Душевная лапа

- Это ли, не любовь, Антонина Павловна?


Роберт подрыгивая, как заново завезенный на гарнир лев из большой поварской книги, глубоко поник над губами Антонины Павловны, извергая пламя фыркающего, пирующего на всю монету славного морфиниста.


Галантный всплеск в глазах Роберта лужей бережно, и отрадной и юной, но конной слезой спился взахлеб, будто в самом деле наездник скачущий по отрывкам пешеходной полосы в дебрях Гагр.


Роберт вытянувшись опрятной шеей, конвульсивно ополоснул недра Антонины Павловны в своих сморщенных пушках губ и за полымя чеку дернул на щеках.

Рвануло страстной пеной, и даже хохолок из под заплешин, с цветущей агнцем, да на голове панамкой, да так выщерблено и канул в устье Антонины Павловы.

И сидр зажурчал посредственно поодаль в мухах серебрясь.


Антонина Павловна лизнула контрастно Роберта в чуп, подмыв слюни одна за другой, и потекли они у Антонины Павловны и голос жены Роберта восторжествовал оковами, и глубоко въелся иноком в уши:

 "Опять, хамски собаку развлекаешь, круасанов бы лучше накрутил с вензелями".