Родовое древо

- Вот, мам, смотри, что тут написано, - сквозь шум воды послышался призыв ребенка.

Наташа оторвалась от раковины с недомытой посудой и, вытирая руки о передник, пошла в комнату дочери. Взяла заинтересовавший девочку журнал  и начала читать.
«Связь между живыми и умершими никогда не прекращается. Весь род человека наблюдает за его земной жизнью и оберегает сложный путь своего потомка, расчищая на нем преграды и предостерегая от ошибок…»

- Так, и что ты такое читаешь? – Наташа в сердцах свернула журнал. – Что за бульварщина такая? Где взяла?

- Ну ма-а-ам… - затянула 12-летняя Александра – это Анькин журнал, отдай. Мне его вернуть надо.

- Нашли, что читать. Сама Аниным родителям передам. Вместо учебы или нормальной классической литературы – вот такое! Ты на что надеешься? Что умерший дедушка тебе контрольную по алгебре поможет решить или за тебя на занятия сходит? Не будет этого, и никакая эзотерика и мифы не помогут ни тебе учиться, ни мне зарабатывать и тебя растить. Нет у нас с тобой никого, нечего ни на кого рассчитывать, – последние слова Наташа произносила с трудом, смахивая вдруг набежавшую слезу.

- Мам, ты что? Плачешь? – Сашка удивилась, как такой интересный журнал мог расстроить его маму.

- Да нет, ничего. Пыль из твоего журнала в глаз попала. Вот видишь, от этой бульварной литературы одни неприятности. Спи лучше, завтра трудный день и у тебя, и у меня.

Потушила свет, закрыла дверь в детскую комнату. Домыла посуду, убрала продукты, выключила   свет на кухне. Добрела до ванной комнаты, умылась, посмотрела в зеркало. Из зазеркалья на Наташу глядела 35-летняя женщина с уставшими заплаканными глазами. «Нет, это не я. – пронеслась мысль, - я красивая, сильная, всемогущая и вообще. Просто надо выспаться».

Так заканчивался очередной день, а вместе с ним и очередная осень очередного года.

-2-

Род Владимировых собирался в довольно большом отрезке времени-пространства. И то понятно; семья разрослась огромная за столько веков, выслушать всех надо: у каждого поколения рода свой правильный ответ имеется, а выбрать требуется лишь одно направление для потомков. Споров и ссор хвастало, но как-то улаживали. Недаром же род до сих пор существовал и местами процветал. Даже в основном процветал и здравствовал в благополучии, чем и гордились всей семьей.  Но вот именно сегодня до старейшины рода Владимировых долетел плач отчаяния, чему услышавший немало удивился. Как так? Еще недавно всех просмотрели сверху, все проверили – и все было хорошо у ныне живущих. Надо было разбираться.

Пространство заполнилось всеми членами семьи с незапамятных времен, когда старший рода Владимировых начал свою речь:

- Не пора ль нам, братья и сестры, начать вече сие, да слово молвить о душе потерявшейся, взывающей к нашему взору.

- Опять дед завел свою шарманку. Пока всю летопись временных лет не прослушаем, к делу не приступим – раздался из дальнего угла собрания возмущенный ропот вновь преставившегося Василия Владимирова.

Надо сказать, что этот вновь прибывший в родовую обитель Василий всю свою земную жизнь отличался норовистым характером. Да еще и земная привычка командовать пока не давала возможности приобщиться с надлежащим почтением к слову предков, что немало раздражало всю семью. Чего только родичи, старающиеся приструнить молодого родственника, ему не пеняли: и то, что при жизни никого из старших не слушал, потому достучаться роду до него сложно, и что молодился всю жизнь (или «немногим за 50», или в крайнем случае «нет еще 60» -  это когда земная жизнь перевалила за седьмой десяток), и нежелание жить заботами семьи (сам вырос, и они вырастут), да и саму смерть припоминали – кому еще из рода Владимировых случилось так глупо погибнуть, катаясь на горных лыжах в возрасте за семьдесят в труднодоступных местах французских Альп? – нелепая кончина возмущала весь род.

Старейшина, и в этот раз готовый было в лучших традициях речей древних народных вече сказать слово об услышанной проблеме сородича, осекся.

- О твоих, между прочим, проблемах пойдет речь, потомок ты наш необузданный, – решил перейти на более современное изложение глава рода. – Твоя дочь к нам даже не взывает – не верит в единство семьи, и бьется в одиночестве над судьбой своей нелегкой.

- Я то что? Сама создала проблему, сама пусть выкручивается. Я ж не наседка. При жизни все дал: жилье есть, образование престижное получено, на работу устроена. А дальше – сама. Внука не я ей говорил заводить, да и отца внуку не выбирал. Так что без претензий.

- Слышали, уважаемые сородичи? Теперь понятно, почему веточка древа нашего, кровиночка наша высыхает в безверии да одиночестве! Нет в ее окружении ни тепла, ни заботы, ни любви…

- Ну вот, опять затянул! Любовь-забота-тепло – это все к маме. Я ж – отец. С меня спрос другой.

- Да где ж взяться матери-то, когда ты ее, голубушку, похоронил уж пятнадцать годков назад, а до этого развелся с женой - красавицей, потому нет её на нашем общем сборе семейном– тем и пользуешься! – раздался голос родственницы женского пола.

- Ты, тетка Марфуша, говори, да не заговаривайся. Красавица – оно конечно, но вот понять должна была ненаглядная эта, что уж замужем, а не за папенькиной спиной, так нечего капризничать! Вела б себя посговорчивее, так была сама жива-здорова, да и сиротинушка ваша может лучшую долю получила. Так что нет моей вины. А отошла в мир иной (то есть наш мир – никак не привыкну) моя жена, так дочь наша уж к тому времени подросла – целых 20 лет исполнилось. Я в ее годы… - разошелся было Василий.

- Это ты дочке про «я в твои годы» рассказывай, - взъелась тетка Марфуша, - а я помню рассказы твоей матушки про эти самые годы, да к кому и с чем ты плакаться приезжал, да как с бедой  возвращался в дом отчий! Что молчишь, Аглая, подтверди! – призвала на свою сторону Марфа сестру, мать Василия.

- Воспоминания – вещь нужная, но не конструктивная, - вмешался в начинающуюся было перебранку родственник в военной форме царской армии времен Николая II, в земной жизни носивший имя Александр, - девочке надо помочь, надоумить, что к чему. Нашего она рода, с нас и спрос. Мы тот земной путь прошли, знаем все «подводные камни», ей же подсказать некому. Ближайших земных родственников она не знает (Вам спасибо, вновь преставившийся Василий), так надо пристальнее за ней понаблюдать, помочь где надо. Нам сверху виднее.

- Что ж ты предлагаешь, Александр? – старейшина также решил перейти к решению проблемы родственницы, потому обратился к родственнику-военному.

- Ой, да что тут предлагать-то?.. – влезла звонкая тетка Марфуша, - мужика девке надо найти, достойного нашего роду-племени, надежного и работящего, такого как мой…

- Стоп, Марфа, не до воспоминаний сегодня, - прервал разошедшуюся было по волнам памяти родственницу военный Александр, - а в целом предложение конструктивное. Кто поддерживает?

По собранию прокатился одобрительный гул.

- Если все согласны, то решено – подвел итог старейшина рода, - ответственным за выполнение назначим тебя, тетка Марфуша, раз сама предложила решение. Выбирай себе помощников, договаривайтесь о деталях. Ну а если что – то наш род и великий Род вам в помощь.

На том и разошлись.

-3-

Светать еще даже не начинало, а будильник надрывался от звона. «Ещё пять минут» - пронеслось в наташиных мозгах, но обязательства нового дня начали наваливаться: НАДО встать, собраться, приготовить завтрак, разбудить дочь, проконтролировать сбор в школу, выйти вместе и после незаметно проследить, как дошла (заметит – обидится). Алгоритм утренних действий сработал лучше холодного душа. «Мы бодры, веселы!» - уговаривала себя Наташа, шлепая босыми ногами на кухню.

Утро закончилось по давно отработанному плану. Прошло меньше часа, и мама бежала на работу, оставив Александру на попечении школы.

Впереди Наталью ждал очередной рабочий день, не обещавший никаких неожиданностей. Как всегда, дежурная улыбка при встрече с коллегами, вежливо-безынтересный обмен новостями из личной жизни обитающих офиса под утреннюю чашку кофе, и – здравствуй, компьютер. Голову удастся поднять только ближе к обеду. Безвкусное варево столовой, способное утолить первый голод, снова чашка кофе и снова компьютер – уже теперь до вечера. Обычный день офисного клерка. Существование от понедельника до пятницы, от аванса до зарплаты. На сносную жизнь двоих Владимировых – мамы и дочери - хватало, и на том спасибо.

«А что делать? - настраивала себя Наташа на трудовые подвиги, - кушать хочется три раза в день, и не столько мне, сколько дочурке. Я бы конечно гречкой или макаронами какими дешевыми обошлась, да поискала бы работу интереснее, но Сашка, растущий организм, требует мяса и витаминов. А одежды-обуви сколько она требует?!! Так что «соберись, тряпка» и вперед к новым трудовым вершинам!
 
Правильнее конечно сказать – к равнинам, потому как движение вверх, похоже, в ближайшее время не предвидится. Ну ничего, и этого заработка пока хватает, справимся. Справлялась же до сих пор, 12 лет как справляюсь, и еще столько же смогу. Ничего-ничего, «революционный держите шаг, неугомонный не дремлет враг» - Наташа перешла на ритм марша под строки Блока. Еще полкилометра пешком – и здравствуй, рабочий аквариум с офисным планктоном.

Наверное, Наташа слишком задумалась, что не заметила давно знакомые ступеньки подземного перехода. А может просто подморозило неприглядным ноябрьским утром, и ноги понесло в ускорении свободного скольжения. Какая бы ни была причина, но результатом стало довольно жесткое падение с лестницы.

«Кажется, здорово испачкалась», – мелькнула первая мысль расстроившейся Натальи, неуклюже растянувшейся посреди не сильно чистого подземного перехода.
Вокруг упавшей начали собираться люди. Мужчины помогли встать на ноги, женщины суетливо интересовались здоровьем упавшей.

- Да, спасибо, все нормально, - и Наташа попыталась отряхнуться. Только тут поняла, что оказывается нормально не все. Резкая боль в руке заставила громко вскрикнуть, остановив начавших было расходиться неравнодушных граждан.
Свет потух, вокруг запрыгали мерцающие искорки. «Красиво», - мелькнуло в Наташином уплывающем сознании. Уже сквозь пелену вновь осевшая на асфальт Наталья слышала, как окружающие пытались сами поставить диагноз пострадавшей руке, наконец у кого-то мелькнула разумная мысль о вызове скорой помощи.

Набрали телефон экстренного вызова, прислонили не до конца потерявшую сознание Наташу к стенке подземного перехода, несколько раз наказали никуда не уходить, дождаться «скорую», и разошлись. У всех свои дела, особенно ранним рабочим утром.
Сколько прошло времени – сложно сказать. Пешеходный переход опустел, скорой все не было. Наташа попыталась было сконцентрироваться на срочных рабочих делах (что не сможет сделать сегодня, и кому это перепоручить), но мысли путались. Сквозь мерцающее сознание пробивался какой-то потусторонний диалог:

- Ну зачем так-то радикально надо было?

- А как с ней еще? Упрямая же, даром что Владимирова!

- Да нежнее как-нибудь, девочка же! Подвести там, подтолкнуть прям к нему легонько.

- Вот уже подтолкнули, сейчас прямо за руку и приведем к нему. Не волнуйся, все идет по плану.  Зато будет больше времени для знакомства.

«Все. Схожу с ума. Вот и голоса стали мерещиться.» - как-то совсем спокойно подумалось Наташе. Но в переход уже спускалась бригада врачей, и мысль о сумасшествии развить не удалось.

-Да, нашли женщину, забираем, - и уже к Наташе – где болит, что случилось?

- Упала, болит правая рука. Кажется, перелом.

- Идти сможете? – Наташа кивнула, - двигаемся в сторону машины. Аккуратно, ступеньки. – две женщины в белых халатах довели травмированную до кареты скорой помощи, помогли забраться.

- Аккуратно снимаем куртку. – Наташа попыталась выполнить команду, но резкая боль опять заставила поплыть сознание. – не волнуйтесь, мы сами все снимем, – и медработники приступили к раздеванию пациентки.
«Как маленькая, в яслях, - Наташа все еще продолжала наблюдать себя немного со стороны, - тетеньки разденут и помогут, а я буду хорошей и послушной» - эти мысли почему-то успокаивали.

Правая поврежденная рука представляла нечто сюрреалистично изогнутое: приверженец Дали наверняка бы оценил неестественно-красивый изгиб, плавность еще недавно строгих линий и мягкость жесткой материи. Работницы скорой не обладали художественным вкусом. Полистав какие-то свои медицинские картинки с описаниями, они достали абсолютно неживописную картонку, сложили из нее страшное, но, как оказалось, достаточно приемлемое крепление для сломанной руки, привязали картонку к Наташе, испортив художественный порыв природы.

«Некрасиво», - мелькнуло в бредовой наташиной голове.

Медработницы заметили обижено сложившийся гармошкой нос и блаженно-недовольный взгляд пациентки, переглянулись и спешно наполнили шприц каким-то лекарством. Потом на всякий случай привязали саму Наташу к сиденью салона скорой помощи.

И хорошо, что привязали. Наташа терялась в пространстве: боль прошла, клонило в сон. Сквозь полудрему она слышала, как ставят предварительный диагноз (перелом со смещением), как запрашивают больницу, как ждут ответа диспетчеров.
 
- Все-все, уже едем, не волнуйся. Сейчас доктор тебя починит – успокоила одна из фельдшеров.

Но Наташа была спокойна. Рабочий день потерян, а покормить ужином дочь она еще успеет. Ничего страшного. И задремала.

-4-

Андрей Захарьин всю свою жизнь стремился к идеалу в любой сфере: в школе был отличником и первым спортсменом, потом поступил в один из самых престижных институтов страны – Первый медицинский (можно было и во Второй, тем более детишек лечить хотелось, но это же не первый!), после вуза – ординатура, аспирантура, защита кандидатского минимума. Вся учеба сопровождалась не только конференциями и научными работами, но и подкреплялась практикой. Андрей Захарьин, потомственный врач и талантливый хирург, нашел себя в травматологии. Объяснение выбора было довольно простое: его прапрадед, столбовой дворянин, заслуженный профессор университета, основатель клинической школы, почётный член Императорской Академии Наук, врач-терапевт Григорий Антонович Захарьин, допущенный к телу самого государя-императора и его многочисленной семьи, кажется только травматологией никогда в серьез не занимался, а значит потомку выдающегося врача каждый час оправдывать фамилию не приходилось. Но груз родословной все равно сказывался. Пусть не всем (мало кто помнит талантливых врачей), но самому себе точно надо было доказывать, что достоин рода, что не хуже предка, что добьется высот и т.п. Да и родители Андрюши всегда чуть что, сразу вспоминали любимую присказку «вот дедушка бы…». Скорее всего, знаменитый предок и половины того не делал, что приписывала ему семья. Но легенда есть легенда, и носителям таких корней надо всю жизнь существовать «на цыпочках», что и приходилось делать Андрею с молодых ногтей.

Сегодня врач-травматолог одной из ведущих городских больниц Андрей Захарьин преследовал сразу несколько целей: довести до идеала новую методику лечения переломов (ближайший год), написать докторскую по этой новой методике (ближайшие год-два) и занять кресло главного врача больницы (ближайшая пятилетка). Каждый час, каждая минута в сутках были посвящены достижению поставленных целей. Андрей пропадал в больнице: оперировал, наблюдал больных, в свободное время читал специальную литературу, забывшись с книгой или журналом на диване ординаторской, писал за рабочим компьютером свои статьи об исследованиях, и покидал огромную территорию городской многопрофильной больницы лишь ради участия в научных конференциях по своему профилю, а в основном почти каждый день дежурил не только по своему отделению, но и как главный дежурный администратор всей больницы.

Нет, Андрей не был бездомным. Дом конечно существовал в полном соответствии с общими представлениями о престиже: квартира в приличном районе недалеко от больницы, отделанная со вкусом и согласно последним дизайнерским модам. Вот только идти туда не хотелось, потому как в этом идеальном доме было пусто. В студенческую пору увлекся было однокурсницей, но побоялся оформить отношения, так как понимал: пойдут дети, надо будет содержать их и жену, а значит браться за различные подработки, времени на науку и карьеру не останется, звучная фамилия не заиграет в новом времени. Сегодня же, когда студенческий страх остался позади, все девушки, достойные по мнению Захарьина его рода, давно обзавелись мужьями и детьми. Конечно, случались среди больничных будней различные практикантки и даже, что уж там, медсестры (не евнух и не аскет, ничто человеческое ни чуждо), но ничего приличного, чтобы зацепило надолго и всерьез, уже не попадалось. Может и прав классик, «с годами гаснет жар в крови…». Даже мечтать о собственной семье перестал. Потребность в общении с детьми восполняли двоюродные племянники, остальное заслоняла работа.

Привык Андрей к одиночеству настолько, что с трудом представлял чужое присутствие в своей идеально чистой квартире. Нет, Андрей Захарьин сам не наводил порядок в доме. Дезинфекцию в его жилище проводили подружки-медсестрички: даже не просьба – намек уважаемого красивого статного холостого доктора (сложно сказать, что больше срабатывало) выполнялась всегда с радостью и особым рвением.

Одна лишь только мама Андрея убивалась о том, что не увидит внуков. Каждый раз, когда почтительный сын навещал родовое гнездо, после пары дежурных фраз о погоде-природе, работе-карьере разговор так или иначе переходил к матримониальному статусу Захарьина-младшего. Мама была тактична, настаивала на женитьбе не громко и не выраженно, а как-то по-тихому прося теперь уже о чуде в судьбе замечательного сына. То ли дело отец, который мог до крика и хрипа настаивать на знакомстве сына то с одной приличной девушкой, то с другой - дочерью каких-то друзей. Андрей, немного поспорив с отцом, сдавался. Шел на свидание, дежурно-вежливо дарил цветы очередной претендентке на место жены, вел в приличное кафе или на выставку чего-нибудь, говорил даме комплименты, провожал до ее дома, у дверей подъезда галантно целовал руку, отказывался от чашки кофе и уезжал к себе. Потом не звонил, никуда не приглашал, звонившей отвечал всегда выручающее «очень занят», что в принципе было правдой. Требование отца каждый раз было выполнено, звонившие спустя различное время прекращали надоедать, и до очередного плана отца Андрей оставался предоставлен самому себе.

Теперь об этих многочисленных попытках Захарьин-младший вспоминал лишь на кладбище, когда в Родительское сопровождал матушку к отцу на могилу. Папа умер, так и не дождавшись исполнения сыном своей воли.

Нынешний день врача-травматолога Захарьина не предвещал ничего необычного, обещая быть легким, так как по плану операций не значилось. А что дежурство – так они почти каждые сутки, уже привык и не знал, чем себя занять в редкие выходные дома.
Обход отделения травматологии подошел к концу, когда из приемного отделения больницы поступил вызов дежурного травматолога. Предварительный диагноз скорой помощи: перелом правой верхней конечности со смещением. Можно не спешить. Пока медсестра приемного покоя заполнит карту, опросит пострадавшего, снимет копии документов, отправит на рентген и т.п., пройдет не меньше получаса. Есть время размять руки.

«Интересно, что сегодня проорут…» - усмехнулся мысленно Андрей. У доктора Захарьина было некое хобби – собирать коллекцию фраз, произносимых пострадавшими в момент вправления смещенных переломов. Чего только пострадавшие в минуты резкой боли не выдавали, Козьма Прутков позавидовал бы. Чаще всего правда вылетали банальности пополам с матом и воем. Но случались и интересные варианты. Кто-то обещал убить начальника, кто-то желал «всего доброго» другу – виновнику происшествия, иногда произносились такие несочетаемые слова, что даже сам больной не мог понять, что он такого сказал – вопрос скорее для психоаналитика. С такими мыслями Андрей Захарьин неспешно спускался в кабинет дежурного врача-травматолога.

-5-

Рука отекла и начала ныть. Видимо, лекарство, вколотое фельдшером скорой помощи, заканчивало свое действие.

«Зачем меня привезли в эту больницу? – возмущенно думалось Наташе, - неудобно расположенная, далеко от общественного транспорта, непонятно, как домой поеду. И вообще, тут кто-нибудь, кроме медсестры работает?»

Больница, в которую доставили потерпевшую Владимирову, действительно находилась вдали от всех основных магистралей и маршрутов городского транспорта, предназначенная для обслуживания в основном лишь жителей одного престижного района города. В коридорах приемного покоя почти никого из пациентов не было, в кабинете травматолога сидела лишь медсестра, которая сначала проводила Наташу на рентген, потом усадила на кушетку и стала неспешно собирать анамнез: чем болели, на что аллергия и т.д. Отвечать не хотелось. Хотелось лечь на эту самую кушетку и уснуть, а потом проснуться – и все как раньше, до падения, - и рука в порядке, и дома. 

Принесли снимок. Медсестра повертела его, причмокнула и ушла куда-то. Наташа осталась совсем одна в кабинете. Закрыла глаза, прижала руку к себе. Неизвестно, сколько так, провалившись в полусон, просидела несчастная женщина, только, открыв глаза, увидела вместо надоевшей медсестры спину мужчины в хирургической форме. Стоя лицом к окну, врач рассматривал черно-белую фотографию сломанных костей. После уверенно повернулся и густым манящим голосом произнес:

- Так, ну что ж, пойдемте, – отрыл дверь в соседнее помещение, где уже над чем-то колдовала медсестра, – присаживаемся, расслабляемся. Все будет хорошо. Успокойтесь, положите руку. Все прошло.

Голос доктора звучал гипнотизирующе. Этому голосу хотелось верить. Действительно, еще чуть-чуть, и будет все нормально. Зафиксируют гипсом перелом, и поедет Наташа домой. Мысленно уже вызывала такси, прикидывая стоимость проезда.

Быстрое движение сильных рук врача, и следом резкая боль в руке заставили Наташу вскрикнуть. В газах потемнело, на черном фоне начали включаться яркие точки. «Вот что такое – искры из глаз» - подумалось Наташе. В слух же провыла неизвестно откуда взявшуюся фразу:

- Вот мужчина, показал небо в алмазах.

Когда Наташа смогла разлепить глаза, то увидела еле сдерживающегося от смеха доктора и почти беззвучно хохотавшую медсестру. Да, таких фраз пациенты еще не произносили. Будет удачное пополнение коллекции травматолога Захарьина.

- На снимок, – только и смог выдавить доктор.

Медсестра по дороге до рентген-кабинета почему-то улыбалась Наташе, как подружке, хлопотала вокруг нее, помогая безболезненно разместить сломанную конечность.

- Сейчас пройдем без очереди. Ты главное не волнуйся, доктор у нас очень хороший. Сейчас рентген сделаем, и увидишь – все встало на свое место. Поедешь домой, а завтра - в травму по месту жительства.

Слова медсестры радовали. Травмапункт был недалеко от дома, можно забежать перед работой. Понятно, что больничный дадут, понятно, что можно вполне забыть о работе. Но только не одинокой маме с дочерью-подростком. Такая мама и за себя, и за папу в семье. Так что за себя в травмапункт, а после за папу на работу – семью кормить надо.

Врач Захарьин тем временем внимательно изучал карту Наташи, вчитываясь в собранный анамнез. В голове ниоткуда рождались вопросы, странные для врача по отношению к случайному пациенту: куда она сейчас поедет? что с ней сделают в травмапункте? Андрей прекрасно знал, какая ситуация с лечением в таких пунктах. А женщина молодая, симпатичная. Срастется что не так – будет с кривой рукой. Этого Андрей почему-то допустить не мог.  «Нет, не отпущу!» - четко сформировалось решение.

Тем временем медсестра в коридоре,  рассматривая новый снимок вправленной руки, показывала Наташе на непонятные ей кости:

- Ну вот, я же говорила! У Андрея Николаевича всегда все идеально. И у тебя видишь, как ровненько встала косточка.

Каково же было удивление больной, когда доктор не разделил оптимизма медсестры.
- Нет, я Вас не отпускаю. Во-первых, Вы поступили по «скорой», а значит будет проверка результата. Во-вторых, кость встала не идеально.

-Но медсестра сказала... – попыталась было возразить Наташа.

-Она кто? – властный голос Захарьина не оставлял никаких надежд на возражения.
- Она – медсестра, – тихо прошептала сдавшаяся Наташа.

- Вот именно. А я врач, Ваш лечащий врач, я лучше знаю, – и уже удивленно молчащей медсестре – оформляем госпитализацию.

- Мне б домой… - уже просила Наташа.

- А кто дома ждет? – неожиданно поинтересовался врач.

- Никто – почему-то грустно выдохнула Наташа, но после спохватилась – дочь сейчас из школы придет, надо хоть её предупредить, и к соседке зайти, попросить присмотреть за ребенком. Сколько мне здесь лежать? – совсем сдалась женщина.

Захарьин задумался. Ответ, подтвердивший его догадки об одиночестве попавшей в неприятную ситуацию молодой женщины, почему-то радостно кольнул сердце. Теперь назвать ей, а значит и самому себе определить срок для расставания, язык не поворачивался.

- Посмотрим, как пойдет лечение – многозначительно выдал доктор. – Сейчас можете ехать домой, но завтра в девять утра чтобы были в отделении. Без опозданий, – и спешно вышел из кабинета.

-6-

- И что это было? Мы разве так договаривались? - Тетка Марфуша с порога принялась распекать своего племянника Василия, - Девочка итак измучилась-исстрадалась, а тут отец да родную кровиночку и прям оземь кинул!

- Главное – результат достигнут. Вы б еще год за ней ходили да уговаривали в сторону от маршрута работа-дом отклониться! – защищался от тетки Василий.

- Какой там результат, - не унималась Марфа, - внучка сиротинушкой дома брошена, мамка в больнице. Соседка, дура старая, и не подумает от своих сериалов оторваться, чтоб за Александрушкой приглядеть.

- Ничего, не маленькая. Двенадцать уже стукнуло. Я в её годы… - опять сел на своего любимого конька Василий, но тетка не дала разойтись.

- Да какие там твои годы?! Что ты там особо делал? Из-под палки огород ходил поливать да от собак на крыше прятался? – зашлась воспоминаниями о «подвигах» малолетнего Васьки родственница.

- Остановитесь, родственники, - громогласно прервал начинающуюся перебранку третий участник операции по спасению рода Владимировых, военный Александр, выбранный Марфой именно за свое умение четко планировать и выбирать преимущественные цели, - стратегия у нас правильная, а вот тактика подкачала.
 
- Чем же это тактика подкачала? – возмутился Василий, - ты, дедуля, сам подумай – все сработано быстро. Познакомили с нужным человеком в первый же день начала операции по нормализации жизни моей дочери. Положительные чувства у обоих в наличии. За недельку госпитализации разовьем ситуацию, добавим романтики – и дело сделано.

- Не совсем так, внучек ты мой торопливый. Знаешь ли ты, Васька, что-нибудь про врачебную этику? Да откуда тебе знать. И век не тот, и в коммерции, где ты в основном время проводил, такого слова не разумеют. А еще напомню тебе, что толкнули мы нашу деточку в руки потомственного дворянина, радеющего за честь фамилии. Все вместе означает только одно – даже если выбранного нами Андрея Захарьина захлестнет чувство, он границ дозволенного не переступит, ни бровью, ни взглядом не даст понять, что пристрастен к пациенту. А не сможет управлять чувствами – откажется от нашей девочки совсем: и как от пациентки, и как от женщины.

- Вот что ты натворил! – всхлипнула Марфа, - Александр, что ж теперь делать? Исправлять же надо!

- Надо… - задумался Александр, - видимо, придется нам разделиться. Ты, Марфуша, ступай к соседке, что за внучкой приглядывать будет. Покажись ей приведением что ли, пригрози геенной огненной или чего уж там она, суеверная, побаивается, но чтоб смотрела за девочкой как за своей. Твое это будет место заботы. Ты, Василий, направляйся в больницу, оберегай дочь, только не толкай больше ничего и никого – нам еще одни последствия ни к чему. А я попробую наведаться к роду Захарьиных. Наш род, конечно, не из столбовых, но дворянский титул все-таки верой-правдой на войне заслужили.

На том и разошлись-разлетелись.

-7-

Пациентка Владимирова не опоздала. Все как-то само собой удачно сложилось. Не успела придумать, как уговорить соседку присмотреть за дочкой, как та сама зашла за солью и вдруг начала причитать, увидев сломанную руку. "Да как же так, да ты не беспокойся, да я сама пригляжу за дитем, перееду пока к тебе, поживу, ты ж не против?» - быстро выдавала пожилая дама, почему-то косясь на свою входную дверь. Наташа была не против, обрадовавшись внезапному предложению соседки.

Утром поцеловала Сашку, отдала соседке ключи, предварительно рассказав, что где лежит, подхватила с вечера собранную дорожную сумку и поехала в больницу.
Врача на месте не оказалось. Суетливая медсестра, оформляя вновь прибывшую больную, мимоходом заметила, что доктор в реанимации, и «вообще у нашего незаменимого доктора столько дел, что не до всяких тут ничем не примечательных рук, и могла бы в травмапункт с таким-то поехать, а не отвлекать светило от действительно сложных случаев». Приблизительно такой монолог медсестры сопровождал больную Владимирову всё время до больничной койки.

Усевшись наконец на выделенное койко-место, Наташа осмотрелась. В палате кроме нее присутствовали еще три женщины с различными переломами ног, и все три - лежачие больные. Взглянув на свою руку и сравнив себя с состоянием соседок по палате, Наташе вдруг действительно стало стыдно за присутствие в больнице. 
Вскоре начался обход. Доктор Захарьин по очереди подошел ко всем, и после к пациентке Владимировой. Осмотрел руку и поинтересовался, как устроилась. Наташа не выдержала:

- Доктор, может я все-таки домой, у меня вроде все не так плохо… - зашептала она раздавленным голосом.

- Это что еще за настроения! – прервал готовую разреветься Наташу врач, - уже всё оформили, операция назначена на завтра, сегодня анализы сдаете! Никаких домой! Я же сказал еще вчера, что не отпускаю.

Группа стоящих рядом докторов поочередно подходили смотреть на сломанную руку, на снимок и качали головами в знак согласия с коллегой. Только операция, и ничего больше.

Обойдя всех в палате, консилиум вышел в коридор.

- И чего это ты домой-то собралась? – поинтересовалась у Наташи соседка справа, древняя бабушка со сложным переломом ноги.

- Медсестра застыдила, что в больницу с ерундой пришла. Вот и у вас всех, я смотрю, серьезные переломы, а я тут только время у врачей отнимаю, - начала было оправдываться Наташа.

- Это медсестра Танька? Нашла кого слушать! – возмутилась бабуля, - да она влюблена в твоего доктора. Все здесь возрастные женщины на попечении Захарьина, а ты одна молодуха. Вот Танька и решила тебя спровадить на всякий случай. Ты не думай: раз доктор сказал, что надо – значит надо. Он у нас понимающий самый. И потом, помогать тут нам будешь, а то я и до тумбочки не всегда достать могу, а ты ходячая. Так что не спеши домой, мы давно ждали, что к нам ходячую подселят.  Меня бабой Верой звать. А тебя?

- Наташа – шмыгнула носом Владимирова.

- Лариса Витальевна – донеслось с другого конца палаты. – ты действительно, не спеши.  Баба Вера права, будешь нашими ногами. – успокоила Наташу еще одна соседка. Третья соседка одобрительно закивала.

Наталья успокоилась: может действительно так надо, да и женщинам помочь необходимо. Когда еще к ним родственники придут.

Весь остаток дня больная Владимирова в перерывах между сдачей необходимых анализов, бегала на посылках у соседок. Основным заказчиком стала баба Вера, которая почти постоянно просила «сходить до дохтура» и задать очередной сильно волнующий пожилую пациентку вопрос. Наташа послушно шла в ординаторскую, находила Захарьина, извинялась, объясняла суть и передавала вопрос, после шла в палату и пересказывала слово в слово ответ доктора, но у бабы Веры ко времени возвращения Натальи появлялся следующий вопрос, и Владимирова вновь шла в ординаторскую. Один раз доктор не выдержал - сам пришел в плату, но баба Вера как назло забыла то, чем интересовалась, а уже через пару минут после ухода лечащего врача, вспомнила, и пациентка Владимирова догоняла удаляющегося по коридору Захарьина.

Ближе к вечеру Наталью в ординаторской воспринимали как нечто неотъемлемое от интерьера. Врачи отделения подшучивали, медсестры усмехались, Андрей Захарьин же в основном отмалчивался, улыбаясь Наташе одними уголками глаз. Ближе к ночи Захарьин решил все-таки утихомирить разошедшуюся в вопросах бабушку, а заодно проводить пациентку Владимирову до палаты:

- Вера Ивановна, достаточно на сегодня вопросов. Дайте Владимировой отдохнуть перед операцией. Я ей на сегодня запрещаю всякое хождение по коридору. Да и Вам столько информации не полезно, - голос врача Захарьина звучал убедительно.

Пара фраз в сторону Наташи - До завтра, постарайтесь выспаться, - и вышел из палаты.

- Загоняла я тебя сегодня, ты уж прости старую, - лишь только врач вышел, начала разговор баба Вера, но увидела взгляд молодой соседки, провожающий доктора, и сменила тему, - что, понравился наш Андрюшка?

- Да, - отозвалась эхом Наташа, но тут же поправилась, - похоже, действительно хороший врач.

- Ой, девка, мне-то не ври. Я старая, все вижу. Он тебе не как доктор, а как мужик понравился. Одобряю. Было б мне лет поменьше, так я б отсюда только с ним и ушла. Мужчина обеспеченный, видный, холостой. Мечта, а не мужчина. Вот за ним все медсестры и вьются. Да бог с ними, с этими медичками, ты-то своего не упусти, не будь дурой, - последние слова баба Вера произносила, зевая и отворачиваясь к стенке с явным намереньем заснуть.

Наташа не стала возмущаться и опровергать предположения пожилой дамы. И воспитание не позволяло, и Вера Ивановна не рассчитывала услышать возражения от Натальи. Сама же Владимирова в тишине засыпающей палаты задумалась над словами бабы Веры. «Может, и права бабка, действительно мне Захарьин понравился не только как доктор? Да только как тут не упустить, я же не в клуб знакомств пришла, а в больницу на лечение. Что я могу сделать?» - и Наташа задумалась. Но после мысленно махнула рукой «будь что будет», и заснула.

-8-

Александру, духу семьи Владимировых, предстоял сложный разговор. Самый знаменитый из рода Захарьиных, способный повлиять на отношения потомков рода Владимировых и Захарьиных, конечно являлся великий врач, в свое время допущенный до лечения самого государя-императора. В земной жизни Александру, служившему верой и правдой сначала одному российскому самодержцу, потом другому, его сыну, довелось один раз встретиться с Григорием Антоновичем Захарьиным. Но встреча, врезавшаяся в память юнцу, только начинающему свою карьеру будущего генерала, скорее всего не отложилась в памяти великого доктора. Да и что врачу было вспоминать? Захарьин, выйдя после тяжелого рабочего дня, разразился монологом, взяв в слушатели первого встречного мальчишку-юнкера. Но юнкер той тирады не забыл. 

Говорил тогда Григорий Антонович о сыне его пациента, правящего царя Александра. Будущий император влюбился без памяти и изъявил желание жениться на особе, вполне подходящей ему по родословной, но с точки зрения генетики и продолжения рода Романовых, предвещающей полную катастрофу. И не мог ничего лечащий врач возразить, только аккуратно советовал царствующему батюшке отговорить непослушного Николя от его неправильного решения. Именно с воспоминаний о том монологе решил начать беседу Александр Владимиров.

Похоже, миссии Александра благоволили боги, ибо дух Григория Захарьина пребывал в своем наилучшем расположении.

-Да что же Вы мнетесь, голубчик, не стесняйтесь, наполните мое пространство своим присутствием, - дружелюбно пригласил Захарьин к беседе.

- Извините, что потревожил Вас, Ваше благородие, - имеется дело, требующее Вашего всестороннего изучения, - поприветствовал собеседника Александр.

- Ну же излагайте Ваше дело, милостивый государь, - благодушно откликнулся Григорий Антонович.

- Уж и вряд ли Вы припомните, Ваше благородие, только при земной жизни довелось мне, мальцу, услышать Ваши в высшей степени правильные рассуждения относительно природы брака и влияния выверенного генетически союза на последующие поколения, - Александр решил начать издалека.

- Ах, да. Давно это было… - начал вспоминать Захарьин, - а ведь послушай тогда меня царевич, и не было б в императорской семье такого больного потомка, а значит и император занялся более делами империи, не пропустил бы революции. Вот так, милостивый государь, потомство влияет на политику и в стране, и в мире. Недооценивают люди законы наследования, а зря…

- Вот и я о том, уважаемый Григорий Антонович, и наше с Вами потомство совсем не думает об этом самом законе наследования. Взять хотя бы Вашего потомка, Андря Захарьина. Уж и врач хоть куда, и человек достойный, а годы-то идут, – начал постепенно переводить разговор в нужное русло Владимиров.

- Правы, Александр Николаевич, ох как правы. Гены отменные наши, и надобно их поместить в надежную почву, чтобы не испортить, так сказать, никаким дурным наследием. Вот только где ж сыскать теперь такую достойную почву? Дворян в России извели на корню, а те что остались – скрываются, предпочитая прописывать рабоче-крестьянское происхождение. Понимаю внука, сложно ему найти пару достойную. А годы Андрея идут, что уменьшает шанс на здоровое потомство рода Захарьиных… - нахмурился Григорий Антонович.

- В том мое дело и есть, - обрадовался Александр Владимиров, - у нас товар, у Вас купец…

Но Захарьин неожиданно нахмурился, минуту вглядывался во Владимирова, а поняв, куда собеседник клонит, негодующе перебил:

- Это какой-такой товар?! Неужто, милостивый государь, Вы осмелились свой род с моим породнить?! Да мы, столбовые дворяне! Как там в народе-то говаривали, со свиным рылом, да в калашный ряд!

- Помилуйте, Григорий Антонович, уж не Вы ли утверждали, что женился бы царевич на дворовой Дуньке, родила б та ему наследника кровь с молоком, так и вся история России по другому пути пошла б. А наш товар, то есть внучка моя, тоже не без титулов: предок мой дворянство службой своей военной да жизнью праведной выхлопотал, - возмутился было Владимиров.

Но Захарьин не унимался:

- Это ж надо сравнить политическое предположение и возможность сватовства наших родов?! Нет, милостивый государь, не путайте божий дар с яичницей! Не бывать этому, и не видать Вашему роду моего благословения на союз подобный.

Александр понял, что дальше разговор продолжать не имело смысла. Захарьин еще что-то долго кричал вслед удаляющемуся Владимирову. Перечить Григорию Антоновичу было бесполезно, но в душе Владимиров все же лелеял надежду на Высшую справедливость. Род, он ведь все видит и все понимает.

-9-

Операционная была подготовлена к раннему утру. Наташа совсем не беспокоилась, полностью доверившись лечащему врачу. Тот свое дело знал хорошо, не первый год сращивая переломанные кости человеческого тела с титановыми имплантатами.
Рабочий день травматологии начался вполне обычно. Медсестры доставили в палату каталку, уложили на нее полусонную пациентку, анестезиологи уже в операционной дали наркоз, и больная Владимирова окончательно погрузилась в дремоту.

Сквозь пелену сна Наташа слышала голос Андрея Захарьина, чувствовала его прикосновения к своему не полностью отключенному наркозом телу. Всё вместе особой радостью откликалось в мерцающем сознании Владимировой, разливаясь теплыми лучиками по душе. Казалось, что даже вот так, на операционном столе, можно пробыть вечно, но только с одним условием – слышать ЕГО голос и иногда чувствовать на себе ЕГО руки. Может, это просто побочное действие наркоза настраивало на лирический лад? – пациентка особо не вдумывалась в происхождение своего полублаженного состояния. Но даже поток мечтаний когда-нибудь заканчивается.

Операция завершилась.

Ближе к концу дня доктора Захарьина пригласил на разговор заведующий отделением.

- Андрей Николаевич, хочу Вас поздравить с очередным удачным операционным днем, - сказал руководитель своему подчиненному, - Разглядываю вот послеоперационные снимки. Да, я определенно доволен Вашей работой. Только перерабатываете Вы что-то уж слишком много. Сегодня какое дежурство на неделе, уже третье? Отдыхать надо, дорогой мой, - по-отечески журил заведующий.

- Да некогда отдыхать, пациентов много, и все внимания требуют, - начал было оправдываться Андрей.

- Так пациентов выписывать надо, Андрей Николаевич, а Вы с ними нянчитесь. Никакого врачебного здоровья на всех пациентов не хватит. Вот к примеру, Владимирову сегодня прооперировали, завтра понаблюдаете – и на выписку! Что за возмущение во взгляде? Ну да, девушка симпатичная. Все в отделении заметили, как Вы за пациентку эту беспокоитесь. Даже Танечка, медсестра наша, губки поджимает. Танечке позволительно, она с Вас какой год взгляда влюбленного не отводит?! Но мы, врачи, точно знаем, что Ваш интерес к пациентам сугубо профессиональный! Ведь Вы интересуетесь Владимировой исключительно с врачебной точки зрения? Провели очередную операцию, достойную отражения в докторской, понаблюдайте для статистики, зафиксируйте результаты – организм Владимировой молодой, заживляемость должна быть хорошей. Я прав?

Захарьин только кивнул в ответ. Слова встали комом в горле.

- Ну вот и славно. Значит послезавтра на выписку больную Владимирову, под наблюдение травмапункта, оттуда потом у коллег результаты запросим. Главное -  отдыхать! Это я Вам, как начальник приказываю!  - улыбнулся заведующий в заключение беседы.

У самого потолка, в правом углу кабинета заведующего Андрею Захарьину вдруг почудился довольно усмехающийся призрак выдающегося предка, Григория Антоновича. «Вот и он то же против, - мелькнуло в голове, а после смахнул наваждение - действительно отдыхать надо. Сегодня дежурю, а завтра пораньше домой, отсыпаться!».

Андрей вышел из кабинета начальства понурый. Собственно, ведь и ничего не произошло: начальство хвалит, требует отдыхать побольше. Но на душе почему-то заскребли кошки, захотелось напиться.

Рабочие сутки закончились. Дежурство Захарьина в травматологии выдалось на редкость спокойным. Даже его Наташа (так определил для себя – МОЯ – пациентка ли?) спала крепко под действием наркотического укола, обязательного после операции.

Ночью потянуло проверить палаты больных. Глядя на спящую Владимирову, Андрей пытался определиться с чувствами: «Заведующий же прав. У меня ведь к ней чисто профессиональный интерес. Ничего нет, да и быть не может!» - заговаривал ноющее где-то в груди свое ощущение врач. Часа через два в ординаторскую заглянула улыбчивая медсестра Танечка.

- Не спится?

Устало улыбнулся в ответ. Но после продолжил диалог в игривом тоне.

- Что там, подруга дней моих суровых? Все ли спокойно в нашем королевстве? – решил окончательно убедиться в правоте заведующего Захарьин.

Татьяна просияла и жеманно ответила:

- Да, Андрей Николаевич, все хорошо. Можно расслабиться, – и подмигнула.

- Так неси, что там нам для расслабления пациенты подарили, - поддержал настроение медсестры Андрей. Дежурные алкогольные подарки сейчас были как нельзя кстати, в тон настроению доктора.

Поддавшись ему, где-то в середине ночи обнимая счастливую от нежданной нежности Танюшу, пьяный Захарьин вдруг прошептал:

- А не жениться ли мне?

Танька ошалела от неожиданно свалившейся фразы: любимый доктор наконец предложение делает! И тут же поспешно вымолвила:

- Я согласна.

Андрей скосил на медсестру удивленный пьяный взгляд. Но после отвернулся с явным равнодушием к произнесенному и к своей жизни вообще.

- Ну а почему бы и не ты, - смирился Захарьин с неизбежным, - пусть будешь ты.
Следующие дни медсестра порхала на крыльях счастья: соперницу выписывают, а её любимый доктор сделал ей предложение руки и сердца.

Наташу Владимирову на очередном обходе осмотрел дежурный врач, вынесший вердикт «выписываем!». Лечащий доктор Захарьин почему-то Наталье нигде не встречался, искать встречи  было неловко.

Баба Вера было начала распекать молодую соседку за бесхребетность да ненапористось, но без толку.

- Вот такая я несовременная, баба Вера. Ну не буду я бегать за Захарьиным, и стоять под дверьми в ожидании его не буду. Неприлично это!

- Вот потому, дурында эдакая, одна будешь век вековать! – обозлилась баба Вера на нерадивую, вдруг ставшую непослушной девицу. Но отстала и больше не досаждала просьбами.

Владимирова распрощалась с соседками по палате, вызвала такси и поехала в свою старую, накатанную годами жизнь.


-10-

Оперативное собрание духов Владимировых на этот стихийно случилось в квартире вернувшейся из больницы Натальи. Зависнув в красном углу, предки с горечью наблюдали неловкие жесты своей дочки-внучки. Наташа же из последних сил старалась недавно прооперированной рукой прибрать квартиру, приготовить обед для дочери, погладить высохшие после стирки вещи и так далее, что там еще случается у обремененной хозяйством и ребенком женщины в законные выходные. Сашка во всю старалась помогать не до конца выздоровевшей маме. Вместе как-то справлялись.

- Вот так вот… - наконец с сожалением прервал молчание старший из духов, Александр, - вроде все делали из лучших побуждений, а получилось только хуже.

- У меня с соседкой вышло полное понимание, - заняла было оборонительную позицию в предвещавшем споре тетка Марфуша, - можно опять бабульку пугануть, чтобы пришла сейчас помочь, - рвалась в бой Марфа, но не увидев поддержки родичей, смущенно замолчала.

- А ведь так все хорошо начиналось, - вздохнул Василий, - и привели куда надо. И познакомили, и чувства зародились… И так удачно баба Вера подвернулась, послушная моим указаниям, хоть и не вселяйся её тело совсем: сама поняла задачу, сама с готовностью её выполняла. Но что-то пошло не так.

- Не так… - эхом выдохнул Александр, не спеша родичам пересказывать свой разговор с духом Захарьина, - а может и не того девочке нашей выбрали в спутники… Надо бы еще раз осмотреться вокруг.  Возможно ли, чтобы не было половинки у нашей Наташеньки?! Может, проглядели того самого человека, надежду и опору? Завтра еще раз просканируем округу на предмет подходящего варианта! – не планировал сдаваться первому поражению военный Александр.

- Извините за вторжение, но хочется поучаствовать в вашем обсуждении сложившейся ситуации, так как и моего рода она касается некоторым образом, - неожиданно из небытия в эфирное пространство квартиры Владимировых протиснулся незваный посторонний дух.

Родственники удивленно оглянулись – перед ними собственной персоной предстал Григорий Антонович Захарьин, предок неслучившегося жениха.

- Чем обязаны, милостивый государь? - совсем недружелюбно отозвался Александр.

- Александр Николаевич, голубчик, не сердитесь на старика, прошу Вас. Погорячился, не подумал. А после Вашего исчезновения изучил предложение с учетом время-проживания моего потомка, и понял – Вы полностью правы, - и Захарьин оглядел квартиру Наташи Владимировой, - и девочка Ваша ровня нашему роду, особенно по современным реалиям, и приданое у неё имеется – не бесприданница какая, не то, что эта…

- Какая такая «эта»? – зацепился за брошенное невзначай Захарьиным слово папа невесты Василий.

Захарьин понял, что проронил лишнее, только деваться было уже некуда. Да и эмоции переполняли, хотелось высказаться.

- Прошу вас, друзья мои, помощи и участия в судьбе моего рода, - начал Григорий Антонович торжественно, - Александр Николаевич, еще раз прошу простить и забыть все сказанное мной ранее по поводу Вашего предложения.

Духи Владимировы переглянулись, поняв момент провала так тщательно спланированной операции, но ничего не сказали, испугавшись спугнуть вероятного спасителя.
Тем временем Захарьин продолжал:

- Пропадает праправнук мой, Андрей Николаевич Захарьин, тот самый лечащий врач вашей девочки. Уж не знаю, вы ли это подстроили, или действительно божественное провидение, только вижу, что влюблен он в вашу Наташу, но профессиональная этика и семейная гордость не позволяют даже вида подать о своих чувствах. Но откуда знать о морали, и границе дозволенного этой девке-выскочке, медсестре Татьяне! Окрутила-опоила моего мальчика, под венец тащит. Андрюшенька – мальчик, воспитанный в старых традициях, брякнул с похмелья согласие на брак, а теперь от слов отказаться не может. Эта девка безродная и рада воспользоваться. Не видит совсем несоответствия: ни по роду не подходит, ни по образованию, ни приданым похвастать не может. Предки её ко мне представляться не прилетали, что совсем плохо. Мальчик мой все это чувствует, не по нутру ему предстоящий брак, только честь не позволяет от своих слов отказаться. Одна надежда на любовь его: сильное чувство даст сил отвергнуть нежеланную свадьбу. Да не смотрите вы на меня с укоризной! Великое чувство это – любовь, оно может многое, даже позволит нарушить данное слово! И уж точно не грех о любви к другой сообщить накануне свадьбы невесте, а та уж пусть сама решает, готова ли жить с нелюбящим в нелюбви, или есть время свое счастье получше поискать, - Захарьин выдохнул и уже деловым тоном продолжил, - Итак, род Владимировых, согласны ли вы помочь мне спасти моего внука, а заодно соединить наши роды в одну крепкую семью?

Марфа, Александр и Василий закивали в ответ.

- Ну вот и славно. Предлагаю разработать план действий для достижения нашей общей цели. У кого какие предложения?

На этом вопросе все духи как-то поникли. Никто толком не представлял, как заново свести двух людей, следующих в суете земной абсолютно разными дорогами. Если ежедневный маршрут Наташи еще предполагал какой-то вариант, отличный от дистанции «работа-дом», то Андрей Захарьин мог неделями не выходить из своей больницы.

Стало совсем грустно. Тяжелую тишину нарушила тетка Марфуша:

- Ну и что задумались, давайте вспомним, где раньше молодежь друг к другу присматривалась.

- Это где ж, на деревенских посиделках что ли? – невесело хмыкнул Захарьин.

- Вот вроде ученый человек, а своей истории не знает! – вставила свои «пять копеек» Марфуша, - в церквях люди молодые присматривались друг к другу да записочками обменивались невзначай.

- Ты, тетка, сказала, так сказала! Выгляни в окно, какой там век на дворе?! И как мы современных мужчину и женщину в церковь-то заманим? Да еще чтоб в одну и ту же да в одно время? – возмутился предложению Василий Владимиров, как новопреставленный лучше всех знакомый с современностью из всех присутствующих духов.

- А это, племянничек ты мой своенравный, как раз будет твоя забота да забота уважаемого Захарьина. Договоритесь о месте и времени, а после действуйте, внушая каждый своему родственнику необходимость заглянуть в Храм Божий. Всё прям вам надо разжевать, сами-то подумать и не можете! – сделала вид, что обиделась тетка Марфуша.

Остальные только кивнули в согласие с духом Марфы.



-11-

Старый район города с непривычным уху современного жителя названием Кулишки давно славился всякой чертовщиной не только из-за поговорки, посылающей незадачливого просителя «к черту на Кулишки». Городские легенды, одна другой страшнее, рассказывали то о капищах язычников, существовавших именно в этом месте; то о полтергейстах, замеченных даже в намоленных веками церквях. К рассказам прилагались красочные описания стонов бесов или мучеников, в зависимости от тематики экскурсии по старым районам города.

Экскурсоводы, истоптавшие благодатный для их деятельности район Кулишек вдоль и поперек, рассказывали о существовавших когда-то в этих местах топях-болотах, в которых водились по определению черти. Вспоминали и лингвистов, утверждавших, что болота на языке предков звались кулижками, оттого и посылали именно к черту на кулижки.

Бытовала еще одна легенда о происхождении названия Кулишки. Великий князь Дмитрий Донской, помятуя о силе места как древнего капища, приказал достойно похоронить всех павших в Куликовой битве доблестных воинов, а на месте захоронения поставить Храм Всех Святых для вечной памяти воинской доблести. Потому Кулишки вовсе не от болот и чертей, а в честь славы русской на Куликовом поле. Такая легенда звучала на исторических и паломнических экскурсиях.

Сами же экскурсанты с удовольствием слушали древние сказания и городские суеверия, окутывавшие старинный район города. Да и посмотреть здесь было на что. Чего стоил только вид древнего Храма Всех Святых, поражающего своим величием. Вошедшие же во внутрь ощущали себя путешественниками во времени, попадая в глубокое русское средневековье. Темные глубокие своды, исписанные старинными фресками, заставляли забыть о внешней суете. Посетители Храма, через некоторое время привыкшие к полумраку, начинали ощущать на себе взгляды со стен – святые с икон и фресок вглядывались в душу всякого вошедшего. Даже случайный «фома неверующий» наверняка застынет, присмотрится к зовущей темноте, зажжет свечу и приблизится к ликам святых. 

- Удачное место выбрано, и не поспоришь, - удовлетворенно произнес витающий под куполом Храма Всех Святых дух Александр Владимиров. Марфа довольно осматривалась. Василий Владимиров и Григорий Захарьин запаздывали, находясь в процессе достижения сложной цели соединения потомков в одном месте-времени.

- Простите, что потревожу благородное собрание. По какому поводу в нашем месте сбор? – ниоткуда появился еще один незнакомый компании дух.

- Разрешите представиться, в земной жизни православный Александр Владимиров. А это родственница моя, Марфа. С кем имею честь? – отрекомендовался по старой привычке Александр.

- Православные – это хорошо. Не полтергейст. Значит, шуметь и выть не будете, иконы швырять не планируете, – выдохнул незнакомец, - а я завсегдатай этого и многих других храмов, призванный на вечную службу людям, Николай Чудотворец. 
Марфа, славившаяся в семье своей набожностью (одно время даже в монастырь мечтала уйти; случилась с еще совсем несмышленой Марфушенькой безответная любовь, вот и уповала на Бога единого, способного разрешить самую сложную, как тогда казалось, проблему).

- Святой Николай, батюшка, как Вы нам сейчас необходимы! – возрадовалась Марфа, - это ведь Вы устроили судьбы двух бедняжек, оказав великую помощь в их замужестве. А ведь и нас тут похожая проблема собрала. Вы-то здесь какими судьбами?

- Я здесь по долгу службы: где моим мощам поклоняются, там и дух мой веет. Судьба такая, еще родителями испрошенная у Бога до моего рождения. Я же, послушный сын, полностью исполнил свое земное предназначение, и теперь в новой ипостаси продолжаю нести этот крест. Помочь в обретении счастья могу, только сложнее стало все в современной суете. При жизни моей в миру людском все проще было: кинул в окошко мешочек с золотом, слух распустил о богатстве в семье – вот и женихи объявились, только успевай достойного выбирать. То чудо – совсем не чудо, только зря за деяние Санта-Клаусом обзываться стал. А Вы тоже на золото уповаете? – поинтересовался проблемой Святой Николай.

- Да нет конечно, Чудотворец Вы наш, не о богатстве радеем. Но девочку нашу, сиротинушку, хотим пристроить за достойного жениха. Мужа нашли, и он вроде не против нашей девочки. Да вот суета в миру нынче заела наших потомков. Не следуют чувствам своим, не по-божески живут, а хотят все просчитать наперед, да только путаю всех и сами путаются. Напридумывали правил, посеяли страх неприличия чувствам и правде следовать, и теперь не знают деточки наши, как из той паутины лжи выкарабкаться. Мы, предки ныне живущих, уж и стараемся-подсказываем, да ведь не слышат. Может ты, Святой Угодник, силой своей чудесной, поможешь вернуться детям на путь любви и Бога?

- Такое дело богоугодное. Чем смогу – помогу. Да где же дети-то ваши? – Николай-чудотворец было решил, что эти странные духи его разыгрывают, но увидел входящую в храм группу людей.

Очередная экскурсия по Кулишкам заинтересовала маленькую Сашку Владимирову. Накануне она, вооружившись восторженными отзывами, оставленными в интернете, долго упрашивал маму Наташу сходить с ним. «Ну ма-а-ам, ну пожалуйста-а-а!!! Интересно же. Живем рядом с призраками, а ничего про них не знаем.» - «Саша, как можно в какую-то чертовщину верить. Одно дело – средневековые необразованные люди, а другое дело ты – современный школьник, столько наук изучающий. Кстати, давай дневник посмотрим.» И не найдя в школьном дневнике предмета, к которому можно придраться (даже наоборот – оказалось за что хвалить) решилась –таки Наташа на экскурсию в качестве поощрения. Да и надежда была, что в экскурсовод даст разоблачение всем мистификациям, связанным с суевериями, а дочь больше заинтересуется настоящей историей, чем городскими легендами.

Конечной точкой экскурсионного маршрута был огненно-белый Храм Всех Святых. Любознательные граждане ходили почти час, но усталости не было. Сашка заинтересованно прыгала возле экскурсовода, засыпая его вопросами. Наташа напротив впадала в расслабленное состояние, близкое к трансу: в старинных городских декорациях вдруг почудился сдвиг веков, сквозь современность проглядывало прошлое, ноги сами собой несли куда-то навстречу чуду. В древний храм Наташа почти влетала. Дежурное «памятник архитектуры, упоминаемый уже в 14 веке, был построен Дмитрием Донским…» долетало до Наташиного слуха, уже как нечто инородное. Владимирова стояла под куполом храма и не могла совладать со своими ощущениями: голова кружилась, мысли путались, сердце бешено билось.

Андрей Захарьин в кои-то веки оказался вдали от своей работы-больницы, в центре города. А все благодаря своей будущей невесте, Танечке, решившей выбрать кольца непременно в ювелирном ближе к центру города («там и ассортимент современнее, и обновляется чаще, и в тренде и …» - убеждала счастливая Танюша жениха). Андрей вроде спешил на встречу к невесте, но почему-то все равно опаздывал. Проходя по старинной улице города, невольно остановил привычно бегущий шаг. Цепкий взгляд врача вырвал несколько слов из памятной вывески на стене какого-то красного здания: «…место вечного поминовения героев Куликовской битвы …».

«А ведь и мои предки участвовали в той битве, - в памяти начали всплывать рассказы отца об истории их доблестного рода, - надо бы зайти, поклониться предкам» - и, забыв о где-то поблизости ожидающей Танечке, зашел во внутрь старинной постройки.

При входе в храм суетливо толпилась экскурсия, в центре которой человек с зеленым зонтиком, неестественно выставленным вверх в закрытом виде, пытался уважительным шепотом рассказать об истории строения. Оказалось, - Захарьин попал в древний храм, построенный на месте последнего упокоения славных воинов Куликовой битвы. Немного послушал историю, но после отошел в сторону и начал вглядываться в иконы. Образ Николая Чудотворца заставил остановиться. Секунда - и Захарьин провалился в свои мысли: видимо, сказалась усталость, усиленная убаюкивающим полумраком. Выйти из оцепенения помог легкий толчок в спину. Резко обернулся и с профессиональной привычкой подставил руки – в полуобморочной состоянии на него падала молодая женщина.

- Не волнуйтесь, я врач. Сейчас выйдем на воздух.

Мерцающее сознание Наташи Владимировой начало транслировать хозяйке какие-то обрывочные кадры происходящей вокруг реальности:

- ниоткуда появляется озабоченное лицо невозможно-желанного доктора Захарьина, которого по этой причине все еще надеялась забыть («какой хороший сон»);

- звучит сначала радостный приветственный крик, после переходящий на истошный вопль «опять она, ты не можешь…» медсестры Танечки («она-то здесь зачем? в моем сне она лишняя»)

- голос доктора становится почти ледяным «мне за тебя стыдно, такая не достойна стать моей женой!» («это он мне? да, мне за себя тоже стыдно… все не так…»)

- мир возвращается в вертикальное состояние, демонстрируя спины удаляющегося Захарьина и догоняющей его медсестры Танечки.

И тишина.

Экскурсия закончилась. Наталья Владимирова молча стояла перед церковными вратами, пока ее не одернула дочь:

- Мам, идем домой.

- Да, Сашка, пойдем, - и Наташа обняла девочку.

Духи Владимировы, Захарьин и Святой Николай зависли над входом в Храм, наблюдая за разыгрывающейся сценой. Окончание действия стало неожиданностью для всех.

- Опять не получилось, - резюмировал в след удаляющемуся Андрею Александр Владимиров.

- Это как сказать, - не согласился Григорий Захарьин, - мои молитвы услышаны, нежеланная невеста получила «отворот-поворот». И ведь как красиво правнук сказал, как достойно. Горжусь. Наша порода. – и Григорий Антонович продолжил, обращаясь ко всему духовному собранию – Засим разрешите откланяться, моя миссия тут заканчивается. Но если что, Александр Николаевич, милости прошу, чем смогу – помогу. Впредь обещаю не чинить препятствий, если вдруг у наших детей что сладится, - и покинул пространство видимого мира.

- Да и мне пора к своим обязанностям возвращаться, - засобирался Николай Чудотворец, - не расстраивайтесь, пути Господни неисповедимы. Если им суждено быть вместе, то обязательно будут, - с последними словами святой растворился в стенах храма.

Александр, Марфа и Василий молча проводили своих потомков в подземелье метро. Не выдержал тягостного молчания Василий:

- На сегодня, видимо, всё. Не опускаем руки, головы и души. Завтра обязательно что-нибудь новое придумается.

- Похоже, Василий прав, - откликнулся Александр, надо возвращаться на свое место. Оно, как известно, помогает. Авось, и в этот раз не подведет.

Старший рода Владимировых был опечален рассказом родичей. Молчал, покачивая головой, долго раздумывал. Оперативная группа ждала мудрого совета. Наконец старейшина тяжко проронил:

- Все не так, с самого начала не с того начали, потому и не могло это хорошо закончиться. А исправлять сейчас уже нечего – ничего и никого в этой истории не осталось: все герои разбрелись, все чувства растрепались. Надо вам, родственники, сначала начинать. Только на этот раз уж будьте осмотрительнее. И Род великий вам в помощь: прежде чем действовать, помолитесь Ему.

-12-

Жизнь не стоит на месте, как бы кому ни хотелось. И радости, и горести утопают в ежедневных восходах-закатах. Задержать мгновенье не удавалось еще никому.
 
Отпустить неотпускаемое заставляет время и каждодневная суета. То, что еще сегодня было близким, еще вчера радовало или болело, став позавчерашним затирается, как история из давно просмотренного фильма.

Шли месяцы. Наташа вернулась к работе, забыв и о неприятном переломе руки, и о еще более неприятном переломе своих чувств. Или просто хотела забыть… Потому погрузилась в работу и воспитание дочери с головой. Ни минуты покоя: ранний подъем, завтрак, бегом на работу, полное погружение в рабочий процесс (не отвлекаться, не мечтать!); вечером бегом домой: ужин, проверка уроков с особой тщательностью (ну ма-а-ам, ну я уже большая, сама справлюсь!), с вниканием во все тонкости предметов (полезно и для своих извилин вспомнить решение задач), вечерний душ – и полностью выдохшийся организм падает навзничь до очередного утра.

Андрей Захарьин просто вернулся к своему обычному распорядку дня. Работа-работа-работа… Радовали врачебные победы и оцененные доклады на конференциях. Огорчали недоделанные задачи и недолеченные пациенты; и вообще все это «недо…». Про недолюбленное тоже вспоминалось, но как-то удавалось справляться с этим изредка пробивающимся сквозь работу чувством, и в конце концов чувство устало напоминать о себе, затаившись глубоко внутри непонятно чего.

Соседка Натальи Владимировой сначала часто заходила в гости, потом как-то пореже. Ближе к марту в редкие встречи на лестничной площадке начала жаловаться на здоровье, и в один не очень хороший день её увезли на скорой – только и успела, что ключи Владимировым передать «на всякий случай».

Случай представился довольно скоро. Соседка позвонила Наташе и предупредила, что вот-вот должен объявиться её племянник («такой симпатичный молодой человек, на меня похож, ты сразу поймешь, что мой родственник»), нужно отдать ему ключи от квартиры, чтобы «милый мальчик» мог не просто навещать тетушку, но и привозить ей нужные вещи. Дальше следовало довольно долгое повествование о достоинствах племянника и его неудачах с девушками.

«Видимо, совсем соседке в больнице скучно. Поговорить не с кем», - подумала Наташа, вежливо дожидаясь окончания монолога.

Долгий звонок в дверь раздался ближе к ночи. Максим – так назвался племянник соседки -  не извинился, не старался оправдывать свой поздний визит, видимо сочтя ночное время и не слишком поздним, и не очень неприличным. Наташа молча передала ключи, намереваясь таким образом дать понять гостю, что долгие разговоры на сегодня отменяются. Но не тут-то было. Через минут десять долгий звонок новоявленного соседа повторился. Опять без извинения последовал вопрос «а где это лежит?», и даже ответ, что соседи не на столько близко знакомы, чтобы знать, где и что лежит в квартире, не смутил.

«Вы же, женщины, все везде одинаково складываете! Разве трудно помочь поискать?» - наивная настойчивость Максима обезоруживала. Наташа пригляделась к непрошенному гостю и поняла, что проще помочь собрать все необходимое в больницу, чем еще раз объяснять неприличие и необоснованность просьб. Да и дочке пора спать, а настойчивые звонки в дверь не дадут покоя.

Владимирова вздохнула, предупредила Сашку, закрыла дверь и перешла в квартиру напротив. «Что там у Вас по списку?» - и начала сбор вещей.

Максим беспомощно толкался рядом. Через полчаса пакет для передачи в больницу был упакован.

- Получите, Максим, все по списку, - передала собранное Наташа.

- А ты разве со мной не поедешь? – когда незнакомец успел перейти в общении на «ты», Наташа не поняла. Может с самого начала особо не дистанцировался. Все просто: если можно прийти поздно, как к близкому другу, то чего уж «выкать»?!
Желания ночью рассказывать этому бесцеремонному молодому человеку о правилах общения у Натальи явно не было, очень хотелось спать. Но поездка в больницу к соседке также в планы не входила.

- Я работаю допоздна, также домашние дела. Мне некогда, - холодный тоном отрезала Наташа. Видимо, не слишком убедительно. Или Максиму было не впервой добиваться своего.

- Я не доеду, что-нибудь потеряю и вообще не найду палату. Потом тетя спросит, что случилось, и я скажу, что ты отказалась мне помогать, – капризным голосом затянул Максим.

Наташа подняла на него уставшие глаза. Потом перевела взгляд на свое жилье. «А ведь и вправду может не доехать, моя дочь в школьном возрасте и то сообразительнее. И спорить сил совсем нет…» Вслух же просто выдохнула:

- Хорошо.  Завтра вечером с вещами у меня на работе, доставлю Вас до места, - и написала горе-племяннику адрес встречи.

Ночью не спалось. Одолевали плохо осознаваемые думы. Опять больница. Да, уже не в качестве пациентки, а всего лишь навестить-помочь, и Сашка самостоятельная: домой дойдет, пельмени отварит, после еды уроки выучит, а проверить выполненное вечером время останется. Но почему-то беспокойство царапает, не давая уснуть. Неужели из-за того, что опять в то место, где так много надежд и чувств оказались похоронены под гнетом действительности? Нет, не может быть. Взрослая рациональная женщина, ничего от жизни чудесного не ожидающая и тем более не верящая в случайные судьбоносные встречи. Просто усталость, просто надо уснуть.

Обычное мартовское хмурое утро Владимировой прошло без происшествий. Рабочий день также не удивил, закончившись без срочного вечернего аврала. У подъезда офиса топтался с пакетом вчерашний ночной гость Максим.

«Даже в сумку дорожную не переложил для приличия, ничего сам не умеет. Понятно, почему такому с девушками не везет. Современные молодые поросли в своем большинстве инфантильны, мечтают о сильном плече и твердой руке рядом. А с этим что? Ему ж мамка нужна…» - и тут Наташу осенило – «ну нет, соседка, я ему мамкой не буду. Мне б самой к надежному плечу прислониться, в крайнем случае дочку вытянуть в люди да на крыло поставить, а не одного вечного мальчика опекать всю оставшуюся жизнь!» - с этими мыслями произнесенные Наташей «привет» и «пойдем» прозвучали слишком резко для ничего не подозревающего Максима.

Но от легкого человека подобные интонации быстро отскакивают. Соседский племянник пожал плечами, улыбнулся и с беспечным выражением на лице засеменил рядом, незатейливо пересказывая подробности какого-то вновь вышедшего на экраны блокбастера.

Рабочий день Захарьина закончился часа три назад, но как обычно ничто не торопило домой. В больнице же дела всегда находились: дописать, просмотреть, оформить, просто помочь… Здесь он чувствовал себя крайне необходимым в любую минуту, оттого значимым. Сегодня же появились интересные мысли к очередному докладу по вновь проводимой конференции. Творчество поглотило, время пролетало незаметно. В определенный момент рябь в глазах заставила оторваться от компьютера. Потер по детской привычке лицо кулаками, посмотрел на справку по времени на экране монитора: «ну конечно, надо немного отдохнуть» - и подошел к окну ординаторской. Вгляделся в едва различимые в вечерних сумерках фигуры людей, пересекающих двор больницы. И оторопел. Деловитым шагом по дорожке к соседнему корпусу двигалась ЕГО Наташа. Сомнений не было даже не смотря на вечер, плохое освещение и уставшие от компьютера глаза. И ладно бы просто шла, так рядом с ней выступал какой-то мужчина, периодически наклоняющийся прямо к ЕЁ волосам и нашептывающий что-то на ушко! Нет, это уже слишком. Надо это прекратить! Слишком неприятно, почти больно…

- И чего стоишь? Догоняй свое счастье, - неожиданно рядом прозвучал голос старшей медсестры.

Она-то когда успела войти? Вот уж действительно оторопь взяла, что даже не заметил. Да и как медсестра, пусть и старшая, знать может, какое его счастье и куда надо бежать?

Вопросы, видимо настолько читались в удивленном взгляде Андрей Захарьина, что старшая медсестра, не дожидаясь их озвучивания, начала пояснять:

- Ох, Андрей Николаевич, больница – что та деревня: все всё про всех знают, что не знают – додумают. Ты ж для наших-то, даром что молчун, большая загадка, потому обсуждают-перемалывают все случаи. А уж твой интерес к пациентке как оброс слухами! Чего только не придумали – чего ты даже представить себе не можешь, - и медсестра лукаво улыбнулась, но осеклась, заметив испуганный взгляд врача, - да не бойся, я плохого тебе не посоветую. Ты с института студентом на моих глазах рос-мужал, почти как родной стал. Беги к ней, не упусти. Про врачебную этику не думай: не пациентка она тебе теперь.

Захарьин хотел было ответить, но старшая вдруг властным голосом, смягченным отеческими нотками, кинула «беги, говорят тебе!» - и побежал, даже не поблагодарив. По ступеням вниз, не одеваясь к соседнему корпусу, к охране на входе («кто заходил, куда?») и дальше вверх по лестнице в кардиологию.

Наташина соседка в больничной палате разместилась с комфортом: возле собственной тумбочки, отгородившись от других пациенток входной дверью.

- Наконец-то, проходите, - указала появившимся в проходе Наташе и Максиму на стул, -присаживайтесь. Все принесли?

- Да вроде все, - откликнулся первым Максим, даже не поздоровавшись. Плюхнулся на предложенный единственный стул и начал тараторить в полный голос, - не я собирал, Наташка. Так что если чего не хватает, так это она. Я ей все поручил, вот теперь сюда привел, как ты и велела. А у меня…

Наташа, пользуясь увлеченным общением родственников, потихоньку попятилась из палаты, медленно отступая в коридор. Собственно, она свою миссию выполнила, можно с полным спокойствием уйти по-английски.

Еще одни маленький шажок к двери – и чуть не вскрикнула, почувствовав на талии чьи-то руки. Резко повернулась и оказалась в объятьях Захарьина.

- Ты? То есть Вы… - удивление перешло в смятение, залив краской лицо. Слова застряли в горле.

Андрей тоже почему-то молчал, лишь улыбался уголками глаз.

Сколько времени прошло – минута или вечность – никто не заметил, и никто не потревожил.

Первая опомнилась Наташа:

- Мне пора домой. К Сашке. Надо бежать, - отрывисто выдавила она хриплым голосом.

- Я. Тебя одну. Не Отпускаю. – пунктирно безапелляционно ответил Андрей. А после вдруг добавил совсем себе не свойственное, – бежать теперь будем вместе.

Долгие мартовские сумерки заканчивались, рисуя на не стаявшем снегу причудливые тени.

- Вот что тебе надо было этого Максима приплести?

– Надо! Старейшина сказал, что тот не подошел, надо нового.

– Он не так сказал, просто сказал, что надо сначала начинать. А ты прям сразу нового кандидата. Еще с этим не все потеряно.

– Было бы все потеряно, не появись ты в роли медсестры. Хорошо, что Захарьин старший не помешал. А то б было веселье на всю больницу…

- Опять вы спорите, не надоело?! Все получилось, как и должно быть, на роду все написано и Род с нами.

Ночной наст недолго хранил свидетельство этого странного вечернего разговора теней. Утром выглянуло весеннее солнце, стирая все следы зимы, а с ними и ночные тайны.