. В третьем цехе производили новейшие механизмы непонятного назначения. Наконец, он нашел то, что нужно. Это был тот самый типографский цех, увиденный им во сне.
   С волнением Игорь прошел по цеху, оглядываясь по сторонам. Да, это были те же самые станки и множительные агрегаты. В конце его находилась металлическая двустворчатая дверь, ведущая наружу. С правой стороны, огромный проем, через который доносился грохот металлорубящих машин. Берестов невольно ускорил шаг, и… остановился в проеме.
   Медленно, очень медленно, с терпким взглядом на лице, двигался Игорь вдоль арматурного цеха, наблюдая за работой штамповочных и рубильных машин. Возле одного из них он остановился как вкопанный…
   Словно завороженный, он смотрел, как одетая в комбинезон девушка играючи проталкивает броневой лист под гильотину агрегата. Через каждые две секунды, тяжелое рубило обрушивалось на лист и отрубало от него узкую, в ладонь шириной пластину. Когда же остался обрубок, не более ширины аршина, девушка вытащила его и отбросила в сторону. После этого, она нажала кнопку остановки рубильного станка и игриво взглянув на Берестова, направилась к другому агрегату.
   Игорь с трудом отвернул взгляд от этой страшной машины и с мукой в лице, пошел вдоль цеха на выход…
   
   Одинокая фигурка человека двигалась по пустынному бетонному полю. Это Берестов возвращался к месту постоянного своего пребывания.
   Приблизившись к сверкающей в лучах солнца громаде института, Игорь обернулся назад и поглядел на сереющие вдали корпуса промзоны.
   Помолчав недолго, он, как-бы озвучивая мучившую его мысль, глухо произнес: «Нет, это был не сон… Это было предупреждение… мне».

    IX
   Евника подъехала к зданию общежития, когда еще почти во всех окнах царила тьма и дважды нажала на клаксон.
  Берестов, уже одевший куртку, взглянул на часы, они показывали – 5-30, после чего просигнализировал двукратным выключением комнатного освещения и, направился на выход.
   - Удивительная для прекрасной дамы пунктуальность, - произнес Игорь, открыв переднюю дверь, после чего, уселся на переднее сиденье. Услышав это, Евника улыбнулась одними уголками губ.
   - Отец не терпел разгильдяйства, - произнесла она как-бы нехотя, - он постоянно внушал мне: мало родиться Жанной д,Арк, надо ей еще стать.
   - Не слишком ли высока планка для прекрасной дамы? - иронизируя возразил Игорь.
   - Не знаю, простодушно отозвалась Евника, - по моему, планку повышают сами себе от комплекса тщеславия, а Жанна д,Арк защищала Францию совсем по другой причине.
   - Гм, прости, - стушевался Берестов, - я все-время забываю, что ты не отсюда… знаешь, у Вагнера есть опера «Лоэнгрин». Открою тебе одну тайну… Ты, тоже «Лоэнгрин», но только в женском образе.
   - Ой, Игорь, прекрати! - в смущении взмолилась Евника и решительно нажала на газ, - едем, все!
   Автомобиль, тут же, мягко взял с места и набирая скорость, бесшумно пошел по спящей городской улице.
   Первое время ехали молча. Евника вставила кассету хора иноков Валаамского монастыря и после первого запева, немного приглушила звук. Вскоре, машина вышла на  трассу и Ника переключила скорость.
   По встречной полосе мчались, с ярко горящими фарами большегрузные автомобили. По краям дороге чернели высокие сосны. И казалось, что прямая лента автотрассы уходит в близкое северное небо, с большими как фонари звездами. Ощущение от этого было совершенно нереальным. И пение Валаамских иноков звучало, как если-бы далеко за пределами мчащегося по дороге автомобиля.
   - На Валааме, уже, наверное, заканчивается ранняя, - произнес Берестов как-бы невзначай и вновь замолчал, слушая знаменный распев. - Время на острове отличается от континентального, - добавил он немного погодя, - это, видимо, от афонской традиции.
   - Там, очевидно, трудно зимой? - спросила Евника, как-бы невзначай.
   - Как сказать, - Игорь на минуту задумался, - и трудно, и нет… помнишь, рассказывал тебе об особенностях Валаамской природы?
   - Да-а, - Евника согласно кивнула, - деревья врастающие корнями в скалы.
   - Именно, - с грустной радостью улыбнулся Берестов, - вот, так и Валаамские монахи врастают в скалы этого острова. - Немного помолчав, Игорь добавил уже с явной печалью: «Все чаще ловлю себя на мысли, что только они и занимаются настоящим делом. Ими держится мир. А чем занимаемся мы?!..
   Ника понимающе кивнула, но вдруг загадочно улыбнулась и с хитростью посмотрев на Берестова, певуче произнесла: «вчера, ты занимался именно тем, чем нужно».
   - То есть? - настороженно спросил Игорь.
   - Когда ты звонил из АТС ко мне домой, я поняла, что ты сделал то, что хотел.
   Игорь, лишь с немым вопрошанием поглядел на Евнику.
   Довольная своей догадливостью, Ника серебристо рассмеялась и состроив Игорю глаза, разъяснила: «потому что, ты звонил не из своего кабинета».
   - А-а, - Берестов, облегченно рассмеялся, - я подключился в АТС на первый попавшийся телефон.
   - Разве? - и Ника недоуменно повела бровью, - тогда, на моем определителе и обозначился бы этот – первый попавшийся, - она, со значением кивнула и некоторое время молчала, лишь искоса взглядывая на Игоря.
   - На моем определителе было пусто. - Ника, вдруг строго поглядела на Игоря и затем добавила с усталостью в голосе: «так бывает, когда звонок идет через системный блокиратор… звонивший, остается практически неуловим, - и уже не обращая внимания на растущее в глазах Берестова удивление, продолжила сухо, как-бы читая инструкцию, - аналогичным образом будет действовать и персональный компьютер. Собери себе из двух один, если нужны детали, я достану. Компьютер нигде не должен быть зарегистрирован и еще, - на мгновение Ника замолчала, что-то обдумывая, - если будешь выходить на внешние базы данных, то лучше использовать чей-то компьютер, в качестве сервера… какой, найдешь сам. Но, чтобы, - и она внимательно взглянула в глаза Берестову, - никому, при этом не повредить».
   …Игорь смотрел на Евнику с изумлением и даже со страхом. Лицо его было внешне спокойным, но за этим спокойствием скрывался шквал мыслей и чувств. Берестов хотел что-то спросить Евнику, но потом, обреченно махнул рукой и блаженно улыбаясь, стал смотреть, как мчатся по встречной полосе большегрузные автомобили. Внешний облик его говорил, что в этой истории, для него слишком много непонятного, но Игорю хочется оставить это непонятное таким, какое оно есть, потому что разгадка может оказаться слишком обыденной и скучной.
   - Знаешь, - немного погодя произнес Берестов, - удивительная штука жизнь. Последнее время начал все чаще рефлектировать, размышлять о прошедшем; как изменчивы бывают судьбы человеческие. Взять, хотя-бы, пример моей семьи. Отец, из Псковских мещан, причем, со значительной частью эстонской крови. Мой дед, до Второй мировой войны жил с родителями в Прибалтике. Там закончил Таллинский университет, женился на православной эстонке, мать которой была русская. После войны деда арестовали. Из лагерей вернулся очень больной и прожил недолго. Поэтому, отношение у отца к этой власти, было соответствующее. После окончания того же Таллинского университета, отец попытался устроиться в Москве. Жил в Мытищах, на даче у друга. Подрабатывал переводами, переплетал ветхие рукописи, а в основном, просиживал в библиотеках и архивах, работал над диссертацией. Он, тогда еще имел иллюзии, что исследования по искусству раннего средневековья, кому-то необходимо. Мама, недавняя выпускница института культуры, работала в Ленинской библиотеке и имела комнату в общежитии; она, родом их Батуми, чистокровная грузинка. Они, оба были романтиками, на том и сошлись. Отец грезил эпохой рыцарства 12-14 веков. Мама, в молодости буквальна жила творчеством «Саят-Нова», поэзией карачохели. Эпосы «Караманиани» и «Витязь в тигровой шкуре» знала наизусть. И, вообще, историю Иверии знала очень хорошо. Вот, послушай, из «Витязя…», и Берестов процитировал отрывок:

Этот витязь неизвестный,
Молчаливый и понурый,
Был одет поверх кафтана
Пышною тигровой шкурой.
Плеть в руке его виднелась,
Вся окованная златом.
Меч был к поясу привешен
На ремне продолговатом.
   
   Здесь, Игорь испытующе взглянул на Евнику и вновь процитировал: «Вот, послушай, еще»:

Есть ли кто презренней труса,
Удрученного борьбой,
Кто теряется и медлит,
Смерть увидев пред собой?
Чем он лучше слабой пряхи,
Этот воин удалой?
Лучше нам гордиться славой,
Чем добычею иной.

   Берестов замолчал ненадолго, как-бы вслушиваясь в текст прозвучавших строк и лишь потом продолжил рассказ.
   - Когда я родился на свет, отец уже отбывал первый срок. В Москве связался с диссидентами, а потому получил шесть лет, за участие в антисоветской деятельности. Наши грузинские родственники его совершенно не приняли, тем более, что брак не был зарегистрирован. После освобождения, отец метался между двух огней. То жил в Таллине, то у нас в Москве, наездами. Года через два последовал повторный арест. Теперь уже на восемь лет. Когда вернулся, началась перестройка. Он предлагал нам уехать в Америку. Я видел, что маме тяжело, но она все-таки нашла в себе силы позвонить своему отцу, в Батуми. Дед категорически запретил, причем, под угрозой проклятия. Отец уехал в Америку один. Мы иногда звоним друг другу, но, теперь, все реже. Там, у него семья. Сыну уже скоро четырнадцать лет.
   Игорь замолчал ненадолго. Нахлынувшие воспоминания овладели им и Евника, тоже тактично молчала, позволяя ему высказаться до конца.
   Прямая полоса дороги завораживающе мчалась навстречу и казалось, нет ничего больше, кроме этого неостановимого движения. Наконец, Игорь тяжело вздохнул и с горечью произнес.
   -Отца мне всегда не хватало и мне всегда было его пронзительно жаль… Помню, после первого восхождения на Эльбрус, при возвращении назад, сделали небольшой привал в «Приюте Пастухова», совершенно неожиданно спросил у своего двоюродного дяди Автандила, он вел нашу группу: «бидза, - это значит, по грузински – дядя, - мне скоро получать паспорт, я хочу взять фамилию отца».
   Минуту он молчал, а потом, спокойно хлопнул меня по плечу и сказал: «бери!»
   Ника неопределенно покачала головой и неожиданно спросила: «а, какая у тебя была фамилия, по маме?»
   - Лордкипанидзе… маму звали Наной Багратовной.
   - М-м, - снова неопределенно произнесла Евника, - верно, тебя мальчишки звали Лордом?
   Игорь широко улыбнулся и как-бы отрицательно повел рукой: «по крайней мере, я этому не противился». Помолчав некоторое время, он добавил: «мама, у меня молодец. С детства старалась дать мне разносторонние знания. Сначала, музыкальная школа, потом художественная студия. В тринадцать лет начал заниматься восточными единоборствами, но это уже по собственной инициативе. Вообще, она старалась воспитать меня в благородных традициях витязей-поэтов, или, по крайней мере, поэтов-карачохели».
   - Это, кто? Тоже, витязи? - перебила его Евника.
   - Не совсем, - возразил Берестов, - на самом деле, они ремесленники-амкари, но по духу – рыцари без страха и упрека. Ремесло для них, лишь средство пропитания. Поэты-карачохели были рыцарями до мозга костей. Представь себе статного мужчину, одетого в черную шерстяную чоху с позументовой тесьмой. Под чохой – архалук – рубашка из черного атласа. Черные шерстяные шаровары заложены в сапоги со вздернутым носком. Препоясывался карачохели серебряным наборным поясом. В зубах дымится трубка, инкрустированная серебром. На голове, заломленная островерхая шапка. Дополняет одеяние, расшитый золотом кисет и шелковый пестрый платок, заложенный за пояс. Карачохели – духовные последователи традиции Шота Руставели и главная их тема: любовь, подвиг, высокие идеалы. Деньги для них – ничто… Представь себе: стоит за прилавком удалой молодец, и товар у него отличный. Но, торговаться он не любит, уступает быстро. Об этом знают многие хозяйки. Подходит к нему пожилая женщина с миловидной девицей. Спрашивает: «скажи сынок, сколько стоит твой товар?» - «Восемь абазав, мать», – отвечает степенно. - «За шесть не отдашь, сынок?» ; «Эта девушка – твоя дочь, мать?» - также степенно отвечает. – «Моя, сынок». – «Бери, мать, товар – за шесть абазов». – И, с улыбкой, патетически, Игорь продекламировал:

Я шапку синюю карачохели,
Я шапку чести сдвину набекрень.
Трудился я, как Бог велит, неделю –
Сегодня красный день!
Пусть миллионщик день копит –
Последний грош да будет пропит…

   - Самое главное для карачохели, - продолжил Берестов, - это его честь. Если он прокутил свою шапку или наборный серебряный пояс, то за лучшее ему броситься в воды Куры. Это означало, что он пропил свою честь.
   - И такое случалось? – мягко осведомилась Евника.
   - Крайне редко, может быть, один раз в сто лет, в назидание. Но, теперь, многое изменилось. А потому, иногда я скорблю: почему я не родился в девятнадцатом веке? Или, скажем, в двенадцатом.
   - Да, теперь все другое, - произнесла Ника со вздохом, - поэзия уходит из этого мира.
   - Что? - не поняв ее, переспросил Игорь.
   - Говорю, что ты не случайно работал в космическом ведомстве? - поспешила поправиться Евника, - Бог видел твою склонность к романтике.
   - Пожалуй, так, - и Берестов неопределенно пожал плечом, - хотя, в МФТИ я поступил по настоянию деда. Затем, была защита диплома, женитьба, интересная работа. Потом, наши отношения с женой дали трещину и уже целых три года мы живем врозь.
   - И, что же она? - немного помедлив, осторожно спросила Евника.
   - Ничего, - Игорь лишь горько усмехнулся, - нашла партнера, одинакового с ней по духу… Но тогда, у меня был серьезный кризис, даже решил поменять профессию: закончил курсы профессиональных охранников, с изучением различных видов оружия… А недавно, последовал звонок моего бывшего коллеги, и… вот, я здесь.
   Евника, вновь, загадочно улыбнулась и осторожно спросила: «а, ты не жалеешь об этом?»
   - О чем?
   - О том, что ты здесь?
   Игорь, с теплой грустью посмотрел на Евнику и улыбнулся.
   - Напротив, очень даже рад этому обстоятельству.
   Некоторое время, они ехали молча. Неожиданно, Евника спросила: «Ты, правда, владеешь всеми видами оружия?»
   Игорь, лишь сделал многозначительный жест.
   - Тогда, скажи мне, - и в глазах, Евники загорелись лукавые искорки, - чем отличаются револьверы «Ивер Джонсон «Сайндвиндер» от «Ивер Джонсон «Викинг»?
   Берестов изумленно посмотрел на Евнику, но на лице ее была маска серьезности.
   - Сейчас, подумаем, - Игорь принял игру и откинувшись на спинку кресла, сделал вид, что усиленно вспоминает.
   - Вот, вспомнил, - произнес он, наконец, - или количеством стволов, или качеством оптических прицелов.
   Ника залилась серебряным смехом и повернувшись к Игорю, произнесла с ласковой укоризной: «эх ты, стрелок. У «Викинга», в отличие от «Сайндвиндера», укороченный ствол.
   - А-а, - попытался узнать Берестов об источнике ее познаний, но Евника, вдруг произнесла деланно строго: «смотрим на дорогу! Идет встречный транспорт!»
   Действительно, мимо, на большой скорости прошла колонна грузовиков.
   Ника вынула из магнитофона прежнюю, уже отзвучавшую кассету и поставила новую. Чистый небосвод постепенно наливался утренней синевой, и в смотровом зеркале уже отражалась рдяная полоска рассвета. Евника включила магнитофон и с первыми аккордами убавила звук.
   - Помню, дед рассказывал, еще девчонкой была, - и, обернувшись, предупредительно спросила, - не слишком громко?
   - Нет, Жанну Бичевскую могу слушать сутками, - успокоил ее Берестов.
   Ника благодарно улыбнулась, но звук все же убавила.
   - Когда произошла революция, они жили в Мологе, - продолжила она, - и деды и прадеды их жили в Мологе. Теперь, этого города больше нет, там сейчас рукотворное море, Рыбинское водохранилище. Наши предки появились в Мологском крае в конце двенадцатого столетия. Их могилы теперь в глубинах вод. Церкви и монастыри, в которых они молились, частью разрушены, и частью, тоже в этих глубинах. Молога, это наш современный град Китеж. На затопленных престолах ангелы служат литургию, а в полночь, из под воды доносятся глухие раскаты набатных колоколов.
   Глаза Евники налились пронзительной синью и черты лица резко обострились. Чувствовалось, что ей трудно говорить. Но вскоре она справилась с собой и печально улыбнувшись, продолжила рассказ.
   - Когда началась революция, родовую книгу и некоторые другие спрятали в Мологском Афанасьевском монастыре, потом, в других святых местах. В конце концов, зарыли в тайге. Сейчас, эти книги находятся у родственников, под Архангельском.
   В восемнадцатом году, была уже осень, пришли красноармейцы. Сказали, что будут делать обыск. Осмотрели чердак, подпол, все вещи в кучу побросали, но им не то нужно было. Нашли старые церковные книги, в сундуке. Когда комиссар их увидел, то пригласил бывшего с ними старика. Дед рассказывал, никогда таких стариков не видел: в сером пиджаке и серой широкополой шляпе, макинтош длинный черный, трость из черного дерева и, главное, борода, как у ассирийца – черная, барашками, едва не до пояса. Глаза тоже черные, как угли, зыркнет, так сразу все внутри цепенеет. Книги старик просмотрел и побросал на пол. Красноармейцы, по приказу комиссара, вынесли их все во двор, керосином  облили и подожгли. Туда же побросали и все иконы, что находились в доме… К полуночи костер догорел, но когда начали ворошить угли… - и глаза Ники вновь стали пронзительно синими, - то, из под золы достали икону. Огонь ее не коснулся. Список Тихвинской Божьей Матери, венчальная икона, четырнадцатый век, родовая реликвия.
   Комиссар приказал рубить ее топором, но топор отскакивал. Стали колоть штыком, но граненый штык сломался. Комиссар сразу сел на подводу, и вскоре привез этого странного старика. Тот попробовал сам ножом срезать часть дерева; не получилось. Приказал завернуть икону в рушник и забрал ее с собой. Прадеда, чекисты тоже арестовали. Назад он не вернулся. Из всего, что было, уцелело только Четвероевангелие.
   - А, как же икона? - с волнением спросил Берестов.
   Ника лишь грустно улыбнулась: «Тутаевский старец, Павел (Груздев), духовник нашей семьи, говорил об этом так: «Когда возвратят Первообраз Тихвинской Божьей Матери, будет найдена и ваша родовая икона. А следом за ней, подобно граду Китежу, который выйдет из глубины вод, будет явлен Тихвинский образ из Мологи, для спасения России».
   Игорь пораженно молчал и как-бы отвечая на его немой вопрос, Ника продолжила.
   - Десять лет назад в это никто не верил, но старец ничего не  говорил зря. И теперь, когда Тихвинский образ вернулся в свой удел, я верю, сбудется пророчество и о нашей родовой иконе.
   - Вот, как, - обескураженно произнес Игорь и осмысливая услышанное, помолчал некоторое время. Вдруг, обернувшись к Евнике, он произнес с неожиданно проникновенной мольбой: «расскажи мне, пожалуйста, ее историю».
   Как если-бы ожидая этой просьбы, Ника согласно кивнула: «что ж, расскажу… Первое упоминание  о городе Мологе относится к 1149 году, а спустя два столетия, там появился Троицкий монастырь в честь святителей Афанасия и Кирилла Александрийских. Именно в этот монастырь, за десять лет до Куликовского сражения, Мологский князь Феодор Михайлович, правнук Ярославского князя Феодора Ростиславовича Черного, подарил свою родовую икону, - и предвидя возражения Игоря, с улыбкой кивнула, - я не оговорилась… за десять лет до Куликовского сражения, а значит за тринадцать лет до явления Первообраза Тихвинской иконы на берегу озера Нево. А, когда шла судьбоносная Куликовская битва, то перед этим списком монахи Афанасьевского монастыря молились о даровании победы».
   - Когда же икона пришла на Русь? - задумчиво вопросил Игорь Евнику.
   - Видимо, за сто лет до явления Первообраза. Есть основания полагать, что Ярославский князь Феодор Ростиславович, вместе с купцами послал в Константинополь иконописца, который во Влахернском храме сделал точный список иконы Одигитрия, именуемой сейчас как Тихвинская. Мои предки служили тогда при дворе Мологских и Ярославских князей, а потому, историю иконы знали, как никто, - и предваряя вопрос Игоря, поспешила добавить, - ты хочешь спросить: как она стала нашей родовой иконой?
   Берестов лишь молча кивнул.
   - Произошло это за год или два до Куликовской битвы. Уже тогда, Дмитрий Донской собирал рати для сражения с татарами. Служившему при дворе Мологского князя воеводе Георгию Никитичу было от Бога вразумление. Заболел тяжело его единственный сын. Однажды, после горячей молитвы перед иконой Тихвинской Божьей Матери в Афанасьевском монастыре, в тонком сне был ему голос: «Напиши точный список Моей иконы и сын твой будет здоров».
   - Получив благословение князя, воевода приступил к исполнению обета и, едва иконописец последний раз коснулся новонаписанного образа, как сын Георгия Никитича получил полное исцеление. Звали единственного сына Алексием. А по прошествии многих лет, когда пришло время жениться старшему сыну Алексия, то в память о своем исцелении, заказал для своей невестки малую икону Тихвинской Божьей Матери. Именно она, спустя пять столетий, не захотела сгореть в огне и не поддалась топору. В преклонные годы, Алексий поступил в число братии Афанасьевского монастыря, приняв постриг в честь Печерского иконописца Алипия. Этот монах-схимник, есть мой святой предок по прямой линии.
   - А что же другая, написанная по обету?
   - Ушла с раскольниками, - грустно отозвалась она, - некоторые наши предки не приняли реформ Патриарха Никона. Так, и не хотят с той поры, с нами знаться. - И, вдруг, совершенно неожиданно спросила: «знаешь, почему я в этом институте?»
   Игорь лишь отрицательно покачал головой.
   - На то, было благословение старца Павла, но я сама узнала о том, от старшей сестры монахини четыре года назад.
   - У тебя есть сестра монахиня?
   - Да, отец Павел сказал ей об монашестве еще в детстве, причем, указал, что в мантию постригут в честь святителя Афанасия Александрийского. Хотя, прозорливость свою он скрывал. Скажет что-нибудь и, тут же все в шутку переведет. Родители мои к нему в Верхне-Никульское часто ездили и меня брали с собой. Отец Павел внешне был прост, порой даже грубоват, но к нему тянулись все, начиная от колхозника-тракториста и кончая академиками. Вот, послушай, его стихи. О том, что он духовный поэт, узнали только после его смерти:

Зеленокудрые леса, гостеприимные дубравы
И голубые небеса – священный храм Господней славы.
Я, недостойный, здесь стою
Под кущами земного рая,
На мир Божественный взирая,
Псалмы в честь Господа пою…

   Некоторое время ехали молча и лишь потом Евника тяжело вздохнула: «Да, таких старцев больше нет… За несколько лет до смерти ему пришлось оставить Верхне-Никульское и переехать в Тутаев. А тринадцатого января девяносто шестого года, его не стало. Я узнала о его кончине самой последней, когда приехала на каникулы из института, - и Ника украдкой смахнула появившуюся вдруг слезу, - сестра Афанасия показала мне только записку, которую написала для меня под диктовку старца. Там, был очень странный текст: «Спасение и родовая святыня там, где петух пропоет трижды». – и подпись батюшки: «Павел – архимандрит». – И лишь четыре года назад, смысл этой записки стал проявляться. Сестра вызвала меня к себе в монастырь, и сказала, чтобы я подумала о переходе на другую работу в другом городе. На прощание же добавила, что буду работать в большом доме в одиннадцать этажей с высокой башней. На вопрос: «откуда ей это известно?», ответила: «Бог знает…» - Я думаю, к ней явился старец и все это ей передал. Через несколько месяцев, когда стала уже забывать об этом известии, мне предложили поступить в очень престижный институт, так как там открыли новый отдел, как раз по моему профилю. Когда же приехала в институт для переговоров, то чуть не упала в обморок, потому что увидела перед собой огромное здание в одиннадцать этажей с башней посередине. Потом, сестра подсказала, как перейти в секретариат и получить должность делопроизводителя.
   - Ты часто видишься с сестрой? – перебил Игорь Евнику.
   - Нет, только раз или два в год. Но, по ее молитвам, и по молитвам отца, со мной  ничего плохого не бывает… вот, только мама, уже год как…
   - А у родителя, как здоровье?
   - О-о, он у нас еще бодрый, - с гордостью произнесла Ника, - в этом году исполнилось семьдесят пять лет (т. е. – в 2004 г. – прим. авт.).
   - Значит, ровесник Патриарха, - с пониманием дополнил Берестов.
   - А, он у нас и есть Патриарх, - Евника неожиданно обиделась, - помнишь, что в Библии написано: «Иафетов, Ноев, Ламехов, Мафусалов, Енохов, Иаредов, Малелеилов, Каинанов, Еносов, Сифов, Адамов, Божий».
   - Тогда, сдаюсь! - Игорь весело рассмеялся и шутя, приподнял над собой обе руки.
   Предрассветное небо уже стало наполняться сапфировой глубиной, а в смотровом зеркале появился багряный край поднимающегося из-за горизонта солнца.
   Евника вытащила из магнитофона давно умолкнувшую кассету и переставила ее на другую сторону. Нажала на кнопку и из динамика, после гитарного вступления полился голос известной русской певицы:

Встанем пред Царицею Небесною
В скорби неутешные своей.
Радуйся Невесто Неневестная,
Радуйтесь молящиеся Ей…

   Звезды постепенно гасли в утренней сапфировой глубине, а заснеженные вершины деревьев уже зарделись алыми лучами восходящего солнца. Прямая линия трассы уходила в нескончаемую даль. И как если-бы, над всем этим, звучал написанный иеромонахом Романом гимн Богородице:

Радуйся, нам радость подающая,
Верных благодатью осияй.
Никого еще к Тебе грядущего
Не отвергла Радосте моя.
Радуйся Земле Обетование,
Слышишь, как народ к Тебе поет.
Радуйся, «Погибших Всех Взыскание»,
Радуйся, Взыскание мое…

    * * *
   К монастырю подъехали ровно в полдень. Выйдя из машины, Евника в восхищении стала оглядываться по сторонам, но Игорь взял ее за руку и повел к ажурной калитке в монастырской ограде.
   - Смотри, первый сюрприз, - произнес он, когда они подошли ближе.
   Вход в монастырь представлял из себя живую изгородь, так как по обеим сторонам дорожки стояли в ряд молодые клены. Ветви кленов были покрыты пышным снежным покрывалом, отчего создавалось ощущение таинственности. Евника отворила калитку и, войдя под живую сень, восхищенно ахнула.
   - Это, еще не самое главное, смотри, - и Берестов кивком указал ей вглубь коридора. Ника остановилась, и на лице ее застыло радостное изумление.
   Вдали стояла белая каменная церковь с голубым куполом и сверкающим на солнце крестом.
   - Видишь, Матерь Божия нас приветствует, - с улыбкой пояснил Игорь и достав фотоаппарат, сделал снимок, - это обитель во имя Покрова Богородицы.
   - А почему, это место называется Тервеничи? - спросила Ника и они медленно двинулись навстречу стоящему вдали храму.
   - От финно-угорского – «терви», - почти шепотом произнес Игорь, - что значит – приветствие. Вот, Матерь Божия нас и приветствует, - и Берестов, взяв Нику за руку, повел ее через заснеженный коридор.
   Когда вышли наружу, то Евника остановилась в еще большем удивлении.
   - Красиво, правда? - спросил Игорь, довольный произведенным эффектом и тут же, с видом опытного гида начал показывать рукой на монастырские строения, - эти большие здания, каменное и деревянное – келейные корпуса для сестер. - Берестов сделал снимок и повернулся направо, - а это, на холме – часовня Святой Троицы.
   - Посмотри! - перебивая Игоря, Ника схватила его за руку, - на кельях иконы!.. раз, два, три… - и она стала считать вслух, - шесть, только с одной стороны… все, в рост человека.
   - У них, своя иконописная мастерская, - пояснил Игорь, стиль письма, тоже свой… я называю его Тервеническим.
   Берестов сделал еще один снимок и они направились по аккуратно вычищенной от снега дорожке вдоль белого Покровского храма. Евника покорно шла за Игорем и казалось, в ее распахнутых от изумления глазах отражается весь голубой небосвод, казалось, она не шла, а парила, едва касаясь земли.
   Как во сне они проследовали мимо храма и вдруг, Берестов остановил Евнику.
   - Теперь, смотри, самое главное. - Игорь со значением посмотрел Нике в глаза и показал в сторону простирающегося внизу заснеженного озера.
   Евника шагнула вперед, но вдруг поскользнулась на обледенелой дорожке и, ахнув, схватилась руками за плечи Игоря. На мгновение воцарилась звенящая тишина, их взгляды встретились и, лицо Ники оказалось совсем рядом с лицом Игоря.
   Неожиданно, Ника, то ли заплакала, то ли засмеялась.
   - Игорь, я сейчас умру, - тихо произнесла она и покачала головой, - такого не бывает.
   Внизу, вокруг замерзшей озерной глади, рвались к небесам заснеженные стройные сосны. Направо, к горизонту уходили бескрайние поля. На берегу озера стояла белая каменная часовня.
   - Знаешь, какой здесь пейзаж ранним летним утром? - загадочным тоном спросил Берестов, - это, когда в розовых лучах солнца, над сапфировой чашей озера поднимается невесомая туманная мгла.
   - Нет, я правда, сейчас умру, - вновь тихо произнесла Евника и приблизившись к краю склона, как птица распростерла руки.
   - Господи! Неужели, Ты все это создал?! - Она замерла на секунду, вытянувшись и подавшись вперед, как-будто действительно собираясь взлететь.
   Игорь удовлетворенно улыбнулся и отступив в сторону, сделал снимок часовни.
   - И меня сфотографируй, и меня! - всполошилась Ника и спустившись вниз на несколько шагов, опять распростерла руки.
   - Немного направо, - посоветовал Берестов, - вот так, теперь часовню видно… Снимаю!  - он нажал кнопку, - и еще раз.
   - Бежим к озеру! - вдруг предложила Евника и пошла вниз, прямо по заснеженному склону. Игорь, хотел было воспользоваться расположенной поодаль лестницей, но махнул рукой и проваливаясь в рыхлый снег, побежал следом.
   Остановились только возле часовни. Евника подергала за ручку двери и выравнивая сбившееся дыхание, произнесла с огорчением: «жалко, закрыто!»
   Игорь тоже подергал за ручку и немного отойдя, посмотрел вверх, в слепящую синеву.
   - Однажды, игумену, который основал эту обитель, приснился сон, что на этом месте, на облаке стоит Божья Матерь, - начал Берестов рассказывать историю создания часовни, - а в нескольких шагах от Нее, бьет из земли целебный источник. В самом же источнике лежит икона Богородицы с Младенцем. Когда же начали копать источник, то вода долго не появлялась, так, что стали сомневаться в истинности видения. Все страшно устали и уже хотели прекратить работы, но тут, из глубины пошла вода. В этот самый момент, в небе появилась радуга, но не как обычно – дугой вверх, а дугой вниз, наподобие Покрова Божьей Матери.
   - Как просто творятся Божии чудеса, - задумчиво произнесла Евника и вдруг, оживившись, быстро направилась к озеру. Выйдя на заснеженный лед, она озорно оглянулась на Игоря и заливисто засмеявшись, танцуя, побежала по его глади.
   Игорь, едва поспевая, бросился за ней. Но, достигнув середины озера, Ника остановилась и обернулась лицом к монастырю.
   Вдалеке, на высоком берегу, он казался игрушечным и почти сказочным.
   - Знаешь, обязательно приедем сюда летом, - едва отдышавшись, произнес Берестов, - я покатаю тебя на лодке, - и приобняв Нику за плечи, свободной рукой показал на окоем озера.
   - Здесь есть лодка?
   - Конечно.
   - Хочу летом… хочу сюда летом! - простодушно рассмеялась Евника.
   - Ловлю на слове, - шутливо парировал Берестов, - желание дамы закон.
   Он хотел поцеловать ее в щеку, но Ника, словно не замечая ничего, легко выскользнула из его объятий и кружась, заскользила по льду. Игорь невольно залюбовался ее грациозным танцем, но неожиданно Ника поскользнулась и вскрикнув, растянулась во всю длину.
   Игорь беззвучно охнул, вспышка боли озарила его взгляд и, уже в следующую секунду он стремглав устремился к Евнике.
   - Ты не ушиблась? - с жаром выдохнул он и с готовностью протянул ей руку.
   - Нет, - сконфуженно отозвалась Евника и растерянно хлопая глазами, оперлась на ладонь Берестова. Не отдавая себе отчета, Игорь вдруг подхватил Нику, и она, тихо ахнув, в следующее мгновение оказалась у него на руках.
   В широко распахнутых васильковых глазах Ники застыли удивление и вопрос, а пунцовые белозубые уста приоткрылись с помрачающей разум призывностью. Игорь с мольбой посмотрел на Евнику, но она лишь зарделась и смущенно потупила взгляд.
   - Можно, я донесу тебя до часовни, - севшим голосом произнес Игорь и вновь, с мольбой посмотрел на Нику. Казалось, время остановилось, застыло, как этот снег и лед под ногами. Казалось, еще секунда и, сердце тоже остановится от невыносимой муки. Но, только, вдруг хрустальным серебром прозвучало спасительное: «Да!..»
   Берестов нес Евнику как во сне. Где-то вдалеке звучала элегическая мелодия, Игорь с трепетом смотрел на Евнику, на ее пунцовые уста, на потупленный целомудренно взгляд, на зардевшиеся ланиты и, ему казалось, что он может нести ее, вот так, вечно…
   Возле часовни, Игорь осторожно опустил Евнику на землю. Взявшись за руки, они молча поднялись по лестнице к монастырю и, это безмолвие хотелось нескончаемо длить. Но, неожиданно, разрушая царящую здесь тишину, со стороны трапезного храма раздался гулкий удар колокола. Плавающий звон волнами прокатился по всей окрестности и, из келейных корпусов стали выходить монахини и выстраиваясь гуськом, направились на трапезу.
   - Раньше здесь стояла деревянная церковь, кивнул Берестов в сторону массивного трапезного храма, - но, наверное, она сгорела. И, освящена была, знаешь, в честь кого?
   - Нет, - Ника отрицательно помотала головой.
   - В честь преподобных Антония и Феодосия Киево-Печерских, - и тут же пояснил, - память их пятнадцатого сентября… это, день моего рождения.
   Ника понимающе улыбнулась и, как-бы вопрошающе произнесла: «видимо, не без их помощи, ты побывал здесь пять лет назад?
   - И сейчас, видимо, тоже, - рассмеявшись ответил Берестов и дотронувшись до плеча Евники, указал на вышедшую из корпуса монахиню с крестом на груди, - игумения Лукиана, - вполголоса произнес Игорь и, сложив руки лодочкой, направился к ней навстречу.
   - Здравствуйте, матушка, благословите. - Берестов подошел к настоятельнице и протянул сложенные ладони.
   - Бог благословит, - ответила она с простодушной улыбкой и, перекрестила Игоря, - издалека приехали?
   - Да, издалека. Я был здесь пять лет назад, когда вас посвящали во игумении. Сейчас, довелось снова приехать.
   Настоятельница вновь улыбнулась, как-бы вспоминая те далекие дни и указав рукой на входящих в трапезную сестер, произнесла: «благословляю вас на воскресную трапезу».
   …Когда трапезная заполнилась и вошедшие разобрались по столам, все пропели молитвы: «Отче наш» и «Богородице Дево, радуйся». После чего, сестра-чтец раскрыла лежащую на резном аналое книгу «Четьи-Минеи» и стала читать житие святителя Николая Мирликийского. Один из братьев, сидящий в центре стола для паломников, поднялся и стал наливать в подаваемые ему тарелки благоухающую уху. На второе был отварной картофель и макароны. В располагавшихся вдоль стола больших тарелках стояли грибы, квашеная капуста, соленые огурцы, тертая морковь с сахаром, винегрет, свежие и моченые яблоки. Из напитков – чай и компот. Паломники поочередно раздали друг другу тарелки и приступил к трапезе.
   - Вкусно, необыкновенно, - с восхищением произнесла Евника, - как у отца Павла, что ни даст, все вкусно.
   - Разумеется, - усмехнулся Берестов, - ведь, все с молитвой приготовлено.
   Ника согласно кивнула и добавила: «мне, это даже напоминает Ивана Шмелева, его повесть «Старый Валаам».
   После обеда попросили у игумении благословения на обратную дорогу.
   - Бог благословит, - ответила игумения и, затем, произнесла с кроткой радушной улыбкой, - а, то, остались бы денька на три.
   - Увы, - Игорь с сожалением развел руками, - завтра утром, на работу… Бог даст, летом приедем.
   - Что ж, приезжайте, - также радушно отозвалась игумения и направилась с сестрами в келейный корпус.
   Игорь и Евника с прощальной грустью посмотрели на белоснежную часовню на берегу озера, после чего, медленно, с сожалением оглядываясь, пошли обратно, на выход из монастыря. Из дверей Покровского храма вышли несколько паломников. С поклоном перекрестившись, они тоже пошли на выход.
   - Зайдем? - тихо спросила Евника и кивнула в сторону храма.
   - Да, - согласился Берестов, - пусть Матерь Божия возьмет нас под свой Покров.
   Внутри церкви никого не было. От притвора открывался вид белого резного иконостаса. В центре стоял аналой с иконой святителя Николая. Стены, тоже, были белые, с небольшим количеством фресок и орнамента – святая простота.
   - Здесь, Тервеническая икона, - вполголоса произнес Игорь и повел Нику в правый придел.
   Образ находился на месте, где должен быть иконостас, в золоченой раме, сделанной в виде восьмиконечной звезды с расходящимися лучами. Взявшись за руки, Игорь и Евника стояли молча перед ним, с надеждой глядя на лик Пречистой. Потом, не сговариваясь, оба преклонили колена. Богородица милостиво взирала на Своих, просящих Ее помощи и заступления чад…
   За калиткой, Игорь назнаменовал себя крестным знамением и сделал последний поклон. Вдруг, предательские слезы выступили у него на глазах. Берестов глубоко вздохнул и сделав усилие, подавил нахлынувшие чувства.
   Ника заметила перемену в его состоянии и встревожено спросила: «Что с тобой?»
   - Нет-нет, ничего, - поспешно успокоил ее Игорь, и еще раз вздохнув, уже бодрым тоном произнес, - если хочешь, я могу сесть за руль, а ты, отдохни.
   - Да, я не устала, - слабо возразила Евника, но все-таки отдала Берестову ключи.
   До выхода на главную трассу ехали молча, думая, каждый о своем и лишь затем, Игорь произнес задумчиво, размышляя как-бы сам с собой.
   - Было время, когда слава Тервеничей гремела, это был крупный торговый центр, а теперь… - и Берестов снова замолчал.
   Евника тоже молчала, чувствуя, что Игорю хочется высказаться.
   - Как мы живем? – Игорь лишь горько вздохнул и покачал головой, - после поездок по святым местам, это понимаешь особенно остро, - Берестов взглянул на Нику и в его глазах была неприкрытая боль, - становится стыдно за себя.
   Он отвернулся, едва не застонав и промолчав так несколько минут, овладев собою, заговорил снова.
   - Помню, мама рассказывала мне много историй из грузинского эпоса, о подвигах героев, об истории Иверии, жития святых. Эти истории и рассказы впитывались мною, становились частью меня. Рассказы о героях эпосов, все это становилось мною, и… - тут Берестов грустно усмехнулся, - временами ко мне приходила неотмирная печаль, я находился в разладе с этой действительностью… понимаешь ли ты меня? - и Берестов, вопросительно, с надеждой взглянул на Евнику.
   - Да, понимаю.
   - И потом, - Игорь вновь горько вздохнул, - я всегда мучительно думал, я пытался понять… но, ответ пришел, когда я действительно стал верующим человеком… связь России и Иверии, первого и последнего Уделов Богородицы. В день празднования Покрова Богородицы в России, в Иверии – день памяти Хитона Господня. Верно, это не случайно.
   На минуту, в салоне воцарилась полная тишина, так, что оба почувствовали чье-то незримое присутствие. Это было настолько осязаемо, что Игорь, знобко поежившись, украдкой оглянулся назад.
   Через заднее стекло был виден ехавший в отдалении большегрузный «Катерпиллер», освящаемый уже клонящимся к западу солнцем.
   Игорь проглотил подкативший к горлу комок и несколько севшим голосом продолжил рассказ.
   - Но, странности, на этом не кончаются, - и он, вновь испытующе посмотрел на Евнику, - моя мама родилась на равноапостольную Нину, а отец на осеннего Георгия.
   Игорь замолчал ненадолго, но затем, с грустной улыбкой добавил.
   - Иногда, я чувствую себя чужим здесь, посторонним. Как если-бы седая старина – это мой реальный мир, а современность – давно забытое прошлое. И, тогда я вопрошаю: «Господи, почему я не родился в двенадцатом веке? В это трудное, но светлое время. Когда, друг это друг, а враг – это враг, верность – это верность, а предательство – это предательство, в чистом виде и без полутонов. Вот о чем моя боль! А, теперь, мы живем во время Апокалипсиса, когда грани между этими понятиями стерты! - и Берестов, горько усмехнувшись, махнул рукой, - прости Господи, ропщу!
   Игорь хотел было поставить на магнитофон кассету, но потом передумал и уже приободрившись, спросил Евнику, - хочешь спою, что-нибудь свое, на стихи Сергея Бехтеева?
   Ника согласно кивнула и Берестов, настроившись внутренне, тихо запел:

Царица неба и земли,
Скорбящих упованье,
Молитве грешников внемли,
В Тебе надежда и спасенье.
Погрязли мы во зле греха,
Блуждаем мы во тьме порока.
О, наша Родина, о – к ней
Склони всевидящее око…

   - Бехтеев, из числа последних рыцарей, сохранивших веру и верность, - пояснил Берестов и сильным баритоном запел второй куплет:

Святая Русь, твой светлый дом
Почти что погибает.
К Тебе Заступнице зовем,
Иной никто из нас не знает.
О, не оставь своих детей
Скорбящих Упованье,
Не отврати Своих очей,
Не отврати Своих очей…
От нашей скорби и страданья.

   Игорь кивнул Евнике, предлагая пропеть куплет вместе, но она тихо возразила: «можно, стихи отца Павла, на тот же размер?» - Берестов согласно улыбнулся и Ника запела чистым как серебро грудным сопрано:

Не бойся тернии креста,
Не говори: темна дорога!
Поверь, что крестный путь Христа –
Награда высшая у Бога.
Сгибаясь низко под крестом,
Не омрачай души сомненьем,
Но горячо молись о том,
Чтоб крест твой был тебе спасеньем.

   Теперь, Ника уже сама с улыбкой кивнула Игорю и как если-бы над всем окоемом полилось, широко и свободно: напряженный баритон, достигающий небес металлом боевого горна и льющееся из глубины души чистым ручьем тихое серебряное сопрано:

Святая Русь, твой светлый дом
Почти что погибает.
К Тебе Заступнице зовем
Иной никто из нас не знает.
О, не оставь своих детей
Скорбящих Упованье,
Не отврати Своих очей,
Не отврати Своих очей…
От нашей скорби и страданья.

    * * *
   Укрепленные на панели электронные часы показывали три часа по полудне, но солнце вело себя в полном согласии с поговоркой: «На севере, день в декабре заканчивается, не успев начаться». Многие автомобилисты уже включили фары на своих машинах и, их свет неприятно действовал на глаза. От монотонности движения Берестов даже стал клевать носом и с зевотой вздохнув, начал присматривать место, где можно было бы припарковать машину. Евника уже давно тихо спала, приклонив голову на спинку сиденья. Игорь включил фары и сбавив скорость, стал уже с большей внимательностью осматривать правую сторону обочины.
   На скорости проскочили дорожное кафе, станцию техобслуживания. Впереди стоял указатель поворота. И вдруг, Берестов нажал на тормоза. От толчка Евника проснулась и испуганно посмотрела на Игоря.
   - Все в порядке, - ободрил ее Берестов и сдав назад, остановил машину. Откинувшись в кресло, он, со значением, жестом указал направо, на стоящую поодаль скульптурную композицию.
   - Два оленя, - недоуменно произнесла Евника.
   - Именно, два оленя, - радостно подтвердил Берестов, - это значит, что в тридцати километрах отсюда находится Никольский скит, настоятелем которого является схиигумен Кассиан. – И заметив непонимание в глазах Евники, пояснил, - схиигумен Кассиан, известный старец, мне о нем много рассказывали.
   - Да, я тоже что-то слышала, - подтвердила Евника.
   - Сегодня, там престольный праздник, - вновь пояснил Берестов, - потому что скит их посвящен святителю Николая.
   Из-за поворота, по дороге выходящей из леса, выехал большой пассажирский автобус и мигнув огнями, плавно вырулил на  встречную полосу. Берестов успел заметить, что на лобовом стекле укреплены иконы Божьей Матери и святителя Николая.
   Игорь вопросительно поглядел на Евнику. Наконец, она понимающе улыбнулась и тряхнув головой, задорно произнесла: «Ты за рулем, тебе и карты в руки!»
   Игорь благодарно улыбнулся и нажав на газ, тихо стронул машину с места.
   …До скита доехали довольно быстро. Находился он на окраине деревни, имеющей одну единственную улицу. За высоким дощатым забором виднелась пятиглавая церковь, с тускло горящими в свете заходящего солнца крестами. Припарковав машину у ворот, Игорь вышел из салона и обойдя автомобиль, предупредительно открыл Евнике дверь.
   - Пойдем к старцу, благословимся.
   Но, по лицу Евники вдруг пробежала сумрачная тень и она упрямо поджала губы.
   - Знаешь, - произнесла она немного погодя, - иди один… а то, он мне скажет что-нибудь.
   - Что он может сказать? - Игорь недоумевающее рассмеялся, - старцы, все-равно, каждого видят насквозь… что тут такого?
   - Как тебе сказать. Я ведь не об этом, - замялась Евника, - была у одного старца, он заставил каяться в грехах, о которых даже и помыслить не могла. Другой, не допустил до причастия, под предлогом утаивания грехов на исповеди. Не везет мне со старцами. Отца Павла, все-равно, никто не заменит.
   - Что ж, пойду один, - ответил Игорь с едва сдерживаемой досадой и прикрыв дверь, направился к скитским воротам.
   У крыльца белой каменной церкви стояли два легковых автомобиля, что свидетельствовало о пребывании здесь еще нескольких паломников. Поднявшись на паперть, Берестов перекрестился и вошел в храм.
   В левом приделе, у каменной печи, окружив маленького сухощавого священника, стояли несколько человек паломников.
   - Благословите, батюшка, на обратный путь, - сказал один из них и, приклонив голову, сложил руки лодочкой.
   Священник благословил сначала мужчин, потом женщин. С одной из женщин был отрок, лет двенадцати. Благословляя его, он ласково положил руку на голову и спросил с нарочитой строгостью: «В компьютерные игры не играешь, Андрей?»
   - Нет, не играю, - с обиженной улыбкой отозвался отрок. Мама, тоже, посчитала своим долгом вступиться за сына.
   - У нас, батюшка, по сию пору, в доме нет компьютера.
   - Что ж, тогда и хорошо, - с особой теплотой произнес священник и, перекрестив чело мальчика, обратился уже ко всем:
   - Компьютер, это игрушка вражия! Придумали ее с одной целью, чтобы отвлечь человека от пути спасения. Один Почаевский старец говорил братии, что враг стал очень хитрым. Если раньше он требовал поклонения истуканам из камня, дерева и драгоценных металлов, то теперь истуканы приобрели иное свойство, они стали электронными. И, многие ли из вас не поклоняются им? Увы, немногие. Каждый день, после работы, народ крещеный спешит домой, чтобы воздать должное домашним кумирам, услышать от них благовестие в кавычках, получить наставление и, таким образом, это уже превращается в определенный ритуал. Молю вас, дети мои, не поклоняйтесь этим идолам. А началось все, с попытки заменить Божественную литургию. Театр, кино, художественная литература – все, образ мечтаний и школа страстей.
   - Батюшка, но бывают ведь и хорошие фильмы, хорошие книги, - возразила священнику другая женщина, - я сама являюсь учителем литературы.
   - Да, конечно, бывают, - тут же согласился с ней священник, - но, это потому, что Бог вкладывает Свои мысли писателям, поэтам, режиссерам. А, потому, бывают хорошие книги и фильмы. Но, в целом, это как образ мечтаний. А, за мечтаниями, как святой Игнатий Брянчанинов учит, идут прилоги… как думаете, от кого? Да, правильно, от современного домового – телевизора.
   При этих словах все невольно заулыбались.
   - Вот-вот, - батюшка тоже заулыбался, - от этого друга семьи исходят главные вражьи прилоги. О том, уж, своим близким, при случае, передайте. А дальше, что святой Игнатий по этому поводу говорит? - и старец оглядел всех с деланной строгостью, - да, верно, начинается пленение. Появляется компьютер в доме и без него уже никак не можем; то в Интернет заглянуть, на сайт какой-нибудь, - тут уж невольно заулыбался стоящий у дверей Берестов, - то электронной почтой воспользоваться, то работу на дому сделать… а уж о безналичных расчетах и вовсе молчу. Без компьютера никуда, полный плен и капитуляция.
   - А для маленьких детей, - и лицо старца посуровело, - придумали свое пленение и сочетание с этой опасной игрушкой. Для них придумали компьютерные игры. Всякий, кто в эти игры играет, многие мне жаловались, родителям непокорны становятся… упрямство, капризы, гордость и своеволие. Ты уж, Андрюша, своим друзьям передай, - вновь обратился он к отроку, - ни к чему хорошему эти игры не приведут… И готовят нам создатели этих игрушек, этих домашних кумиров, напрямую – грех и богоотступничество.
   Лица присутствующих, также, разом посуровели. Старец умолк на мгновение и тишина в храме приобрела едва ли не физическую осязаемость.
   - Да-да, - с волнением произнес священник, - печать на правую руку и чело… вот такой печальный конец будет у этих игр.
   - Да, батюшка… увы, так, - сокрушенно отозвались все присутствующие, - помолитесь о нас.
   - Помолился, и еще помолюсь… и вы за меня молитесь, - уже бодро произнес священник и сложив персты имяславно, перекрестил стоящих.
   - Ну, с Богом, родные мои. Ангела вам хранителя.
   Шесть человек и отрок, поклонившись старцу, направились к выходу. И лишь, когда все гости удалились, Игорь решился подойти к отцу Кассиану. Но, едва Берестов шагнул к старцу, как он уже сам направился к нему и взглянув на Игоря лучистыми глазами, спросил с улыбкой: «издалека приехали к нам?»
   - Да, - коротко отозвался Берестов и едва успел сложить руки лодочкой, чтобы получить от старца благословение. Лишь после этого, также коротко добавил, - сегодня совершили паломничество в Свято-Тервенический монастырь.
   - Вот как, в Тервеничах были, значит, - удовлетворенно отозвался отец Кассиан, - хорошее место… бывать не довелось, но хорошее место, мне рассказывали. И, сестры там хорошие. Дай Бог им в благочестии всегда подвизаться.
   - Вы, простите, батюшка, - стал оправдываться Берестов, - вот, приехал и даже не знаю, о чем спросить. Неожиданно все получилось.
   - Что ж, хорошо, - с задумчивым видом произнес схиигумен, и вдруг, взглянув на Игоря смеющимся лучистым взглядом, спросил как-бы невзначай, - а Евникия, - он назвал ее полным церковным именем, - что ж, не захотела зайти?
   Игорь поперхнулся от удивления и стал спешно соображать, что сказать в ответ, но отец Кассиан уже начал оправдывать Евнику.
   - Да, бывают, конечно, старцы… бывают и младостарцы, бывают и лжестарцы, а бывает, и мы чего-то непонимаем.
   - Может быть, мне позвать ее? - воодушевился Берестов и сделал было шаг к выходу, но старец остановил его.
   - Не надо. Я ей все-равно ничего не скажу. - Отец Кассиан со вздохом махнул рукой и в следующую минуту уже обратился к закрывающей свечную лавку монахине, - мать Амфилохия, помоги молодому человеку выбрать иконку.
   - Какую, батюшка?
   Старец задумался на миг, но потом сам направился к свечному ящику и открыв рундук, стал просматривать иконки. Наконец, выбрал небольшой образок, величиной с ладонь.
   - Благоверные князья Петр и Феврония, - и вернувшись к Берестову, отдал ему иконку, - это, тебе и Евнике.
   Вдруг, старец замолчал, как-бы ушел в себя и, Берестову показалось, что он на вершок оторвался от пола, но в следующую минуту отец Кассиан взял Игоря за руку и тихо произнес, словно о давно решенном деле: «а в следующий раз приедешь, побеседуем обо всем неспеша».
   - Обязательно, батюшка, приеду! - радостно отозвался Берестов, но старец с улыбкой остановил его.
   - Не тако, чадо, не тако: «аще Бог благословит и живы будем!», а иначе враг воспрепятствует, захочешь, да не приедешь.
   - Благословите, батюшка, приехать!
   - Бог благословит! - и отец Кассиан, осенив Игоря широким крестом, потрепал его по плечу, - ну ступай, чадо. Евникия, уж поди, заждалась.
   …Берестов почти бегом вернулся к машине и передал Евнике, уже сидевшей на месте водителя, иконку князей Петра и Февронии.
   - Это тебе, от старца! Представляешь, еще и рта не успел открыть, а он: Евникия, что, не захотела зайти?
   - Правда? - на лице Евники отразилось, одновременно, изумление и недоумение. Проведя некоторое время в молчании, она, с растерянностью вымолвила: «Спасибо», -
и спрятала иконку в сумочку.
   - Говорю тебе, это настоящий старец, - стал возбужденно объяснять Берестов, - благословил еще раз к нему приехать.
   Игорь хотел еще что-то сказать, но вдруг заиграла мелодия мобильного телефона. Вытащив его из кармана, он нажал кнопку приема и поднес к уху.
   - Да, Берестов на связи, - произнес Игорь обеспокоено. После недолгой паузы, в эфире раздался баритон преуспевающего начальника.
   - Игорь Александрович, добрый вечер. Это, директор института, Карев-Терри.
   - Да, я слушаю вас, - глухо отозвался Берестов.
   - Полагаю, вы уже заканчиваете свой вояж, - в голосе директора прозвучали вызов и угроза, - но на будущее, хочу предупредить. Чтобы, я вас с Евникой Константиновной, больше не видел!
   Лицо Берестова окаменело и стало неестественно серым. Было видно, ему стоит усилий, чтобы не ответить директору тем же.
   - Имейте в виду, - продолжал распаляться Карев, - у меня есть достаточно методов воздействия, чтобы стереть вас в порошок!..
   Услышав это, Игорь только усмехнулся и взглядом показал Евнике на грохочущий от гневной тирады телефон. Дождавшись, когда на другом конце прекратятся угрозы и ругательства, Берестов придал лицу комическое выражение и произнес с подобострастной сдержанностью: «Благодарю вас, Павел Петрович, за своевременно предоставленную информацию. Обещаю принять к сведению все, о чем вы сейчас говорили». И нажав кнопку отбоя, бросил его в карман куртки.
   - Странно, откуда он узнал о нашей сегодняшней поездке? - спросил сам себя Берестов и постучал кулаком по наружной стороне спинки сиденья, - может быть, поставил где-то радиомаяк?
   - Думаю, все гораздо проще, - Евника завела машину и направила ее на первой скорости по безлюдной деревенской улице, - Карев следит за каждым моим шагом и скорее всего, просто снял распечатку нашего разговора, через Интернет.
   - Действительно, как я сразу не подумал, - Игорь хлопнул себя ладонью по лбу, - мы же вчера беседовали об этом, а потом – мобильник, это же идеальный радиомаяк, даже в отключенном состоянии.
   Игорь грустно усмехнулся и покачал головой.
   - Отец Кассиан прочитал сейчас небольшую проповедь об этих игрушках цивилизации. Ибо, придуманы они, вовсе не для нашего блага, а скорее, наоборот. Приеду в город, выкину мобильник в первую же урну.
   - Зачем так долго ждать? - Евника уже выехала за околицу и стала выруливать на проселочную дорогу, - это, вполне можно сделать и сейчас.
   Она заговорщически улыбнулась и, достав свой мобильник, передала его Игорю.
   - В самом деле? – удивленный таким оборотом, переспросил Берестов.
   - Конечно, - твердым тоном ответила Евника, - зачем, между нами постоянно будет кто-то третий?!
   - Тогда, глуши мотор! - уже решительно произнес Игорь и едва Ника остановилась на обочине, вышел и с силой запустил свой телефон в сторону леса.
   - Гуд бай, Америка! - прокричал он, сложив ладони рупором.
   Вторя ему, вдали многоголосно отозвалось эхо. И едва оно закончило звучать, как Берестов швырнул следом мобильный телефон Евники.
   - А теперь, давай вместе! - обернулся Игорь к Нике, и они, что есть сил закричали вдвоем:
   - Гуд бай, Америка-а-а!
   - А теперь, еще раз! - вновь скомандовал Берестов и взяв руку Евники в свою, с воодушевлением подняв ее вверх, запел припев из песни Вячеслава Бутусова:

Гуд бай, Америка, о-о…
Где не был никогда.
Прощай навсегда.
Возьми банджо,
Сыграй мне на прощанье.
Гуд бай, Америка, о-о…

   Игорь и Ника, дурачась и смеясь, как дети, забыв обо всем, с отважной и безрассудной силой молодости, пели на окраине леса гимн молодежи 90-х годов:

Гуд бай, Америка, о-о…

   Прокатилось эхом где-то далеко над тайгой и Берестов, кивнув Нике, хотел уже было повторить припев песни, но вдруг, из-за горизонта, вверх пошла яркая звезда, оставляя за собой вертикальный светящийся след…
   - Что это? - пораженный видением, спросил Игорь.
   - Запуск ракеты в Плесецке, - ответила Евника, - видимо, спутник связи выводят на орбиту.
   - Здорово, - только и смог произнести Берестов, - пять лет назад сам работал в космическом ведомстве, но запусков ракет никогда не видел.
   Игоря вдруг охватило необыкновенное воодушевление, и он, взяв в свои ладони руку Евники, доверительно произнес: «вот, послушай… Георгий Шенгели. Наш современник… незаслуженно забытый поэт». И собираясь внутренне, стал декламировать глухим таинственным голосом: «Георгий Шенгели. – «У окна»:

Ночь. Два часа. Напротив – черный дом,
На фоне выцветающего неба.
Погашен газ, и улица каньоном
Прорезана у самого окна.

Я вынимаю из футляра «цейс»,
И навожу на ветер предрассветный,
И он с прохладой мне приносит дрожь:
Спиртовую голубизну Капеллы…

Мне дико в этой крохотной пещерке,
Где в потолок уперлись переплеты.
Мне дико здесь, за письменным столом
Усеянным опавшими годами.

Холодный луч летел сто тысяч лет,
Пока разбился о мою ретину –
А кто увидит и каким увидит
Тот, что сейчас рванулся со звезды?

Мне дико здесь, среди утесов книжных,
На берегу кирпичного каньона,
Когда ко мне летят тысячелетья,
Когда я сам с планетою лечу…

   Неожиданно Игорь замолчал. Он взглянул на Евнику тем же взглядом, как сегодня днем на озере, когда нес ее по заснеженному льду, к берегу, на руках. Где-то недосягаемо высоко, едва слышно зазвучал хорал, тот самый, когда он увидел Нику впервые. Да, он действительно, видел ее как-бы впервые…
   - Поедем, - тихо, чуть вопросительно произнесла Евника и кротко посмотрела на Игоря. Казалось, глаза Ники лучились, отражая свет огромных северных звезд и сами ее глаза, стали теперь огромными, как эти звезды.
   Игорь смущенно улыбнулся и также тихо ответил:
   - Да, поедем.

    X
   Остановившись у крайнего подъезда здания С-образной планировки, по ветрозащитному проекту, Ника заглушила мотор и произнесла буднично: «Ну, вот, мы и дома». Подождав немного, добавила  уже со строгостью: «пока не накормлю ужином, не отпущу».
   Игорь, на это лишь смущенно развел руками и, вышел из машины.
   В большой, отремонтированной под евро-стиль, однокомнатной квартире, заметно сказывалось несоответствия  внутренней отделки с обитателями, жившими в этой квартире. Уже в прихожей возникал явный диссонанс из-за резного шкафа и оленьих рогов за вешалкой. Над входной дверью висел небольшой кипарисовый крест.
   - Вот, здесь я и живу, - устало произнесла Евника и, повесив шубу на вешалку, пошла в комнату.
   Здесь, несоответствия были еще более подчеркнутыми. Современная стенка никак не гармонировала с антикварным дубовым резным столом и таким же антикварным кожаным креслом. На стене висел морской пейзаж, копия картины Айвазовского. На восточной стене, на полке стояли иконы Спасителя, Божьей Матери, несколько образков святых угодников. На книжном шкафу, в рамке стояла большая фотография седого старца монаха.
   - Кто это? - непроизвольно спросил Берестов.
   - Отец Павел (Груздев), - не без удивления отозвалась Евника.
   - Прости, - стушевался Игорь, - мог бы и сам догадаться.
   - Нет-нет, ничего, - успокоила его Евника.
   Рядом со стенкой, расположенной у внутренней перегородки, в самом углу находилось пианино с резными крышками, по всей видимости, тоже антикварное.
   - Ты владеешь инструментом? - спросил Игорь, приблизившись к пианино.
   - Нет, это осталось от прежних хозяев, - покачала головой Евника, - они живут в Архангельске, а мне сдают квартиру за умеренную плату.
   Пианино, действительно, было антикварным, на нем даже сохранились следы крепежа подсвечников, по обеим сторонам от пюпитра. Игорь ностальгически улыбнулся и открыв крышку, взял несколько аккордов.
   - Ты, прости меня, - извинительно произнесла Евника, - побудь пока один, я что-нибудь приготовлю. - После чего, упорхнув на кухню, занялась приготовлением ужина.
   Чтобы занять себя, Игорь сел за фортепиано и стал импровизировать на темы Модеста Мусоргского «Картинки с выставки».
   Через некоторое время, в дверях показалась Евника, в фартуке, в старых плюшевых шлепанцах, совсем домашняя и пригласила Игоря к столу.
   За ужином Игорь решил задать Евнике вопрос, который в течение последних дней неоднократно появлялся у него в голове.
   - Знаешь Ника, ты не обижайся, если спрошу тебя кое о чем? - произнес Берестов как можно более беспечней.
   Евника с интересом взглянула на Игоря и добавив в его опустевшую наполовину тарелку салат и картофель, ответила буднично: «Нет, не обижусь».
   Берестов помедлил, как бы сожалея о своем любопытстве, но вопрос был задан.
   - Помнишь, у меня в гостях, ты показала супер-класс по единоборствам. У тебя такой уровень, и это говорю как профессионал, что Синтия Ротрок перед тобой, просто девчонка.
   Евника с улыбкой посмотрела на Берестова и ответила хотя и буднично, но с определенной значимостью:
   - Я думаю, у нас назрел разговор очень серьезный и глубокий, но… давай, перенесем его на завтра. А на твой вопрос отвечу с легкостью. Нет, я не проходила обучения у китайских шифу, или японских сенсеев. И никакого особого посвящения не получала. Всему этому меня научил мой отец.
   Евника произнесла это настолько простодушно, что у Берестова даже застрял кусок в горле. Ника тут же вскочила и стала стучать Игоря по спине.
   - Ох, прости, - откашлявшись, произнес Берестов и выпив воды из поданного Евникой стакана, пояснил, - это, мне за то, что принял худые мысли о тебе.
   - Ну, ничего, - Ника отошла к плите и поставила на огонь чайник, - пока чай кипит, немного расскажу о себе. Я уже упоминала, что семья наша принадлежала к сословию мелкопоместных дворян. Прадед, в Первую мировую войну воевал в чине младшего офицера, но кадровым военным не был. После октябрьского переворота вернулся к семье и, чтобы удалиться от потрясений времени, переехал в свое единственное имение близ Мологи. Крестьяне к прадеду хорошо относились и даже после революции называли барином. А затем, осенью восемнадцатого года произошел обыск, когда сожгли иконы, духовные книги, а самого прадеда увели неизвестно куда.
   Скорбная тень пробежала по лицу Евники и, на минуту она умолкла. Но, затем, тряхнув головой, продолжила рассказ  уже буднично и спокойно.
   - Дедушке, тоже, пришлось хлебнуть горя через край. Дважды побывал в ссылках, а сорок первом, несмотря на то, что был обременен многодетной семьей, пошел по призыву на фронт. От первого до последнего дня участвовал в обороне Ленинграда, потом, дошел до Берлина. Так, что военные премудрости знал не по наслышке. Вот, например, - Ника присела за стол и Берестов увидел смеющиеся льдинки ее глаз, - как узнать, что снаряд летит в твою сторону?
   Игорь, лишь удивленно повел бровями.
   - Это, как-будто трава шуршит под косой, ласковый такой звук, но это звук смерти, - и, тут же, не давая Берестову опомниться, продолжила, - а, мина на тебя падает?
   Берестов попытался ответить жестами и междометиями.
   - Правильно, - подытожила Евника, - при этом бывает характерный вой… значит, быстро в воронку прыгай, осколки низко полетят. Также и пулемет строчит. Если фонтанчики земли к тебе приближаются, значит, это по твою душу. Прячься за первый бугорок…
   - Все, сдаюсь, капитулирую без условий и контрибуций, - рассмеялся Берестов и шутливо поднял руки вверх.
   - Нет уж, слушай до конца, - Ника гордо тряхнула головой, но тут же смягчилась, - ладно, так и быть, помилую. Скажу лишь, что отец служил в частях особого назначения, это наподобие «диких гусей» в США, но на пару порядков выше. А потом, еще оставался на сверхсрочную. Чему их только не учили. Например, как проникнуть в штаб, вскрыть опечатанный сейф, забрать документы, да так, чтобы этого никто не заметил. Или, как угнать подводную лодку, совершить погружение на глубину и прибыть в указанный квадрат. Морское десантирование производили за сто метров от берега, с полным боезапасом. А это, как минимум двадцать лишних килограммов веса.
   - Кла-а-с-с, - только и смог произнести на это Берестов и восхищенно покачал головой.
   - А, уж, о боевых искусствах… отец вернулся мастером спорта по боевому самбо и с черным поясом по джиу-джитсу. Вернулся домой в конце пятидесятых, уже когда первый спутник в космос полетел. С мамой познакомился в Воскресенском соборе Тутаева. Увидел, и сразу понял, это судьба. Отец хотел, чтобы были сыновья, но Бог послал семь дочек. Тем более, что из троих братьев, он один остался в живых; старший погиб на войне, а младший умер еще в детстве.
   На плите засвистел закипевший чайник. Ника сняла его с огня и залила кипяток в приготовленный заварник.
   - Помню, мне было лет восемь или девять, - Ника пододвинула чашки и положила в них сахар и лимон, - дедушка тогда еще жив был. Позвал он как-то к себе меня и папу, усадил нас по обе стороны. Мне руку на голову положил, а отцу на плечо, и говорит так, проникновенно, но при этом твердо: «послушай сыне, тебе еще жить долго, а мне помирать пора. Но, детей у тебя больше не будет, и сыновей тоже не будет, а потому, все передай ей».
   После этого, посмотрел очень внимательно мне в глаза, я до сих помню этот взгляд, и говорит, как если-бы отцу, но при этом, и для меня тоже; время близко… помни клятву нашего рода… должно противостоять злу не только постом и молитвой.
   Отец, некоторое время пребывал в недоумении. Вскоре узнали – у отца Павла в Верхне-Никульском сень в алтаре обвалилась. Было это в восемьдесят седьмом году. Казалось бы, горе такое, а батюшка встречает нас не в пример радостно. Сажает нас в доме по обе стороны и, тоже, одну руку мне на голову положил, а папе на плечо. И так внятно, со властью говорит: «что отец сказал, то и делай! - и трижды: «что отец сказал, то и делай!..» А вскоре после поездки, дедушка умер и для меня началась спартанская жизнь.
   Спохватившись, Ника взяла заварник и стала разливать чай по чашкам.
   - Это, после института, я стала походить на светскую львицу, да и то, не сразу… Впрочем, занятий не оставляла и не оставляю. В институте, к лыжному спорту добавила биатлон. Пробовала себя в конном спорте и в прыжках с парашютом. В школах восточных единоборств никто не мог понять, какой у меня стиль; в конце концов, остановилась на вин-чун. Но, для меня, это все-равно, слишком тесно. Ника присела за стол и опершись подбородком на ладонь, замолчала, вспоминая недавнее прошлое.
   После чаепития, Ника составила посуду в мойку и, спохватившись, произнесла виновато: «Ой, мне, ведь надо еще отвезти тебя». – Но, произнесла, как-то неуверенно и Берестов заметил, что внутренне она смутилась.
   Игорь посмотрел на свои ручные часы и пожав плечами, произнес, с видом полного безразличия: «время, только половина десятого».
   - Правда, - обрадованно отозвалась Евника и нарочито громко стала составлять посуду в раковину. Видя ее смущение, Берестов поднялся и направился в комнату.
   - Если хочешь, могу сыграть что-нибудь на фортепиано. «Лунную сонату» не обещаю, но…
   Евника благодарно кивнула Игорю и, сняв фартук, направилась следом
   - Что тебе сыграть? - спросил Берестов, усаживаясь за пианино, - хотя, честно признаюсь… Как говорил Антон Рубинштейн: «если я не играю один день, то это замечаю я сам. Если не играю два, это замечают другие. Если не играю три дня, это замечают все».
   - Но, ведь, ты играл совсем недавно, - возразила Евника.
   - Когда же? - искренне удивился Берестов.
   - Полчаса назад.
   - Что же, если так, - Игорь откинул голову и придал лицу вдохновенный вид, - тогда, пожалуйста: соната Шумана. - И, он бурным арпеджио прошелся по всей клавиатуре.
   - Верю-верю, - с улыбкой остановила его Евника, - а вот, русскую народную попробуй проаккомпанировать, - и она, тихо протяжно запела: «Далеко-далеко степь за Волгу ушла. В той степи глубокой вольна-воля жила-а-а…»
   - Или, нет, лучше другую, - передумала Ника, - там, такая мелодия, - и она двумя пальцами наиграла мотив: ре-си, си-ля-си-до, си-ля-соль, ля-си-соль-ля-си-ре…
   - Понял, ре-мажор, - кивнул Берестов и взял аккорд.
   Ника выпрямилась и, сложив руки на груди, тихо запела:

Плывет, плывет лебедушка,
Ла-ай-ди, лай-ду-у-у.
Плывет, навстречу лебедю,
Лай-ай-ди, лай-ду-у…

   Берестов подхватил мелодию и аккомпанируя, заиграл ее на высоких тонах, тремоло. Ника отошла от фортепиано и грациозно закружилась по комнате, в свободном танце. Когда она прошла по кругу, Игорь снова повторил мелодию, но уже сопровождая ее сильной и бурной как морской шквал гармонией.
   Пройдя второй круг по комнате, Ника остановилась у пианино и облокотившись на него произнесла задумчиво:
   - Больше всего, из времен года я люблю май, а зимой – Святки. Сама я родилась на Иверскую, в октябре, но осень не любила. В детстве, когда птицы улетали, даже плакала. Летят гуси друг за другом, или журавли клином, курлычут в небесах, а я стою, плачу, думаю, что это навсегда.
   Но, уж когда закончится апрель, тут птицам раздолье. Тут, вслед за журавлями, за белым лебедем, летят соловьи, мухоловки, пеночки. Тут и зяблик рюмит, выводит трель. А уж к Николе-вешнему стрижи прибывают, да иволги, считай, лето начинается. Весной, на каждый день примета, по прилету птиц ориентируются: «На Марка – небо ярко… На Марка прилет певчих птиц стаями». А, через неделю – Борис и Глеб, соловьиный праздник: «Борис и Глеб сеют хлеб».
   - А на Георгия-Победоносца есть какая-нибудь примета? - перебил Евнику Игорь.
   - А, да, - и, Ника на мгновение задумалась: «Егорий с водой, а Никола с травой… Егорий храбрый зиме ворог лютый». Или – «Заегорит весна, так и зябкий мужик шубу с плеч долой».
   - А про зиму, что приметы говорят? - вновь перебил Игорь Евнику.
   - Ой, тут и целого вечера не хватит, - и Ника радостно рассмеялась, - помню, когда на Новый год всей семьей за стол усаживались, а справляли всегда по старому календарю, у стола предварительно опутывали ноги.
   - Что-что? - непонимающе переспросил Берестов.
   - Такой народный обычай, - смутилась Евника: «чтобы полный стол на следующий год никуда не ушел». - Я, на правах самой младшей, всегда перед Новым годом под стол лезла и его веревкой опутывала. И веревка непременно должна быть лыковой.
   Взгляд Евники затуманился на минуту, и она мечтательно улыбнулась.
   - На Святки, колядовали, разумеется, - продолжила она, немного погодя, - тут уж никакие запреты не помогали. Обе бабушки, покойные рассказывали, как молодежь в прежние времена устраивала игрища, «машкаровалась», рядилась в личины и маски, в разную старую одежду. Ходили по дворам, распевали «Виноградье», или еще была такая песня. - И Ника, подбоченясь, запела голосисто, на народный манер:

Ой, Коляда, коляда, коляда святая!
Мы ходили, мы искали коляду святую,
По всем дворам, по проулочкам.
Нашли коляду у Петрова двора…

   - Помню, мама, в Святки, пекла из ржаной муки «ягнят», «овечек» и даже «пастушков», - Евника порозовела в смущении и, откинула, упавший на лицо локон, - а народ в те дни ходил по улицам со звездой из разноцветной бумаги, славил Рождество, радовался и веселился… Много было всего, это был мир, в котором жила поэзия… Поэзия жила в нем не гостьей или госпожей, она жила в нем легко и свободно, как в небе летают птицы, как в лесу растут деревья. И весь мир был напоен поэзией, напоен ее светлым и животворящим дыханием. А теперь… теперь, все другое.
   И Ника, грустно улыбнувшись, замолчала на время. Она, как-бы погрузилась воспоминаниями в те далекие прекрасные годы, когда Русь еще называли святой.
   Через минуту Евника очнулась и вспомнив о своем госте, смущенно посмотрела на Берестова. Игорь сделал вид, что ничего не заметил и произнес, как можно более беспечно: «Хочешь, спою одну песню, написал ее буквально на днях. А, если точнее, то сегодня, час назад».
   - Да, хочу, - поспешно ответила Евника.
   - Мелодия, правда, не моя, - пояснил Берестов, - композиция «Дым», Джона Керна. А слова… слова мои.
   И многозначительно взглянув на Евнику, Игорь взял первый аккорд:

Я-а, встретил этот день,
День моей судьбы,
Ты-и…
Ты-и…
Словно солнца лик,
Уходящий вскрик,
Стаи журавлиной…

   Евника вновь отошла от фортепиано и плавно закружилась под протяжную элегическую мелодию.

Та-м, где-то вдалеке,
Верится душе,
Есть…
Дом…
Где найдет с тобой
Нас, счастье и покой,
В этом светлом мире…

   Третий куплет, инструментальный, Берестов заиграл возбужденно, с бурной взволнованностью, ударно акцентируя всплески мелодии. Вместе с этим, изменился и танец Евники. Но, вскоре, шквал чувств и звука стих и вновь, из под клавишей потекла протяжная спокойная мелодия.
   Когда Берестов доиграл последние аккорды, то Евника, также, с последней каденцией завершила свой танец.
   - Ты была сейчас, как Ольга Павлова или Айседора Дункан, - похвалил ее Игорь, но Евника, с шутливой строгостью воспротивилась:
   - Вот уж, нет. Я была такой, как я сама, - и приблизившись к пианино, приклонила к нему голову, - знаешь, у меня возникла мысль, давай споем то, что мы знаем оба.
   Игорь на минуту задумался и затем, неуверенно предложил: «может быть, из «Тридцать первого июня?»
   - Наверное, да, - Ника, некоторое время осмысливала предложение, но потом, как-бы просветившись изнутри, ответила уже твердо, - да, пожалуй… хотя, слова я знаю, не ахти.
   - Ничего, я напомню, - подбодрил ее Берестов и взял глубокий томный аккорд. - Начни ты, первая, - предложил он, - «Звездный мост», знаешь слова?
   Ника кивнула: «Да, первый куплет».
   Она преклонила голову к фортепиано и подождав, когда закончится музыкальное вступление, тихим шепотом стала произносить речетатив:

Как странно светятся, сегодня светятся
Невероятные глаза твои…
А ковш Медведицы, Большой Медведицы,
Как знак загадочный, плывет вдали…

   Широкие нисходящие аккорды, как если-бы открывали врата в космическую беспредельность, и чарующий шепот Евники вдруг властно повел Игоря к этой открывающейся бездне. Ника призывно смотрела на Игоря и он, как-бы преодолевая этот завораживающий дурман, с покорной обреченностью ответил на ее взгляд.
   Но вот, Евника закончила свой речетатив и Берестов, осознавая, что не в силах более удерживать вздымающиеся чувства, начал свою партию:

Плывут небесные, огни небесные
Необозримою дорогой звезд.
Они над бездною, над черной бездною
Для нас с тобой в ночи, как звездный мост.

   Закончив куплет, Берестов приглашающе кивнул и произнес, просительно: «Припев, вместе!»
   И его напряженный чувственный баритон слился с хрустальным нежным серебром Евники:

С тобою мы, средь звезд и тьмы
Друг друга в немыслимых далях нашли.
Чтоб Млечный путь, когда-нибудь
Стал вечной дорогой любви…

   Игорь видел лишь широко распахнутые глаза Евники, ее свободно ниспадающие на плечи золотые волосы и лицо, охваченное неземным вдохновением. Игорь почувствовал, что ее сердце бьется в унисон и навстречу ему. И то, что он потонул, и навсегда погиб в этих призывно звучащих, широко распахнутых васильковых глазах.
   Волна томительной страсти нахлынула на Берестова и удержав судорожный вздох, он с усилием отвел свой взгляд.
   Незавершенная каденция застыла под его пальцами, но, уже спустя мгновение, в недосягаемых сферах, продолжая мелодию, сам собой зазвучал небесный хорал…
   Поднявшись из-за рояля, Игорь приблизился к Евнике и осторожно взял ее за плечи. В ответ, она лишь робко взглянула на него и несмело провела ладонью по лицу. Волны чарующих гармоний захлестнули их и Берестов подхватил, ставшую, как если-бы невесомой Евнику. Ника, снова, как тогда, на озере, смотрела на него чуть растерянно, приоткрыв призывно пунцовые уста и в ответ на молящий взгляд Игоря, как если-бы ответила едва слышно, спасительное: «Да!..»
   …Огромные звезды, как лампы горели на ночном небосводе и от их неподвижного сияния, казалось, остановилось само время. Игорь прикоснулся губами к виску Евники и тихо спросил: «Ты не спишь?»
   - Нет, - ответила она и немного помедлив, добавила, - я должна тебе что-то сказать.
   - Что? - Игорь утопил лицо в волосах Евники.
   - Помнишь, когда ты появился у нас, в первый или второй день?
   - Да, помню, - отозвался Игорь, - я увидел тебя и понял, что пропал.
   Евника тихо засмеялась и помедлив, продолжила: «Я тоже, поняла именно это… что ты, мой Артур Грей, которого ждала много лет».
   Игорь тоже тихо засмеялся и обняв Евнику за плечи, прижался к ней щекой.
   - Да, верю… потому что, ты моя Ассоль.
   Ника снисходительно улыбнулась и погладила Игоря по голове. Берестов хотел еще что-то сказать, но вдруг увидел, как в небо уходит яркая, оставляющая за собой светящийся след, точка.
   - Смотри! - указал он Евнике, - опять ракета выходит на орбиту.
   Ника порывисто подалась вперед и, наспех обернув себя покрывалом, побежала к окну. Отдернув кружевную занавеску, она ахнула и замерла, пораженная видением. Навстречу ей, из черной космической бездны полились пульсирующие потоки безмолвной небесной симфонии.
   - Игорь, скорей! - воскликнула Ника и обратилась в сторону Берестова, - северное сияние!
   - Не может быть! - изумленно отозвался он и, накинув плед, быстро подошел к окну, - ведь, в этих широтах ничего подобного не бывает.
   Несколько минут они стояли у окна как завороженные и лишь затем, Берестов произнес севшим голосом: «Это, знамение с небес, для нас с тобой». И помолчав, не в силах сдержать нахлынувших чувств, стал медленно, нараспев декламировать:

Мне дико здесь, среди утесов книжных,
На берегу кирпичного каньона,
Когда ко мне летят тысячелетья,
Когда я сам с планетою лечу.

И как отрадно, что безмолвье неба
Вдруг надорвут ликующей руладой
Проснувшиеся в зоопарке львы.

   - Хм, львы… а почему, львы? - недоуменно улыбнулась Евника.
   - Не знаю. Так, у Георгия Шенгели.
   След от ракеты постепенно угасал в ночном небе и лишь всполохи северного сияния от края до края восходили посреди вселенной.

    XI
   Утром, приготовив завтрак, Ника пригласила Игоря на кухню. Она была уже одета в строгое деловое платье и в облике ее чувствовалась некоторая отстраненность.
   Берестов проследовал за ней и по пришествии Игоря, Ника прошептала молитву и перекрестила стол.
   Странное смущение, как если-бы разлилось в воздухе и приступив к завтраку, они общались между собой краткими, ничего не значащими фразами и междометиями.
   Между ними была утрачена простота отношений и для возвращения ее, Игорю необходимо было сказать некоторые важные слова.
   - Знаешь, Ника, - произнес он внешне обыденно, стараясь под маской беззаботности скрыть возникшее волнение, - нам, надо с тобой обвенчаться.
   Неожиданно возникшая тишина заставила Игоря вздрогнуть. Сделав усилие, он постарался придать себе прежнюю беспечность и с отчаянной решимостью посмотрел на Евнику. По ее застывшей фигуре, по радостно-недоуменному выражению глаз, по проступившему на щеках румянцу, становилось ясным, что как ни ожидала она этих слов, они все-таки ошеломили ее.
   Берестов поднялся из-за стола и поправил пиджак, приготовившись сказать официальные слова предложения руки и сердца, но… вдруг встретился с Евникой взглядом. Ее глаза тихо и светло лучились и он понял, что больше не нужно никаких слов. Приложив правую руку к сердцу, Игорь встал на колени перед Евникой. В ответ, она тихо улыбнулась и провела ладонью по его голове.
  - Я люблю тебя, - произнес он дрогнувшим голосом, и преданно поглядев Нике в глаза, осторожно прикоснулся губами к кончикам ее пальцев.
   По щекам Евники потекли слезы, хотя, она и продолжала улыбаться.
   - Что же ты плачешь? - недоуменно спросил Игорь.
   Ника лишь помотала головой и, преодолевая себя, произнесла нараспев: «Я ждала тебя всю жизнь».
   Ошеломленный, Игорь поднялся с колен. Он как если-бы впервые увидел Евнику.
   - Я тоже, искал тебя всю жизнь… и теперь, никто тебя у меня не отнимет.
   - И я тебя никому не отдам, - шепотом произнесла Евника и прижалась к груди Игоря.
   Он утопил лицо в ее золотых локонах и стал осыпать Нику градом поцелуев. Неожиданно, в прихожей зазвонил телефон. Евника замерла на мгновенье и, высвободившись из объятий Игоря, поспешила в соседнюю комнату.
   - Да, Павел Петрович, я слушаю, - послышался из прихожей ее приглушенный голос, - да-да, я помню, напоминать не придется…
   На вопросительный взгляд, прошедшего за ней Игоря, она, положив трубку, произнесла со вздохом:
   - Он опять следит за нами. Рабочий день еще не начался, а директор уже звонит из своего кабинета.
   - Почему?
   - Я думаю, чтобы не привлекать внимания своей законной супруги. - И уже со вздохом добавила, - нам, действительно, пора собираться, скоро – девять.

    * * *
   Ника припарковала машину на институтской стоянке и заглушив мотор, на секунду задумалась.
   - Знаешь, мне кажется, что тебе надо перевезти свои вещи ко мне, - отстраненным голосом произнесла она и вопросительно взглянула на Берестова.
   - Никаких проблем, - в голосе Игоря послышал некоторое недоумение и он жестом показал, что дело это давно решенное, - самое большее, пять минут на сборы.
   - Тогда, сегодня вечером, - произнесла Евника решительно, но Берестов все же уловил в ее голосе определенное смущение, - после работы, сразу и заедем.
   Игорь хотел еще что-то сказать Нике, но, она вдруг задорно встряхнула золотыми локонами и ослепительно улыбнувшись, вышла из машины.
   … Едва Игорь разделся в своем кабинете и повесил в шкаф верхнюю одежду, как последовал вызов по внутреннему телефону.
   - Да, Берестов слушает, - глухо отозвался Игорь.
   - Вас беспокоит первый заместитель директора, - послышался в трубке ленивый баритон, - если не затруднит, зайдите ко мне сейчас, до начала планерки.
   - Хорошо, буду через пару минут, - односложно отозвался Берестов и услышав гудки на том конце провода, положил трубку.
   Едва Игорь вошел в приемную, Евника, как-бы ожидая его, обернулась и в глазах ее застыл немой вопрос. В ответ, Берестов лишь пожал плечами и кивком указал на дверь первого заместителя. После чего, предупредительно постучав по дверному косяку, выждав по этикету положенное время, вошел в кабинет.
   За первой дверью, находилось вторая, также обитая черным дермантином. Наполовину открыв ее, Берестов остановился в нерешительности. Прямо от входа находилось окно наружной стены, за которым, в лучах восходящего солнца угадывались цеха промзоны. В углу, в кадке, вальяжно раскинулась пальма драцены. Игорь посмотрел налево. На расстоянии вытянутой руки находилась оклеенная пейзажными обоями стена, с дверью из красного дерева, располагавшейся сразу же у входа.
   - Странно, где же кабинет? - недовольно пробормотал Берестов и, хмыкнув, повернулся лицом к этой, уже третьей двери.
   Перед его взглядом предстала массивная бронзовая табличка, с выполненной на ней готическим шрифтом надписью: «Тодезанг Артур Павлович, 2-й зам. директора». Причем, буква – Т, была как-бы соткана из дубовых листьев. Берестов в недоумении подергал за массивную бронзовую рукоятку.
   - Игорь Александрович, - вдруг прозвучал сзади, едва слышно, голос Некродия.
   Берестов вздрогнул от неожиданности, и резко обернулся.
   - Игорь Александрович…
   За Т-образным столом, на шесть персон, углы которого были инкрустированы изображением дубовых листьев, сидел первый заместитель директора и склонив голову, с прищуром смотрел на Берестова. Насладившись эффектом, Некродия выдержал паузу и лишь затем, покровительственно улыбнувшись, указал на заранее отодвинутый стул.
   - Проходите, присаживайтесь, пожалуйста.
   - Благодарю вас, Домициан Аполлонович.
   Игорь внимательно поглядел в глаза Некродия и также, выдержав паузу, последовал приглашению.
   Усевшись за гостевой стол, Берестов огляделся по сторонам, после чего только обратился к хозяину кабинета. В окружающей обстановке не было ничего необычного. Она вполне соответствовала стандартам уровня второго руководителя. Два шкафа с документацией стояли вдоль внутренней стены; между ними, на высокой тумбе, телевизор «Рольсен» с видеоприставкой. С противоположной стороны, на тумбе располагался плоский, широкого формата, как у «домашнего кинотеатра», монитор «Самсунг». Внизу тумбы находился телефакс и совмещенный ксерокс с принтером.
   - Какая-то неисправность? - спросил Игорь, кивком указывая на компьютер.
   - Неисправность?.. - замдиректора недоуменно повел бровью и с усмешкой посмотрел на Берестова, - нет, все работает… я, собственно, вызвал вас совсем по другому поводу.
   Не торопясь, он убрал в стол рабочую документацию и вытащил из верхнего ящика серебряный с золотым тиснением футляр для сигарет.
   - «Монтекристо», - прочитал Игорь выгравированную на крышке надпись.
   - Курите? - Некродия открыл футляр и пододвинул его к посетителю.
   - Нет, не курю, - односложно отозвался Берестов.
   - В некоторой степени, напрасно, - снисходительно отозвался Некродия и достав одну сигару, отрезал ее кончик стоящей на столе инкрустированной гильотинкой.
   - Старые марки – «Х. Упманн», или «Партагас», тоже высокого качества, - пояснил он, - но, я люблю «Монтекристо». В этом названии больше таинственности.
   Сказав это, Некродия, не спеша достал из того же ящика турбозажигалку и прикурил от нее сигару.
   - Как вы относитесь к такому понятию, как «визажизм?» - спросил он, немного погодя, после чего затянулся и, выпустил вверх струю дыма, - в эстетическом понимании этого явления.
   - Не знаю, - Игорь лишь пожал плечами и произнес первое, что пришло в голову, - по моему, все люди искусства, в определенной степени, визажисты… особенно в кино, литературе, живописи.
   - М-м, весьма трезвое размышление, - одобрительно покивал Некродия, - вот, в частности, литература… «Улисс» Джойса, или «Замок» Франца Кафки… Герой ходит, то там, то здесь и автор повествует о событиях через мировосприятие героя. Вы читали Джойса?
   - Да, читал, - односложно отозвался Берестов, - правда, давно, лет десять назад.
   - Гм, десять лет назад… ну, не важно. Во всяком случае, вы должны помнить, как главный герой, э-э… - и, он сделал сигарой вопросительный жест.
   - Телемак, - пояснил Игорь не задумываясь - или, иначе, Стивен Дедал, учитель.
   - Да, именно так, - радушно улыбнулся Некродия и с видимым удовольствием затянувшись, вновь, не спеша выпустил дым.
   - Сей, Дедал, подобно Телемаку из гомеровской «Одиссеи», ходит по улицам Дублина и читатель все видит его глазами, - Некродия выдержал паузу и удовлетворенно засмеялся, - ко всему, там есть еще один главный персонаж… гм, как его?.. - и он вновь вопросительно обратился к Берестову.
   - Леопольд Блум, рекламный агент.
   - Да, именно, так, - воодушевился подсказкой Некродия, - кстати, именно он является прообразом ирландского Одиссея. Его Итака – это, Сион, а он сам, представитель странствующего народа, находится тоже в странствии. Более того, в конце романа происходит как-бы усыновление Стивена Дедала, блудного сына наших дней, современного Телемака.
   - Да, я читал эту рецензию, - прервал Игорь рассуждения Некродия, - что, якобы, странствие нынешнего Одиссея, и совершается ради подобного усыновления.
   - Замечательно! Вы попали в самую точку! - и Некродия, буквально заискрился радушием, - знаете, у Франца Кафки, в романе «Замок», лейтмотив странствия, тоже является главенствующим. Да, и Сам Христос, разве не сказал: «Сын же Человеческий не имеет где главу подклонити».
   Игорь внимательно посмотрел на замдиректора, пытаясь понять истинные мотивы ведущегося разговора. Но, на лице Некродия была надета маска непроницаемого радушия. Как китайский божок, он дважды рефлекторно кивнул, а затем, как-бы грозя, покачал перед собой сигарой и положил ее на край пепельницы.
   - Но, да, вернемся к Джойсу, - и лицо Некродия, мгновенно изменив выражение, стало предельно серьезным. Он взял лежащий на столе пульт и, щелкнув кнопкой, включил монитор компьютера.
   - Это, к вопросу о визажизме, - пояснил он Игорю.
   На рабочем столе монитора обозначились несколько десятков значков с подписями. Некродия положил пульт на стол и используя его как «мышь», передвинул стрелку курсора к нужному значку. После щелчка кнопки, на экране обозначился план четвертого этажа, с красными точками в коридоре, площадки шахты винтовой лестницы и в кабинетах. Некродия подвел курсор к одной из этих точек и щелкнул кнопкой.
   - Пожалуйста, вестибюль, вид сверху, - и заместитель директора, обернувшись вполоборота к Берестову, жестом указал на монитор.
   На экране было видно, что внизу, вокруг ствола шахты, танцоры неистово отплясывают хабанеру.
   Как-бы приглашая оценить возможности техники, Некродия тонко улыбнулся и вновь произвел переключение.
   Сейчас открылся вид кабинета, в котором несколько полуобнаженных женщин примеряли карнавальные костюмы. При этом, было видно, что они отчаянно спорят между собой. Некродия саркастически усмехнулся и нажал на пульте звуковую кнопку. Кабинет сразу же наполнился сварливыми голосами спорящих, отчего изображаемая сцена приобрела и вовсе отвратительный характер.
   - Костюм Прозерпины-Персефоны назначен мне, - кричала одна из них, - и я буду жаловаться господину Тойфельсу!
   - Ты, дрянь, шлюха, - истерически возразила другая и с силой потянула костюм на себя, - я в прошлом году была Персефоной, и в этом буду тоже!
   - Нет, не будешь! - истошно завопила ее товарка и с визгом вцепилась в волосы противницы.
   Наблюдающего эту сцену замдиректора все больше разбирал смех и когда спорщицы повалились на пол, колошматя друг друга туфлями, он завизжал как резаный поросенок.
   - А-ха-ха-ха! - откинулся он в кресле, держась за живот, - а-ха-ха-ха!
   Некродия нечаянно щелкнул какой-то кнопкой на пульте и кабинет заполнили звуки известного рок-энд-ролла 50-х- годов:

Wop-bop-a-loom-a-boom-bam-boom tutti fruit
Au rutti tutti frutti, au rutti tutti frutti…

   Наблюдающий сцену Некродия уже отчаянно визжал и пускал пузыри. Казалось, что его вот-вот хватит удар.

Au rutti tutti frutti, au rutti tutti frutti
Au rutti wop-bop-a-boom-bam-boom…

   Катилось девятым валом по кабинету. Но наконец, Некродия отсмеялся, после чего, икая, промолвил: «Чем занимаются в рабочее время… Но, напомним, что мы их видим».
   После чего, дважды щелкнул кнопкой.
   Свара на экране мгновенно прекратилась и женщины, стали поспешно одеваться. Причем, хозяйка кабинета начала бесцеремонно выпроваживать в коридор еще полураздетых товарок.
   - Как видите, с помощью технических средств можно подглядеть сюжеты гораздо более интересные, чем у Джойса и Кафки, - Некродия, прослезившимся взглядом посмотрел на Берестова и, повернув регулятор, пояснил, - там, сейчас зуммер работает, слышите… - после чего, выждав паузу, отключил изображение.
   - Но вам, конечно, это все известно? - спустя время, произнес замдиректора, как-бы без интереса, в сторону.
   Игорь внимательно взглянул на Некродия, но ничего не ответил.
   Неожиданно, первый заместитель повторил вопрос, теперь уже в  утвердительной форме. Теперь на Игоря смотрел не весельчак и не иронист, а откровенный хищник.
   - Ведь, вы, специалист по радиоэлектронике?
   Берестов едва выдержал его тяжелый немигающий взгляд и ответил сухо и предельно лаконично: «Я работал в космическом ведомстве, так что…»
   - Ах да, конечно, - натянуто улыбнулся замдиректора и поспешил переменить тему.
   - Я слышал, у вас какой-то конфликт с Павлом Петровичем? - с деланным участием вопросил он.
   Игорь уже успел взять себя в руки, поэтому этот вопрос не застиг его врасплох.
   - На производственной почве, никаких, - сухо ответил он, - а в личной сфере… с кем не бывает.
   Некродия холодно и одновременно оценивающе посмотрел на Игоря, но потом, вновь надел маску благодушия.
   - Но, да будет, оставим, - примирительно произнес он и тут же участливо вопросил, - костюм, для карнавала, вы надеюсь, выбрали?
   - Да, - односложно подтвердил Берестов, - хотя, я не в восторге.
   - Достойный костюм надо заслужить, - высокомерно улыбнулся Некродия и поднявшись, протянул Игорю руку для прощания, - но вы не отчаивайтесь, ваша должность стартовая, и все ваши предшественники уже при хороших должностях. А потому, благодарю за содержательную беседу и надеюсь, что до карнавала, конфликт с Павлом Петровичем будет улажен.
   В ответ, Берестов лишь склонил голову и зачем-то добавил: «знаете, Джойс, под конец жизни каялся за свой роман».
   - Почему?
   - Его дочь была больна шизофренией и с возрастом, все менее оставалось надежд на ее выздоровление.
   На мгновение Некродия задумался и, его как-бы осенило.
   - Да, в Библии ясно написано: «Бог ревнитель, наказывающий детей за вину отцов до третьего и четвертого рода»… Да, бедные дети, - покачал он головой, - кстати, этот мотив использован Бергманом, уже не помню, то ли в «Земляничной поляне», то ли в «Осенней сонате»… но, в принципе, все-равно.
   После чего, он сел за стол и выставив на мониторе панель селектора, занялся его настройкой.
   - Домициан Аполлонович, - немного погодя напомнил о себе Берестов, - у вас больше ничего ко мне нет?
   Что? - Некродия как если-бы забыл о присутствии сотрудника, - нет-нет, ничего, вы свободны, тем более, что через несколько минут, у нас планерка.
   Замдиректора барственно махнул рукой, после чего, Игорь направился на выход.
   Покинув кабинет, Берестов взглядом поискал Евнику, но за рабочим столом ее не оказалось. С правой стороны, на стульях и диванах, уже смиренно ожидали приема посетители. Среди них, Игорь опять увидел похожего на медвежонка изобретателя с печальными глазами.
   С сожалением вздохнув, Игорь вышел в коридор и направился к себе в кабинет. Проходя мимо дверей запасного выхода, он увидел их приоткрытыми и подумав, прошел через них к станции АТС.
   Войдя внутрь телефонной станции, Берестов остановился на минуту, привыкая к полумраку. Солнечный свет полосами проходил через закрытые жалюзи, создавая иллюзию безопасности и покоя. В соседней комнате тихо потрескивали коммутационные устройства и на внешний взгляд, как-будто ничего не изменилось. Игорь включил свет и проследовал в коммутационное помещение.
   Приблизившись к распредщиту, он сорвал с проушин пломбу и открыв его, внимательно осмотрел смонтированный им в прошедшую субботу системный блокиратор.
   Устройство находилось на внутренней крышке щита. Игорь потрогал его рукой и убедившись, что оно укреплено прочно, прикрыл щит.
   В задумчивости Игорь отошел в сторону и скрестив руки на груди, произнес, размышляя: «В прошлый раз, Ника сказала, что после моего звонка, ее определитель остался чистым… Это хорошо для профанов, но специалист сразу все поймет».
   В той же задумчивости Игорь проследовал вдоль панелей электроконтактных реле. На щитах срабатывало то одно, то другое реле: кто-то кому-то звонил, шли деловые переговоры, отсылались факсы, работала электронная почта…
   Приблизившись к окну, Берестов оглядел площадь фасада института, после чего вернулся к распредщиту. Открыв его, он вынул из кармана отвертку и поменял на блокираторе два проводка. Затем, присел и задумчиво осмотрев смонтированную схему, добавил еще одну перемычку. Лишь после этого, он удовлетворенно улыбнулся и поднявшись, закрыл крышку щита. После чего апломбировал ее компостером.
   - Вот, теперь, - произнес он с иронической улыбкой, - господа визажисты могут успокоиться. На определителях будет только тот номер, который я захочу выставить сам.
   Внезапно, в сумке запищал радиотелефон, и Берестов, поспешно вытащив его, приложил к уху.
   - Берестов слушает, - отозвался Игорь. После чего, выслушав заказ, согласно кивнул и произнес с некоторой усталостью, - если это не слишком срочно, то, подойду минут через тридцать.
   Отключив связь, он еще раз взглянул на апломбированный щит и направился к выходу.
Возле входа в соседний кабинет он вновь оглянулся и бегло осмотрев релейное помещение, произнес с иронической улыбкой: «господа визажисты, теперь могут успокоиться навсегда».

    * * *
   Вернувшись в свой кабинет, Игорь вытащил из большого черного пакета системный блок и поставил его под стол. Включив паяльник, он вынул из шкафа паспорт компьютера «Ай-Би-Эм» и развернув схему, принялся за ее изучение. Внезапно в дверь постучали и, не успел Берестов ответить, как она растворилась от толчка и, на пороге оказался директор института Карев-Терри.
   Вид у него был несколько необычным, даже с поправкой на подготовку к маскараду. Одетый в высокие сапоги с ботфортами, в ковбойской куртке безрукавке, в закатанной по локоть клетчатой рубахе, с черным, завязанным на шее платком, Карев выглядел несколько моложе своих лет. Костюм дополняла широкополая ковбойская шляпа и торчащая изо рта дорогая сигара.
   - Я не помешал вашим занятиям?! - с утвердительным апломбом произнес директор и попыхивая сигарой, вошел в кабинет.
   Игорь поднялся из-за стола и молча сложив схему компьютера, отложил ее в сторону.
   Приблизившись к столу, Карев молодцевато, с возгласом плюхнулся на стул и вызывающе поглядел на Игоря.
   Берестов, тоже сел на свое место и напряженно посмотрел на директора.
   Карев, тем временем, произвел еще одну затяжку и, с видом полной беззаботности спросил: «вы, какую больше марку сигар предпочитаете? «Партагас» или «Монтекристо»?..
   Игорь выдержал паузу и односложно ответил: «простите, я не курю».
   - Некоторым образом, похвально, - иронически произнес директор и положил сигару на держак с паяльником, - я тоже, не являюсь заядлым курильщиком, а «Монтекристо»… в его названии есть некая таинственность.
   Карев оценивающе оглядел Берестова, но тот ответил полным молчанием.
   - Впрочем, я к вам по другому поводу, - вновь оживился директор и выхватил из-за пояса короткоствольный кольт.
   На миг, в кабинете воцарилась мертвая тишина, но уже через секунду Карев заливисто расхохотался.
   - Нет, вы меня неправильно поняли, - произнес он, насладившись произведенным эффектом. - Вы читали роман Достоевского «Игрок»?.. - и он указал пальцем на барабан револьвера, - я предлагаю вам сыграть в рулетку.
   На мгновение в кабинете повисла тишина, но директор уже стал обстоятельно объяснять.
   - Револьвер я взял в аренду у Блэкхома, на пару часов. Там, всего один патрон. Не глядя прокручиваем барабан, - и Карев прокрутил его ладонью, - а потом… по очереди стреляем себе, либо в висок, либо в сердце. - После чего, с видом полной благожелательности, он предложил револьвер Берестову.
   Вместо ответа, Игорь, не мигая посмотрел в глаза Кареву. Директор тоже выдержал паузу. Но, уже минуту спустя, его глаза блеснули из под очков и лицо налилось краской гнева.
   - А, в живых, из нас останется тот, кто прав! - глухо подытожил он свое предложение и приставив ствол к виску, нажал курок.
   В мертвой тишине боек лишь цокнул, но выстрела не последовало. Карев снова прокрутил барабан и молча предложил кольт Берестову.
   Но Игорь продолжал, по прежнему, не мигая смотреть на директора.
   Карев-Терри лишь криво улыбнулся и повернув руку назад, нажал на курок. Боек снова цокнул в полной тишине. Директор в очередной раз прокрутил барабан и приставил дуло к виску. Выстрела не последовало и на этот раз. Уже не предлагая Берестову револьвер, он, также повернул его назад.
   Игорь не отрываясь смотрел на директора и видел, что его лицо стало страшно бледным, а уголки рта, хищно по звериному изогнулись.
   - Да, остановитесь вы, наконец! - Игорь сделал попытку встать, с намерением вырвать оружие из рук безумца. Но Карев направил ствол на него и произнес хладнокровно: «сядь на место, трус, теперь моя очередь!»
   И снова, в мертвой тишине раздалось глухое цоканье бойка.
   Это уже походило на дурной и непрекращающийся сон, который надо было остановить любым путем. Но, в следующую секунду грохнул выстрел, от которого, стоящая на шкафу ваза разлетелась на куски.
   Лицо Карева покрылось красными пятнами, глаза лихорадочно блестели, но, при этом, рот искривился в торжествующей улыбке. С чувством явного превосходства он подул на дымящийся ствол и затем произнес с оттенком высокомерия:
   - Молодой человек. Мне больше не о чем с вами говорить, потому что, о мертвых: «либо хорошо, либо – ничего».
   Жар бросился в лицо Берестова. Он откинулся на спинку стула и, скрестив руки на груди, немигающим взглядом уставился на поднявшегося из-за стола Карева.
   - А’дью – молодой человек, - произнес директор уже около дверей, и как-бы отдавая честь, приложил руку к шляпе, - чао, бембино…
   Игорь медленно расцепил сведенные в замок руки и вдруг, с размаху грохнул кулаком об стол.
   Как если-бы от удара, тут же зазвонил стоящий на столе телефон и Берестов схватив трубку, запальчиво крикнул: «Да, я слушаю!» - Выслушав же говорившего сотрудника, произнес уже более спокойно: «хорошо, через пять минут буду».
   …Вечером, выйдя из вестибюля, Игорь направился к автомобилю Евники. Ника, прогревая мотор, уже ждала его в салоне автомобиля. Игорь сел на первое сиденье и улыбнувшись, поцеловал ее в щеку.
   - Что-нибудь случилось? - осторожно спросила она и с тревогой посмотрела на Игоря.
   - Пока, вроде, нет, - туманно отозвался Берестов.
   - Я же чувствую.
   Игорь пожал плечами и ответил нехотя: «очень странный у нас получился утром разговор с замом директора… какие-то намеки, полунамеки… демонстративно показывал мне, как пользоваться системой видеонаблюдения. А, потом, этот сумашедший Карев». - Игорь усмехнулся и покачал головой.
   Ника вопросительно и с тревогой посмотрела на Берестова.
   - Заявился ко мне в ковбойском костюме, предлагал стреляться.
   - Что, стреляться?! - и Евника заливисто рассмеялась.
   - Ну, да… паранойя. Вазу мне разбил.
   Вдруг, лицо Евники стало серьезным.
   - Этот утренний разговор неслучаен, - глухо произнесла она, - пришел факс: «встречайте гостей».
   - Гостей? - непонимающе переспросил Игорь, но Ника ничего не ответила. Было видно, что она о чем-то напряженно размышляет. И лишь через минуту, она неохотно пояснила: «Да, они всегда приезжают на карнавал, но… в этот раз прибывают слишком рано». - Она вновь задумалась, но потом, смахнув с лица набежавшую тень, произнесла бодро: «едем за твоими вещами, а потом, ко мне».
   - Едем, - согласно кивнул Берестов и Ника, нажав на газ, стала мягко выруливать с автостоянки. Выехав на проезжую часть, она переключила скорость и машина, сходу набрав обороты, стрелой понеслась по уходящей в город трассе.

    XII
   За ужином Евника обратилась к Игорю полушутя-полусерьезно:
   - Приготовься послушать от меня сказку. Помнишь, у Пушкина: «У Лукоморья дуб зеленый, златая цепь на дубе том…» Поэтому, я как кот ученый, займу немного твой слух.
   - Уже, весь внимание, - также, полушутя-полусерьезно, отозвался Берестов, - ученого кота в твоем образе, готов слушать до конца времен.
   Ника улыбнулась одними уголками губ, но глаза ее оставались грустными.
   - Знаешь, я до двенадцати лет верила, что существовало такое – Лукоморье, или скажем – Берендеево царство. Верила в Ивана-царевича, Елену прекрасную и до пятнадцати лет верила в «Алые паруса». Мне было очень тяжело осознавать потом, что это – сказки, или – плод воображения. И это, несмотря на мое спартанское воспитание. - Ника печально засмеялась и покачала головой. - Да, детство, золотое время. Сказки, жития святых, евангельская история – все это было в одном неразрывном целом. В старших классах начался болезненный перелом, разочарование, но все-равно, я осталась прежней… Самое интересное, - и взгляд Евники оживился, - что в институте, первые три курса, молодые люди кружились вокруг меня, как пчелиный рой. Но, во мне всегда был некий эталон; посмотрю – нет, не Иван-царевич, - и Ника, тихо, серебристо засмеялась, - посмотрю – нет, не Артур Грей, и все… в сторону, в сторону. А к четвертому курсу, они все от меня отступились. Они поняли, что я не такая.
   Облокотившись на стол, она замолчала на некоторое время и с улыбкой поглядела на Игоря.
   - А потом, я стала совсем взрослой. Я перестала ждать своего Артура Грея… И вот, ты пришел.
   Голос Евники дрогнул и Берестов увидел, что в глазах ее блеснули слезы.
   - Не обмани меня, ладно, - с надеждой произнесла Ника и ее лицо как-бы затрепетало изнутри. На мгновенье она потупила взор и склонила голову, как царевна-лебедь.
   Игорь видел, что Евнике трудно справиться с собой. Видел, как трепетно дрожат ее ресницы и пылает румянец и, он, горячим шепотом ответил: «Не обману никогда».
   Ника, благодарно и вместе с тем растерянно посмотрела на Игоря и грустно улыбнулась, едва-едва, одними уголками губ.
   И вновь возникло молчание, которое хотелось длить бесконечно, но Евника вдруг встряхнула головой, словно отгоняя наваждение и произнесла бодро, твердым голосом: «Наверное, нам лучше пройти в комнату. Я введу тебя в курс дела». - И поднявшись, первая пошла к выходу.
   В гостиной, Ника подошла к окну и полуобернувшись к Берестову, спросила: «Как ты думаешь, почему за последнее тысячелетие в России было столько бед, что впору согласиться с Чаадаевым?»
   Ошарашенный столь неожиданной переменой темы, он ответил первое, что пришло в голову: «видимо, от того, что Чаадаев был действительно немного сумашедшим».
   - Не знаю, - Ника пожала плечами и повернулась к Берестову лицом, - по моему, это просто навет его противников… очевидно, здесь другое. Чаадаев понял суть России, но его сознание не смогло вместить этой сути, а потому, такая сумятица в выводах.
   Игорь развел руками и сел на край антикварного кресла.
   - Видимо, это бывает со всеми, кто пытается понять Россию только умом.
   Ника кивнула, принимая замечание Игоря.
   - Для многих, понятие – Третий Рим, просто словесный штамп, - продолжила она, - но, за этим понятием, очень глубокий смысл. Впрочем, попробую начать издалека.
   Евника на минуту замолчала, и было видно, что она о чем-то напряженно размышляет. Наконец Ника отошла от окна и стала говорить сухо, мерно, как-бы постороннему лицу.
   - У каждого народа на земле есть своя роль, свое предназначение. Но, при всем множестве народов, есть те, которые изменяют течение истории, направляют ее в определенное русло. Иные же консолидируют вокруг себя исторические процессы. Но, главная роль отводится все-таки тем народам, которые выполняют задачу «удерживающих зло», удерживающих  «тайну беззакония». «Тайна беззакония», не есть отвлеченное метафизическое понятие, оно конкретно и, проявляется в трех основных ипостасях.
   Первое: это, зло идолопоклонства. Суть языческих верований состоит в том, что каждая персонифицированная страсть, внешне выраженная как природная стихия или создание, требует себе поклонения, требует себе жертв. Именно в этом состояла главная задача христианского Рима – победа над злом идолопоклонства. Победа над поклонением страстям. Собственно, современный мир снова впал в это древнее зло. Только названия богов теперь иные.
   Другой вид зла имеет характер вероучительный. Когда при внешнем поклонении истинному Богу, содержание является еретическим. Всякая ересь, в конце концов, приводит к богохульству, а затем, к богоотрицанию. Главная победа Византии – Второго Рима, это победа  над злом вероучительного искажения Истины. Византия имела именно эту миссию «удерживающего зло».
   Но, существует еще третий вид зла. Речь здесь, не о масках, но о сути, когда оно проявляет себя в виде вторжений, нашествий, ига, полона. Хотя, вторжения тоже бывают разными: либо – чисто военные, либо вероучительные – еретические, либо идеологические и культурологические. Или, как видим сейчас, это иго неоязычества, иго Нового Вавилона…
   - Но, все-таки, не все ушли в Вавилон, - перебил Игорь Евнику, - некоторые остались в Земле Обетованной. Например, мы с тобой.
   Ника благодарно улыбнулась, но уже мгновение спустя, ее лицо вновь обрело непроницаемую отрешенность.
   - Да, очевидно, что ушли не все и, самоочевидно, что России предстоит одолеть и это новое вавилонское пленение. На России закончилась татаро-монгольское нашествие. Затем польское. В России потерпели крах Наполеон и Гитлер. На России закончилась история коммунистического Египта, на России закончится и Вавилон.
   На миг, Ника умолкла. Ее глаза пламенно горели. Лицо приобрело еще большую отрешенность, а золотые волосы, как молнии струились по плечам. Игорь смотрел на Евнику и, видел, что сейчас она похожа на Кассандру, Троянскую пророчицу. Тень страха пробежала по лицу Игоря и, он, с воздетым лицом приготовился слушать, ожидая услышать нечто важное для себя.
   Ника, вновь собралась с мыслями и, продолжила, теперь уже сухо, медленно, с расстановкой.
   - Вавилон и Египет, это формы цивилизации. Существуют еще две формы – Тир и Сидон, а также – Содом и Гоморра. Каждая форма имеет свое наполнение. Но, тем не менее, при всем внешнем различии, в совокупности их можно обозначить, как одну цивилизацию Каина, цивилизацию смерти. Именно каиниты ввели идолопоклонства, именно каиниты стали вероотступниками, именно каиниты положили начало вражде, распрям и войнам.
   Конечно, возникает вопрос, - Евника прошла по комнате и присела на стул, - каким образом они выжили во время Великого потопа, ибо в книге «Бытие» ясно написано: «И лишилась жизни всякая плоть, движущаяся на земле». Но, все-таки, я должна рассказать, о чем говорит предание нашего рода… Да, его можно не принять и, даже, просто отвергнуть. Но, хочу надеяться, что Писанию оно не противоречит, ибо сказано в той же книге: «Истребилось всякое существо, которое было на поверхности земли». Акцент делается именно на этом: «на поверхности земли… на лице земли… на суше… всякая плоть, движущаяся на земле…» И, почему то ничего не сказано о «всякой плоти», находящейся под землей. Ибо, если говорить о Вавилоне, то он не был первобытным поселением, это был город с хорошо развитой инфраструктурой, со всеми атрибутами урбанистической цивилизации.
   Сейчас, многие знают о таком чуде света, как Баальбекская веранда. Полагают, что мраморные блоки, из которых она сооружена, есть ни что иное, как части фундамента Вавилонской башни. Исследователи полагают, что жрецы Вавилона и Египта хорошо знали, что такое электричество, трансмутация металлов, телекинез, телепортация и, многие другие премудрости, которые нашим ученым и не снились. Все эти знания они получили от потомков Каина. - При этих словах, Ника выразительно посмотрела на Берестова, после чего продолжила рассказ:
   - Хотя, большая часть этих тайн осталась в затопленных катакомбах Египта и Месопотамии. Задолго до потопа, каиниты начали строить эти катакомбы, но, большая часть из них оказались затопленными.
   - Просто, аналогия с нашими днями, - иронически произнес Игорь, - вместо того, чтобы каяться, они стали строить подземные убежища от Бога.
   Внимая Игорю, Ника грустно улыбнулась и, поднявшись, вновь стала ходить по комнате.
   - Теперь, я хочу перейти к главному, - произнесла она со строгостью и внимательно посмотрела на Игоря, - наверняка, ты уже понял, что наш институт не совсем обычный.
   - Да, - кивнул Берестов, - открываются, порой, такие подробности – мороз по коже.
   - Со временем откроется еще больше, - подтвердила Евника, - я здесь уже три с половиной года и говорю со всей ответственностью: несмотря на отсутствие статуса секретности, наш институт является прямым аналогом германского «Аненербе», - и увидев вопрос в глазах Игоря, продолжила, - то, что находится на поверхности, еще не весь институт. Основное – там!.. - в глазах Евники полыхнула пламя и, она указал рукой вниз.
   На мгновение воцарилась полная тишина, как если-бы где-то высоко стронулась несущая гибель стихия. Так бывает в горах, когда посреди мертвого безмолвия, вдруг неудержимо ринется вниз снежная лавина.
   - Ты слышал что-либо о Пергамском алтаре? - Евника первая нарушила молчание и, Берестов лишь согласно кивнул.
   - В «Откровении» Иоанна Богослова сказано, - и Евника процитировала, медленно, почти нараспев: «И Ангелу Пергамской церкви напиши… Знаю твои дела, и что ты живешь там, где престол сатаны, и что содержишь имя Мое, и не отрекся от веры Моей…»
   - Странным образом, но именно Пергамский алтарь, - прокомментировала Евника, - оказался в Германии в канун Первой мировой войны. А после Второй мировой, был зачем то перевезен в Россию. Кстати, может показаться странным, но мавзолей Ленина – точная копия Пергамского алтаря. А сам он, во много раз уменьшенный макет Вавилонской башни.
   Здесь, Ника испытующе посмотрела в глаза Берестову и произнесла почти обыденно: «Пергамский алтарь, здесь!»
   И снова, как если-бы раздался хлопок перед сходом лавины.
   - Да, - подтвердила Евника, - Пергамский алтарь, здесь. И отыскать его нужно в кратчайшие сроки. Отыскать… чтобы, затем, уничтожить.
   Некоторое время, Ника отрешенно смотрела перед собой и Берестов только сейчас заметил, как труден был для нее этот разговор. Выйдя же из забытья, она смущенно улыбнулась и приблизившись к Игорю, поцеловала его в лоб.
   - Игореша, - произнесла она буднично и ласково, - постарайся закончить ремонт компьютера завтра. Я чувствую, что развязка очень близка, и все может начаться в любую минуту.
   - Раз, ты сказала, то я сделаю, - беспрекословно согласился Берестов и поднялся с кресла.
   - И, еще, - Ника вдруг потупила взор и залилась краской, - до венчания, мы будем спать раздельно, хорошо… - и она, кротко и просительно взглянула на Игоря.
   Берестов растерянно улыбнулся, но потом, тень понимания сошла на его лицо и он, кивнув, едва-едва, одними глазами, взял руку Евники в свою и осторожно коснулся губами ее пальцев.
   - Хорошо… я ведь тоже чувствую, что сейчас, не время… А потом, мы поедем к старцу, хочешь?..
   И Ника, молча кивнула в знак согласия.
   - Ну, вот видишь, все у нас еще будет, - и он, также, осторожно поцеловал ее в лоб.

    * * *
   Набросив на ходу пальто и второпях замотав шарф вокруг шеи, Игорь бегом выскочил на лестничную площадку. Произошло то, чего он более всего боялся. Евника покидала его. Подбежав к перилам, он едва успел увидеть ее ускользающую фигуру.
   - Ника! - выкрикнул Игорь во всю мощь легких и перепрыгивая через ступени, кинулся вниз по лестнице.
   Выскочив на улицу, Берестов на мгновение остолбенел. Ника шла в длинной черной мантии, едва касаясь поверхности и ее золотые волосы тускло искрились в свете полной луны.
   Преодолев изумление и страх, Игорь медленно, стараясь неслышно ступать, двинулся следом.
   - Это, валькирия… она, не человек, - прозвучал со стороны бесстрастный голос, отчего, Берестов остановился как вкопанный.
   Порыв сильного ветра налетел на Игоря, вслед которому, угрожающе закачались черные кроны деревьев, но Игорь преодолел наваждение и снова последовал за Евникой.
   Ника, тем временем вошла в неосвещенную парковую аллею и медленно двигаясь между черными стволами деревьев, приблизилась вскоре к длинному каменному зданию в глубине этого парка.
   Перед входом в здание, Евника остановилась на миг и воздев голову к освещавшей  пространство полной луне, вошла затем в черный провал распахнутых дверей.
   Оглянувшись по сторонам, и убедившись, что вокруг нет посторонних, Игорь поспешил за Никой и вскоре оказался у  входа, с уводящей в глубокий подвал лестницей. Остановившись у порога, Берестов замер в нерешительности.
   Как-бы решая вопрос: «идти, или не идти?», Игорь отер концом шарфа проступившую на лбу испарину и простояв так минуту, судорожно, как перед погружением в воду глотнул воздуха и шагнул в черный провал подвала.
   Берестов спустился вниз и огляделся. В длинном, глухом подвальном коридоре горели укрепленные на стенах плошки с маслом, от которых было больше копоти, чем света; казалось, что они являли одно из агрегатных состояний мрака, точнее, являлись зонами его разрежения.
   Озираясь по сторонам, Игорь дошел до конца коридора. В конце его находился камин из грубого рустованного камня. Берестов остановился и, стал не спеша оценивать обстановку; на расстоянии нескольких шагов от камина была уже глухая стена. Оставалось единственное: повернуть назад. Берестов направился было по направлению к выходу, но оттуда послышался, сначала невнятный, а потом, все более усиливающийся гомон приближающейся толпы. В стремлении укрыться, Берестов заметался вдоль стен, а потому, не придумал ничего лучшего, как нырнуть в камин и там затаиться.
   Вскоре гомон послышался совсем рядом. Толпа, а судя по голосам – их было десять-пятнадцать человек, проследовала мимо камина, и было слышно, что они входят в помещение, находящееся сразу за выступом печи.
   - Значит, здесь есть дверь, - произнес про себя Берестов и когда голоса стихли, он, осторожно выглянув наружу, покинул свое убежище.
   За камином, действительно, находилась двустворчатая деревянная дверь, одна из створок которой оказалась не до конца прикрытой. Берестов осторожно приблизился к двери и поглядел внутрь помещения. Странным образом, оно оказалось безлюдным, хотя туда только что вошли десять или пятнадцать человек. В центре помещения, освещаемого дюжиной свечей на стенных канделябрах, располагался круглый стол, крытый зеленым бархатом. Вокруг него стояло около полутора десятков венских стульев. А, над самым столом, хотя и в некотором удалении – чтобы можно было видеть с любого места, висел на кронштейне широкоформатный экран телевизора «Флатрон». Самое странное состояло в том, что изображение на экране являлось тождественным тому, что видел Игорь в полуоткрытую дверь.
   Берестов напряг зрение, отчего изображение как-бы приблизилось, и он, словно вошел внутрь экрана. На пределе восприятия Игорь увидел, что на экране внутреннего телевизора – тот же зал, с круглым столом в центре, те же венские стулья вокруг него, в глубине, над столом, маленький квадратик телеэкрана… Внезапно, по экранному изображению побежали всполохи, пятна и косые линии.
   Когда же изображение восстановилось, то Берестов увидел, что все кресла вокруг стола заняты людьми в черных фраках и смокингах. Лица присутствующих были скрыты черными маскарадными очками и лишь морщинистое дряблое лицо председателя оставалось открытым.
   Игорь невольно перевел взгляд с экрана в зал и вздрогнул от неожиданности: кресла в зале оставались пустыми…
   - Итак, господа! - раздался скрипучий, с менторскими интонациями голос, - надеюсь, о целях нашего заседания вы уже осведомлены.
   Игорю ничего не оставалось, как только вести наблюдение по экрану телевизора.
   - Да… нас известили… - донеслись в ответ нестройные реплики и председательствующий предупредительно поднял кверху ладонь.
   - Тем лучше, господа! - подвел он итог и сложил руки на инкрустированной трости, - поскольку, нет необходимости объявлять повестку дня, то сразу перейду к главному. Главным, в настоящий период является то, чтобы… - и он сделал многозначительную паузу, - чтобы потребитель информации ни в коем случае не мог самостоятельно ее осмысливать. Осмыслением информацией должны заниматься мы, и только мы.
   - Разумеется, - ответил сидящий рядом с ним круглолицый, с вьющимися волосами толстяк, - а иначе, для чего мы получаем зарплату.
   Председательствующий покосился на выскочку и выдержав паузу, продолжил:
   - Раз понимаете, то, и прекрасно… Самое главное, чтобы все доморощенные мыслители не имели выхода на массового потребителя информации.
   При этом, он торжествующе оглядел присутствующих и поднял вверх палец с тяжелым перстнем-печаткой.
   - Поэтому, необходимо еще сильнее ужесточить экономическое давление по отношению ко всем неугодным изданиям, СМИ, а в особенности электронным СМИ. В свою очередь, мы подадим руку помощи всем, кто пожелает принять наши условия. Им мы спишем долги, дадим беспроцентные ссуды. Именно это позволит наладить редакторский контроль, гораздо более надежный, чем был когда-либо. Это необходимо делать повсюду, потому что именно тогда, - и, председатель грозно постучал пальцем по столу, - потребитель информации не сможет интеллектуально развиваться!
   - Конечно-конечно, - в тон ему, подобострастно поддакнул круглолицый, но, почувствовав неудовольствие хозяина, заерзал на стуле.
   Председатель бросил на него гневный взгляд, но сдержался и продолжил свой монолог.
   - Ибо, главное состоит в том, чтобы чтение, а в особенности, пользование электронными СМИ, становилось чем-то похожим на наркоманию ума, - и он фривольно помахал аристократически пухлой рукой, - чтобы человек переживал за героя, страдал вместе с ним, восторгался стилем автора, но… - ментор снова поднял указательный палец и голос его зазвенел, - не становился бы при этом умственно и духовно совершеннее! Вот, наша цель!.. Книга должна стать опиумом интеллекта!.. Ибо наркоман, хе-хе-хе, - председатель оперся на трость и гадливо засмеялся, - не способен на борьбу, на протест, а самое главное – не будет способен критически постигать действительность… А раз так, то все будет, как мы хотим! - И в завершение монолога, он стукнул тростью об пол.
   - О да, захотим, и никто ничего не узнает… Или, будут знать только то, что нужно, - присутствующие задвигались и сдержанно загалдели, - вернее, только то, что мы захотим… Более того, мыслить, как мы захотим и жить, как мы захотим…
   - Господа-господа! Я призываю ко вниманию! - председатель несколько повысил голос и слегка постучал тростью об пол.
   Присутствующие почти сразу замолчали и обратили внимание к ментору. Председатель хотел продолжить наставление, но тут вновь вмешался пухлолицый.
   - Извините, - он коротко взмахнул руками, - но тогда, для максимального эффекта, надо начинать с детских лет: с комиксов, учебников, букварей, игровых программ. Тогда, это будет подготовленный потребитель информации.
   Председатель пробыл минуту в молчании и вдруг, с размаху ударил толстяка тростью. После чего, выжидательно посмотрев на замершего в испуге выскочку, он размахнулся и вновь огрел его по спине. На минуту, в зале воцарилась гробовая тишина, после чего, ментор с достоинством поправил бабочку и продолжил, как ни в чем ни бывало.
   - Но при этом, книг должно быть много, очень много, в разночтении которых можно было бы легко затеряться, - сказав эти слова, он гордо поднял голову, обнажая старческие складки на дряблой шее и победно оглядел присутствующих, - а вся отжившая классика, еще с детских лет должна подаваться так, чтобы отбить охоту ее читать и понимать… Детективы, фантастика, мелодрамы, - и его скрипучий голос перешел на усталую нравоучительность, - всякого рода сериалы, викторины, конкурсы, компьютерные игры, состязания… это нужно народу. Поэтому, мы должны позаботиться! - и его голос начал истерически звенеть, - чтобы наш читатель был самым читающим в мире. Ибо, власть над информацией, есть власть над всем! Вот, краеугольный камень! Вот, главное, что мы должны помнить всегда!..
   Нечаянно, Игорь надавил на створку двери и, несмазанные петли ее предательски заскрипели. Присутствующие в зале повернули головы в сторону входа и, по экрану телевизора сразу побежали косые полосы. Игорь осторожно отошел назад и, обдумывая план отступления, лихорадочно заметался по коридору. Сначала он бросился к камину, но увидел, что лаз в него закрыт железной решеткой. Игорь дважды дернул его железные прутья, но видя их прочность, бросился было по коридору.
   Внезапно, дверь помещения отворилась и, Берестов едва успел спрятаться за внешний выступ камина.
   - Нет, показалось… просто, ветер… - вывалилась в коридор озабоченно галдящая толпа, - определенно, кто-то был… нет, исключено… - голоса противоречили один другому, - я видел, мелькнула тень, совершенно точно… да, здесь и спрятаться негде…
   - Негде?! - вдруг раздался скрипучий, полный сарказма голос и, Берестов, еще плотней прижался к стене. Старик, не торопясь, демонстративно обошел камин и ткнул тростью в сторону Игоря.
   Свита, мгновенно встала вокруг руководителя и тем отрезала Берестову всякую возможность к отступлению.
   - Каково? - обернувшись к коллегам, произнес старик и вновь показал тростью на Берестова. После чего, сделав по направлению к Игорю шаг, стукнул тростью об пол и гневно прокричал: «Взять его!»
   Десятки рук, наперебой потянулись к Берестову и он, встав в стойку, решил дорого заплатить за свою жизнь.

    XIII
   Игорь проснулся и непонимающе оглядевшись, произнес: «где, я?»
   Увидев, что Игорь пробудился ото сна, в комнату вошла Ника и, включив бра над изголовьем, присела к Берестову на кровать.
   - А, где старик? - непроизвольно спросил Игорь.
   - Какой старик? - Евника лишь удивленно повела бровью, - ну-ка, просыпайся, скорей, - и она легонько потрепала его за ухо.
   Игорь улыбнулся и хотел схватить Евнику за руку, но она игриво ее отдернула.
   - Прости, приснится всякое, - непринужденно произнес Берестов и ладонью стер с лица остатки сна.
   - Завтрак уже готов, - буднично произнесла Ника и еще раз потрепав Игоря за ухо, поспешила на кухню.
   Дождавшись, когда Евника выйдет, Игорь рывком поднялся и одевшись в спортивный костюм, сделал краткую разминку.
   …Рабочий день проходил в обычной суматохе. Берестов с утра сел за ремонт компьютера, но периодически приходилось отвечать на звонки. Игорь отвечал коллегам: «Да, буду через час! – или: подойду, ближе к обеду», сам же сидел в кабинете и занимался ремонтом системного бока. Наконец, после очередного звонка, когда истерический женский голос потребовал в ультимативной форме исправить неполадки в ее оргтехнике, Берестов поморщился и ответил, что придет через пять минут.
   Едва Игорь вышел в коридор, как столкнулся с Евникой.
   Несколько отстраненно она взглянула на Игоря и произнесла только одну фразу: «Поторопись! Гости привезут свою главную святыню – статуэтку Великой праматери».
   Игорь сделал движение в сторону Ники, с желанием подробней расспросить о сказанном, но Евника уже проследовала дальше по коридору. Лишь на мгновение она оглянулась на ходу, как-бы поправляя упавший на лице локон и более ничего не сказав, проследовала далее.
   Тень тревоги легла на лице Берестова и простояв в задумчивости некоторое время, он произнес, размышляя с самим собой: «Великая праматерь… что-то, я о ней слышал…»
   Игорь двинулся в состоянии задумчивости в глубь коридора и около кабинета Щеголева остановился вдруг, как если-бы его кто-то окликнул.
   Он взглянул на табличку с надписью: «Старший аналитик» - и как-бы что-то решив, предупредительно постучал в дверь.
   Выждав положенную паузу, Игорь вошел в кабинет и поздоровавшись с порога, произнес как можно беспечней:
   - Станислав, возвращаясь к прежнему разговору… ты довольно интересно рассказывал о друидах, оватах и прочих бардах, э-э… что такое Великая праматерь?
   На миг, в кабинете повисла тишина, но Щеголев ответил, как ни в чем ни бывало: «Великая праматерь, это главная святыня друидов, о которых тебе и рассказывал».
   - Вот как? - Игорь сел на стоящий у рабочего стола стул, - я думал, это имеет какое-то отношение к тамплиерам.
   - И к тамплиерам, тоже, - с прежней невозмутимостью ответил Щеголев.
   - И какая тут связь? - Игорь вопросительно посмотрел на него.
   - Самая непосредственная, - Щеголев недоуменно пожал плечами, - за последние годы много вышло всякой литературы, взять, хотя-бы нашумевший бестселлер «Код да Винчи» Дэна Брауна. Литературные достоинства книги довольно средние, но история тамплиеров там описана скрупулезно и достоверно.
   - А какое отношение они имеют к Великой праматери? - перебил Игоря Щеголев.
   Станислав лишь иронично улыбнулся, после чего закрыл лежащую перед ним папку.
   - Ладно, уделю тебе пять-десять минут. Хотя, я лично не верю ни в какой Грааль и во все подобные бредни. Но, объективности ради, в Нью-Йоркском «Метрополитен-музее» хранится некая чаша из серебра, - и как-бы почувствовав чье-то присутствие, Щеголев поежился и огляделся по сторонам. Затем, поднялся и повесив пиджак на спинку свободного стула, придвинул его вплотную к электрической розетке.
   - Розетка, идеальное место для подслушивающих устройств, - прокомментировал он свое действие, после чего вопросил, - впрочем, я немного отвлекся, напомни мне, о чем речь.
   - О чаше Грааля в «Метрополитен-музее».
   - Да, специалисты утверждают, что это именно она, - ответил Щеголев и на минуту задумался.
   - Что ж, историю тамплиеров ты можешь прочитать, хотя-бы у того же Дэна Брауна, - произнес он, как-бы собираясь с мыслями, - но, расскажу тебе то, о чем можно прочесть далеко не везде. - И он, скрестив руки на груди, стал медленно расхаживать по кабинету.
   - После того, как папа Гонорий Второй в 1128 году признал орден, то тамплиеры начали повсюду строить храмы и утверждать аббатства. Во Франции тамплиеры строили храмы Нотр-Дам, то есть, посвященные Божьей Матери. Это, не только Нотр-Дам де Пари, но и храмы в городах: Амьене, Руане, Бурже, Реймсе… Шартре. Именно, о соборе Нотр-Дам де Шартр и пойдет речь. – И, призывая ко вниманию, Щеголев поднял указательный палец. - Но прежде, небольшая  предыстория о традиции Нотр-Дам…
   Как говорит предание, в 820 году, сын Карла Великого, Людовик Благочестивый, на охоте потерял крест-мощевик, с частицей Древа Господня. Он, во чтобы то ни стало решил найти пропажу и, до позднего вечера пробыл в поисках. И лишь когда он потерял надежду на успех, то увидел на месте пропажи выросшие из под снега белые розы. Внутри же этого куста роз находился потерянный крест-мощевик. Достать крест оказалось делом непростым, потому что тому препятствовали острые шипы. Раздирая руки до крови, он вызволил святыню, и произошло чудо. Капли крови, падавшие на снег, сложились в изображение храма.
   При этих словах, Станислав со значением поглядел на Берестова, после чего продолжил рассказ:
   - Разумеется, для строительства храма, одного изображения было недостаточно, но очевидно, что чертежи проекта были привезены тамплиерами из Палестины. В 1160 году, Великим магистром ордена стал Гуадим Пайс, а в 1194-м было начато строительство Шартрского собора Нотр-Дам. Причем, самое интересное, - Щеголев огляделся и снизил голос до шепота, - строительство шло на месте древнего капища друидов… Во время строительства происходили довольно странные вещи. Например, полностью сгорел королевский портал. Потом, рухнула часть алтаря. Погибла добрая сотня людей; каменщики, стекольщики, плотники… в основном, нижние чины братства. Создавалось ощущение, как если-бы некая сила совершила жертвоприношение строящемуся храму. С другой стороны, это и неудивительно. К примеру, такая деталь. Алтарь находился точно над священным колодцем друидов, через который жрецы общались с миром мертвых. При этом… - Щеголев вновь поднял указательный палец, призывая ко вниманию, - расстояние от пола до верхушки свода, и – от пола до воды в колодце, было одинаково. Именно в этом соборе, по преданию тамплиеров, находилась Великая праматерь – святыня друидов.
   Щеголев замолчал на минуту и кабинете воцарилась звенящая тишина. Старший аналитик поднялся и приблизившись к окну, открыл форточку.
   - Внешне, этот кумир был ничем не примечателен, - пояснил он, - Черная дева, деревянная статуэтка с характерной друидической символикой; крест из дубовых листьев в форме буквы – Т. Также, характерно, что рядом с Шартрским собором была построена часовня, не имеющая ни дверей, и окон. Ход был подземным, - Щеголев оглянулся, как если бы его кто-то окликнул и внимательно посмотрел в окно.
   По заснеженному полю ходили взад-вперед несколько снегоочистителей и убирали выпавший за ночь снег.
   Оглянувшись к Игорю, Станислав, как если-бы забыв тему разговора, старательно потер лоб и, лишь после некоторой паузы продолжил: «Да, и известен этот вход был особо посвященным. Именно там эта статуэтка и находилась».
   - Где же она теперь? - вопросил Игорь, заинтригованный рассказанной историей.
   Щеголев только пожал плечами: «говорят, что сгорела во время пожара, в период Великой французской революции, но, я в это не верю».
   - Почему?
   Возникла минутная пауза, так что через открытую форточку был слышен рокот моторов снегоочистителей. Щеголев вновь огляделся по сторонам и осторожно приблизившись к Игорю, произнес свистящим шепотом: «потому что, Пергамский алтарь здесь!» - После чего, многозначительно поглядел на Берестова и указал пальцем вниз. Лишь затем, как-бы забыв о сути сказанного, как ни в чем ни бывало снял пиджак со стула, одел его на себя и, приблизившись к окну, закрыл форточку.
   - А, по поводу маскарадного костюма, - Щеголев заговорил вдруг намеренно громким голосом, - я бы посоветовал решить вопрос в ближайшие дни. - И протянув руку для пожатия, он щелкнул манерно каблуками и, с картинной театральностью склонил голову.
   Берестов ответил на рукопожатие, с тем же театральным поклоном, после чего направился к выходу. Уже в дверях его на секунду остановила фраза, сказанная Щеголевым в сторону, как-бы самому себе: «Нагнали техники… явно, ждут гостей».
   В коридоре, Игорь нос к носу столкнулся с Мортингером, который о чем-то беседовал с изобретателем, уже неоднократно встречавшемуся ему приемной.
   Человек, похожий на медвежонка с печальным взглядом, бежал, спотыкаясь за Мортингером, одетым в черные, со стразами, шляпу и плащ и скороговоркой излагал ему свою концепцию.
   - Понимаете, - Борис Эдуардович, - возбужденно говорил ему изобретатель, - за эту установку, японцы предлагали мне шесть миллионов долларов… но, я отказался.
   - Почему?
   - Потому что, создание подобных энергоустановок, для меня не является самоцелью. О чем, мы и говорили сегодня в кабинете замдиректора… Суть же проблемы совершенно в другом. Не наращивание технических вооружений главное. Главное, это человек…
   Тут, Мортингер заметил идущего вместе с ними Берестова и знаком остановил тараторящего скороговоркой изобретателя.
   - Игорь Александрович, подойдите пожалуйста! - приказал он, после чего, порывшись в кармане, достал сложенный вчетверо бланк. - Сделайте одолжение, получите по этой накладной новый музыкальный центр. Он будет нужен для карнавала. Заодно, проверьте его на исправность к работе.
   - Хорошо, - отозвался Берестов и забрал у Мортингера накладную.
   - И еще, - завсектором вытащил из кармана дискету и протянул ее Игорю, - здесь, список музыкальных произведений, которые будут необходимы на маскараде. Скачайте их с Интернета на отдельный диск. - После чего, увлекая за собой изобретателя, направился к кабине лифта, из которой вышли двое коллег. Коллеги были одеты в такие же плащи и шляпы, но зеленого и красного цветов.
   …Втащив в кабинет коробку с аппаратурой, Игорь, поставил ее не распаковывая в угол и принялся снова за работу по ремонту компьютера.
   К концу рабочего дня: часы показывали 17-30, - позвонила Евника.
   - Как у тебя дела? - встревожено вопросила она.
   - Все идет по плану, - бодрым тоном отозвался Берестов, - но, мне придется задержаться еще часа на два, я тебе потом позвоню.
   - Позвони, обязательно, - раздалось на другом конце, - я за тобой приеду.
   - Хорошо, поезжай пока одна, целую, - с улыбкой произнес Игорь и положил трубку на место.
   К восьми часам вечера компьютер, наконец заработал. Проверяя его, Берестов попробовал выйти в Интернет. Проверил его в поисковых системах «Яндекс» и «Гугл». Это все получилось. Затем, попробовал скачать один из текстов. Принтер послушно выплюнул несколько листов бумаги.
   С чувством удовлетворения Игорь откинулся на спинку кресла и потянувшись, произнес вслух: «Теперь, осталось самое главное, найти компьютер, работающий в режиме сервера».
   Берестов совершил несколько операций по поиску данных и уже через несколько минут получил план компьютерной сети института.
   Бегло просмотрев схемы, он обнаружил, что порядка семи персональных компьютеров работают в режиме сервера. Для удобства, Игорь вынес их на рабочий стол, отдельным списком. Это были  компьютеры Карева-Терри, Некродия, Тодезанга, приемной секретариата, два компьютера в экспериментальном крыле и один в промышленной зоне.
Игорь просмотрел весь список и, уверенно подвел курсор к фамилии – Тодезанг.
   Произведя еще несколько необходимых операций, Берестов вышел на систему видеонаблюдения института. Закончив поиск, Игорь торжествующе улыбнулся и со словом: «Есть!» - вскинул перед собой сжатый кулак. После чего, произнеся: «Что ж, господа визажисты, совершим по вашему совету, прогулки Дедала по Дублину», - Берестов щелкнул «мышью» напротив одного из красных значков. На мониторе сразу обозначился полуосвещенный тоннель коридора.
   - Великолепно! - увидев такую четкость в работе компьютера, Берестов даже потер руки от удовольствия, - теперь посмотрим, что происходит в вестибюле.
   Экран послушно показал, как по винтовой лестнице спустился человек в форме охранника.
   - Теперь, попробуем центральный сектор, - произнес сам себе Берестов.
   Игорь щелкнул по значку «комнаты для гостей», но на экране обозначилась надпись: «Доступ закрыт!»
   - Что такое! - на лбу Игоря выступила испарина. Он еще раз щелкнул «мышью», но результат оставался прежним.
   Неожиданно зазвонил телефон. Звонила Ника.
   - Как у тебя дела? - спросила она обеспокоенным тоном.
   - Все в порядке, - односложно отозвался Игорь, - я уже опробовал систему в работе. Остались некоторые частности. Не беспокойся, я тебе позвоню.
   - Хорошо, - отозвалась Евника и положила трубку.
   Берестов тоже положил трубку и бездумно посмотрел на представленную на экране схему видеонаблюдения. Он еще некоторое время пробыл в раздумье, но потом тяжело вздохнул и удрученно произнес: «что ж, придется поработать с жестким диском второго заместителя».
   Игорь начал просматривать папки и файлы на винчестере Тодезанга, но потом, оставив это занятие, со вздохом поднялся и подошел к окну. Открыв форточку, он с наслаждением вдохнул морозный воздух. Вдали, как прежде, горели красные огни вышек связи и трубы ТЭЦ. Почти не нарушая общую неподвижность ночного пейзажа, вдалеке, над горизонтом мигнул огнями идущий на посадку самолет. Лайнер двигался востока, но затем, совершил маневр и повернув вправо, исчез из вида. Гул двигателя показывал, что самолет идет на посадку. Вдруг, догадка вспыхнула на лице Берестова и он, распахнув окно, высунулся наружу.
   Действительно, с правой стороны, уже завершая разворот, самолет шел на снижение, двигаясь параллельно линии института.
   Немое удивление застыло на лице Игоря и не в силах пошевелиться, он как завороженный смотрел на мигающие огни авиалайнера.
   Самолет продолжал снижаться и через минуту исчез из поля видимости. Лишь по звуку  работающих турбин можно было догадаться, что лайнер приземлился.
   Прошла еще минута и Игорь услышал, как с ревущим свистом заработали тормозные турбины и спустя миг, серебристая громада величественно вползла на аэродром из-за леса, с южной стороны.
   Посреди аэродрома уже горел двойной ряд посадочных огней и теперь, лайнер двигался в соответствии с указанным направлением.
   - «Боинг – 747», - произнес вслух Берестов, определяя модель самолета.
   Вползая на аэродром, лайнер все более замедлял движение и когда он приблизился к центру посадочного поля, вдруг, две бетонные плиты, по обе стороны крыльев, выдвинулись над поверхностью, и стали медленно расходиться в стороны.
   Наблюдая, как неумолимо раскрывается светящееся изнутри пространство аэродрома, Игорь, не в силах оторваться от завораживающей картины, недвижимо застыл у окна.
   Наконец, наступила полная тишина и посреди этого светящегося пространства, осталась только платформа посадочной полосы, с утвердившейся на ней громадой «Боинга».
   Шасси остановившегося самолета заблокировались выдвинувшимися из плиты  колодками, после чего, работающие вхолостую турбины с затухающим гулом прекратили свою работу.
   Еще минута прошла в ожидании и, лайнер, подобно субмарине, погружающейся в последнюю полынью, стал вместе с платформой уходить в светящуюся десятками прожекторов бездну.
   Первым исчез под землею фюзеляж, потом крылья и под конец, хвостовое оперение. Вскоре посадочные огни аэродрома погасли и плиты поземного ангара начали сходиться.
   Игорь посмотрел на часы и поразился: прошло, немногим более двадцати минут.
   Наконец, раздвижные плиты встали на место и, следом, освобожденная от самолета центральная полоса, поднявшись вверх, закрыла собой пространство поля. Теперь, уже ничто не напоминало о прибытии гостей; аэродром был вновь первозданно пустым.
   Игорь недоуменно потер ладонью лоб и рассеянно закрыв окно, вернулся на прежнее место.
   - Не сон ли это?
   Игорь сидел в кресле и в состоянии полного безразличия, пустым взглядом смотрел на заставку экрана монитора. Время как-бы потеряло счет, оно теперь, как если-бы остановилось и, мерцание компьютера только подтверждало этот свершившийся факт.
   Внезапно, Игорь вышел из наваждения. Он вздрогнул как-бы от толчка и огляделся. Никого. Решив за лучшее, продолжить поиски данных, Берестов щелкнул «мышью» и… взгляд его упал на название одной из папок.
   Заглавие, набранное латинским шрифтом, гласило: «Видеосистемы».
   Берестов порывисто подался вперед и, как если-бы поймав цель в оптический прицел, подвел курсор к папке с искомым материалом.
   От обилия данных, лоб у Игоря покрылся испариной.
   - Одно из двух: либо, я сплю, либо сошел с ума, - сказал себе Берестов и достав платок, вытер пот.
   Игорь просматривал и просматривал данные, которым, казалось, не будет конца. Здесь было все: поэтажное наблюдение северного и южного корпусов… системы защиты экспериментальных объектов… Отдельно – одиннадцатый этаж… подземные коммуникации… промышленная зона… ускоритель… шахта ускорителя… башня… ангар…
   От обилия названий даже голова пошла кругом. Казалось, список контролируемых объектов не кончится никогда.
   Наконец, Игорь прекратил чтение.
   - Итак, констатируем факт, - произнес он вслух, - гости прибыли. Вопрос: количество гостей и, их дальнейшее место расположение. Ставим задачу: их необходимо обнаружить.
   Берестов на минуту закрыл глаза ладонью и предался сосредоточенному размышлению. Затем, вновь устремив взгляд на экран монитора, начал рассуждать вслух: «Если, это первая партия делегатов, то, скорее всего, их число не превышает десяти человек… а раз так, то в ночь зимнего солнцестояния никто из них не покинет здания института».
   Пробыв в молчании некоторое время, Игорь произнес, теперь уже с твердой уверенностью: «Делегатов нужно искать здесь!»
   Берестов начал поиск, проверив, для начала помещения конференц-залов. Но, там только горела подсветка аварийного освещения. Следующими были комнаты психологической разгрузки в центральном секторе. Просмотр первых пяти этажей ничего не дал. Изучение плана шестого этажа привело Игоря к удивительным выводам. Вход в комнату для гостей открывался не из коридора, как это было на предыдущих этажах, а изнутри находящегося на этом этаже конференц-зала.
   - Очень интересная планировка, - с иронией произнес Берестов, - как в детской игре: тепло, горячо, жарко!
   Центральный сектор частично углублялся внутрь зала заседаний. Игорь, как-бы отыскивая выход, поводил курсором по его контуру. Выхода, иначе, как через зал заседаний, не было.
   Игорь уверенно подвел курсор к значку видеонаблюдения и щелкнул кнопкой.
   В центре комнаты находились около десяти человек в длинных балахонах, с островерхими, как у ку-клукс-клановцев капюшонами на головах. Их плотно сомкнутые в круг фигуры, представлялись как единое нерасторжимое целое, а склоненные в полупоклоне головы были похожи на лепестки некоего дьявольского цветка. От столпившихся в молчании фигур исходил необъяснимый страх. Нечто зловещее и тягостное витало в окружающем их пространстве. Общее зловещее ощущение довершала красная подсветка, которая усугубляла и без того тягостную обстановку.
   Стараясь не дышать, как если-бы его могли услышать, Берестов осторожно переключился на ближнюю видеокамеру. Игорь попытался разглядеть лица участников собрания, но тому препятствовали тени от низко надвинутых капюшонов.
   Молчание продолжилось еще минуту, но затем, по единому знаку, присутствующие сложили ладони на груди и, Берестов понял, что произносится молитва, либо какое-то заклинание. Он включил звук и до него действительно донеслось глухое невнятное бормотание. Еще через некоторое время, присутствующие воздели руки и одновременно опустились на колени. Бормотанье продолжалось еще некоторое время, но вскоре воцарилась полная тишина.
   Вдруг, Игорь увидел, кому отдавалось столь усердное поклонение. От удивления, он даже сделал движение, чтобы привстать.
   На пурпурном престоле, представлявшем копию жертвенника майя и ацтеков, стояла небольшая черная статуэтка, на фоне Т-образного креста, видом напоминающая женщину. Берестов зафиксировал изображение и максимально приблизил его. Т-образный крест, был, как-бы соткан из дубовых листьев. Никаких сомнений не оставалось. На престоле находилась именно она – Черная дева.
   Не поднимаясь с колен, присутствующие выпрямились и одновременно воздели руки. Громко и отчетливо было произнесено заклинание на незнакомом языке. После чего, все снова пали. Подобное повторилось несколько раз, когда, все участники мистерии поднялись и стали в тесный круг.
   Было очевидно, что на этом, начальная часть мистерии закончилась. Один из участников сбросил с себя капюшон и Берестов с удивлением узнал в нем ту самую даму, которую случайно увидел тогда в странной комнате. Примеру дамы последовали остальные участники. Теперь Игорь видел, что справа от дамы стоял сам Некродия, с противоположной стороны – Кулаки и Мортингер. Блэкхом, Тойфельс и шестеро гостей, стояли внутри круга.
   Когда все присутствующие сняли капюшоны. Дама сделала знак, позволявший расслабиться и, вальяжно произнесла:
   - Теперь, после долгой тьмы неведения, мы можем, наконец, увидеть лица друг друга.
   Услышав ее слова, гости и коллеги подобострастно осклабились и Некродия, громким голосом представил даму: «Ее Высочество, госпожа фон Тодезанг не покинула нас, она снова с нами!»
   В ответ на приветствие, дама сделала предупредительный знак, и… сняв с себя парик, отбросила его в сторону.
   - Теперь, меня можно называть полным титулом, произнесла она под одобрительный гул и взяв с услужливо принесенного подноса усы и бородку, одним движением приклеила их себе.
   - Его Высочество, господин фон Тодезанг снова с нами! - еще громче произнес Некродия и все присутствующие разом зааплодировали.
   Когда аплодисменты наконец стихли, Тодезанг, призывая ко вниманию, поднял руку и заговорил медленно, как-бы рассеянно, намеренно растягивая слова:
   - Весьма полезно, периодически менять пол. Особенно, когда это происходит не только внешне, или даже физиологически, но главным образом духовно.
   Закончив фразу, Тодезанг, надменно поглядел на подобострастно молчащих коллег и как-бы вспомнив что-то, уже официальным тоном произнес:
   - А, теперь, я хочу представить вам наших зарубежных братьев.  Он провел перед собой рукой и перечислил имена гостей:
   - Во-первых, это сэр Чарлз Бестингфилд – Великобритания.
   В ответ, сухопарый, похожий на президента Вашингтона мужчина надменно улыбнулся и едва заметно кивнул.
   - Из США прибыл господин Гарри Клэш, - продолжил представительство Тодезанг, - из Германии, профессор Йозеф Вандерберг – Кельнский университет; Максенцио Доминетти – гость из Италии. А наших коллег из Москвы и Санкт-Петербурга вы должны помнить по прежних визитам. - И Тодезанг небрежно указал на двух, похожих как близнецы, столичных гостей.
   - Но, перейдем к более насущным проблемам, - вернулся Тодезанг к прежней теме, - пол менять необходимо еще и по той причине, что это приводит не только к изменению восприятия действительности, но самое главное, к смене личности. Что, в свою очередь, является переходной ступенью к обретению безличности. И если для личности бывают важны такие парадигмы, как: смерть-жизнь, любовь-ненависть, жалость-жестокость, смысл и бессмысленность, то для безличности эти вещи уже не имеют никакого значения. Не все-ли равно, о чем шумит ветер?!
   - Великий магистр, - подобострастно улыбнувшись, перебил Тодезанга Мортингер, - не могли бы вы рассказать о своем последнем пребывании в Тибете?
   - Отчего же, для пользы душевной, охотно расскажу, - высокомерно улыбнувшись, отозвался Тодезанг, - в этот раз, все восемь месяцев отсутствия, я посвятил пребыванию в монастыре Бон-по. Вновь душа моя слилась с Абсолютом, а физическая трансмутация кардинально омолодила мой организм. И теперь я верю, мной обретена не только безличность, но и самое важное – бессмертие. Впрочем, хочу оговориться… - внезапно, он прервал рассказ и обратился к кому-то, находящемуся за пределами круга, - чаша Грааля уже доставлена?  И получив утвердительный ответ, молитвенно сложил перед собой руки.
   - Господа! - строго произнес он, призывая ко вниманию, - прежде чем освятиться святой кровью, должно нам вкусить и святой плоти. Приступим же достойно к трапезе любви.
   Услышав повеление, присутствующие также молитвенно сложили руки и, стали вполголоса слаженно произносить заклинания.
   Некто невидимый обошел молящихся за их спинами и вручил каждому по молоточку.
   Как по команде, все стоящие в круге надели капюшоны и, тот же некто втолкнул внутрь ребенка лет пяти-шести. Ничего не понимая, девочка протирала заспанные глаза и с тревогой оглядывалась по сторонам.
   Первым, удар по ее темечку нанес Тодезанг и девочка, громко закричав, обхватила голову руками. Следующий удар нанес Некродия. Затем Блэкхом, Тойфельс, четверо иностранных гостей… Мортингер замыкал круг.
   Ребенок уже захлебывался от крика, а его все гнали и гнали по кругу, ускоряя движение.
   Берестов, как завороженный смотрел на открывшееся ему, но, оцепенение сковало его члены и, он, как завороженный смотрел на экран монитора, не в силах произнести ни единого звука.
   Всеприсутствующий некто черной тенью вошел в круг и подведя кричащего ребенка к престолу, ритуальным топориком срубил младенцу верхнюю часть темени. Открыв черепную коробку, он быстро подвел конвульсивно дергающееся тельце к Великому магистру. Тодезанг опустил внутрь головы серебряную ложечку и зачерпнул из нее часть мозга. Проглотив содержимое, он передал ложечку Некродия. Следующим в этой страшной трапезе был Блэкхом…
   Тельце ребенка уже перестало двигаться; его забила конвульсивная дрожь.
   Чопорно приступили к исполнению обряда Бестингфилд и Вандерберг. С жадной поспешностью – Клэш и Доминетти. Казалось, весь монитор уже был залит кровью. Кровь повсюду. Кровавое марево перед глазами.
   Затем, всеприсутствующий некто внес другого младенца, находящегося в позлащенном ковчеге. Неведомым образом, в руках магистра появилась грубой работы серебряная чаша. Мортингер вынул из рукава нож с узким лезвием и кольцом на рукоятке.
   - «Анкх», - как-бы ударом камня о камень прозвучало в голове Берестова название орудия для жертвоприношений.
   Рот Мортингера хищно ощерился и, он коротким ударом вонзил его в шею младенца.
   Всеприсутствующий некто быстро поднес ребенка к чаше и когда она наполнилась наполовину, унес бездыханное тельце прочь.
   Стоящему рядом с магистром Некродия подали амфору с вином и он наполнил им чашу доверху.
   Тодезанг глухим голосом произнес несколько заклинаний и сделал первый глоток.
   Неимоверным усилием воли, Берестов протянул руку к «мыши» и ударил по ней кулаком…
   Изображение мгновенно погасло. Игоря била крупная дрожь. Ледяной пот катился градом. Сделав несколько судорожных глотков воздуха, он попытался придти в себя, но вдруг… почувствовал чье-то присутствие. Берестов замер на мгновение и взглянул в сторону выхода.
   В полуоткрытых дверях стояла Евника.
   Одета она была не по сезону в голубое осеннее пальто-накидку. Золотые, распущенные по плечам волосы, стягивал кожаный пояс-оберег. От пламенеющих глаз как если-бы исходили огненные молнии.
   - Т-ты?.. - едва выдавил из себя Берестов, - как, ты здесь?..
   Вместо ответа, Евника грозно сверкнула очами и произнесла повелительно: «Время пришло! Идем наверх и уничтожим всю эту падаль!»
   - Но… - попытался возразить Берестов, - нас только двое.
   В глазах Евники промелькнула недоумение, но она произнесла с прежней решимостью: «Это потомки Каина! Они в наших руках! В наших руках и Великая праматерь! Ее также необходимо уничтожить!»
   Игорь хотел что-то возразить, но вдруг перед глазами со всей отчетливостью встала картинка из недавнего сна: похожая на призрака Ника, шла тихой лунной ночью по заснеженному парку.
   Берестов, с ужасом взглянул на стоящую в дверях Евнику и снова перед глазами встала картинка из сна. И также, как во сне, глухой внутренний голос произнес одну фразу: «Это, валькирия! Она, не человек!»
   Еще несколько секунд продолжался немой диалог со стоящей в дверях Никой… Но внезапно она сникла и огонь в ее глазах погас, как пламя задутой свечи.
   - Верно, я ошиблась, - произнесла Ника сама себе. И вскинув голову, она покачала ей отрицательно.
   - А господин Берестов, вовсе не Артур Грей, - ее глаза предательски заблестели и Ника горько улыбнулась, - да-а… разве можно верить сказкам? - и она посмотрела на Игоря, теперь, уже глазами полными слез.
   - Что ж, тогда прощайте!.. Навсегда, прощайте!
   Ника тихо закрыла дверь и следом, в коридоре послышался цокот ее быстро удаляющихся шагов.
   Еще секунду Игорь пробыл в оцепенении, но уже в следующее мгновение бросился к двери.
   Евника быстро бежала по винтовой лестнице и накидка с шарфом развивались на ней как от потока ураганного ветра.
   - Ника! - крикнул ей вслед Берестов, но Евника была уже на первом этаже.
   Игорь, бросился было следом, но вдруг развернулся и бегом устремился к площадке лифта.
   Кабина, как если-бы ожидала пассажира и едва створы пошли на открытие, как Берестов втиснулся внутрь ее.
   Выбежав из лифта на первом этаже, Игорь, во весь опор помчался к выходу. Промчавшись молнией по вестибюлю и едва не высадив корпусом стеклянную дверь, Игорь в два прыжка преодолел парадную лестницу и выбежал во двор. Машина Ники, мигая огнями, уже выруливала с площадки автостоянки.
   - Ника! - Берестов, во весь опор устремился вперед и выбросив перед собой руку, вложил в этот крик всю свою силу. - Ника!
   Машина медленно вышла на трассу, мигнула огнями и с ходу набирая скорость, стрелой помчалась в направлении к городу.
   Не веря себе, Игорь простоял еще несколько минут, умиряя колотящееся сердце, пока холод не заставил его вернуться.
   В вестибюле, вахтенный, помахивая связкой ключей, в изумленном недоумении направился навстречу Берестову.
   - Прости, друг! - еще издали произнес Игорь и безнадежно махнул рукой, - просто, на мне сбылось правило скалолаза, - добавил он, уже по приближении к вахтенному, - каждый шаг в горах может стать последним.
   - Я ничего  не имею против, - вполне дружелюбно ответил охранник, - но, время уже половина одиннадцатого… хотя, если вы имеете спецдопуск.
   - Нет причин для беспокойства. Я сейчас ухожу, - перебил Берестов вахтенного и с горькой иронией добавил, - ухожу на край света. Там, для меня, сейчас самое место.
   В кабинете Берестов сел за стол и в отчаянии обхватил голову руками. Состояние немоты и опустошения овладело им. Оглушенный ум отказывался размышлять и оценивать ситуацию. Душа, как если-бы погрузилась в реторту с формальдегидом и оказалась наглухо закупоренной. Берестов потерял всякий счет времени и единственное, что он мог делать, это недвижно сидеть за столом и бессмысленно смотреть в одну точку. Он даже не  сразу понял, что уже почти минуту звонит телефон. Игорь рассеянно взял трубку и поднес ее к уху.
   - Да, я слушаю, - произнес он несколько погодя.
   - Господин Берестов, - послышалось на другом конце провода, - вас беспокоит комендант общежития.
   - Да, я внимательно слушаю, - вновь повторил Игорь.
   - Прошу прощения, но, некая молодая особа оставила сейчас у меня ваши вещи.
   Возникла напряженная пауза и спохватившись, Берестов громко прокричал: «Если, эта женщина сейчас с вами, передайте ей, пожалуйста, трубку!»
   Снова возникла напряженная пауза и с другого конца провода послышалось притворно-участливое: «Нет, она только что вышла. Ничем не могу помочь!»
   Игорь хотел еще что-то крикнуть, но в ответ уже пошли короткие гудки.
   Холодное безразличие овладело Берестовым и откинувшись на спинку кресла, он в полной безучастности просидел минуту или две. Теперь, ему было все-равно куда идти и где провести ночь. В институте, он более оставаться не мог. Игорь поднялся с кресла и одевшись, покинул кабинет.

    XIV
   Утром Игорь прибыл на службу, находясь, как ни странно, в приподнятом состоянии духа. Будучи уверенным, что отношения у них с Евникой наладятся, он даже что-то напевал про себя.
   Неожиданно, в дверь кабинета постучали и через секунду-другую, внутрь вошла сотрудница Евники. Жеманно улыбаясь, она приблизилась к Берестову и передала ему полиэтиленовый пакет.
   - Евника Константиновна просила передать вам вот это.
   Сотрудница многозначительно посмотрела Игорю в глаза и замерла в ожидании.
   Игорь выложил содержимое пакета на стол и вопросительно посмотрел на стоящую перед ним женщину.
   Перед ним лежал его фотоальбом, а также альбом с эскизами зарисовок; на ручке пакета болтался, привязанный тесемкой, второй ключ от комнаты в общежитии.
   Берестов рассеянно раскрыл один из альбомов. Открылась страница с фотографиями Аккемской стены на Алтае и пика Энгельса на Памире, который, они так и не стали штурмовать.
   - Мне ничего не нужно передать Евнике Константиновне? - жеманно спросила сотрудница и вновь, с нескрываемым интересом посмотрела на Игоря.
   - Нет, ничего, - отстраненно отозвался Берестов и захлопнув альбом, отошел к окну.
   И, как если-бы снежная лавина, ломая на своем пути вековые деревья, с нарастающим шумом устремилась к нему, отсекая всякую возможность к отступлению.
    - Все кончено, - глухо, самому себе произнес Берестов и устремил недвижимый взгляд в сторону огней вышек космической связи.
   Гостья, обиженная невниманием, недовольно фыркнула и нарочито громко цокая каблучками, направилась к выходу.
   Игорь ткнулся лбом в холодное стекло, и его сердце вдруг запело древнюю песнь плакальщиц Согдианы. Берестов судорожно вздохнул и сделал неимоверное усилие, чтобы не разрыдаться.
   Предрассветные сумерки уже рассеивались от занимавшейся над лесом зари. Вдали, красными огнями горели вышки космической связи, а покрытое свежим снегом поле, уже ничем не напоминало о вчерашнем прибытии гостей.

И становится холодно человеку,
И глаза его застилает мгла.
И несет его по земле словно ветку,
Дикой бурей отломанную от ствола.
   
   Горячим шепотом процитировал Игорь стихотворение Эдуарда Межелайтиса и все-таки не выдержал и разрыдался.
   …Игорь сидел за рабочим столом уже неизвестно сколько времени. Может быть час, или два… Время теперь потеряло для него всякой значение. С пустой душей он смотрел на включенный монитор компьютера и иногда щелкал «мышью».
   На рабочем столе монитора появлялась заставка: «Яндекс» - («Все найдем»). Он тут же выключал ее и снова неотрывно смотрел в пустой экран.
 Иногда, Игорь прибегал к молитве, горячим шепотом произнося: «Боже, милостив буди мне грешному», - но, тут же снова замолкал.
   Холодная северная ночь. Искры, оторвавшиеся от пламени костра. Огромные, как лампы, звезды. Черный, заснеженный лес.
   - Боже, милостив буди мне грешному…
   Короткий зимний день быстро угасал. Берестов продолжал сидеть в сумерках, недвижно глядя на черный монитор компьютера, уже ни о чем не думая и более не молясь.
   Вдруг, его сознание осветилось и глаза затеплились светом надежды. Он вдруг вздохнул легко и свободно, подобно ребенку, забывшемуся от долгого плача и облегченно вздохнувшему во сне. И тихая светлая слеза покатилась по его щеке.
   - Надо ехать к старцу, - в изумленном озарении прошептал он. И это понимание было настолько явственным, что Игорь просветился лицом и поднявшись, в состоянии некоего озарения, решительно направился прочь из кабинета.
   Старший аналитик сидел за компьютером и с видом крайнего сосредоточения набирал текст. Игорь без стука открыл дверь и остановился на пороге.
   - Станислав, можно к тебе? - вопросил Берестов и вошел кабинет.
   - Да, входи, - не отрываясь от работы, односложно ответил Щеголев.
   Игорь приблизился к Щеголеву и без обиняков спросил о главном:
   - Станислав, не мог бы ты подсказать, кто бы мог дать мне машину, сроком на один день?
   При этих словах, Щеголев оторвался от работы и, минуту что-то напряженно решая, взглянув испытующе на Игоря, ответил почти обыденно: «Наверное, я мог бы».
   Берестов, не ожидавший столь быстрого решения вопроса, застыл, как молнией пораженный.
   - Тогда, видимо, нужно поговорить о стоимости проката, - предложил Берестов Щеголеву, после чего замолчал, внутренне молясь, чтобы цена была не слишком высокой.
   - Об этом не беспокойся, - Станислав недовольно дернул щекой и сделал рукой знак, как-бы закрывая вопрос, - бензин, разумеется, твой, а пробег и амортизация – бесплатно.
   - Но, - попытался возразить Берестов.
   - Восприми это, как жертву, - и Щеголев внимательно посмотрел в лицо Берестову, - жертву Христу.
   Услышав это, Игорь даже вздрогнул от неожиданности.
   - Ты, ведь, православный? - утвердительно вопросил Щеголев.
   - Да, - односложно отозвался Берестов.
   - Я, тоже, христианин, - Щеголев сдержанно улыбнулся и его всегда насмешливый взгляд смягчился и потеплел. - Наш приход в Москве, в Трехсвятительском переулке, может, знаешь?
   - Да, знаю, - Игорь еще не оправился от легкого потрясения.
   Щеголев улыбнулся, на этот раз, широко и открыто, но тут же перешел на деловой тон.
   - Завтра подходи к институтским гаражам. От главного въезда, четвертый во втором ряду.
   Игорь хотел  спросить о времени, но Щеголев уточнил сам: «К семи утра… думаю, не слишком поздно».
   - Не слишком, - в тон ему отозвался Берестов и сделав полупоклон, вышел из кабинета, словно несомый на крыльях.
   Утром, Игорь встретил Щеголева возле гаража, занимавшегося прогревом двигателя на своем, видавшем виды «БМВ». Выйдя из машины, он поприветствовал Игоря и передал ему ключи.
   - Может, подбросить до института? - предложил ему Берестов, но Щеголев отказался:
   - Нет, не нужно. Не следует на глазах сотрудников отправляться в дальний путь.
   - Пожалуй, что так, - согласился с ним Игорь и в знак благодарности протянул руку для пожатия.
   …Игорь ехал по трассе, обгоняя большегрузные  машины. Поздний зимний рассвет постепенно занимался на востоке. По обеим сторонам трассы пролетал однообразный пейзаж. Берестов вынул из кармана аудиокассету и вставил ее в магнитофон. После нажатия кнопки: «Пуск», - зазвучали последние каденции распева иноков Валаамского хора. И когда пение монахов закончилось, после гитарного вступления, в исполнении барда-певца зазвучала песня «Голуби», на стихи Евгения Семичева:

Словно пламя покаянных свечек
Голуби трепещут в облаках…
Господи! Мне оправдаться нечем,
Я погряз во всех своих грехах.

    Как бы услышав зазвучавшую песнь и почуствовав состояние Игоря, Евника, находившаяся в это время в приемной секретариата, вдруг оторвалась от работы за компьютером и обернулась в сторону выхода, словно кто-то ее позвал.

Господи! Мне оправдатья нечем,
Я погряз во всех своих грехах.

   Ника, с задумчивой грустью взглянула еще раз на входные двери, и тихо вздохнув, вновь принялась за работу.

В Божьем храме праведные свечи –
Кроткие, как будто голубки,
Трепетно пьют слезы человечьи
С человечьей горестной руки.

   Солнце все более и более поднималось над однообразным пейзажем. Игорь доехал уже до поворота с указателем: «Никольское», - и повернув, поехал по узкой лесной дороге.

Голуби во мгле небесной тают.
Вслед им не свисти и не кричи.
Это, чьи-то души отлетают
Трепетно, как пламя от свечи.

   Берестов въехал в село и по единственной улице направил машину в сторону сияющих на солнце крестов на куполах храма монастыря.
   Игорь припарковал машину неподалеку от главного въезда в монастырь и войдя внутрь, назнаменовал себя крестным знамением. Поклонившись храму, он огляделся и не увидев никого, направился по территории монастыря. Заметив идущего навстречу ему послушника, Берестов спросил, как увидеть старца. Послушник указал рукой в сторону избы, расположенной в противоположной части обители, добавив односложно: «там его  домовая церковь и келья», - после чего, проследовал далее.
   Сумрак сошел на лице Игоря. Он тяжело вздохнул и медленно направился к избушке на востоке обители.
   Приблизившись к домовой церкви старца, Игорь постучал в дверь и едва произнес Иисусову молитву, как наружу выглянул молодой послушник. Инок внимательно, как бы в чем-то убеждаясь, осмотрел Берестова и лишь после этого, сделав полупоклон, смиренно произнес: «Входите, батюшка ждет вас».
   Перед входом, Игорь торопливо перекрестился и тяжко вздохнув, последовал за келейником. В притворе, он хотел было вновь перекреститься и как положено, сделать чинные поклоны, но вдруг, увидел старца выходящего из своей келии. Одет он был в черную рясу, в епитрахили и в поручах, как если-бы собирался отправиться на требы. Берестов, так и замер с наполовину поднятой рукой. Было бы естественным, поприветствовать отца Кассиана, затем подойти под благословение, но вдруг, в переносице предательски защемило и в глазах Игоря блеснули слезы…
   Не отдавая себе отчета, на подламывающихся ногах Игорь пошел к старцу, и рухнув перед ним, уткнулся в епитрахиль лицом и тяжко зарыдал. С чувством сострадания старец прижал к себе голову Берестова, но рыдания от этого только усилились. Игорь плакал как малый ребенок, не в силах остановиться, пока не наступило изнеможение, и тихое просветление не вошло в душу.
   - Батюшка, - едва смог произнести Берестов, но отец Кассиан предупреждающе поцеловал его в темя.
   - Ничего-ничего, я все знаю.
   - Знаете? - вытирая слезы, спросил Игорь.
   - Да, знаю, - улыбнувшись, ответил старец и поправив поручи, добавил с горьким вздохом, - что ж, пойдем, поисповедаю тебя.
   В маленькой домовой церкви, перед алтарными иконами Спасителя, Казанской Божьей Матери и Архистратига Михаила, горели три большие лампады. На внутренней стене находилась икона святителя Николая, перед которой стоял подсвечник с возженной свечой. Крест и Евангелие лежали на аналое, как если-бы ожидая исповеди. Берестов оглядел пространство церкви, рассчитанной на десять-двенадцать человек, и приблизившись к аналою, с горьким вздохом опустился на колени.
   Отец Кассиан подошел к Игорю, прочитал необходимые перед началом исповеди молитвы и присев у аналоя на скамеечку, накрыл епитрахилью его голову.
   - Что ж, чадо, давай начнем от юности, - произнес старец с кроткой любовью, но тут же добавил с некоторой строгостью, - помнишь, как мальчишки мучали кошек, а ты сделал вид, что это не твое дело?
   Берестов вздрогнул от неожиданности, кровь бросилась ему в лицо и он с жаром выдохнул: «Каюсь, батюшка!»
   Отец Кассиан наклонился к Игорю и произнес на ухо еще один забытый грех, и Берестов снова, с жаром ответил: «каюсь, грешен!»
   Старец шепотом назвал еще один грех и снова Берестов ответил: «каюсь!»
   Как если-бы где-то вдалеке запел хор Валаамских иноков и теперь Игорь уже сам называл старцу все множество грехов, которые неожиданно предстали перед его мысленным взором. Хор монахов звучал все громче: «Да исправится молитва моя, яко кадило пред Тобою, воздеяние руку моею, жертва вечерняя…», а Берестов все говорил и говорил о всех своих прегрешениях, на которые он прежде не обращал внимания, но которые предстали теперь во всей нелицеприятной наготе. Святитель Николай сурово смотрел с настенной иконы и лишь свеча одиноко горела перед ним…
   Сколько времени это продолжалось, Игорь не помнил, но неожиданно почувствовал, что бездна пуста и он, вынув платок, вытер со лба струящийся пот. Свеча перед иконой святителя Николая уже догорела, а сам он смотрел на Берестова с некоторой снисходительностью. Послушник старца неслышно приблизился к иконе и поставил новую свечу.
   Отец Кассиан удовлетворенно кивнул и на мгновение задумавшись, произнес: «Что ж, давай вспомним то, что было после крещения», - после чего, шепотом назвал на ухо грех.
   - Каюсь, - произнес Игорь в ошеломлении и пытка повторилась снова. Вновь, захлебываясь, стараясь ничего не забыть, он называл и называл всплывающие в сознании грехи, а Валаамский хор, все громче, как-бы из глубины пел: «Свете Тихий святыя славы…»
   И опять, Берестов забыл про время, пока вскоре он понял, что и эта бездна пуста. Он был чист. И это состояние неземной благодати осветило его душу, осветило его лицо и взгляд. Не в силах воспринять своей ожестевшей душей этой неземной чистоты, он тихо и просветленно заплакал. Заплакал, как блудный сын вернувшийся домой.
   На подсвечнике догорала уже вторая свеча, а святитель Николай смотрел теперь с иконы радостно и светло.
   Старец Кассиан перекрестил голову Игоря и устало произнес разрешительную молитву. Затем, схиигумен поднялся со скамеечки, а Берестов, встав с колен, приложился ко кресту и Евангелию. Подождав, пока Игорь довершит обряд, старец тихо произнес: «Я причащу тебя. Не вкушал сегодня ничего?»
   Берестов отрицательно помотал головой и отец Кассиан удалился в алтарь.
   Через некоторое время Царские врата отворились, и старец предстал в полном облачении, в белой ризе, с маленькой Чашей с Телом и Кровью Христовой.
   - «Со страхом Божиим и верою приступите!» - негромко произнес он и вышел на амвон.
   Игорь скрестил руки на груди и встал на колени, чтобы выслушать молитвы перед совершением столь великого Таинства.
   - «Верую, Господи, и исповедую, яко Ты воистину Христос, Сын Бога Живаго…» - схиигумен Кассиан начал читать молитвы перед причастием. И где-то вдалеке, снова зазвучал монашеский хор, 33-й псалом: «Благословлю Господа на всякое время…»
   - «Да не в суд или во осуждение будет мне причащение Святых Твоих Таин, Господи, но во исцеление души и тела», - закончил старец чтение молитв и Берестов, поднявшись с колен, со скрещенными на груди руками, подошел к Чаше.
   Неслышно появившийся у амвона послушник распростер перед Чашей, на уровне груди Игоря, красный плат. Отец Кассиан взял ложечкой частицу в Чаше и прочитал молитву: «Причащается раб Божий Игорь Честнаго и Святаго Тела и Крове Господа и Бога иСпаса нашего Иисуса Христа, во оставление грехов своих и в Жизнь Вечную».
   С последними словами он преподал Игорю Причастие. Послушник отер губы Игоря красным платом, после чего он приложился к краю Чаши. Отшед, взял стоящую на столике запивку, выпил ее и заел кусочком просфоры. Отец Кассиан прочел все положенные молитвы после Причастия, Заамвонную молитву, взял с Престола крест и прочитав Отпуст, преподал Игорю крест для целования. Затем, преподал крест стоящему рядом послушнику и вернулся в алтарь.
   …В келье отца Кассиана, на восточной стене висела большая икона Спасителя, с негасимой лампадой перед ней. Около колодцев печи, создававших собой естественное разделение между кельей и домовой церковью, располагался топчан, прикрытый сверху грубым покрывалом. Над изголовьем, в углу, находилась икона Почаевской Божьей Матери, также с негасимой лампадой. Вся наружная стена была сплошь увешана большими и маленькими иконами, как рукописными, так и фабричного производства. Возле небольшого окна стоял стол и два табурета.
   Старец перекрестился на образ Спасителя и лишь затем указал Игорю место у стола: «присаживайся ближе к печке».
   Сама печь топилась со стороны притвора. Там же в притворе, за дощатой перегородкой, обитал послушник. Игорь поблагодарил и присел на табурет, спиной к выходу. Старец расположился с другой стороны, возле небольшого окна.
   - Стало быть, икону Царицы Небесной, - отец Кассиан обернулся и показал на образ Богородицы над изголовьем топчана, - подарили мне, без малого, пять лет назад на день Ангела, в память о пребывании в Почаеве.
   - Вы служили в Почаевской Лавре? - удивленно спросил Игорь.
   - Да, когда был еще рясофорным послушником…
   В этот момент, в дверь постучали и прозвучала положенная перед входом молитва. Старец ответил: «аминь!», и в дверях показался келейник с большой корзиной в руках. Инок остановился в дверях и, сделав полупоклон, произнес: «благословите, отче!»
   - Бог, благословит! - отозвался старец и имяславно перекрестил инока.
   - Вот, был совсем как брат Иннокентий, - и он кивнул на вошедшего келейника.
   Инок взял тем временем стоящий у топчана стул и поставив на него корзину, стал выставлять находящиеся там снеди; чугунок с разваренной дымящейся картошкой, горшечки с грибами и квашеной капустой, судки с красной рыбой, сельдью и копченой рыбой… последним достал хлеб и литровый бочонок с медом. Поставив же два прибора; один старцу, другой Игорю, положив в тарелку отца Кассиана грибочков и картофеля.
   Пока инок раскладывал трапезу, старец продолжал рассказывать о своем пребывании в Почаевской Лавре:
   - Пришлось пережить многое – гонения, попытки закрытия Лавры. Потом, отец Амфилохий благословил окормляться у отца Серафима Ракитянского. А уж отец Серафим дал благословение на Псково-Печерский монастырь. Неоднократно приходилось бывать на острове Талабс, - и, глаза старца сразу потеплели, - отец Николай (Гурьянов) давно сказал мне и о схиме, и о священстве, и эта обитель, - и он указал рукой окрест себя, - его молитвами и по его благословению устроена… упокой, Господи, его душу в селениих праведных. - И отец Кассиан наложил на себя крестное знамение.
   Послушник же, выставивший на стол содержимое корзины, удалился с поклоном и старец, поднявшись произнес: «Что ж, сотворим молитву перед трапезой».
   Он прочитал вполголоса «Отче наш», произнес молитву благословения, а затем, когда оба сели, сам положил в тарелку Игоря картофель, грибы и капусту.
   - Вот, попробуй, - несколько погодя, когда оба уже приступили к трапезе, произнес отец Кассиан и заботливо пододвинул Игорю судок с красной рыбой, - с Престольного праздника еще осталось. Много привезли всего, а нам монахам, вроде ни к чему.
   - Спасибо, батюшка, - поблагодарил Берестов, заметив, что тот употребил за это время только один грибок.
   - Да, ради четверга, можно, - подтвердил старец, - тем более, юбилей сегодня, - и на вопросительный взгляд Игоря, пояснил, - двести пятьдесят лет упокоения Иоасафа Белгородского. Утром раннюю литургию отслужили.
   - Вот, как, - удивленно произнес Берестов.
   - Да, великий был святой, в духе святителя Николая, - и видя, что Игорь перестал есть, пододвинул ему судок с копченой рыбой, - ты, кушай-кушай.
   Берестов поблагодарил старца, но он уже продолжил рассказ:
   - За полгода до упокоения, обрел он в городе Изюме Песчанскую икону; в этом году тоже был юбилей – 250 лет со дня обретения. А про третий юбилей, верно и сам знаешь – 250 лет рождения преподобного Серафима Саровского.
   Игорь согласно кивнул.
   - Не был-то в Дивеево?
   Берестов смущенно помотал головой: «Нет, к великому стыду».
   - Да, ради юбилеев великих, нас еще Господь терпит, - сокрушенно произнес отец Кассиан, - сейчас, монахам не в схиме, надо жить как в схиме. А в миру, не монахам, надо жить как монахам. Тогда, Господь еще продлит время.
   - Еще был один юбилей, отче, - осторожно добавил Берестов, - столетие со дня рождения Царевича Алексия.
   Старец живо посмотрел на Игоря и кивнул: «Да, при жизни он уже был свят. Своей болезнью брал на себя беззакония мира… да, и сейчас берет на себя все наши болезни, - и как-бы подтверждая вердикт, строго произнес, - народ был недостоин такого Царя, как он». - После чего, старец замолчал, начав неслышно, про себя творить Иисусову молитву.
   Когда Игорь отставил пустую тарелку, снова послышался стук в дверь. Отец Кассиан ответил: «аминь», - и послушник вошел с подносом на два чайных прибора. Поставив чашки, старцу и затем, Игорю, споро убрал лишнюю посуду и молча удалился.
   Отец Кассиан пригубил чай и сказал задумчиво, как-бы себе: «Тот институт, в котором ты работаешь… их бог Ваал, они ему служат, - после чего, выразительно посмотрев на Игоря, добавил, - Протей!.. Они к нему стремятся».
   - Протей, - переспросил Игорь.
   - Да, хотят вызвать его из ада, - и он снова, внимательно посмотрел на Берестова, - помнишь, у Сергия Нилуса описано, какое испытание пришлось перенести Николаю Мотовилову?
   - Помню, - кивнул Игорь и, на мгновение в келье воцарилась мертвая тишина.
   - Именно, - со вздохом кивнул старец, - червь неусыпающий.
   Отец Кассиан перекрестился и вновь замолчал. Игорь почувствовал, что батюшка сказал о его институте не напрасно и, он, даже перестал пить чай.
   - Что ж, поблагодарим Господа за пищу и питие, - вдруг, бодро произнес отец Кассиан и поднявшись, вполголоса произнес: «Благодарим Тя, Христе Боже наш, яко насытил еси нас земных твоих благ…» - По окончании же молитвы перекрестился и, со словами: «Слава Тебе, Боже наш, слава Тебе», - сделал поясной поклон. Игорь последовал его примеру. Старец еще раз перекрестился, произнес внутреннюю молитву, после чего направился к выходу. Игорь, последовал было за ним, но отец Кассиан остановил его:
   - А ты, пожалуй, приляг, отдохни, - и жестом указал на свою лежанку
   - Здесь, у вас? - удивился Игорь
   - Да, с дороги-то, устал поди, - после чего, уже совсем ласково добавил, - отдыхай-отдыхай, а на вечерню зазвонят, придешь в храм, благословлю на обратную дорогу.
   - Спаси вас, Господи, отец, - Игорь поклонился ему в пояс.
   - Ничего-ничего, - тихо отозвался старец и перекрестив склоненную голову Игоря, вышел из кельи.
   Оставшись один, Берестов постоял еще некоторое время в молитве, но неожиданно почувствовал сильное изнеможение. Прикрыв ладонью зевоту, он покачал головой и направившись к лежанке, прилег. И едва Игорь положил голову на ватный валик в изголовье, как мгновенно уснул.
   
   Игорь изо всех сил бился головой об лед, с ужасом понимая, что силы покидают его. Пузыри воздуха выходили из его плотно сомкнутых уст, но еще секунда и он неизбежно глотнет воды, и тогда…
   - Не может быть!.. - Берестов, в отчаянии ударил рукой о ледяной панцирь, и… некая сила, взломав покрытые толстыми сугробами ледяные торосы, выбросила его вверх.
   Как при стробоскопических съемках, Игорь увидел взметнувшиеся в ночное небо десятки фейерверков, следом за которыми, сотни взрывающихся петард заглушили ликующие крики людей.
   Игорь в ужасе закричал, но вскоре понял, что спасен. Он летел над заснеженной, освещаемой ярким солнцем тайгой. И странным образом, эта сила не переставала действовать. Уже вскоре Игорь увидел, что полынья, из которой его вырвало, превратилась в маленькую черную точку. Широкая река теперь казалась узкой змейкой и, единственно, чего нужно было опасаться, это прекращения движения.
   Вдруг, неудержимое движение остановилось и Берестов уперся спиной в светящийся голубым светом панцирь небосвода. Сила, вырвавшая Игоря из подо льда продолжала действовать, но голубой свод препятствовал дальнейшему движению.
   Из-за нарастающих перегрузок, Берестов дышал уже с большим трудом. Его тело буквально вмяло с голубой панцирь, распластав крестообразно по матово светящейся поверхности. Игорь попытался освободиться от давящей его силы, но движение причинило ему непереносимую боль. Не в силах сдержаться, Игорь закричал, но вдруг небо лопнуло, разлетевшись на множество осколков. Южная ночь, словно по взмаху дирижерской палочки упала на землю, и сопровождаемые воплями толпы сотни фейерверков, заглушили угасающий крик Берестова.

   …В отдалении, приглушенно-бархатно прозвучал колокол. Его прикровенный гул медленно растворялся в окружающем пространстве и, вновь прокатилось бархатное: «Бо-о-м!»
   Игорь открыл глаза. За окном было совсем темно, лишь в келье, в свете неугасимых лампад, тускло отсвечивали иконы на стенах. Сняв с лица ладонью остатки сна, Берестов рывком поднялся с топчана и встав перед образом Спасителя, перекрестился. Сделав, в довершение три поясных поклона, направился к выходу.
   Выйдя на крыльцо, он остановился на минуту, с наслаждением вдыхая морозный воздух и любуясь усыпанным огромными звездами небом. Лишь после этого сошел с крыльца и направился в храм.
   Вошед в церковь, Игорь в нерешительности остановился. Теплый полумрак храма рассеивался лишь светом свечей и лампад, да у свечного ящика приглушенно горела настольная лампа. Кононарх монотонно читал предначинательный 103-й псалом. Мужской хор вторил ему: «Благословен еси, Господи», и – «Дивны дела Твоя, Господи».
   Около десяти монахов и послушников стояли вдоль стен, молитвенно приклонив головы. Некоторые из них перебирали четки, творя Иисусову молитву. Неожиданно, в приоткрывшихся северных пономарских вратах показался отец Кассиан – он был в полном священническом облачении и, поманил Игоря к себе.
   Игорь направился к отцу Кассиану, перекрестился перед врамами вратами и вошел в алтарь.
   В таинственном полумраке алтаря, также горели лишь свечи и светильники. В центре находился Престол, с возженным семисвечником позади него. Лик алтарного образа Спасителя был суров и одновременно скорбен. Берестов почувствовал вдруг необъяснимую робость, о которой сказано было Моисею при явлении Неопалимой Купины: «Изсуй самоги от ног твоих».
   Понимая состояние Игоря, старец приблизился к нему и произнес как-бы невзначай: «В любом прошении не нужно торопить Бога. Надо позволить Ему исполнить прошение, во время Свое».
   Игорь вопросительно поглядел на отца Кассиана, и он, как-бы в подтверждение его мыслей, добавил ободряюще: «с Никой, у вас все будет хорошо».
   Игорь вздрогнул от неожиданности, но, отец Кассиан вдруг замолчал, как-бы вслушиваясь в себя, и даже, словно стал выше ростом, или был приподнят некой силой на вершок от пола.
   - Что ж, пусть все будет, как будет, - произнес он со вздохом время спустя и размашисто перекрестив Игоря, дал ему для целования свой наперсный крест.
   Игорь приложился ко кресту и старец, положив ему на голову ладонь, произнес как-бы в отстранении: «Венчание ваше будет не здесь».
   - Не здесь? - удивленно вопросил Игорь
   - Да, ведь у нас скит, - простодушно отозвался отец Кассиан.
   - Ах, простите, - краснея, Игорь смущенно улыбнулся.
   - Ничего-ничего, - ободрил его старец и повел к выходу. Вдруг, как-бы вспомнив нечто важное, остановился у северных врат алтаря и снял с себя атласную черную ладанку с вышитым посредине серебристым четвероконечным крестом.
   - Здесь, земля из Иерусалима, - пояснил отец Кассиан, - также, частицы Гроба Господня, Древа Господня и Нешвенного Хитона Спасителя. Пока жив, не снимай его с себя.
   С этими словами, отец Кассиан строго посмотрел в глаза Игорю и одев на него ладанку, отечески заправил ее под ворот рубашки.
   - Благодарю вас, батюшка, - растроганно произнес Берестов и, поклонился ему в пояс.
   - Спаси, тебя Господь, - также, с чувством ответил старец и вновь преподал ему крест: «Ангела-хранителя тебе в дорогу».
   Игорь еще раз поцеловал крест, с глубокой признательностью приложил руку к сердцу и вышел из алтаря.
   - «О плавающих, путешествующих, недугующих, страждущих плененных и о спасении их, Господу помолимся», - возгласил дьякон, стоя перед Царскими вратами.
   - Господи, помилуй! - знаменным распевом отозвался хор.
   - «О избавитися нам от всякия скорби, гнева и нужды, Господу помолимся», - продолжил дьякон чтение Великой ектении.
   Игорь прошел через храм к выходу. У дверей остановился и с благоговением наложив на себя крестное знамение, поклонился в сторону алтаря. И вдруг, предательски защемило в груди и на глаза навернулись слезы; он как-бы видел этот храм в последний раз. Берестов еще раз поклонился и покинул церковь.
   Хор пропел: «Тебе, Господи», - и отец Кассиан возгласил в алтаре: «Яко подобает Тебе всякая слава, честь и поклонение, Отцу и Сыну и Святому Духу, ныне и присно, и во веки веков».
   Игорь вышел на паперть и на минуту застыл пораженный. Бездонное ночное небо было от края до края усыпано огромными лампами звезд. Вмерзшие в небосвод, в своей полной неподвижности, молча свидетельствовали о мироздании, как творении Божьем. Берестов поклонился храму и направился из скита.

    XV
   Игорь открыл глаза. Табло электронным часов показывало семь часов утра. За окном горели уличные фонари. За стенами раздавался обычный утренний шум малосемейного общежития.
   Берестов поднялся и накинув на себя рубашку, сел на стул. На столе лежало Евангелие. Он, невольно потянулся к нему и, раскрыл на первой попавшейся странице. Взгляд выхватил цитату из «Откровения» Иоанна Богослова: «И Ангелу Пергамской церкви напиши: так говорит имеющий острый с обеих сторон меч: Знаю твои дела, и что ты живешь там, где престол сатаны. И что содержишь имя Мое, и не отрекся от веры Моей даже в те дни, в которые у вас, где живет сатана, умерщвлен верный свидетель Мой Антипа… Имеющий ухо слышать да слышит».
   Игорь отложил книгу и опершись лбом на ладонь, повторил цитату: «Имеющий ухо слышать да слышит».
   …Едва Берестов зашел в кабинет, как сразу начались телефонные звонки. Ответив на них и, согласовав время, провел минуту в размышлении. Затем, поднялся и направился к Щеголеву.
   Станислав сидел за компьютером и занятый изучением документов, не сразу отозвался на приветствие Берестова. В ответ на слова благодарности, он устало кивнул и спрятал в карман протянутые ключи.
   - Как твоя поездка? - поинтересовался он, как-бы между прочим и начал прокручивать верньером страницы, отыскивая нужное место.
   - Прекрасно, - Игорь улыбнулся, вспоминая вчерашнюю встречу со старцем, - правда, когда ехал, немного кардан стучал.
   - Кардан? - словно вспоминая, переспросил Щеголев, - да, в прошлый раз, тоже это заметил, надо отдать в автосервис.
   Щеголев закончил просмотр файла, щелкнул «мышью» и стал открывать другую папку.
   Игорь направился было на выход из кабинета, но вдруг остановился и, задал интересующий его вопрос:
   - Прости, Станислав, что отвлекаю тебя, - с извинением произнес Игорь, - ты не мог-бы объяснить, хотя-бы кратко: что такое – Протей?..
   Щеголев подвел курсор к изображению папки, но щелкать «мышью» не стал. Обернувшись, он с интересом посмотрел на Берестова. От прежней его заторможенности не осталось и следа. Щеголев, с озадаченным видом снял очки и положил их на стол.
   - Вопрос, буквально в точку, по моей кандидатской диссертации, - озорно улыбнувшись, отозвался он, - «Семантика религиозных символов в мифологии Египта эпохи Птолемеев». Юрий Кнорозов, ныне покойный, помог мне к ней подготовиться.
   - Значит, не напрасно сказано: на ловца и зверь бежит, - от души рассмеялся Берестов и, поставив сумку к стене, сел на свободный стул.
   - Да, пожалуй, верно, - подтвердил Щеголев и занялся поиском нужной папки в компьютере.
   - Конечно, литературы о мифологии античного мира и Египта написано превеликое множество, - прокомментировал он свои изыскания, - можно посоветовать такой популярный труд, как «Мифы Древней Греции» Роберта Грейвса, или… - Щеголев вышел наконец на нужный файл, - вот, пожалуйста, доклад по теме «Олимпийский миф творения», - после чего, он начал прокручивать верньером текст, излагая его вслух:
   - Если говорить об античных мифах о сотворении мира, то один из них говорит, что вся вселенная возникла из Хаоса… Кстати, совсем недавно, этой версии придерживались люди, которые не нуждались в такой Теории, как – Бог.
   Берестов иронично улыбнулся на это замечание Щеголева.
   - Итак, - продолжил старший аналитик, - в начале всех вещей, из Хаоса возникла Мать-Земля, и во сне родила сына Урана, то есть – Небо. Уран пролил дождь и Земля породила травы, цветы, деревья, а также жителей лесов; зверей и птиц. От дождя потекли реки, появились озера. Потом от Урана и Геи родились дети. Это, сторукие гиганты: Бриарей, Гиес и Котт. Далее родились три одноглазых циклопа, строители гигантских стен и кузниц, но… - и призывая ко вниманию, Щеголев поднял указательный палец, - чтобы лучше понять существо Протея, необходимо совершить краткий экскурс по основам греческой мифологии. Как видишь, в отличие от Бога-Творца, у Которого все было «зело добро», Гея рождала только ужасных чудовищ. Кончились эти эксперименты тем, что чада восстали на отца, и грозный Уран отправил их с глаз долой, в тартар. Затем, Гея родила титанов, - и, Щеголев подвел курсор к графе: «Титаны».
   На мониторе тут же появилась таблица с расшифровкой – титаны: Океан, Крий, Атлант, Гиперион, Кей, Эвримедонт, Кронос. Также, в следующей графе было написано – титаниды: Тефия, Диона, Феба, Тейя, Метида, Фемида, Рея.
   - По наущению своей мстительной матери, - продолжил рассказ Щеголев, - Кронос, вооружившись серпом из «седого железа», отрезал отцу своему Урану гениталии, и вместе с серпом зашвырнул в море, близ мыса Дрепан.
   - Если воспринимать мифологию буквально, – вставил реплику Берестов, - то видишь у богов только вражду, коварство и жестокость.
   - О, здесь только начало вражды, - многозначительно протянул Станислав, - а конец… конца, видимо, не будет. Хотя, согласно Второму закону термодинамики – конец всех противостояний и прочих антиномий – распад, хаос, умножение энтропийных процессов. Кстати, друидический обряд отсекания ветки омелы, имеет начало, именно в сатурнальных культах.
   Но, продолжим. Если опустить ряд проходящих моментов, то бунт титанов закончился освобождением из тартара циклопов и сторуких гигантов. Но, это был лишь тактический прием Крона, который, получив власть над землей, тут же отправил в тартар и циклопов и гигантов.
   - Знакомый сценарий, - поиронизировал Берестов, - не так ли поступал Наполеон, не так ли поступили большевики и не так ли потом поступили и с ними?..
   - Все новое, есть хорошо забытое старое, - подвел резюме Щеголев, - если ты не возражаешь, я закурю, - и достав из кармана пачку сигарет, прикурил от зажигалки.
   - Далее, победитель Крон женится на своей сестре Рее, - выпустив струю дыма, продолжил рассказ Щеголев, - но Уран и Гея предсказывают его падение от одного из своих сыновей. История всем известная. Даже существует присловье: Кронос пожирающий своих детей. Поэтому, трех дочерей и двух сыновей Кронос предусмотрительно проглотил. Тогда Рея, чтобы отомстить Кроносу, пошла на хитрость. Она родила Зевса в глухую ночь, на горе Ликей в Аркадии, где на падала тень ни одного существа. А чтобы усыпить бдительность Крона, ему подсунули запеленатый камень, который он и проглотил. Но позднее, узнав о подмене, преследовал Зевса до самого его возмужания. Впоследствии, Рея дала Крону специальный напиток, чтобы он извергнул проглоченных им ранее детей, которые и поспешили на помощь Зевсу.
   - Наглядный пример навязываемого материалистами принципа: отрицания отрицания, - прокомментировал Игорь эту мифическую историю.
   - Или, еще раньше, в девятнадцатом веке, - добавил Щеголев, - аналогичным образом создавали проблемы отцов и детей.
   - А корень этих проблем, по меньшей мере, языческий.
   Щеголев согласно кивнул и продолжил:
   - Крон был ниспровергнут, но оставались непобежденными его братья. Война с титанами продолжалась десять лет. Чтобы победить их, Зевсу также пришлось освободить из тартара циклопов. В благодарность, циклопы подарили Зевсу перун-молнию, которым он и победил непокорных титанов. Дальше начинается мифологическая история Олимпийских богов, но нас интересует не это. Если пользоваться понятием «бегство богов в Египет», - то, речь идет не о действительном бегстве, а об установлении аналогий, или – иерархическом соответствии.
   Здесь, Щеголев подвел курсор к нужному файлу и щелкнул «мышью». На экране монитора появилась разграфленная таблица.
   - Таблица, условно, имеет семь ступеней, - пояснил старший аналитик, - горизонтальная же развертка может быть неограниченной. - Щеголев подвел курсор к верхней графе с надписью: «Языческие иерархии».
   - Смотрим, по вертикали, соответствующий столбец.
   Под цифрой – I: стояла надпись: «Люцифер», и значок, в виде семиконечной звезды.
   - Увы, в античном мире нет зооморфного и антропоморфного аналога падшему Деннице, поэтому, идем дальше.
   На таблице, под цифрой – II, стояло изображение левосторонней свастики с надписью: «Уровень Диониса».
   - Если говорить о языческих параллелях, - продолжил Щеголев, - то, это боги – греческий Гелий, египетские – Атон, Ра, славянский Ярило, индуистский Агни.
   Далее, под цифрой – III, уровень Зевса или Юпитера, - Щеголев прокрутил верньер и на мониторе появилась таблица с надписью: «Зевс, Юпитер» - помеченная шестиконечной звездой. – Здесь, также, прямые аналогии. Это, славянский Перун, индуистский Индра, германский Тор: в прямом подчинении Зевса находятся Арес-Марс, а также Фобос и Деймос.
   Следующий, четвертый уровень, бог солнца Аполлон.
   На экране, в графе, обозначенной значком «инь-янь», стояла надпись: «Уровень Аполлона».
   - Со всей очевидностью, это индуистские Рудру, Шива и Кришна, - прокомментировал Щеголев развертку на мониторе, - а, также, это наш славянский Купала. В подчинении Аполлона находятся боги Асклепий-Эскулап и Фаэтон. Далее идет, также, солнечная иерархия, подчиняющаяся Аполлону.
   Щеголев провернул верньер и, на экране, в таблице, помеченной пятиконечной звездой, под цифрой – V, появилась надпись: «Уровень Адониса».
   - В эту иерархию кто только не входит, - поиронизировал Станислав, - тут, бог ремесел и торговли Меркурий, он же Гермес, он же Тот, здесь же финикийский Таммуз, он же Асмодей, здесь же Венера-Афродита, она же – Астарта, здесь же Артемида, здесь же Деметра и Персефона, здесь же фригийские Кибела и Атис, их же несть числа… В конце концов, подходим к уровню Кроноса и Урана. К уровню, уже не богов, но, их предшественников – титанов.
   На экране, под цифрой – V;, обозначая иерархию, появилась правосторонняя свастика с надписью: «Титаны».
   Собственно, индуистский Брахма, который претендует на роль единоначального божества, - пояснил Щеголев, - идеально соответствует этому уровню. Тоже можно говорить и о возникших позднее тантрических культах. Или, наши славянские Род, Сварог и Даждьбог – это боги сатурнального и уранического уровня. Аналогично, германский Один, это Кронос и Уран в одном лице. К ним же относится и такое синкретическое божество, как Митра. Митра довольно близок к славянскому Костроме. И, наконец… - Щеголев внимательно посмотрел на Берестова и, подвел курсор к соседней графе, - последний, седьмой уровень.
   На экране, под перевернутым треугольником стояла надпись: «Уровень Ваала».
   Старший аналитик позволил Берестову самому прочитать развертку на таблице: Плутон, Гадес, Аид, Хамос, Бельфегор, Молох, Ваал, Тифон… ПРОТЕЙ.
   Игорь даже вздрогнул от неожиданности и как если бы от монитора могла исходить смертельная опасность, с ужасом отшатнулся от него.
   Пораженный, Игорь со страхом посмотрел на Щеголева и на минуту в кабинете воцарилась полная тишина.
   Выждав паузу, Щеголев несколько раз щелкнул «мышью» и на рабочем столе появились новые столбцы таблицы.
   - Я не утомил тебя? - спросил Станислав Игоря время спустя.
   - Нет-нет, - с поспешностью ответил Берестов, - напротив, очень содержательный ответ.
   - Что ж, тогда продолжим, - кивнул Щеголев, - по факту, существует весьма разветвленная, но при этом, строго упорядоченная каббалистическая иерархия духов, - старший аналитик на минуту задумался, как-бы решая что-то для себя, - но… в данном случае, она нас не интересует. Скажем только, что Тифон идеально соответствует древнему змию Левиафану, от которого Ехидна родила Кербера, Гидру и Химеру, а также Сфинкса и Немейского льва.
   - А, Протей? - не удержался от вопроса Берестов.
   - Протей… это, уже не демон, - и Щеголев внимательно посмотрел в глаза Игорю, - Протей, не демон. Это, Первичное зло. Это, некая субстанция. Это, духовная протоплазма…
   Щеголев на некоторое время замолчал, а затем, начал говорить глухо, как-бы с самим собой:
   - По свидетельству древних, а также средневековья и современности, это некая протоплазма, пожиравшая всякую органику животного происхождения. Известны случаи, когда в один момент исчезали целые деревни. В домах, на огне варился обед, в школах лежали раскрытые учебники, но… ни людей, ни животных обнаружить не удавалось.
   Игорь почувствовал, как снова захолонуло в груди и он с опаской посмотрел на компьютер.
   - Я читал о случаях, - вставил он реплику, - когда на кораблях исчезали целые экипажи. На одном из таких кораблей нашли кота, который при виде людей страшно визжал и не давался в руки.
   - Видимо, речь идет об одном и том же явлении… а, о Протее можно сказать следующее: первое упоминание о нем появляется в греческих источниках, в «Одиссее» Гомера. Египетский фараон, который жил тогда в своей резиденции на острове Фарос, в устье Нила, именовал себя Протеем. По своему желанию, он мог мгновенно менять обличье. Превращался, то в змею, то во льва, то в рыбу. Ко всему, обладал способностью к прорицанию. По всей очевидности, Протей являлся тотемом этого фараона, или – духом покровителем. И лично мне, это кажется странным.
   - Да, действительно, - подтвердил Берестов, - почему, не богу Ра, или Гермесу?
   - Как специалист, отвечу: поклонение духам преисподней происходит в трех случаях. Либо, как следствие архаического религиозного восприятия, либо вследствие вырождения ранее существующих культов, либо – по причине прямого разрыва с Богом-Творцом. Но… по отношению к египетскому фараону, не подходит ни первое, ни второе, ни третье…
   - Почему? - Игорь вопросительно посмотрел на Щеголева.
   - Потому что, здесь мы имеем дело с теми, кто остался в живых после гибели Атлантиды… а, если точнее, - и в кабинете вновь повисла мертвая тишина, - мы имеем дело с потомками Каина!..
   Услышав это, Игорь минуту сидел как пораженный ударом грома.
   Сказавший это Щеголев, кивнул с видимым усилием и подведя курсор к значку на рабочем столе, щелкнул «мышью».
   На экране тут же появилась концертная запись группы «Лед Зеппелин». Станислав добавил звук и в кабинет ворвались звуки припева известной их композиции «Рок-эн-ролл». Как только припев закончился, Щеголев щелкнул «мышью» и изображение на экране пропало.
   - Надеюсь, я удовлетворил твое любопытство? - с некоторым смущением вопросил Щеголев.
   - Да-а, и даже более, чем, - несколько погодя ответил Берестов.
   - Что ж, тогда и слава Богу. Потому что, если пересказывать всю диссертацию, то не хватит и дня.
   В помещении повисла некая напряженная пауза и было понятно, что следует попрощаться. Поднявшись, Игорь пожал Щеголеву руку, еще раз поблагодарил за предоставленный транспорт и вышел.

    * * *
   Вернувшись в свой кабинет, Игорь взял стоявший у стены музыкальный центр и вытащив его из футляра, расположил на столе. Центр был компактный, но рассчитанный на все возможные операции: воспроизведение на аудиодисках и аудиокассетах; устройство для записи и перезаписи; также, для записи в студии, с микрофонов и музыкальных инструментов; ко всему, прилагалась четырехоктавная клавиатура с синтезатором.
   - Фирма «Панасоник», - прочитал Игорь на прилагавшемся к музыкальному центру техническом паспорте.
   - Н-да, ничего не скажешь, - с некоторой завистью произнес Берестов, - аппаратуру они делать умеют. - После чего, снова спрятал музыкальный центр в футляр и, положил его на шкаф.
   Вдруг, взгляд его упал на стоящие в шкафу книги и папки с документацией. На секунду Берестов замер, пытаясь выяснить, что привлекло его внимание. Как если-бы все находилось в норме. Игорь сделал шаг от шкафа, но потом, снова обернулся; что-то было не так…
   В состоянии задумчивости он проследовал к столу, налил из графина воду в стакан и поставил в него кипятильник. Пока вода нагревалась, достал из ящика стола коробку чая в пакетиках, баранки, сахар. Вода, в это время забурлила и Берестов отключил кипятильник. Взяв стакан со стола и положив в него пакетик, Игорь замер в страшной догадке… Как если-бы внутри него взорвалась килотонная бомба.
   С намеренной медлительностью он поставил стакан на стол, открыл ящик шкафа и взяв с него связку ключей, направился прочь из кабинета.
   На внешний взгляд, в помещении АТС не было никаких изменений. Также, рассеянно пропускали свет шторы-жалюзи. Без изменений оставалась и обстановка. В коммутаторном помещении, мирно потрескивая, переключались реле связи.
   Придирчиво осматривая оборудование, Игорь прошел вдоль панелей и лишь затем приблизился к распределительному щиту. Внешний осмотр не вызывал никаких подозрений. Берестов взял в руку, висящую на щите свинцовую пломбу и, тоже внимательно осмотрел ее; пломба была цела.
   Оставив коммутаторное помещение, он вернулся в мастерскую и приступил к более детальному осмотру.
   На столе, в отдельных коробках стояли аккуратно сложенные диоды, конденсаторы, сопротивления. В книжном шкафу, в прежнем порядке стояла техническая литература; на верху шкафа, папки с документацией. Вдруг, Игорь все понял…
   Пыль!.. Верхняя часть шкафа было покрыта густым слоем пыли. Но, рядом с папками для бумаг было… Берестов вытащил из кармана пальчиковый фонарик и осветил это место.
   В слое пыли отпечатались кончики пальцев правой руки. Видимо, тот, кто ложил папки на место, машинально коснулся пальцами верхней части шкафа.
   Игорь лишь едко улыбнулся и выключил фонарик. Он все понял и покинув мастерскую, направился в свой кабинет.
   В кабинете, он задернул шторы и включив фонарик, осветил верхнюю часть шкафа.
   - Нет, здесь, все чисто, - вполголоса произнес он. Затем перешел к осмотру технической документации. Улика обнаружилась сразу. Вот, оно: рядом со стоящими в ряд книгами, светилась трехмиллиметровая чистая полоска. Она резко выделялась, по сравнению с запыленной лакированной поверхностью.
   Игорь вытер испарину носовым платком и, подойдя к окну, отдернул шторы. Затем, вернулся и взяв со стола стакан с остывшим чаем, отхлебнул глоток.
   За окном, в ярком свете солнечного дня сиял свежевыпавшим снегом лес.
   Игорь отхлебнул второй глоток и улыбнувшись, произнес вполголоса: «Господа визажисты бросили Одиссею перчатку. Они могут успокоиться. Вызов принят».

    XVI
   Утром, в воскресенье, Игорь вышел из общежития, когда рассвет еще брезжил. Одет он был в лыжный костюм и спортивную куртку с легким рюкзаком за плечами. Проследовав по еще сумрачным улицам, вышел на окраину города и направился к расположенной на опушке леса туристической базе. Пришел во-время, ибо, пункт проката уже открылся.
   Войдя внутрь, он спросил у дежурившей там девицы: «Можно взять какие-нибудь лыжи, до конца дня?»
   - Пожалуйста, - ответила девушка, - «Фишер», вас устроит?
   - Да, конечно, - удовлетворенно произнес Берестов и протянул ей деньги и водительские права в залог.
   Служащая проката отдала ему лыжи с ботинками. Лыжные палки Игорь взял сам. Во след ему, девица попросила соблюдать инструкции и вовремя вернуться назад.
   - Будет исполнено, - пообещал Берестов и надев лыжи, пошел накатывать лыжню.
   День выдался ясный и давно не знавшее физической нагрузки тело радовалось движению. Через некоторое время Берестов свернул с накатанной лыжни и направился к тайге. Душе было радостно оставаться наедине с природой. Кедр, сосны, ель – северная тайга. И лишь забравшись на взгорок, остановился, чтобы передохнуть и хлебнуть несколько глотков чая из термоса.
   Игорь невольно залюбовался природой, тишиной, неподвижностью, белесо-голубым небом над головой. Место было поистине сказочным; Берендеево царство.
   И вдруг, в сердце зазвучала печальная нота; как-бы в отдалении, тихим серебряным молоточком ударили по хрустальным бубенцам. Стоя на взгорке, он поглядел вниз и, услужливая память представила ему образ: кружащуюся на льду озера в Тервеничах Евнику.
   - Хочу сюда летом! - беззвучно восклицала она, - хочу, летом!
   Игорь даже застонал, как-бы сдерживая сильную боль. И вновь, память предоставила следующий образ, словно желая измучить и уничтожить его.
   Как-бы паря в воздухе, он нес Евнику на руках. Ее лицо находилось совсем рядом и Ника смотрела на Игоря кротко и доверчиво.
   Берестов судорожно вздохнул и сдерживая слезы, устремился взором вдаль. Там, вдали, на заснеженной сопке, он увидел очертания одиноко стоящей церкви. Да, он не ошибся. Это был храм. Игорь оттолкнулся палками и поехал вниз, по направлению к одинокому храму…
   …Ника ехала по трассе в своем автомобиле. Печальным взглядом она смотрела перед собой, как бы ничего не замечая, а только думая одну неотступную думу. Перед ней, на лобовом стекле была укреплена фотография из альпинистской серии Берестова. Игорь, на фоне простиравшихся внизу гор – обернувшись, с улыбкой смотрит на окликнувшего его фотографа.
   Как бы неосознанно, Ника потянулась к кнопке плеера и через секунду, после краткого вступления, в исполнении певицы-барда, зазвучала песня "Дыханье Господне" на стихи Евгения Семичева:

Сизый месяц за млечную тучку нырнул,
И туман за рекою алеет.
Это, Бог наш вселенскую стужу вдохнул
И Россию на выдохе греет.
   
   Утопая в снегу, Берестов начал взбираться на гору, к заброшенному погосту, а песня, все звучала и звучала над ним.

Полыхает костром заревой небосвод
Над унылым мирским бездорожьем.
И не сгинет Россия, покуда живет
На спасительном выдохе Божьем.

   Игорь, тем временем взобрался на вершину горы и приблизившись к полуразрушенной церкви, он остановился, чтобы отдышаться. Это был погост, с железными, каменными и деревянными крестами. Судя по отсутствовавшим тропинкам и по снежным шапкам на крестах, здесь давно уже никого не было. Берестов подошел к одному кресту и протер заснеженную фотографию. На него глядело благообразное лицо в платочке. Раба Божия родилась еще в прошлом веке, судя по надписи внизу. Игорь прошел к следующей могиле. Похороненный здесь, тоже родился в прошлом веке. Утопая в снегу, Берестов проследовал к полуразрушенному храму и заглянув в проем двери, с печальным видом остановился у входа.

Зря кликуши истошно хоронят ее.
Пировать на костях не придется.
Понапрасну клубится над ней воронье –
Не затмить ему русское солнце.
   
   Тяжело вздохнув, Игорь отошел от церкви и надев лыжи, отправился назад. По проторенной лыжне было удобно ехать. Оттолкнувшись палками, он покатился вниз в долину и бегом взобравшись на склон сопки, снова оглянулся на храм, находящийся позади.

И пребудет Россия во все времена,
Потому что на вечные лета
Светом Божьим вселенским омыта она,
И дыханьем Господним согрета.

   …Наконец, последняя каденция песни отзвучала. На Евнику, с лобового стекла, продолжал глядеть обернувшийся на окрик Игорь. Ника посмотрела на него оттаявшим взглядом, и… по щеке ее покатилась крупная слеза.

    * * *
   Берестов шел посреди улицы, заполненной гуляющей толпой. Внешнему наблюдателю было трудно определить, в какой стране это происходило. В одинаковой степени, это могло быть в Испании, Латинской Америке, на Корсике, Венеции, или возможно, стилизованно в России. Скорее всего, это походило на некий Вселенский карнавал.
   То здесь, то там совершалась стрельба петардами, небо освещалось звездами фейерверков, а внизу горел огнями город. На площадях города сжигали картонные фигуры, все улицы были запружены гуляющим народом.
   Постепенно, вакханалия плясок стала нарастать. Народ плясал вокруг горящих фигур, посреди фейерверков, петард, огней вывесок и реклам и, от этого, мистический ужас охватывал стороннего наблюдателя.
   Игорь, одетый в камзол 19-го столетия, шел по улицам города и с тревогой оглядывался по сторонам: «Что может остановить это всеобщее беснование?»
   Вдруг, где-то глубоко под землей начались толчки, но народ не замечал их. Следом, глухой рокот изошел из инфернальной бездны, отчего начали колебаться стены зданий, трястись веранды кафе и бистро, лопаться огни реклам, но… народ, по прежнему ничего не замечал.
   …Игорь увидел себя, находящимся на окраине города. Было понятно, что это тот же самый город, в котором он жил, хотя, как ни странно, географическая широта и время года были иными. Палящее солнце полупустыни, со всей очевидностью указывало либо на субтропики, либо и, вовсе, на южное полушарие.
   По левую руку, в мареве дрожащего воздуха, в отдалении километра или двух, стояли городские стены. Справа, также в отдалении, ослепительно сверкал зеркальными стеклами Транс-эниологический институт. На башне института медленно вращалось огромное, как-бы рекламное табло, с красной светящейся надписью. Берестов напряг зрение, но яркий свет не позволял прочитать написанное. Наконец, он догадался вынуть из кармана темные очки.
   «…ПОСЛЕДНЕГО  ВЕКА» - сумел разобрать он два последних слова надписи. Табло продолжало медленно вращаться. На всю полосу появилось только одно слово: «МАСКАРАД…»
   И вновь, Берестов увидел себя в ином месте.
   По мрачным гулким коридорам здания, внешне похожего на тюрьму, быстро шли шесть человек. Несмотря на то, что на их лицах были одеты маскарадные очки, Игорь узнал в них Некродия, Мортингера, Тойфельса, Блэкхома, Бестингфилда и Клэша.
   С крайней поспешностью они взбежали по лестнице на второй этаж, после чего, предъявили спецпропуска стоящему у входа часовому.
   Охранник, тут же, с невозмутимым видом снял с двери сургучную печать и, одним из ключей на связке, открыл замок.
   Все шестеро делегатов, разом вошли в коридор, по обоим сторонам которого располагались двери камер заключения.
   Наконец, она остановились у двери, также опечатанной сургучной печатью.
   Как-бы ниоткуда появился еще один охранник и сняв печать, с готовностью открыл массивную дверь.
   Стальная дверь медленно открылась и Некродия, поправив пиджак и галстук, подобострастно произнес: «О, Великий метантроп! Помоги нам! Народ устал праздновать!.. Просим тебя – снизойди и, помоги народу!.. Народ не может сам остановить празднование!.. О, Великий метантроп! Снизойди! Нам нужна твоя помощь!..»
   В ответ на этот призыв, из сумрачной глубины камеры раздались тяжелые шаги и в сторону идущего от раскрытой двери узкого прохода, упала зловещая тень.
   Почувствовав движение внутри камеры, члены процессии заискивающе заулыбались и спешно попятились назад. Как если-бы ниоткуда появился рулон ковровой дорожки, которую, Некродия и Мортингер начали спешно раскатывать.
   Когда дорожку стали раскатывать вниз по лестнице, то из коридора верхнего этажа послышалась тяжелая гулкая поступь.
   Мортингер и Некродия продолжали раскатывать дорожку уже от подъезда тюрьмы, а впереди них, низко кланяясь, двигались задом Бестингфилд, Клэш, Тойфельс и Блэкхом.
   Уже через несколько минут они оказались на залитой огнями улице, по которой, гуляющие толпы людей совершенно не обращали внимания на процессию, раскатывающую по мостовой ковровую дорожку. Для внешнего наблюдателя создавалось ощущение, что это составная часть маскарада. А потому, ничего не понимающий народ продолжал веселиться и плясать.
   Теперь, неведомый некто шагал по дорожке, разостланной в центре улицы, но народ продолжал веселиться, не обращая на него никакого внимания.
   Вдруг, он сильного толчка содрогнулось сияющее огнями здание фешенебельного отеля, после чего, оно начало со страшным грохотом разрушаться. Лишь только сейчас, народ побежал в разные стороны, а неведомый некто, тяжкой поступью двигался по расходящейся трещинами мостовой.
   …Вдруг, со стороны города показалась колонна большегрузных автомобилей, которую, то и дело обгоняли микроавтобусы и легковые автомашины. Создавалось общее ощущение паники, бегства. Со всей очевидностью, колонна двигалась в сторону института.
   На вращающемся табло, теперь появилось слово: «МИСТЕРИЯ…». Затем, бегущей строкой: «ФЕЕРИЯ… ФЕСТИВАЛЬ… КАРНАВАЛ…» - и, следом, вновь: «МАСКАРАД…» - Бегущая строка остановилась и вращающееся табло высветило следующее слово: «ПОСЛЕДНЕГО…»
   Как-бы повинуясь некому зову, Игорь оглянулся в сторону города и в ту же секунду, страшный удар потряс все видимое пространство.
   Город, из которого вышла колонна автомашин, мгновенно превратился в руины. Земля повсюду тоже дыбилась, отчего, асфальтовое полотно дороги превратилось в подобие «американских горок».
   Раздался еще один страшный удар и стоящие в отдалении опоры ЛЭП скрутило винтом. Устоял лишь только один сверкающий зеркальным стеклом институт. Здание его слегка вздрогнуло и только вращающееся табло, перекосившись, замерло на слове: «МАСКАРАД…»
   Царящая вокруг немота наконец прорвалась и как сквозь лопнувшую каучуковую завесу, хлынули крики раненых, скрежет ломающегося железа, взрывы бензобаков и оглушительных хлопков лопающихся автопокрышек.
   Со стороны города уже неслась беспорядочная стрельба взрывающихся газовых коммуникаций и, там же, килотонными минами рвались топливные хранилища бензозаправок. А еще через минуту, из разрушенных домов, вместе с тучами пыли, к небу рванулись языки пламени и клубы черного дыма.
   Ад царил на искореженной землетрясением трассе. Из перевернутых автомобилей с криком выбирались уцелевшие пассажиры. Некоторые же, оставшиеся на ходу автомашины, тщетно пытались прорваться по обочинам.
   Игорь находился в состоянии непереносимого ужаса. Он не мог теперь, ни бежать, ни спрятаться куда-либо, ни тем более, мчаться на помощь погибающим.
   От следующего страшного удара Берестов рухнул на землю и отчего то, вдруг стало темно, как в поздние сумерки. Ибо, странным образом, пекло пустыни сменилось полярным холодом. Подул холодный ветер, который принес с собой снежную поземку. Игорь сделал над собой усилие и приподнявшись с земли, замер от нового ужаса.
   В огромном, расколотом пространстве неба висела черная планета, а за нею, мириады звезд мерцали острыми лазерными иглами, в черной космической бездне . И как-бы дополняя ирреальность происходящего, яростное полуденное солнце по прежнему сияло в раскаленном до белесости небосводе.
   Неподвижная прежде планета стала постепенно приближаться и сильный порыв ветра поднял с поверхности тучи пыли. От налетевшего урагана, Берестов упал и инстинктивно закрыл голову руками.
   Еще несколько шквальных порывов последовали один за другим, пока ветер не набрал ураганную силу.
   Стихнувшие было крики ужаса, тут же усилились. Игорь приподнял голову и едва не закричал сам. Легковые автомобили, как если-бы сделанные из папье-маше, взлетали, подхваченные крутящимися потоками воздуха и уносились вместе с пылью, мусором, обломками досок, ветками деревьев, в сторону надвигающейся на землю черной планеты.
   С неимоверным усилием Игорь встал на ноги, но, лучше бы он этого не делал. Рвущие потоки ветра пытались оторвать его от земли, отчего Берестов возопил от ужаса.
   На трассе уже происходило нечто не поддающееся осознанию. Оставшиеся в живых люди цеплялись за большегрузные автомобили, но и эти многотонные машины отчаянно крутило и казалось, вот-вот и они взметнутся вверх и увлекаемые ураганом, помчатся в зияющий пролом небосвода.
   Замерев в смертельном оцепенении, Игорь смотрел на медленно вкатывающуюся в этот пролом планету и сердце, как если-бы выпрыгнувшее из груди, разрывая в клочья окровавленные легкие, в ужасе прокричало: «Или, Или! лама савахвани!..»
   - Или, Или! лама савахфани!.. - в отчаянии выкрикнул Берестов и сразу же ураган сбавил свою стальную непобедимую силу. На землю начали падать вырванные с корнем деревья, искореженные автомобили, обломки потолочных перекрытий и в центре крутящегося на горизонте мрака вдруг появилось светящееся, пронизывающее этот мрак пятно. Минута за минутой, оно все более увеличивалось в размерах, и неодолимо приближалось к краю пролома.
   - Боже, почему Ты меня оставил?! - уже не крикнул, а гортанно прошептал Берестов и в следующий миг увидел, что яркое пятно света имеет вид человека. И этот человек бежит из глубины адской бездны, с распростертыми крестообразно руками.
   - Боже!.. - только и смог вновь произнести Берестов. Это был ОН. В длинных, сверкающих как солнце ризах, с ниспадающими на плечи развевающимися волосами, с распростертыми руками, Он бежал навстречу гибнущей планете. И по мере приближения, Он отменял собою бурю, властно прекращал ее.
   И послышался голос: «Престань, умолкни!..»
   И ветер стих, и сделалась великая тишина.

    XVII
   Игорь открыл глаза. Со стороны санузла слышалось гудение водопроводных труб. За стеной, радиоприемник сообщал «Утренние новости». Потом, обладатель радиоприемника перевел волну, и – в исполнении Робертино Лоретти зазвучала популярная в 60-х годах песня «Санта Лючия». Берестов отер со лба капли пота, затем, подержал на лбу ладонь и открыв стоящую в изголовье тумбочку, вытащил оттуда градусник.
   Электронные часы на тумбочке показывали время: 08ч.05мин. Вверху, более мелкими цифрами, число и год: 27-12-2004г.
   Спустя некоторое время, Игорь вынул градусник из подмышки и посмотрел на ртутный столбик.
   - Тридцать семь и девять, - вслух произнес он и положил градусник на тумбочку, - придется взять бюллетень.
   В девять часов утра Игорь спустился вниз и попросил у дежурной разрешения позвонить по телефону.
   В расположенной рядом комнате отдыха работал включенный на полную громкость телевизор и дежурная, через открытую дверь смотрела «Последние известия». Ведущий передачу молодой диктор, с профессиональным апломбом сообщал о новостях в стране и зарубежом.
   Берестов набрал номер и когда на обратном конце взяли трубку, спросил: «Это отдел кадров?» - получив утвердительный ответ, произнес: «отметьте, пожалуйста, Игоря Берестова. Меня не будет три дня на работе, по причине острого респиратурного заболевания». 
   Когда вновь услышал ответ, поблагодарил принявших телефонограмму, и положил трубку.
   - …Сильнейшее подводное землетрясение, восемь с половиной баллов, - сообщал диктор уверенным тоном, - в районе индонезийского острова Суматра, вызвало гигантское цунами.
   Кадры видеосъемки, невольно заставили Берестова вздрогнуть. Перед глазами, как если бы промелькнули эпизоды сегодняшнего сна.
   - …Девятый вал – реальный, а не с картины Айвазовского, - продолжал рассказывать диктор, - или, блокбастера «Послезавтра», в одночасье обрушился на побережье Таиланда, Индии, Шри-Ланки, Индонезии и даже докатился до берегов Африки. По предварительным данным, жертвами стихии стали 22 тысячи человек. Без крова остались сотни тысяч. Данные катастрофы уточняются.
   Пораженный, Игорь отправился назад, а вслед ему неслось самоуверенное: «Как показывает предварительный подсчет голосов о перевыборах президента на Украине, победившим кандидатом является Виктор Ющенко, у него пятьдесят три процента голосов. У Виктора Януковича, сорок четыре процента…»
   Берестов начал подниматься по лестнице на свой этаж, а вслед ему вновь зазвучала песня «Санта Лючия» в исполнении Робертино Лоретти.
   Вернувшись в свою комнату, Игорь лег в кровать прямо в тренировочном костюме и укрылся пледом. Время шло час за часом, а он все лежал, глядя перед собой, о чем-то напряженно размышляя. Временами, Игорь закрывал глаза, но потом, снова неподвижно смотрел перед собой.
   Часы уже показывали 18-00. Берестов поднялся и приблизившись к столу, включил чайник. Затем, присел на стул, он глухо произнес, самому себе: «Ну, и что?!.. Сожжем мы эту статуэтку, уничтожим Пергамский алтарь… Что дальше?!.. Сразить дракона, это только половина дела. Надо поразить его в сердце».
   Поднявшись, Игорь взял со стола пачку чая, и… что-то привлекло его внимание. Код!.. Перед ним, как если-бы была сама отгадка. Штрих-код!..
   Игорь медленно поставил пачку на стол и пройдя к тумбочке, взял лежащую на ней Библию. Сев на кровать, пролистал несколько страниц, пока не нашел нужную. И лишь затем, процитировал текст: «В тот день поразит Господь мечем Своим тяжелым, и большим и крепким, левиафана, змея прямо бегущего, и левиафана, змея изгибающегося, и убьет чудовище морское» (Исайя: глава 27, стих 1-й).
   В возбуждении, он поднялся и снова проследовал к столу. Взяв в руки пачку, он повернул ее к себе штрих-кодом.
   - Вот то копье, которое поразит компьютерный мозг древнего змия.
   Берестов стал ходить взад-вперед по комнате и разговаривать с самим-собой:
   - Разумеется, штрих-код, это просто матрица, болванка. Абсурдно придумывать какой-то универсальный код, или вирус, который поразит эту систему. Это, по факту невозможно. Но, тем не менее, это ключ.
   Игорь подошел к окну и отдернув штору, стал напряженно смотреть во мглу на дворе.
   - Думай-думай, - сказал он самому себе и с силой сжал лоб ладонями. Сумели же англичане. в годы Второй мировой, расшифровать код "Энигма", созданный Артуром Шербиусом еще в 1918 году. И вдруг, его озарило. И Игорь стал монотонно произносить вслух пришедшую ему на ум мысль, как если-бы она являлась некой неопровержимой данностью:
   - Моряки рассказывали, как лучше уничтожить всех крыс на корабле. Для этого надо запустить на корабль их сородича – крысоеда. Сородич этот занимается уничтожением себе подобных, - и Берестов сдержанно засмеялся, - то есть, поедает таких же как и он, крыс. А потом, его ловят в капкан на дохлую крысу, убивают и выбрасывают за борт… ха-ха-ха, - Игорь засмеялся и не в силах удержаться оперся о подоконник, - и просто выбрасывают за борт.
   Успокоившись, Игорь покачав головой и уже серьезно произнес: «что ж, так и назовем эту новую программу: «крысоед», или «левиафан», или иначе – «зверь».
   Берестов подошел к столу, открыл крышку чайника и убедившись, что он кипит, выдернул из розетки шнур. Затем, вновь произнес вслух: «вирус Апокалипсиса – «зверь».

    * * *
   Игорь находился в полутемном помещении, в котором горела лишь одна настольная лампа. Внешне оно походило на кабинет следователя. На месте следователя сидели два лица: первый заместитель директора Некродия и завсектором Мортингер. Слева, с безучастным видом расположился Чарлз Бестингфилд. С другой стороны, с вульгарным видом закинув ногу на ногу, восседал на табурете Блэкхом. Все четверо напряженно смотрели на Берестова, и лишь только Блэкхом с беспечным видом курил папиросу.
   Неожиданно, Бестингфилд поднялся с кресла и приблизившись к шкафу, вынул оттуда большую книгу. Вернувшись назад, он развернул книгу и стал внимательно изучать ее содержание.
   - Господин лорд, вы хотели задать какой-то вопрос? - обратился к Бестингфилду Мортингер.
   - О, да, - отозвался он на чистейшем русском языке и показал Игорю фолиант в медном кованом переплете, - в вашей Книге написано: «Бог есть любовь», - объясните, что означает это понятие?
   - Любовь, это значит, любовь, - Берестов лишь только пожал плечами, - что можно еще добавить?
   Мортингер и Некродия переглянулись между собой и в немом вопрошании повернулись в сторону лорда.
   Бестингфилд лишь саркастически улыбнулся и положив Книгу на подлокотник, придержав ее рукой, произнес: «Тогда, давайте поставим вопрос в другом ракурсе. Что есть любовь во внешнем, зримом ее проявлении?»
   Игорь снова пожал плечами и, помедлив, ответил: «В первую очередь, самопожертвование, бескорыстные дела ради того, кого любишь».
   - Бескорыстные? - Бестингфилд сделал акцент на этом слове и Некродия с Мортингером снова переглянулись друг с другом.
   - Что ж, наши выкладки находят подтверждение в словах адепта данного учения, - подвел итог Бестингфилд и поднявшись, отнес Библию назад в шкаф.
   - Бескорыстие, это то, что нам необходимо, - продолжил размышления лорд, возвращаясь назад, - когда, за определенные действия не требуют вознаграждения. Ибо, действие это, бескорыстно.
   Лорд снова уселся в кресло и пристально посмотрев на Берестова, задал следующий вопрос: «А вы не могли бы, ибо мы знаем, что вы специалист высокого класса, создать своего рода код, алгоритм, цифровую модель некой вибрации, при воздействии которой происходило бы имманентное побуждение человека именно к такому бескорыстию, то есть, к делам любви».
   Берестов лишь только усмехнулся и, сделал отрицательный знак рукой.
   - Если имманентные побуждения возникают от действия определенных алгоритмов или вибраций, то здесь нет бескорыстия, более того, совершается насилие. В лучшем случае, механическое воздействие.
   - Не совсем, - с прежней улыбкой возразил Берестову Бестингфилд, - ваш Бог, тоже ниспосылает вам эти энергии, скажем так – любви, но не требует беспрекословного подчинения им. Аналогичным образом произойдет и при создании наших универсальных программ.
   - Игорь Александрович, вас приглашают к сотрудничеству, - вкрадчиво произнес Некродия, - соглашайтесь, такие специалисты, как вы, нам необходимы.
   - Именно, - подтвердил Бестингфилд, - тем более, что база для новой мировой социальной революции уже подготовлена. Пройдет пять-десять лет и каждому, кто ратует за мир и благоденствие на планете, установят электронные микрочипы на правую руку и чело.
   - То есть, приемные антенны для энергий благодати и любви, - едва сдерживая ненависть, подвел итог Мортингер.
   - Да-да, мы не желаем насилия, - дружелюбным тоном подтвердил Бестингфилд, - новая цивилизация будет строиться на принципах бескорыстия и доверия.
   - И ты, можешь встать у истоков создания нового человечества, - вставил реплику Блэкхом и затушил выкуренную папиросу.
   На этот выпад, Берестов ответил полным молчанием. Было заметно, что Мортингер нервничает. С явно выраженным недовольством на лице, он достал из стола компакт-диск и показал его Берестову.
   - Здесь, ключ нашей победы и вашего поражения! - Вспышка гнева сверкнула в его глазах, и рот искривился в змеиной усмешке. - Вирус Апокалипсиса «зверь!» Когда придет время, мы запустим эту самоорганизующуюся синкретическую программу во все компьютерные системы! О-о, тогда начнется мировой кризис такой степени и силы, которого не совершить даже с помощью ядерного оружия!..
   Мортингер ощерился торжествующей улыбкой и Берестов с отвращением заметил, что передние его зубы не прямые, а пилообразные.
   - И, вот тогда… ради установления мирового порядка, нам придется применять насилие и только насилие!
   - Что же мешает вам запустить этот вирус сейчас? - хладнокровно вопросил Берестов.
   Мортингер тонко улыбнулся и поглядел на Бестингфилда, давая ему слово.
   - Мы сделаем это в том случае, - ответил лорд с прежней глумливой улыбкой, - если человечество воспротивится нашей воле. Но!.. делать это еще рано, ибо, для того, чтобы разрушить армию и экономику противника, надо их максимально компьютеризировать. К сожалению, с Россией, Китаем и исламским миром, это еще не так. Когда же совершится всеобщая компьютеризация главных сфер жизни на земле, тогда и настанет время – «икс». Но… - призывая ко вниманию, Бестингфилд указательный палец, - течение жизни на земле может перейти в иное, более благоприятное русло, если вы примете наше предложение.
   Берестов вновь ответил гробовым молчанием, давая понять, что диалог окончен. Бестингфилд тоже выдержал паузу и дружелюбно заявил: «Для проведения часа – «икс», в Европе и Америке все готово. И когда кругом начнется экономический хаос, в странах международного сообщества в недельный срок будут установлены процессоры нового поколения. Основа жестких дисков, также будет совершенно иной. Для них, все ныне существующие вирусы будут совершенное ничто. И тогда, все народы поклонятся нам. Сами, Добровольно.
   После этих слов, все четверо хищно переглянулись и поднявшись, стали приближаться к Берестову.
   Тут, спасительно зазвенел будильник, и Игорь вынырнул из обморочного сна.

    XVIII
   В девять утра, в вестибюле уже собрались все участники танцевальной группы. Женщины, в платьях андалузских танцовщиц. Мужчины в костюмах «болеро»: замшевых куртках, со вшитой вдоль рукавов бахромой и широкополых шляпах.
   Тойфельс энергично ходил посреди танцоров, с криком расставляя каждого на его позицию.
   Игорь постарался незаметно обойти карнавальную группу, но все-таки столкнулся со стоящим в стороне Блэкхомом. Приложив руку к шляпе, он развязно поздоровался и недовольно произнес: «Ты, где пропадал целых три дня?»
   - Болел, грипп, - односложно отозвался Берестов.
   - А-а, - неопределенно произнес Блэкхом, - Мортингер интересовался. Ты выполнил его заказ?
   - Да, почти, - сдержанно ответил Берестов и направился в сторону лифта.
   - Смотри, не затягивай, - крикнул ему вдогонку Блэкхом, но Игорь уже спешил к лифтовой площадке.
   Присоединиться к вошедшей в кабину группе он не успел и единственно, чтобы не стоять зря, начал читать компьютерную распечатку на расположенной рядом доске объявлений. Объявление излагало план собрания для сотрудников и руководящего состава:

П Р Е Д Н О В О Г О Д Н Е Е   С О Б Р А Н И Е:
1. Отчетный доклад. 13-00 – 13-45.
Докладчик – Некродия Домициан Аполлонович).
2. Прения: 13-45 – 14-15.
3. Перерыв: 14-15 – 14-30.
4. Неофициальная часть: 14-30 – 16-00.
а) «Сатурналии античного мира –
предтечи современного карнавала».
(Докладчик – Швайн Ноэма Робертовна).
б) «Антропофагия народов Америки, как
феномен фестивального сознания».
(Докладчик – Штокгейм Карл Фридрихович).

   - Надо же, какие темы их интересуют, - покачал головой Берестов и нажал на кнопку лифта, - антропофагия народов Америки.
   В следующую минуту лифт прибыл и едва Игорь шагнул внутрь, как следом заскочил еще один сотрудник. Берестов нажал на кнопку и когда двери кабины начали закрываться, оглянулся. Это был тот самый изобретатель, похожий на медвежонка с печальным взглядом.
   Мужчина вопросительно посмотрел на Игоря, после чего представился: «Смоленцев Юрий Николаевич, изобретатель».
   - Берестов Игорь Александрович, - в свою очередь представился Игорь и сделал полупоклон головой, - техник связи.
   - Вы не на шестой этаж? - спросил Смоленцев и, взглядом указал в потолок.
   - Нет, на четвертый, - ответил Берестов.
   - Что ж, нам по пути, - смиренно ответил Смоленцев и замолчал.
   Лифт, в следующую минуту прибыл и Берестов, кивнув Смоленцеву на прощание, вышел из кабины.
   Войдя в свой кабинет, Игорь повесил куртку в шкаф и сев в кресло, включил компьютер. Пока совершалась загрузка программ, Берестов сидел, сцепив руки на затылке и о чем-то напряженно размышлял.
   Наконец, монитор выдал «приветствие» и Берестов начал произносить вслух мысль, которая пришла ему на ум в дни вынужденной болезни:
   - Для того, чтобы уничтожить крыс на корабле, надо запустить на корабль их сородича – крысоеда. Сородич этот занимается уничтожением себе подобных. То есть, поедает таких же, как и он, крыс. А потому, название этой синкретической самоорганизующейся программы должно отражать ее внутреннюю суть: «крысоед», «зверь», или иначе – вирус Апокалипсиса «зверь».
    Собственно, это будет уже никакой не вирус, а качественно новый разрушитель программ. Некая синкретическая, самоорганизующаяся, и самообучающаяся программа, которая, ради клонирования самой себя, станет выбирать лишь один вариант из квинтиллионов возможных, чтобы отправить на встречающиеся у нее на пути серверы, сайты и персональные компьютеры, свой электронный геном. Шаг за шагом она будет использовать электронную нейросеть лишь с одной целью - в пространстве этой сети самого себя - «Зверя». Работать же «вирус» будет избирательно. В первую очередь, в тех системах, которые содержат само – «число зверя».
   Игорь поднялся и засунув руки в карманы, заходил взад-вперед по кабинету…
   - Вирус Апокалипсиса, - он подошел к компьютеру и начал составлять программу. Затем, остановился в размышлении и, вновь прошел по кабинету. И как-бы поймав следующую мысль, снова продолжил составление программы. Через некоторое время, вновь отошел от компьютера, приблизился к окну и отдернул шторы.
   На дворе занималось позднее зимнее утро. Снег и шапки деревьев покрылись малиновыми всполохами. Вдруг, он улыбнулся, как-бы поняв нечто важное: «Вот, оно!» – поспешно вернулся к столу и сел за компьютер.
   - Все гениальное – просто, - произнес он вслух и убрав прежнюю программу, напечатал название файла: «Вирус Апокалипсиса».
   …Закончив через пару часов составление программы, Берестов радостно потер руки и вполголоса произнес: «Эврика!.. Ай, да Пушкин!» - после чего достал  из ящика мини-диск, скачал на нее супер-программу и стер все данные с процессора. Затем, с диском в руке, Игорь проследовал к окну. На заднем дворе института уже стояла новогодняя вековая ель, которую, расположившиеся на двух выдвижных вышках рабочие, обряжали гирляндами.
   - Весь мир в кармане, - грустно произнес Берестов, поглядев на матовый кругляшок диска в руке, - если захочу, то могу это сделать.
   Вернувшись к компьютеру, Игорь снова сел за стул и установил диск на «Си-Ди-Ром».
   - Если захочу, то могу это сделать, - произнес он отчужденным голосом, - и через пару месяцев мир станет… другим.
   Берестов протянул руку к клавиатуре, но в следующую секунду в изнеможении откинулся на спинку кресла. Как-бы сказав себе: «нет, не могу!» - он отрицательно помотал головой.
   Мини-диск продолжал недвижно лежать на «Си-Ди-Роме». Опершись локтем на край стола, Игорь со вздохом запустил пятерню в копну волос и сказав уже вслух: «Нет, не могу», - пустым взглядом уставился на монитор…
   На экране, как-бы перед внутренним взором пошли изображения пустых цехов заводов, остановившихся прокатных станов и конвейеров, пустые сборочные цеха… и следом: на электронных табло – скачущие курсы валют, толпы народа на финансовых биржах и биржах труда; клерки, пытающиеся тщетно дозвониться по телефонам; мельтешащие экраны компьютерных мониторов; неисчислимые полчища людей, как в броуновском движении мечущихся по улицам; пилот, в кабине самолета, беззвучно кричащий в микрофон… На аэродроме, дежурные, также беззвучно кричат в ответ… Самолет, падающий камнем вниз… Мельтешащие по улицам люди, беззвучно кричат в свои мобильные телефоны… На мостовой, под ногами валяются сотни мобильников… В океане, пассажирский лайнер несущийся по воле волн.
   - Нет, не могу! - вновь со стоном выдохнул Берестов и поднявшись, подошел к окну.
   - Кто я?! Демиург?! Бог?!.. - Он оперся руками о подоконник и ткнулся лбом о холодное стекло.
   Игорь простоял некоторое время в неподвижности, с безысходно склоненной головой, но затем, распрямившись, горько вопросил: «Но, почему, они могут?»
   Ответа не последовало.
   Берестов вернулся к компьютеру и как-бы желая найти ответ, отыскал план шестого этажа. Скопировав его, он спрятал листок в карман, затем, подвел курсор к красной точке, на месте тайной комнаты и щелкнул кнопкой.
   На экране обозначилась та же самая обстановка, что и неделю назад; в центре, на пурпурной ступенчатой пирамиде стояла черная статуэтка. Игорь приблизил изображение; ничем не примечательное изваяние женской фигурки с Т-образным крестом в виде кленовых листьев. Совсем недавно, этому кумиру принесли в жертву неповинных детей. Берестов выключил компьютер, и с волнением поднявшись, возбужденно заходил по кабинету. Внезапно, в голову пришла мысль и он на мгновение остановился. Он понял, что должен сам увидеть это место. Игорь покинул кабинет и направился к лифту. Зайдя в кабину, Берестов решительно нажал кнопку – шесть.
   Выйдя из лифта, Игорь направился по коридору, в направлении конференц-зала. Возле кабинета с надписью: «Мортингер Борис Эдуардович – завсектором системной онтологии», - приостановил движение и заглянул в щель приоткрытой двери.
   За столом сидели двое. Хозяин кабинета и… Берестов его сразу узнал. Спиной к нему сидел Смоленцев.
   - Понимаете, проблема вакуумных полей, проблема поиска новых источников энергии, - донесся до Игоря возбужденный голос изобретателя, - это, только десятая степень важности моих изысканий. Главное, это человек. Человек, который морально не дорос до уровня передовых открытий науки – опасен…
   Мортингер напряженно, ничем не выражая себя внешне, слушал доклад Смоленцева и Берестов счел за лучшее продолжить путь к конференц-залу.
   На двери конференц-зала висело то же объявление, о предновогоднем собрании, которое видел сегодня внизу, на площадке лифта.
   Игорь взглянул на ручные часы. Они показывали: 15ч. 20мин. Взглянув на имя последнего докладчика: Штокгейм Карл Фридрихович, - Берестов приоткрыл дверь зала.
   Со сцены доносился бодрый голос докладчика. Игорь убедился, что на его позднее посещение никто не обратил внимания и вошед внутрь, уселся на заднем сиденье.
   Зал, рассчитанный на семьсот мест, был заполнен едва на треть. На трибуне стоял полный лысоватый человек и артистично жестикулируя, делал доклад. В президиуме собрания находились: Некродия, Тойфельс, Карев-Терри, две пожилые особы из секретариата; одна из них стенографировала выступления ораторов. Шестым был… один из российских гостей, участвовавших неделю назад в черной мессе.
   Игорь осторожно поглядел направо… Напротив него находилась дверь тайной комнаты. Берестов достал из кармана пиджака сложенный вчетверо листок с планом шестого этажа и развернул его. Он снова посмотрел на дверь с электронным замком и достав авторучку, пометил крестиком это место на плане. Центральный сектор, как и указывала планировка, входил внутрь зала на пять-шесть метров. Таким образом, вход в комнату для гостей и Игорь оглянулся на дверь входа в зал, автоматически перекрывался для посторонних.
   Ко всему, обнаружилась еще одна подробность: дверь запасной лестницы также находилась внутри конференц-зала. Берестов взглянул на нее и поставив другой крестик, подписал: «Запасной выход».
   Сам, конференц-зал, занимал также и седьмой этаж и лишь на участке, где центральный сектор входил внутрь него, стояли потолочные перекрытия. Таким образом, Берестов находился как-бы в нише, практически никем не замечаемый.
   Вдруг, сердце Игоря гулко ухнуло в груди и глаз его вспыхнули огнем. Евника сидела во втором ряду у центрального прохода; он узнал ее по золотым волосам. Берестов вжался в кресло и даже оглянулся на дверь, как-бы желая ретироваться. Очень не хотелось, чтобы кто-то стал свидетелем их встречи.
   Штокгейм продолжал бойко читать доклад и вдруг, присутствующие громко рассмеялись над его очередной шуткой. Некоторые даже захлопали в ладоши. Штокгейм, хотя и говорил в микрофон, но акустика была все же неважной и до конца зала долетали лишь обрывки фраз. Игорь предпринял вторую попытку удалиться, но присутствующие снова рассмеялись и Берестов сел на место.
   - Если рассматривать обряд антропофагии, как элемент культуры мезоамериканских цивилизаций, - голос докладчика значительно усилился; видимо, оператор добавил звук, - то в самом обряде уже можно увидеть один из истоков латиноамериканских карнавалов, - после чего, выступающий сделал многозначительный знак рукой, - ибо, современный карнавал, как квинтэссенция фестивального сознания, есть явление синкретическое и синтетическое, одновременно. Здесь, налицо, традиции древних вакханалий и сатурналий, о чем говорил предыдущий докладчик, - и он, жестом указал на сидящую в первом ряду госпожу Швайн, - а также, отголоски мистериальных культов Осириса, Таммуза, митраистских традиций. Можно было бы отдельно упомянуть мистерию Прозерпины-Персефоны, но об этом также говорил предыдущий докладчик. Нас же интересует другое, - и Штокгейм перевернул страницу доклада, - а именно – моральный аспект обряда антропофагии… - и он сделал жест указательным пальцем, призывая ко вниманию.
   - По сути, обряд поедания человека у антропофагов, или индейцев-каннибалов Америки, обставляется различными табу, более того, представлял собой эталонный образец гуманного отношения к пленнику, которого предполагали употребить в пищу.
   После этих слов, в зале снова начались одобрительные хлопки. Штокгейм, на мгновение прижал руки к груди и с благодарностью покивав во все стороны, продолжил доклад:
   - Вот, что пишет об этом философ Возрождения Мишель Монтень, в первой книге «Опытов»: «Итак, я нахожу – чтобы вернуться, наконец, к своей теме, - что в этих народах, согласно тому, что мне рассказывали о них, нет ничего варварского и дикого, если только не считать варварским то, что нам непривычно… Ими все еще управляют естественные законы, почти не извращенные нашими. Они все еще пребывают в такой чистоте, что я порою досадую, почему сведения о них не достигли нас раньше. В их лексиконе нет даже слов, обозначающих ложь, предательство, притворство, скупость, зависть, злословие, прощение… Весь день проходит у них в плясках…»
   - Здесь, я хочу акцентировать ваше внимание на одном аспекте, - и докладчик прервал чтение, - а, именно: главная парадигма сознания первобытного человека состояла в хэппенинговом, или точнее, фестивальном восприятии действительности. Но, продолжим.
Как говорит Монтень: «Есть у них, своего рода жрецы и пророки, которые, однако, очень редко показываются народу, ибо живут где-то в горах. Жрецы внушают им только две вещи; храбрость в битвах с врагами и добрые чувства к женам… Поразительно, до чего упорны их битвы, ибо не страх, ни бегство им неизвестны. Каждый приносит с собой в качестве трофея голову убитого им врага, которую и подвешивают у входа в свое жилище. С пленными они долгое время обращаются хорошо, предоставляя им все удобства, но затем пленника убивают строго табуированным освященным обычаями способом. Сделав это, они жарят его и вместе съедают, послав кусочки мяса тем из друзей, которые почему то не смогли явиться».
   - Но! - и докладчик снова сделал многозначительный жест, - как далее справедливо замечает мыслитель: «Меня огорчает то, что мы замечаем весь ужас и варварство подобного рода действий. Так как я нахожу, что гораздо большее варварство – пожирать человека заживо, чем пожирать его мертвым. Большее варварство – раздирать на части пытками и истязаниями тело, еще полное живых ощущений, поджаривать его на медленном огне, выбрасывать на растерзание собакам и свиньям, прикрываясь благочестием и религией, чем изжарить человека и съесть его, после того, как он умер!..»
   При этом, голос Штокгейма все более накалялся от негодования, пока он не перешел на срывающийся фальцет:
   - Вспомним, эти глухие времена средневековья! Когда в борьбе со свободолюбивым орденом альбигойцев были уничтожены целые провинции! Стерты с лица земли многонаселенные города: Каркассон! Безье! Замок Монсегюр!.. Разве мы забыли это?!.. Нет, не забыли! Вспомним времена короля Филиппа «Красивого», повинного в разрушении ордена тамплиеров! В казни Великого магистра ордена Жака де Моле! В этом контексте можно вспомнить и Варфоломеевскую ночь и тиранию Ивана Грозного!..
   В ответ на это, в зале раздались одобрительные рукоплескания, и Штокгейм, торжествующе потряс над головой сжатым кулаком. Но уже через секунду, он лучезарно улыбнулся и вытерев лоб носовым платком, продолжил:
   - «Итак, мы можем конечно, - как говорит великий гуманист Монтень, - назвать жителей Нового Света варварами, если судить с точки зрения требований разума, но не на основании сравнений с нами самими, ибо во всяком роде варварстве мы оставили их далеко позади себя», - после чего, Штокгейм, со стальной чеканностью начал произносить заключительные фразы доклада: «Их способ ведения войны честен и благороден, и даже извинителен и красив. Они пребывают в том благословенном состоянии духа, когда в человеке еще нет желаний сверх вызываемых его естественными потребностями. Они не требуют от пленников иного выкупа, кроме громко сделанного заявления, что те признали себя побежденными, - и Штокгейм, горящим, полным чувства правоты взглядом, оглядел присутствующих, - напротив, пленные ни на миг не показывают, что они угнетены, не показывают своего страха смерти».
   Тут, докладчик вновь умилительно улыбнулся и вальяжно оперся на трибуну.
   - Мишель Монтень приводит в контексте трактата песенку, сочиненную одним из пленников, - и он вопросительно поглядел в зал, - я дерзнул зарифмовать ее и положить на блюзовую двенадцатитактную сетку, - после чего, посмотрев в верхнюю часть зала, произнес, - «караоке», пожалуйста.
   Из динамиков, тут же полилось музыкальное сопровождение и Штокгейм, раскачиваясь в такт, щелкнул несколько раз пальцами. Наконец, зазвучала каденция вступления и он запел голосом, похожим на голос Луи Армстронга:

Эти мышцы, эти жилы – ваши,
Жалкие вы глупцы…
   
   Штокгейм хлопнул в ладоши и сделал приглашающий знак. Несколько нестройных голосов, под раздающийся в разных концах зала смех, подхватил фразу:

Эти мышцы, эти жилы – ваши,
Жалкие вы глупцы…
   
   Штокгейм ослепительно улыбнулся и хлопнув в ладоши, продолжил пение:

Вы не хотите признавать,
Вам это просто не понять,
Хочу всю правду вам сказать,
Что в нашей плоти мясо ваших предков.
Хочу облегчить этот груз,
И предложить вам лучший кус,
Что б вы почувствовали вкус
Собственного мяса.
   
   По залу прокатилась уже волна хохота и посыпались одобрительные хлопки. Видя это, Штокгейм игриво подмигнул и щелкнув пальцами, крикнул: «Все вместе!»

Хочу облегчить этот груз,
И предложить вам лучший кус,
Что б вы почувствовали вкус
Собственного мяса.

   
   Когда же прозвучала каденция, то целую минуту не смолкал шквал оваций и одобрительно свиста.
   - Спасибо!.. Спасибо!.. - Штокгейм вышел из-за трибуны и стал раскланиваться направо и налево, как эстрадная поп-звезда.
   - Неправда ли, такая поэзия нисколько не отзывается варварством? - возбужденно произнес он, вернувшись на место, - теперь, каждый может сравнить: уровень мышления этих дикарей и образный их язык, ничуть не ниже логики мышления и образности самого Шекспира.
   «Право же, по сравнению с нами, - как говорит философ, - их можно назвать сущими дикарями, но по совести говоря: одно из двух – либо они дикари, либо мы; так велико различие между из образом жизни и нашим».
   На этом, Штокгейм захлопнул папку и сделав полупоклон, под шквал оваций сошел со сцены. Члены президиума, также, сдержанно поддержали общий восторг и лишь когда рукоплескания прекратились, председательствующий обратился к залу:
   - Как видим, докладчик весьма образно и с художественной выдумкой поведал нам об истоках современных карнавалов, но может быть, у кого-то будут дополнения и замечания?
   В зале мгновенно воцарилась тишина и, лишь с заднего сиденья послышался одинокий возглас: «какие еще дополнения, и так все понятно!»
   Некродия, хотел было дать знак к прекращению собрания, но… и у Берестова даже захолонуло в груди.
   - Минуточку внимания! - послышался из середины зала знакомый голос, в самих интонациях которого уже чувствовались недобрые предзнаменования.
   - Я хотел бы попросить членов президиума, - Щеголев поднялся со своего кресла и направился к центральному проходу, - позволить мне сделать дополнение, в контексте нашего собрания.
   Некродия пожал плечами и вопросительно посмотрел, сначала на гостя, затем, на Тойфельса и лишь затем, на Карева. Но, прочитав в их лицах то же недоумение, неуверенно спросил: «Вы, по поводу доклада?»
   - Да, краткое дополнение, - с иронической усмешкой ответил Щеголев.
   - Если дополнение, то, пожалуйста, - и председательствующий недовольно кивнул в сторону трибуны, - по регламенту, прения и дополнения, не более трех минут.
   Щеголев стремительно взошел на сцену и в зале воцарилась глубокая тишина.
   - Господа, я постараюсь уложиться в отведенный мне регламент! - произнес старший аналитик и обернувшись к членам президиума, улыбнулся с оттенком брезгливости.
   - Итак, дамы и господа! - теперь Щеголев обратился ко все присутствующим и, в его голосе послышалась нескрываемая насмешка, - мы только что прослушали два доклада об истоках современных маскарадов, но… какое это имеет отношение к нам, нашему институту?!.. Сознаюсь, что я здесь человек новый; в январе исполняется один год и восемь месяцев моей работы в институте. Да, действительно, сознание современного человека, благодаря действию масс-культуры, стало хэппенинговым, или – фестивальным. Может быть, я чего-то недопонимаю, но как назвать это действо, которое должно совершаться завтра в ночь?!.. Маскарад! Хепенинг?! Хеллоуин?!.. Да, действительно, очень похоже на хеллоуин. Или, если быть точным, на шабаш! - Щеголев негодующе осмотрел замерших в онемении коллег и произнес уже в утвердительном тоне, - то, что будет происходить завтра ночью, есть ни что иное, как шабаш!.. И суть моего заявления состоит в том, - он обратился к членам президиума, - что я не считаю для себя возможным участвовать в завтрашнем мероприятии. У меня, все!
   Зал возмущенно зашумел и Щеголев, покинув сцену, стремительной походкой направился к выходу.
   - Господа! Внимание! Минутку внимания! - Тойфельс выскочил из-за стола и тщетно пытаясь перекричать толпу, выскочил на авансцену, - еще одно объявление, по регламенту завтрашнего карнавала! Особенно, это касается членов компарсы и танцевальной группы!
   Берестов поднялся и стараясь остаться незамеченным, также направился к выходу.

    XIX
   Буквально в дверях, Игорь столкнулся со Смоленцевым, направлявшимся в конференц-зал. В руках он держал сложенный вдвое листок и по лицу его бродила недоумевающая улыбка.
   Как ни спешил Берестов, но он все же остановился.
   - Юрий Николаевич, вы к кому?
   - Вот, Мортингер направил к Тойфельсу, - Смоленцев вновь недоумевающее улыбнулся и показал раскрытый листок бумаги, на котором, размашистым почерком было написано: «Мортингер – Тойфельсу. Прошу выдать подателю сего письма костюм на новогодний маскарад». Внизу стояла витиеватая подпись заведующего сектором.
   - Гм-м, - лицо Берестова разом помрачнело, - вам, что, предлагают участвовать в маскараде?
   - Да, - и Смоленцев растерянно пожал плечами, - Борис Эдуардович предложил поучаствовать в карнавале, а потом уже обсудить детали моего вопроса.
   - Так! - Берестова вдруг прошибла испарина, и он, взяв Смоленцева за плечи, отвел его в сторону, - Юрий Николаевич, очень вас прошу, не соглашайтесь ни на какие такие условия, и
 вообще, уезжайте отсюда, как можно быстрей!
   - Но… - на лице Смоленцева появились детские непонимание и обида.
   - Оглянитесь вокруг, - Берестов посмотрел назад, на первых выходящих из зала сотрудников, - вам не кажется странной деятельность нашего института?!
   - Странной?.. Гм, - на лице Смоленцева вдруг отразился вопрос, - знаете, если честно сказать, то – да.
   - Вот, видите, - и Берестов радостно улыбнулся, - а потому, ради всего святого прошу, уезжайте отсюда немедленно, - и вырвав из рук Смоленцева письмо, разорвал его на части и скомкав, спрятал себе в карман.
   Смоленцев замер, как если-бы рядом взорвалась шашка динамита и он уставился на Берестова взглядом ребенка, которого лишили новой игрушки.
   Не обращая на это внимания, Игорь полез в другой карман и вытащил оттуда несколько бумажных купюр.
   - Вот возьмите, все чем могу, здесь долларов двести, это вам на дорогу.
   Смоленцев все еще продолжал с недоумением взирать на Игоря, но Берестова уже с силой вложил купюры в его руку.
   Хлопнув на прощание Смоленцева по плечу, Игорь устремился дальше по коридору, но, пройдя несколько шагов, оглянулся и крикнул стоящему в недоумении изобретателю: «Уезжайте сегодня же, вы поняли меня!»
   На лице Смоленцева появилось наконец осмысленное выражение. Глаза его загорелись пониманием и он, как бы отвечая появившийся в его сознании вопрос, утвердительно кивнул.
   Игорь нашел  Щеголева на лестничной площадке седьмого этажа. Станислав нервно вытащил из кармана пачку сигарет и чиркнув спичкой, прикурил от дрожащего в руках пламени.
   - Пора престать молчать, - произнес он в сторону, и отвернувшись от Берестова, стал смотреть в окно. Во дворе, в ранних зимних сумерках, ожидая завтрашних торжеств, горела обвитая электрическими гирляндами ель.
   - Жду не дождусь, когда закончится срок контракта, - и Щеголев с болью посмотрел на Игоря, - еще год и четыре месяца. Дети-студенты, внуки. Им надо помогать. Как сказано у Тимофея: «Если же кто о своих и особенно домашних не печется, тот отрекся от веры и хуже неверного». - После чего, с улыбкой посмотрев на Игоря, добавил: «Если бы, как ты был, один, дня бы здесь меня не удержали».
   Сказав это, Щеголев сделал нервную затяжку и надолго замолчал.
   Внизу, по винтовой лестнице спускалась группа сотрудников и громко обсуждала прошедшее собрание.
   - Миром правит зло, - вновь произнес Щеголев как-бы самому себе, - эта истина известна еще с допотопных времен. А мы вынуждены выживать в этих объятиях зла, - и Щеголев иронично усмехнулся, - как сказано: «И Ангелу Пергамской церкви напиши… Знаю твои дела, и что ты живешь там, где престол сатаны, и что содержишь имя Мое, и не отрекся от веры Моей…»
   Щеголев замолчал на некоторое время, а затем, с горькой иронией добавил: «Знаешь, как нас в девяносто третьем выкуривали из Белого Дома? - и сам же ответил на свой вопрос, - кумулятивными снарядами. Когда такой снаряд прошибает стену, то внутри выгорает все, что может гореть. Из помещений, обстрелянных этими снарядами выносили не трупы, а головешки».
   Здесь, Щеголев докурил сигарету и бросил ее в урну.
   - Тодезанг, и есть главный руководитель института, - неожиданно заявил он.
   - Тодезанг, Артур… - недоверчиво переспросил его Берестов.
   - Да, - подтвердил Щеголев, - есть основания полагать, это не настоящая его фамилия, а родовой или клановый псевдоним. В переводе с немецкого, означает – певец смерти, или – песня смерти. «Тоде» - смерть; «зонг», «занг» - песня.
   Игорь понимающе кивнул, - это как-бы в противоположность имени Бога – Творец. По гречески, Творец, значит – Пиит, или – Поэт. Бог – Творец, Бог – Поэт.
   - Тодезанг тоже поэт, - подтвердил Щеголев мысль Берестова, но поэт смерти, поэт разрушения, гибели, небытия. Знаешь, сколько на самом деле ему лет?
   Берестов лишь вопросительно поглядел на Щеголева.
   - Не то шестьсот, не то семьсот. Точно никто не знает. Говорят, что он сам, а также начальник их рода, подобно Тангейзеру получил посвящение от богини Хольды в гроте Венериной горы близ города Эйзенаха. Между Тангейзером и Тодезангами существует определенная мистическая связь. Ибо, также как в истоках современной культуры находится Тангейзер и его последователи, так и в истоках современной технотронной цивилизации – речь идет о последнем тысячелетии, стоят Тодезанги, каким бы именем они не назывались.
   Здесь Щеголев замолчал на минуту и лицо его посуровело.
   - Потомки жителей Атлантиды, а если точнее – потомки Каина и Калманы, - и он испытующе поглядел на Берестова, - неотступно шли, от создания одного тайного ордена к другому, от одной революции к другой, от одного раскола к другому. Таким образом, после шестнадцатого века действие «тайны беззакония» перешло в необратимую фазу.
   Сумрак сошел на лице Станислава и он замолчал на некоторое время. Но, вдруг, улыбка блеснула на его устах и он произнес с некоторым недоумением: «Чем больше занимаюсь историей, тем чаще прихожу к пониманию, что я давно уже не протестант. Богословие Лютера и его последователей для меня сейчас тесно, как тесно одеяние ребенка для взрослого человека. А взрослеть я начал именно тогда, в Белом Доме».
   Станислав вытащил новую сигарету и покрутив ее в пальцах, скомкал и бросил в урну. Воцарилось тягостное молчание и по лицу Щеголева можно было видеть все степени борьбы, происходящие в его душе. Наконец, он заговорил:
   - Когда, в девяносто третьем мы держали оборону, то к нам приносили от различных изданий газеты, листовки. Один священник принес целую пачку православных газет и брошюр. Помню, он по поздней ночи служил молебны, принимал исповедь. Два или три раза, по его призыву обходили Белый Дом с крестным ходом. Его убили, потом, при штурме…
   Как то ночью перелистывал эти газеты. Просто, чтобы не заснуть. И наткнулся на одно стихотворение. Оно было написано молодым красноармейцем, в годы Великой Отечественной войны. Стихотворение было написано перед боем, в котором этот красноармеец погиб. Я прочитал его тогда семь или восемь раз. А на второй день… - и голос Щеголева дрогнул, - начался штурм!..
   Щеголев устремился глазами вверх и перед его взором поплыли эпизоды тех трагических событий. Изображение было черно-белым, контрастным, словно кадры документального кино:
   Танки стреляющие в Белый Дом – несколько выстрелов подряд… Защитники Белого Дома: группа людей в камуфляже, вооруженные автоматами, ринулись к окнам и открыли ответный огонь… Снова – танки… Взрыв!... Автоматчики падают на пол.
   В это время, параллельно вышеуказанным кадрам, следует звуковое сопровождение. Песня, в исполнении иеромонаха Романа:

Станем пред Царицею Небесною
В скорби неутешные своей.
Радуйся, Невесто Неневестная,
Радуйтесь, молящиеся Ей…

   Снова, танки, стреляющие в Белый Дом… Находящиеся в Белом доме люди бегут по коридорам и по лестничным маршам. Некоторые прячутся в кабинетах, на противоположной от обстрела стороне. Кругом царят паника и смятение… По коридору пробегает взвод вооруженных людей… Среди множества лиц, на несколько мгновений появляется лицо Щеголева… Снова – танки… Взрыв!.. В Белом Доме начинается пожар… Вид горящего Белого Дома, со стороны Краснопресненской набережной…

Радуйся, нам радость подающая,
Верных благодатью осияй.
Никого еще к Тебе грядущего
Не отвергла Радосте моя…!

   После артобстрела, части спецназа и ОМОН двинулись на штурм Белого Дома… Спецназовцы врываются внутрь здания… Им оказывают слабое сопротивление, но его тут же подавляют огнем… Спецназ и ОМОН врывается в кабинеты защитников Белого Дома… Среди них, на несколько мгновений появляется и Щеголев, со сцепленными за головой руками…

Радуйся Земле Обетование.
Слышишь, как народ к Тебе поет.
Радуйся, погибших Всех Взыскание,
Радуйся, Взыскание Мое…

   Омоновцы выталкивают арестованных депутатов во двор, где их встречают ударами дубинок. Попадает под этот град дубинок и Щеголев. От сильного толчка он падает на землю и его тут же начинают избивать ногами…

Радуйся, Владычице Державная.
Церковь Православная взыграй.
Радуйся, Надеждо Православная,
Не остави мой погибший край…

   Затем, Щеголева, а также других депутатов, заталкивают в одну из милицейских машин, которые стоят здесь уже во множестве. На несколько мгновений, изнутри фургона появляется избитое в кровь лицо Щеголева; галстук с его груди съехал, рубаха порвана… Дверь машины с размаху захлопнули и фургон начал медленно выезжать со двора… Отряд ОМОНа выводит из здания колонну арестованных депутатов…

Слушая акафистное пение
Вспомнил, чем дышал и чем я жил.
Радуйся, души моей спасение,
Да не получу, что заслужил…

   - А на другой день начался штурм, - вновь произнес Щеголев, - и это стихотворение врезалось мне в память навсегда.
   По щеке Станислава потекла слеза, но он смахнул ее быстрым движением.
   - Вот, послушай, - произнес он немного погодя. Взгляд Щеголева потух, он вдруг как-то сгорбился и Игорь увидел, что перед ним уже дряхлый старик. Но неожиданно, по лицу Щеголева прошел неуловимый трепет, он выпрямился и вдохновенным взглядом устремился куда-то ввысь:

«Послушай Бог… Еще ни разу в жизни с Тобой не говорил я, но сегодня мне хочется приветствовать Тебя. Ты знаешь, с детских лет мне говорили, что нет Тебя. И я дурак поверил. Твоих я никогда не созерцал творений. И вот сегодня ночью я смотрел из кратера, что выбила граната, на небо звездное, что было надо мной. Я понял вдруг, любуясь мирозданьем, каким жестоким может быть обман.
Не знаю, Боже, дашь ли Ты мне руку, но я Тебе скажу, и Ты меня поймешь: не странно ль, что средь ужасающего ада мне вдруг открылся Свет – и я узнал Тебя? А кроме этого мне нечего сказать, вот только, что я рад, что я Тебя узнал. Но в полночь мы назначены в атаку, но мне не страшно; Ты на нас глядишь… Сигнал. Ну что ж? Я должен отправляться. Мне было хорошо с Тобой. Еще хочу сказать что, как Ты знаешь, битва будет злая, и может, ночью же к Тебе я постучусь. И вот, хоть до сих пор Тебе я не был другом, позволишь ли Ты мне войти, когда приду? Но, кажется, я плачу. Боже мой, Ты видишь, со мной случилось то, что ныне я прозрел. Прощай мой Бог, иду. И вряд-ли уж вернусь. И, как странно, но теперь я смерти не боюсь».

   Еще минуту или две длилось молчание, которое оба не в силах были прервать. Наконец, Щеголев обернулся и тихо и светло посмотрел на Игоря.
   - Вот, собственно, причина моего прозрения. Там, в Трехсвятительском переулке, неподалеку от нашего Дома собрания, есть небольшой Православный храм. Иногда я заходил в него, чтобы поставить неизменно три свечи. Одну, к иконе Христа, другую Божьей Матери и третью, за упокой души тех, кто остался в Белом Доме… Вечная им память.
   Щеголев помолчал немного и затем, добавил: «Сейчас, мы живем в эпоху, когда тангейзерианство победило. Из этого мира ушло творчество, ушла поэзия, а на их место пришел сухой прагматичный расчет. А вслед за этим, из мира ушел Бог. Бог не может действовать в нетворческом мире. Не может действовать там, где поэзию заменила информатика. Люди сами изгнали от себя Бога…»
   Вдруг Щеголев замолчал и немного погодя, извинительно улыбнулся, - прости, мне хотелось бы побыть сейчас одному.
   Берестов понимающе кивнул и крепко сжал Щеголеву предплечье: «Хорошо. Я зайду к тебе в конце дня. Нам есть о чем поговорить».
   - Да, конечно, - с некоторой растроганностью ответил Щеголев и в знак прощания поднял ладонь на уровень груди.
   Берестов, хотел было, как делают на Западе, хлопнуть по ней ладонью, но в последний момент, он сжал ее, крепко, по братски, как воин, заключающий союз верности.
   - Я непременно приду, - сказал Игорь на прощанье и еще раз крепко сжав ладонь Щеголева, быстро пошел вниз по лестнице.
   …Берестов не успел еще дойти до следующей площадки, как услышал за спиной короткий сдавленный крик. Он резко обернулся и увидел, как в замедленной рапидом съемке, падающее тело Щеголева.
   - Станислав! - во всю мощь легких выкрикнул он и ринулся навстречу ему, словно чем-то мог помочь погибающему другу. Краем глаза Игорь успел заметить ускользающую в коридор тень.
   - Блэкхом! - с яростью выдохнул он, остановившись на мгновение, - подонок! - после чего, молнией ринулся наверх.
   Тело Щеголева с глухим стуком рухнуло на мозаичный кафель вестибюля и Берестов невольно остановился.
   Внизу раздались возгласы и крики и масса людей стала окружать пострадавшего, вокруг головы которого уже медленно растекалась алая лужа крови.
   - Боже! - только и смог выдохнуть Берестов, после чего, бросился вверх, догонять убийцу.
   Единственное, что Игорь успел заметить, это – дверь, захлопнувшуюся в глубине коридора.
   Совершенно неожиданно, как-бы против его воли, Игорем овладело ледяное спокойствие. Сознание Игоря работало холодно и четко, как хорошо отстроенные часы: центральный сектор, третья дверь от глухой стены конференц-зала.
   Как на стальных пружинах, намеренно сдерживая желание ускорить шаг, Берестов проследовал вглубь коридора. В конце его, на стене была установлена видеокамера, от немигающего ока которой создавалось ощущение полной беззащитности и разоблаченности. Возле искомой двери Игорь замедлил шаг и слегка повернул голову влево.
   - Замок электронный, вход по магнитной карте, - произнес он вполголоса, идентифицируя тип запорного устройства. За дверью еще слышался гул удаляющегося лифта.
   - Лифт центрального профиля, - прокомментировал он вслух возникшую догадку, и… решение пришло тут же, как непреложная данность. Засунув руки в карманы и всем видом изображая праздно шатающегося, Игорь проследовал к запасному выходу и по лестнице спустился на свой четвертый этаж.
   В кабинете, Берестов включил компьютер и составил программу.
   - Теперь, надо установить таймер, - произнес он вслух, - десять минут мало, пятнадцать – много.
   Игорь внимательно всмотрелся в экран монитора, как если-бы от него мог исходить ответ.
   - По имеющимся данным, институт имеет обширную подземную часть, - стал Берестов рассуждать с самим собой, - и логичнее было бы воспользоваться видеонаблюдением, но… почему-то надо сделать это визуально. Надо побывать там самому.
   Берестов установил на таймере время: двенадцать минут, двадцать одна секунда. Затем, сверил часы с работающим таймером, подготовил программу и ввел ее в действие. Для контроля, он выставил план четвертого этажа и подвел курсор к значку видеонаблюдения коридора. На экране сразу же обозначились бегущие косые полосы.
   - Прекрасно, - усмехнулся Берестов и включил камеру наблюдения вестибюля.
   Двое людей в форме отодвигали в стороны народ, толпящийся вокруг лежащего в луже крови Щеголева, но через секунду, по экрану тоже побежали полосы.
   - Время пошло, - сдержанно произнес он и включив таймер, направился к выходу.
   В коридоре, мимо Берестова пробежали двое сотрудников, по направлению к винтовой лестнице. Пользуясь возникшей суматохой, Игорь направился к лифту центрального профиля. Едва он приблизился к площадке лифта, как дверь сама раскрылась перед ним.
Берестов шагнул внутрь и огляделся.
   Перед взором предстал узкий коридор с такой же дверью в противоположном конце. С правой стороны, подряд, располагались три кабины лифта. Слева… Берестов на секунду замер. Посредине стены находилась металлическая дверь с глазком сенсора в верхней части. Игорь подошел вплотную и без боязни посмотрел в этот глазок.
   - Еще одна тайна секретной комнаты, - произнес он вслух, - вход, прямо с площадки лифта.
   Через пару секунд перед ним открылась дверь средней кабины и Берестов шагнул внутрь нее. Взглянув на пульт управления, Игорь онемел на мгновение, ибо нижняя кнопочная часть насчитывала тридцать три этажа.
   - Боже, - только и смог произнести Берестов и не зная, какой этаж выбрать, нажал на кнопку – восемь.
   Кабина, тут же, со все нарастающим ускорением, мягко пошла вниз.
   Достигнув нужной отметки, лифт замедлил движение и остановился почти без толчка. Игорь вышел на открытую ярко освещенную площадку и огляделся. Прямо от него, а также по обе стороны, расходились широкие улицы, которые пересекались другими параллельно идущими коридорами. По одному из них пробежали несколько человек одетых в форму. Берестов непроизвольно вжался в стену, и когда все стихло, двинулся в направлении, подсказываемом интуицией.
   Обогнув шахты лифта, он увидел еще один коридор, в конце которого находилась стальная двустворчатая дверь. Игорь вытащил из кармана план шестого этажа института и взглянув на дверь в конце коридора, ткнул пальцем в центр плана, где находилась шахта центрального входа.
   - Здесь! - вслух произнес он, и быстро пошел по коридору. Приблизившись к двери, Берестов с удивлением обнаружил, что несмотря на электронный замок, она находится в приоткрытом состоянии. Игорь медленно потянул дверь на себя. Сердце ухнуло куда-то вниз и гулко, как молот ударилось о грудную клетку. Никого.
   В центре обширного помещения находилась силовая установка, внешне напоминающая головку турбины гидростанции. Из середины ее, сквозь потолок уходила оплетенная спиралями волноводов труба, по окружности которой располагалось еще пять рядов хромированных труб; от тонких как карандаш по внутреннему диаметру и, до двух-трехдюймовых, по наружному. Справа, в нескольких шагах от ограниченной перилами смотровой площадки, стоял пульт управления, который занимал довольно значительную часть помещения. Как ни странно, но все три операторских кресла пустовали.
   Убедившись, что в помещении никого нет, Игорь приблизился к пульту и бегло оглядел его. Все, как и везде: приборная доска, мониторы, диски и ленты самописцев. На рабочем столе лежал раскрытый вахтенный журнал. Сбоку пульта, на его торцовой части, в прозрачной папке-файл висел прикрепленный скотчем чертеж:
   - «Синхронный генератор-ускоритель суб-атомных полей и частиц – ПРОТОН», - прочитал Берестов и сделал шаг вглубь помещения.
   Внезапно, с противоположной стороны послышался стук захлопнувшейся двери и в помещение сразу вторглись несколько возбужденных голосов.
   - Нет, здесь надо вызывать техников! - безапелляционно говорил первый, - посмотрите сами на систему частотных адапторов!
   - Надо детально разобраться, выяснить степень неполадки… - слабо возражали ему два других голоса.
   Не зная, что предпринять, Игорь замер, но голоса уже проследовали вниз, к основанию головки генератора.
   Берестов осторожно вынул из папки-файл чертеж установки и на цыпочках покинув помещение, едва не бегом проследовал к лифту.
   На лифтовой площадке Игорь взглянул на часы: таймер отсчитывал – 12мин. 01сек. Берестов неотрывно смотрел, как медленно бегут секунды и как только таймер отсчитал положенные 12мин. 21сек. – сразу же открылась средняя лифтовая кабина.
   Берестов вошел внутрь и нажал на кнопку четвертого этажа.
   Едва Игорь сел на свое рабочее место в кабинете, как почувствовал страшное нечеловеческое изнеможение. Он сел в кресло и откинувшись на спинку, закрыл глаза. В голове его сейчас не было ни одной мысли, только пустота и звон; звенящая пустота. Белое марево перед глазами постепенно обретало формы и он увидел себя, взбирающегося по отвесному склону горы. Альпинистским молотком Игорь заколачивал крюк в расщелину; еще один шаг вверх по стенке. И снова, заколачивает крюк. Наконец, звенящая пустота стала отходить, и Берестов открыл глаза.
   Поднявшись, он налил из графина воды в стакан, и достав из ящика стола кипятильник, включил его. Одновременно с этим, он включил паяльник и положил его на держак. Затем, Игорь вернулся назад, сел на стул и, достав из другого ящика разобранный телефон, положил его перед собой.
   Внезапно, дверь кабинета отворилась и в проеме показалось нетопыриное лицо Блэкхома. Горящим как угли взглядом он прострелил кабинет и прогромыхал жестяным голосом: «Ты никуда не уходил?!»
   В ответ, Берестов блеснул голливудским смайлом и изобразив максимум радушия, указал на закипающую в стакане воду: «Айзек, видишь, чаю попить некогда! Мортингер работой завалил!»
   В ответ, Блэкхом лишь злобно чертыхнулся и еще раз прострелив взглядом кабинет, захлопнул дверь.
   По отшествии незваного гостя, Игорь отложил в сторону телефон и выключил паяльник из розетки.
   - Маскарад окончен! - произнес он, поднявшись и, положив в стакан пакетик чая с двумя кусочками сахара, размешал их ложечкой. Сделав глоток, Берестов приблизился к окну и посмотрев на горящие красными огнями вышки связи, снова сделал глоток.
   За окном тихо падал снег и огни вышек, как если-бы висели в пустом пространстве. Неподалеку от здания института стояла новогодняя ель, которая светилась огнями гирлянд. Игорь отвернулся от окна и вновь задумчиво произнес: «Маскарад окончен! Пора снимать маски!»

    XX
   Игорю снова снилось, что он летит в бездонное небо, но только теперь он уже не упирался ни в какую твердь. Его полет был свободным и радостным и прекращать это движение ввысь не хотелось никогда…
   Проснулся Игорь со спокойным и на удивление безмятежным состоянием души. Он радостно улыбнулся, как если-бы не было никаких проблем. Поднявшись, он сделал несколько разминочных движений, а затем, вдруг встал на руки и прошел по комнате несколько шагов.
   - О, кей! - снова встал он на ноги и, начал одеваться.
   …Не успел Берестов подойти к своему кабинету, как его взял за руку Тойфельс и силой, с ругательствами повел на склад  для маскарадных костюмов.
   Навстречу им попались несколько сотрудников, которые ходили по коридору в карнавальных костюмах. Сквозь открытые двери некоторых кабинетов было видно, что внутри они все увешаны гирляндами и украшениями.
   Обратно, Берестов шел по коридору со свертком, который ему только что вручил Тойфельс. Внезапно, он остановился у двери с надписью: «Старший аналитик». Дверь была опечатана сургучной и бумажной печатями. Берестов будто наткнулся на невидимую стену. Перед его глазами всплыло вчерашнее воспоминание: Щеголев, с немым криком падающий в шахту. Борясь с собой, Игорь минуту простоял в молчании и лишь только после того, как произнес тихо, с клятвенной твердостью: «Я отомщу, Станислав. Я обязательно отомщу», - вновь, медленно пошел по коридору.
   Бросив сверток на шкаф с одеждой, Игорь, одним движением снял с себя куртку, повесил ее на крюк в шкафу и плюхнувшись в кресло, вынул из кармана похищенный вчера  чертеж генератора.
   Внешний вид сооружения походил на буддийскую ступу циклопических размеров. Вчера Берестову удалось лицезреть только верхнюю часть электронного колосса.
   - «Головка синхронного генератора-ускорителя», - гласила пояснительная надпись на чертеже.
   Нижняя часть представляла собой громадных размеров ступенчатую пирамиду, занимавшую пять нижних этажей.
   - «Субатомный поглотитель», - прочитал Игорь соответствующую сноску.
   - Просто, электронный Боробудур, - со вздохом произнес Игорь и помолчав некоторое время, продолжил изучение чертежа.
   Средняя часть именовалась генератором-ускорителем. Вершина сооружения, формой повторяла основание, но имела, как минимум, вдвое  меньшие размеры.
   - «Частотно-полевой синхронизатор», - прочел Берестов соответствующую сноску.
   Выше находилась головка ускорителя, которую он вчера имел возможность лицезреть. Над головкой генератора стоял красный квадратик, сквозь который, по вертикальной шахте, в башню института уходил комплекс волноводов. Игорь внимательно просмотрел сноску, но расшифровка красного квадрата отсутствовала.
   - Странно, - с досадой произнес Берестов и еще раз перечитал все условные обозначения.
   - Ничего, - вновь произнес он и, включил компьютер в режиме поиска. Через пару минут на мониторе обозначился рисунок головки генератора, с красным квадратом над ним. Игорь увеличил изображение и сделал запрос: название и предназначение.
   Вскоре, на экране появилась надпись, большими красными буквами: «АЛТАРЬ».
   Игорь вздрогнул как от удара током и, щелчком мыши, инстинктивно убрал заставку.
   - Алтарь, - произнес Игорь немного погодя и испытующе поглядел на молчащий квадрат монитора. Затем, со вздохом поднялся и подошел к окну.
   - Пергамский алтарь, здесь, - произнес он через некоторое время обыденным тоном и саркастически усмехнулся, - скука!
   Отойдя от окна, он в возбуждении заходил по кабинету.
   - Нужно потратить миллиарды долларов, - заговорил он с едва сдерживаемым гневом, - затратить массу усилий, что придумать еще какое-нибудь зло!
   Берестов прошел еще пару раз взад-вперед по кабинету, но потом, снова сел в кресло.
   - Зачем?! Просто, пошло и скучно! - подвел он резюме и замолчал на некоторое время.
   Чтобы чем-то занять себя, он переключился на видеонаблюдение внутри института, пока непроизвольно не дошел до  приемной секретариата. Как и во всем учреждении, здесь тоже готовились к встрече Нового года. Сотрудницы обряжали стены бумажными гирляндами и серебряным дождем, а небольшую елку у окна, украшали игрушками. Почти все сотрудницы уже были одеты в маскарадные костюмы, и Берестов поочередно осмотрел их лица. Евники среди них не было. Сумрак сошел на лице Игоря, и он, вынув из нагрудного кармана фотокарточку Ники, поставил ее перед собой.
   Не зная отчего, Игорь включил наблюдение кабинета директора, и… едва не взвыл от почти физической боли. Карев-Терри стоял на коленях перед Евникой, одетой в костюм Снегурочки и воздевая к ней руки, что-то страстно говорил. Самое худшее состояло в том, что Евника как если-бы благосклонно это выслушивала.
   Глаза Игоря вспыхнула огнем ревности, и он, нажав на кнопку - «звук», увеличил его до максимального звучания. Кабинет сразу заполнился директорским баритоном, но только теперь, вместо покровительственного начальнического рокота слышалось скуление пса, согласного на все предлагаемые хозяином условия.
   - Ника, ведь ты у меня последняя! - едва не всхлипывая, прокричал Карев, - после тебя, у меня никого не будет!
   - Верю, верю! Павел Петрович, разве я сомневаюсь в этом! - в тон ему отозвалась Евника.
   - Ника! Не отталкивай меня! Заклинаю тебя всем святым! - Карев подполз к Евнике на коленях и ухватившись за край ее наряда, сотрясаясь в рыданиях, стал его целовать.
   - Что вы делаете, Павел Петрович?! Немедленно прекратите! - изобразив строгость, прикрикнула на директора Евника, - вы, верно, больны?! - и коснувшись ладонью его лба, наигранно ужаснулась, - ведь, у вас температура, Павел Петрович!
   - Что, у меня температура? - тут же пришел в себя Карев.
   - Конечно, - утвердительно ответила Евника, и снова коснулась лба тыльной частью ладони, - как минимум, тридцать восемь с половиной.
   - Да, ведь, правда, - согласился Карев и жалобно всхлипнув, тоже пощупал лоб, - с утра что-то неважно себя чувствовал.
   - Павел Петрович, - тоном строгой воспитательницы произнесла Евника, - вам надо немедленно ехать домой и ложиться в постель.
   - В постель?.. А, как же?.. - и директор сделал знак, указывая на гирлянды, развешанные на стенах.
   - Павел Петрович, подумайте сами, - и в голосе Евники послышались плачущие нотки, - вы, разве убить себя хотите?.. С температурой в тридцать девять, плясать до самого утра?! Просто, чудеса самопожертвования!.. Нет, они прекрасно обойдутся без вас. А через пару дней, я вас навещу. Тем, более, что правительство подарило нам целых десять дней Рождественских каникул.
   Директор стоял на коленях, вытянув руки по швам и молча слушал Евнику. Его лицо выражало такую искреннюю доверчивость, что Берестов невольно улыбнулся.
   - Просто, как в латиноамериканском сериале, - покачав головой, произнес он.
   - Правда, ты придешь? - с трепетным благоговением прошептал Карев.
   - Да, конечно, - твердо и без тени лукавства произнесла Евника.
   - А-а… - Карев снова сделал знак, как-бы напоминая о своей супруге.
   - Ничего-ничего, - успокоила его Евника, - я приду с сотрудницей, или даже с двумя. Скажем, что мы от имени и по поручению коллектива.
   - Правда, ты придешь, - Карев заплакал крупными счастливыми слезами и сняв с себя очки, стал протирать их кусочком фланели.
   - Все, тихо-тихо, - Ника вынула платок и промокнула его слезы. И вдруг, спохватившись, как-бы вспомнила нечто важное, - ой, мне же надо еще отправить с десяток факсов и телефонограмм.
   И уже в дверях, погрозив пальцем, строго напомнила: «Подумайте о своем здоровье, Павел Петрович!»
   - Ты, моя фея! - протянув вслед ее руку, рыдающе произнес директор, но дверь уже закрылась.
   Простояв минуту на коленях, Карев со вздохом поднялся и, приложив ладонь ко лбу, произнес обескураженно: «А, ведь и вправду, температура». - Затем, семенящей походкой прошлепал к телефону, но набрав номер, мгновенно преобразился.
   - Домициан Аполлонович, - произнес он начальственно-покровительственно, - определенным образом, непредвиденное обстоятельство. Видимо, придется выйти на бюллетень. Справитесь без меня, в случае чего?.. - и получив утвердительный ответ, одобрительно добавил, - я на вас надеюсь. Вечером позвоню, в случае чего.
   Положив трубку, он снова пощупал лоб  взяв со стола графин, пошел поливать цветы.

В лесу родилась елочка,
В лесу она росла…

   Запел он вдруг детскую песенку и переходя от одного цветка к другому, промурлыкал ее до конца.
   Наблюдая эту сцену, Берестов невольно улыбнулся и устроившись в кресле поудобнее, решил досмотреть ее до конца. Полив цветы, Карев достал из шкафа пшено и стал кормить птиц в клетках, которые находились на полках шкафов, внутренней стены кабинета. В последнюю очередь, он подошел к массивному шкафу в конце кабинета. Открыв резную дверцу ключом, он вытащил из шкафа клетку и поставил ее на стол. Игорь даже обомлел от неожиданности. В клетке сидел бойцовский петух.
   - Побегай, пока немного, - ласково произнес Карев и выпустил птицу на волю.
   Петух, деловито, со знанием дела поклевав просыпанные на стол зерна, спрыгнул на пол и направился к окну. Директор взял клетку и щеточкой вытряхнул в урну все находящееся на ее дне. Открыв дверцу соседнего шкафа, он поставил клетку в раковину, которая находилась внутри него и пустил воду.
   - Вот, так-то лучше, - произнес Карев самому себе, - все-таки, год Петуха, надо и здесь порядок навести.
   После этого, он поставил клетку на край стола, протер ее тряпочкой и достав из пакета зерно, позвал: «цыпа-цыпа-цыпа».
   Услышав зов, петух лишь только обиженно скосил кровавый глаз и, остался на месте. Директор вздохнул и отнес в шкаф пустую клетку.
   - Не хочет, - со вздохом произнес Карев, затем снова позвал, - цыпа-цыпа-цыпа.
   На этот раз, петух нехотя подошел к хозяину и вспрыгнул на подставленную руку.
   - Вот, молодец, - похвалил его Карев и понес в шкаф. Поместив же птицу на насесте, добродушно добавил: «Ладно, так и быть, в клетку тебя сажать не буду, ради года Петуха. Сиди, так… А чтобы не скучал, - и, он взял со стола пакет с зерном, - это тебе, вместо новогоднего угощения». - После чего запер шкаф и спрятал ключ в карман.
   Вдруг Берестова осенило. Он откинулся в кресле и произнес вслух, оброненные однажды Евникой слова: «старец говорил - спасение там, где петух пропоет трижды». - При этих словах, Игорь даже сжал пальцы в кулак, как если-бы поймал некую мысль.
   - Просто, как в сказке: «Пойди туда, не знаю куда. Принеси то, не знаю что…». Мы ищем Пергамский алтарь, вступаем в битву едва не со все преисподней, а нужно – иное…
Стоп, что за блеф!
   Игорь, вдруг осекся в своих размышлениях и вскочив, возбужденно заходил по кабинету.
   - Неужели, можно всерьез думать, что сегодня ночью, петух прокричит трижды и вся нечисть разбежится кто-куда?!.. Нет, это уже из области сказок!
   Берестов прошелся пару раз по кабинету, но вдруг, взгляд его упал на коробку с музыкальным центром, лежащую на шкафу.
   - Гм, вообще-то, надо сейчас отнести его Мортингеру, - задумчиво произнес Берестов, - но, - и, его как если-бы осенило, - прежде, вот что. – При этих словах, он снял со шкафа коробку и, вытащил из него клавиатуру.
   Подключив клавиатуру к компьютеру, Игорь установил музыкальный редактор и некоторое время пробыл в размышлении. И он улыбнулся, едва-едва, одними уголками губ – мысль, как всегда, пришла сама-собой.
   Крупными буквами он написал текст послания: «Евнике Олонецкой – поздравление с Рождеством». Затем, Игорь включил микрофон, звуковые колонки, вновь улыбнулся и из под его пальцев полилась тихая спокойная музыка:

Мы с тобою древние древние
Помнишь фрески во храме Блаженного.
Эти лики, и – «Жертва вечерняя»,
И глаголы – неизреченные.

То ли люди еще, то ли ангелы –
«Симеона песнь», скорбно-прощальная.
Эти лики таинственно странные
Возвещают нам изначальное.

Степью желтой уносятся лошади,
Наполняются кубки пенные.
Мы с тобою очень похожие,
Мы с тобою несовременные.

Смотрит «Спас» из оклада древнего.
Матерь Божья к Младенцу склоненная.
На Покров, в небе стая последняя.
Русь Святая – застыла иконою.

   К томительной, гаснущей как-бы в предрассветной мгле каденции, Игорь добавил клики улетающей стаи журавлей и гаснущих в той же мгле протяжные звоны колоколов. После этого, Берестов набрал крупным шрифтом только два слова: «С РОЖДЕСТВОМ  ХРИСТОВЫМ».
   Игорь отправил сообщение, сцепил до хруста пальцы на затылке и улыбнулся во всю ширь. Он понял, что Евнике поздравление понравится.
   Берестов, с улыбкой поправил стоящую на столе фотографию Евники и произнес с теплотою в голосе: «Старец сказал – все у нас будет хорошо».

    XXI
   Берестов проснулся от взрывов петард, смеха и выкриков за окном. Сквозь стекло, помещение мастерской АТС освещалось всполохами огня, фейерверков и иллюминации. Игорь поднялся с дивана и приблизившись к окну, поднял жалюзи, чтобы лучше рассмотреть, что происходит на улице.
   Посреди площади, рядом с елью, на помосте стоял некто в мантии магистра. Он чопорно поправил свой головной убор с кисточкой и громко выкрикнул: «Сегодня мы будем судить Нубеля! Виноват ли он в наших неудачах за прошедший год?!»
   - Да! - раздалось нестройное, со стороны окружавшей его толпы. При этом, кое-где послышались одинокий смех и робкое посвистывание.
   Во второй раз магистр выкрикнул уже с явным раздражением и в повелительном тоне: «Сегодня мы будем судить Нубеля! Виноват ли он в наших неудачах за прошедший год?!!»
   На сей раз, толпа закричала более согласно: «Да-а!!» - и по окраинам ее даже пронесся шквал улюлюкания.
   - Слышу, но только на одно ухо! - саркастически прокомментировал судия на помосте и вновь повторил ту же фразу.
   Теперь, толпа зашлась таким единодушным воплем, что во всем здании института даже задребезжали стекла. И не успело всеобщее улюлюкание стихнуть, как магистр, на прежней истошной ноте прокричал: «Помилуем ли мы его?!»
   И тут же, раздалось тысячеголосое: «Нет!..»
   - Помилуем ли мы его?!!
   - Нет!!
   - Помилуем ли мы его?!!!
   - Не-е-ет!!!
   И одновременно с этим криком вспыхнуло огромное картонное чучело, а затем заполыхала и сама ель. В воздух, одна за другой полетели шутихи и петарды, подряд выстрелили несколько десятков разноцветных ракетниц.
   Желая узнать время, Игорь приблизил к окну руку с часами. Циферблат показывал: 23ч. 05мин. - и вверху, мелкими цифрами: 31-12-2004г.
   Берестов зевнул, поежился от пробравшего его озноба, и не спеша направился на выход из АТС.
   Вид на площадь у взлетно-посадочного поля, мало чем отличался от вида на главную площадь института. Игорь посмотрел в окно из своего кабинета – там тоже жгли картонное чучело и стреляли петардами. Подавив зевоту, Берестов отошел от окна и взял со шкафа для одежды сверток с карнавальным костюмом. Развернув его, он придирчиво осмотрел белый балахон с рукавами, похожими на крылья.
   Надев на себя это странное облачение, Игорь открыл дверцу и, посмотрев на укрепленное внутри него зеркало, покачал головой: «Одно из двух, или привидение, или ангел». – Затем, он одел на себя маску, сделанную в виде белой шапочки с черным козырьком в виде клюва и на лице Берестова отразилось недоумение.
   - Все понятно, - с неудовольствием произнес он, - это, костюм белой вороны. - После чего, надвинул козырек пониже на глаза, направился на выход из кабинета.
   …Покинув кабину лифта, Игорь вышел в коридор одиннадцатого этажа, и не торопясь направился в сторону актового зала. Через настежь открытые двери доносились смех, возбужденные разговоры, вскрики и отдельные реплики. Его обогнала одетая в карнавальные костюмы толпа сотрудников, которая вскоре исчезла внутри актового зала.
   Приблизившись к распахнутым настежь дверям, Игорь на минуту остановился. Среди множества персонажей античной и египетской мифологии легко узнавались фигуры руководителей института. Некродия был одет в маску быка, но по парадному костюму в темную и светлую полосы, любой мог узнать в нем первого заместителя директора. Мортингер и вовсе ограничился черными очками-маской со стразами, под которые был подобран черный костюм с искрой, белая рубашка и красная бабочка вместо галстука.
Игорь выхватил их толпы несколько костюмов со славянскими мотивами, но расшитого жемчугом кокошника и серебристого платья Снегурочки так и не увидел. Мимо Берестова, из коридора в зал вошел Блэкхом и безразлично взглянув на Игоря, растворился в толпе.
   После внимательного осмотра и осмысления ситуации, Берестов вошел наконец в зал и непрестанно отстраняя от себя нимф, русалок, ундин, а также дам в одеяниях восемнадцатого века, проследовал вдоль по его периметру, по направлению к сцене.
   В центре зала его едва не сбил с ног вынырнувший из под елок козлоногий сатир. Сатир громко хлопнул в ладоши и крикнул голосом Тойфельса: «Танцевальная группа, ко мне! Компарса и танцевальная группа, ко мне!»
   Игорь обратил внимание, что пять или шесть елей стояли между опорами центрального ствола шахты и движимый любопытством, он заглянул туда, откуда только что выбежал Тойфельс.
   Увидел он, именно то, что ожидал: вокруг оси волновода располагались металлические решетки; снизу все это прикрывалось полупрозрачным пластиком, что создавало иллюзию глухого перекрытия со стороны десятого этажа. Берестов взглянул вверх и на личе его отразился ужас; шахта, едва освещаемая красными фонарями подсветки, казалось, уходила в необозримую космическую даль.
   Выбравшись из-за елей, Игорь обнаружил, что пустые хождения и праздные разговоры уже прекратились. При выключенном освещении, цветомузыкальная подсветка на стенах создавала зловещее ощущение. От мерцания багровых, зеленых и синих цветов исходила тревога и чувство надвигающейся беды.
   Берестов посчитал за лучшее направиться в сторону эстрадных подмостков, но при этом, ему без конца приходилось уходить от льнущих к нему дам и пробиваться сквозь неподвижные ряды сказочных и мифологических персонажей.
   Наконец, находящийся на эстраде Блэкхом, вставил компакт-диск в проигрывающее устройство и, из динамиков  полилась тягучая музыка индийской раги. Все участники карнавала окончательно затихли и многие начали раскачиваться в такт заунывной медиумической мелодии. Собственно, мелодии еще никакой не было, лишь только тягучий, едва заметно ускоряющийся ритм. Как по команде, вокруг пульсирующих разноцветными гирляндами елей, начала выстраиваться танцевальная группа. Игоря неприятно поразила одинаковая одеревенелость их лиц, а также, пустота матово блестящих неподвижных глаз.
   Чтобы не быть вовлеченным в общее действо, Берестов прошел вдоль сцены и когда увидел у самой стены увешанную серпантинами дверь, недолго размышляя, потянул ручку на себя.
   Перед Игорем открылось небольшое полуосвещенное помещение. В глубине его находилась еще одна дверь, из щели которой бил яркий электрический свет.
   Берестов вошел в тамбур и приблизившись ко второй двери, приоткрыл ее, и замер на пороге.
   У зеркала, в карнавальном наряде Снегурочки, спиной к нему стояла Евника. Почувствовав присутствие постороннего, она испуганно обернулась и что-то спрятала в сумочку. Секунду продолжался их немой диалог, но уже в следующий миг, Ника, как молния подбежала к Игорю и, втянув его внутрь, захлопнула следом дверь. Игорь хотел что-то сказать, но Ника приложила палец к губам и закрылась на все шпингалеты и защелки. Лишь после этого, она взяла Игоря за руки и с волнением произнесла: «Я знала, что ты придешь».
   - Я тоже знал, что найду тебя, - с волнением ответил Берестов и сняв с головы карнавальную маску, отшвырнул ее в сторону.
   - Да, - ответила одними глазами Евника и минуту они стояли, держась за руки и тихо улыбаясь, смотрели друг на друга.
   - Я прослушала утром твое Рождественское послание, - первой нарушила тишину Евника и осторожно погладила взлохмаченные волосы Игоря.
   - Правда, - отозвался Берестов, - тебе понравилось?
   Ника только улыбнулась и кивнула в ответ. И вдруг, изображая деланную строгость, начала дергать Игоря за рукава его облачения.
   - Что ты за балахон на себя нацепил?!
   - Не я, это Тойфельс! - попытался оправдаться Берестов.
   - Какой еще Тойфельс?! - уже по настоящему возмутилась Евника, - немедленно снимай эту хламиду!
   - Пожалуйста, разве я против, - в тон ей отозвался Берестов и стал помогать Нике снимать нацепленный на него балахон. Евника дернула в пылу за рукав и он сразу же оторвался.
   - Смотри, осторожней, - рассмеялся Берестов, но, Евника оторвала уже второй рукав. Следом, с треском расползлось и все облачение и Ника, смотав его в клубок, затолкала куда-то в угол.
   - Вот, так, наверное и лучше, - осмотрев Игоря, с радостным удовлетворением произнесла она, - каким человека застанет полночь, таким он и будет весь год.
   - Как это? - недоумевающе вопросил Игорь.
   - Очень просто, - и в голосе Ники появилась грусть, - с человеком происходит превращение. Ведь, это не просто маскарад. Всякий, кто поучаствует в нем, перестает быть человеком.
   - А, ты? - непроизвольно вопросил Берестов.
   - А, я… - Ника подошла к сумочке и достали из нее, подаренную Игорем иконку Петра и Февронии, - и еще, - она вынула кожаный ремешок с псалмом «Живый в помощи», - когда это начнется, я надену его под кокошник и избегну всякой напасти… Вот, уже, - и в ее голосе появилась тревога.
   Сквозь дверную перегородку послышались согласные, под нарастающий темп раги, вскрики то-ли отдельных фраз, то-ли заклинаний.
   - Слава Богу, хоть Карева здесь нет, - произнесла она, прислушиваясь к звукам доносящимся из-за двери.
   - Значит, вышел на бюллетень, по твоему совету, - в тон ей ответил Берестов.
   - А, ты откуда знаешь?! - вспыхнула негодованием Евника и развернувшись лицом к Игорю, застучала кулачками по его груди, - подсматривал, да, подсматривал?!
   Изображая недоумение, Игорь широко развел руками, но потом, вдруг обхватил Евнику и закрыл поцелуем ее уста. Ника, сначала попыталась освободиться от его объятий, но потом затихла, покорившись чувству. Казалось, они снова остались одни посреди вселенной, посреди вечности…
   - Знаешь, - с волнением произнес Игорь и поправил на голове Евники, едва не упавший с нее кокошник, - я-а, был у старца.
   - Да-а… - спросила Ника одним лишь взглядом.
   - Он сказал, что у нас все будет хорошо, - добавил Берестов севшим голосом, - но… как-то странно добавил, при этом: венчание ваше будет не здесь!
   - Не здесь? - переспросила Евника.
   - Да, с каким-то особым значением он это произнес.
   Евника минуту молчала и потом задумчиво произнесла: «Знаешь, я тоже ездила к сестре в монастырь, в прошедшее воскресенье. Исповедалась там, и причастилась».
   - Правда, - радостно изумился Берестов, - старец меня тоже причастил, но исповедовал… - и, он со значением покачал головой, - часа два или три.
   - Ой, - простодушно изумилась Евника, - так, ты же святой, теперь, - и тут же сконфузилась от своего наивного удивления, - что же мы стоим? Пойдем, сядем.
   Присев на скамейку, Ника, несколько смущенно поглядела на Игоря и произнесла с трепетом: «Сегодня днем, не зная отчего, решила просмотреть еще раз электронную почту… А, там, твоя песня», - и Ника, тихо, вполголоса запела:

Мы с тобою древние древние.

   И Игорь, тихо пропел вместе с ней вторую строку:

Помнишь фрески во храме Блаженного.

   Затем, Ника снова пропела одна:

Эти лики, и – «Жертва вечерняя»,

   И закончили, снова вдвоем:

И глаголы – неизреченные…

   Припав лицом к груди Игоря, Евника произнесла со счастливой улыбкой: «У меня, так тихо сейчас на душе, что… вот бы прямо сейчас умереть».
   Игорь коснулся губами ее лба и произнес с горечью: «Не говори так, зачем… а как же я?»
   - Ой, прости меня дуру, прости, - Ника порывисто выпрямилась и виновато посмотрела в глаза Берестову.
   - И ты меня прости, - отозвался Игорь. И взявшись за руки, они снова замолчали, глядя в глаза друг другу.
   Вдруг, тягучий ритм за дверью сменился на синкопированное звучание, и они с тревогой посмотрели в сторону зала. Время спустя, Берестов произнес сдержанно и с некоторой задумчивостью: «Знаешь, у меня есть, по их поводу одна новость».
   - Какая? - Евника сразу же насторожилась и схватив Игоря за руку, посмотрела ему прямо в глаза. Но, вопреки ее ожиданиям, Берестов произнес почти обыденно и даже с некоторой скукой: «Пергамский алтарь, здесь», - после чего, пренебрежительно указал рукой вниз.
   - А-а, я так и думала, - с некоторым разочарованием произнесла Евника и тень печали легла на ее лицо, - у меня, тоже, для тебя есть новость, - и она, взглядом указала вверх, в сторону башни в центре зала, - Великая праматерь, здесь.
   Игорь лишь согласно кивнул, как о давно известном ему деле.
   На минуту воцарилось напряженное молчание, лишь только за стеной слышалось ритмичное, все ускоряющееся звучание ситара и согласно выкрикиваемые слова главной буддистской мантры: «…Хум! Ом мани пад мэ хум!...».
   - Сначала переберут все индуистские мантры, - пояснила Евника, - потом, начнут «Отче наш» читать шиворот-навыворот. Прости, Господи, - и Ника, с болью во взгляде, перекрестилась, - потом, после всеобщей свистопляски начнется свальный блуд. Через шахту башни, по моему, какой-то наркотик впрыскивают, в виде дыма.
   - А, как же ты? - обеспокоено спросил Игорь.
   - А я-а, вот здесь, всегда. Покручусь, вначале, для видимости… Скоро уже начнут кричать: Снегурочка!.. а потом, как мышка, прячусь.
   - И никто сюда не пытался войти? - Игорь взглядом окинул тесное пространство гримерной. Ника лишь иронично улыбнулась, одними уголками губ:
   - Ты забыл, что у меня сестра монахиня и отец, последний потомок, по прямой, из рода Иафетова. А потом, все мои пращуры… - и она многозначительно воздела «очи горе», - сейчас молятся за нас перед Престолом Господним. - На лице Ники, на миг появилось победное выражение, но в следующую секунду, тень печали снова легла на ее невидимой вуалью.
   - Чувство беды преследует меня все последние дни, - произнесла она, немного погодя, - мир стал другим. И чем дальше, тем более он будет другим… - Игорь вопросительно взглянул на Евнику, и она продолжила, - потому что, поэзия уходит из этого мира, а вместе с ней уходит радость и свет. Поэзия живет там, где славят Творца, а где слово заменила цифра, там нет поэзии, нет света, нет радости. Человек создан Богом-Поэтом, но он забыл это, и в этом его беда. А потому, все века шло противоборство поэтического Авелева начала и непоэтического каинова. Борьба между высокими Божьими смыслами, и низкими дьявольскими. Именно это стало главной причиной, отчего истинную поэзию вязали, крушили, затыкали рот, жгли, топили, рассеивали по ветру, но, она как птица Феникс, возрождалась вновь. Поэзия всякий раз показывала, что она непобедима, потому что невозможно победить слово, невозможно победить дыхание небес.
   За дверью, все громче раздавались возгласы: «Ом мани пад мэ хум! Ом мани пад мэ хум!..»
   - Этой ночью произойдет что-то ужасное, - с горечью произнесла Евника, - сказано: «Душа моя скорбит смертельно» - это Господь, о себе, в Гефсиманском саду.
   Игорь молча кивнул, но вслух произнес совсем  другое: «Знаешь, Ника, по моему, именно сейчас пришло время действовать».
   Евника, лишь вопросительно посмотрела на Берестова.
   - У меня есть еще одна новость для тебя, - предупреждая вопрос Ники, поспешно произнес он, - это – где петух прокричит трижды, - и движением руки предупредил ее вопрос, - а сейчас, вот что. - И после этих слов, решительно вынул мини-диск из внутреннего кармана пиджака.
   - Что это? - недоверчиво произнесла Евника.
   - Как минимум, крушение Нового Вавилона, - севшим голосом отозвался Игорь, - вирус Апокалипсиса «зверь». - И затем, уже весело посмотрев на замершую в недоумении Евнику, как-бы пародируя рекламных агентов, стал объяснять достоинства вируса:
   - Стоит послать его на сервер какого-либо банка, скажем: «Банка Сингапура», «Швейцарского Ниционального банка», «Федеральной Резервной системы США», вообще,  к чертям собачьим, любого банка, на сайты многотиражных газет, на сервер какой угодно корпорации и вирус, а точнее – синкретическая самоорганизующаяся программа, начнет шаг за шагом пожирать электронное пространство строго определенной системы, до полного ее уничтожения!
   - И, что же?! - даже не спросила, а буквально выдохнула Евника.
   - Элементарно! Все банковские счета, и не только они, если они сопряжены с этой системой, будут неминуемо уничтожены вирусом.
   - И, что же дальше?
   - А, дальше, - и Берестов тяжело вздохнул, - в конце концов это случится – произойдет лавинообразное обрушение мировых валют… но информатика и культурные ценности, здесь, не потерпят никакого ущерба. Единственно, будет разрушено основание идола мамоны – «желтого дьявола», - и Берестов, спрятав диск в карман, произнес тихо, но твердо, - я думаю, что время пришло.
   Еще минуту или две они провели в молчании и затем, Ника с горькой улыбкой произнесла: «Нам надо прощаться. Но… я рада, что не ошиблась в тебе. И даже если бы ошиблась, все равно… Помнишь, я рассказывала тебе стихотворение», - и она со слезами посмотрела Игорю в глаза:

Я надеюсь, ты не Игорь –
Смерть тебя не поражала.
Над твоим поникшим телом
Ярославна не рыдала…

   - Да, я помню, - сдержанно ответил Берестов, и ласково поправил Евнике выбившуюся из под кокошника прядь волос.
   Скорбная тень пробежала лицу Ники и она, скрестив ладони на коленях, глухим, отчужденным голосом произнесла: «Все, надо идти».
   - Да, - согласился с ней Берестов и первым поднялся со скамьи, - надо прощаться.
   Евника поднялась вслед за Игорем, и они молча поклонились друг другу.
   - Не говорю, прощай, - тихо произнес Берестов.
   - Я буду тебя ждать, - эхом отозвалась Евника.
   Игорь уже направился к выходу, но Евника, вдруг вспомнив что-то, крикнула: «Стой! Ключи! - и бросив вслед ключи на цепочке, добавила, - вторая дверь центрального профиля! Выход, сразу на десятый этаж!»
   - Понял! - поймав ключ, радостно ответил Игорь, - жди меня! - и открыв шпингалет с защелкой, вышел в беснующийся в ритмах тяжелого рока, залитый пульсирующей цветомузыкой зал.
   Спустившись бегом по винтовой лестнице на четвертый этаж, Берестов сразу направился в свой кабинет. Включив верхний свет, он решительно  подошел к компьютеру и сев за стол, задумался на мгновение.
   - Пожалуй, надо начать с силовых структур, - вслух произнес Игорь, - ЦРУ, ФБР.
   По поисковой системе он нашел электронные адреса руководителей разведывательных служб и набрал текст письма: «Поздравление с Новым годом. От барона фон Тодезанга».
Затем, набрал краткий текст, в самых общих выражениях, и вставив мини-диск в «Си-Ди-Ром», нажав на панели значок – «Закрыть проигрывающее устройство», саркастически усмехнулся:
   - Гуд бай, Америка!
   Отвечая команде, «Си-ди-Ром», подобно устройству готовящему ракету к выстрелу, послушно ввел диск в системный блок.
   Следующая задача была более сложной и Берестову пришлось несколько раз давать команды в поисковой системе, пока на мониторе «Ай-Би-Эм» не обозначились банковские счета Тодезанга в государственном банке Сингапура. Игорь, в ошеломлении, даже почесал затылок, когда визуально просмотрел состояние второго заместителя директора.
   - Н-да, куда уж здесь Ротшильдам с Рокфеллерами, - протянул изумленно Берестов и начал производить маркетинговую операцию с одним из счетов Тодезанга. Когда операция была завершена, Берестов чуть было не подскочил с кресла.
   - Получилось! - радостно вскрикнул он и потряс крепко сжатым кулаком, - сингапурцев, конечно, жаль, но, кто виноват, что в их банках деньги Тодезанга, - и немного погодя, добавил, - теперь, производим другую операцию, скажем с банком в Нью-Йорке.
   Берестов посмотрел, как почти мгновенно произошло отчисление требуемой суммы, и со вздохом подвел резюме: «Американцев, конечно, тоже, жаль».
   Затем, Игорь произвел еще несколько торговых операций с крупными европейскими компаниями, поработав последовательно со всеми банковскими счетами Тодезанга. И под конец, подводя итог, произнес бесстрастно и устало: «Тодезанга, тоже, жаль. Завтра ему не на что будет купить даже стакан кока-колы».
   Откинувшись в изнеможении на спинку кресла, Берестов около минуты, пустым взглядом смотрел на  монитор компьютера, после чего произнес холодно, как-бы давая команду себе: «Теперь загружаем программу помех, с полным отключением четвертого и одиннадцатого этажей».
   Произведя необходимые манипуляции, он нажал на кнопку «О’кей», на панели управления и иронически улыбнулся:
   - Оставайтесь с «Windows», господа! - и поднявшись, направился на выход из кабинета.
   Остановившись у двери с надписью: «Завотделом первичной информации», Берестов назнаменовал себя крестным знамением и приложил руку к сердцу.
   - Господи! Помоги мне победить! - смиренно произнес он и возвел «очи горе», - помоги мне, во имя Твое.
   После этого, Игорь встал в стойку и с боевым криком ударил ногой  в дверь. От нанесенного удара она дрогнула, но по прежнему осталась зарытой. В другой раз, Игорь уже оттолкнулся от стены, и с разгона, в прыжке, снова ударил по двери. Лишь после третьего удара дверь вылетела вместе со скобами и петлями и рухнула плашмя посреди кабинета.
   Полутемное помещение освещалось только аварийной неоновой подсветкой на внутренней стене. Берестов включил верхний свет, и отставив в сторону вышибленную дверь, огляделся. Впереди, в метре от окна, находился стол, на котором тускло отсвечивал вороненой сталью пулемет системы Дегтярева. Справа стоял платяной шкаф, в котором, как уже знал Берестов, хранилась не одежда, а образцы оружия. Слева был шкаф с документами. Наверху его стояла маленькая, в аршин высотой елочка, украшенная новогодними игрушками и серебряным дождем. Располагавшаяся рядом заводная игрушка, представляла собой качели, с одной стороны которых восседала обезьянка, с другой – петушок. Для того, чтобы качели начали действовать, их надо было завести ключом, и тогда, при движении вверх-вниз, обезьянка будет махать руками, а петушок крыльями.
   Игорь приблизился к пулемету и потрогал его тускло отсвечивающий вороненый ствол.
   - Оружие Победы! - произнес он вслух, и взял пулемет в руки, наперевес.
   С озаренным лицом, Берестов замер на мгновение, как-бы давая клятву и присягая на верность. И затем, в знак покорности этой клятве, Игорь приклонил голову к сердцу. Совершив же безмолвную присягу, Берестов поставил пулемет на прежнее место и открыл средний ящик стола.
   - Нет, здесь нечто большее, чем просто хобби, - произнес он придя в себя, после чего начал по очереди перебирать лежащие на бархатной подстилке револьверы:
   «Смит-Вессон» - модель 34, «Кольт», «Сайд-Кин» - спортивный, «Гаррингтон и Рикардсон – 926»; карманные – «Бульдог» и «Таурус»…
   Берестов покачал головой и положив револьверы назад, открыл дверцу тумбы стола. Перед его глазами предстала та же картина. В верхнем ящике, пистолеты: германский «Люгер», советский «ТТ», бельгийский «Браунинг», штатовский «Ремингтон» и девятимиллиметровый испанский парабеллум «Файрберд».
   Игорь подержал его в руках и без колебаний сунул за пояс.
   Затем Берестов подошел к шкафу, открыл его дверцы и начал изучать содержимое. От осмотра находящегося там оружия, на лице Игоря отобразилось состояние легкой оторопи. В углу, рядом с ружьем «Континенталь супра де Люкс», стояла австрийская винтовка «Манлихер» образца 1880 года. На ремнях висели: немецкий «Шмайсер» времен Второй мировой войны, наш русский Калашников и короткоствольный израильский «УЗИ». Внизу стояли: снайперская винтовка и охотничий карабин «Медведь-4» с оптическим прицелом. В противоположном углу располагался пулемет ПКП «Печенег» , и… Берестов даже присвистнул от удивления, термобарический гранатомет «Шмель».
   Игорь не спеша перебрал оружие, и уже протянул руку к «Шмайсеру», но остановился на «УЗИ», тем более, что на полке, вместе с принадлежностями для чистки оружия, лежали еще два запасных рожка.
   Рассовав рожки по карманам, и повесив автомат на плечо, Берестов приступил к выбору крупнокалиберного оружия.
   - Гм, «Печенег» – хорошая штука, - оценивающе произнес Игорь, рассматривая пулемет в своих руках, - бьет кучно, поражение почти сто процентов, но лента заряжена едва на треть. Что ж, остановимся на «Дегтяреве», тем более, что у него в подсумке четыре запасных диска.
   Игорь поставил «Печенег» на место и взяв подсумок, одел его через плечо. Внезапно, взгляд его упал на расположенный внизу шкафа длинный узкий ящик… Берестов присел на корточки, и открыв окрашенную в темно-зеленый цвет крышку, присвистнул.
   В ячейках, подобно кокосовым орехам, выставленным на продажу, лежали в ряд с десяток гранат и лимонок.
   - Верно, здесь готовился государственный переворот? - покачал головой Берестов и взяв две лимонки, пристегнул их к боковым ремням подсумка.
   Еще раз оценивающе оглядев находящийся в шкафу арсенал, Игорь поднялся и направился к установленному на столе пулемету Дегтярева.
  Проходя мимо, зачем-то хлопнул ладонью по игрушечным качелям. Завод, видимо, еще не закончился, поэтому, качели заходили взад-вперед. Под тихий звон укрепленного сверху колокольчика, петушок торжествующе захлопал крыльями, а обезьянка замахала руками. Попеременно начали загораться то синие, то желтые гирлянды на елочке, вдобавок – глаза у зверушек вспыхивали, тоже попеременно, то красным, то зеленым  светом. Черные очки Блэкхома с эсэсовской молнией в кружочке, в нижнем углу правого стекла, лежали рядом. Игорь улыбнулся, саркастически дернув щекой, и сунул их в нагрудный карман.
   Где-то вдалеке, в промзоне, ледяным воем завыла аварийная сирена. Берестов с тревогой взглянул на стенные часы и взяв со стола пулемет, направился прочь из кабинета.
   В коридоре, на стенах которого мигали красные аварийные сигналы, Берестов почел за лучшее прибавить шаг, а затем, и вовсе перешел на бег. Достигнув же лестницы запасного выхода, Игорь рванулся во весь опор, с шумом, ритмически, под каждую ногу выдыхая воздух, и также, ритмически, подобно маятнику, двигая при движении пулеметом.
   На десятом этаже Игорь наконец остановился. Минуту или две, прислонившись к косяку двери, с хрипом глотал воздух. Наконец, вышел в коридор и огляделся. Никого. По стенам, также пульсировали красные аварийные сигналы. Сверху слышалась приглушенная музыка, да на металлизированной оси ствола шахты отражались всполохи догоравших на улице фигур из фанеры и папье-маше.
   Неожиданно, от центрального ствола донесся едва уловимый, на грани слышимости, рокот, от которого, как при землетрясении, заколебались стены и, следом раздался тугой цепенящий сознание вопль; как если-бы огромный тромбон или туба выпустили его на самой верхней ноте.
   Со стороны актового зала сразу же послышались ликующие возгласы и вопль тромбона тут же повторился.
   Теперь, свист и крики превратились в неистовый шквал и Берестов, преодолевая овладевшее им оцепенение, быстро зашагал по коридору.
   - Пора!.. Святый Победоносче Георгие, моли Бога о мне! - горячим шепотом начал он скандировать в такт ускоряющихся шагов, - преподобный Илие Муромец, моли Бога о мне!.. Благоверный княже Александре, моли Бога о мне!..
   Игорь взял пулемет на изготовку и вошел на площадку лестницы, ведущей на одиннадцатый этаж.
   - Пресвятая Богородице, помоги мне!..
   Поднявшись наверх, Игорь передернул затвор пулемета и, не убирая пальца с гашетки, закинул его на плечо. Оценивая обстановку, он на минуту остановился. Из раскрытых дверей актового зала доносились смех, возбужденные разговоры, отдельные возгласы. И снова, от ствола шахты послышался тугой, хотя и ослабленный глубиною, вопль иерихонской трубы.
   Шквал ликования лавиной покатился из зала, отчего у Берестова заложило в ушах, как после легкой контузии. И вслед за этой лавиной, подхлестывая и без того неистово ревущую толпу, зазвучали острые аккорды электрогитар:

One, two, three o”clock, four o”clock rock.
Five, six, seven, o”clock, eight o”clock rock.
Nine, ten, eleven o”clock, tvelve o”clock rock.
We”re gon rock around the clock tonight.

   - «Рок вокруг часов», из репертуара Элвиса Пресли, - произнес Берестов вполголоса, словно констатируя факт, и остановившись в дверях, надел очки Блэкхома.
   С головы до ног увешанный оружием, в черных очках со взятой в кружок молнией – SS, в правом углу стекла очков, с закинутым на плечо пулеметом, он стоял суровый и неприступный, как ангел возмездия, как ангел смерти.

Put your glad rags on, Join me, Hon
We”ll have some fun when the clock strikes one.
We”re gonna rock around the clock tonight.
We”re gonna rock, rock, rock, “til broad daulight
Gonna rock, gonna rock around the clock tonight.

   В центре, вокруг ритмично пульсирующих гирляндами елей, двигались два круга танцующих. Один из них шел по часовой стрелке, другой – в противоположную сторону. Остальные прыгали кто как мог и кто во что горазд. Игорь осмотрел участников карнавала, пытаясь выделить знакомые фигуры, но это не имело смысла, ибо от пульсирующей цветомузыки рябило в глазах.

When the clock strikes two, three and four
If the band slows down we”ll vell for more
We”re gonna rock, around the clock toning
We”re gonna rock, rock, rock “til broad daylight.

   Так ничего и не решив, Игорь поправил пулемет на плече и не переставая глядеть на танцующих, направился вдоль пульсирующей огнями стены.

Gonna rock, gonna rock around the clock tonight.

    И следом, пространство как-бы лопнуло, в куски располосованное воющими импровизациями электрогитары. Стробоскопический пульсирующий свет бил то в глаза, то сверху, то одновременно со всех сторон, выхватывая словно вспышками мгновенного фото, ирреальное зрелище, в котором едва не весь античный и египетский пантеон соединился в экстатической пляске. В облике танцующих уже не было ничего человеческого.
   - Бесы! Это не люди, а бесы! - с ужасом произнес Берестов. Смятение и страх отразились на его лице, но в следующий миг гнев сверкнул в глазах Игоря, и он решительно выдернув шнур из розетки, нажал на клавишу выключателя.
   Музыка мгновенно оборвалась и следом, зажегся верхний свет.
   Из-за прекратившегося действа отовсюду понеслись недовольные выкрики, но Берестов, подняв руку, приветственным тоном произнес первое, что пришло на ум:
   - Дамы и господа! Леди и джентльмены! Простите за неожиданную корректировку новогоднего представления  и за доставленное беспокойство! Действуя от имени и по поручению, хочу предложить участие в популярной сейчас игре, или конкурсе, на лучший танец двадцать первого века!
   Услышав объявление, участники карнавала одобрительно загалдели, криками проявляя согласие.
   - О’кей! - поддержал Берестов всеобщее ликование и уже серьезным тоном добавил, - а теперь, поговорим о награде для победителя. - С этими словами Игорь снял с плеча пулемет и взял его на изготовку.
   - Победителя обещаю добить контрольным выстрелом в голову, а проигравших… - и он внимательно осмотрел затихшую в предчувствии опасности толпу, - накормить досыта свинцом!
   В зале мгновенно воцарилась мертвая тишина и все участники маскарада застыли как в немой сцене. Минуту спустя, в глубине толпы произошло едва заметное движение вперед и чей-то злобный голос с ненавистью прошипел: «Заткните этому выродку пасть!»
   Берестов предупредительно повел стволом из стороны в сторону и медленно направился вдоль стены к открытым дверям.
   - А теперь, каиново отродье, слушайте меня внимательно. - На минуту он остановился и подняв пулемет вертикально, другой рукой снял с себя черные очки.
    - Это, говорю вам, я – потомок праведного Иафета. Тысячи лет мы шли разными путями. И все эти тысячи лет вы домогались нас разными способами, потому что без нас вы нежизнеспособны и несостоятельны. Вы мертворожденные с тех самых пор, как ваш предок заклал собственного брата. Но, иногда наши пути сближались, и от этих сближений, либо случались войны, либо исчезали могучие некогда народы и гибли великие цивилизации. И сейчас, под конец земной истории, Божие Провидение вновь предоставило нам возможность встречи. А потому!.. - Берестов поднял над собой очки, символизируя тем факт снятия маски и резким движением отбросил их прочь, - потому… пусть исход этой встречи решит сейчас Сам Господь Бог!
   Безмолвная толпа сделала еще один едва заметный шаг, но Берестов уже взял пулемет наизготовку.
   - Стоять, подонки! Я еще не все сказал! - и он, вновь предупредительно повел стволом, - За последние тысячи лет вы премного преуспели. Вы проникли во все сферы общества: монополизировали политическую власть, поглотили экономику и финансы, взяли под свой контроль силовые структуры, подмяли под себя науку, культуру и средства массовой информации, опутав своим смертоносным влиянием весь земной шар. Вы построили, наконец, свой вожделенный Вавилон. А теперь, чтобы утвердиться окончательно, вы неумолимо стремитесь к Армагеддону. К этой последней битве между светом и тьмой. Но… Господь не хочет Армагеддона. Господь хочет спасения всем, даже глубоко падшим. Он жаждет нашего покаяния. Ибо, без него – покаяния, мир на земле невозможен. Бог жаждет именно такого, рожденного в глубинах покаяния мира. Мир на земле есть образ и воспоминание рая в Эдемском саду. Но, только… вы не хотите этого рая. Вы хотите создать свой собственный рай. Рай без Бога. А потому, ведете мир к Апокалипсису… А раз так! Тогда – Армагеддон! Здесь, и сейчас! Будьте вы прокляты!!.. Душегубы!!.. Убийцы!!..
   Недвижная толпа с диким ревом рванулась навстречу Берестову, но он уже нажал на гашетку пулемета.
   - Апологеты тьмы-ы-ы-ы-ы!!!...
   Свинцовый веер располосовал первые ряды наступающих и Берестов, не переставая вести огонь, быстро пошел вдоль стены к выходу, дабы не позволить никому покинуть помещение. Перекрыв выход, он начал методично, шаг за шагом двигаться вглубь зала, точными очередями очищая его от дергающейся в предсмертных конвульсиях нечисти.
   Неожиданно, впереди появился Мортингер с браунингом в руке, но Игорь, буквально перерубил его пулеметной очередью. Мортингер мешкообразно рухнул на пол и затаптываемый хаотически бегающей толпой, забился, агонизируя в луже собственной крови.
   В отличие от проявившего чудеса храбрости коллеги, Некродия позорно прятался за спины других участников карнавала. Его маска буйвола, то и дело выныривала из-за других голов и Берестов, выждав момент, располосовал ее косой очередью напополам.
   Лопнувшая как кокосовый орех маска, со стуком свалилась с заросшей коричневой шерстью головы, и… громоподобный нечеловеческий рык потряс пространство актового зала.
   Один глаз Некродия был выбит пулей и из него, а также из простреленного лба, яростными толчками начали выдавливаться сгустки мозга и крови. Некродия обхватил лапами свою заросшую шерстью морду, закачался на месте и, продолжая дико кричать, рухнул на пол. Упав, он в последний раз дернулся и в его уцелевшем глазу застыли непереносимые ужас и боль.
   Берестов продолжал поступательно двигаться вперед, но вдруг выстрелы прекратились и в этот момент, вперед выскочила русалка с нун-чаками. Вихляя тощими бедрами, она начала зигзагами приближаться к Игорю и ее перекошенное злобой лицо отражало одно единственное состояние : «беспощадность».
   - Патроны! - яростно выдохнул Берестов, но на перезарядку уже не оставалось времени.
Как всегда, спасла тренированная многими годами интуиция.
   Игорь одним движением отсоединил диск и метнул его в голову наступающей ведьме. На перезарядку ушла еще секунда, и снова свинцовый ветер пошел стегать толпу пытавшихся ринуться в наступление оборотней.
   Вскоре, половина зала была очищена от монстров и Берестов, на всякий случай дал очередь по стоявшим вокруг шахты елкам. И едва не сразу, из-за деревьев, круша стеклянные игрушки и ломая ветки, вывалились несколько бьющихся в агонии тел. В одном из убитых Игорь узнал завсектором Кулаки, в маске крокодила.
   С методичной скрупулезностью обстреляв ближние пределы, Берестов перешел во вторую часть зала. Неожиданно, из под еловой ветки кубарем выкатился Тойфельс, и как волчок закрутился на месте. От ужаса и боли, он даже не предпринимал попыток к бегству; по всей очевидности, был ранен в живот, а потому, вел себя неадекватно ситуации.
   Игорь дал еще одну очередь по пытающимся скрыться упырям, и она прошла над головой крутящегося как юла Тойфельса. Берестов направил было ствол и на него, но боек снова цокнул по металлу.
   Как будто ожидая этого, на стол с музыкальным центром вскочил Блэкхом с кольтом в руке. Исход событий решали секунды и Берестов, схватив свободной рукой Тойфельса, прижал его к себе.
   От Тойфельса нестерпимо воняло псиной, но Берестов морщился и терпел, в сердцах выругавшись: «ну, и запах!» - пока не прозвучал последний седьмой выстрел.
   Швырнув в сторону изрешеченного распорядителя карнавала, Берестов отсоединил диск и повторяя трюк, метнул его точно в голову Блэкхома.
   В следующую секунду, Блэкхом взмахнул руками, и отлетел со своего постамента на несколько метров назад.
   Последний третий диск Игорь расходовал крайне экономно, короткими очередями добивая оставшихся в живых оборотней. И лишь когда все было кончено, он последней длинной очередью испотрошил кинувшегося наутек Блэкхома…
   Воцарившаяся тишина была столь неожиданной, что Берестов, недоверчиво оглядевшись, решил убедиться в результатах прошедшего боя. Перешагивая через трупы, он направился к шахте и отодвинув дымящимся стволом ветку, посмотрел внутрь. Никого.
  Осмотрев же внимательнее усеянное телами упырей помещение, Игорь обратил внимание, что почти у всех на руках были звериные когти, а ноги, вместо ступней имели, либо раздвоенные копыта, либо перепончатые лапы.
   Добравшись до выхода, Игорь вновь огляделся.
   Уцелевшие гирлянды на елках по прежнему загорались то красным, то желтым, то зеленым цветом. Шторы на нескольких окнах были сорваны вместе с гардинами. Два или три окна стояли совсем без стекол и в них, задуваемые ветром, тихо залетали снежинки.
Игорь подошел к одному такому окну. Через стекольные зубцы перед ним открылась главная площадь института. На автостоянке находились несколько десятков припорошенных снегом автомобилей, а в центре площади, вместо стоявшей там некогда ели, догорала кучка головешек. Зато с противоположной стороны и это было видно в отражении уцелевших стекольных осколков, в полной мере занималось огненное зарево.
   Берестов устало развернулся и, безучастно перешагивая через трупы, перешел на другую восточную сторону зала.
   - Так и есть, горят цеха промзоны, - произнес он самому себе и зачем то добавил: «Гравюры на дереве». Эдуардас Межелайтис. - После чего, помолчав мгновение, процитировал:

Доски деревянные полные мерцанья,
И явственно слышимого передвижения.
Апокалиптические прорицания,
Требуют логического продолжения.

   Пламя за бетонным полем продолжало набирать силу.
   - Пора забирать Евнику и, уходить, - глухо произнес Игорь и направился через зал, в сторону артистической гримерной.
   Но, вдруг, что-то остановило его. Как если-бы в глубине сцены промелькнула едва заметная тень. Берестов вышел на более освещенную часть зала, но тень, словно играя, проследовала в противоположную сторону.
   Игорь снова осмотрелся. Все оставалось прежним, но что-то неуловимо изменилось.
   Неожиданно его взгляд упал на распростертого в луже крови Некродия. Его покрытое звериной шерстью лицо, по прежнему щерилось предсмертным оскалом, но в выражении уцелевшего глаза отсутствовали ужас и боль. Напротив, мертвец смотрел зло, торжествующе и, более того, смотрел прямо в лицо Берестову.
   Игорь с трудом отвел взгляд от ощеренной в мертвом оскале морды и снова в глубине зала промелькнула едва видимая тень.
   Неуловимый некто как-бы понял, что его заметили, ибо следом послышался тихий глумливый смех. Цепенящий ужас и предчувствие беды стали вкрадываться в душу Игоря, и он инстинктивно взял пулемет на изготовку.
   - Хи-хи-хи, - вновь послышалось в глубине зала и следом пронесся как-бы посвист в стеблях травы, - свинцовые пули… хи-хи-хи, свинцовые.
   Одна из фигур, распростершаяся у опоры шахты, дрогнула едва заметной судорогой и на короткое время все замерло.
   - Свинцовые пули, - вновь прошелестел тихий посвист и по залу понеслось глумливое, торжествующее, - свинцовые пули… свинцовые… свинцовые пули…
   Лежащая неподалеку от Игоря русалка вдруг выгнулась со страшным захлебывающимся вскриком и где-то позади, у самой сцены, словно подброшенный пружиной, наполовину привстал оборотень в костюме не то паука, не то летучей мыши.
   Русалка, вновь, со страшным воплем выгнулась  следом привстали еще несколько вурдалаков. Глумливый смех прозвучал уже торжествующе, явственно и мертвецы, как-бы подбрасываемые ударами электрического тока, стали подниматься один за другим.
   Поднявшись, судорожно передвигаясь, они подобно сломанным куклам медленно  двинулись в сторону Игоря. Их оскаленные улыбки обнажали по две пары острых клыков и Берестов заметил, что зубы у всех вурдалаков пилообразные.
   - Э-э-ы-ы, будьте вы прокляты! - выкрикнул Берестов, и подняв над головой ставший безполезным пулемет, швырнул его в толпу.
   Во весь опор бросившись к выходу, он на ходу снял с себя подсумок и выдернув кольца у пристегнутых сбоку лимонок, не глядя метнул его назад.
   Игорь едва успел преодолеть один лестничный пролет, как сзади раздался страшной силы взрыв, от которого посыпалась штукатурка и погасла лампочка на верхней площадке. Саму дверь, которую Игорь успел захлопнуть, вырвало ударной волной и она стала наперекосяк в дверном проеме.
   Добежав до площадки четвертого этажа, Игорь снял с плеча автомат и дождавшись, когда орущая свора устремится следом по винтовой лестнице, открыл прицельный огонь.
   - Это вам за Воронцова!.. Это вам за Щеголева!.. Это вам за умученных детей!..
   Бегущие впереди оборотни, прошитые автоматными очередями, начали падать в шахту винтовой лестницы, а следующие за ними, кубарем скатывались вниз по ступеням. Некоторые из монстров летели через перила только от того, что не могли сопротивляться напирающей сзади толпе.
   Расстреляв все три рожка, Игорь швырнул вслед оборотням ставший бесполезным «УЗИ» и, бегом устремился вглубь коридора.
   Вскочив в кабинет Блэкхома, он выхватил из шкафа гранатомет «Шмель» и снова бросился в коридор.
   Установив гранатомет на треногу, Берестов занял позицию лежа и замер в ожидании противника. Гогот толпы оборотней все более приближался и, едва они вырвались из-за поворота, как Берестов нажал на спуск.
   Шахта гулко ухнула от взрыва гранаты, после чего сразу же послышался звон выбитых стекол.
   Свойство термобарического снаряда состояло в том, что мгновенно распространяющееся затекающее пламя выжигало весь кислород в замкнутом пространстве, а потому, действовать надо было правильно. Игорь закрыл голову руками и широко открыл рот, чтобы в случае возникновения разрежения, выровнять давление в носоглотке. Через секунду волна воздуха прокатилась по нему из глубины коридора и он еще сильнее вжался в паркет. От образовавшегося вакуума до ломоты зазвенело в ушах и сердце скакнуло куда-то в глотку. Из-за этого, на миг все как-бы замерло, стало замороженным, стеклянно неподвижным. Но, время спустя, по нему вновь прокатилась волна, теперь уже обратная, несущая с собой смрадную гарь горелых человеческих тел.
   Почти мгновенно сработала автоматика пожаротушения, и площадку четвертого этажа начало заливать бьющими с потолка потоками пены. Несколько десятков тел беспомощно копошились внутри дыбящегося пенообразователя, словно это было единое существо с десятками рук и голов. Завороженный этим жутким зрелищем, Игорь все еще лежал посреди коридора, не в силах двинуться с места.
   - Протей! - произнес он, с трудом освобождаясь от овладевшего им оцепенения.
   - Протей! - повторил он, приподнявшись, и резко вскочив, вновь кинулся в кабинет Блэкхома.
   Вынув из шкафа пулемет ПКП «Печенег» - российский единый ротный, 7,62-мм калибра, Берестов в три прыжка вернулся к исходной, и от пояса открыл огонь по кишащим внутри пенообразователя телам. Разрывные пули чмокая влеплялись в копошащийся белковый коллоид, как если-бы не причиняя ему никакого вреда…
   Отстреляв все патроны, Игорь с размаху бросил пулемет в сторону пузырящейся кровавой пеной биомассы и опрометью побежал дальше по коридору.
   Ворвавшись в приемную, Игорь ударил первым попавшимся стулом об угол стола и выломав из него ножку, запихнул ее между ручек стеклянной входной двери. Подбежав после этого к столу Евники, он изо всех сил рванул на себя верхний ящик. От рывка стол сдвинулся с места, но ящик так и остался закрытым.
   - Боже! - взмолился Игорь, воздев «очи горе», но в следующее мгновение, подбежал к двери и вновь взглянул через нее в коридор.
   Около десятка покрытых пеною тел уже вывалились из общей массы и конвульсивно дергаясь, стали медленно перекатываться по полу. Как будто невесомые, они катились по паркету, едва касаясь его…
   Вдруг Берестов понял, что нужно предпринять. Бросившись к столу, он скинул с него компьютер и, перевернув вверх дном, ударом ноги выбил дно ящика. Выбросив наружу все содержимое, Игорь сразу нашел среди канцпринадлежностей связку ключей, и схватив их, бросился к кабинету директора.
   Толпа оборотней уже мчалась по коридору, роняя на пол куски противопожарной пены, но Берестов никак не мог подобрать нужный ключ. С торжествующим воем и улюлюканьем толпа уже приблизилась к приемной, и первые из их числа с размаху навалились на стеклянную дверь. Она опасно вогнулась внутрь, но как ни странно, выдержала первый натиск. Берестов лихорадочно сунул в скважину очередной ключ и… начал открывать замок. Подошел… Первый, второй, третий, четвертый обороты…
   С негодующими воплями, толпа снова навалилась на хрупкую преграду, и возле петель двери стали появляться опасные трещины. Как ни странно, она выдержала и этот натиск. Выдернув ключ, Игорь рывком распахнул кабинет и ударом ноги открыл вторую дубовую дверь; она оказалась незапертой.
   Последнее, что увидел Берестов, это разлетающиеся в куски стеклянные створки и врывающихся в приемную вурдалаков и оборотней.
   Замкнув первую и вторую дверь кабинета, Игорь прошел вглубь его и встав у края стола, швырнул назад ненужные более ключи.
   Последовавшие с другой стороны удары были поначалу слабыми и разрозненными, но уже спустя минуту приобрели силу и отлаженную согласованность. Вскоре от мощных синхронных толчков затряслись укрепленные на стенах горшки с растениями и казалось, вот-вот они рухнут на пол. По мере нарастания силы ударов, вопли за стеной обретали порядок и согласованность.
   - И-и-й-э-х! - одновременно выкрикивали несколько десятков глоток, и тут же следовал чудовищный удар в дверь. И снова, за леденящим, - и-й-э-х! - следовало сотрясение не только цветочных конструкций на стенах, но даже кактусы на подоконниках стали содрогаться, как при шестибальном землетрясении.
   - И-и-й-э-х!!! - и Берестов, цепенея от ужаса, услышал, как под натиском нечеловеческой силы затрещала наружная дубовая дверь.
   Печать смерти пасмурной тенью сошла на лицо Игоря, и он, не отдавая себе отчета, вынул из-за пояса парабеллум. Передернув затвор, он поднес его к виску и произнес онемевшими устами: «Прости, Господи, Ты видишь, что у меня нет иного выхода… Я верю, что самоподрыв, это не самоубийство, не предательство Тебя… - Берестов с трудом проглотил удушающий комок в горле, - а это, именно самоподрыв… Я верю, что Ты поймешь меня. Я не предатель… просто, у меня…»
   Игорь хотел уже нажать на курок, но вдруг замер в изумлении и его рука с парабеллумом начала медленно опускаться.
   Возле сотрясающейся от ударов дубовой двери, в воздухе засветилось яркое золотистое облако. Свет от него становился все ярче, и оно, как если-бы набирая плотность и объем, расширялось во-вне, одновременно с этим обретая трехмерность и глубину. Игорь заворожено глядел на пульсирующий перед ним свет, уже не удивляясь, но воспринимая его как данность, как единственно возможное проявление милости Божьей. Рука Берестова окончательно опустилась вниз, и он, с облегченным сердцем положив пистолет на стол, коротким толчком отправил его назад. Парабеллум, вращаясь, скользнул по гладкой полированной поверхности и остановился на другом конце стола, стукнувшись о пресс-бюро директора института.
   Очертания внутри золотого облака становились все более ясными и в конце концов, Игорь увидел в глубине его иконостас с растворенными Царскими вратами. У престола в алтаре стоял священник, в золотых ризах, с воздетыми кверху руками. Игорь вгляделся внимательнее,  и у него не осталось никаких сомнений; это был он.
   - Отец Кассиан! - шагнув вперед, громко воскликнул Берестов.
   Услышав зов и, вздрогнув от неожиданности, священник начал медленно оборачиваться.
   - Отец Кассиан! - снова позвал его Берестов.
   Схиигумен с удивлением посмотрел на Игоря и по движение его губ, Берестов догадался, что батюшка назвал его имени. Мгновение, они молча смотрели друг на друга. Затем, как-бы в замешательстве, старец сделал Игорю знак, призывая оставаться на месте, и решительно шагнул к престолу. Взяв с него тяжелое золоченое Евангелие, он вышел на амвон и, еще что-то беззвучно произнеся, с видимым усилием перекрестил Берестова Евангелием.
   Отец Кассиан внимательно посмотрел на Игоря и добавил еще какие-то слова, но золотое изображение уже начало гаснуть, растворяться и исчезать.
   Чудесное видение прекратилось, но распространившееся по всему помещению неземное благоухание - отчего казалось, сам воздух светился и переливался - свидетельствовали о его реальной и несомненной истинности. За стеной, по прежнему слышались дикие вопли, гогот и рев, а сотрясаемая ударами дверь уже готова была рухнуть вместе с коробкой. Отрешенно глядя перед собой, Берестов вынул из нагрудного кармана иконку Георгия Победоносца, приложился к ней и прощально воздев «очи горе», крестообразно сложил руки на груди.
   От очередного страшного удара дверь вылетела вместе с петлями и толпа вурдалаков с дикими воплями ворвалась в кабинет.
   С отрешенным спокойствием Берестов смотрел вверх, лишь только крепче сжав в руке иконку святого Георгия и, секунду спустя, рухнул наземь, сбитый с ног шквальным напором. И свет мгновенно погас в его очах.

    * * *
   Евника стояла на коленях перед образом благоверных князей Петра и Февронии и закрыв лицо руками, непрестанно творила Иисусову молитву. Наконец, когда бой переместился куда-то в глубину здания, она стала молиться своими словами: «Господи, помоги ему! Господи, помоги ему!..» - заклиная, Ника произнесла эту просьбу несколько раз подряд, как вдруг услышала ответ.
   Ника даже вздрогнула от неожиданности. Это не было похоже на слова, она ощутила ответ, как присутствие. По лицу Ники прошел трепет и она, склонившись до земли, вновь заклинательно зашептала: «Господи, помоги ему!..» И вновь, она почувствовала присутствие. От присутствия исходило некое строгое требование, и пространство в помещении как бы замерло на миг. Ника вслушалась в него всем существом и как-бы выслушав приговор, отрицательно замотала головой.
   - Н-нет! - со стоном выдохнула она и ничком упала на пол.
   Перед ее глазами бушевало пламя, из которого постепенно начал проступать образ «Спас – Ярое око». И послышался голос, как-бы вдали, величественный, скорбный, полный любви, но по прежнему, неумолимый: «Мне отмщение, и Аз воздам!»
   - Но, я не могу! Не могу» - со слезами застонала Евника, - клятва рода выше меня! - и приподнявшись на руках, она крикнула, как-бы произнося ультиматум: «Да, я плохая, я гордая! Но, я не могу!»
   Она снова бессильно упала на пол и снова послышалось, уже уходящее, но теперь наполненное безмерным состраданием: «Мне отмщение, и Аз воздам!»
   Ника не помнила, сколько продолжался спор с сим Долготерпеливым Некто, но теперь она медленно приходила в себя, словно возвращалась из странного полусна, полуяви, когда кто-то, или точнее Некто, о чем-то говорил ей, пытаясь убедить в непреложности предлагаемых Им истин, а она повела себя по отношению к Беседовавшему, подобно капризному упрямому ребенку. И этот Некто теперь удалился, оставив в душе чувство вины.
   Ника с тревогой огляделась вокруг, и торопливо осенила себя крестным знамением. Она настороженно прислушалась, но в зале и в институте было тихо. И лишь где-то вдалеке слышался вой пожарной сирены. Ника, вновь, с безмолвной мольбой обратила взор к образу Петра и Февронии. Двое святых стояли обратясь друг к другу, но их лики и положение рук указывали на осеняющего их Спаса Нерукотворного. Ника неотрывно смотрела на икону и образ как если-бы что-то говорил ей, оживая, наливаясь красками и обретая объем. И вдруг, из ока князя Петра, на правую ладонь истекла светлая капелька мира и осталась на ней. И следом, такая же капля истекла из ока княгини Февронии. С ужасом прозревая смысл этого знамения, Ника покачала головой и, едва слышно прошептала: «Нет!»
   И вновь, из ока Петра истекла другая капля, и миро с правой руки покатилось, как-бы пророненное, по иноческим ризам, на землю.
   - Не-е-т! - все поняв, воскликнула Евника и упав на пол, зашлась горьким безысходным плачем.
   …Наконец, Игорь освободился от окружавших его мрака и немоты и увидел себя под самым потолком разгромленного кабинета. Точнее, он осозновал себя так, ибо тело его лежало внизу, в окружении ужасных существ, которые пинали его, били ногами, но при этом, почему то не могли дотянуться звериными лапами. Игорь беззвучно крикнул, желая прогнать существ терзающих его тело, но вместо этого, неодолимая сила потянула его в темный тоннель.
   …Евника нашла наконец в себе силы справиться с плачем. Постепенно успокаиваясь и продолжая иногда еще всхлипывать, она замерла в безнадежном ожидании. Но вдруг, до ее слуха донесся отдаленный шум и Ника стала приходить в себя. Гомон постепенно нарастал и уже через минуту толпа оборотней ворвалась в зал. И едва не сразу из общего разрозненного хаоса голосов, вырвалось несколько одинаковых: «Дед Мороз! Где Дед Мороз?!.. Почему нет Снегурочки?!.. Позвать Снегурочку и Деда Мороза!..» - И из отдельных возгласов, вскоре началось согласное, как по команде, скандирование: «Снегурочка! Снегурочка! Снегурочка!..»
   Услышав скандирующие крики, Ника упала на колени и с пламенной молитвой обратилась к святым князьям Петру и Февронии. В зале еще несколько прокричали: «Снегурочка!..» - но, уже слабо, неуверенно и, когда крики затихли совсем, то на смену им, из киловаттных динамиков ударили мощные аккорды электрогитар:

I said come on over baby,
a – wholl lott shaking” goin” on…

   Выкрикнул тугой вибрирующий фальцет начальную фразу рок-эн-ролла «Беби шейк».
Евника взглядом поблагодарила святых угодников и поднявшись, направилась к зеркалу. Внимательно вглядевшись в свое отражение, она медленно сняла с головы кокошник и стала распускать золотую косу.

Mmm, i said come on over baby,
We got chiken in the barn,
Wose barn, what barn, my barn
Come on, over baby,
We got the bull by the horns…

   Под свист и крики толпы, рок-эн-ролл, оглушающим ураганом покатился по актовому залу. Не обращая ни на что внимания, Евника достала из сумочки фамильный кожаный ремешек и одела его на голову.
   - Надо уходить, - произнесла она глухо и отрешенно и сорвав с гардины штору из темно-синего бархата, накинула ее на себя.
   Выключив в гримерной свет, Евника вошла в содрогающийся от киловаттных динамиков зал, пересекла его как молния и, сбросив на выходе маскирующий кусок ткани, устремилась к дверям межэтажной лестницы.
   Когда она устремилась вниз, то под ногами Евники отчаянно захрустело битое стекло, а от осыпающейся известки поднялось облако пыли. Никто не воспрепятствовал ее бегству и лишь только вслед неслось постепенно угасающее:

I said shake it baby, shake it
I said shake it baby, shake it
I said shake it baby, shake oll right
I said shake it baby, shake it…

   Выбежав в коридор десятого этажа, Ника, влекомая неодолимою силою, проследовала не на главную винтовую лестницу, а к запасному выходу, в сторону приемной, где находилось тело Игоря.
   Картина в приемной секретариата представляла ужасное зрелище, но Евника, не останавливаясь, еще надеясь на чудо, пробежала к кабинету директора. Но, едва перешагнув порог, как-бы наткнувшись на невидимую стену, она, тихо вскрикнув, остановилась.
   Игорь лежал подле стола, вытянувшись во весь рост, со спокойным выражением на бледном лице. В его скрещенных руках находился крепко сжатый образок Георгия Победоносца и казалось, что он просто уснул.
   Преодолевая себя, Ника со страхом приблизилась к Игорю и преклонив перед ним колени, с надеждой коснулась ладонью его чела.
   Лоб был холодный и Евника, сдавленно вскрикнув, отдернула руку.
   Еще не веря, она с надеждой взглянула в лицо Игоря и вдруг, вспомнив нечто важное, быстро поднявшись, побежала в приемную. Открыв свой стенной шкаф, она вышвырнула из него все лишнее и достала из дальнего угла два флакона с прозрачной жидкостью.
   - Мертвая вода и живая вода, помогите мне! - дерзновенно воскликнула Евника, но вдруг она осеклась, и… Ника поставила флаконы на прежнее место. Вместо них, она взяла маленький пузырек, стоящий в противоположном углу полки.
   - Богоявленская вода, помоги мне, - произнесла она молитвенным шепотом и почти бегом направилась к Игорю.
   Преклонив перед Берестовым колени, она возлила на его чело крещенской воды и зашептала слова молитвы: «Явился еси днесь вселенней, и свет Твой, Господи, знаменася на нас, в разуме поющих Ти; пришел еси и явился еси, Свет неприступный».
   Со словами – «Свет неприступный», она вновь возлила на чело Игоря крещенскую воду, протерла ее платочком по лицу, и… веки Берестова вздрогнули. Ника, с трепетной надеждой посмотрела на любимое лицо; нет, ей не показалось. Она поспешно приподняла Игоря и поддержав его голову, влила в приоткрытые губы остатки Богоявленской воды.
   Кадык Берестова судорожно сократился и в следующую секунду он сделал вдох, потом еще и, вновь судорога потрясла его тело. Увидев, что жизнь возвращается к Игорю, Евника обхватила его голову и прижалась щекой к его темени.
   - Я здесь, я здесь, прошу тебя, не умирай… я здесь, - горячо зашептала она и, снова судорога потрясла тело Берестова.
   - Ника… я должен тебе сказать, - с трудом преодолевая смертный трепет, произнес Игорь, - я должен… тайна, которую ты ищешь… здесь, - и тело Берестова, уже в который раз сотряслось в конвульсии.
   Евника еще крепче прижала к себе голову Игоря и воздев лицо, лишь с плачем прошептала: «Господи!..»
   - Тайна… здесь, - вновь, превозмогая себя, произнес Берестов, - петух прокричит трижды – это, шкаф у стены…
   Дыхание Игоря становилось все более учащенным и каждый вздох давался ему все труднее.
   - Больше не могу удерживать в себе жизнь… сними с меня ладанку… дар отца Кассиана.
   Холодный пот проступил на лбу Игоря и в его глазах появился лихорадочный блеск.
   - Возьми ее себе, пока жива… все…
   Взгляд Игоря стал медленно угасать, движение остановилось и как от легкого дуновения, на лицо сошла тень неподвижности.
   Крупная капля прокатилась по щеке Евники и она быстро смахнула ее рукой. Как если-бы не понимая происходящего, она растерянно заморгала и горячая капель заструилась по ее лицу.

Мы с тобою древние древние,
Помнишь фрески во храме Блаженного…

   Пытаясь взять себя в руки, всхлипывая произнесла Евника, но вдруг уста ее исторгли горький сдавленный вскрик. Закусив уголком рта кончик локона, она попыталась снова сдержать себя, но вместо этого зарыдала горько и безысходно, с криками и причитаниями, по бабьи, отчаянно воя и голося…
   Наконец, ее рыдания утихли, причитания смолкли и, Евника, опустошенно глядя перед собой, в недоумении совершившегося, начала медленно декламировать; ровно, без интонаций, лишь только изредка еще всхлипывая и отирая слезы со щек:

Я надеюсь, ты не Игорь –
Смерть тебя не поражала.
Над твоим поникшим телом
Ярославна не рыдала.

Я надеюсь, ты не воин –
Умирающий от раны,
И не ястреб быстрокрылый
Прилетевший на курганы.

И на том зловещем поле
Не тебя я отыскала,
Отгоняя грифов черных,
Не тебя поцеловала.

Солнце красное всходило,
И, в крови полоска неба.
Не тебя я хоронила
И надеюсь, ты там не был.

   Еще минуту Евника провела в скорбной отрешенности и лишь затем, поцеловав Игоря в чело, закрыла его очи. Осторожно сняв с Игоря ладанку, она одела ее на себя и преподав последнее целование, уложила покойного на пол.
   - Спи спокойно, мой милый, - произнесла она, как если-бы испрашивая прощения и затем, добавила скорбно, - во блаженном успении, вечный покой.
   Поднявшись, Евника вышла в соседний кабинет и сняв с гардины штору из красного бархата, вернулась назад. Закрыв Игоря шторой и пробыв рядом несколько в печальном молчании, исполнив тем последний ритуал, она направилась к резному шкафу в углу кабинета.
   Шкаф был антикварным, с ажурным орнаментом в виде дубовых листьев, а потому выглядело диссонансом, что на его бронзовых витых ручках висел большой висячий замок.
   Неожиданно, взгляд ее упал на лежащий у пресс-бюро парабеллум. Ника взяла его и приблизившись к шкафу, подняла пистолет на изготовку, обеими руками.
   Секунду спустя, прогремели подряд два выстрела. Замок сорвался с перебитых пулями скоб и с глухим стуком упал на пол. Дверцы шкафа, медленно, со скрипом начали растворяться и, Ника, вновь вскинув пистолет, сделала два шага назад.
   Но уже в следующий миг на ее лице отразилось искреннее удивление. На жердочке внутри шкафа, сидел, поджав лапку петух и испуганно косил на нее красным глазом. Евника положила парабеллум на стол и приблизившись, протянула руку к недоверчиво смотрящей на нее птице.
   - Петя-петя, иди ко мне, - ласково позвала Евника, но петух недовольно заквохтал и остался сидеть на насесте.
   - Напугала я тебя, - Ника осторожно погладила петуха за гребнем и протянула к нему другую руку. Кочет испытующе покосил на нее глазом и заквохтав уже с большим согласием, неуверенно шагнул на подставленную ладонь.
   - Сколько же ты сидел там, в полной темноте? - сочувственно произнесла Евника и перенесла узника из шкафа на стол. Петух, получив вожделенную свободу, начал деловито прогуливаться по столу, склевывая с полированной поверхности кое-где оставшиеся зерна.
   Предоставив кочета самому себе, Евника вернулась к шкафу и с пристрастным вниманием осмотрела его.
   Внутри находилась большая клетка с квадратным металлическим основанием. Внизу стояли два блюдца с зерном и водой. Посреди шкафа была жердочка для насеста и, ничего более.
   - Странно и непонятно, - в раздумье произнесла Евника, - так просто, для петуха, который прокричит трижды… но, с другой стороны, зачем такая секретность?
   В недоумении, Ника взяла в руки клетку и осмотрев ее со всех сторон, вдруг поразилась толщине ее основания…
   Догадка отразилась на лице Евники, и она постучала по донцу костяшками пальцев. Звук, явно указывал на наличие внутри некоего плотного предмета. Евника еще раз покрутила клетку в руках. И вдруг ее озарило: внимание Ники привлекла необычно толстая защелка. Ника покрутила защелку из стороны в сторону и затем, надавила вниз. Тут же раздался слабый щелчок и, как если-бы сработала некая пружина; донце клетки выдвинулось вниз на два-три сантиметра. Ника наклонила клетку и, на ее ладонь, из образовавшейся щели выскользнул на ладонь некий квадратный предмет.
   Осторожно вынув реликвию, она взглянула на нее, и… вздох изумления вырвался из ее уст, и она, на минуту замерла, как пораженная громом.
   Сердце в груди Евники колотилось подобно молоту. Страх, радость и трепет, сполохами играли на ее лице. Старец был прав: спасение там, где петух прокричит трижды.
   Евника тихо счастливо заплакала и поставила клетку на стол. На ее ладони лежала родовая венчальная икона Тихвинской Божьей Матери; та самая, неизрубаемая и несгораемая, четырнадцатый век. Евника страстно прижала икону к груди и горячо зашептала слова молитвы: «Матерь Божия, помоги мне! Господи, помилуй мя! Святитель Николай, моли Бога о мне! Все святые, молите Бога о мне!»
   Окрыленная, она вновь внимательно всмотрелась в икону. Да, это была она. Небольшая, пять вершков в высоту, четыре в ширину, потемневшая от времени, покрытая сеткой трещин и кракелюр, с осыпавшимся по краям красочным слоем.
   Когда первое потрясение прошло, Ника с благоговением приложилась к образу и, лишь затем, спрятав икону на прежнее место, со строгостью позвала кочета к себе: «Петя, вернись назад!»
   Петух недовольно заквохтал, но подчинился и вошел в клетку.
   - Вот, так… молодец, - ласково произнесла Евника и, закрыв дверцу, направилась к выходу. На глаза ей снова попался парабеллум. Колеблясь, она остановилась на мгновение, но потом решительно отвергла соблазн: теперь, у нее было несравненно более сильное оружие. Лишь только у выхода Ника замедлила шаг, и с горечью посмотрев на лежащего под багряной тканью Берестова, тихо произнесла цитату из Евангелия: «Мне отмщение, и Аз воздам!»
   За окном послышались сигналы мчащихся вдали пожарных машин и казалось, что своими надрывными гудками и сиренами, они провожали в последний путь почившего Игоря. Тень суровости легла на лице Евники и глаза ее полыхнули пламенем гнева:
   - Боже, помоги мне отомстить!
   И она решительно направилась туда, куда вело ее Провидение.

    * * *
   В актовом зале уже ничего не говорило о совершившемся недавно погроме. Не было никаких следов разбитых окон, сорванных штор, поваленных елей. Присутствующие оживленно беседовали, прогуливались взад-вперед и рассказывали друг другу веселые истории. Все дамы были одеты в бальные платья конца 18-го века, а мужчины во фраки и камзолы той же эпохи. Любой посторонний мог бы с удовлетворением сказать о них, как о людях из приличного общества.
   Ни перед кем не таясь, Евника вошла в зал и проследовав вдоль стены, остановилась посредине.
   - Дамы и господа! - произнесла она минуту спустя и с улыбкой оглядела зал, - прошу простить меня за столь долгое отсутствие! Но, я думаю, что никто из вас не будет обижен! Ибо, я вернулась только с одной целью: преподнести вам радостный новогодний сюрприз!
   И предупреждая возможность недоуменных возгласов, она шагнула вперед, подняв над головой клетку с петухом.
   На минуту, в зале воцарилось молчание и Евника удовлетворившись произведенным эффектом, открыла клетку и выпустила птицу на волю. Почувствовав свободу, петух захлопал крыльями и пролетев над толпой, уселся на верхнюю ветку ближайшей ели.
   Негодующий гул прокатился по залу и чей-то визгливый женский голос истерически прокричал: «Что она себе позволяет?! Просто, какие-то детские сказки начинаются!»
   - Точно-точно, - прозвучал следом мужской голос, - сейчас, петух прокричит трижды, и всем нам, хе-хе…
   И как-бы подтверждая их слова, петух, действительно голосисто прокукарекал.
   - Ой, как страшно! - чопорно всплеснула руками одна пожилая барышня, - сейчас, упаду в обморок. - И она, сделала вид, что действительно, падает.
   - Господа, у меня предложение! - с задних рядов, орудуя острыми локтями, протолкнулся Айзек Блэкхом. Повернувшись вполоборота к присутствующим, он картинно поклонился им и глумливо рассмеялся.
   - Господа!.. Ха-ха!.. Давайте объявим конкурс на лучшее петушиное пение! - и оттянув нижнюю часть горла, он, под одобрительный смех толпы, довольно правдоподобно прокукарекал.
   - О, кей, Айзек, покажи класс! - выкрикнул кто-то, под всеобщие аплодисменты, - посмотрим, кто кого перепоет!
   Блэкхом тут же повторил петушиную руладу, но под конец все же закашлялся.
   От подобных издевательств, сидящий на ветке петух обиженно заквохтал и спрятал голову под крыло.
   Теперь уже смеялся весь зал. Мортингер, переломившись пополам, пытался что-то сказать, но в результате, захлебываясь произносил лишь: «Ой, умру!..» - и бессильно грозил пальцем. Тойфельс катался по полу и визжал, как недорезанный поросенок. Кулаки стоял на четвереньках и хохоча густым басом, колотил руками об пол. Одна из дамочек упала на руки Некродия и уже не смеялась, а истерически вопила, как если-бы ее проткнули насквозь стальной спицей. Из четверых иностранных гостей, один только лорд Бестингфилд позволил себе иронически улыбнуться, хотя он, по всей видимости, не понимал, по какому поводу веселье.
   Евника долго, с гневным недоумением смотрела на хохочущую толпу, но неожиданно рассмеялась сама – легко, заливисто и открыто.
   Блэкхом попытался в третий раз проимитировать кукареканье, отчего следующий шквал смеха повалил едва не половину участников карнавала. Даже, стоящие рядом с Бестингфилдом, ничего не понимающие Клэш и Доминетти, начали странно дергаться и исступленно всхрюкивать.
   Но, внезапно, все смолкло. Тот, кто еще стоял, спешно отступил назад и в страхе закрылся руками. Лежащие же на полу поползли вглубь, прячась за ноги своих коллег. Неподвижными остались только Блэкхом, Мортингер и Бестингфилд. Стоя плечом к плечу, ощерившись по звериному, с дикой ненавистью они смотрели на Евнику, и на икону Божьей Матери в ее руке.
   - Прошу прощения, господа, за столь неожиданный сюрприз! - Евника ликующе осмотрела притихшую толпу и с силой отбросила ненужную более клетку, - знаю и вижу: Николай Васильевич Гоголь, «Ревизор» - «немая сцена». Хрестоматийный материал.
   Вспышка гнева блеснула в ее глазах и она, горда вскинув голову, произнесла спокойно и властно: «Петька, давай!»
   Петух, услышав голос хозяйки, громко пропел во второй раз и Евника, воздев над собой икону, бесстрашно ринулась в неподвижно застывшую толпу.
   Как если-бы ураганный шквал пошел впереди Евники, попирая и отшвыривая с воем разбегающихся оборотней, упырей и вурдалаков. И тут же, низкий гул потряс все здание, отчего зазвенели стекла на окнах и запрыгали новогодние игрушки на елях.
   В мгновение ока Евника приблизилась к обставленной елями шахте и пошла по кругу, закрывшись как щитом чудотворной иконой Божьей Матери.
   Окружившие ее упыри тоже двинулись по кругу. Не в силах приблизиться к ней, они двигались встречь Нике, с дикими завываниями протягивая к ней свои звериные лапы.
   С каждым шагом, движение оборотней ускорялось, отчего и Евнике приходилось ускорять свой бег. И снова, низкий, идущий из глубины гул, пятибалльным толчком потряс здание. Неоновое освещение начало дрожать и как-бы микшируемое, то гасло до предельной степени, то вспыхивало с прежней силой. И как если-бы из адской бездны раздалось густое, тягучее, дыбящееся, повторяемое сотней глоток: «Ш-ш-а-а-а… Гуф-ф-ф-ф… Чхая, Гуф-ф-ф… Иешида… Кух-х-х, Х-х-х-а-а… Нэф-ф-е-е-ш-ш-ш… Чхая, Гуф-ф-ф…»
   Инфернальный ужас отразился на лице Евники, но она продолжала свой бег, ибо остановка была равносильна смерти.
   От следующего толчка вновь закачались ели и на мгновение погасли все неоновые лампы. Отключилось даже аварийное освещение. И именно в этом момент, заливистое: «Ку-ка-ре-ку-у-у!!!» - располосовало сгустившийся до непроницаемой чернильности мрак.
   Вой, стоны и проклятья понеслись со стороны окружавших Евнику монстров, но она, все продолжала и продолжала бежать, с воздетой над собой, подобно знамени иконой.
   Освещение вновь загорелось с прежней яркостью и Ника остановилась, унимая дыхание и гулко бьющееся сердце.
   Мерзкие, покрытые коричневой шерстью, либо зеленой чешуей твари, с воплями катались по полу, превращаясь на глазах в змей, жаб, пауков, крыс и летучих мышей. Заполнившие пространство зала гады пытались бежать, но необъяснимым образом лопались подобно мыльным пузырям, либо вспыхивали как от воздействия вольтовой дуги. Через минуту зал был совершенно пуст.
   Евника, продолжая держать над собой икону, медленно обошла шахту. Где-то в углу встрепенулась летучая мышь, но она тоже пропала. Ника, устало подошла к стене и, прислонившись спиной к бархатной темно-зеленой драпировке, простояла безучастно несколько минут.
   - Вот, и все, - произнесла она отрешенно и, так же отрешенно глядя перед собой, стала мерно, без интонаций цитировать стихи из «Апокалипсиса»: «После сего я увидел иного Ангела, сходящего с неба и имеющего власть великую: земля светилась от славы его. И воскликнул он сильно, громким голосом говоря: пал, пал Вавилон, великая блудница… За то в один день придут на нее казни, смерть и плач и голод, и будут сожжены огнем, потому что силен Господь Бог, судящий ее».
   Евника отошла от стены и приблизилась к восточному окну. Вдали, за тускло блестящим полем аэродрома, яростно горел один из корпусов промышленной зоны. Несколько пожарных машин, в соответствии с боевым расписанием, стояли по периметру корпуса.
   Перекрестив иконой бушующее вдали пламя, Евника отошла от окна и устало проследовала на выход.
   - «Се, оставляется дом ваш пуст», - процитировала она слова Спасителя и перекрестила иконой также и опустевший зал.
   Ника уже подошла к распахнутым дверям но, в последнюю минуту что-то заставило ее остановиться; будто незримая тень промелькнула за стоящими вокруг шахты елями. Евника внимательно осмотрелась, но никого не увидела.
   - Верно, показалось, - глухо произнесла она и собралась было вновь отправиться к выходу. Но тень, словно играя, во второй раз промелькнула в глубине зала.
   Пробыв секунду в размышлении, Ника саркастически улыбнулась и решительно развернувшись, направилась в сторону елей. Недойдя до них нескольких шагов, она остановилась и вновь осмотрелась.
   - Нет… никого… - произнесла она задумчиво и пробыв еще минуту в ожидании, повернулась и быстрым шагом направилась прочь.
   Но, как-бы наткнувшись на невидимую стену, Ника вдруг остановилась.
   - Евника Константиновна, - раздался позади нее тихий вкрадчивый голос.
   Ника порывисто обернулась и через долгое томительно длящееся мгновение увидела вышедшего из-за ели Тодезанга.
   - Добрый вечер, Евника Константиновна, - учтиво произнес он и сняв черный цилиндр, повесил его на еловую ветвь.
   - Надеюсь, вы узнали меня, госпожа Олонецкая? - Тодезанг поставил резную с бронзовой рукояткой трость у ствола другой ели, и вытащив гребень из нагрудного кармана, причесал свои редкие волосы.
   - Да, конечно, узнала, - отозвалась Евника, - Тодезанг Артур Павлович, второй заместитель директора.
   - О, небольшая неточность, - Тодезанг снял белую перчатку и, небрежно махнув ею, отбросил ее в сторону, - мой полный титул: Артур Пауль Вильгельм Карл Людвиг фон Тодезанг. - И он многозначительно кивнул в подтверждение своих слов. - Или, просто: барон фон Тодезанг… Великий магистр ордена меченосцев.
   - Меченосцев? - коротко усмехнулась Евника, - но, ведь этот орден, святой Александр Невский в полном составе отправил на дно Чудского озера.
   - Разве? - Тодезанг в искреннем удивлении повел бровью, - но, ведь я же жив… и не только я. Скажу по секрету, мы неуничтожимы. Ваш знакомец Берестов имел честь сегодня в этом убедиться, - и он рассмеялся с глумливым самодовольством, - и вообще, скажите мне ради вашего Бога, где вы отыскали этого ублюдка?
   - Молчите, Тодезанг! - Евника встала в боевую стойку и, вскинула над собой икону.
   - О да, понимаю-понимаю, чувства, - снисходительно произнес гроссмейстер и закинув руки за спину, стал прохаживаться подле елей.
   - Вообще, я давно наблюдаю за вами, - Тодезанг хитро улыбнулся и погрозил Евнике пальцем, - эти постоянные шашни с директорами… и вообще, скажите мне на милость, - он вдруг выразил искреннее удивление, - как вам удавалось устраивать эту чехарду с первыми руководителями института? Не успеешь глазом моргнуть, уже другой директор!
   - Это вам знать ни к чему, - Евника шагнула назад и сняв боевую стойку, продолжала наблюдать за противником.
   - Ну как же, как же, - почти дружелюбно проворковал второй заместитель, - а потом, этот Берестов, просто Артур Грей какой-то из «Алых парусов», или Тристан из «Тристана и Изольды»… понимаете, завис на мой компьютер, - забрюзжал он обиженно, - как будто я не знаю… вообще, выделывал там черт знает что… вот потому и валяется в кабинете этого дурня Карева.
   - Тодезанг, - устало произнесла Евника, - хватит предисловий, переходим к делу.
   - Да, разумеется, - барон мигом прекратил брюзжание и испытующе посмотрев на Евнику, выхватил из-за пазухи револьвер «магнум» 41-й модели.
   Ника мгновенно приняла боевую стойку, как щитом закрываясь выставленной вперед иконой.
   Тодезанг, довольно, взахлеб рассмеялся и сломав ствол, просыпал из барабана патроны.
   - Дадим даме фору, - снисходительно произнес он, после чего привел ствол в исходное положение и нажал на спуск. Раздалось характерное цоканье по металлу, но выстрела не последовало. Тодезанг многозначительно кивнул и небрежно отбросил револьвер в сторону.
   - Да, скажу вам по секрету, - барон снова стал прохаживаться вдоль елей, - лет, эдак пятьсот назад, мне попалась на глаза подлинная рукопись романа «Тристан и Изольда», не версия Беруля или Эриха фон Оберге, а самого Кретьена де Труа! Я являюсь единственным его хранителем. Прекрасное произведение, - и Тодезанг смахнул проступившие на глазах слезы, - понимаете, как это поэтично: Тристан похоронен с одной стороны часовни, а Изольда с другой, но смерть их не разлучила. Ибо терновник пророс по стенам часовни, из могилы героя в могилу его возлюбленной. Или ваши святые, Петр и Феврония, - патетически обратился он к Евнике, - два гроба в одной могиле. Это, прекрасно… Я обещаю устроить вам именно такие похороны.
   - Тодезанг, - вновь устало перебила его Евника.
   - Ах-ах-ах, как мы нетерпеливы, - словно кокетка, замахал руками барон. С жеманным щегольством он пригладил тонкие усики и подло захихикал. Но уже в следующий момент, резким движением расстегнул пуговицы фрака, и с торжествующим злорадством посмотрел на Евнику. Из специальных карманов жакета торчали рукоятки семи или восьми ножей. Тонкая улыбка скользнула по лицу Тодезанга, и он молниеносно выхватил из ножен два клинка.
   Ника вдруг вспомнила, как в течение многих месяцев отец учил ее, как уходить от брошенного ножа: вот, она в панцирном корсете, с маской на лице; отец бросает в нее пластмассовые муляжи… один из них попадает ей в панцирь. Потом, она уже без маски, но, лезвия настоящие; Ника умело уходит от них и все лезвия впиваются в деревянный щит позади нее; подошедший отец взглянул на лезвия и одобрительно потрепал ее по плечу. Потом, она уже без панциря; лицо отца серьезно. От говорит ей: «Помни, чему я тебя учил: ветер и огонь!» - после чего бросает в нее ножи. Ника, оставаясь на месте, уклоняется от них подобно пульсирующему пламени и все ножи, до единого, впиваются в деревянный щит… Отец, с прищуром и некоторым восхищением смотрит на дочь, потом кивает и коротко говорит: «Это, уже неплохо!»
   Вот и сейчас, голос отца прозвучал твердо и спокойно: «Ветер и огонь!»
   Словно в пульсирующем пламени, Евника короткими шажками пошла навстречу противнику, рефлекторно уклоняясь от несущихся со свистом и жужжанием потоков смерти.
  Через две или три секунды, все восемь ножей, в половину лезвий ушли в деревянную облицовку задрапированной бархатом стены.
   Мгновение барон смотрел с изумлением на Евнику, но оправившись, поспешно отступил назад.
   - А дама не так уж и проста, - он злобно осклабился и полупоклоном выразил подобие джентльменской учтивости.
   - Конечно, - хладнокровно отозвалась Евника, - за время, прошедшее после потопа, мы тоже не тратили времени зря.
   Тодезанг рассмеялся, не разжимая стиснутых зубов, но в следующий миг выхватил из кармана бамбуковые нун-чаки.
   Секунду длился поединок, одними взглядами. И снова последовал спокойный и твердый голос отца: «Ветер!..»
   Одним движением Евника скинула верхний костюм, оставшись в нижнем светло-голубом, отороченном серебристым кружевом платье; в правой руке – пульсирующий будто в потоке воздуха плащ, в левой – икона.
   Нун-чаки молниями заплясали в руках Тодезанга, и он короткими шажками стал продвигаться к Евнике. Отвечая на вызов, Ника по касательной двинулась к противнику, охраняя себя предупредительными всполохами серебристого плаща. Меняя тактику, Тодезанг тоже пошел по касательной, навстречу движения Евники. Прошла еще секунда и после двух, последовавших один за другим хлопков, плащ с нун-чаками отлетел далеко к стене.
   Оставшийся без оружия Тодезанг зашипел как гадюка и выставив перед собой скорченные пальцы, быстро, даже не отошел, а как-бы отъехал назад. Его лицо вдруг покрылось красными пятнами и стало по старушечьи обрюзглым и отвратительным.
   - Сука! Тварь! Потаскуха! - завопил он в бессильной злобе и потряс над головой до белизны стиснутыми кулаками, - выброси эту дрянь! - закричал он, срывая голосовые связки, указывая на икону скрюченным пальцем.
   И как-бы отзываясь на этот вопль, из глубины здания пошел низкий инфернальный гул, от которого зазвенели стекла, завибрировали стены и закачались стоящие вокруг шахты елки.
   - А-а-а! - торжествующе возопил второй заместитель, - вот, оно! Пришло это время! Великая праматерь, я верил, что ты поможешь мне! Протей!.. Он идет к нам из тартара! Идет… благодаря тебе, о Великая праматерь!
   Гул постепенно стал стихать, но Тодезанг еще около минуты стоял ничего не замечая, экстатически вскинув вверх руки. Наконец, он пришел в себя и безразлично взглянув на Евнику, произнес холодно и сухо: «Скоро я положу тебя, дрянь, рядом с твоим Артуром Греем».
   - Господин Тодезанг, - также безразлично и холодно отозвалась Евника, - «вирус Апокалипсиса» уже пошел на серверы суперкомпьютера «зверь».
   - Что?! - Тодезанга как-будто облили ледяной водой, и он с ужасом уставился на Евнику.
   - Я говорю, что вирус Апокалипсиса «зверь», - спокойным тоном пояснила Ника, - уже пошел на серверы суперкомпьютера. И по крайней мере, ваши банковские счета представляют теперь бесконечную последовательность нулей.
    Услышав эти слова, Тодезанг задрожал как от удара электрического тока. Лицо его дико искривилось и вдруг, он вцепился зубами в подкладку верхней части фрака и с треском оторвал от нее кусок материи. Выхватив изнутри фарфоровую капсулу, он зажал ее между пальцами и с торжествующим видом показал Евнике.
   - Как вы думаете, госпожа Олонецкая, что это?! - яростным шепотом выдохнул Тодезанг и, тут же, дрожа от радости ответил, - Протей!..
   Несколько секунд, наслаждаясь эффектом, он неподвижно смотрел на Евнику и затем, вновь яростно прошептал: «Протей!»
   Гроссмейстер повелительно протянул руку в сторону шахты и нетерпеливо щелкнул пальцами. Тут же, прислоненная к ели трость отделилась от опоры и не теряя вертикального положения, проскользила к своему хозяину. Тодезанг, не глядя, взял самостоятельно прибывшую трость и нажав кнопку у основания рукояти, рывком отделил ее от нижней деревянной части. Теперь, он держал в руке тускло отсвечивающее, довольно грубой обработки лезвие.
   - Узнаете, чей это нож? - вкрадчиво спросил Тодезанг и ехидно хихикнул.
   - Вашего праотца, Каина, - с холодным безразличием ответила Евника.
   - Именно, так, - утвердительно произнес глава ордена меченосцев и глаза его торжествующе вспыхнули, - но, в нашем реликварии хранится еще одна святыня… догадываетесь какая? - и тут же сам ответил на поставленный вопрос, - нож Авраама, которым он хотел заколоть сына своего Исаака, но… его мы оставим на последние времена. На самые последние времена! - после чего, Тодезанг рассмеялся с отвратительным бульканьем и клохтанием.
   - Мне надоело слушать ваш бред! - гневно остановила его Евника и сделала шаг назад, приняв боевую стойку.
   - О, да! - Тодезанг вновь довольно рассмеялся и слегка покачал из стороны в сторону зажатой пальцами капсулой.
   - Сказано вашим Апостолом: «Не все умрем, но все изменимся». - При этих словах, он со значением кивнул и положив капсулу в рот, с силой ударил ладонью по нижней челюсти.
   Лицо Тодезанга мгновенно покрылось красными пятнами и следом, молниевидные всполохи объяли его с головы до ног. Зловонный зеленоватый дым пошел от его тела и одежды и лицо Тодезанга, трансформируясь на глазах, стало приобретать откровенно звериные черты. С диким храпом, глава ордена меченосцев открыл заполненную пилообразными зубами пасть и Евника с ужасом увидела, как из десен полезли загнутые на концах желтые клыки. Несколько капель слюны упали с клыков на пол, отчего паркет задымился и стал покрываться черными пятнами.
   - Матерь Божия, помоги! - ошеломленно выкрикнула Евника и выставив перед собой икону, стала медленно отступать к стене.
   Кожа лица Тодезанга приобрела уже темно-зеленый цвет, из пальцев рук полезли черные когти, а с нижней части спины начал расти мощный, как у звероящера хвост. И сам Тодезанг был теперь уже не человеком, а звероящером, только в значительно уменьшенных размерах. С диким ревом он ударил хвостом по полу, и паркет, разрубленный ромбическими пластинами на конце хвоста, разлетелся в куски.
   - Матерь Божия, спаси! - снова в ужасе воскликнула Евника и воздела «очи горе».
   Прошла еще минута и новоявленное чудовище уже полностью оформилось. Одежда и обувь на нем разорвались, и как облитые серной кислотой, пожухли и превратились в истлевшие черные лохмотья. От самого же тела продолжал исходить зловонный желто-зеленый дым. Ящер помотал головой, как-бы осмысливая себя в новом качестве и подняв вверх каинов нож, начал приближаться к своей жертве. Движение ящера сначала было медленным и тяжелым, но потом оно ускорилось, и уже с половины пути монстр бегом устремился на Евнику.
   - Боже! - только и успела выкрикнуть она и схватив икону обеими руками, выставила ее перед собой.
   Нечеловеческая сила вдавила Евнику в стену и кинжал, со свистом пролетел мимо ее головы.
Крайнее напряжение и ужас обренности отразился на лице Евники. В ее глазах, стеклянный ужас говорил больше всех слов, что ей не удержать ящера более нескольких секунд. Но вдруг Тодезанга затрясло, как от разрядов электрического тока. Из под иконы, которой Евника уперлась в его грудь, пошел густой сизый дым. В попытке преодолеть преграду, Тодезанг раскрыл смрадную, усаженную двойным рядом зубов пасть и заревев, снова взмахнул ножом.
   На этот раз, лезвие врезалось в стену и пробив деревянную облицовку, разлетелось на мелкие куски.
   - Боже, помоги! - снова, что есть сил вскрикнула Евника. Она сделала нечеловеческое усилие, чтобы оттолкнуть ящера от себя, но тут же, охнув от боли, вновь оказалась вжатой в стену.
   Ящер, обломком ножа сокрушил половину ребер в левой части груди Евники.
   - Боже, спаси! - выкрикнула она, захлебываясь болью, и алая струйка крови побежала из уголка ее рта, - Боже, помоги!
   Монстр, торжествующе занес над собой окровавленный обломок ножа, но время, как если-бы остановилось. Все движения вокруг замедлились в десятки раз. И повисшая как плеть рука Евники, непостижимым образом обрела движение и медленно, странно медленно она сняла с груди ладанку схиигумена Кассиана, после чего, вбросила ее в ощеренную пасть звероящера…
   Отброшенный будто пушечным ударом монстр отлетел на середину зала и дико заревев, рухнул наземь. Ударив с размаху хвостом, он в куски разметал паркетное покрытие. Затем, ударил еще и еще раз, выламывая ромбическим пластинами хвоста дощатое основание пола. И вдруг, страшный рев изошел уже словно не от Тодезанга, а от рвущегося из адской бездны чудовищного Тифона: «Ты победил меня… Галилеянин!!!.. Победил меня!!!..» - Рев повторился еще раз, но постепенно уходил все глубже, угасая, свертываясь, становясь едва слышным: «Ты победил меня!.. Галилеянин!.. Победил!..»
   Неожиданно, мощный удар подряс здание, отчего в зале лопнула половина ламп. От следующего удара зашаталась уже сама башня, которая стала рушиться, угрожая проломить потолочные перекрытия верхнего этажа. Многотонные обломки башни с глухим стуком падали на мерзлую землю, усиливая этим исходящее из бездны подземные толчки. Здание уже ходило ходуном, грозя рассыпаться на части в любой момент. Все более усиливающиеся толчки следовали один за другим, отчего, в зале погасли последние уцелевшие электрические лампы.
   В полуразрушенном помещении зала воцарился мрак, что как-бы указывало на близость завершения событий. Евника, обессилено прислонилась к стене, смотрела теперь с безучастной отрешенностью перед собой, не предпринимая никаких попыток к бегству. Судя по всполохам за окном, в здании Центра уже бушевал огонь, а это означало, что вскоро он достигнет и верхнего этажа. А потому, когда из центральной шахты вырвалось багровое пламя, Евника восприняла это с той же безучастной отрешенностью.
   Пламя мгновенно покрыло стоявшие вокруг шахты ели и они, вспыхнув как свечи, с треском начали падать на пол. Одна из них упала на уже мертвое тело ящера и оно, корчась от яростного пламени, стало как живое конвульсивно изгибаться.
   На мгновение Евника увидела, как ящер превратился в Тодезанга, но рухнула вторая ель и в яром пламени снова горела рептилия. Вдруг, видение обрело особую отчетливость, оно, как-бы стробоскопически вспыхивало, в каждой новой вспышке давая новый вид, новое изображение:
   Уже через миг, в пламени пылала женщина в платье и парике восемнадцатого столетия, которая спустя мгновение превратилась в Тодезанга, но в камзоле позднеренессансной эпохи. И затем, последовала целая череда вспышек-видений: полковник нацистской армии… всполох огня, и – снова полковник, но уже времен Первой мировой войны… И снова всполох – в пламени конвульсивно корчился звероящер… И следом – Тодезанг, в смокинге и цилиндре…
   Перед взором Евники менялись времена и эпохи, уходя все далее в глубь веков. Страшная слабость стала овладевать Никой, но она, прижав к себе икону, превозмогая себя держалась на ногах. Мучительная боль отразилась на побледневшем лице Евники, глаза ее заблестели лихорадочным блеском, но она продолжала стоять, неотрывно глядя на пляшущую перед ней огненную феерию.
   Пылающий монстр принимал все новые и новые обличья, когда одежды ренессанса сменялись на рыцарские доспехи, затем, на тоги древних римлян, на доспехи центурионов, и все далее, вглубь веков…
   И вдруг, Евника увидела перед собой отчетливо, как-бы наяву, раскрытую книгу Библии и звучный, но спокойный голос чтеца прочел написанное в ней: «Бытие», глава четвертая: Тувалкаин, Ноема… Иувал, Ада… Цилла, Ламех… Мафусал, Михаэль, Ирад, Енох…»
   Пламя ели яростно вспыхнуло и разлетелось искрами в разные стороны. И Ника увидела, что ящер превратился в огромную анаконду, древнего змия, который своим хвостом сбил остальные горящие ели…
   - Каин!.. - завершил чтение невидимый чтец, и последняя огненная вспышка окончательно поглотила звероящера.
   Прилагая нечеловеческие усилия, Ника медленно пошла к распахнутому окну. Пламя в центре зала уже свободно рвалось сквозь пролом в потолке.
   Добравшись до окна, Ника прислонилась челом к раме и стала жадно вдыхать морозный, с залетающими внутрь снежинками воздух.
   Еще один толчок потряс здание, отчего оно опасно пошатнулось. И с некоторым запозданием, отдаленный гул раздался в недрах земли. Затем, последовал еще толчок и Евника увидела, как раздвижные аэродромные плиты рухнули внутрь подземного ангара. Изнутри его, наружу сразу вырвалось ревущее пламя, но перед глазами Евники поплыла снежная пелена и она стала медленно сползать вниз по стене.
   Евника вдруг увидела, что потолок в зале исчез и, над ней, посреди заполнившиз небо всполохов северного сияния, начал все ярче, подобно солнечному, разгораться свет… свет… свет…
   Ника счастливо улыбнулась и ее взгляд начал туманиться, стекленеть и покрываться пеленой неподвижности.


    * * *
   С военных аэродромов Санкт-Петербурга, Архангельска и Череповца по тревоге поднялись вертолеты МЧС. В эфире открытым текстом следовали позывные: «Фотон-2!.. Фотон-2!.. Срочно следовать в указанные квадраты… Горят – «Центр изучения тонких полей» и «Институт тран-эниологии». Доклады, каждые пять минут!» И снова, следовало открытым текстом: «Фотон-3!.. Фотон-3!..»
   Со всех концов, к рвущемуся до небес пламени, с непрекращающимся воем сирен, следовали колонны пожарных машин. В эфире, то и дело раздавались позывные вертолетов МЧС: «Череповец, как слышите?!.. Команда МЧС отбыла из Архангельска. Быть на связи!..»
   Позывным следовал ответ: «Есть, Череповец!.. Приказ принят! Следуем в указанный квадрат!.. Следуем в указанный квадрат!..»
   И снова, в эфире раздались позывные: «Фотон-2!.. Фотон-2!.. Как слышите!..»
   Вой сирен исходил от мчащихся по трассе колонны пожарных машин.
   Здание института уже полностью было объято огнем. Расположившиеся по периметру пожарные, из нескольких десятков стволов поливали его стены. Но струи воды тут же испарялись, едва касались их. От страшной температуры повсюду лопались стекла, а в южном корпусе, от взрывов оборудования, в нескольких местах выворотило блоки стен. Уже не осталось уголка, где бы не властвовал огонь. Ураганный смерч пламени и дыма выходил через центральную шахту, или того, что от нее осталось. Огонь властвовал повсюду, но где-то высоко в небе уходили все дальше две вертикальные световые дорожки; быть может, это были ракеты, запущенные с космодрома в Плесецке, а может – две уходящие к вратам небесным души


    * * *
   Две световые дорожки уходили в небо, а с земли, как-бы пытаясь догнать их, ревущими протуберанцами рвались вослед потоки пламени.
   Вокруг обреченного здания, по периметру располагались пожарные расчеты, но единственное, что они могли сделать, это – недопустить распространение огня к аллеям, рощам и, далее, к расположенной неподалеку от института, тайге.
   Возле одной такой рощи стоял запасной пожарный расчет, члены которого курили и громко обсуждали происходящее. Командир группы, при этом, громко разговаривал по рации, поддерживая связь с другими подразделениями.
   При корне занесенной снегом березки, расположенной на окраине рощи, находился небольшой квадратный предмет. Один пожарный оглянулся назад и этот предмет привлек его внимание. Еще некоторое время он продолжал обсуждение происходящего.
   Но вдруг, словно кто-то толкнул этого пожарного, и он вновь оглянулся. Предмет, стоящий у корня в сугробе, как-бы притягивал его. Отмахнувшись от запальчиво спорящего сотрудника, он бросил окурок в снег и развернувшись, неторопливо направился к привлекшей его внимание березе.
   На расстоянии нескольких шагов человек остановился и желая рассмотреть получше предмет при корне, поднял полностью вверх пластиковый щиток. Изумление отразилось на его лице, в это было трудно поверить, но, он увидел… икону. Образ был небольшим, не более четырех вершков, и был как-бы живым из-за отблесков бушующего поодаль пламени.
   Не веря себе, человек сделал еще два-три шага по направлению к образу Богородицы и в ошеломлении остановился.
   Кто-то из товарищей крикнул издали: «Василий, что ты там увидел?!» - но человек только отмахнулся. Всполохи ярого пламени играли на снегу и на лице человека. Он сделал еще шаг по направлению к иконе, молча остановился и вдруг… не отдавая себе отчета, снял шлем со своей головы.
   Положив шлем на полусогнутую левую руку, он приклонил колено и теперь взирал на открывшееся ему чудо. Пожарный молча смотрел на образ Божьей Матери и икона как-будто смотрела на него.
   …Огонь вырвался из Центральной шахты, и как из жерла вулкана, вниз посыпалась лавина из кирпича и стенных блоков. Следом раздались еще несколько взрывов, но уже меньшей силы.
   Вместе с кусками бетона на землю падали горящие доски и остатки офисной мебели и после очередного взрыва, в сугроб рухнул обитый пурпурным бархатом пирамидальный постамент, с которого скатилась небольшая черная статуэтка.
   Стоящие по периметру здания пожарные пытались погасить наступающее пламя, но при этом, были вынуждены отступить на более безопасные позиции.
   Статуэтка, в одиночестве валялась на почерневшем снегу, но вдруг, новая лавина огня обрушилась вниз, накрывая куски валяющихся внизу бетонных блоков, горящих останков офисной мебели, обломков досок и стропил… Этим же пламенем поглотило лежащий на отшибе пурпурный жертвенник и черную статуэтку.
   Как-бы сопротивляясь нашествию огня, статуэтка вспыхнула ярким белым пламенем, которое сменилось зеленым инфернальным свечением, и уже через минуту статуэтка полностью исчезла в море заполнившего все окружающее пространство огня…

   И вновь появилось изображение Тихвинской Божьей Матери. Оно все более приближалось. Кроткий лик смиренно взирал с образа Богородицы…  Человек, преклонивший колена перед образом, снял с правой руки перчатку и взял икону в руку. Взгляд человека и взгляд Божьей Матери на иконе встретились. Теперь они молча смотрели друг на друга… Изображение иконы приблизилось, всполохи пламени вновь заиграли на ней…
   Человек поднялся с колен. Он возвращался к своим товарищам. Пожарные живо обсуждали ситуацию, указывая на рвущееся в небо пламя. Человек, теперь похожий на сурового воина, шел с иконой, которую бережно держал у груди. А в небе, уходя все дальше, поднимались две яркие звезды. Рвущееся вверх пламя пыталось достигнуть двух этих маленьких звездочек, но они неумолимо уходили в усыпанный тясячами других звезд ночной небосвод. Уходили все дальше и дальше…


                Октябрь 2007 года.