Икар - Прометей

Александр Лобанов

ИКАР – ПРОМЕТЕЙ

(Сценарий)

Повесть о возвращенной душе

«Миннезанг»


Л68 Лобанов Александр. Икар – Прометей: сценарий: «миннезанг»: (повесть о возвращенной душе) /  Владимир: Аркаим, 2019. – 60 с.

ББК 84Р6
© А. Лобанов, 2019
ISBN 978-5-93767-323-7






Едва осознав себя в этой жизни, герой, подобно древним Икару и Прометею, устремляется к Олимпу славы. Но, также как они, приходит к полному краху этих стремлений, приходит к полному крушению миражей. Сложные обстоятельства жизни помогают ему переосмыслить себя, помогают стать другим. Просветленный и очищенный, став «не мальчиком, но мужем», он возвращается домой. Ибо, там его ждет другая, новая, непохожая на прежнюю, исполненную миражами и иллюзиями жизнь.






ДЕЙСТВУЮЩИЕ  ЛИЦА:

Влад (Всеволод Машнин) – певец, музыкант.
Дарья – девушка из родного города Влада.
Людмила – бывшая невеста Влада.
Анюта – подруга Влада.
Мария Васильевна – мама Влада.
Клавдия – мама Дарии.
Антонина – соседка Дарии.
Евгений Петрович – менеджер от поп-музыки.
Венедикт Эдуардович – продюсер.
Рафаэль Исмаилович – продюсер.
Виктор Алексеевич – поэт-песенник; в стиле ретро.
Лидия – нечаянная знакомая Влада.
Славик – муж Лидии.
Володя – друг Славика.
Странник Николай – велосипедист.
Григорий – муж Людмилы.
Алексей – друг Влада; таксист.
Марина – подруга Дарии.
Старица Мария.
Дионисий – трудник.
Максим – бригадир.
Инок Агапит – фельдшер лазарета.
Брат Порфирий – повар трапезной.
Инок Евстратий.
Игумен монастыря N.
Священнослужители в храмах; монахи монастыря.
Директор санатория.
Друзья Влада; подруги Дарьи; музыканты ансамблей; и другие.
- - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - -







                I       
   В помещении, похожем как на студию звукозаписи, так и на артистическую гримуборную, вокруг стола с початыми бутылками и немудреной закуской, сидит группа молодых парней и девчат с бокалами и рюмками в руках. Тем, кому не хватило места за столом, расположились на диванах и креслах. Всего в комнате 8-10 человек. Во главе стола, восседал молодой человек с гитарой в руках – по виду, давно за двадцать пять. По правую сторону от него – красивая как фотомодель девушка. Молодые люди чокнулись, с криками: «Влад! За твой отъезд!» и осушив рюмки и бокалы, поставили их на стол. Некоторые взяли со стола пластиковые тарелочки с закуской, другие удовольствовались сигаретой. Взял сигарету, из лежащей на столе пачки и герой торжества. Девушка последовала за ним. Обернувшись в поисках огня, молодой человек прикурил от услужливо поднесенной зажигалки, и знаком показал, чтобы приятель дал огня и его подруге.
   - Клянусь, последняя сигарета, - громко объявил молодой человек, - пока не ухвачу птицу-удачу за хвост! - После чего, затянувшись пару раз, положил сигарету на край пепельницы, и взял на гитаре аккорд.
   - Смотри, ловим на слово! - парировал один из товарищей.
   - Нет проблем! - отозвался молодой человек, - я слов на ветер не бросаю!
 Сидящая рядом девушка то же отложила сигарету и, положив на его плечо ладошки, доверчиво приклонила голову.
   Реакция подруг, на этот ее жест, была у каждой своя. Одна из девушек, похожая на избалованную болонку, скривила ротик и дернула плечом. Другая, жгучая брюнетка, презрительно, с некой мстительной властностью усмехнулась, и гордо покрутила головой. Третья, блондинка, с манерно зажатой между двумя пальцами сигаретой, затянулась не спеша и выпустив дым, томно взглянув на Влада.
   Такой реакции можно было ожидать, потому что внешность каждого из друзей девушек, значительно уступала внешности именинника. Влад был среднего роста, но широк в плечах и крепко скроен. Прямые, соломенно-золотистого цвета волосы слегка закрывали уши. Его простое, мужественное, волевое лицо было зримым воплощением современного Робин Гуда. И лишь только синие с грустью глаза, да чуть ироничная улыбка, придавали  мягкость чертам лица, а потому, делали еще более привлекательным для женщин. 
   У каждого молодого человека была своя подружка, и лишь только одна из девушек, в полном одиночестве сидела поодаль в кресле. Весь ее облик выражал полную чуждость, по отношению к собравшейся компании. Чуждость эта проявлялась не одеждой и не поведением. Модные джинсы и кофта показывали в ней современную женщину. Чуждость эта проявлялась в глубоко скрываемом внутреннем трепете, когда за маской безразличия, лишь иногда проявлялись – как у испуганной орлицы, проблески глубокой печали. Даже такой факт, как чисто механическое, с отсутствующим видом выкуривание сигареты, позволял делать выводы – это не приносит ей удовольствия. Ко всему, гостья не отличалась броской красотой, хотя ее несколько удлиненное лицо, обрамленное свободно падающими на плечи, каштановыми с рыжеватым отливом волосами, было правильно сложено. Ростом, чуть выше среднего, худая, длинноногая. Такие нередко остаются в старых девах. Молодая женщина глотала с отсутствующим видом сигаретный дым, периодически гордо встряхивая головой, и глаза ее выражали глубокое страдание. 
   - Ну, что вам сказать на прощанье? - произнес Влад задумчиво и взял на гитаре томный аккорд. - Жизнь прошла, будто авантюрный роман, и не заметил, как стукнуло двадцать семь. Совсем недавно вроде, ходил в музыкальную школу по классу баяна. Мама хотела, чтобы как покойный отец. Играть на гитаре научился сам. После школы поступил в мореходку. Правда, отучился только год. Потом, армия. Приморье. Десантный Штурмовой Батальон. После армии снова потянуло в моря. Сначала матросом, на местных рейсах. Потом – судовой ансамбль. Потом судьба повернулась лицом: два года в загранплавании, тоже – судовой ансамбль. Повидал разные страны, но однажды двинул в челюсть помощника капитана, и веселая жизнь закончилась. Потом, полгода матросом на траулере. Это, сразу скажу, не загранка. Оттуда рванул на золотые прииски. Отработал один сезон. После приисков купил иномарку, пытался устроить личную жизнь, да через три месяца разбежались. Еще год, в областной филармонии, потом, то в кабаке – официантом, то ди-джеем, снова – филармония. Теперь – здесь. Да, жизнь веселая штука, - задумчиво произнес Влад и прервал   рассказ на мгновенье, - кого-то сводит, кого наоборот, разводит напрочь. Из прежних корешей почти никого не осталось. Одни теперь начальники, другие – криминальные авторитеты. У третьих семьи. Только, вот у меня, все не как у людей.
   Один из сидящих на диване друзей вяло возразил: «Влад, кончай пургу нести. Не пройдет и полгода, Петрович сделает из тебя человека».
   - А, разве кто-то сомневается, - усмехнулся Влад, - неделю назад с ним беседовал. Кстати, он мне хоть и дальний, но родственник. Полчаса слушал мои песни. Сказал – выйдет толк. Советовал не тянуть, а ехать в Москву прямо сейчас.
   - Рубальский – акула в шоу-бизнесе, - с выражением зависти на лице, хохотнул другой сидящий на диване приятель, - тут, нет никаких сомнений.
   - Вот, именно, - кивнул Влад, - никаких сомнений. После чего, ударив мягко по струнам, сказав коротко, приклонившейся к его плечу подруге – «Нашу?», запел:

Где нет тебя – там жизни нет.
Где нет тебя – там меркнет свет.
Где нет тебя – там всегда холода.
И пустые стоят города.

Где нет тебя – там зной и пески.
Под яростным солнцем, не видно ни зги.
В черной смальте – небесная синь.
И в садах, буйным цветом – полынь.

   После чего, кивнув окружающим, приглашая подпевать, начал петь припев – кардинально отличавшийся от куплета, своей элегичной мелодичностью.

ПРИПЕВ:
И, по мечте, как птица – окрыленной,
Живет в моей душе высокая печаль.
Твои слова: «Прощай» - из трубки телефонной,
Уносит ветер вдаль.
Уносит ветер вдаль.

   Кое-то, из парней и девушек, несмотря на тесноту помещения, закружился в танце. Влад, оглянувшись на танцующих, кивнул Людмиле и поднявшись, вошел в круг танцующих, вновь запел припев. Последовавшая за ним Людмила, повторяя движениями элегичную мелодию, тоже закружилась в танце. И Влад пел, как-бы ей одной, песнь своей души.

И для ладьи, застигнутою штормом,
Конец всегда один, как ни было бы жаль.
Твои слова: «Прости!» - из трубки телефонной,
Уносит ветер вдаль.
Уносит ветер вдаль. 

   Внезапно, кто-то из сидящих на диване, задремавших было молодых людей, вскочил и воскричал: «Влад! Катим на природу! Даешь прощальный концерт!»
   Влад, устремил гневный взгляд на вклинившегося невпопад приятеля, но, все друзья подхватили инициативу, и дружно начали скандировать: «На природу! На природу! На природу!»
   Влад вопросительно оглядел друзей, и через мгновенье вскрикнул: «О, кей! Едем на природу! Только!.. - и он многозначительно взглянул на Людмилу, - чуть-чуть ждать! - после чего, оглядев присутствующих, с некоторым смущением пояснил: «Мы, с Милой к мосту, а потом, сразу к вам!»
   Артистическая уборная тут же взорвалась ликующими криками, и Влад, сняв гитару, передал ее одному из друзей: «Витек, за сохранность инструмента отвечаешь!»
   - О, кей! - Витек схватил гитару и, ударив по струнам, под общий гвалт и шум, направился к выходу.

   Теперь, вместо пения Влада зазвучало инструментальное сопровождение. Мелодию куплета стал исполнять оркестр.

   Когда компания вывалилась в ночь, Влад с Людмилой направились к стоящему на площадке мотоциклу, еще одна пара к другому мотоциклу. Два парня и две девушки направились к автомобилю. Лишь, сидевшая с отсутствующим видом девица, с видом явного облегчения направилась в сторону от компании.
   - Да-ашь, ты что, не с нами?! - окликнула ее издали подруга.
   - Да-нет, Марин, с утра голова болит! К тому же, эти кретины на работе, всю душу вымотали!
   - Ладно, тогда! Чао! - отозвалась подруга.
   - Бай-бай! - в тон ей отозвалась Дарья.

   Дарья гордо откинула голову и устало вздохнув, пошла по тротуару вдоль улицы, цокая каблучками туфель. Позади взревели двигатели мотоциклов, сопровождаемые торжествующими  криками молодых людей, но вскоре послышался их удаляющийся треск.
   Дарья шла в одиночестве по пустынной улице, но уже через минуту, словно ожидая ее, от обочины тронулся автомобиль «Лада – 2007» с шашечками такси на борту. Когда автомобиль поравнялся с Дарьей, она оглянулась на движущуюся за ней машину, и увидев в окне водителя, крепко скроенного молодого человека, кивнула: «Привет, Леша».
   - Привет, Даша, - отозвался водитель и сдержанно улыбнулся, - тебя подвезти?
   - Нет, Лёшь. Хочу прогуляться, с утра голова болит.
   - Да, ладно. Денег не возьму. По знакомству, так сказать.
   - Нет, правда, Лёшь. Хочется одной побыть.
   Молодой человек помолчал немного, потом тяжело вздохнул и заговорил порывисто: «Эх, Даша- Даша. Да, не смотрит Влад на тебя. У него другие виды на жизнь. Я, почему на вечеринку не пошел. Работа, что-ли эта долбаная?.. Не хотел, чтобы ты и я, в этой обстановке. Дашь, пойми, не нужна ты Владу. Ты… мне нужна.
   - Лёшь, прости, - с мягким укором произнесла Дарья, и остановившись, проникновенно посмотрела на собеседника, - я правда хочу одна побыть.
   Машина то же остановилась. Алексей вдруг сник, и с болью поглядел на Дарью.
   - Ладно, - произнес Алексей мгновение спустя и, кивнув самому себе, резко нажал на газ. Двигатель машины взревел, и в следующий миг «Лада» резко сорвалась с места.

   Влад и Людмила мчались на мотоцикле по трассе, и вслед им, как песня счастья звучала элегичная мелодия припева песни, которую Влад начал исполнять на вечеринке.

   Вскоре мотоцикл подъехал к мосту. Влад остановился и, соскочив, помог сойти подруге. Взяв из багажника сверток, он с заговорщическим видом взглянул на Людмилу, произнес: «Пошли! Я приготовил сюрприз!» Когда оба подошли к середине моста, Влад приблизился к перилам и, развернув сверток, пояснил: «Это два наших замка. Тот, что меньший – твой. Больший – мой».
   - Ух, как здорово! - ликующе произнесла Людмила и захлопала в ладошки.
   - Сейчас будет еще интересней, - с улыбкой произнес Влад, - бери большой замок и пристегивай его к перилам. – И, когда Людмила выполнила указание, добавил, - а теперь, тот, меньший, к скобе большого замка.
   Людмила выполнила и это указание. Влад подергал замки и смеясь произнес: «Теперь, бросай ключи в воду». Мила с вопросительной улыбкой взглянула на Влада, но, он кивнул и произнес уже громче, со властью: «Бросай! Смелее!» Людмила засмеялась и швырнула ключи в воду.
   Минуту стояла благостная тишина, лишь только в лунном свете, по тихому водному течению  расходились в разные стороны круги.
   - Теперь, мы навеки вместе, - с лукавой улыбкой сказал Влад и, отвечая на застывших в глазах Людмилы вопрос, пояснил, - потому что ты сама замкнула оба замка, и сама бросила ключи в воду.
   Людмила восхищенно глядела в лицо Владу, и он, не дожидаясь ее ответа, закрыл ее губы поцелуем.
   Они стояли в объятиях друг друга, возле решетчатых перил моста. Над ними было звездное, освещаемое луной небо. По тихому течению реки пробегала лунная дорожка. И над всем этим звучала исполняемая оркестром мелодия припева шлягера, который Влад пропел на прощальном вечере.
   - Вот, увидишь. Я непременно стану звездой. - Прошептал Влад.
   - Верю, - также, шепотом отозвалась Людмила.
   - И тогда, я заберу тебя с собой.
   - Верю-верю. Мой милый, - отозвалась подруга, и их уста вновь сомкнулись.

                II
   Вверху простиралось бесконечное, от края до края голубое небо. Влад находился в его центре, и потому ничего не видел, кроме бескрайнего голубого купола, с перистыми облаками. Купол плавно покачивался, как покачивается он для парящего в вышине планера. Лишь безмолвное голубое пространство от края и до края.
   Внезапно, небесный окоем стало переворачиваться, и внизу обнажились заснеженные горы. Небо еще раз качнулось, и горы стали стремительно приближаться. Где-то вдали раздался неясный крик, и в поднебесье ударили колокола, как их изображают на синтезаторе. Горы стали приближаться еще стремительней. И вдруг зазвучал обычный будильник…
   Влад открыл глаза. Будильник надрывался на стоящей у изголовья табуретки. Влад хлопнул по нему ладонью и, взяв в руку, приблизил к глазам. Щурясь спросонья, он посмотрел на циферблат. Стрелки показывали: 8ч. 00мин. Влад зевнул и поглядел в сторону окна. Из-за плотных штор пробивался тусклый свет. Он поставил будильник на прежнее место, после чего отбросил одеяло. Вскочив с кровати, Влад потянулся, после чего, изображая бой с тенью, нанес несколько ударов невидимому противнику, и остановился возле трюмо. Взглянув на свое отражение в зеркале, он критически оглядел себя и, слегка пригладив волосы, стал одеваться. В два движении напялив спортивные штаны и футболку, и обув шлепанцы, Влад вышел на кухню.
   На кухне, залитой ярким солнечным светом, между двумя окнами стоял стол, накрытый скатертью. Посреди стола, на плоском блюде, нарезанный ломтями хлеб. У наружной стены слева, рядом с входной дверью – холодильник. В углу, в той же стороне, водопроводный кран с раковиной. Рядом, у окна, газовая плита. Над столом – черно-белые старые фотографии. Во внутреннем углу, на полке, украшенная голубым кружевным покровцем, икона Божьей Матери. Рядом, кухонный буфет. Вход в соседнюю комнату, расположен сразу за буфетом. Вместо двери свисала плотная матерчатая шторка.
   Влад подошел к холодильнику. Вытащил из него сковородку накрытую крышкой. Приподняв крышку, он взглянул на содержимое и поставил ее на конфорку плиты. В следующую секунду чиркнул спичкой и зажег газ. Когда газ загорелся, Влад открыл кран и стал с шумом умываться. В это время из комнаты, закрытой шторой вышла пожилая женщина и присела на табурет.
   - А, мам, доброе утро, - поприветствовал ее Влад и, закрыв кран, сняв висящее на крючке полотенце, стал вытирать им лицо и шею.
   - Что там, на завтрак себе готовишь? - ответила женщина, вместо приветствия и поднявшись, направилась к плите. Взяв лежащую на столе ложку, она приподняла крышку над сковородой и помешала ей содержимое.
   - Опять сухомятка. Вчера вечером борщ свежий сварила.
   - Да, ладно, мам, - примирительно ответил Влад и, отойдя к внутренней стене, к печи, сел на табурет, - мне в дорогу, только перекусить чего-нибудь.
   - Уезжаешь, все-таки, - произнесла женщина, хотя и с горечью, но без возражений, будто констатируя факт, - эх, Сева-Сева, все тебе на месте не сидится.
   - Так, Евгений Петрович, обещал железно, - не совсем уверенно парировал Влад, - я с ним целый час беседовал. Вот, даже телефон дал. Сказал русским языком: «Приезжай. Все будет на высшем уровне».
   - Ну-ну, - устало возразила мама Влада и, чиркнув спичкой, зажгла другую конфорку, - весь в отца. Тот тоже, то на Ямал – вахтами, то БАМ строить. Умер в сорок два, тромб оторвался.
   Влад печально вздохнул на слова матери и бросил полотенце на печную плиту.
   Женщина тем временем взяла чайник и стала наливать в него воду из под крана.
   - Ну, мам, пойми ты меня, - с раздражением отозвался Влад, - двадцать семь уже, вчера стукнуло. А чего добился: то моря, то прииски, то филармония. Иномарку купил – расколотил через полгода. Женился – через три месяца разбежались.
   Женщина поставила чайник на плиту и, приоткрыв вновь крышку над сковородой, помешала ложкой содержимое.
   - Жил бы как все люди, все бы и устроилось.
   - А, что хорошего, от этого – как все люди? Брат Колька, четверо детей, на двух работах. Ни выходных, ни проходных. На рыбалку некогда съездить. Сестра Клавка, мать-одиночка. Этот хмырь, никаких алиментов не платит, попадись он мне, давно бы котлету сделал.
   - Ладно, воин. Разбушевался, - примиренно ответила мама и, выключив газ под сковородой, направилась к буфету, - садись, ешь.
   Достав из посудного шкафа тарелку, она поставила ее на стол. Влад тоже поднялся и направился к плите. Убрав со сковородки крышку, он взял ее за деревянную рукоятку и стал выкладывать содержимое в тарелку. Мать, со вздохом поднялась и не спеша направилась в свою комнату. Влад взял хлеб с блюда, начал есть. Через некоторое время, из комнаты вышла мать с альбомом в руках и присела возле стола.
   - Вот, Сева, все хотела тебе показать, - осторожно перебила она сына, - да, было недосуг. - Она раскрыла альбом и осторожно вынула старую потемневшую фотографию. - Это, мои дед и бабушка, и их дети.
   Влад искоса взглянул на фото. На потемневшей, но достаточно хорошо сохранившейся фотографии, сидели на стульях мужчина и женщина, по виду крестьян, лет около сорока. Рядом с ними, пятеро детей разных возрастов. Самый младший сидел на руках у матери.
   - Дед мой мельницу свою имел, жили зажиточно, - пояснила мать, - это единственная фотография, храню ее как зеницу ока. А вот это, самый младший, - и она показала с улыбкой на фото, - мой отец, твой дед.
   Влад с интересом взглянул на фото и перевел взгляд на стену.
   - Да, это их портреты, - с улыбкой, увидев интерес сына к висящему на стене фото, пояснила мама, - снимок сделан года за три до войны. Потом, фронт. Дошел до Берлина. Но,  вернулся весь больной. Я была самой младшей, но помню, когда он умер. Первый спутник тогда полетел в космос. Все радовались, а у нас похороны.
   - А, от отца что-нибудь осталось? - вопросил Влад, посмотрев на другое фото молодой пары.
   - Эх, нет, - с горечью ответила мама, - его дед из Курска. Они купцами были. Кого расстреляли, кого раскулачили. Даже и родни своей прежней никого не знает. Такое было время.
   Влад закончил с едой, и отодвинул тарелку.
   - Ладно, мам, - со вздохом произнес он, - через час такси вызову. Довезет до Калуги. После обеда буду в Москве. Ты, главное не обижайся. Я позвоню.
   - Что ж, езжай с Богом, - сокрушенно ответила мать, - тебя ведь не удержишь. Совсем как отец. - И поднявшись, направилась в свою комнату.
   Влад тоже поднялся, но на плите засвистел чайник. Он подошел к плите и выключил газ. К окну кухни подлетела птица и, взглянув в окно, застучала клювом по подоконнику. Влад грустно взглянул на пичугу и, улыбнувшись произнес: «Видимо, добрая весть – птица у окна. Всю жизнь летаешь. И я тоже, летаю. Да, не знаю, зачем». Влад вздохнул и направился прочь из кухни.

                III
   Флегматичный, кавказской наружности таксист остановил машину и, обернувшись к Владу, вопросительно, с легким акцентом произнес: «Доехали, до твоего офиса?»
   Влад взглянул в окно и, посмотрев на номер дома, сравнив его с бумажкой в руке, ответил неуверенно: «Наверное – да».
   Таксист кивнул и, открыв дверь, вышел на тротуар. Влад взял зачехленную, лежащую на сиденье гитару и последовал за водителем. Водитель открыл багажник и, вытащив из него саквояж, поставил на землю. Влад вынул из кармана деньги и, отсчитав нужную сумму, передал водителю.
Водитель кивнул с благодарностью, и сказав на прощанье: «Удачи тебе», - направился к машине.
   - Счастливого пути, - отозвался Влад и направился к офису.

   В помещении, похожем на большой склад, сновали туда-сюда люди, не обращая никакого внимания на озирающегося Влада. Люди выносили большие, заколоченные ящики, при этом, очень спешили, и если Влад оказывался у них на пути, то просто огибали его, как неодушевленный предмет. Осмотревшись, Влад схватил за рукав одного из них и вопросил: «Как найти Евгения Петровича!?»
   - Наверное, в кабинете, - отозвался тот на ходу, и поспешил к выходу из помещения.
   - В кабинете его нет, - отозвался растерянно Влад и обратился с тем же вопросом к следующему работнику.
   Работник лишь пожал плечами и махнул в сторону коридора: «Спроси у начальника охраны!»
   Влад последовал его совету и, подхватив саквояж, направился в коридор. Навстречу ему шел человек в форме охранника и Влад снова задал прежний вопрос.
   Охранник недоуменно взглянул на вопрошавшего, и лениво произнес: «А вы, собственно, кто будете?»
   - Я, некоторым образом, родственник, - парировал Влад, - к тому же, Евгений Петрович пригласил меня, указав на этот адрес.
   - Гм, сейчас выясним, - отозвался охранник и, вынув из кармана телефон, нажал вызов. Когда закончились гудки, он бодрым голосом произнес:
   - Евгений Петрович, тут вас ожидает молодой человек, с саквояжем и гитарой. Говорит, что вы назначили ему встречу. - Услышав в трубке ответ, добавил, - да, хорошо. Подойдете сами? - После чего, взглянув оценивающе на Влада, снизу-вверх, удалился.
   Откуда-то из боковой двери вышел подвижный, невысокого роста, плотный человек и, увидев Влада, радушно улыбнулся.
   - Всеволод. Давно приехал?
   - Нет, дядь Жень, только с поезда.
   - Что же заранее не позвонил.
   - Я звонил вчера на домашний телефон, никто не ответил.
   - Ах, да. Я же утром, прямо с дачи, - парировал Евгений Петрович, - ладно-ладно, сейчас что-нибудь придумаем. 
   Менеджер, в задумчивости прошелся по коридору и, сделав знак себе рукой – «есть идея», вынул из кармана мобильник.
   - Танечка, - заговорил он елейным тоном, когда на другом конце взяли трубку, - как там у нас с вакансиями, в плане обслуживающего персонала? – и, выждав секунду, добавил, - есть, да. Ну, слушай, голубок. Я сейчас подошлю к тебе человечка, оформи там, как положено. Договорились?.. Ну, все – о,кей.
   Отключив трубку, уже серьезным тоном обратился к Владу: «Значит, тебя берут в концертную группу «Сатурн». Сегодня ночью, поезд выезжает на гастроли. Пойдешь к Татьяне Михайловне, в отдел кадров. Она в курсе. Пока будешь разнорабочим, один сезон. Потом, звони мне, что-нибудь придумаем».
   - Разнорабочим!? - у Влада даже отвисла челюсть, - но вы же…
   - Послушай, Сева, - менеджер взял его за руки и, изображая заботу, вздохнул, - это не областная филармония, и не загранплавание, это Москва. И я, в свое время начинал также. Да-да, таскал эти ящики. Женя, туда – Женя, сюда, - и он выразительно показал рукой на снующих мимо молодых людей, - а сейчас, я кто?! - и он указал ладонью, теперь уже на себя, - понял, да. - Влад лишь тяжело вздохнул, но ничего не возразил.
   - Вот-вот, - продолжил менеджер, уже с ласковыми интонациями, - покатаешься одни сезон, а там двинем тебя повыше. Через год, если себя покажешь, введем в основной состав. Согласен со мной?!
   Влад, с пустым взглядом слушавший менеджера, кивнул и печально ответил: «Согласен».
   - Ну, значит, будет – все путем, - уже радостно ответил менеджер, и закончил властным голосом, - сейчас, к Татьяне Михайловне. И, ночью поезд выезжает.

   Влад бегал как угорелый по открытой площадке и, подхватывая то и дело тяжелые ящики, подавал рабочим, находившихся в крытом фургоне. Ту же работу исполняли еще несколько человек, находившихся на площадке. Два молодых парня забирали ящики, и уносили их вглубь фургона. Когда площадка опустела, рабочие спрыгнули вниз и закрыв фургон, дали знак водителю к отправлению. Грузовик медленно пошел на выход. Влад растерянно огляделся, поскольку все рабочие уже покинули площадку. Вдруг, с другого конца хоздвора раздался крик: «Эй, ты! Как тебя, там! Лапшин, или Машнин! Ты с нами, или нет!»
   Влад оглянулся. Из микроавтобуса высунулся водитель, который махал ему рукой.
   - Один момент! - отозвался Влад и, сделав знак – «минуту ждать», помчался к вещам, лежащих под навесом. Схватив их, вскочил в уже отходящий автобус, и с размаху шлепнулся на свободное сиденье.
   Рядом у окна сидела девушка. Все остальные места были тоже заняты.
   - Я вас не стесню своим присутствием? - спросил ее Влад, и ослепительно улыбнулся.
   - Наверное, нет, - отозвалась девушка, и с интересом взглянула на соседа.
   - О,кей, - Влад пригладил волосы и протянул руку, - Влад. Будущий гитарист вашей группы.
   - Вот как, - девушка залилась звонким смехом; все присутствующие тоже заулыбались, - откуда такая уверенность? - и, галантно приклонила голову: «Анюта».
   - Очень, приятно, - отозвался Влад, - Знаю, и все. Интуиция. Но, если желаете, могу подтвердить делом. - И Влад начав расчехлять гитару, оглянулся на попутчиков. Они, видя его намерение, одобрительно закивали.
   - Валяй, - произнес один из них, и поглядел в окно, на поэтический багровый закат, - до Трех вокзалов весело доедем.
   Влад кивнул в знак признательности, и расположив гитару на колене, запел:

Где нет тебя – там жизни нет.
Где нет тебя – там меркнет свет.
Где нет тебя – там всегда холода,
И пустые стоят города.
Где нет тебя – там зной и пески.
Под яростным солнцем, не видно ни зги.
В черной смальте – небесная синь.
И в садах, буйным цветом – полынь.

   Влад оглянулся с улыбкой на сидящих в микроавтобусе людей и кивнув, запел протяжный элегический припев.

ПРИПЕВ:
И по мечте, как птица – окрыленной,
Живет в моей душе, высокая печаль.
Твои слова: «Прощай!» - из трубки телефонной,
Уносит ветер вдаль.
Уносит ветер вдаль.
И для ладьи, застигнутою штормом,
Конец всегда один, как ни было бы жаль.
Твои слова: «Прости!» - из трубки телефонной,
Уносит ветер вдаль.
Уносит ветер вдаль.

   Микроавтобус остановился на площади Казанского вокзала. Пассажиры стали выходить из него по очереди. Влад вышел первым. Поставив свои вещи на землю, помог сойти девушке, назвавшей себя Анютой. Затем, подхватил ее и свои вещи. После чего, вся группа направилась внутрь вокзала. Все это время звучит вторая часть припева.

И, по мечте, как солнце – озаренной,
Живет в моей душе, высокая печаль.
Протяжные гудки, из трубки телефонной,
Уносит ветер вдаль.
Уносит ветер вдаль.
И для ладьи, застигнутою штормом,
Конец всегда один, как ни было бы жаль.
Прощальные гудки, из трубки телефонной,
Уносит ветер вдаль.
Уносит ветер вдаль.

   Влад помог Анюте занести вещи в купе. Лучи закатного солнца били в окна. Положив ее саквояж на верхнюю полку, Влад шутливо взял под козырек: «Когда надо будет выносить чемодан, зови меня!» Он сделал шаг к выходу из купе, но спутница взяла его за руку.
   - Останься, - негромко произнесла она, и призывно взглянула на Влада.
   Тень растерянности пробежала по лицу Влада, но уже в следующую секунду, он закрыл приоткрытую было дверь. Поезд тронулся. Он обнял девушку, и за окном, в свете заходящего солнца побежали сначала стены вокзала, потом окрестностей Москвы. И в звуках оркестра, исполняющего мелодию припева, как будто птица воспарила над городом, оставляя внизу и мчащийся экспресс, и раскинувшийся от края до края мегаполис.

                IV
   Влад проснулся словно от толчка. Сонно жмурясь, он поглядел в окно. Поезд стоял. За окном сияло утро.
   - Анют, где мы? - спросил Влад и сел на постели.
   Анюта тоже оторвала голову от подушки. Взглянув в окно, равнодушно ответила: «Наверное, Казань», - после чего, снова уронила голову на подушку.
   - Казань, - как-бы раздумывая, произнес Влад и, взяв стоящую у окна под столиком гитару, стал тихонько наигрывать на ней, - а куда едем?
   - Сначала в Пермь, потом в Екатеринбург, - не поднимая головы, также равнодушно ответила Анюта.
   - А гастроли где заканчиваются?
   - Кажется в Магадане, не помню. Отдыхай. Еще долго ехать.
   - Понятно, - разочарованно ответил Влад и, сказав равнодушно: «вот, песню новую сочинил», - стал напевать ее.

В этом мире фигни и попсы,
И несбыточных грез.
Есть поляны зеленой травы –
Мир дубрав и берез.

    Пропев половину куплета, он внезапно прекратил пение  и став на ноги, стал одеваться. Быстро надев брюки и рубашку, он взглянул на полку со своими вещами, на гитару, лежащую на противоположной полке. Затем взглянул в окно. По перрону ходили пассажиры с вещами. Диктор объявляла маршруты поездов. На здании вокзала было написано большими буквами: «Казань». Тень решимости сошла на лицо Влада. Он резким движением снял с полки своей саквояж, затем гитару и, взглянув на Анюту, которая продолжала дремать, громко сказал: «Когда уезжал с магаданских приисков, дал слово никогда туда не возвращаться».
   Аня оторвала голову от подушки, и вопросительно поглядела на Влада.
   - Ты, что, уезжаешь?
   - Нет, просто меняю маршрут.
   - А, как же я? - Анюта испуганно приподнялась с постели.
   - Думаю, мы еще встретимся.
   - ?
   - При более благоприятных обстоятельствах. Интуиция. Она меня никогда не обманывала. - и Влад, ослепительно улыбнувшись, вышел из купе и направился к выходу.
   Соскочив с подножки только что тронувшегося поезда, он направился по перрону к подземному переходу. Пройдя в здание вокзала, он подошел к кассе и сказал: «девушка, дайте мне билет на край землю». Кассир посмотрела на него без улыбки, и сухо произнесла: «молодой человек, у меня работа. Куда вам ехать?»
   - Понял, - Влад кивнул с улыбкой и, задумавшись на мгновенье, ответил в прежнем шутливом тоне, - куда-нибудь на Черное море.
   Кассир с неудовольствием посмотрела на Влада и, поискав нужный маршрут по компьютеру, сухо предложила: «Через час поезд до Анапы. Билет только купе. Устроит?»
   - Вполне, - ответил Влад не задумываясь и, вынув из кармана деньги, стал отсчитывать купюры.
 В это время зазвучала только что сочиненная им песня:

В этом мире фигни и попсы,
Где живут не всерьез,
Есть поляны зеленой травы –
Мир дубрав и берез.
В этом мире муры и туфты,
И придуманных грез.
Есть места неземной красоты,
Где нет скорби и слез.

   Влад сел в поезд, который тронулся после сигнала семафора... Пробравшись в свое купе, он поздоровался с пассажирами и сел на сиденье. Мимо окна вагона пролетали леса, поля, реки... деревни, города…

ПРИПЕВ:
Ждет меня, ждет – мой неведомый край.
Я покидаю неоновый рай.
Ждет меня, ждет –долгожданный мой край.
Я оставляю неоновый рай. – припев; 2 раза.

   Поезд приехал в Анапу. Диктор вокзала объявляла о прибывших и отходящих поездах. Влад поднялся со своего места, и вместе с пассажирами пошел к выходу.

В этом мире туфты и попсы,
И желаний пустых.
Есть сверканье хрустальной росы,
На полянах лесных.

   Влад, с гитарой в руках и соломенной - а, ля ковбой шляпе, идет по аллее парка. За спиной у него рюкзак.

Среди будней, что с верхом полны,
Пустотой миражей.
Есть прохлада лазурной волны,
Звезды южных ночей.

   Походит к эстрадной площадке, рядом с которой на скамейках сидят отдыхающие. Бросив рюкзак на землю, начинает петь припев:

Ждет меня, ждет – мой неведомый край.
Я покидаю неоновый рай.
Ждет меня, ждет – долгожданный мой край.
Я оставляю неоновый рай. – припев; 2 раза.

   После окончания куплета Влад идет к автостанции, где садится на автобус. Мимо проплывают южные пейзажи: аллеи, санаторные комплексы, лазурная гладь моря.

В этот мире крикливо галдят,
О пустом, голоса.
С вожделением хищным глядят,
Куртизанок глаза.
Я сбежал от онлайновых грёз
Царства «Яндекс» и «Гугл».
Мне дороже путь шторма и гроз,
Чем покой среди кукол.
 
   Влад сошел с автобуса, и закинув на плечи рюкзак, поет припев, во время движения по улице уже другого города. Далее, кадры начинают сменяться, как в клипе: он поет среди слушателей на пляже, потом – вечером, на эстрадной площадке в саду, снова идет по дороге; поет, сидя на скамейке в парке, с улыбкой глядя на снующих мимо прохожих. Вновь идет по дороге…

Ждет меня, ждет – мой неведомый край…

   Припев повторяется дважды.

                V
   Влад идет по дороге. Тяжелый шаг, нахлобученная на лоб соломенная шляпа, из под которой сверкает раздраженный взгляд, говорят об усталости путника. Со стороны моря, светит клонящееся на закат солнце. Значит, путник шел весь день. Только что отзвучал куплет пропетой им песни. Влад отер тыльной частью ладони лоб и с безнадежным видом махнул пролетевшей мимо машине. Автомобиль пролетел мимо. Влад махнул еще раз. Вдруг, рядом с ним затормозил молочного цвета «Лексус». Влад с интересом взглянул на машину и приблизился к ней. Матовое стекло передней  двери медленно опустилось, и Влад увидел за рулем загорелую, с профилем Нефертити, женщину лет тридцати пяти. Женщина улыбнулась и оценивающе оглядела путника.
   - Куда идете, молодой человек? - произнесла она бархатным голосом.
   - Куда? - Влад ослабил ремешок шляпы и, отбросив ее назад, приклонился к окну, - а вот, послушайте, - после чего запел вполголоса:

Ждет меня, ждет – мой неведомый край.
Я покидаю неоновый рай.
Ждет меня, ждет – долгожданный мой край.
Я оставляю неоновый рай.

   Женщина с интересом прослушала припев и, взвешивая каждое слово, произнесла: «Возможно, я как раз и еду, в этот край?..»
   - Гм, может быть, - задумчиво отозвался Влад, и преданно взглянул на незнакомку.
   - Если так, то садитесь, - уже решительно произнесла женщина, и сделала Владу приглашающий знак.
   Влад бросил рюкзак под ноги и, взяв в руки гитару, сел на переднее сиденье.
   - По рождению, я Всеволод, но для друзей, просто – Влад, - произнес путешественник, ввалившись в машину.
   - М-м, - неопределенно отозвалась женщина и, нажав на газ, вывела машину на дорожную полосу, - а я, Лидия. Можно, просто, Лида. Чем занимаешься… - она задумалась на мгновение, обдумывая фразу, словно что-то решая, и взглянув затем прямо на попутчика, произнесла твердо, делая акцент на последнем слове, - Влад.
   - Бегу за птицей удачей, - ответил Влад с усмешкой, - пытаюсь ухватить ее за хвост.
   - И, что, получается?
   - Как сказать, - Влад пожал плечом, - у меня такое чувство, что это произойдет в скором времени. - Он недвусмысленно поглядел на хозяйку автомобиля, которая, заметив его взгляд, тонко улыбнулась.
   - Надеюсь, вам… - Лидия замолчала на миг, после чего добавила с большей смелостью, - тебе скоро повезет. И птица удача будет в твоих руках.
   - Нисколько в этом не сомневаюсь, - отозвался Влад, и вновь взглянув на хозяйку, ослепительно улыбнулся.

   «Лексус» въехал на самую вершину крутого склона, застроенного коттеджами и, остановился у металлических раздвижных ворот. За высоким забором виднелся двухэтажный особняк. Влад сделал попытку выйти, но женщина знаком остановила его.
   - Пока не выходи, не хочу посторонних глаз. Ворота открываются автоматически. - произнесла Лидия и указала Владу на ящик автопринадлежностей, - подай мне пульт. Он лежит сверху.
  Влад выполнил приказание и передал пульт Лидии. Она благодарно кивнула, после чего, навела его на ворота и нажала на кнопку. Ворота послушно поехали в сторону, и хозяйка медленно ввела машину во двор.
   - Пока сиди, - вновь предупредительно сказала она, - я отключу наружное видеонаблюдение.
   Влад оценивающе покачал головой и остался на месте.
   Хозяйка вышла из машины и прошла на веранду. Через минуту, она вышла наружу, и махнула гостю, приглашая войти внутрь.
   - О,кей, - отозвался Влад, - и открыв дверь, вышел из машины.
   
   Хозяйка, одетая в домашний халат, расставляла на столике, посреди затемненной шторами залы, фрукты, салаты. На столе уже стоял кувшин с прохладительным напитком, минеральная вода, тонкие фужеры и стаканы, два серебряных прибора и изящная бутылка белого вина.
   Влад вошел в залу в футболке и в спортивном трико, с махровым полотенцем на плече, расчесывая на косой пробор свежевымытую шевелюру.
   - Потрясающе, - радостно произнес Влад и, положив расческу на полку трюмо, плюхнулся на стоящий рядом со столиком диван. - Если быть честным, то голоден как волк.
   - Сейчас принесу жаркое и плов, - бархатно пропела хозяйка и, удаляясь, добавила, - сегодня никаких гостей не будет, можешь быть спокоен.
   - Я спокоен, - бодро отозвался Влад и налив минералки, залпом выпил...

   Влад отодвинул в сторону тарелку и, взяв из вазы крупную клубнику, облокотился на валик дивана.
   - Теперь верю, что твой дом, и есть тот неведомый рай, о котором пел тебе по дороге.
   Влад отправил клубнику в рот и хозяйка, сидевшая в кресле со стаканом сока в руке, снисходительно улыбнулась.
   - Хочешь, спою свой недавний хит, - бодро произнес Влад и, поднявшись, прошел к стоящей у стены гитаре. Взяв гитару, он присел на соседнее к хозяйке кресло, и преданно поглядев ей в глаза, запел:

Где нет тебя – там жизни нет.
Где нет тебя – там меркнет свет.
Где нет тебя – там всегда холода,
И пустые стоят города.

   И кивнув, сразу перешел к припеву:

И по мечте, как птица – окрыленной,
Живет в моей душе, высокая печаль.
Твои слова: «Прощай!» - из трубки телефонной,
Уносит ветер вдаль.
Уносит ветер вдаль.
И для ладьи, застигнутою штормом,
Конец всегда один, как ни было бы жаль.
Твои слова: «Прости!» - из трубки телефонной
Уносит ветер вдаль.
Уносит ветер вдаль.

   Оркестр подхватил мелодию припева. Влад, продолжая перебирать струны, взглянул на хозяйку. Она призывно смотрела на него. Влад осторожно забрал из ее рук стакан с соком и поставил на столик. Лидия не препятствовала этому, но продолжала призывно смотреть на Влада. В следующее мгновение он встал и, приблизившись к Лидии, легко поднял ее с кресла. Мелодия оркестра зазвучала с еще большей страстностью, и Влад понес Лидию к находящемуся в глубине зала ложу.
   С высоты скалистого берега, где располагался дом Лидии и коттеджный поселок, открывалось уходящее к горизонту, озаренное заходящим солнцем море.

   Влад бежал по скалистому склону с факелом в руке. Он был одет в древнюю короткую тунику, а также в сандалии, завязанные ремнями на голенях. Его преследовали несколько одетых в легкие доспехи центурионов.
   Мимо Влада просвистел дротик, следом еще один. Влад бросился за скалу и, выскочив на узкий карниз, остановился. Внизу, на высоте нескольких метров, открывалось ровное плато, но, чтобы попасть на него, надо было прыгнуть. Влад с мольбой взглянул на голубой небосвод и… прыгнул. Преследователи подбежали к краю обрыва и, пустив вслед несколько стрел, отошли назад. Петляя между камней, Влад приблизился к дорожке, идущей вдоль скалы над глубокой пропастью. Прижимаясь к скале спиной, он двинулся по тропинке, воздевая периодически очи к небу. Наконец, он выбрался на широкую площадку. Вокруг были только горы, небо и глубокая пропасть внизу. Влад огляделся, и в следующий миг увидел вышедших из укрытий воинов. Обнажив мечи, они направились к стоящему у края беглецу. Влад с тоской взглянул на белесое от полуденного солнца небо, на приближающихся центурионов, на горящий в руке факел… и в следующее мгновенье шагнул в пропасть.
   Воины бросились к падающему беглецу, но поздно. Влад уже пошел в пропасть, медленно как во сне проваливаясь в бездну, переворачиваясь вниз головой, с намертво зажатым в руке факелом.
   Влад летел и летел вниз, но странно, он падал не в глубокую пропасть, а наоборот, в голубое раскаленное небо. Его втягивало, будто водоворотом в центр бездонного окоема, и он летел вверх и одновременно вниз, воздевая над головой гордо горящий факел. Он летел в полном одиночестве, и лишь где-то вдалеке раздалось едва слышное: «Икар!.. Икар!» - А Влад все падал и падал в небосвод.

   Влад открыл глаза. Рядом, уткнувшись в плечо, спала хозяйка дома. Сквозь шторы пробивался утренний свет. Влад отер ладонью лицо. Хозяйка сонно взглянула на окно и снова уронила голову на подушку.
   - Спи, рано еще, - пробормотала она и прижалась щекой к плечу Влада.
   - Да, сон опять, один и тот же, - задумчиво произнес Влад, - точнее, два сна. Либо, лечу, проваливаясь куда-то в небо, либо спасаюсь от погони с факелом в руке. В конечном счете, тоже, проваливаюсь в небо.
   - У тебя завышенный самоцен, - сонно ответила Лидия, - ты слишком высоко поставил планку, а взять ее не можешь. Поэтому, как всякое либодо, или – эго, оно вытесняется во сне.
   - Мудрено, как-то, - возразил Влад, - с пятнадцати лет это стало сниться. В последнее время начал задавать себе вопросы: Кто я? Зачем? Куда стремлюсь? И какой в этом, к черту смысл?
   - Это, либидо, - вновь, сонно ответила хозяйка, - чем меньше вопросов, тем проще жить.
   - Это точно, проще, - со вздохом согласился Влад, - в детстве меня звали Сева. Мне это не нравилось. Придумал прозвище – Сэм. Кулаками добился, чтобы звали так. После армии, друзья зовут Влад. Целых три имени, выходит. Во сне, вот уже двенадцать лет – то Икар, то Прометей. Отсюда, все эти вопросы.
   - Ох, разбудил меня разговорами, - недовольно произнесла хозяйка и присела на постели. Посмотрев с неприязнью на Влада, решительно, но одновременно ласково произнесла: «Ты не Икар, и не Прометей».
   - Так, а кто же, - с улыбкой ответил Влад, принимая игру.
   - Ты, Самсон!
   - ?
   - Не возражай. Ты такой же сильный. Ты мой Самсон! - И Лида со льстивой улыбкой прижалась к плечу Влада, - Будешь все лето жить у меня. Я так решила! - И с последними словами, она игриво шлепнула его по макушке.
   - Да-а, вот оно что! - Влад вскочил с постели и схватив хозяйку в охапку, приподнял ее - а ну-ка, цирковой фокус! Держись крепче!
   В следующую секунду, он приподнял Лидию на одной руке, придерживая ее другой.
   - Держись еще крепче! - скомандовал он, и убрал руку в сторону, - ап-п!
   - А-ай, падаю! - закричала Лидия, но Влад уже подхватил ее.
   Оказавшись в безопасном положении, она преданно посмотрела на Влада, и опять произнесла с лукавой ласковостью: «И все-равно, ты мой Самсон».
   Вдруг за окном послышался шум въехавшего автомобиля. Лидия вся превратилась во внимание и, соскочив в следующий миг на пол, приблизилась к окну. Отдернув штору, она взглянула во двор и, схватив халат, устремилась к выходу.
   - Черт, муж приехал! - произнесла она с досадой, - у него же до конца лета контракт, - и остановившись у двери, приказала: «Быстро одевайся. Что-нибудь придумаем».
   Влад начал поспешно одеваться, а из коридора уже раздалось елейное: «Ой, Славик, что же ты без предупреждения. А как же контракт?»
   - Всех отправили в отпуск, - раздался недовольный мужской голос, - фирма на грани банкротства. Прямо сейчас с самолета, с поезда. Не спал почти.
   - А это с тобой кто? - вновь елейно заегозила Лидия.
   - Это, мой друг, Володя. Погостит недельку.
   В следующее мгновенье, после секундной паузы, раздался опять голос Лидии: «А-а, Славик, сюда пока нельзя».
   Но дверь открылась, и в проеме появился подтянутый мужчина невысокого роста, в очках, которого можно было принять одновременно, как за бизнесмена среднего уровня, так за подающего надежды научного сотрудника. На лице мужчины была аккуратная бородка. По возрасту, это был человек сорока с небольшим лет, хотя наметившееся брюшко и морщины на лбу показывали, что ему уже за пятьдесят.
   Лишь мгновение между гостем и хозяином продолжалась дуэль взглядами. Влад, который успел напялить штаны и футболку, нашелся первым. Он ослепительно улыбнулся и, махнув рукой, радушно произнес: «Привет! Меня зовут Влад, я родственник ее сестры! Приехал только вчера вечером!»
   Муж Лидии обернулся к жене и удивленно произнес: «У тебя есть сестра?»
   - Да-а, двоюродная, - тут же нашлась Лидия, - разве я тебе не рассказывала?
   - Вообще, что тут происходит?! - вдруг возопил хозяин, - какая сестра?! Что это за человек?!
   Под очками стало видно, как наливаются бешенством его глаза.
   - Да, я сейчас пришибу этого ублюдка!
   С самым решительным видом хозяин ринулся на Влада, но тот увернулся от удара, и схватив нападавшего, отшвырнул его прочь.
   - Слава! Владик! - истошным голосом завопила хозяйка, но в следующий миг, в дверях показался спутник хозяина, не в пример другу, крепкой комплекции мужчина. Гость, не рассуждая, бросился на помощь мужу хозяйки, но получив прямой справа, полетел прочь как отброшенный катапультой. Наблюдавшая за развертывающимися событиями Лидия едва успела захлопнуть дверь, в которую, на полном ходу врезался несчастный Володя. Дверь вывалилась в коридор будто от взрыва бомбы, из глубины которого раздался истошный крик хозяйки. Поднявшийся с пола Славик вновь ринулся на Влада, но тот просто взял его за шкирку и вышвырнул в окно.
   Хозяин, вместе с рамой, шторами и гардиной вылетел во двор, прямо на цветочную клумбу.
   В следующую секунду в комнату вбежала Лидия, и произнесла заикаясь: «А-а, где Славик?!»
   - Там, отдыхает на клумбе, - не глядя ответил Влад, после чего стал поспешно складывать в рюкзак вещи.
   - Славик, что с тобой?! - истошно завопила хозяйка в сторону выломанного окна, после чего опрометью побежала на улицу.
   Закончив собирать рюкзак, Влад забрал гитару, и вышел во двор. На цветочной клумбе, в живописном виде, как римский патриций в тоге, сидел обмотанный шторой хозяин. Лидия гладила его по голове и дула на ссадины и ушибы. Влад взглянул мимоходом на мирящихся супругов и подойдя к калитке, подергал за рукоятку. Калитка была закрыта.
   - Лидок, незапланированный отпуск не получился, открой дверь, - миролюбиво произнес Влад, но муж отрицательно покачал головой.
   - Он выйдет отсюда через мой труп, - шамкая произнес он патетическим тоном.
   Возникла немая сцена, сопровождаемая появившимся во входных дверях, шатающимся другом Славика, который тоже застыл, уставившись на Влада оловянным взглядом.
   - О, кей, - Влад усмехнулся и пожал плечами. Сбросив рюкзак и поставив гитару у ограды, он подошел к вкопанной в землю садовой скамейке и несколькими движениями вырвал ее вместе с ножками. Затем, разогнавшись, с криком – «й-и-ех!», - ударил ей как тараном в калитку, затем еще и еще раз. После третьего удара железная калитка вылетела наружу и Влад, отбросив скамейку, взял свои вещи.
   - А это, - и он показал на проем в заборе, - для того, чтобы в следующий раз, всех родственников сестры сразу брать теплыми в постели. Чао, бембино, сори!

                VI
   Солнце уже приблизилось к западу. Влад, устало передвигая ногами, идет по вьющейся вдоль моря серпантином дороге. Соломенная шляпа слегка сбита назад. Из под нее выбиваются пряди мокрых от пота волос. Да и рубашка Влада, местами тоже мокрая от пота. Дорога пошла под уклон. На скале со стороны моря появились деревья, и путник, пройдя еще немного, остановился и, бросив на землю рюкзак, сел на придорожный камень.
   Мимо путешественника пролетают один за другим автомобили, но путник не обращает на них никакого внимания. По обочине, вниз под уклон трассы, ехал молодой велосипедист. Но, и это не интересовало путника. Поставив между ног гитару, Влад устало облокотился на гриф. В это время, велосипедист остановился и, соскочив с транспортного средства, поприветствовал незнакомца: «Здравствуйте, молодой человек». - Речь велосипедиста, по причине окающего говора и чуть растягиваемых гласных, выдавала в нем волжанина, либо жителя северного края.
   - Привет, - Влад безучастно махнул рукой и, без интереса взглянув на вопрошавшего, остался сидеть.
   - Я видел вас вчера, - произнес велосипедист с улыбкой и, поставив велосипед у ограждения, подошел поближе. - Вы играли на гитаре перед отдыхающими на пляже.
   - Было дело, - флегматично отозвался Влад.
   - И часто, вы так путешествуете? - не унимался велосипедист.
   - Всякое бывает, - ответил Влад без интереса, и вновь устало взглянул на незнакомца.
   - А, я, как только выдается время, если отпуск летом, сажусь на велосипед и еду, куда глаза глядят. Подумал, может быть и вы также.
   - Видимо, да, - вновь неопределенно отозвался Влад.
   - Вы знаете, я тоже поэт, - произнес в порыве откровения велосипедист, - но, не в том плане, что пишу стихи. Просто, само путешествие для меня – уже поэзия. Вот, я и подумал, может и вы, также.
   Влад лишь пожал плечом и коротко улыбнулся.
   - Тогда, я подарю вам что-нибудь, - радостно засуетился велосипедист и, вернувшись к велосипеду, стал рыться в закрепленной на багажнике сумке.
   - Вот, возьмите любую из них, - он подошел к Владу, протягивая ему три томика, - по дороге приобрел в букинисте.
   На кожаном переплете первой было написано: Н.С. Лесков «Очарованный странник». Влад подержал ее в руке и отдал новому знакомцу: «Спасибо. Вам она нужнее». На второй было написано: Эдуардас Межелайтис «Избранное».
   Влад развернул наугад страницу и прочел: «Видится издалека, мне рисунок черно-белый. К фреске будущей пока, ни один эскиз не сделан».
   - Здорово, - искренне восхитился Влад.
   - Возьмите, - радушно предложил велосипедист.
   Влад еще раз молча, одними глазами прочитал стихотворение и вернул томик новому знакомцу: «Я запомнил. Но, вам, видимо, тоже нужней».
   По лицу велосипедиста пробежала тень: «Тогда, может быть это».
   На темно-зеленой кожаной обложке было написано: Ф.И. Тютчев «Избранное». Влад развернул и прочитал первое попавшееся стихотворение: «Не верь, не верь поэту дева. Его своим ты не зови. И пуще праведного гнева, страшись поэтовой любви».
   - Это, точно, про меня, - произнес Влад с улыбкой и положил томик рядом, - беру.
   - Очень рад, что вам понравилось, - искренне заулыбался знакомец и, задумавшись на мгновение, вытащил из нагрудного кармана иконку, - а, это вам, чтобы в пути сопутствовала удача. Святитель Николай.
   - Спасибо, - Влад поднялся и взял иконку, - как зовут тебя?
   - То же, Николай.
   - Меня, Влад, - и он спрятал иконку в свой нагрудный карман, - благодарю за подарок. Если еще встретимся, то в долгу не останусь.
   - Может быть. Мир тесен. - С улыбкой ответил Николай и протянул руку для прощания. - Удачи.
   - Удачи, - эхом отозвался Влад и крепко сжал протянутую руку.

   Едва за поворотом исчез новый знакомец, как Влад закинул за спину рюкзак и взяв гитару, вновь пошел по трассе. Перед ним открылся пологий склон на скалу. Влад остановился и оценивающе поглядел на него. В следующую минуту, он перебежал через дорогу и начал взбираться по склону. Быстро одолев высоту, он взобрался на ровную вершину и с восхищением посмотрел на открывшийся, залитый лучами заходящего солнца морской простор.
   - Здорово! Просто нельзя не петь! - произнес Влад сам себе и, сбросив на землю рюкзак, взяв в руки гитару, запел:

Видится издалека,
Мне рисунок черно-белый.
К фреске будущей, пока
Ни один эскиз не сделан.

И пускай она вместит,
Человека и пространство,
Музыку и колорит,
Временность и постоянство.

Широта железных лет.
Смутных поисков, окольность.
Прозаический сюжет.
Поэтическая вольность.

   Влад пропел третий куплет дважды и, замолчав на миг, произнес: «Здорово!» Затем, полюбовавшись минуту природой, добавил: «И все-равно, я ухвачу птицу-удачу за хвост! И все-таки, стану звездой!» - и с этими словами, Влад вскинул над собой гитару.    
   Влад спит на пляже, в спальном мешке, на туристском коврике. На камушке, в изголовье стоит иконка святителя Николая. Жмурясь от солнечного света, Влад проснулся, протер глаза и присев, поглядел по сторонам. На пляже, он был один. Да, еще неподалеку, подошедший минуту назад крупной комплекции мужчина лет сорока пяти, раздевался у воды. Мужчина снял с себя одежду и, пройдя к морю, плюхнулся в воду. Немного поплавав, вскоре повернул к берегу. Влад вылез из спального мешка - он был одет в плавки и футболку с коротким рукавом. Затем, нее торопясь свернул спальник. После чего, сделал то же самое с ковриком и положил их друг на друга. Сложив вещи, Влад взял гитару и повесив ее на шею, тихонько наигрывая, направился к воде. В это время, мужчина выбрался из моря и напевая, стал одеваться. Одев брюки и шлепанцы, он улыбнулся приближающемуся незнакомцу, после чего подошел к Владу и произнес дружелюбно:
   - Во, какой!.. Молодец!.. Откуда? 
   - Так, странствую, – неопределенно ответил Влад.
   - Как Бременский музыкант, что-ли? - хохотнул мужчина, и одел на себя безрукавку, которую держал в руках.
   - Вроде того, - отозвался Влад.
   - А-а, - мужчину вдруг осеняет идея, - это, сбацать можешь. Песня моей молодости. - и, он начинает напевать: «Та-та-та, та-та, та-та-та… Но, ловлю я твой взор напрасно».
   Влад кивнул, и взяв аккорд, подхватил:
   Как виденье, неуловима.
   Каждый день ты проходишь мимо.

   Затем, поют уже вместе:
   Как виденье, неуловима.
   Каждый день ты проходишь мимо.
   А я повторяю вновь и вновь.
   Не умирай любовь.
   Не умирай любовь.
   Не умира-ай, любовь.
   Мужчина берет за плечо Влада и говорит: «Давай, еще раз!» Влад кивает, и они снова повторяют припев.
   - Молодец, здорово! - удовлетворенно произнес мужчина и по свойски ткнул Влада в бок, - так, значит, и путешествуешь? - Влад кивнул, - а, спишь где?
   - По всякому приходится. Бывает, что и на пляже. - И, он кивнул в сторону находящихся поодаль вещей.
   - Во, дает! А если дождь?
   - Пленкой закрылся, и все дела.
   - Ну, молодец. - Здесь, мужчина порылся в кармане и достал оттуда три сотенных бумажки: «Это тебе, в качестве гонорара».
   - Гм, спасибо, - нехотя отозвался Влад, и взяв деньги, сунул их под резинку плавок.
   - Ладно, бывай, - мужчина поспешил попрощаться, - я тут с невестой в санатории отдыхаю. Вырвался на полчасика, пока она спит. Держи - «пять».
   Влад пожал протянутую ладонь. Мужчина кивнул, и напевая только что исполненную песню, направился на выход из пляжа. Отойдя несколько от Влада, повернувшись, крикнул: «Сейчас в море осторожней! Отлив начался!»
   Влад понимающе кивнул, и мужчина, продолжая напевать, бодро проследовал далее по песку.   
   Влад вернулся к своим вещам, снял гитару, положив ее поверх чехла, и взяв из кармана рюкзака мобильник, направился к морю. Приблизившись к воде, сел на камень, и нашел по определителю имя: «Мила».
   Посмотрев несколько мгновений с улыбкой на имя, он прикоснулся пальцем к зеленой кнопке, но подумав, убрал его. Зажав его в ладони, он задумчиво поглядел в море. Как-бы из трубки (а может, из сердца Влада) раздается капризный голос Людмилы:
   - Влад, куда ты пропал?! Я скучаю без тебя! Когда ты приедешь?!
   - Эх, Мила. Ты же знаешь, что я люблю тебя. Но, обещание свое выполню. Вот, увидишь, я скоро вернусь, и вернусь звездой. Я приеду. Но, не просто, а как Артур Грей, на корабле с алыми парусами.   
   Влад напряженно смотрит на море, где на горизонте, появляется словно мираж, корабль с алыми парусами. Проходит минута – мираж исчезает, и Влад произносит вполголоса: «Когда это случится, я позвоню тебе. Я непременно позвоню».
   Влад поднимается с камня, и сказав вслух, речетативом: «И для ладьи, застигнутою штормом, конец всегда один. Как ни было бы жаль. Протяжные гудки из трубки телефонной, уносит ветер вдаль. Уносит ветер вдаль», взвесив в ладони мобильник, бросает его в волну.
   - Клянусь, я выполню свое обещание, - произнес он после того, как мобильный ушел в воду, - я прибуду за тобой на алых парусах.


                VII
   Влад устало идет по трассе вдоль Черноморского побережья. На повороте уходящей в распадок дороге стоит указатель: «Мацеста». Влад остановился на минуту, затем вынул из нагрудного кармана иконку свт. Николая и взглянув на нее, произнес: «Верно, мне сюда».
   Влад подходит к воротам санатория, из которых, навстречу ему выходит охранник.
   - Мне нужно увидеть администратора, - произнес Влад стражу порядка.
   - С какой целью? - охранник придирчиво осмотрел незнакомца.
   - Скажи: Бременский музыкант желает выступить с сольным концертом. - С иронией произнес Влад.
   - Гм, понятно, - неопределенно отозвался охранник и, сделав знак рукой – «ждать», скрылся за калиткой. Через минуту он появился вновь и, махнув Владу, произнес: «Заходи».

   Влад расположился в кресле, с гитарой в руках, напротив сидящего за столом администратора.
   - Ну, допустим, это авторский репертуар, - после недолгой паузы произнес задумчиво администратор, - «Уносит ветер в даль», - это все допустимо, но… нас также интересует классика, скажем, эстрады… как у вас с этим?
   - Классика? - Влад задумался на миг, - почему, нет. Можно исполнить и классику. - При этих словах он нагнулся и достал из лежащего под ногами рюкзака томик стихов Тютчева. - Вот, пожалуйста.
   Администратор взял книгу и, приблизив к глазам раскрытую страницу, стал читать вполголоса: «Не верь, не верь поэту дева. Его своим ты не зови… - и коротко взглянув на Влада, продолжил: И пуще праведного гнева, страшись поэтовой любви».
   Влад мимикой отобразил значимость написанного, и слегка кивнул.
   - Ну, что ж, допустим, - администратор отложил книгу в сторону и внимательно посмотрел на гостя, - и как вы видите свое пребывание у нас?
   - Если пожелаете, могу дать сольный концерт, - односложно отозвался Влад, - либо, разбить его на отдельные номера, но, в течение месяца, скажем так.
   - По поводу месяца не обещаю, - с улыбкой возразил администратор, - но сегодня вечером, можете исполнить эти две песни. Договорились?
   - О,кей, - кивнул Влад, - договорились.

   Влад выступает на открытой эстраде в летнем открытом кафе, в сопровождении инструментального ансамбля и женской вокальной группы. Солнце уже склонилось к закату, и потому, на площадке кафе горят фонари. Влад одет в белую концертную рубашку и черные отглаженные брюки. Аккомпанируя на гитаре, он исполняет песню, на стихи Ф.И. Тютчева:

Не верь, не верь поэту, дева;
Его своим ты не зови –
И пуще праведного гнева
Страшись поэтовой любви!
Его ты сердце не усвоишь
Своей младенческой душей;
Огня палящего не скроешь
Под легкой девственной фатой.

Твоей святыни не нарушит
Поэта чистая рука,
Но ненароком жизнь задушит,
Иль унесет за облака.                – Припев, 2 раза.

Поэт всесилен как стихия,
Не властен лишь в себе самом.
Невольно кудри молодые
Он обожжет своим венцом.
Вотще поносит или хвалит
Его несмысленный народ.
Он не змиею сердце жалит
Но, как пчела его сосет.

Твоей святыни не нарушит
Поэта чистая рука,
Но, ненароком жизнь задушит,
Иль унесет за облака.                – Припев, 2 раза.

   В это время в кафе вошел бизнесмен, которого Влад встретил нынешним утром на пляже. Вместе с ним проследовала Людмила, невеста Влада. Увидев своего нареченного на эстраде, она безмолвно охнула, и повернувшись к эстраде спиной, поспешно села на стул первого же стоящего в отдалении столика.
   Влад закончил исполнение песни на слова классика русской поэзии, и следом начал петь свой главный хит «Уносит ветер вдаль»:

Где нет тебя – там жизни нет.
Где нет тебя – там меркнет свет.
Где нет тебя – там холода,
И пустые стоят города.
Где нет тебя – там зной и пески.
Под яростным солнцем, не видно ни зги.
В черной смальте – небесная синь.
И в садах, буйным цветом – полынь.

И по мечте, как птица – окрыленной,
Живет в моей душе, высокая печаль.
Твои слова: «Прощай!» - из трубки телефонной,
Уносит ветер вдаль.
Уносит ветер вдаль.
И для ладьи, застигнутою штормом,
Конец всегда один, как ни было бы жаль.
Твои слова: «Прости!» - из трубки телефонной.
Уносит ветер вдаль.
Уносит ветер вдаль.
И по мечте, как солнце – озаренной,
Живет в моей душе, высокая печаль.
Протяжные гудки, из трубки телефонной,
Уносит ветер вдаль.
Уносит ветер вдаль.
И для ладьи, застигнутою штормом,
Конец всегда один, как ни было бы жаль.
Прощальные гудки, из трубки телефонной,
Уносит ветер вдаль.
Уносит ветер вдаль.

      Жених устроился напротив Людмилы и взяв в руки меню, стал изучать его.
   - Людочка, что тебе заказать? - спросил он льстивым голосом.
   - Ой, Гриша, мне все-равно. Голова с утра болит. Тем более, эта музыка, - и она осторожно оглянулась на эстраду, - может пойдем, просто погуляем?
   - Ну, Людок, вот поужинаешь, и все войдет в норму, - парировал Григорий, а музыка, по моему, прекрасная. - Здесь, он внимательно взглянул на эстраду, лицо его выразило удивление, и в следующую секунду он схватил Людмилу за руку.
   - Людок! Да, это же тот менестрель, которого сегодня я встретил на пляже!
   - !?
   - Сейчас допоет песню, я тебя с ним познакомлю!.. Ты смотри, просто класс!
   При этих словах, глаза Людмилы сверкнули, и ее лицо на миг исказилось. Но, уже в следующую секунду она овладела собой.
   - Нет, Гриша, у меня правда болит голова. Лучше, давай поужинаем в номере!
   - Но, там душно.
   - Попросим, чтобы включили кондиционер. И потом, я перегрелась сегодня на пляже. Мне нужен покой. - С этими словами Людмила поднялась и решительно направилась к выходу.
   Спутник Людмилы тоже вскочил и засеменил вслед за невестой. Навстречу им попались двое мужчин в отутюженных кремовых рубашках и дымчатых очках. Первый, крупной комплекции, барственного вида. Другой, более молодой, худощавый, с подвижным лицом. Когда оба уселись за освободившийся столик, старший стал изучать меню, младший, облокотившись на столик, начал с цепкостью профессионала рассматривать поющего Влада.

Я шел к тебе, через ночи и дни.
Я шел к тебе, через зной и пески.
Мне не страшен был снежный буран,
И безбрежный, в штормах, океан.
Горит в душе надежды свет.
К тебе ведет он много лет.
Как маяк, посылая в лучи,
Кораблю в беспросветной ночи.

   - Рафаэль Исмаилович, - осторожно побеспокоил младший своего патрона, - по моему, это тот типаж, который мы ищем.
   - Гм, что ты говоришь? - отозвался патрон от изучения меню.
   - Я говорю, - и он кивнул на поющего Влада, - этот парень, вылитый Дитер Болен и Курт Кобейн, в одном лице.
   - Да-а, - патрон степенно отложил меню, и сняв очки, оценивающе оглядел Влада, - определенным образом. Что ты предлагаешь?
   Младший пожал плечами и вздохнул: «Через две-три недели начинается гастрольная пора. Почему бы не попробовать этого парня?»
    Патрон еще раз критически оглядел Влада, и вновь одев очки, высказал вердикт: «Почему – нет? Тем более, что в одном коллективе нет солиста. Действуй».

И по мечте, как птица – окрыленной,
Живет в моей душе, высокая печаль.
Твои слова: «Прощай!» - из трубки телефонной,
Уносит ветер вдаль.
Уносит ветер вдаль.
И для ладьи, застигнутою штормом,
Конец всегда один, как ни было бы жаль.
Твои слова: «Прости!» - из трубки телефонной,
Уносит ветер вдаль.
Уносит ветер вдаль.

   Людмила порывисто вошла в номер санатория и, скинув босоножки, плюхнулась ничком на кровать. Сквозь окно, в отдалении слышна песня, доносящаяся из летнего кафе. Гриша присел на стул, рядом с невестой и приложил ладонь к ее лбу.
   - Людок, ты не обижайся на меня, такого толстокожего. Я же видел, что у тебя с утра плохое настроение. Прости меня, ладно.
   - И ты меня прости, Гриша. Мне уже лучше. - Произнесла она в подушку. - Здесь так тихо, спокойно.
   - Тебе что-нибудь принести? - воодушевился Григорий.
   - Да, можно каких-нибудь фруктов, и сок.
   
И по мечте, как солнце – озаренной,
Живет в моей душе, высокая печаль.
Протяжные гудки, из трубки телефонной,
Уносит ветер вдаль.
Уносит ветер вдаль.
И для ладьи, застигнутою штормом,
Конец всегда один, как ни было бы жаль.
Прощальные гудки, из трубки телефонной,
Уносит ветер вдаль.
Уносит ветер вдаль.

   Когда отзвучали последние аккорды песни, раздались оглушительные аплодисменты. Влад приветственно поднял руки и, укрепив микрофон на стойке, сошел вниз.
   - Что будете заказывать? - к столику, за которым расположились продюсеры, подошла официантка.
   - Позовите сюда человека, который сейчас пел на сцене, - барственно сказал старший, - бутылочку мукузани, фрукты, сок, и легкий ужин, на ваш выбор.
   - Хорошо, - покорно отозвалась официантка, после чего поспешно удалилась.
   Минуту спустя, к столику, за которым восседали продюссеры, подошел Влад и, сказав дежурное: «здравствуйте», поприветствовал их кивком головы.
   - Молодой человек, присядьте с нами, - произнес старший и знаком указал Владу на стул, - мы хотим задать вам пару вопросов.
   - Весь к вашим услугам, - радушно отозвался Влад и сел за стол.
   - Как вас зовут?
   - Влад.
   - Меня зовут Рафаэль Исмаилович. - Произнес старший после некоторой паузы. - А, это, Венедикт Эдуардович, мой коллега.
   - Очень приятно, - Влад дежурно улыбнулся и вопросительно уставился на обоих.
   - Видите ли, нас интересует ваш род занятий?
   - Род занятий – музыкант, играл в различных коллективах, в том числе в филармонии.
   - Гм, понятно, - покивал старший.
   - А, сами вы откуда, если не секрет, - задал вопрос Венедикт.
   - Э-э, с Калуги, - запнулся Влад, - из Калужской области.
   Продюсеры недоуменно переглянулись, но Влад тут же нашелся, и с апломбом произнес: «Калуга, родина космонавтики! В Калуге жил Константин Эдуардович Циолковский!»
   Продюсеры снова переглянулись, и старший из них рассмеялся: «Тогда, он у нас точно взлетит в небеса!»
   - Через тернии, к звездам, - патетически, хотя и с оттенком иронии, добавил младший, и скрестив руки на груди, гордо посмотрел на патрона.
   - Очень, даже запросто, - Влад поддержал игру, - разве я не похож на Гагарина? - и позируя, повернул голову в профиль.
   - Ну-ка, ну-ка, - заинтересовался старший менеджер, и взяв Влада за подбородок, поводил из стороны в сторону, - если бы не ты, Венедикт Эдуардович, ни за что не обратил бы внимания.
   Младший сделал снисходительный знак рукой и с улыбкой ответил: «Я же сразу сказал: Дитер Болен и Курт Кобейн, в одном лице. Ну, и с Гагариным есть сходство, чуть-чуть. Классический архетип».
   Старший внимательно выслушал резюме подчиненного и строго взглянув на Влада, решительно произнес: «Все, я его беру! Диктуй свой телефон!»
   На лице Влада появилось замешательство, но в следующую секунду, он произнес как можно беспечнее: «Э-э, сегодня утром у меня украли мобильный».
   Старший сверкнул глазами, но с той же решительностью приказал Венедикту: «Дай ему визитку! И… на мобильный!» Венедикт покорно исполнил приказание, отдав визитку и две тысячи рублей. Увидев, что патрон продолжает грозно смотреть на него, добавил еще тысячу.
   Затем, обратившись к Владу, отечески произнес: «Можете быть свободны, молодой человек. Завтра выходите с нами на связь, - и далее, обратился к подошедшей с подносом официантке, -  и вот, этого молодого человека накормите, за наш счет».

                VIII
   На сцене зала, в котором нет никого, кроме продюсера и звукооператора, Влад, в сопровождении находящегося на эстраде инструментального ансамбля, поет зажигательный шлягер. Одетый в стального цвета костюм-двойку, Влад активно двигался по сцене, пританцовывая ритмически в такт песне.

Да, я художник, что без кисти и холста,
Желает тщетно написать картину.
Картину жизни, с чистого листа.
Откладывать на завтра, нет причины.

   Внезапно, продюсер поднялся и, взмахнув рукой, громко произнес: «Стоп! Это никуда не годится!.. Надо живее! Больше свободы, ритм, пульс! Зритель уснет от вашей музыки через две минуты!.. Снова, начали!»
   Музыканты переглянулись и, Влад, кивнув, активней задвигался по эстраде.

Да, я художник, что без кисти и холста,
Желает тщетно написать картину.
Картину жизни, с чистого листа.
Откладывать на завтра, нет причины.
Пусть в Вечном городе, я никогда не буду.
Я по своей дороге шествую шутя.
Чужой успех, и даже слава Голливуда,
К созвездью «Гончих псов» пусть мчится без меня.

   Слушая исполнение песни, продюсер стал прохаживаться перед сценой, периодически поглядывая на музыкантов и отбивая ритм указательным пальцем правой руки. По окончании первого куплета он повернулся было лицом к музыкантам, чтобы остановить их, но в это время в кармане зазвонил мобильный. Продюсер сделал знак музыкантам, указывая им продолжать, сам вытащил телефон и, отойдя в сторону, поднес его к уху.
   - Да, Венедикт Эдуардович слушает.
   Выслушав абонента, продюсер заулыбался и намеренно бодрым тоном произнес: «Виктор Алексеевич! Очень рад, что вы решили заехать сегодня! Сейчас я подойду! Буквально, две секунды!» После чего, сделав знак музыкантам – «продолжать», направился к выходу. Влад, по удалении начальника сбавил темп движения, и перешел к исполнению припева, лишь слегка пританцовывая на месте:

Прими, мой друг, прими совет благой:
На полпути, растерянно не стой.
Победный дух приходит с высотой.
Пусть у подножья ползает другой. – Припев, 2 раза.

   Едва ансамбль заиграл импровизацию, как из-за кулис выбежала девушка невысокого роста и, махнув солисту, крикнула: «Влад! Венедикт Эдуардович зовет!»
   Влад оглянулся, и глаза его округлились от удивления. В глубине сцены стояла Анюта. В следующий миг, он сделал музыкантам знак – «продолжать», и быстро укрепив микрофон на стойке, направился к Анюте.
   - Анют, ты какими судьбами? - радостно произнес Влад, приблизившись к девушке.
   - Потом расскажу, - ответила она со смущенной улыбкой и знаком показала за кулисы, - Венедикт Эдуардович ждет.
   - Ладно. Ну, ты молодец, - вновь, с восторгом произнес Влад и приобняв Анюту, пошел с ней за кулисы.
   В коридоре, Анюта встав перед Владом, сухо объяснила ему: «В двух словах. Я этого Петровича, тоже послала куда подальше. Платит костюмеру, как уборщице. Со вчерашнего дня принята в труппу. - И, выразительно поглядев на собеседника, добавила, - ну, все иди. Там тебя известный поэт-песенник дожидается». После этих слов она тихо рассмеялась и взяв Влада за руку, произнесла: «А твоя интуиция тебя не подвела. Мы все-таки встретились». После чего, игриво хлопнула ладошкой по его груди и танцующей походкой направилась к выходу. Возле выхода, она еще раз обернулась и улыбнувшись, помахала ладошкой.
   Влад рассеянно улыбнулся ей во-след, после чего постучал в дверь кабинета, и выждав секунду, вошел внутрь.
   - Прошу прощения! Венедикт Эдуардович, вызывали?!
   В комнате, кроме продюсера, за журнальным столиком сидел человек пожилого возраста с чашечкой кофе в руке. Он о чем-то говорил хозяину кабинету, который слушал гостя с вежливой улыбкой. Увидев вошедшего солиста ансамбля, продюсер обратил к нему взор и, сверкнув безукоризненно белым смайлом, указал на него гостю.
   - Вот, и наша новая знаменитость! - Произнес он с некоторым апломбом, и затем сделал приглашающий знак. - Влад, познакомься. Это Виктор Алексеевич Заруцкий, известный всем поэт-песенник.
   - Очень, приятно, - односложно ответил Влад и пожал барственно протянутую руку мэтра.
   - Присаживайся, - продюсер указал Владу на свободный стул, - Виктор Алексеевич хочет показать нам новую песню.
   - Да, определенным образом, - отозвался гость и допив кофе, поставил пустую чашечку на стол.
   Поднявшись из-за столика, поэт-песенник проследовал к пианино и сев за него, произнес учительным тоном: «Я не настаиваю на мелодии, но хотел бы задать стиль. Это, нечто вроде фокстрота, но с элементами кантри, может быть – рэг-тайм, и даже – фьюжн. Впрочем, не хочу связывать фантазии композитора. Главное, сохранить стиль и настроение. Послушайте». После произнесенной тирады, поэт проиграл вступление и запел дребезжащим голосом:

Злословье завистников: «слабый поэт» -
Ты, мимо ушей пропусти.
Поддержит навеки твой авторитет,
Лишь Берег Слоновой кости.
Пусть мимо промчался твой кабриолет.
Ты, все же, мой друг, не грусти.
Купи поскорей в турагентстве билет
На Берег Слоновой кости.

Берег Слоновой кости.
Берег Слоновой кости.
Берег Слоновой кости.
Берег Слоновой кости.

   - Ну, как? - спросил поэт, повернувшись к коллегам.
   - Гм, определенная свежесть мысли, - начал пыжиться в объяснениях продюсер, - и самое важное, это… смелое соединение стилей… Да-да, с элементами рэг-тайм, и даже – кантри. Очень оригинально. Как по твоему, Влад?
   Солист, слушавший песенника с оловянным выражением глаз, будто очнулся из забытья, и ответил невпопад: «Да, в определенной степени, стилистика».
   - Значит, будем петь? - уверенным тоном произнес Венедикт Эдуардович.
   При этих словах, взгляд солиста окончательно прояснился, и в глубине глаз сверкнули стальные искорки.
   - Мне надо подумать, Венедикт Эдуардович, - произнес Влад глухим голосом, и поднявшись, твердо посмотрел сначала на продюсера, потом на гостя. - Подумать, как из нескольких стилей сделать один. То есть, сплав.
   В кабинете воцарилась тишина. Влад оглядел молчащих коллег, и  вдруг, ослепительно улыбнувшись, произнес: «Венедикт Эдуардович, петь то буду я. А потому, сплав должен быть прочным». - После этих слов он направился к выходу, и лишь вслед ему донеслось: «Ты, думай, но не очень долго!»
   - О,кей, - Влад вновь ослепительно улыбнулся, - не пройдет и пяти минут.
   Выскочив в коридор, Влад начал порывисто ходить взад-вперед, то и дело встряхивая с досадой руками, либо хватаясь за голову. Вдруг, из-за угла показалась Анюта с концертным одеянием, которое она бережно держала в руках. Увидев ее, Влад бросился к костюмерше, как к спасительнице.
   - Анют, подскажи, что делать?! - и обернувшись, он указал на дверь кабинета продюсера. – Понимаешь, припёрся этот хрыч! Послушай, что предлагает! - И пародируя, он пропел:

Ты, все же, мой друг не грусти…
Берег Слоновой кости!
Ах, Берег Слоновой кости!

   - Анют, такую лажу, хоть застрелись, петь не буду!
   Анюта разом посерьезнела и поджав губы, внимательно посмотрела на собеседника.
   - Владик, послушай, что я тебе скажу. Я уже пять лет в этой системе, и знаю ее со всех сторон. Здесь не спрашивают, чего ты хочешь, или нет.
   - Да, знаю я, ездил по этим филармониям. Но, такая лажа, Анют.
   - Владимчик, - Анюта буквально запела и преданно посмотрела собеседнику в глаза, - все через это прошли. Понимаешь, все! - И затем, твердо добавила: «Больше хладнокровия, Владик. Вперед!» - и с этими словами она плечом подтолкнула его к двери кабинета.
   - А, ладно, будь что будет! - махнул Влад рукой и направился к кабинету.
   Стремительно ворвавшись в кабинет, Влад устремился к столику, за которым хозяин и гость продолжали мирно беседовать. Только теперь на столике стоял не кофейный прибор, а блюдо с виноградом.
   - Патрон, все складывается как нельзя лучше. - Произнес Влад еще издали. - Это, именно то, что необходимо. - И приблизившись к поэту-песеннику, добавил. - Коллега, ваш проект принят. - С этими словами он протянул руку поэту, который несмело ее пожал. Затем, вновь обратился к продюсеру:
   - На выходе, сплав из фокстрота, рэг-тайма и кантри, дает… хэви-метал! - с этими словами он рубанул воздух кулаком, после чего, уже спокойно добавил, - это неожиданное, но лучшее решение! - Влад многозначительно взглянул на молчащих мэтров, после чего развернулся и направился к выходу. Обратившись на ходу к песеннику, добавил, - у вашей песни великое будущее, маэстро! - и уже на выходе, около двери, крикнул, - ее будет петь вся страна!
   Вывалившись из кабинета, Влад шумно выдохнул и прижался спиной к двери.
   - Ну, что! - шепотом выкрикнула ожидавшая его Анюта.
   - Кажется, проехало! - тоже, шепотом прокричал Влад и, рубанув воздух сжатым кулаком, в следующий миг обхватил ее за плечи. - Анютка, я ему говорю: «Ваш проект принят!» А он, представляешь, руку мне жмет.
   - Влад, ты вотще, - Анюта прыснула от смеха, - он же запросто мог взбрыкнуть. Ты, просто сумашедший.
   - Да, ладно, проехали, - тоже засмеялся Влад и, взяв Анюту за плечи, повел ее по коридору, - представляешь, я говорю: «Ваш проект принят. Ха-ха-ха…»

   Продюсер и гость продолжали сидеть в кабинете, с ошарашенными лицами. Наконец, продюсер недоуменно пожал плечом, и вопросительно глядя на песенника, произнес: «Виктор Алексеевич, вы что-нибудь поняли?»
   Гость тоже пожал плечами, и неуверенно ответил: «По моему, то, что мою песню будет петь вся страна».
   - Так, в этом никто и не сомневается.
   - Да, в самом деле. И, помяните мое слово, этот молодой человек далеко пойдет. Очень далеко пойдет.

                IX
  Одетый в вишневый с блестками костюм, белую рубашку и черные брюки, Влад, активно двигаясь по сцене, поет перед переполненным залом новый шлягер.

Тебя заклинают, что выхода нет.
Не вырваться, как ни крути.
Но там, где за все, лишь волчий билет.
Есть Берег Слоновой кости.
Тебе отвечают лукаво враги,
Удачи от жизни не жди.
И пусть впереди не видно не зги.
Есть Берег Слоновой кости.

ПРИПЕВ:
Берег Слоновой кости!
Берег Слоновой кости!
Берег Слоновой кости!
Берег Слоновой кости!

   Далее Влад поет, освещенный прожекторами, на открытой сцене стадиона. Красные и зеленые лазеры, пересекаясь в клубах пиротехники, чертят ночной небосвод.

Диктует регламент пустой этикет.
Всех правил не соблюсти.
Прими, мой друг, этот добрый совет:
Есть Берег Слоновой кости.
И ночью и днем, лишь неоновый свет.
Но, главное, ты не грусти.
Прими, мой друг, этот добрый совет:
Есть Берег Слоновой кости.

Берег Слоновой кости!
Берег Слоновой кости!
Берег Слоновой кости!
Берег Слоновой кости!
   
   Концерт проходит, на этот раз, в крытом стадионе.

Злословье завистников: «слабый поэт!» -
Ты мимо ушей пропусти.
Поддержит навеки твой авторитет,
Лишь Берег Слоновой кости.
Пусть мимо промчался твой кабриолет.
Ты, все же, мой друг, не грусти.
Купи поскорей в турагентстве билет,
На Берег Слоновой кости.

   После исполнения куплета, Влад вскакивает на площадку выдвижного устройства, которое, выдвинувшись вперед, начинает вращаться, пролетая над первыми рядами стадиона.

Берег Слоновой кости!
Берег Слоновой кости!
Берег Слоновой кости!
Берег Слоновой кости!

   Влад, поет в новом концертном зале, следующую свою песню.

Мой путь непрост, - сквозь ливни грозовые,
Иду к своей судьбе, забыв про страх и боль.
Кто совершить шаги боится роковые.
Тот, верно, не свою играет роль.
Но, гром утихнет. – Ливень прекратится.
И вновь появятся просветы в облаках.
Природа к жизни новой возродится.
И птицы замелькают в небесах.

ПРИПЕВ:
Прими, мой друг, прими совет благой:
На полпути, растерянно не стой.
Победный дух приходит с высотой.
Пусть у подножья ползает другой.   – припев, 2 раза.

X
   Влад, в полном одиночестве ходит по вестибюлю концертной студии. Время от времени он останавливается у окна, безучастно глядя на освещаемый заходящим солнцем осенний городской пейзаж. Вдруг, входная дверь распахнулась и в помещение студии вошла Анюта.
   - Привет, Анют. Как дела? - без особого энтузиазма поприветствовал ее Влад.
   - Да, так. Все нормально. - Отозвалась девушка и, приблизившись к собеседнику, игриво спросила: «Ты, чего такой кислый?»
   - Чего там, кислый. Все нормально. - Попытался отшутиться Влад.
   - Я же вижу, Владимчик, - и вновь, игриво продолжила, - ну-ка, ну-ка, рассказывай. - С этими словами, она увлекла его к стоящей у стены кушетке.
   - Да, понимаешь, Анют, - Влад сел на кушетку и, попытался улыбнуться, - хандра какая-та, черт ее дери, осень что-ли действует. - Он пожал плечам и снова улыбнулся. - Или, может безделье вынужденное.
   - Да, понимаю, - произнесла задумчиво Анюта, - с Астраханью какой-то сбой, целых три дня свободных.
   - Вот, я про то же. Хожу, смотрю в окно, мысли всякие лезут: Всего достиг. Через тернии, к звездам. Олимп славы. Поклонники, деньги, успех… А на душе – тоска. - Влад с горечью взглянул на Анюту и жарким шепотом произнес, - на душе, тоска! Понимаешь!..
   - Гм, это серьезно, - задумчиво произнесла Анюта и вдруг оживилась, - а может, поедем за город на пикник? Сейчас позвоню друзьям.
   Влад кисло улыбнулся и махнул рукой: «Да, нет. Не то. Я уже думал».
   - А, что же тогда? - растерянно спросила Анюта.
   - Видишь-ли, Анют, в чем дело, - Влад испытующе взглянул на собеседницу, - тебе, наверное, скажу. Помню, еще пацаном был, в школе учился. Ну, пацан как пацан. Все меня уважали. Но, с четырнадцати лет сны какие-то стали странные сниться, а потом, - он усмехнулся, - смысла стал в жизни искать. Жизнь как жизнь. Живу себе: моря, филармония, золотые прииски. А вдруг остановишься и вопрос: «Зачем живу? Для чего, все это?.. Даже бояться себя стал. Когда один на один с собой. Или погода вот такая – осень».
   Влад испытующе взглянул на Анюту, но она слушала его внимательно, не перебивая.
   - Думаешь иной раз: К чему все это – деньги, успех? А потом, с молодости мои кумиры – БГ, Цой, Игорь Тальков. Ведь, у них смысл есть в песнях. Понимаешь? Я всегда хотел как они, особенно – Тальков.
   Влад замолчал и понуро опустил голову. Анюта с состраданием поглядела на Влада и осторожно произнесла: «А, может тебе поехать к нему на могилку? - и вдруг спохватилась, - ой, у него же сегодня день памяти был.  Подруга меня приглашала».
   Свет надежды блеснул в глазах Влада:
   - Серьезно? - и он взглянул в окно, в которое били лучи клонящегося к закату солнца, - поехали. А, где это?
   - На Ваганьковском кладбище. Там многие артисты похоронены. Владимир Высоцкий, то же.
   - Вот как? - и Влад с мольбой поглядел на Анюту, - отвези меня туда.
   Анюта на миг задумалась, что-то решая и затем, произнесла твердо: «Ладно, едем!»

   Зазвучала музыка песни Игоря Талькова «Поэты не рождаются случайно» в инструментальном сопровождении.
   Влад и Анюта подъехали на такси к Ваганьковскому кладбищу. Влад расплатился с водителем. Они вышли из машины и направились ко входу.
   У ворот стояли торговцы цветами и Влад, вынув из кармана деньги, купил букет. Войдя на территорию кладбища на минуту остановились. Справа у могилы Владимира Высоцкого стояли несколько человек. Влад безмолвно спросил Анюту: «здесь?» - но она отрицательно помотала головой и, показала рукой вдоль идущей мимо храма аллеи.
   Их взгляду, под инструментальное сопровождение открывались могилы артистов, спортсменов, футболистов: могила Маши Шиловой, Александра Абдулова… Приблизившись к колумбарию, свернули вправо. Снова могилы знаменитостей перед их глазами: Андрей Ростоцкий. Свернули за колумбарий, и едва миновали мемориал жертв августа 1991 года, как перед ними предстал заставленный цветами и венками бронзовый крест работы Вячеслава Клыкова.
   - Вот, здесь, - тихо сказала Анюта, - и показала рукой на могилу.
   Теперь, музыка звучала как «Реквием». Трепет прошел по лицу Всеволода и он, подойдя ко кресту, перекрестился и прижался к нему лбом. Несколько секунд он стоял недвижно, о чем то истово беззвучно молясь, после этого, быстрым движением отерев слезы, шагнул к могиле и преклонив колена, положил цветы на могилу певца.
   Влад с трепетом, вдохновенно смотрел на портрет поэта. Наконец, справившись с собой, он глухо произнес: «Вот, я и достиг всего, о чем мечтал. Теперь, я на Олимпе славы. Успех, деньги, поклонники. Но… скажи мне, Игорь, отчего такая тоска. И чем, больше достигаю славы, успеха, чем больше денег, поклонников, тем эта тоска сильнее?»
   Анюта продолжала стоять позади креста. Она комкала в руках платочек, и лицо ее то же было трепетным и серьезным.
   Влад поднялся и с жарким выдохом произнес: «Скажи мне Игорь, почему?»
   Прощаясь взглядом с портретом, он отошел от могилы и, встав рядом с Анютой, перекрестился.
   Анюта, тоже, поспешно наложила на себя крестное знамение и они оба направились вдоль колумбария…
   Влад и Анюта подошли к кладбищенскому храму.
   - Зайдем? - спросил Влад. Анюта молча кивнула.
   В храме Влад купил две самые большие свечи, одну отдал Анюте. Приблизившись к кануну, он возжег свечу и поставил ее на канун перед Распятием. Анюта сделала то же. Влад перекрестился. Музыка завершила свое звучание…

   Влад видел перед собой бездонное небо. Он свободно парил над снежными пиками гор. И этому небу и горам не было конца и края. Влад увидел себя. На руках его были огромные крылья. И он свободно парил на этих крыльях в поднебесье. Вдруг, где-то вдалеке раздался крик: «Икар! Икар!» Влад оглянулся. Небо покачнулось, и он начал медленно спускаться вниз на снежные горы. Вдруг Влада перевернуло воздушным потоком, и он камнем полетел вниз. Его еще несколько раз перевернуло и… Влад проснулся.

   У входа в комнату горел ночник. Через штору пробивался недужный свет луны. Анюта спала, уткнувшись Владу в плечо. Он осторожно отодвинулся от нее и, выбравшись из под одеяла, перешел к столику. Положив перед собой листок бумаги, он включил настольную лампу и начал записывать строчки. Иногда он останавливался, задумывался на мгновение, потом, тихо шепча, снова записывал.
   Анюта перевернулась на другой бок, но вдруг проснулась. Жмурясь от света лампы, она сонно спросила: «Ты чего не спишь? Сколько время?»
   Влад взял стоящий на столе будильник и посмотрел на циферблат: «половина пятого».
   - Рано совсем, - обиженно произнесла Анюта.
   - Знаю, - вздохнул Влад, - вот, тема пришла, и даже две. Потом, опять сон странный. Как будто я Икар, который взлетел к солнцу, а потом стал падать. - Он задумался на миг. Затем испытующе взглянул на Анюту и тихо спросил: «Хочешь, сыграю?»
   Анюта задумалась и со вздохом произнесла: «Сыграй, все-равно, не усну теперь».
   Влад взял гитару и присев на кровать, стал тихо петь:

Мне этот мир всегда казался тесен.
С рожденья данный крест, был до смешного мал.
Я как Икар рванулся в поднебесье.
И опалив крыла, с высот на землю пал.
Как Прометей, войдя в алтарь Олимпа,
Огонь богов забрал, я дерзкою рукой.
Придет мой звездный час! – я веровал наивно.
Мне дорог был обман. Но мир, увы – иной…

   - Ну, как? - Влад повернулся к Анюте.
   - Здорово, - грустно сказала Анюта, - это твоя душа поет, она болит, а потому поет свою боль. Но… Владик, это не пропустят.
   - Почему?
   - Потому что, - Анюта снова вздохнула, - это, не в репертуаре.
   - Ладно, - грустно отозвался Влад, послушай другую. Я решил посвятить эту песнь Игорю Талькову, и… всем убиенным поэтам:

Восстань, Орфей! Кружит в ночи,
Вокруг костра вакханок стая.
Готова плаха! Палачи,
Приказа судей ожидают.
Орфей, отринув страх, идет
Смиренно, в гущу плясок диких.
Он песнь прощальную поет,
Скорбя душей об Эвридике.
Победный клич провозгласив –
На миг застыла вражья стая –
Герой, про смертный страх забыв,
Со злом сраженье начинает…

   Влад замолчал на минуту. На лице Анюты отразилась искренняя скорбь. Она немного помолчала и произнесла медленно с расстановкой: «Влад… это великая песня. Она должна быть пропета. И я понимаю, что это не от тебя, а… свыше. Но, ее тебе не позволят пропеть. И мне от этого, так тебя жаль».
   - Ладно, - произнес Влад со вздохом, - спи тогда. А я, пойду на кухню, мне надо ее к утру закончить.
   - Успеешь еще, - лениво отозвалась Анюта, - два дня впереди.
   - Я кое-что решил, - отозвался Влад многозначительно, - хочу съездить домой. Ну, там, маму повидать.
   - Ой ли, только маму? - грустно засмеялась Анюта.
   Влад замер на миг, потом, серьезно взглянув на подругу, глухо произнес: «Анют, ты мне как друг. Тебе расскажешь беду, ты все поймешь. Ты по головке погладишь, легче станет. Но, я идеалист. Мне непременно, или Царевну-лебедь подавай, или Жар-птицу. А так, если бы не был таким замороченным, тебя бы в жены взял».
   - Ну, так, бери, - обыденным тоном ответила Анюта.
   - Эх, ладно, Анют. Спи, давай, - со вздохом произнес Влад и, поднявшись, взял гитару, - пойду на кухне поработаю. Хочу Венедикту показать утром. - Затем дошел до двери комнаты и, обернувшись, добавил, - а, эта песня – «Берег Слоновой кости», она отравила меня. Не могу ее больше петь.

   Влад подошел к кабинету продюсера и постучал в дверь.
   - Да-да, - раздался голос из-за двери.
   - Венедикт Эдуардович, можно к вам, - Влад зашел в кабинет.
   - Да, пожалуйста, - продюсер оторвался от ноутбука и поставил на стол чашечку кофе.
   - Я, вот по какому делу, - Влад подошел к патрону и присел на стул с противоположной стороны.
   - Рассказывай, - продюсер вновь отхлебнул кофе.
   - У нас, как я понял еще два дня свободных.
   - Да, действительно. Ты устал отдыхать?
   - Нет, напротив. Я хотел бы на денёк съездить домой. Калуга, это совсем рядом.
   - ?
   - В общем, там моя невеста живет. Заждалась уже.
   - Гм, - продюсер поводил бровью и поставил чашечку на столик, - в принципе, почему – нет.
   - Благодарю, - Влад приложил руку к сердцу, - и… еще одна просьба, - он достал из кармана сложенные листки и протянул их руководителю, - здесь две новые песни.
   Продюсер развернул их, и начал читать: «Восстань, Орфей! Кружит в ночи, Вокруг костра вакханок стая. Готова плаха! Палачи, приказа судей ожидают…»
   - М-да, совсем неплохо, - произнес он нараспев и покачал головой, - растем! - Затем, развернул другой листок и тоже начал читать: «Мне этот мир всегда казался тесен. С рожденья данный крест, был до смешного мал. Я как Икар рванулся в поднебесье. И опалив крыла, с высот на землю пал».
   Продюсер с удивлением посмотрел на Влада и, свернув листки, вернул их автору.
   - Что можно сказать? - патрон посмотрел на монитор ноутбука, - это, не совсем в репертуаре. По крайней мере, их нельзя вставить сейчас в программу.
   - Почему?
   - Потому что их нельзя петь, как часть сборной солянки. Под них всю программу нужно создавать заново.
   - Понятно. А когда будет можно?
   - Ну-у, - продюсер пожал плечом, - по крайней мере, в следующем сезоне. А может быть, еще позже, когда публика дозреет.
   - А если не дозреет?
   - Тогда, «Берег Слоновой кости», - и патрон патетически вскинул ладонь, - твой хит, действительно поет вся страна. Ты был прав.
   - Кстати, - произнес Всеволод, поднимаясь, - страны с таким названием, уже давно не существует. Сейчас она называется республика Кот-д’Ивуар. И обстановка там совсем не такая, как в песне. Например, в египетской Хургаде, все гораздо спокойнее. - Он внимательно посмотрел на продюсера и, махнув рукой, направился к выходу: «До встречи. Обещаю скоро быть».
   
                XI
   Влад, поздним осенним вечером, одетый в светлый кремовый плащ, вышел с саквояжем в руке, из автобуса на автостанции родного города. В другой руке гостя цветы. Покинув платформу, Влад отправился на поиски такси. В окне одного из них появился водитель, который радостно крикнул: «Влад, собственной персоной! Сто лет не видел!»
   Услышав окрик, Влад направился к такси. Водитель тоже вышел навстречу, и приблизившись к Владу, приобняв, похлопал по плечу: «Влад, молодец! Ты где пропадал?! Садись, давай!» - После чего начал усаживать гостя в автомобиль.
   Всеволод, то же, в свою очередь обнял друга: «Леха, друг! Ты, всегда на месте!» - после чего передал ему саквояж, и оставив в руках цветы сел в машину на заднее сиденье.
   Алексей положил саквояж в багажник и направился к своему месту.
   - Ну, рассказывай, - Алексей уже сел на водительское место и, заводя машину, оглянулся на Влада, - где пропадал полгода?
   - Да, всякое было. Я сейчас в концертной бригаде. Случай помог.
   - Ладно, расскажешь, - добродушно отозвался Алексей, и нажав на газ, начал выезжать на дорогу.
   - Лешь хочу узнать: как, там Мила? - стараясь казаться беспечным, вопросил Влад, - решил навестить, порадовать. У меня теперь контракт с филармонией. Я солист группы «Паллада». Вырвался на пару дней между гастролями.
   Алексей восхищенно присвистнул: «Молодец».
   - А ты как думал? Я обещал Людмиле – буду звездой. Обещание исполнил.
   При этих словах лицо Алексея помрачнело и он глухо произнес:
   - А, ты, Володь,  разве ничего не знаешь?
   - Что?!..
   - Ну, это… Людка замуж выходит.
   - Врешь! - Влад вскакивает и перегибается через спинку сиденья.
   - Тихо, ты! - Алексей резко нажал на  тормоза, - щас, блин, на встречку вылетим! - Машина встала посреди дороги, и Алексей нажав на аварийный сигнал, обернулся к нависшему над ним Всеволоду. - Точно, говорю!
   - Где она? - яростно выдыхает Влад, садясь на место.
   - В ресторане «Встреча».
   - Фью, - Влад присвистнул, и откинулся на спинку, - там же одни крутые собираются.
   - А ты как думал. Мужик твоей Людки, тоже крутой из Москвы.
   - Так, что ж она не в Москве празднует?!
   - Так, это ж ее прихоть. Хочет всем нашим пыль в глаза пустить. Что б подружки завистью изошли.
   Влад замирает в размышлении. Секунду спустя командует: «Гони, давай!»
   Алексея рванул с места и его «Жигули» на полной скорости помчались по городу. Почти на полном ходу автомобиль остановился у ресторана, и еще не кончился визг тормозов, как Всеволод выскочил из машины. Подбежав ко входу в ресторан, он ногой отворил дверь, но из вестибюля, навстречу ему выскочил охранник и еще издали крикнул: «Сегодня обслуживания не производим. Оба залы забронированы».
   Но, Влад, не обращая внимания на предупреждение, смело направился вперед. Лишь когда охранник преградил ему дорогу, он грубо вопросил: «Ты знаешь, кто я такой?!»
   - Кто?!
   - Всеволод Машнин!
   - Ну, и что?!
   - Телевизор надо чаще смотреть, что! Неделю назад показывали прямую трансляцию с моего концерта!
   - Щас, узнаю, - непреклонно ответил, стоящий перед ним охранник. После чего вынул рацию и позвонил, - Василий Семенович, тут какой-то человек, говорит, что он сам Всеволод Машнин. Что делать? - После краткой паузы, произносит, - Нет, не пьяный. С цветами. На вид, точно, похож… А, понял. -  Услышав распоряжение, согласно кивнул и подобострастно произнес, - входите, пожалуйста.
   Получив разрешение, Влад снял с себя плащ, и бросив его охраннику, направился в зал.
   По восшествии в банкетный зал, в котором музыканты уже отыграли песню, кто-то из присутствующих выкрикнул: «Горько!»
   Зал тут же подхватил: «Горько! Горько! Горько!»
   Повинуясь призывам, восседавшие во главе стола жених с невестой, встали и поцеловали друг друга.
   Присутствующие, с возгласами радости подняли бокалы и, чокнувшись, опустошили их.
   Никем не замеченный, Всеволод неспешно прошел в зал, и приблизившись к столу  жениха и невесты, с полупоклоном положил на их стол букет цветов.
   На лице Людмилы, при виде Влада, отобразилось смятение, смешанное с ужасом. Она испуганно ойкнула и замерла, прикрыв рот пальчиками. Все остальные участники торжества тоже стали обращать внимание на новичка.
   - Ой, Гриша, - тут же нашлась Людмила, - это мой старый знакомый. Его зовут Влад. Мы вместе пели в самодеятельном ансамбле. Это так приятно, что он решил нас поздравить.
   Одна из сидящих за столом женщин, сухопарая, в возрасте давно за пятьдесят дама, повернувшись к своей соседке, удивленно произнесла: «Я не верю своим глазам. Но, этот человек, как две капли воды похож на Всеволода Машнина».
   - Не говори ерунды. Поедет он в эту дыру. – возразила ее товарка.
   - А я говорю, как две капли – Всеволод Машнин.
   Ничего не понимающий Гриша, наконец нашелся, и повернувшись к Людмиле, произнес: «А мы, кажется, с ним знакомы. Точно. Это тот менестрель, с которым я встретился на пляже. А потом, он выступал вечером в Мацесте. Помнишь, у тебя болела голова».
   - Да-да, что-то припоминаю, - тут же заюлила Люда, - как жаль, что мы с ним тогда не встретились. Ведь, правда, Влад?
   - Да нет, все сходится, - вновь забубнила сухопарая дама, обратившись теперь к собеседнику с другой стороны, - это ни кто иной, как певец Машнин.
   - Сосед дамы развел руками и произнес с усмешкой: «По крайней мере, чертовски похож».
   Тут Григорий вновь нашелся. Он взял со стола бутылку марочного вина, и налив из нее половину фужера, протянул его Владу.
   - Влад, так сказать – за встречу, надо выпить.
   - Сева, выпей за наше здоровье, - тут же, лукаво проворковала Люда.
   - Хорошо, - вполне миролюбиво отозвался Влад, и взяв бокал, одним махом опорожнил его.
   - Браво-браво! - заголосили присутствующие и разом захлопали в ладоши.
   - А теперь, штрафную! Штрафную ему! - Выкрикнули разом несколько голосов. Григорий, тут же, не раздумывая, налил Владу второй фужер, теперь уже полный.
   Всеволод поднял бокал и, обратившись к присутствующим, бодрым голосом произнес: «Дамы и господа! Я пью, - и он, со сдержанной неприязнью взглянул на новобрачных, - за здоровье молодых!» После чего снова залпом выпил вино и хлопнул бокал об пол.
   - Браво! Браво! - вновь заголосили присутствующие.
   - Нет, это точно, Всеволод Машнин, - не унималась пожилая дама. Теперь, она уже обращалась к товарке через стол. Та, услышав ее, согласно кивнула и что- то произнесла сидящему с ней человеку. Тот тоже согласно кивнул, и поднявшись, громко произнес: «Дамы и господа! Хочу сообщить вам радостную новость. Человек, который сейчас вошел в зал, есть ни кто иной, как восходящая звезда эстрады Всеволод Машнин!»
   На миг, в зале воцарилась тишина. Присутствующие разом обратили взоры на Влада, потом друг и на друга, и вдруг, как по команде, тишину разорвали оглушительные аплодисменты и крики «Браво!» Затем, прерывая крики, стали раздаваться отдельные возгласы: «Просим, просим! «Берег слоновой кости!» Спойте «Берег слоновой кости»! И, минуту спустя, разом, хлопая в ладоши, собравшиеся начали скандировать: «Берег слоновой кости! Берег слоновой кости!»
   Влад с улыбкой оглядел присутствующих и взглянув, на так же хлопающих Людмилу и Григория, произнес: «Хорошо! Спою ! Нет проблем!» После чего направился к эстраде, где находился замолчавший на несколько минут вокально-инструментальный ансамбль.
   Поднявшись на сцену, Влад подошел к музыкантам и приблизившись к каждому, что-то вполголоса объяснил. Музыканты согласно покивали и взялись за свои инструменты.
   Обернувшись к зрителям, Всеволод снял со стойки микрофон и печально улыбнувшись, стал говорить: «Уважаемые дамы и господа. Леди и джентльмены. Ирония судьбы состоит в том, что всего полгода назад я уехал из этого города, в котором мы сейчас находимся. Уехал, чтобы поймать за хвост «птицу удачу». Здесь я родился и вырос, но мне всегда хотелось большего. Мне был тесен этот мир, как был тесен поэтам и героям древности: Орфею, Икару, Прометею. Я хотел найти свой идеал, свою судьбу, которые всегда ускользали от меня. И вот, я поймал наконец эту птицу и крепко зажал в своем кулаке, но… почему то вдруг оказалось, что найденный идеал оказался не похож на мои мечты. Вблизи, жар-птица предстала обычной курицей, такой же блеклой и серой. Вот, почему, я хочу спеть сейчас совсем не то, что вы видите на телеэкранах. И хочу, чтобы услышали сейчас совсем не того Всеволода Машнина, которого знаете по гастрольным выступлениям. Я спою песню, посвященную всем поэтам, убитым от первого дня до последнего, убитым за огненный глагол слова, о котором в стихотворении «Пророк» сказал Пушкин: «глаголом жги сердца людей». Скажу сразу: я не стою и мизинца этих поэтов, я не стою и малой части этого глагола… и, помолчав немного, добавил: «Композиция «Орфей». Всем убиенным поэтам посвящается!»
   Влад прошелся вдоль сцены, и когда ансамбль закончил играть вступление, запел наполненную суровым содержанием песнь:
   
Восстань, Орфей! Кружит в ночи. - Характер первой части суровый, сумрачный.
Вокруг костра вакханок стая.      Темп умереннный.            
Готова плаха! Палачи,
Приказа судей ожидают.

Орфей, отринув страх, идет
Смиренно, в гущу плясок диких.
Он песнь прощальную поет,
Скорбя душей об Эвридике.

Победный клич провозгласив –
На миг застыла вражья стая –
Герой, про смертный страх забыв,
Со злом сраженье начинает.

Поэт отверз свои уста,
Безлунной ночью, славя солнце.
Молчите! Судный час настал.
И песнь его звучит все громче.

Назад отрезаны пути.
Играют на кинжалах блики.
Ведет сражение в ночи,
Орфей, за душу Эвридики.

Затрепетала вражья рать.
На искаженных лицах – ужас.
Кто сей смельчак?! – им не понять.
Но, пляски круг – все уже, уже.

И, все смелей, вакханок круг
Теснит отважного героя.
Мгновение! – и сердца стук
Замрет! – герой зальется кровью…

И песнь победную пропев,
Повержен! – Торжество и крики!
Но кровной жертвою, Орфей
Принес спасенье Эвридике.

Поэт в России, больше чем поэт. – Вторая часть мажорная – звучание гимна
Как трудно ныне быть поэтом.      Инструменты имитируют бой колоколов.
Ему сегодня рукоплещет свет.          
А завтра – выстрел пистолета!

Поэт сегодня выше, чем Орфей.
Давид, пращой сразивший Голиафа.
Самсон, Икар и Прометей.
Пред ним трепещут слуги Вакха!

Поэт сегодня больше, чем поэт.
За каждый стих готов омыться кровью.
Не баловень судьбы, а Пересвет –
Копьем вооруженный воин!

Поэт сегодня больше, чем поэт.
На боевом коне, летящий витязь.
Давид, Самсон и Пересвет.
Пред ним колена преклоните!
Поэт, сегодня больше, чем поэт!...

КОДА:
Восстань, Орфей! Кружит в ночи
Вокруг костра, вакханок стая.
Готова плаха! Палачи
Приказа судей ожидают.

   После исполнения композиции, в зале воцарилась мертвая тишина. Раздалось несколько жидких хлопков, но они, тут же испуганно смолкли.
   - Хм-м, знаменитость не уважает присутствующих, - послышалось едкое замечание, от сидящего вполоборота крупной комплекции мужчины, - надо указать знаменитости.
   Где-то, в дальней стороне раздался свист. На лице жениха появилась тревога. Он бодро поднялся из-за стола, и подбежав к Всеволоду, полным великодушия тоном, начал уговаривать его: «Влад, ну, ты вотще, совсем нас в уныние ввел. Спой хоть «Берег слоновой кости», гости просят».
   - Да, «Берег слоновой кости!» - раздался чей-то пьяный голос.
   - «Берег слоновой кости!» - подхватил еще кто-то. И следом, публика начала в один голос скандировать: «Берег слоновой кости! Берег слоновой кости! Берег слоновой кости!»
   Григорий знаком показал на скандирующую публику и извиняющимся тоном добавил: «Или, если желаешь, спой, как тогда на черноморском берегу. Точно, спой: «Тебя увидеть можно. Тебя увидеть можно. Но, вот вернуть, уже нельзя…» Напевая шлягер советского времени, Григорий полез во внутренний карман, и вытащив оттуда портмоне, достал несколько бумажек среднего (по 500 руб.) достоинства. Григорий, с добродушной улыбкой подал Владу деньги, и опять, произнес с извинением: «Спой, гости просят».
   При этих словах, будто холод сошел на лицо Влада. Он подчеркнуто медленно взял деньги, взглянул на них со значением, и сказав с усмешкой: «Что ж, обязательно спою», - резко бросил их в лицо Григория.
   Вздох ужаса пронесся по залу, и тут же, как выпущенный из клетки лев, из-за стола выскочил, произнесший пару минут назад едкое замечание, мужчина. За ним последовал другой, потом третий. Влад не стал дожидаться, пока к нему приблизятся друзья бизнесмена, но ринулся к ним навстречу. Сбив на бегу одного, он сделал подсечку второму нападающему, затем отшвырнул в сторону третьего, и добежав до края стола, вскочил на него.
   Людмила, увидев вскочившего на стол Влада, истошно завизжала. Влад на миг обернулся в сторону бывшей невесте, и сделав ей знак пальцем: «Тс-с-с!» - помчался вперед по свадебному столу.
   Сидящие за столами женщины отчаянно завизжали, кое-кто из мужчина полез под стол. Влад, опрокидывая на ходу бутылки, пробежал по столу и спрыгнув вниз, дернул на себя скатерть. Стоящие на столе бутылки попадали и покатились на пол, а также на тех, кто еще за столом остался. В следующий миг Влад швырнул скатерть в наступающих на него мужчин. Разъяренные друзья жениха попытались от нее освободиться, но в результате, запутались еще больше и окончательно стащили скатерть со всем содержимым на пол. На краю скатерти, каким-то чудом уцелело блюдо с жареным поросенком, и Влад, ухватив его, начал пробиваться, размахивая поросенком как палицей, к выходу.
   (В этот момент зазвучала оркестровая мелодия припева песни «Без тебя мне жизни нет», которая звучит лейтмотивом через всю первую часть фильма).
   Жених Григорий, пополз на четвереньках под столом, который ходил ходуном от происходившей наверху потасовки. Вдруг, он заметил, что навстречу ему ползет трясущаяся от страха Людмила. Григорий удивленно уставился на невесту, но, она продолжала ползти, пока не наткнулась на жениха. Всего секунду длилось недоуменная пауза. Вдруг Людмила истошно закричала и развернувшись, поползла в обратную сторону. Георгий нервно икнул, и проводив взглядом уползающую невесту, то же развернулся и пополз назад.
   Влад же продолжал лупить тушкой кабанчика встречавшихся на пути гостей, и вырвавшись из зала, побежал к выходу.
   Находящийся все это время в машине, Алексей, заметив побоище в ресторане, со словами: «Влад! С катушек съехал! Ща-ас менты нагрянут!» - выскочил из машины и вынув из кармана мобильный, начал лихорадочно искать нужный номер. Найдя его, он прокричал в трубку: «Дашь, тут такое дело! Можешь сейчас подъехать к ресторану «Встреча»?!.. Влад здесь!.. Да, к Людке на свадьбу приехал! Тут, Мамаево побоище! Выручай! Приехать за тобой?!.. Нет?!.. Давай, быстрей!» - Отключив в следующую секунду мобильник, Алексей крепко сжал его в руке, и нервно жестикулируя, стал сопровождать междометиями происходящее в ресторане: «Влад, ты что творишь?! Щас же, менты нагрянут!..»
   В это время, из ресторана выскочил всклокоченный, в расстегнутых пиджаке и рубашке, Влад. Алексей побежал навстречу к другу, но Влад уже сам шел в сторону машины.
   - Влад, давай быстрей! - поторопил его Алексей, - щас, здесь менты будут!
   - Все нормально! - отозвался Всеволод, умеряя дыхание, - жениха поздравил, невесту тоже. Гости остались довольны.
   - Ладно садись, - вновь поторопил его Алексей, но Влад уже сам открыл дверцу машины.
   В этот момент к ресторану на полном ходу подъехало такси, и из него выскочила одетая в осенний плащ Дарья. Влад и Алексей замерли на миг, но в следующую секунду Влад поспешил навстречу Дарье.
   - Ты зачем здесь?! - грозно спросил он, взяв Дарью за руку.
   - Да, Лешка сейчас позвонил. Влад, что с тобой?! - плачущим тоном произнесла она.
   - Со мной, все нормально. Я снова, в Москву. Скажи маме, со мной все в порядке. Хотя нет, ничего не говори, я ей сам позвоню, завтра.
   В это время, на площадь въехали, завывая сиренами две полицейских машины.
   - Влад, дергаем отсюда! - истошно закричал Алексей, после чего первый прыгнул в машину. - Скорей!
   - Все, я умчался, - оглянувшись на друга, сказал Всеволод Дарье и направился к машине.
   - Влад, - слабо возразила Дарья.
   - Маме сам позвоню. Гуд бай! - произнес он, уже садясь в салон и, в следующую секунду захлопнул за собой дверь.
   В это время, наряд полиции выбежал из машин и устремился внутрь ресторана. Алексей резко сдал назад, и развернувшись, на полной скорости рванул в противоположную от ресторана сторону.
   Дарья осталась одна и, безучастным взглядом проводив уходящий в ночь автомобиль, развернувшись, побрела прочь от ресторана.
   - Эй, девушка, назад отвезти?! - крикнул ей вслед водитель таксомотора.
   - Нет, не надо! - отозвалась Дарья.
   - Чего там, отвез бы! - слабо возразил водитель, но Дарья снова сказала: «Нет!», - после чего  ускорила шаг.
   - Боже, за что мне все это! - всхлипнула девушка и, ускорив шаг, пошла по обочине дороги.
   - Боже, помоги мне, верни Влада, верни!.. вдруг зарыдала она и, перейдя почти на бег, быстро пошла по ночной улице.

   Уходя от предполагаемой погони, Алексей дважды свернул на перекрестках, после чего вывернул на главную улицу.
   - Куда сейчас, на вокзал? - спросил он, оглянувшись назад.
   - Лучше сразу, до Москвы, - огрызнулся Всеволод.
   - До Калуги смогу, до Москвы, навряд ли.
   - Давай тогда, в Калугу, - хмуро отозвался Влад, но тут же остановил товарища, - стой, заскочу в магазин!
   Алексей остановил машину возле вино-водочного магазина, с надписью – «24 часа». Влад вышел на улицу и пошатываясь пошел в магазин. Зайдя внутрь, сходу подошел к прилавку и указав пальцем на витрину, кратко произнес: «Бутылку коньяка!»
   - Какой желаете, - начал разъяснять продавец, - «Мартель», «Арарат», «Ахтамар», другие марки.
   - Давай «Мартель!» - Влад ткнул в сторону стеллажей, - сколько?
   - Тысяча двести, - невозмутимо отозвался продавец.
   Влад вынул из кармана три пятисотки и хлопнул ими о прилавок.
   Продавец послушно достал бутылку и поставил ее перед покупателем. Влад сунул бутылку в карман пиджака, но вспомнив что-то, вновь властно произнес: «И еще, пару разовых стаканов».
   - Хорошо, - услужливо отозвался продавец, и подал Всеволоду стаканчики. Одновременно с этим, он начал отсчитывать сдачу, но Влад, махнув рукой: «сдачи не надо!» - направился к выходу.
   Усевшись в машину, Влад откупорил бутылку и налив половину стаканчика, спросил: «Будешь?!»
   - Нет, я за рулем, - недовольно отозвался Алексей.
   - Тогда, я один, - хмуро огрызнулся Влад и залпом выпил коньяк.
   - Что за дрянь такая, - произнес он после того, как шумно выдохнул воздух.
   - Паленый, что ли? - нехотя спросил Алексей.
   - Да, сволочи, - в тон ему отозвался Влад, и закрутив крышку, бросил бутылку на сиденье. Мимо проезжали редкие автомобили, мерцал рекламой магазин вино-водочных изделий, по тротуару прошла стайка молодых людей, но Влад не обращал на них внимания. Через некоторое время, будто очнувшись, он вдруг спокойно произнес: «Лешь! Давай, на мост».
   - Это, куда?
   - На тот, где все замки вешают.
   - А-а, понял, - отозвался Алексей и, повернув ключ, нажал на стартер.
   Машина тронулась с места и вновь помчалась по городу.

   Автомобиль Алексея остановился в нескольких метрах от моста. Выскочивший из него Влад быстро пошел вдоль перил, проверяя то и дело рукой висящие на них замки.
   - Нет, не этот. Не тот, не тот. - Но, через мгновение остановился и взяв в ладонь  защелкнутые друг с другом замки, наклонившись, стал внимательно их рассматривать.
   - Кажется они, - произнес он себе и, обернувшись к вышедшему из машины Алексею, прокричал: «Леха, давай монтировку! Нашел!»
   - Сейчас, одну секунду! - отозвался Алексей и, взяв монтировку в машине, быстро направился на мост к Владу.
   Выхватив монтировку из рук Алексея, Влад начал яростно ломать замки.
   - Сука, до чего крепкие! - ругнулся он, и начал давить на монтировку всем корпусом.
   - Тихо ты, перила сломаешь! - приструнил его Алексей.
   - А, плевать, хоть бы и весь мост! - отозвался Влад и еще поднажал на монтировку.
   Внезапно скоба замка лопнула, отчего Влад чуть не упал.
   - Вот она, сволочь! - снова ругнулся Всеволод и, сдернув замки с перил, зашвырнул их в реку. - Получай, фашист, гранату! - яростно выкрикнул он, и отправил следом монтировку.
   - А инструмент то зачем? - недоуменно протянул Алексей.
   - Прости брат, не подумал, - опомнился Влад, - хочешь, щас нырну, достану! - в следующую секунду, он полез через перила, но Алексей опередил его. 
   - Влад, ты что, крыша поехала? Куда ты, что б тебя! - Прокричал он, и подскочив к другу,  буквально стащил его с перил. - Все идем, едем в Калугу!
   - Ладно. Чудесно. - отозвался Влад, увлекаемый Алексеем, но вскоре освободился от объятий Алексея и, пошел первым.
   - Выпить у нас осталось? - спросил Влад на ходу.
   - Я не пил, смотри, - отозвался идущий сзади Алексей.
   - Чудесно, - вновь произнес сам себе Влад.
   Приблизившись к машине, он взял с заднего сиденья бутылку и сорвав пробку, начал пить коньяк прямо из горла. Выпив половину, с шумом выдохнул и швырнул бутылку в темноту.
   Отдышавшись, вышел на дорогу и хлопнул Алексея по плечу.
   - Все, брат. Давай прощаться!
   - Как это? Ты, чего?
   - Все! Я пошел! Мне надо побыть одному!
   - Влад, брось дурить, а? - уже испуганно произнес Алексей, - ты же пьяный, куда сейчас пойдешь? А потом, саквояж…
   - Саквояж! Это идея! - ернически усмехнулся Влад, и вернувшись к машине, выхватил из багажника сумку, после чего с криком побежал на мост. Добежав до середины, размахнулся и бросил его туда же, куда улетели замки с монтировкой: «Вот оно, то!»
   - Все, друг! Бывай! - прокричал издали Всеволод и потряс над головой сцепленными руками.
   - Эх, ты. Японский городовой! - ругнулся Алексей и, что было сил помчался за уходящим в темноту другом.
   - Влад, вспомни русскую пословицу, - увещевательным тоном стал просить его Алексей, - утро вечера мудренее, - он обогнал Влада, и теперь шел, лицом к нему, пятясь спиной, - что ты, раскис, из-за какой то шлюхи, извини. Проспишься, встанешь другим человеком.
   Влад остановился и… с великой грустью посмотрел на Алексей.
   - Разве в этом дело, Лёшь?
   - А в чем?
   - А в том, что я всю жизнь жил обманом.
   - ?
   - Вот, ты – молодец, - продолжил Влад немного погодя. - В юридический поступил, заочно. Уже на пятом курсе. И эту Лерку, крученую, правильно, что бросил. Не пара она тебе. Ты реалист, Лёха. Всегда будь таким.  А, я… - Всеволод горько усмехнулся и ткнул Алексея кулаком в плечо. - А теперь, мне надо идти. Понимаешь, мне нужно понять в себе что-то важное. И если не пойму сейчас, то никогда уже не пойму... Так что, бывай друг. - И он снова хлопнул опешившего Алексея по плечу. - ДШБ не пропадет! Мы с тобой, вот с таких друг друга знаем, - и он показал рукой на уровне пояса, - и в школе и в армии вместе, и в Десантно-штурмовом батальоне. Ты всегда был друг что надо. Всё! Не поминай лихом. - Влад отошел несколько шагов, и повернувшись, произнес громко, вскинув перед собой кулак: ДШБ не пропадет! - после чего, уже решительно направился во тьму.
   Алексей несколько мгновений пораженно смотрел вслед удаляющемуся другу, после чего покачав головой, горько произнес: «Эх, Сева, Сева».
   Словно надеясь на чудо, он поглядел еще минуту вслед уходящему Всеволоду, потом вздохнул и направился к своей машине.
   Не оглядываясь, все ускоряя движение, Влад шел по трассе, иногда срываясь на бег, снова переходя на шаг, но через некоторое время побежал бегом. Мимо него, слепя фарами, гудя клаксонами, мчались автомобили, но Всеволод только ускорял бег.  В этот момент зазвучала песня «Икар - Прометей»:

Мне этот мир всегда казался тесен.   
С рожденья данный крест, был до смешного мал.
Я как Икар рванулся в поднебесье.
И опалив крыла, с высот на землю пал.
Как Прометей, войдя в алтарь Олимпа,
Огонь богов забрал, я дерзкою рукой.
Придет мой звездный час! – я веровал наивно.
Мне дорог был обман. Но мир, увы – иной.

ПРИПЕВ:
Но, когда кончались ураганы,
Я забывал, что завтра,
вновь может быть гроза.
И, с каждой новою весною,
Я верил – стаи птиц, вернулись навсегда.
 
И как Самсон, обманут Далидою,
На пиршестве врагов, я будто шут, предстал.
В который раз, коварною судьбою,
Разрушен как мираж, мой звездный пьедестал.
Взирая на чужие ангельские лики,
Упорно, день за днем, искал свой идеал.
Но, как Орфей лишился Эвридики,
Так свет надежд былых, я ныне потерял.

ПРИПЕВ:
   
Кто я – Икар, Самсон, или Орфей?
Увы, ответа нет! Увы, ответа нет!
Или, низверженный с Олимпа Прометей?
Увы, ответа нет! Увы, ответа нет!
(Повторить дважды)

   С этими словами, Всеволод выбегает на вершину подъема, идущий через лес дороги, и замирает в изумлении: перед ним в предрассветных сумерках предстают купола и храмы… Оптиной пустыни. Всеволод шагнул в направлении открывшегося видения и вновь остановился…

Кто я – Икар, Самсон, или Орфей?..

   Прозвучали заключительные слова песни, и Влад медленно пошел к монастырю…
   В полной тишине он приблизился к закрытым воротам обители, толкнул их. Убедившись, что ворота заперты, Влад двинулся вправо, вдоль стены, оглядываясь по сторонам. Прошагав мимо трапезной, и расположенной за ней гостиницей, приблизился к углу монастырской стены, где снова огляделся и пошел вдоль нее. Увидев лежащий неподалеку валун, Влад сел и обхватил голову руками.
   - Господи, помилуй, - едва слышно прошептал он, и его плечи затряслись от плача, - Господи, помилуй.
   Теперь Влад заплакал навзрыд, горько, как ребенок.
   - Господи, помилуй меня грешного. Что же это такое делается? - не в силах остановиться, Влад давился от припадка плача; взахлеб, шмыгая носом, воя и голося, давя ладонями мокрое от слез лицо.
   Внезапно рядом послышалось тихое собачье поскуливание. Влад оторвал руки от лица. В полуметре от него стояла собака овчарка. Неподалеку, за событиями наблюдал второй пес. Влад, уже успокаиваясь, пустым взглядом посмотрел на овчарку, и хлюпнув носом, вытер лицо рукавом. Собака вновь заскулила, и сделав шаг в направлении Всеволода, лизнула его руку. Влад скорбно вздохнул и протянув руку, погладил собаку по голове. Овчарка вновь лизнула руку Влада.
   - Хоть ты меня понимаешь, безсловесная тварь, - горько произнес Всеволод и вновь погладил собаку, - Человек бывает хуже собаки. Но, мне нужно туда, где люди. Есть ли тут люди? Отведи меня к ним.
   Собака, словно поняв человека, повернулась и побежала вдоль стены. За ней устремился и другой пес. Влад понуро пошел вслед за ними.
   По монастырской аллее двигались, выходящие из гостиницы паломники. Группами они уходили вверх по дорожке, в предрассветный полумрак. Влад устремился за ними. Вскоре он дошел до ворот другой монастырской стены. Идущие по аллее люди входили в открытую калитку в воротах. Влад последовал за ними. Поднявшись по высокой лестнице в храм, он увидел, что внутри него уже довольно много паломников. Возле двух аналоев, расположенных ближе к притвору у правой стены стояли два священника. К ним подходили по очереди, стоящие друг за другом исповедники. Влад стал в конце очереди и вновь огляделся. В храме читали часы. Впереди прихожан стояли монахи с четками. Никто не обращал друг на друга внимания. Несмотря на большое количество людей, в храме стояла благоговейная тишина.
   - Простите, это на… исповедь? - вопросил Влад стоящую перед ним, читающую молитвослов женщину. Она оторвалась на миг от чтения, и ответив тихо: «Да», - вновь углубилась в молитвослов.
   - Спасибо, - поблагодарил ее Влад и, вынув из кармана платок, вытер пот на лбу.
   От аналоев отошли двое паломников, и очередь с исповедниками продвинулась на шаг вперед. Невыразимая мука отразилась на лице Влада. Продолжая стоять, он обхватил глаза и лоб ладонью, и сокрушенно вздохнув, с горечью помотал головой.
   Перед его внутренним взором раскинулось бескрайнее небо. Его взгляд видел только бескрайнюю синь и облака. Где-то вдали раздался угасающий глас мужчины: «Ика-а-р!» - Небосвод качнулся, внизу показались горная возвышенность: «Ика-а-р!» - И вдруг, земля стала приближаться, все быстрей, по нарастающей.
   Влад оторвал руку от лица. Пожилая женщина, стоящая позади него толкнула его в бок: «Молодой человек, вы пойдете на исповедь?» - недовольно произнесла она.
   Всеволод оглянулся. Перед ним уже не было людей, напротив, все стояли позади.
   - Простите, - отозвался он, - да, пойду.
   Приблизившись к священнику, Влад бухнулся перед ним на колени и произнес срывающимся голосом: «Прости, отец!.. Я падла, тварь! Я не знаю, в чем каяться. Но, я последняя тварь, и сволочь! Больше ничего не знаю! Благословите причаститься! Если можно».
   Иеромонах грустно посмотрел на стоящего перед ним на коленях Влада, и наклонившись, тихо спросил: «Как зовут тебя?»
   - Всеволод, - отозвался Влад, хлюпнув носом.
   Священник накрыл голову Всеволода епитрахилью, и перекрестив ее, стал произносить разрешительную молитву: «Господь и Бог нас, Иисус Христос, благодатию и щедротами своего человеколюбия да простит ти чадо Всеволода, и аз недостойный иерей Его властию мне данною прощаю и разрешаю тя от всех грехов твоих, во Имя Отца и Сына, и Святаго Духа. Аминь».
   Когда Влад поднялся с колен, иеромонах знаком показал ему на крест и Евангелие. Всеволод приложился к ним, и священник вновь грустно взглянув на Влада, тихо произнес: «Бог тебе грехи простил, но… к Причастию ты пока не готов. Сам понимаешь. - Немного подумав, он теперь уже испытующе посмотрел на Всеволода и добавил: если хочешь, можешь потрудиться в монастыре, во славу Божью. После службы подойди к игумену, попроси благословения. Он тебе определит послушание. Договорились?»
   Всеволод согласно кивнул, и священник тихо улыбнулся: «Вот, и слава Богу. Божье тебе благословение». - после чего, предварительно сложив руки Влада лодочкой, размашисто благословил его.

   Невысокий, крепко сложенный, одетый в спецовку средних лет мужчина, по виду – бригадир, предварительно спросив: «В трапезную ходил?» - подал Владу рабочую куртку.
   - Да, - поспешно отозвался Влад, - меня покормили.
   - Тогда, слава Богу, - ответил бригадир и пошел на выход из помещения, в котором оба находились. Когда оба вышли наружу, бригадир запер дверь на замок и начальственно произнес:
   - Сегодня, здесь будешь, на лесоскладе. А завтра, в зависимости от фронта работ. - И добавив на ходу: брат Дионисий тебе все расскажет, - направился на выход из лесного склада.
   С противоположной стороны помещения послышалось тарахтение трактора. В боковую дверь склада вошел человек в спецовке и, сняв с въездных ворот щеколду, растворил их настежь. Влад пошел навстречу человеку, который, заметив его, крикнул издали: «Брат, давай помогай! На подворье надо доски везти!»
   Всеволод пошел на зов и, подхватив, как и звавший его, доску со штабеля, потащил ее к стоящему близ склада трактору с прицепом.
   После второго или третьего раз, сотрудник спросил на ходу: «Зовут-то тебя как?»
   - Влад, то есть – Всеволод.
   - А, понятно, - дежурно отозвался сотрудник, - меня, стало быть, Дионисий. Сам-то откуда будешь?
   - Да, здешний я. С Калужской области.
   - Понятно, - так же дежурно отозвался Денис, - надолго к нам?
   - Не знаю, как Бог даст.
   - Тоже, верно. Я здесь почти год. Ничего, привык. До весны-то уж точно останусь.
   Влад забросил в прицеп очередную доску, и Денис критически осмотрел лежащие вдоль него доски.
   - Ладно, хватит, поди. Я, значит, на подворье сейчас. Максим придет, это бригадир, скажи, что к отбою буду. Все, бывай. - И, пожав ладонь Влада, направился к трактору.
   Влад отошел вглубь помещения. На улице застрекотал мотор трактора, и по тому, как звук его стал удаляться, было понятно, что трактор уехал. Влад вынул из кармана платок, вытер пот со лба и прислонился к деревянному, поддерживающему кровлю столбу. Вдруг, в глазах Всеволода стало темно, и он, стиснув зубы, застонал.
   Темнота постепенно стала расходиться, и Влад увидел себя бегущим по горному склону с факелом в руке. Он был одет в короткую тунику, подвязанную бечевкой, и в деревянных сандалиях на босу ногу. Позади него, по склону бежали несколько воинов в легких доспехах. Повсюду царила глухота и немота. Воины что-то беззвучно кричали, но Влад все продолжал бежать. Один из них натянул лук, и через мгновение, стрела воткнулась в ствол находящегося рядом дерева. Влад бросился в сторону, но следующая стрела просвистела совсем рядом… И снова наступил мрак, который спустя минуту сменился безкрайним голубым окоемом.
   Влад открыл глаза. Перед ним, в колеблющемся мареве стоял бригадир. Он озабоченно смотрел на Влада, и заметив, что тот увидел его, приложил ко лбу тыльную часть ладони.
   - Так, понятно, - прокомментировал он со вздохом, - сейчас идешь в лазарет, к отцу Агапиту. Скажи, что Максим послал. Разумеешь?
   - Да, - коротко отозвался Влад.
   - Идти можешь? - также озабоченно вопросил бригадир.
   Всеволод кивнул.
   - Ладно, тогда всё на сегодня.

   В лазарете, навстречу Владу вышел худощавый монах в очках.
   - Можно увидеть отца Агапита? - вопросил Всеволод, при виде его.
   - Это, я, - коротко отозвался монах. 
   - Меня к вам послал бригадир. У меня температура
   - Хорошо, присаживайтесь, - ответил монах и указал на стоящий в приемной диван, - сейчас принесу градусник.
   Он зашел в кабинет и, выйдя из него через несколько секунд, протянул Владу градусник, предварительно встряхнув его.
   Всеволод засунул градусник под мышку и уставился перед собой невидящим взглядом.
   Перед глазами снова поплыла тьма. Откуда-то из глубины послышались глухие крики, смешанные со звоном, раскатами грома, далеким ревом зверей…
   Перед Владом, в дрожащем мареве стоял монах-больничник. Он протянул руку, и Влад, вытащив градусник из под мышки, отдал его монаху.
   Монах озабоченно посмотрел на ртутный столбик и покачал головой.
   - Сорок и две! - произнес он нараспев, - где это вы так?
   - Вот, простыл, - отозвался Влад.
   - Идите за мной, - решительно произнес отец Агапит и направился на выход из приемной, - немедленная госпитализация.
   Влад поднялся, и последовал за монахом. И на него, обрушилась как занавес, дыбящаяся звоном, глухими криками и отдаленным ревом зверей тьма…

   Всеволод увидел себя стоящим посреди древнего капища. Руки его были скованы цепью, он взирал вверх пустыми глазницами, туда, где на кровле языческого храма происходило пиршество. Перед пирующими, на длинных скатертях стояли фрукты, кувшины с напитками, жареная дичь, много других явств. Раскинутые над пирующими навесы давали необходимую тень. Сквозь окна в кровле храма можно было видеть все, что происходило внизу. Некоторые из гостей заглядывали в эти окна и, показывая пальцами на пленника, с хохотом произносили: «Вот тот, который столько лет досаждал нам! А теперь он слеп, скован и безсилен!» Кое-кто из пирующих, со смехом бросал в пленника огрызком или костью. Несколько огрызков попало в пленника, и он, будто очнувшись ото сна, произнес: «Отрок! Где ты? Подойди ко мне!»
   - Я здесь, Самсон! - отозвался отрок и приблизился к пленнику.
   - Подойди ко мне, - вновь произнес пленник.
   - Я здесь, - вновь отозвался отрок, и подошел еще ближе.
   - Дай мне руку, - вновь, хрипло произнес пленник.
   Отрок протянул руку, и пленник взял в свою могучую ладонь ладошку отрока…
   …Самсон, изготовившись к бою, медленно двигался по кругу, внимательно глядя перед собой. Вдруг, страшный рык потряс пространство пустыни, но, ни один мускул не дрогнул на лице богатыря. И снова страшный рык раздался в безлюдной пустыне…
   Самсон, тяжело дыша и обливаясь потом, вращал круг мельницы, к вороту которого был прикован цепями. Круг за кругом, он шел толкая ворот…
   Лев изготовился к прыжку, и Самсон остановился, ожидая нападения…
   Шаг за шагом Самсон вращал мельничный ворот…
   Лев прыгнул, но герой резко отошел в сторону, и зверь рухнул на пустое место…
   - Подведи меня к столпам, - продолжая глядеть вверх пустыми глазницами, попросил Самсон отрока, - здесь должны быть столпы. На них держится кровля.
   - Да, они рядом, в нескольких шагах.
   - Веди меня к ним.
   Отрок повел героя к главным опорам капища, и как только Самсон уперся в одну из них, он обернулся назад, и вновь хрипло произнес: «А теперь – беги. Как можно быстрей – беги. Ну, же!»
   Услышав приказание, отрок попятился, а потом побежал, все быстрей, на выход из храма. Убедившись, что отрок покинул его, Самсон подняв руки над головой, и напрягся, пытаясь разорвать цепи. Звенья звенели от натяжения, но разорвать их не удалось…
   Всеволод увидел себя бегущим вокруг костра, с лавровым венком на голове, и с воздетой вверх лирой в правой руке. Встречь ему, по кругу бежали одетые в длинные балахоны женщины. Пламя костра бликами играло на их ощеренных улыбках, глаза женщин зловеще фосфорецировали из под капюшонов.
   Самсон снова попытался порвать цепи. Звенья зазвенели еще тоньше, и… Самсон провалился в небытие…
   Теперь, он висел прикованный к скале, и со стоном глядя в небо, произносил только одно слово: «Пить! Пить!»
   - Пить! Пить! - Всеволод метался в горячке в больничной палате…
   Вокруг героя летали два стервятника, периодически нападая на узника, и вырывая из его тела по куску мяса…
   Орфей продолжал бежать вокруг костра, но, круг вакханок стягивался все ;же и ;же…
   Прометей с криком отбивался от хищных птиц, но, через некоторое время, они вновь нападали на него. Изо всех сил узник натянул удерживающие его цепи.
   Монотонное вращение ворота мельницы. Самсон толкает его, изнемогая и обливаясь потом…
  Звенья стали медленно разгибаться, и вдруг лопнули, и Прометей полетел вниз с криком: «Умри душа моя!»
    - Умри душа моя! - Эхом раздался этот крик посреди храма филистимлян.
    Голова Всеволода, в беззвучном крике, поворачивается из стороны в стороны на больничной постели…
   Столпы капища пошли в стороны, и кровля его стала проваливаться вниз. Лица пирующих на кровле исказились ужасом, но Самсон сделал свободными руками последний толчок, и кровля, раздвинувшись крестообразно, стала разваливаться и сбрасывать вниз всех находящихся на ней людей.
   Отрок уже отбежал от капища. Он тяжело дышал, и с болью глядел в сторону языческого храма. Вдруг раздался страшный гул, и отрока обдала ураганным ветром и пылью. Его одежда и волосы затрепетали от ветра, и вдруг, он заплакал. Новый порыв ветра накатил на него, и отрок заплакал еще сильней. Он стоял, и растирал грязное от пыли лицо, и плача смотрел, как рушится языческое капище.
   Лицо Самсона озарилось неземным светом, и теперь, он свободно раскинул руки, со свисавшими на них звеньями цепей.
   …Лев вновь прыгнул на человека, но Самсон отскочил назад и, схватив руками разверстую пасть зверя, стал разрывать ее. Передние лапы льва подломились. Еще и еще рывок, и окровавленный хищник рухнул на землю как сноп.
   …Самсон, стоял с распростертыми руками посреди рушимого капища, видя (Всеволод открыл глаза, и озаренно, с неземным восхищением устремился взором в открывшееся перед ним) как раздвигающаяся кровля открывала раскаленную голубизну неба, и вдруг, он медленно (страх и восхищение застыли в глазах Всеволода) пошел вверх, навстречу этому небу, и навстречу падающей кровле. В следующий миг, Самсона непостижимым образом выдернуло в открытое пространство, и на его руках больше не было цепей. Теперь он летел один в голубой бездне, и для этого полета не надо было крыльев.
   И снова, где-то вдалеке раздался крик: «Икар! Икар!» - Самсон оглянулся…
   Блики света на лезвиях ножей, все ближе приближались к увенчанному лавровым венком герою, но он все продолжал и продолжал бежать вокруг костра. Существа, одетые в длинные платья с капюшонами, все теснее сжимали круг. И вот, кто-то ударил героя в спину, из его уст потекла струя крови, и он начал медленно падать, проваливаясь во мрак…
   Прометей все падал и падал, но только не вниз, а теперь уже в небо, и вновь где-то в голубой бездне раздался далекий зов: «Икар! Икар!»…

   Всеволод открыл глаза, и перед ним, в колеблющемся мареве стояли две фигуры в белых халатах. Постепенно они обрели четкость очертаний: перед больным стоял монах-больничник и игумен монастыря.
   - Слава Богу, открыл глаза. Кризис прошел, - произнес один из них.
   - Да, у него по конституции, железное здоровье, - радостно добавил другой, - Самсон. Скоро пойдет на поправку.

                Х
   Даша сидела за стойкой бара и пьяно щурясь, смотрела  на посетителей в зал. Черные джинсы и темно-зеленый джемпер создавали контраст с ее каштановой с рыжеватым отливом прической, отчего она была похожа, то ли на ящерицу, то ли на царевну-лягушку. Ко всему, нечто змеиное просматривалось в движениях ее гибкого стана. Дарья поставила на стойку длинный узкий стакан и, вынув из сумочки сигареты, прикурила от зажигалки. К ней сразу подошел охранник и корректно предупредил: «Мадам, здесь не курят».
   - Я в гробу видала! - дерзко ответила она и сделала следующую затяжку.
   - Здесь не курят! - охранник слегка повысил голос и дотронулся до плеча Дарьи.
   - Руки… прочь! Кому говорят! - грозно ответила Дарья и чуть отодвинулась от охранника.
   - Мадам, вам уже пора, - охранник перешел на агрессивно-увещевательный тон, - заведение скоро закрывается.
   - А я, в гробу видала!
   Вышибала резко снял Дарью с высокого стула у стойки и повел к выходу.
   - Отпусти, кретин! Снять меня решил?! Обделаешься!
   Охранник, не обращая внимания на подопечную, на секунду остановился у раздевалки, и протянув руку метрдотелю, сказав неразборчиво: «дай ее шмотки», - получил бежевого цвета плащ.
   - Твой? - грозно вопросил он.
   - Мой! Не лапай грязными руками! - ответила Дарья и, выхватив плащ, направилась к выходу.
   Дарья, шатаясь, вышла на ночную улицу и вновь закурив, швырнула зажигалку на землю.
   - Стой, кому говорят! - махнула она пролетевшей мимо машине, но автомобиль не остановился. Дарья еще раз попыталась остановить машину, но и следующий автомобиль пролетел мимо.
   - Скоты, сволочи! - прокричала она в темноту и, швырнув сигарету на землю, шатаясь пошла по обочине.

   На кухне за плитой стояла сухопарая женщина лет пятидесяти. Безучастно помешивая разогреваемый ужин, она тревожно взглядывала на стенные часы. Стрелки циферблата показывали 23-00. Вдруг за окном послышался шум. Женщина прильнула к стеклу, и в следующий миг распахнулась входная дверь.
   Дарья  на ходу сбросила с себя плащ и, швырнув его на пол, пошла в свою комнату.
   - Доченька, что опять с тобой? - мать с плачем кинулась к Дарье.
   - Мать, оставь меня. Я устала. Мне надо спать. - Дарья оттолкнула руку матери и не останавливаясь, пошла в свою комнату.
   Мама, со слезами подняла плащ с пола, и повесив его на вешалку, вернулась к плите. Механически помешав разогреваемый ужин, она выключила газ и села на табурет. Утерев платочком слезы, женщина невидящим взглядом уставилась в пустоту. Вдруг ее взгляд пал на икону Божьей Матери. Закусив губу, она снова заплакала, и поднявшись, перекрестилась.
   - Ах, доча-доча, - произнесла она утирая глаза, после чего направилась к входной двери.
   Накинув пальто, женщина взглянула в сторону двери Дашиной комнаты и вышла из дома.

   Женщина робко постучала в светящееся окно соседнего дома. На стук из-за шторы показалось круглолицая невысокого роста женщина, и мама Дарьи негромко произнесла: «Тоня, это я!»
   Через минуту женщина появилась на крыльце, и посмотрев на стоящую внизу соседку спросила: «Клав, ты что так поздно? Случилось чего?»
   - Да уж, Тоня, случилось. Видишь, что с Дашкой творится? - ответила Клавдия и стала несмело, то и дело останавливаясь на ступеньках, подниматься к соседке.
   - Так, вижу. Чай, не слепая. - Озабоченно отозвалась Антонина.
   - Уж, поди, неделю это с ней. То молчит, слова не вытянешь. То, прости Господи, пьяная. Никогда раньше с ней такого не было. - И Клавдия зарыдала, закрыв концом платка удушающий плач.
   - Ну, что ты, что ты, миленькая, - жалостливо ответила Антонина, и прижала Клавдию к своему плечу, - чего-нибудь придумаем.
   - А, что можно придумать?
   - В церкву надо пойти, молебен Божьей Матушке заказать.
   - Ходила уже. Свечки ставила. Всем святым и Божьей Матери. А что толку. Сегодня, все сызнова.
   - Это, Сева ее смутил, - горестно, тоже шмыгая носом, ответила Антонина, - был он здесь немедни. Побоище в ресторане устроил, да и опять, укатил на свою гастроль.
   - Думаешь, поэтому, - недоверчиво вопросила Клавдия.
   - А то, почему еще? - Антонина уже справилась с собой, - давно ли мальцами бегали, - она горько вздохнула, - а Дашке, уже двадцать пять скоро. Вот и крутит ее. Любит она этого Севку без ума, вот и вся причина.
   - А, что же делать то, Тонь? - жалобно вопросила Клавдия, - хоть бы ты поговорила с ней. Боюсь, как-бы не сотворила чего?
   - Ладно, поговорю, - немного подумав, со вздохом отозвалась Антонина. Затем, испытующе поглядела на Клавдию и добавила твердо: «Ты завтра, в церковь поперед иди. А я, следом. Зайду к тебе, словно невзначай, да поговорю с Дашкой, как Господь на сердце положит».
   - Ой, Тонь, ты уж поговори.
   - Ладно, все будет, как Богу угодно. Иди, отдыхай. Мне еще Псалтирь читать надо.

   Дарья открыла глаза и оглядела комнату пустым взглядом. Затем приподнялась на постели и с безразличием оглядевшись, встала с кровати. Накинув на плечи плед, подошла к зеркалу, и взяв щетку для волос, стала расчесываться.
   - Никому не нужна, - глухо произнесла Дарья через некоторое время, и опустив руку с щеткой, печально поглядела на свое изображение, - Никому. Даже Лешке. Я видела, он с другой гулял.
   Дарья положила щетку на тумбочку и, приоткрыв дверь, вполголоса произнесла: «Ма-а, ты дома?» Прислушавшись к тишине, спросила вновь: «Ма-а, ты где?»
   Не получив ответа, присела на кровать и безразлично уставилась перед собой. Затем, взгляд ее упал на иконку Божьей Матери, закрепленной на стене. Взгляд Дарьи стал приобретать осмысленное выражение, и вдруг, ожесточение тенью легло на ее лицо и она, резко поднявшись, прошла к гардеробу. Быстро надев платье, она, с выражением решимости подошла к зеркалу и взбив прическу, направилась к выходу.
   Одним движением одев плащ, Дарья вышла на крыльцо, и заперев дверь, швырнула ключи в сторону. Решительно направившись в сарай, она сняла со стены моток бельевой веревки и осмотрела помещение сарая. Потолочные балки  строения почти касались головы.
   - Нет, не здесь, - мстительно произнесла Дарья и вдруг шмыгнула носом, - Господи, почему такая жизнь. Не могу я так. - Затем, увидев висящий на стене пакет, схватила его и поспешно запихнула туда веревку.
   - Прости, Господи, - Дарья повернулась лицом к окошку и истово перекрестилась, - не могу больше так жить. Прости меня. - Затем повернулась и поспешно направилась к выходу.

   Едва Дарья вышла за калитку, как навстречу ей, из своего двора, вышла Антонина. Испуг отразился в лице Дарьи, но соседка, еще издали, приветливо ей улыбнулась.
   - Дашутка, мама то дома, или нет?
   - Ой, теть Тонь, нет. Ушла куда-то.
   - А, значит, поперед меня пошла в церкву. А ты случаем, не в церкву идешь? Проводила бы меня.
   - Да, я не знаю, теть Тонь. А, какой сегодня праздник?
   - Покров. Покров Божьей Матери.
   - Вот как?
   Вдруг лицо Антонины переменилось, и она спросила с участием: «Что-то, на тебе Дашуня, совсем лица нет. Не случилось чего?»
   Выражение отчаяния застыло в глазах Дарьи.
   - Нет-нет, ничего, - ответила она безучастно, но в следующее мгновение всхлипнула, и вдруг заплакала горько навзрыд.
   Антонина, по родительски прижала к себе плачущую девушку, и на ее глазах тоже блеснули слезы.
   - Ты, поплачь, дитятко, поплачь. Легче будет.
   - Теть Тонь, не могу я так больше жить, не могу, - захлебываясь слезами, причитала Дарья.
   - Надо, дитятко, надо жить. Как же, Бог нас для жизни создал.
   Внезапно Дарья перестала плакать. И с вызовом взглянув на Антонину, решительно произнесла: «А я, теть Тонь, удавиться хочу». - И вынув их пакета веревку, показала соседке. - Вот, в лес собралась.
   Соседка охнула и истово перекрестилась: «Избави тебя, Господь! Грех то, какой!»
   На минуту воцарилась пауза. Вдруг, Антонина испытующе взглянула на Дарью и произнесла твердо, как о давно решенном деле: «К старцу тебе надо ехать».
   - Разве есть такие старцы?
   - Конечно. Совсем недалеко. В Пафнутьев-Боровском монастыре.
   Вопрос и одновременно надежда засветились в глазах Дарьи.
   - До Калуги автобусом нужно ехать, а оттуда, электричкой до станции Балабаново, - тем же решительным голосом возвестила Антонина.
   Еще не веря в свое спасение, Дарья испытующе посмотрела на соседку. Антонина, заметив ее взгляд, улыбнулась и произнесла ободряюще: «Поезжай, Даша, поезжай. Все хорошо будет. Все у тебя устроится».

   Дарья, одетая в синие джинсы, осеннее темно-зеленое полупальто, и бардовую шапочку, вошла во двор Пафнутьев-Боровского монастыря.
   Мимо нее прошел спешащий к выходу монах и Дарья торопливо вопросила его: «Скажите, а где здесь принимает старец?»
   - Там, на втором этаже, - указал монах на здание расположенное в глубине двора и продолжил движение к выходу.
   - Спасибо, - произнесла ему вслед Дарья и направилась в указанном направлении.
   …Войдя в коридор монастырского здания, девушка остановилась и растерянно огляделась. В коридоре сидели, стояли и ходили несколько десятков человек. Кто-то перебирал четки, беззвучно творя молитву. Другие читали молитвословы. Третьи, просто безучастно сидели. Некоторые, с задумчивым видом прохаживались взад-вперед.
   - А, скажите, пожалуйста, - Дарья вопросила женщину, сидящую наособицу на раскладном стульчике, - как можно попасть к старцу?
   - Э-э, милая, - женщина грустно улыбнулась, - тут люди еще два месяца назад записались, да не по одному дню живут здесь, чтобы к старцу попасть. А некоторые священники, даже с Камчатки приезжают, так они – без очереди.
   - Да, а как же быть? 
   - Не знаю, - грустно отозвалась женщина, - келейника тебе дождаться надо. Попроси, чтобы записал.
   - Правда, а где же его найти?
   - Может быть в храме, или на территории. Походи, поспрашивай.
   - Хорошо, спасибо, - понуро отозвалась паломница и пошла к выходу.
   Выйдя во двор, она увидела, что паломники встали рядами от входа в монастырь, и через мгновенье с колокольни раздался удар колокола.
   - Владыка, владыка приехал! - на ходу произнесла какая-то женщина, и пробежала мимо Дарьи к скопившейся у входа толпе. С другой стороны пробежала еще одна женщина, и Дарья пошла вслед за ними.
   Большой колокол ударил еще раз, и следом раздался колокольный трезвон. Дарья подошла к паломникам и, приподнявшись на носки, увидела что из въездных ворот показалась процессия священнослужителей с митрополитом во главе. Увидев архиерея, паломники радостно заулыбались, кто-то даже сложил ладони для благословения. Многие держали зажженные свечи в руках.
   Как только процессия с пением молитв проследовала в храм, паломники с зажженными свечами устремились следом.
   Вдруг, среди отставших прихожан раздался шепот: «Мать Мария, матушка Мария».
   Дарья оглянулась и увидела, что двое монахов вели под руку старенькую, маленького роста схимонахиню. Полтора или два десятка человек кинулись к схимнице, с возгласами: «Матушка, благословите!» Монахиня остановилась на мгновение и осенила всех подошедших едва заметным крестным знамением.
   Влекомая людьми, подошла к ней и Дарья. Вдруг, схимница взглянула на выглядывавшую из-за спин девушку, и как-будто два лучика блеснули из под куколя.
   - Дитятко, подойди ко мне, - произнесла она, ласково глядя на Дашу.
   - Я-а, - неуверенно произнесла Дарья, но монахиня продолжала ласково смотреть на нее.
   Толпа сама-собой расступилась, пропуская девушку, и Даша оказалась рядом со старицей.
   - Как зовут тебя, дочка? - с любовью произнесла монахиня и коснулась своей рукой ее руки.
   - Даша, - произнесла девушка, чуть заикаясь.
   - Даша, - рефреном повторила старица и потупила взор. И вдруг, вновь два лучика сверкнули из под куколя, - да, ты куришь поди. Не надо, дитятко, брось. И юбка длинная будет тебе к лицу. А, и волосы у тебя красивые. Косу бы в самый раз отпустить. - И вновь, ласково посмотрев на паломницу, добавила: «Все у тебя будет хорошо. Молись Богу. Все будет хорошо».
   Монахи вновь повели старицу, осторожно поддерживая ее за руки. Дарья последовала за паломниками и слегка заикаясь, спросила идущую рядом женщину в шляпке: «Скажите, а кто она такая?»
   Женщина горделиво улыбнулась – бывают, мол, такие невежды, и с иронией ответила: «Это, мама трех архиереев».
   - Да, правда?.. А что она сказала, это так и будет?
   Женщина опять иронично улыбнулась: «Конечно. Как можно сомневаться. Раз она сказала, так и будет».
   - Спасибо, - растерянно отозвалась Дарья и остановилась, растерянным и одновременно восхищенным взглядом провожая толпу.
   Процессия уже удалилась к храму, а Дарья все продолжала стоять. Вдруг, она радостно заплакала и повернулась, со счастливой улыбкой поспешила к въездным вратам. Выбежав на улицу, она неумело перекрестилась и побежала вверх по дороге. Из прилегающего к монастырской дороге проулка выехала легковая машина, и Дарья помахала рукой, прося остановиться. В следующую минуту автомобиль остановился, и она спросила в полураскрытое окно: «Вы не в Балабаново едите?»
   - В Балабаново, - отозвался водитель.
   - Довезете меня.
   - Садись, довезу.
   - Спасибо большое, - радостно произнесла Дарья и села на заднее сиденье.
   Машина тронулась. Мимо понеслись строения поселка, потом лесонасаждения, трасса, ведущая в город. Под сопровождение гитары (в женском исполнении) зазвучала песнь – «Похвала Богородице». А Дарья, со счастливой улыбкой, со слезами на глазах смотрела, как мимо проносятся дома, деревья, трасса.

Радуйся, Царице Преблагая.
Ангелы ликуют в поднебесье.
Нет, Твоей любви конца и края,
В честь Тебя, певцы слагают песни.

Радуйся, Святая Божья Мати.
На земле – Небес Обетованье.
Радуйся, Источник благодати,
Сердца препростого ликованье.

Радуйся, Небесная Царице.
Я пришла к Тебе, грехом убита.
Кроткая, Благая Голубица,
Ты – Врата в Небесную Обитель.

   На железнодорожной станции Дарья купила билет и перешла на платформу. К платформе подошла электричка. Девушка вошла в вагон, и устроившись у окна, вновь со счастливой улыбкой стала смотреть, как мимо пролетают осенние леса, поля, реки.

Прошлое мое покрыто тьмою –
Долгие и скорбные блужданья.
Будь всегда Владычице со мною,
Твердая на Бога Упованье.

Радуйся, Владычице Святая.
Возжигаю свечи пред иконой.
Без Твоих молитв, в Обитель Рая
Не войти нам, жившим беззаконно.

И оставив все земные вехи –
Нет Твоей любви конца и края –
Мы теперь вошли в Твой Дом навеки.
Радуйся, Царице Преблагая.


                ХI
   По грунтовой дороге, вдоль перелеска, на телеге ехали двое: впереди, одетый в сюртук бородатый мужчина лет сорока, сзади – женщина в крестьянском платье, такого же возраста. Мужчина правил лошадью, сидя на телеге боком, свесив ноги вниз. Женщина сидела на куче соломы. Оба они искоса смотрели на того, кто видел их передвижение по перелеску. Взгляд мужчины был испытующий, строгий. Женщина тоже смотрела испытующе, но, при этом, взгляд был ласковый…
   Всеволод открыл глаза и, скосив глаза, посмотрел на спящих в палате больных. Над входом в палату, тускло горела ночная лампочка. Над лампой, небольших размеров Распятие. Всеволод улыбнулся, едва-едва, будто премудрый змий, или сфинкс, все понимающий и прозревающий вечность. На лице Всеволода начали пробиваться усы и бородка, которые придали ему благообразные черты. Всеволод вновь поглядел на спящую палату и… прикрыл глаза.
   Ход телеги замедлился. Лошадь уже не бежала, как прежде, но передвигалась размеренным шагом. Мужчина и женщина уже смотрели на Влада прямо – глаза в глаза… Изображение стало гаснуть, и Влад увидел себя летящим в голубое небо. И где-то далеко раздался крик: «Ика-а-р!.. Промете-е-й!..»

   Сидящий за столом кабинета врач-монах сделал запись в историю болезни, и взглянув дружелюбно на Влада, произнес: «Ну, что ж брат. Поздравляю с выздоровлением. Пришлось, конечно, побороться за тебя. Но, такова наша обязанность. Игумен благословляет тебе ехать на подворье. Поэтому, собирайся. Через полчаса придет машина».
   - Да, мне особо нечего собираться, - отозвался Влад, - я, готов.
   - Тогда, и Богу слава, - улыбнулся врач, - ангела-хранителя в дорогу.

   Влад сидел на заднем сиденье крытого брезентом кузова грузовика «ГАЗ». В кузове стояли ящики, бочки, фляги, коробки с продуктами и инвентарем. Машина, покачиваясь, ехала по лесной дороге. Влад с тихой улыбкой глядел, как пробегали мимо припорошенные первым снегом деревья, кусты и поля. Прикровенно зазвучали гитарные аккорды, и следом полилась тихая песнь «Прощальные зарницы»:

Поздней осени прощальные зарницы,
Гаснут в умиротворенной тишине.
Понапрасну я искал свою жар-птицу.
Не догнать летящей стаи в вышине.

Отшумели бури штормовые.
И мороз на реках выстроил мосты.
Но зима пройдет, и ветры снеговые,
Не задержат будущей весны.

Вижу храм, увенчан маковкой златою.
И к вечерне, колокол звонит.
Со Креста Христос, со скорбью неземною,
На меня, Его распявшего, глядит.

   Машина подъехала к скиту. Водитель и сопровождающий монах вышли из кабины. Влад пробрался к борту грузовика. Водитель подошел к кузову, и сказав с улыбкой: «Приехали», - начал открывать задний борт. Всеволод подошел к противоположной части борта, с чистой улыбкой взглянул на маковки куполов церкви и стал открывать другой запор. К машине подошли несколько послушников и Влад начал подавать им коробки, фляги и ящики.

В этом храме предстоя, потупив очи,
Не стыжусь слезы стекающей с ланит.
Пред Спасителем, лампада, днем и ночью,
По душе моей истерзанной горит.

Вот прошла зима, и птицы из-за моря.
Принесли в который раз надежды весть.
И с ликующим весенним первым громом.
Снизошло благословение небес.

   В это время ударил колокол на вечернюю службу. Послушники уже разгрузили машину, и поставив ящики в коридор склада, направились к  церкви. Всеволод последовал за ними. Войдя в церковь, остановился сзади у окна.

Гром утих, и ветер прекратился.
И просветы появились в облаках.
Я, как-будто, заново родился.
И запели птицы в небесах.

   …На заснеженном дворе раннее зимнее утро. Всеволод с охапкой дров вошел в церковный притвор и, сдернув свободной рукой шапку, проследовал в помещение церкви. Сложив дрова возле печи, зажег лучину и подпалил ей приготовленную в печи растопку. Когда огонь занялся, подбросил щепок с хворостом, затем, несколько мелких полешек. С улыбкой взглянув на занявшееся ярое пламя, зажег от огня лучину и уже от лучины затеплил свечу.
   Всеволод стал обходить с горящей свечой лампады, поочередно возжигая их. В этот момент снова зазвучали гитарные аккорды и полилась песнь «Начальник тишины»:

Обиды горькие, душа прошу, скорей
Под разрешительной молитвой прошепчи.
Ведь, в сердце чистое от гнева и страстей,
Войдет Христос – Начальник тишины.

И в круговерти многоскорбных дней
Ты, о прошедшем, понапрасну не тужи.
Ведь, в сердце мирное, средь множества скорбей,
Войдет Христос – Начальник тишины.

Надежды меркнут в сумрачной ночи.
И снег закрыл луга покровом, до весны.
Но знай – едва погаснет пламя у свечи,
Придет с рассветом – Победитель тьмы.

Пусть наг и гол. О прошлом не жалей.
И, за изменчивое счастье не держись.
Оно – неистинно. Ведь, при кончине дней,
Придет: Кто есть – и «Истина и Жизнь».

Обиды горькие, душа прошу, скорей
Под разрешительной молитвой прошепчи.
Ведь, в сердце чистое от гнева и страстей,
Войдет Христос – Начальник тишины.

   Во время звучания песни показывается быт монахов подворья, через послушания Всеволода. Утром Всеволод чистит снег перед корпусами. Временами он останавливается, и с радостной детской улыбкой подставляет ладони падающим снежинкам. Борода и усы придали ему мужественные черты, но, при этом, глаза чисты как у ребенка.
   Во второй половине дня, он колет дрова и носит их, но уже в братский корпус и в трапезную. Когда солнце преклонилось к вечеру, Влад принес поленницу в церковь, подбросил пару поленьев в горящую печь, после чего, поправив лампадку у самой большой иконы, смиренно встал у стены. Псаломщик монах размеренно читает «Шестопсалмие»…

   Всеволод ходит взад-вперед по коридору братского корпус, читая по четкам «Иисусову молитву». Эту ему не совсем удается. Он вновь и вновь начинает читать молитву. Приблизившись к покрывшемуся морозными узорами окну, подул на стекло и взглянул через проталину на улицу. В лунном свете был виден монастырский двор. Влад улыбнулся и присев на подоконник, вновь стал сосредоточенно читать молитву.
   Из кельи вышел седовласый, маленького роста инок в рясе, и дружелюбно взглянув на  Всеволода, произнес чуть нараспев: «Спасайся о Господе, брате».
   Увидев инока, Влад соскочил с подоконника, и подойдя к нему, спросил: «Скажи, отец Евстратий. Как начинаю творить молитву, так помыслы одолевают. Как правильно молиться?»
   - Эк, творить молитву он начинает, - с улыбкой отозвался инок, - так, я ведь, то же не святой. Одолевают порой и помыслы, и не – не приведи Господь. За нашу грешную жизнь, одолевают. Колеблется наш разум.
   - А, что делать, чтобы не колебался?
   - Этого я тебе не скажу.
   - Почему?
   - Это, самому понять надо, - инок вдруг посерьезнел и посмотрел в глаза Всеволоду, - за каждый твой грех будут колебать, пока не захочешь, и – тоже сам, сбросить с себя «ветхое рубище» и облечься в «белые одежды», вот так. Бог тебя ни в чем не неволит. Но, без Его помощи, ни-и-чегошеньки сделать не сможешь.
   Лицо Всеволода враз посерьезнело, и он скорбно взглянув на инока, горько произнес: «Помолись за меня, отец. Много я грешил».
   - И ты за меня молись, - также, со скорбью ответил инок, - была и у меня жизнь не простая.
   - Буду молиться, - эхом отозвался Всеволод.

                XII
   Дарья работала за компьютером в помещении офиса. Таймер в нижнем правом углу монитора показывал время – 17-55. Дарья посмотрела в окно, где идущее к закату солнце освещала остатки жухлой листвы на деревьях. Дарья вздохнула и закрыв документ, нажала курсором программу «Отключения».
   Дарья поднялась из-за стола, на ней была темно-зеленая блузка и черные джинсы. Еще несколько сотрудниц отдела тоже начали подниматься.
   - Дашь, сегодня Эдик приглашает на день рождения, я с ним неделю назад познакомилась, - оглянувшись на сотрудниц, вполголоса произнесла молодая девушка (участница первой вечеринки сего повествования), - если хочешь, поехали. Все будет классно.
   Дарья воздела на миг «очи горе», и со скорбной улыбкой ответила: «Нет, Марин, я наверное откажусь».
   - Да, ты чё, Дашь, это на тебя не похоже. Там еще ребята будут: Володя, Гера.
   Дарья грустно посмотрела на Марину, и спросила с тихой улыбкой: «Марин, тебе сколько лет?
   - Двадцать, - бодро ответила подруга и ослепительно улыбнулась.
   - А мне, уже вот-вот, двадцать пять. - И Дарья вновь, с грустью поглядела на собеседницу. - Поэтому, женщина в двадцать пять думает иначе, чем в двадцать. Ты, уж прости.
   - Да, ладно, чего там, - примирительно отозвалась подруга и направилась к вешалке. Накинув на себя осеннее пальто, произнесла: «Чао! До понедельника!» - и направилась к выходу.
    Дарья вышла вместе с сотрудниками из помещения офиса. Кто-то из сотрудников стал голосовать проходящим мимо маршруткам. Дарья пошла по тротуару. Вдруг она увидела на противоположной стороне улицы церковь – белую, с голубыми куполами и золотыми крестами, плавящимися в закатном солнце. Борение отобразилось на лице Дарьи, но в следующий миг, она решительно перешла улицу и направилась к церкви.
   По церковной лестнице, опираясь на палочку, поднималась старушка. Дарья остановилась, словно решаясь прыгать с высокой скалы, но в следующий миг, размашисто перекрестилась и направилась вслед за старушкой, к открытым церковным вратам.
   В сумрачном помещении храма, через окна которого били лучи закатного солнца, шло вечернее богослужение. Храм был полупустой. Полтора десятка прихожан ютились вдоль стен, слушая читаемый на клиросе канон.
   Дарья огляделась вокруг. С правой стороны находилась свечная лавка, и девушка подошла к ней.
   - Дайте мне пожалуйста свечку.
   - Какую? - ответила свечница.
   - За двадцать рублей… и, еще три, за десять.
    Дарья вынула купюру в пятьдесят рублей и положила на прилавок.
   - Пожалуйста, возьмите, - смиренно отозвалась свечница.
   Дарья взяла свечи и, пройдя к среднему иконному ряду, стала ставить их перед иконами: святитель Николай, целитель Пантелеимон, святые князья Петр и Феврония. Четвертой иконой, был образ Божьей Матери «Отрада и Утешение». Дарья поставила к ней самую большую свечу.
   Она взглянула на лик иконы, и ее взгляд встретился с проникновенным взглядом Богородицы. Царица Небесная кротко и смиренно смотрела в самую душу Дарьи. Слезы набежали на глаза девушки, а Божья Матерь продолжала кротко и смиренно смотреть на нее. Вдруг, слезы ручьем полились из очей Дарьи, и она, развернувшись, вытирая их на ходу, поспешила к выходу.
   Дарья вышла из церкви, спустилась по лестнице, и в задумчивости пошла вдоль освященной фонарями улицы. Побуждаемая внутренним чувством, она открыла сумочку и вытащила из нее пачку сигарет. Открыв пачку, увидела в ней только одну сигарету. Дарья взглянула на стоящий невдалеке ларек, с витрин которого, освещаемая внутренней подсветкой, призывно кричала пивная и табачная продукция.
   Внутреннее борение отразилось на лице Дарьи, она оглянулась на стоящую позади церковь, и в следующий миг, скомкав сигаретную пачку, бросила ее в урну. Тихая улыбка – «будьте мудры как змии и цели как голуби», блеснула на устах Дарьи. Она еще раз оглянулась на храм, затем на киоск с сигаретной продукцией, после чего, продолжая мудро улыбаться, направилась неспешно по тротуару.

   Дарья проснулась от звона будильника. Хлопнув по звонку, она посмотрела на циферблат. Часы показывали семь утра. Дарья поднялась и быстро одевшись, вышла на кухню. Остановившись перед зеркалом, стала причесываться. Из другой комнаты выглянула мама и сонно моргая, спросила: «Даша, ты куда, в такую рань? Суббота, ведь».
   - Ой, мама, - ответила дочь с некоторым смущением, - я хочу в церковь сходить.
   - Да, - растерянно отозвалась мать, - ладно, дочка, иди. Тогда, немного погодя обед начну готовить.
   - Ладно, мама, - с улыбкой отозвалась Дарья, - я, потом, по пути куплю все, что нужно.
   … Дарья вошла в храм и огляделась. Людей на службе было также мало, как и вчера, может на десять-пятнадцать человек больше. Девушка на этот раз была одета в длинное платье и длинное осеннее пальто. Она достала из сумочки косынку и повязала ей голову. Затем, Дарья приблизилась к свечной лавки, и купив свечи, направилась к иконам. Поставив свечу, увидела небольшую группу прихожан собравшихся в северной части храма. Там у аналоя уже стоял священник с «Требной книгой» в руках. Найдя нужную страницу, священник начал читать молитвы. Дарья несмело подошла к молящимся и, встала позади всех.
   - Простите, это на исповедь? - тихо спросила она одну из старушек.
   - Да, милая, на исповедь, - смиренно отозвалась старушка и вновь стала слушать священника.
   Исповедников было всего пять-шесть человек. По окончании молитв они стали подходить к священнику, который выслушав их исповедь, накрывал голову епитрахилью и прочитывал над ними разрешительную молитву. Подошла очередь Дарьи. (В это время зазвучало гитарное вступление). Смущаясь, краснея и ломая руки, она подошла к священнику и трепетным голосом произнесла: «Батюшка, я первый раз на исповеди. И-и, не знаю, с чего начать».
   Священник вздохнул и благосклонно поглядев на исповедницу, тихо произнес: «Ну, что ж, тогда начнем с Первой заповеди: Аз есмь Господь Бог твой. Да не будут тебе бози инии разве Мене».
   В это время зазвучала (в женском исполнении) «Песня Дарьи»:

Может быть, Вседержитель потерпит на мне,
И страницу счастливую жизни откроет.
Одиноко лампаде горит в тишине,
И надеяться больше не стоит.
Перед образом ночью затеплю свечу.
Овладела душою кручина.
Свое сердце другому отдать не хочу.
В этом лишь моей скорби причина.

   На фоне звучащей песни, священник (беззвучно) задает Дарье вопросы, она со слезами отвечает на них.

Просит сердце ответа: «Лихая судьба –
Отчего, так ко мне непреклонна».
К Божьей Матери рвется смиренно мольба:
«Богородице – будь благосклонна».
Может быть, Вседержитель ко мне снизойдет.
Хоть, я этого вовсе не стою.
И, смиренно меня за Собой поведет,
Ко спасенью, дорогой прямою.

   По окончании исповеди, батюшка накрыл голову Дарьи епитрахилью и прочитал разрешительную молитву. Дарья, перекрестилась. Батюшка молча указал ей на Крест, Евангелие. Дарьи приложилась ко Кресту и Евангелию, после чего взяв благословение направилась к амвону, у которого, в ожидании Причастия, уже стояли прихожане.
   Через минуту распахнулись Царские Врата и на амвон, вышел священник с Чашей (в это время звучание песни прекратилось). Священник прочитал молитвы перед причастием и прихожане, сложив руки крестообразно, стали подходить к Чаше, называя свои имена. Дарья подошла последней и, назвав свое имя, тоже причастилась.
   Приблизившись к столику с запивкой, как и другие прихожане, Дарья выпила запивку и съела кусочек просфоры. В это время зазвучал третий куплет песни:

Верю, даст мне однажды иную судьбу.
В небесах возгорятся зарницы.
И, неложный покой, наконец обрету,
Под Его Всемогущей Десницей.
И как в сказке придет, на крылатом коне,
Мой Царевич-Иван непременно.
Или пусть, в золотом и безоблачном сне,
Станет он для меня нареченным.

                XIII
   Всеволод принес охапку дров в братский корпус и аккуратно сложил их в поленницу. Когда вышел на улицу, то залюбовался на яркое весеннее небо, на грачей, облепивших оголившуюся из под снега черную землю, на дорогу, по которой он приехал сюда несколько месяцев назад. Из-за поворота дороги появилась машина, которая стала приближаться к подворью.
   Машина вскоре подъехала и навстречу ей, из корпуса вышли несколько послушников и монахов. Монахи стали разгружать машину. Всеволод тоже стал помогать разгрузке, но приехавший с грузом монах сказал ему: «Машнин. Сейчас, собирайся. Благословение игумена, возвращаешься в монастырь».
   Всеволод на мгновение замер, но потом послушно ответил: «Хорошо, сейчас только отца Игнатия предупрежу».
   - Отец Игнатий уже знает, - ответил монах.
   - Все-равно, - ответил Всеволод и направился к братскому корпусу.
   Навстречу ему вышел иеромонах. Всеволод взял у него благословение и, получив его, показал на разгружающуюся машину. Выслушав его, иеромонах кивнул и направился в сторону церкви.
   Всеволод зашел в свою келью, достал из-под кровати большую сумку. В эту сумку он сложил некоторые вещи, висящие на вешалке. Потом, туда же сложил несколько духовных книг, иконок и перекрестившись на келейный иконостас, направился к выходу.

   Старший трапезарь вошел из столовой на кухню и, увидев Всеволода, который, чистил овощи сидя в углу, критически посмотрев на содержимое бака с овощами, произнес: «Брат Всеволод, сходи на склад за свеклой и морковью. Должны еще приехать паломники. Этого, не хватит».
   Выслушав старшего, Всеволод молча поднялся и, накинув ватник, взял пустой бак, после чего вышел на улицу.
   Пройдя несколько по дорожке, Всеволод остановился и с улыбкой огляделся вокруг. Весна все больше вступала в свои права, лишь только остатки снега говорили о том, что еще недавно была зима.
   Раздался удар колокола – окончание литургии. Всеволод обернулся к куполам Оптиной пустыни и сняв шапку, поставив бак на землю, истово перекрестился. Вдали, со стороны автостоянки к монастырю проследовала группа паломников, потом еще одна. Всеволод вздохнул, надел шапку, и подхватив бадью с земли, поспешил к овощным складам.
   Из храма, в котором закончилась поздняя литургия, чередой стали выходить паломники. В одной из групп появилась Дарья. На голове ее был цветастый платок, из под которого выбивалась длинная коса. Дарья о чем-то беседовала с подругами, неспешно двигаясь к монастырским вратам.
   Всеволод почти доверху наполнил бадью свеклой и морковью, после чего взял ее в руки и направился к выходу. На улице, вновь счастливо поглядел на солнечное небо и поставив бадью на землю, стал запирать замок склада. Заперев замок, положил ключ в карман и, подхватив бадью, быстро пошел по дорожке в сторону трапезной.
   Приблизившись к паломнической трапезной, он вдруг остановился как вкопанный. Изумление, и одновременно страх отразились на лице Всеволода. У входа в столовую, ожидали приглашения несколько десятков паломников, но… его остановило не это. Всеволод увидел Дарью. Она стояла с краю паломнической группы, и о чем-то разговаривала со подругой.  Иногда Дарья, слушая подругу, кротко улыбалась – «будьте мудры как змии и цели как голуби», поворачивала голову в профиль. Время как если-бы замерло.
   Страх, изумление и растерянность застыли на лице Влада. Он верил и не верил. Да, это была Дарья, но в то же время, не Дарья. Ибо, у этой Дарьи из под платка выглядывала аккуратно сплетенная коса. И сама она была одета в длинные пальто и юбку. Слушая подругу, Дарья кротко улыбалась, и при этом, скромность одеяния не только не скрывала в ней грациозной осанки, но наоборот, подчеркивала. Можно было сказать, в ней было нечто от Царевны-лебедь. Нечто, не из нынешнего века. Перед Всеволодом стояла героиня, будто сошедшая с полотен Васнецова и Нестерова. 
   В это время зазвучали гитарные аккорды, и женский голос запел песню «Царевна – Лебедь». Не зная, что делать, Всеволод заметался из стороны в сторону, и в следующий миг побежал в трапезную. Но, не через главный вход, а с заднего двора.

Нигде утенку нету места.
Никто его не понимает.
И даже куры на насесте,
Утенком гадким называют.
Его гоняют поросята.
Так просто сироту обидеть.
И даже малые гусята,
Шипят, едва его завидев.

ПРИПЕВ:
Но, ты не плачь, наступит время,
Не будешь ты ходить в потемках.
Ты вырастешь, из гадкого утенка.  – (припев, дважды)

   Всеволод забежал с бачком на кухню трапезной и, поставив его в угол, скинул ватник и шапку. Заметив вошедшего трудника, повар недовольно взглянул на него и, сказал негромко: «Сейчас, пока свеклой займись. Винегрет надо делать. А потом, за капустой сходи, для салата».
   - Да, хорошо, - невпопад отозвался Всеволод и принялся за чистку свеклы.
   В это время, в трапезную вошли паломники, после чего зазвучали молитвы перед вкушением пищи. Всеволод поднялся и положил очищенную свеклу в кастрюлю с водой. Взглянув в окошко раздаточной, он увидел, что Дарья сидит с краю стола, прямо напротив окошка. Борение отобразилось на лице Всеволода и он, с угрюмым видом, иногда взглядывая в окошко трапезной, начал мыть овощи.

И вот, однажды, на закате,
Утенок скотный двор покинул.
Сказал себе он, горько – хватит,
Терпеть, уж больше нету силы.
На озере большом обширном,
Решил он дни свои окончить.
Но, ветер в стеблях камышиных,
Все пел ему и пел тихонько.

ПРИПЕВ:
Знай, будешь ты царевна-лебедь.
Зачем тебе сидеть в потемках?
Ты вырастешь, из гадкого утенка.
Но, будешь ты царевна-лебедь.
Не век тебе сидеть в потемках.
Ты вырастешь, из гадкого утенка.
 
   По окончании молитв, сидящие с краю паломники начали наливать суп в чашки и, передавать его сидящим за столом. Дарья и ее подруга сидели с краю. Подруга стала наливать суп в чашки, подавая их Дарье, которая, в свою очередь передавала их другим паломницам. Всеволод прекратил на миг мытье овощей и внимательней вгляделся в ее лицо. Оно было озаренно открытым, и одновременно с тем, строгим, погруженным в себя, как у черниц на картинах Нестерова, либо у героинь Константина Васильева. Внутренняя боль отобразилась на лице Всеволода и он уперся обеими руками о стол. В это время, инок негромко произнес: «Брат, поставь на раздаточной бачки со вторым». Всеволод исполнил просьбу и когда бачки забрали послушники со стороны зала, вновь остановился, чтобы поближе разглядеть Дарью. В ее лице, освещаемом идущим от окна светом, действительно было что-то неземное: перед Всеволодом сидела то ли Царевна-лебедь, то ли княгиня, то ли ангел во плоти. Опасаясь, что его заметят, Всеволод отошел от окошка и снова занялся мытьем овощей.

Но вот, однажды днем осенним,
Не в силах осознать – откуда,
Утенок, скорбью сокрушенный,
Стал зрителем явленья чуда.
Издалека – небес посланцы,
На гладь озерную спустились.
И тихо закружившись в танце,
С утенком будто говорили.

ПРИПЕВ:
Ведь, ты теперь – царевна-лебедь.
Не след тебе сидеть в потемках.
Ты выросла, из гадкого утенка.
Ведь, ты теперь – царевна-лебедь.
Зачем тебе ходить в потемках?
Ты выросла, из гадкого утенка.

   Всеволод вновь взглянул через окошко на Дарью, на ее грациозный стан, на лицо, которое было почти ликом – Дарья чинно вкушала трапезу и, отойдя от стола, сняв с вешалки ватник, произнес вполголоса: «Брат Порфирий. Схожу пожалуй за капустой, чтобы после не бегать».
   - Ладно, иди, - ответил повар, - только побыстрей, - но Всеволод, не обращая внимания на его слова, уже вышел из трапезной.

Пусть разорвут меня на части.
Пусть даже заклюют до смерти.
Раз нету в жизни этой счастья. –
Решил утенок дерзновенно.
К посланникам небес навстречу,
Поплыл, томим сердечной болью.
Но, две прекрасных белых птицы,
Смотрели на него с любовью.

   Всеволод вышел на улицу, слезы блеснули на его глазах и, не оглядываясь, он быстро пошел в сторону скита. То и дело срываясь не бег, Всеволод свернул с дорожки, после чего побежал, но уже не в скит, а в рощу, в распадок.

ПРИПЕВ:
Ведь, ты теперь – царевна-лебедь.
Зачем тебе ходить в потемках?
Ты выросла, из гадкого утенка. – (дважды)

   Всеволод продолжал бежать по лесу, не разбирая дороги, не обращая внимания, что по лицу хлещут ветки. А в след ему лилась песня.

Утенку преподав лобзанья,
Приняв его в свои объятья,
Две птицы дали обещанье,
Отныне – мы, навеки братья.
И, в небесах завидев стаю,
Рванулись к ней, расправив крылья.
И, скотный двор внизу оставив,
Ликующе провозгласили.

ПРИПЕВ:
Ты, как и мы – царевна-лебедь.
Не будешь больше жить в потемках.
Ты выросла, из гадкого утенка. – (дважды)

   На последних строках, Всеволод остановил бег и, припав лицом к стволу березы, зарыдал. Припев прозвучал во второй раз: «Ты выросла из гадкого утенка». - Всеволод справился с плачем и, прижавшись щекой к березе, просветленно взглянул в небо.

                XIV
   Наступил вечер. Всеволод возвращается в скит. С задумчивым видом он идет по аллее, перебирая на ходу четки. В лучах заходящего солнца чернеют стволы деревьев. Остановившись, Всеволод стал смотреть, как плавятся в лучах солнца кресты храмов. Внезапно он очнулся от оклика:
   - Спасайся о Господе, брате!
   Всеволод оглянулся и увидел инока Евстратия идущего к нему со стороны скита.
   - Отец Евстратий, какими судьбами? - радостно просиял Всеволод.
   - Сегодня с подворья прибыл, - отозвался инок, - будут к постригу готовить, к малой схиме.
   - Вот как, - радостно поддержал его Всеволод, но, тут же помрачнел.
   - А, ты что, будто не в себе? - участливо вопросил его монах.
   - Да, понимаешь, отец Евстратий, - Всеволод заколебался, - до вчерашнего дня было у меня все ясно и понятно. За полгода всю жизнь свою иначе увидел. Стал святых отцов читать. Мысли появились светлые. О принятии пострига начал думать. А вчера днем… В общем увидел одну знакомую из нашего города; живет на соседней улице. Раньше и внимания не обращал. Ничем не лучше других. А тут, не знаю, что на меня нашло. Как-будто царевну-лебедь увидел. И стать, и осанка, и главное – коса до пояса. Вроде, знал ее как облупленную, а сейчас… будто ангел передо мною предстал, а не человек. Не знаю, что делать – все мысли о монашестве разом ушли.
   - Гм, что тебе сказать, я ведь не старец, - задумчиво произнес инок, и взглянул на гаснущие в закатных лучах кресты, - одно скажу, благодать Божия это тебе открыла, а потому, не носи мысли в себе, но иди к игумену, и все ему как на духу открой. И как он решит, прими за Божью волю.
   - Благодарю, отец, - отозвался Всеволод после недолгого молчания, - я так и поступлю.
   Инок кивнул и протянул Всеволоду веточку вербы: «Вот брат, возьми, на молитвенную память».
   - Благодарю, - Всеволод с благоговением взял веточку.
   Инок пошел по аллее в сторону монастыря, и мгновенье спустя, из полутьмы раздался уходящий голос: «Спасайся о Господе, брате. Всюду, Бог». - Инок поклонился и теперь уже быстро пошел к монастырю.

   - Вот, я вам все рассказал, - Всеволод сидел рядом с игуменом, на скамье, в его келье, - но ничего своего не прошу, как благословите.
   - Да, жизнь конечно у тебя была, как в авантюрном романе, - игумен поднялся и, пройдя вглубь кельи, поправил фитиль перед иконой. Затем, вытер руки тряпочкой и вновь подошел к Всеволоду, который, к этому времени, то же поднялся со скамьи. - Но, знавал я монахов, в прошлом актеров, музыкантов, даже каскадеров. Это, не есть препятствие к иноческому постригу. - Игумен многозначительно посмотрел на Всеволода. - Хотя, можно и в миру спастись, а можно и в монастыре погибнуть. Здесь, вопрос Божьей воли. Сказано: «Господь испытует и праведного и нечестивого». Поэтому, и мы не будем спешить, но, все испытывая, предоставим себя премудрому Промыслу Божьему. - Игумен вновь внимательно посмотрел на Всеволода. - Но, помысел подсказывает мне: этот вопрос не решить – просто молитвой, или просто послушанием. Было на Руси верное средство для подобных случаев – странствия… Ибо, вспомним, что и Христос странствовал, не имея «где главу подклонити», и Ученики Его. - Игумен задумался на мгновенье, что-то решая про себя, затем добавил, уже твердо: «Скоро будет Пасха. Побудь до Праздника в обители, а потом – выступай. Если захочешь вернуться, примем. Если нет, значит, такова Божья воля».
   Всеволод некоторое время ошарашенно молчал, но потом ответил вполголоса: «Благодарю. Спаси Господи».
   Игумен подошел к тумбовому рабочему столу и, открыв дверцу, взял из верхнего ящика паспорт. Раскрыв его, прочитал: Машнин Всеволод Антонович. - После чего, покачал головой и положил паспорт на место.
   - С такой фамилией, не пропадешь.
   - Почему?
   - Потому что, - и игумен посмотрел на икону прп. Серафима на стене, - эту фамилию носил, в миру, великий светильник земли русской, преподобный Серафим Саровский.
   - Вот как, я даже и не думал, - обескуражено отозвался Всеволод, - у меня отец, родом из Курска. Правда, умер рано, я его едва помню.
   - А преподобный Серафим тебя не забыл, - назидательно произнес игумен, и вновь взглянув на икону святого, занес руку для благословения. - Что ж, Божьей благословение тебе, и… - когда Всеволод приложился к руке игумена, он взял из вазы веточку вербы, - с Вербным Воскресением, - но, мгновенье спустя взглянув на настенные часы, добавил, - хотя, нет, - игумен улыбнулся, - теперь уже с началом Страстной Седмицы. - Часы показывали полночь.
 
                XV
   Дарья, одетая в деловой костюм, сидела в офисе, за рабочим компьютером. Ее волосы были аккуратно прибраны и стянуты резинкой в хвост. Часы на таймере монитора показывали 17-55 и Дарья, закончив операцию, выключила компьютер. То же самое стали делать и другие сотрудницы.
   Поднявшись, и выйдя из-за стола, Дарья поглядела в окно. Яркое вечернее солнце светило сквозь деревья.
   К Дарье подошла сотрудница Марина и обескураженная произнесла: «Дашь, ты сейчас в церковь вроде ходишь. Скажи, что делать? В прошлом году с Эдиком познакомилась, а после Нового года, отворот-поворот. Сейчас, с Валерой, того гляди. Вроде, парень неплохой».
   - Ой, Марин, - вздохнула Дарья с улыбкой, - я, ведь, и сама – без году неделя. Батюшка говорит, это нам за грехи – эпитимия.
   - А, что делать-то? Свечку может, кому поставить?
   - Эх, Марин, - вздохнула подруга, - надо в грехах сначала покаяться, а потом, Божьей Матери молиться… - Вдруг ее озарило: «Слушай, ведь через два дня Пасха. Вот, ты и приходи. Может, твой Валера согласится тебя проводить».
   Обдумывая предложение подруги, Марина помолчала некоторое время, и затем, неуверенно добавила: «Хорошо, я постараюсь».   
   - Тогда, до Пасхи, - бодро улыбнулась Дарья.
   - До Пасхи, - отозвалась подруга.

   Дарья вошла в дом с полными сумками в руках. Осторожно поставила их на стол. Из соседней комнаты вышла мама, и стала разбирать пакеты.
   - Так, яиц купила, хорошо. Масло, мука, корица, ваниль… А кулич где? - мама вопросительно взглянула на Дарью.
   - Ой, мама, мне теть Тоня рассказала, как кулич печь. Вот, рецепт. - Она достала из кармана сложенный двое листочек. - Тут все подробно написано.
   - Ну, хорошо, - немного поколебавшись, согласилась мать, - тогда сейчас одеваюсь, и ставим тесто. А ты, пока воду для яиц поставь на газ.
   - Хорошо, мама, - радостно отозвалась дочь.

   Дарья поставила кастрюлю с водой на газ. Осторожно положила туда десяток яиц, прикрыла крышкой. Мама стала готовить тесто в большой кастрюле. В это время зазвучало гитарное арпеджио. После вступления, в исполнении певицы зазвучал романс:

Но, я все-таки верю, я знаю, что все еще будет.
Неизбежно, как в марте подснежник – родится ответ.
И, я верю, почти безнадежно – взыскуя о чуде,
В твоем сердце однажды зажжется – Божественный свет.

   Вода в кастрюле с яйцами закипела, и Дарья положила туда краситель. Вода стала ярко-красной. Мама взглянула в закутанную полотенцем кастрюлю; тесто уже подошло. Она перелила его в заранее заготовленные формы на противне и поставила противень в духовку. После первого куплета, к пению присоединился народный оркестр.

Мне сокровищ несметных и кладов безценных, не надо.
От сияния злата и блеска камней – жди беды.
Мне очей твоих «свет невечерний», подарит отраду,
Он сравним разве только со светом Полярной звезды.

   Солнце за окном уже совсем зашло. Дарья вылила из кастрюли в раковину остывшую воду и стала укладывать их в корзину. В корзине уже лежал десяток разноцветных яиц, украшенных этикетками «ХВ».
   Мама, в свою очередь, открыла духовку и, взяв противень полотенцем, вытащила  его и поставила на стол, на заранее приготовленные деревянные кружки. Поглядев придирчиво на румяные корочки, произнесла удовлетворенно: «Похоже, получилось. Слава Богу».

Этот «свет невечерний» горит и горит негасимо.
Как лампада, в кромешной ночи пред иконой горит.
И, я верю, когда хлад ночной станет невыносимым,
Возликует «Осанною в вышних» сиянье зари.

Я боюсь, если что-то с тобою плохое случится.
И молюсь, обойдет тебя злая беда.
И однажды, я верю, что счастье в мой дом постучится,
И в открытые двери вошед, не оставит его никогда.

   Дарья вынула из форм румяные куличи, и поставила их на приготовленное блюдо: большой в центр, четыре меньших – по краям. Мама закрыла куличи цветным рушником и поставила к блюду пасхальную открытку «Христос Воскресе». Оркестр заиграл инструментальную вариацию мелодии романса.
   - Ну, вот, завтра осталось только в церкви освятить, - произнесла она довольно.
   Дарья взглянула на стенные часы, которые показывали начало первого ночи.
   - Теперь уже сегодня, - с улыбкой возразила дочь.
   - Ой, время как пролетело, - охнула мать.
   - Зато, такое дело сделали.
   - Все, идем отдыхать. Ног под собой больше не чую, - ответила мама, - Богородица, спаси и сохрани. - После чего направилась в свою комнату.
   Дарья взяла с божницы три красных свечи и положила их в корзину с крашеными яйцами. Затем, зажгла от лампады огарок и направилась в свою комнату.

И пускай, впереди еще долгая будет дорога.
И пускай заметет ее снежной пургой.
Но, души моей скорбной, моление кроткое к Богу,
Приведет меня все-таки к встрече с тобой.

И, я все-таки верю, я знаю, что все еще будет.
Неизбежно, как в марте подснежник – родится ответ.
И, я верю, почти безнадежно – взыскуя о чуде,
В твоем сердце однажды зажжется – Божественный свет.

   Дарья зажгла лампаду перед иконой Божьей Матери в своей комнате. Потом, задумчиво сняв платок, уложила его в шкаф. Затеплив свечу от лампады, он подошла к окну и отодвинув штору, напряженно всмотрелась в черную тьму. Замерев, будто на картине Константина Васильева «Ожидание», Дарья стояла перед окном со свечой в руках и напряженно всматривалась в черную ночь.

                XVI
   Священник вышел в праздничном пасхальном облачении на амвон и торжественно провозгласил: «Христос, Воскресе!»
   - Воистину, Воскресе! - едиными усты отозвался битком набитый храм.
   Священник произнес еще несколько раз: «Христос, Воскресе!», после чего, в центр храма вышли монахи с иконами и хоругвями, и двинулись на выход. Вслед за ними двинулись священники в пасхальных облачениях. Начался пасхальный крестный ход…
   Среди огромной толпы идет и Всеволод, прикрывая рукой огонек свечи.
   - Христос, Воскресе! - раздается возглас под открытым небом.
   - Воистину, Воскресе! - последовал, едиными усты, громогласный ответ.

   …В другом крестном ходе, вокруг приходского храма, идет со свечой Дарья. И, то же, священник возглашает под открытым небом: «Христос, Воскресе!»
   - Воистину, Воскресе! - отвечают прихожане.

   - Христос, Воскресе!
   - Воистину, Воскресе! - раздается перекличкой, то в монастыре, то в приходском храме.
   - Христос, Воскресе!..

   …Рано утром, Всеволод, одетый в простую черную куртку, с брезентовым рюкзаком за спиной, с посохом в руке, приблизился к закрытым монастырским воротам и, сняв черную шапочку, осенив себя крестным знамением, сделал поясной поклон.
   Затем, поднявшись на взгорок, откуда открылся вид на замершую в молчании Оптину, снова поклонился монастырю. Постояв немного, прощаясь с обителью, Всеволод вздохнул, после чего  решительно направился вниз по дороге. Странник сосредоточенно творит молитву. И теперь, в его обрамленном бородой лице просматриваются черты, уже не юноши, но – мужа.
   …Странник идет по дороге мимо зеленеющего леса. Он с улыбкой смотрит на пробуждающуюся природу, и откуда-то из глубины зазвучала песнь:

В краю берез и сосен вековых,
Что помнят Рюрика, и помнят Синеуса,
Нам небеса промолвят акростих,
И души заберут в свои союзы.
Ломая камень выветренных скал,
На горных склонах возрастают сосны.
И, понимая – ты полжизни спал.
Впервые Бога о спасенье просишь слезно.

   Всеволод движется уже вдоль зеленого поля. На нем только темный кафтан. Куртка пристегнута к рюкзаку. Лицо обветрено. На голове уже нет шапки – только темный поясок. Путник уверенно опирается на посох, двигаясь по обочине.

Ночных реалий торжествует мгла.
Сгорает мир в агонии неона.
Но, черный морок гибельного сна,
Разрушен будет колокольным звоном.
Вдруг понимаешь – наконец обрел,
Свой адамант немеркнущей надежды.
Но, только – рядом кто-то не дошел.
И навсегда погиб по тьме кромешной.

   Всеволод идет с посохом в руке, в рубашке-косоворотке подпоясанной бечевой. Вокруг зеленеют луговые травы.
.
«Хлеб наш насущный – Боже, даждь нам днесь».
И перед жатвой, нива побелела.
Готовят серп жнецы, ты ж – сей благую весть.
Зерно озимых – да пребудет целым.
В краю берез, и сосен вековых,
Что помнят Рюрика, и помнят Синеуса,
Нам небеса промолвят акростих,
И души заберут в свои союзы.

   Внезапно, на противоположной стороне дороги останавливается белая иномарка. Из ее окна выглянул водитель и, махнув рукой, пригласил подойти к себе Всеволода.
   Всеволод, огляделся и, убедившись, что на трассе нет машин, подошел к автомобилисту. В следующую минуту, смущение и удивление отразились на лице путника, но водитель продолжал приветливо улыбаться.
   - Не узнаешь меня, странник?
   - Узнаю, - смущенно отозвался Всеволод, - прости меня Григорий. Я тогда всю свадьбу тебе испортил.
   - А-а, ты об этом, - водитель недовольно махнул рукой, - прав ты был, на двести процентов. Выгнал я ее.
   - Как? - на лице путника отразилось удивление.
   - Элементарно. Два раза застукал. Всё, говорю, дорогуша – гуляй. Полностью свободна.
   Услышав новость, Всеволод скорбно покивал.
   - И, что же, домой поехала? - осторожно вопросил он.
   - Да-нет, видел ее недавно в ресторане «Прага», окучивает одного старпера из богемы. - Взглянув же на погрустневшего Всеволода, рассмеялся: «Да, я не переживаю! А, ты значит, все так и странствуешь?»
   - Выходит, так, - отозвался Всеволод, - только не как тогда. По другому.
   - Вижу, - оглядев живописно облаченного путника, отозвался Григорий, - знаешь, хочу тебе чуть-чуть пожертвовать.
   Всеволод сделал протестующий жест, но бизнесмен уже протянул ему три тысячи рублей: «Возьми, а то обижусь!»
   - Спаси, Господи, - неуверенно ответил путник, после чего взял деньги, - запишу тебя в свой помянник.
   - Запиши, - грустно вздохнул бизнесмен, - жизнь вдруг по другому пошла, а как понять, пока не знаю. - Григорий вздохнул и, вглядываясь вдаль, замолчала на мгновение. Но, затем, бодро взглянув на путника, добавил, - если честно – рад, что встретились. Поговорил, и как-то легче стало. - Григорий грустно улыбнулся и, кивнув на прощание, добавил: «Помогай Бог, в твоем странствии».
   - Помогай, Бог, - отозвался Всеволод.
   Водитель нажал на газ, и машина, дав старт, быстро покатилась по трассе.

   Всеволод перебежал на другую сторону дороги. Навстречу ему шел другой путник. По мере приближения, радостное удивление озарило лицо Всеволода.
   - Какими судьбами, брат? -  возгласил он, останавливаясь, - узнаешь меня Николай.
   - Да, как-будто, - отозвался путник. Сей странник был одет не совсем обычно для пешего паломника: костюм велосипедиста, спортивный рюкзак за спиной, в руке – велосипедная каска. Вдруг его лицо озарила улыбка: «Я, кажется, дарил вам томик стихов, прошлым летом?» - окающе, растягивая гласные, отозвался он.
   - Совершенно, так, - отозвался Всеволод, - вот, только сама книжка не сохранилась. А иконка, вот, - он вынул из-за пазухи ладанку и показал находящуюся в ней иконку свт. Николая.
   - Хорошо, я рад, что иконка сохранилась, - произнес он, но, вдруг лицо его омрачилось и Николай посетовал, - А, я вот, впал в искушение, - украли все, кроме личных вещей.
   - Да, печально, - посочувствовал Всеволод, - а, сам ты откуда?
   - Из Вологды, - с окающим акцентом отозвался велосипедист.
   На лице Всеволода отразилось борение, но в следующий миг он решительно произнес: «Если хочешь, пойдем ко мне домой. Скорым шагом, дойдем за два дня».
   - Нет, видимо мне пора возвращаться, - покачал головой велосипедист, - это, явный знак.
   - Мне, то же, - вздохнул Всеволод, - видимо, пора. - И, вдруг, что-то вспомнив, вытащил из кармана аккуратно сложенные три тысячи рублей: «Вот, возьми! Чем, могу!»
   - Нет-нет, - отшатнулся велосипедист, - зачем мне столько?
   - Возьми, обижусь, - уже решительно произнес Всеволод, после чего, нечаянный друг взял деньги.
   - Спасибо. Когда смогу, отдам,
   - Хорошо, - Всеволод безразлично кивнул, - до Вологды тебе как раз хватит. А я, тут рядом совсем.
   Путники разошлись и, отойдя на несколько шагов, вновь поклонились друг другу.

   Всеволод вновь пошел по трассе. В этот момент зазвучала песня «Скульптор облаков»:

Все изменяется, прошла пора оков.
И небо чистым делает на свете,
Кочевник вечный, скульптор облаков.
Погонщик стад небесных ветер.

   Рядом останавливается грузовик, и водитель спрашивает: «Подвезти?»
   - Спаси Господи, - отзывается Всеволод, - я тут недалеко живу, - он взобрался на подножку, - меньше ста километров осталось.
   - Ну, тогда, садись.

Предначертанье: «Каждому свой путь!
Тебе затвор. Вам – дальняя дорога». –
Прими как крест, и – бойся отвернуть,
С путей, ведущих в отчие чертоги.

      Всеволод с радостным видом смотрит на пролетающие мимо поля и леса.
      - Странствуешь? - вопросил Всеволода водитель и с улыбкой взглянул на него.
      - Да, это странствие завершилось. Потом, будет другое. Вся жизнь – странствие.
   Водитель понимающе кивнул, и вновь устремился взором на дорогу.

И, даже слыша: «С Богом – проходи!» -
Терпя тесноты «странных приключений»,
Ты, в этот мир неси слова любви.
Слова любви, а не изобличений.

Все изменяется, прошла пора оков.
И небо чистым делает на свете,
Кочевник вечный, скульптор облаков.
Погонщик стад небесных – ветер.
 

                XVII
   Всеволод зашел во двор родного дома, с благоговением оглядел дом с резными наличниками, притворил калитку, и перекрестившись, подошел ко крыльцу. Поставив у перил посох, вошел в сени.
   Постучав в дверь, Всеволод вошел в дом.
   - Кто там? - раздался из соседней комнаты немощный голос.
   - Это я, мама, - негромко отозвался Всеволод и, сняв рюкзак, поставил его в угол.
   - Сынок, - раздался радостный возглас. В следующую секунду шторка отодвинулась и Всеволод поспешил навстречу матери.
   - Вернулся, - радостно запричитала она, прижимаясь к груди сына. - Изменился то как. На деда своего стал похож, с бородой. Ой, даже голова закружилась.
   - Садись, мама, присядь, - Всеволод заботливо усадил мать на табурет, - я вернулся, мама. Совсем вернулся.

   Дарья, одетая в длинный русский сарафан, стояла у плиты и готовила обед. Внезапно, у раскрытого, завешенного марлей окна, со стороны соседского огорода, показалась Антонина, и постучав о стекло, отодвинула марлевую занавеску.
   - Здравствуйте, теть Тоня, - приветливо отозвалась Дарья и подошла к окну.
   - Слышь, Дашь, чего-то скажу, - возбужденно произнесла Антонина и заговорщически оглянулась, - Сева то, я слышала, приехал.
   - Как? 
   - Точно, мне Марья Петровна только сейчас сказывала.
   - Ой, что же делать, теть Тонь? - плаксиво отозвалась Дарья.
   - Да, беги ты, непутевая! - со строгостью прикрикнула соседка, - с посохом пришел, в косоворотке, борода во всю грудь. Словно и не наш Сева.
   - Ой, теть Тонь, помолись ты за меня, дуру, - вновь всхлипнула Дарья и, порывисто выключив газ на плите, устремилась к выходу.
   Надев на ходу, упавший на плечи платок, Дарья выбежала во двор. Из калитки, ведущей в огород, вышла мама с пучком зелени в руках. Дарья крикнула на ходу: «Мама, я сейчас! Обед сварился! Приду скоро!» - после чего выскочила за калитку и побежала вдоль улицы.

    …В этот момент зазвучала мелодия «Царевны-лебедь» в инструментальном сопровождении.

   Всеволод стоял на коленях перед матерью, сидевшей на кухонном табурете.
   - Прости меня, мама, - произнес сын, глядя матери в глаза, - много я тебе огорчений принес.
   - Все, что Бог ни делает, все к лучшему, - отозвалась мать, ласково улыбаясь, и погладила сына по голове, - совсем взрослый встал.
   - Неправильно я жил мама, неправильно. Многое за этот год передумал и многое решил. Кем буду, теперь один Бог ведает. Но, может быть, землю возьму. Может быть священником стану. Может быть, буду песни писать, но… другие. А может быть, и первое, и второе, и третье вместе. Не знаю. Но, жить буду иначе. Это, совершенно так.
   - Вот, и ладно сынок, вот и ладно, - ласково отвечала мать, - а Бог, он все устроит.

  …Дарья, запыхавшаяся, подбежала к дому Всеволода и торопливо накинула на голову, упавший на плечи платок. Остановившись у крыльца, осенила себя крестным знамением. Войдя в сени, воздела «очи горе» и беззвучно прошептала молитву. После этого робко постучала в двери и напряженно вслушалась.
   - Кто там? - вопросила мама Всеволода, и их лица обратились к двери.
   В следующий миг дверь приоткрылась и у входа предстала разгоряченная от бега Дарья. Она прикрыла за собой дверь, и робко взглянув на Всеволода, остановилась.
   Всеволод и мама поднялись. Гамма чувств отразилась на лице Всеволода.
   - Здравствуйте, Мария Васильевна, - произнесла Дарья едва слышно, и затем, к Всеволоду, чуть заикаясь, - здравствуй, Владик.
   - Здравствуй, Даша, - глухим голосом отозвался Всеволод.
   Мама, все поняв, отошла за спиной сына, в свою комнату. Постояв недолго, она полностью задернула шторку.
   - Я-а, ждала тебя, - вновь, чуть слышно, трепетно произнесла Дарья, и на глазах ее блеснули слезы. Она быстро отерла глаза уголком платка, отчего тот снова скатился ей на плечи.
   - И я, то же, шел к тебе, - глухим голосом отозвался Всеволод, и по лицу его тоже пробежал трепет, - прости меня, за то, что шел так долго.
   Дарья закусила губу и покивала, едва-едва.
  В их лицах горели трепет и любовь. Они стояли молча, в разных концах комнаты и с трепетом смотрели друг на друга, словно не узнавая, и вместе с тем, узнавая себя.

   Над городом с ярко-горящими куполами церквей, взлетела голубиная стая, и под инструментальное сопровождение «Царевны-лебедь» голуби полетели ввысь, к белесым перистым облакам, оставляя далеко внизу старинный патриархальный город.


                7 апреля 2014 года.