Продавец красной ртути

Приснопамятные 90-е. Чего только не творилось в бывшей Расейской империи в тот треклятый период! Страна скукоживалась, пустела, шла с молотка, народ метался, не зная, куда себя приложить. Заокеанские бонзы потирали руки: Россия (уже в который раз) превратилась в жертвенную корову, в необъятный рынок для спекуляций и сброса неизбежных излишков производства и приобретения по остаточным ценам ценного сырья. Европа вздохнула с облегчением, отодвинув на неопределённое время подступивший мировой кризис.
Русский мужик был тоже не лыком шит, пытался в этом хаосе вести своё хозяйство, делать какое-то дело или, если говорить на западный манер, – бизнес. Но это касалось только тех, кто имел особую смекалку, прилежание и расчёт. С одним таким мужиком я пересёкся в местечковом городе Псковской области Невеле, откуда были родом мои родители. Хотелось приобрести по сходной цене здешний домик, чтобы при совсем худом раскладе, – а перспективы в государстве были не радужными, всё шло к развалу, – заняться натуральным хозяйством и таким образом хоть как-то выжить в этой безрадостной обстановке.
Объявление о продаже дома я прочитал на заборе рыночной площади. Забор был буквально облеплен по всей своей площади записками о купле-продаже. В основном – продавали. Записки были корявыми и в основной своей массе безграмотными: слова писались без необходимых интервалов (иногда слитно по три слова подряд), с чудовищной орфографией на основе местного говора и неподражаемого фольклора. Знаки препинания отсутствовали вовсе. Я записал у себя в блокноте несколько адресов с более или менее внятным текстом и направился к одному из них.
Дом стоял на пересечении улиц Урицкого и Карла Либкнехта, рядом протекала заросшая камышом речка Еменка. Дом оказался добротным, аккуратно оштукатуренным и свежепобеленным. На окнах резные наличники ярко синего цвета и открытые настежь ставни с пропиленными в них маленькими сердечками. Не дом, а сказка. Такой и стоить будет немало, – подумал я. Хозяин встретил меня на крыльце, наверняка увидал нового гостя через окно.
– Никак по объявлению? – спросил он, предварительно поздоровавшись. – Проходите в горницу.
Он сел на гнутый венский стул, стоящий у круглого стола, накрытого белой чистой скатертью, я сел напротив.
– Про дом скажу сразу. Сто лет ему будет скоро. Отец его ещё строил. Два нижних венца меняли в 50-е. А так – крепкий. Ещё сто лет простоит. Есть кирпичная лежанка с печью. Когда-то и русская печь была. Снесли. Места много занимала. А печки под лежанкой вполне хватает. Под домом погреб, холодильник заменяет. За домом сад яблоневый. Есть и сливы. Короче – всё на виду. Пятьдесят тысяч хочу.
– Так это ж какая-то непонятная цифра, – отреагировал я. – Шутка, что ли?
Хозяину можно было дать лет пятьдесят. Глаз хитрый, с прищуром. Лицо выбрито, волосы зачёсаны назад, руки на столе пальцами в зацеп, а большие сверху крутят мельницу, иногда останавливаются и смыкаются домиком, что и произошло на последней его фразе.
– Пятьдесят, – повторил он. – Не рублей, конечно, мил человек, а долларов. Сейчас время такое – всё мерится на доллары.
– Так это сумасшедшие деньги! – непроизвольно вырвалось у меня.
– Ну, для кого сумасшедшие, а для кого месячная зарплата. Сейчас доллар гуляет по России с размахом, а то и под ногами валяется, не ленись только нагнуться.
– Не знаю, где он так валяется. Россия вообще в нищету погрузилась. Работы нигде нет. Живём тем, что Бог пошлёт.
– Ну, так если пришёл дом покупать, значит есть что-то в закромах.
– Я ещё кое-как перебиваюсь. В море хожу механиком, под чужим флагом. Месячное довольствие полторы тысячи долларов. Это мне, чтобы на ваш дом заработать, надо без продыха три года из морей не вылезать. Для меня – нереально.
– Вы ж, судя по наружности, из Москвы будете?
– Не совсем.
– Понятно – из Питера. В таких городах очень активно бродят денежные знаки. Надо просто уметь попасть в нужный поток. Сейчас америкосы выкупают у нас кое-какие секреты, особенно те, что связаны с оборонкой. За бесценок, правда. Но факт остаётся фактом. Мне родственник из одного секретного КаБэ сообщил: «Пришли к нам пятеро амеров, на вид натуральные цэрэушники, и стали в наших архивах всю документацию микрофильмировать. И никому не пожалуешься, всё в верхах согласовано. Потом они долго языками цокали и по секрету поделились с нами, что по отдельным направлениям мы их на 15 лет опередили. А теперь всё, ребята, – на ломаном русском объяснили они нам, – завтра и у нас это будет. Чтоб паритет, так сказать соблюсти. Спасибо вам большое за доверие, и миру – мир»… Правда,  через месяц-два, снова приехали, стали предъявлять претензии, что документация подложная якобы. Они попытались воспроизвести нашу последнюю разработку – универсальный джостик для наведения и стрельбы ракетами «воздух-воздух», и  не получается. Такого не может быть, – обиделись конструктора, – мы его уже пять лет делаем, и все МИГи оснащены этим устройством, и оно прекрасно работает. Дайте нам главного инженера, – говорят.  А главный им всё и объяснил: мол, это изделие ручной сборки и разбирается в нём только один человек – старейший работник нашего экспериментального цеха дядя Коля. И кроме него этот джостик никто собрать не может.
– Уникально, – заметил я.
– Вот и американцы так сказали. И попросили познакомить их с этим дядей Колей. Нет ничего проще, – ответствовал им главный, – но он сегодня в запое. А что это такое? – поинтересовались люди из ЦРУ, – командировка, что ли? Типа командировки, – подтвердил главный инженер. А когда же он приедет? А это уж одному ему известно, – получили ответ специалисты из Штатов, – ценных работников мы не торопим. Американцы, конечно, ничего не поняли, но стали терпеливо ждать.
Дядя Коля появился через две недели, гладковыбритый, наодеколоненный, потирая свои шершавые ладони, приговаривал: «Давненько, давненько я не брал в руки шашек!» В самый разгар работы к нему подошла делегация из Америки вместе с главным, который с места в карьер начал: «Вот он наш герой, современный Кулибин нашего славного ВПК, золотые руки советского пролетариата». На что дядя Коля сразу и отреагировал: «Палыч, ты же лучше меня знаешь, что если руки золотые, то неважно, откуда они растут, главное – чтобы пальцы шевелились». Вот именно, – заметил Палыч, – тем более что растут они у тебя из нужного места, и пальцы в заданную сторону направлены, и работу ты делаешь нужную, настолько нужную, что даже товарищи из братской Америки ей заинтересовались. «Вот эти, что ли?» – повернулся дядя Коля к незнакомцам. Они интересуются, как ты воплощаешь в жизнь чертежи известного тебе джостика. «Я эти чертежи пять лет назад видел, – признался наш Кулибин, – с первым экземпляром пришлось долго возиться, были нестыковки, а потом пошло, как по маслу, собираю с закрытыми глазами. Я ещё туда массу новшеств и доработок внёс. Так что те чертежи давно менять надо».
– Уникально! – повторил я.
– Америкосы, тоже поняли, что без дяди Коли им ничего не светит. И стали его обихаживать, узнавать какая зарплата, чем дышит да чем питается. Очень удивились, что последнюю получку он видел только полгода назад, на предприятии денег нет. «Чем же ты живёшь тогда», – спросили. «Чем-чем – Святым Духом, да надеждой на будущее, – отрезал новатор, – главное – это дело, а оно у меня есть». – А прокормиться, как-нибудь прокормимся, у меня жена запасливая, да и дети с внуками, если что, помогут». «А не хотели бы Вы, дорогой товарищ дядя Колли, – предложили ему матёрые цэрэушники, – переехать в Штаты и получать за свою работу пять тысяч долларов в месяц? Причём без всяких задержек зарплаты». На что товарищ дядя Коля ответил: «Меня родина взрастила, воспитала и дала работу, а я родиной не торгую». И добавил: «И спирт у вас из кукурузы гонят. Не люблю!»
Вот так и остались Соединённые Штаты Америки без советского джостика.
– А к чему Вы мне всё это рассказываете? – всколыхнулся я.
– А к тому, что амеры эти, как бы между делом, но очень активно интересовались красной ртутью. Но никто ничего им про эту ртуть сказать не мог. А главный инженер Аркадий Палыч, когда тему вынюхал, замахал руками и, тряся подбородком, выговорил, заикаясь: «Да вы-вы-вы что, ребята?! Здесь гос-гос-гос-изменой пахнет! Это ж сверхсекретное вещество. Из килограмма красной ртути можно сделать сотню миниатюрных ат-ат-атомных бомб размером с авторучку. Последняя разработка Минатома и об-об-оборонки!» На что ему из конструкторского отдела ответили: «Да и так уже всю Россию с потрохами продали. Может, красная ртуть только и осталась. А на что она нам? Её ни съесть, ни выпить нельзя. А бомба размером с карандаш вряд ли нам и понадобится. У нас пока ещё кое-что потолще есть да посолиднее. Можем так жахнуть, что и красная ртуть не востребуется».
– Но, тем не менее, – продолжил хозяин тоном профессора, – теперь эта самая красная ртуть для америкосов стала, как красная тряпка для быка. Приманка своего рода. Скупают её в любых количествах. Но поскольку товар стратегический, секретный, то и платят за него любые деньги. За килограмм такой ртути можно получить миллион, как минимум. А если ещё и сертификат к ней достать, до десяти доходит.
– Миллионов, что ли? – с недоверием переспросил я.
– Ну, да, – подтвердил хозяин, – или «вышка»… За такие дела по головке не гладят. Но как добраться до этих цэрэушных амеров, не знаю.
– А зачем Вам? – в недоумении прошептал я.
– А вот зачем… – хозяин вышел в сени и через минуту принёс литровый китайский термос, поставил его на стол.
«Чаем будет поить, что ли?» – подумал я.
– Ну-ка, – кивнул на термос хозяин, – подними его, подлеца… Подними, подними, не бойся.
Я взялся за термос, но он оказался слишком тяжёл для одной руки, пришлось обхватить его ладонями, и только тогда он оторвался от стола.
– Каков вес? – с хитрой усмешкой спросил хозяин, – как думаете?
– Килограммов пятнадцать будет, – с удивлением произнёс я.
– Ровно тринадцать с половиной кило! Как в аптеке. И стоит он тринадцать с половиной миллионов долларов.
– Никак красная ртуть?! – воскликнул я.
– Догадливый Вы, – похвалил меня хозяин, – но не совсем так. Красной я её сделал…
– У Вас, что? – здесь НИИ и современная лаборатория?
– И опять Вы догадались, и всё это вместе запрятано в моей башке.
Хозяин пригладил волосы ладонью и, сложив пальцы в замок, продолжил:
– Надо использовать ситуацию, а время и случай приведут к искомому результату. Искусство выживать, доложу я Вам, не всегда сводится к добыванию хлеба насущного в поте лица своего. Иногда надо применить и смекалку, как из дерьма конфетку сделать. Веками алхимики пытались ртуть превратить в золото, не получилось. И вот настал век, когда делается это просто и без особых затрат. Нужна не просто ртуть, а КРАСНАЯ РТУТЬ.
– Так за это можно загреметь под фанфары в места не столь отдалённые и, как я понял, надолго.
– Но я предлагаю Вам уже готовую конфетку: находите покупателя, хотя бы на килограмм, получаете своих  пять процентов, и этот дом у Вас в кармане. Пятьдесят тысяч баксов, как с неба. Никаких затрат и накопительств, всё быстро и честно.
– Честно?! Чего же тут честного? – Продавать стратегическое сырьё, секретные разработки. Да за это таких кренделей наддадут, век помнить будешь.
– А Моисей Соломонович одобрил бы…
– Кто такой Моисей Соломонович?
– Урицкий. Наш дом на его же улице стоит.
– Тогда Карл Либкнехт точно не одобрил бы, – съязвил я.
– Либкнехт ничего не понимает в этих делах. Здесь надо брать пример у евреев, они народ хитромудрый. А мы всё щи лаптем хлебаем. Я предлагаю Вам честную сделку без каких либо нарушений закона или уголовного права.
– Интересно…
– Красную ртуть я делаю из обычной ртути (по два доллара за килограмм) и толчёного кирпича, который вообще ничего не стоит. В конце улицы Герцена есть старый кирпичный завод, беру там бой, растираю дома в порошок и добавляю в ртуть. Откройте термосок, посмотрите какой благородный насыщенный цвет. Только не вдыхайте, пары ртути очень токсичны.
– Верю, – кивнул я головой.
– Приходит плотоядный американец или моссадовец какой-нибудь с честными голубыми глазами сиониста: «Ртуть есть?» Есть. «Красная?» Красная. Без обману, сам смотри. Смотрит… «Беру оптом». Мульён за кило. «А дешевле?» Дешевле только взбитые сливки. «А сертификат?» С сертификатом вдесятеро дороже. Хотя сейчас тебе любой сертификат на принтере сварганят так, что от натурального хрен отличишь. Вот такая картина мне видится. А ему мульён отдать, как мне чихнуть, завтра он два напечатает, а, если надо, то и гораздо больше. Только где этого простоволосого американца взять? Они сейчас все по городам нашим растеклись, интегрируют нас в свою экономику, советуют, как дальше нам жить, что есть и что пить. До Невеля нашего пока что ни один амер не доехал. У нас же здесь никелевых месторождений нет, секретных производств нет, атомные лодки не строим, ракеты не запускаем. А то, что было, в частности обувная фабрика, молочный комбинат, швейное производство, плодово-ягодный комбинат – какое вино делали! – позакрывали. Вот и кукуем сейчас: без работы, без денег. Я сам на комбинате работал в ОТК. Яблочное вино не переводилось. Американцам такое и не снилось. А ртутью я от нужды занимаюсь. Говорят, что особенно интересуются ей люди из ЦРУ и Моссада.
– Ну, и…?
Пока ещё ни грамма не продал. Но слышал, что идёт она шибко хорошо. Люди состояния себе на этом делают. Хотя, по сути ни в природе, ни в искусственном состоянии такого вещества с какими-то особыми свойствами скорее всего нет. Кто-то запустил слух, возможно даже в конспиративно-тактических целях, что, мол, есть такой секрет секретов – красная ртуть. И применяют её якобы в новейших гаусс-пушках и сверхмощных боевых лазерах. И звучит ёмко и весомо. Примерно как зелёное золото. Главное, чтобы смысловой контраст был. И учтите, за куплю-продажу ртути с толчёным кирпичом в лучшем случае может быть наложен административный штраф в размере месячной зарплаты за ненадлежащее хранение ртути. А где ты возьмёшь эту месячную зарплату, когда уже годами деньги не платят? Вам хорошо – пристроились у какого-нибудь грека грузы по морю возить. А нам что делать? Грека рядом нет, моря рядом нет. Одно только озеро. И то тиной зарастает. А Вам даже и штраф не грозит. Вы же ничего у себя не храните. Все риски на мне. Так что подумайте над моим предложением. А может, у Вас и готовый клиент есть?
– Даже если и был бы такой клиент, вряд ли я стал бы заниматься этим делом. Не моё это.
– Так и не моё тоже! А как выжить в такой ситуации? У Вас есть варианты?
– Ну, чтобы выжить, такие запредельные деньги и не нужны. Что с ними делать потом?
– Найдёте – что. Остров себе купите в Карибском море. Людям в нужде поможете. Церковь построите. А мы будем грехи в ней замаливать. Главное – красную ртуть не расплескать. Такого шанса, может быть, в жизни больше не представится. И дом мой не так и дорог, как кажется. Всё зависит от состояния бюджета.

Уходил я из дома на улице Воровского с чувством удивления и досады. Удивления от того, что сметка русского мужика приобретает какой-то нерусский оттенок с привкусом полукриминальной коммерции и с замахом на большой и лёгкий капитал. А досада была замешана «на наличии отсутствия» каких-либо принципов у простого ещё советского человека, принципов, которые насаждали ему сверху десятилетиями. Всё смахнула, как корова языком слизала, горбачёвская перестройка. И народ кинулся во все тяжкие.
В Невеле я объявился лет через пять. Купить подходящий дом мне так и не удалось. На заборе базарной площади всё так же висели написанные от руки объявления. Их колыхал лёгкий, пришедший с озёрных низин ветер, призывавший купить старый, но в вполнесебе справный ИЖ-Юпитер скаляскай можна бес, дом повулице Матросава ссадом и сагородом, пародистую сабаку (смесь пудинга с ершистым терьером), шкап краснава дерева и многое другое. Не было только красной ртути.
От нечего делать решил я побродить по рядам невельского рынка, присмотреться, чем народ дышит, что покупает и что продаёт.  Продавали гусей, живых куриц, яйца, молоко, домашний творог в марлевых наволочках, самодельное сливочное масло в брикетах, по форме напоминающих походную армейскую флягу, кроличьи шапки-ушанки, сушёные грибы, нанизанные, как бусы, на длинные нити, мёд, расфасованный по разнокалиберным банкам, укроп-петрушку, помидоры «бычье сердце», огурцы-корнишоны, и… И, пожалуй, всё.
«Интересно, – подумал я, – как сложилась судьба хозяина дома повулице Воровского, угол Карла Либкнехта? Продал он свою ртуть вездесущим людям из ЦРУ или нет? Что с его красивым и опрятным домом? Может, уже приобрёл себе необитаемый остров в Карибском бассейне или в Полинезии? Где ты сейчас, мужик из Невеля? Я даже не знаю ни имени твоего, ни отчества».
И только я подумал об этом, как передо мной, словно из-под земли, предстал тот мужичок, ничем с виду не изменившийся. Стоял он за крытым прилавком, продавал сливы и яблоки, о которых я забыл тут упомянуть. Я подошёл, поздоровался.
– Почём сливы? – спросил, – из сада, небось?
– А откуда им ещё быть? – ответствовал он с неохотой, – из сада и есть, из собственного.
– На улице Воровского с Либкнехтом?
Продавец промолчал.
– Не узнаёте? – спросил я.
– Не узнаю! – склоняя голову куда-то под прилавок, будто что потерял, пробурчал он.
– Ну, дом у Вас ещё покупал за пятьдесят тысяч, – напомнил я. А Вы мне предлагали красную ртуть реализовать через платных агентов империализма. Получилось что-нибудь?
После этих слов продавец мой и вовсе стушевался, начал скороговоркой бубнить «ничего не знаю, ничего не помню», а потом совершенно членораздельно произнёс:
– Я вообще в первый раз Вас вижу. Вот так!
Обознаться я не мог. Ну, не хочет человек вспоминать старое, это его дело. Мало ли какие события произошли в его жизни. Можно только гадать.
Уже на выходе из рынка кто-то сзади коснулся моего плеча. Обернувшись, я увидел моего старого знакомого, хозяина не купленного мною дома.
– Да узнал я Вас, – признался он сразу. – Уши всюду. Всё сразу не расскажешь. Соседка по прилавку – её дом напротив моего – учует что, завтра весь Невель знать будет. Фээсбэшники отучили меня лишнее болтать. В 95-м, как только они образовались, так сразу ко мне и заявились. «Показывай, – говорят, – свою красную ртуть. Всё про тебя известно, лучше не выкручиваться». Эти ребята покруче цэрэушников и Моссада будут. Выложил я им свой заветный термос с начинкой на тринадцать миллионов и смотрю на них честными глазами. «Это всё?» – спрашивают. Всё. «Верим, – смеются они, – потому что знаем». Откуда они обо всём знают?
– Ну, у них работа такая.
– Потом, по всей вероятности начальник. говорит: «Термос мы у тебя реквизируем. Заехал ты, друг, не на свою поляну. Не по чину тебе заниматься такими делами. У тебя всё равно – ни концов, ни связей. А мы быстро это сырьё оприходуем, пока на него ещё есть спрос.  А ты просидел четыре года со своей идеей, а результат нулевой. Вот тебе и весь остров в Карибском море, и яхта океанская в Монте-Карло. Каждая вещь должна соответствовать статусу хозяина, а статус хозяина вещи». Так и сказал. И понял я, что мой статус продавать яблоки на базаре, большего мне не прописано в Книге Судеб. Термос они у меня забрали и очень наставительно рекомендовали ничего никому не рассказывать, иначе будут такие большие неприятности, которые трудно себе даже представить. Вам рассказываю, потому что Вы отчасти в курсе моих дел. А так и поделиться не с кем. Кстати дом купили?
– Нет, так и не купил. И даже славно, что не купил. Хорошо, что Вы тогда такую цену заломили. Обстоятельства поменялись, да и жизнь стала как-то выравниваться. Сюда приезжаю только погостить, на родину предков.
– А то смотрите, отдаю всего за пять тысяч. Сумма для Вас, по идее, должна быть подъёмная, в десять раз дешевле начальной.
– За пять я тогда бы взял, не раздумывая. Сейчас уже не нужно.
– Жаль. Всё меняется. Хотел стать миллионером, в шаге был… А теперь, вот, яблоками со сливами приторговываю. На пенсию не прожить. Ну – бывайте!.. Вспоминайте иногда неудавшегося коммерсанта из Невеля. Но знаю наверняка, что на красной ртути многие нажились и даже немалые состояния сделали. Криминальный мир сбывал лохам эту красную ртуть цистернами до тех пор, пока там не очухались и не поняли, что всё это лажа и подвох. У каждого свой бизнес в этом мире.
– В дословном переводе бизнес означает «дело», – добавил я напоследок. – Но один делает дело, чтобы стать человеком, а другой, чтобы заработать, да при случае ещё и других при этом облапошить.