Полюби её такой, какова она есть

В этом году почти половину отпуска мы с семьёй провели в Шадринске. Это такой старый, можно сказать, старинный городок в глубине Курганской области. Сама же Курганская область последние двадцать лет была и остаётся типовой провинцией в глубине России.
Вспоминать о жизни в Шадринске очень легко. Потому что позабыть её невозможно. Слишком разнится тамошняя обстановка в сравнении с соседним суетливым Екатеринбургом, расцветшей Тюменью, или представительным, как богатый родственник, Челябинском.
 Бах!..
Проехать придорожную стелу «Курганская область» - это не просто миновать указатель, обозначающий границу региона. Это, как метко заметила моя супруга, всё равно, что вернуться в прошлое – лет на двадцать назад. В то время, где рушилось всё, от крыши на ферме до государственных границ, где полыхали бандитские разборки, денег не было почти ни у кого, зато переживаний о том, как прожить завтра, хватало всем.
Дикий шабаш девяностых Курганская область давно пережила. Только густой осадок от него на этой земле всё же остался.
Всякий, кто въезжает в Зауралье со стороны Тюмени, оставляет за спиной другой мир. Позади остаётся иное государство. Например, благополучный Исетский район, где дороги ровные, как столешница, разметка на них чёткая, словно на картинке учебника по правилам дорожного движения. Там вдоль надёжных тротуаров стоят крепкие коттеджи, там в сёлах – светофоры, большие магазины и новенькие иномарки едва ли не в каждой ограде.
На первом же километре курганского асфальта под колёса кидается застарелая канава. Объезжать её бесполезно - яма змеится поперёк всей дороги. Миновать её тяжело – не успеешь сбросить скорость после ровного тюменского асфальта. Поэтому курганская земля встречает жёстко, бьёт в подвеску коротко и мощно: БАХ!
Долбить мосты автомобиля она будет ещё долго и изобретательно. Если яма выскакивает справа, можно вильнуть влево – но тут же под левое колесо бросится как будто специально приготовленная выбоина. Уходя от неё, бросишь машину вправо - а там аккурат под правое колесо суётся кочка, вспухшая на асфальте, как волдырь.
Поэтому ехать в Шадринск нужно размеренно и аккуратно. Так удобнее рассматривать проплывающую мимо нежить. По-другому не назовёшь дотлевающие деревеньки с покосившимися, серыми хатками, раздолбленными остовами ферм, силосных ям, почерневшими скелетами гаражей и ремонтных мастерских.
Особо запомнилось местечко с угрюмым названием «Чёрное Макарово». Узкая и кривая улочка. Пыльные лавочки, убогие палисадники. На трухлявый штакетник повалились пыльные ветки сирени. Не знающая асфальта дорога, заросшая чертополохом да полынью, утыкается в радиатор расхлёстанного «газика». У тронутого ржавчиной грузовичка задран капот. Рядом – обвалившаяся поленница. И никого. Даже куры и те не копошатся в пыли. Да и есть ли они в Чёрном Макарове? Кто знает…
На брошенных полях – бурьян и тоненькие стволы берёз да сосенок. Лет через пять, если ничего не поменяется, на бывших пашнях зашумит молодой лесок.
Правда, надо прокрасться по раздолбанной шоссейке ещё километров двадцать, и тогда пейзаж кардинально поменяется. Покинутые поля оживут, потемнеют бороздами свежих пахотных отвалов, причёсанных боронами и культиваторами. На горизонте объявится трактор. Новенький, резвый, тянущий за собой сцепы сеялок.
В следующей деревеньке по ранжиру выстроятся белеющие свежими стенами срубы. Рядом окажется фанерный щит со скупой надписью – «срубы». Значит, местные мужики сбились в артель и промышляют в лесу плотницкой работой. Расчёт, в общем-то, верный. Соседние области строятся много и охотно. И кто соберётся, решив сэкономить, тот поедет за стройматериалом в Курганскую область. Цены на лес тут, от местной нужды, сравнительно невысокие.
Есть на тракте и оазис относительного благополучия. Яркий островок предпринимательства и крепнущего малого бизнеса. Радужных цветов придорожная гостиница, при ней закусочная и автозаправка. Микромодель диверсификационной экономики – когда нет собственного производства, можно выкрутиться за счёт привозных ресурсов.
 Здравствуй, Шадринск-городок…
После бескрайних и пустынных, как саванна, полей, приметы приближающегося городка различаются явственно, будто кусочки угля на снегу. Встречаются автозаправочные станции. Появляются придорожные щиты с рекламой. Понемногу активизируется транспортный поток. Его всё больше составляют фуры с нездешними номерами регионов, да бывалые Жигули.
Изредка попадутся каурые лошадки, тянущие тряские телеги с возницей в фуфайке, да протарахтит, прижимаясь к обочине, старенький трактор.
Городские окраины не выглядят городскими. С виду это типичные сельские улочки, кручёные и пыльные. Небогатые домики, иные – на два хозяина. Сарайки, баньки, всё та же сирень за частоколом некрашеного штакетника. У ворот лавочки, за оградами – пирамидки колотых дров.
Тут по задам огородов пройдёт железнодорожный путь, проползёт короткий товарняк, или из-за коровников покажутся заводские корпуса, выскочит высоченная копчёная труба кирпичной кладки, и разрозненная мозаика начнёт складываться в общую картинку. Шадринск, хоть и в сельском обличье, это всё же полноценный город. Со своим характером и историей, типичным для российской провинции набором контрастов.
По сути своей, это памятник. Застывшая отметина недавнего прошлого. Двадцать с лишним лет тому назад экономику всей Курганской области лишили надёжной подпорки в виде государственного оборонного заказа. С нею территория жила стабильно и зажиточно. У нашей квартирной хозяйки я нашёл книгу по истории Зауралья. Ещё в конце восьмидесятых тут была жизнь вполне себе достойная. Местные заводы выпускали бронетанковую технику для советской, и немного – для российской армии. И не только её. Двигатели, электроприборы, автобусы, тяжёлые металлоконструкции.
Многие заводы конверсию не пережили. И целая область, а с нею и город Шадринск, стали чем-то похожи на безработного, уволенного со службы вдруг и без внятных объяснений.
Поэтому город сегодня таков, каков он есть. Выздоравливающий больной, превозмогший тяжёлый недуг, но до конца не оправившийся. Тощие ресурсы местного бюджета всякому приезжему видны невооружённым глазом. Новостроек почти нет. Несколько приятных домов на широкой центральной улице только подчёркивают серость типовых панельных пятиэтажек. Увидеть отремонтированный фасад сродни празднику. Есть целые кварталы приземистых, послевоенного вида двухэтажек, чьи облупленные толстые стены цвета мокрого кирпича наводят глухую тоску.
Рассказывают, что зимой город раным-рано погружается во тьму. Уличные фонари почти не горят. Наверное, городская власть экономит на электричестве. Но главная из видимых бед Шадринска – это всё же дороги. Даже на центральной, на четыре полосы поделенной улице автолюбителю надо смотреть не только за светофорами, дорожными знаками и резвыми пешеходами. Нужно ещё успевать заглядывать перед бампером собственного авто. Яма, кочка, рытвина, разлом в асфальтовой корке могут броситься под колёса в любом месте.
За три недели я выучил все дорожные ловушки на привычных маршрутах. А если приходилось выворачивать на незнакомую улицу – и всё начиналось по новой. Одним глазом смотришь на дорогу и другие машины, другим на знаки, и хорошо бы иметь ещё третий. Иначе даже на малой скорости так тряхнёт, что подвеска загрохочет, и руль дёрнется в руках.
Ближе к центру деревянные дома редеют. Кварталы заполняют многоквартирные сероватые прямоугольники. Они выстраиваются в каре, образуя темноватые дворы. Но место для парковки найти можно. Всегда есть свободный клочок двора между мусорными баками, покосившимися турниками, шведской стенкой и соседскими Жигулями.
В подъезде нашего дома было темновато. Стены мечтали о свежей краске. На стене у входной двери белели объявления. Управляющая компания клеймила безответственных квартиросъёмщиков, накопивших долги по оплате за вывоз мусора. В списке фигурировали суммы – 1300 рублей, 1500, 1630… Один, как видно, злостный нарушитель порядка, накопил долгов почти на 4000 целковых. А это по местным меркам уже не шутки.
Добро пожаловать в быт
Нам, если честно, здорово повезло. Подфартило с хозяйкой, с районом города, с соседями и новыми знакомыми.
Мы сняли двухкомнатную квартиру в центре города. Второй этаж, балкон, все окна на улицу. Через дорогу – стадион, через квартал – супермаркет, в пяти минутах ходьбы институт. В квартире чистота и строгий порядок. Интеллигентный сосед, всегда при встрече извинявшийся за то, что давеча громко хлопнул дверью.
Горячей воды, правда, не было весь месяц. О кондиционерах и микроволновых печах в Шадринске спрашивать как-то не принято. Местные считают всё это излишествами. Да и как им думать иначе, если зарплата свыше 10 тысяч считается «так ничего себе». А если получаешь 7-8, то это – «как у всех»…
(ПРОДОЛЖЕНИЕ СЛЕДУЕТ)…

ПОЛЮБИ ЕЁ ТАКОЙ, КАКОВА ОНА ЕСТЬ
(продолжение)
«Но и такой, моя Россия,
ты всех краёв дороже мне».
А. Блок
Добро пожаловать в быт
Нам, если честно, здорово повезло. Подфартило с хозяйкой, районом города, соседями и новыми знакомыми. Мы сняли двухкомнатную квартиру в центре города. Второй этаж, балкон, все окна на улицу. Через дорогу - стадион, через квартал - супермаркет, в пяти минутах ходьбы - институт.
Горячей воды, правда, не было весь месяц. О кондиционерах и микроволновых печах в Шадринске спрашивать как-то не принято. Чтобы что-нибудь разогреть, надо было сперва вынуть кастрюльку из холодильника, выложить провизию на сковородку, зажечь газовую плиту и дежурить у конфорки, чтобы обед не подгорел.
Все так делают. Микроволновки, мультиварки для многих - недопустимое излишество, почти роскошь. Да и как иначе, если зарплата свыше 10 тысяч считается «так ничего себе». А если получаешь семь-восемь, то это - «как у всех».
И таких «всех» в городе - процентов девяносто. В основном из них состоит утренняя колонна пешеходов, спешащих на работу. Скорым шагом движутся шадринские барышни, почти сплошь блондинки. Только их белокурость кажется очень похожей на результат контакта волос с нашатырём, перекисью водорода и ещё какими-нибудь дикими химикатами, которыми высветляли локоны модницы девяностых.
Местные дамы стремительны и неповторимы. Они легко сочетают классические брюки и кружевные блузки с кроссовками фирмы «Abidas». У многих косметика наложена так изящно, что тени, выходя за границы век, устремляются к вискам и доходят почти до ушей. Так в восьмидесятые годы гримировались мои сверстницы, собираясь на дискотеку, где обещали врубить «Ласковый май» (второй концерт), «Мираж» и «Модерн Токинг».
Парни тоже своеобычны. Чаще всего они носят то, что удобно. А удобно то, что просторно. Например, спортивный костюм - тоже от кутюрье «Abidas» или «Nikce». И ещё пацанская кепка с пимпочкой на макушке и козырьком, заслоняющим от солнца.
Я видел, как рано поутру широко шагал по тротуару мужчина в сетчатой дачной бейсболке, клетчатой рубашенции и куртке военного образца. В камуфляже такого фасона ещё я служил в армии. Демобилизовался я почти 20 лет тому назад. И такие кителя давно сняты с армейского обеспечения. Солдаты теперь носят «цифровое» обмундирование. Но у того мужичка куртка старого образца была как новенькая. Значит, для него она парадно-выходная одежда.
Душа нараспашку
Вы только, как говорил мой полный тёзка из сериала «Бригада», поймите меня правильно. Ни в коем случае не хочу выставить шадринцев мизераблями, оборванцами, люмпенами без вкуса и стиля. Не вина их, а беда в том, что приходится жить так, как приходится. Если не в нищете, то в строгой, достойной и даже гордой бедности. И большинство из них при этом не опустились, не озлобились, не скатились до состояния бомжей.
Я знал парня, потерявшего из-за сокращения штатов работу в органах внутренних дел. Без работы он мыкается уже года три. Пытался ткнуться на Север, устроиться водителем или охранником - не взяли. Сейчас он кормит семью со своего огорода, перебивается случайными заработками и философски рассуждает: всё перемелется. Надо только потерпеть…
И таких, как он, в этом городе много. Заговоришь с незнакомым шадринцем - он сначала насторожится. Но скоро поймёт, что ты не хочешь залезть ему ни в душу, ни в кошелёк, и тогда оттает, раскроется и всё тебе расскажет.
Так у меня было на городском рынке. О нём, кстати, будет разговор отдельный. Так вот, в отделе молочной продукции смотрю - на прилавке два вида масла. Одно обычного цвета, другое подозрительно жёлтое. И настораживающе дешёвое.
- Так это почти что маргарин, - тепло отнёсся ко мне собрат по магазинной очереди, одетый в бывалый пиджак, трико и резиновые сапоги. - Его в стряпню можно, на жарёху можно, а вот бутерброд мазать… это самое… я бы не стал. А на жарёху можно! И в стряпню, это самое… Но вот кушать… кушать лучше вон то, дорогое…
Кстати, о дороговизне. Она в Зауралье отнюдь не относительная. Любопытства ради сравнил цены на цитрусовые там и у нас, в Новом Уренгое. Равенство абсолютное, рубль в рубль! Мясо в Шадринске тоже недешёвое. Например, кило говяжьей вырезки стоит там 250 рублей. В общем, когда я впервые пришёл на местный базар, вынул тысячерублёвую купюру и собрался скупать всё оптом и в розницу, то, ознакомившись с местным ценником, быстро успокоился.
Однако прошла неделя. Мой спортивный костюм примелькался между прилавками. Среди продавцов образовались знакомцы. Отношения с ними наладились настолько, что, едва завидев меня, многие уже призывно махали рукой и уверенно отгружали сочную редиску, потрясающий домашний творог, ровненькие, одно к одному, яички, густую - ложка стояла - сметану и ещё множество всякой снеди. А цену - украдкой от конкурентов - слегка сбрасывали. Чего, мол, на своих наживаться. Мы со своих лишку не возьмём…
Так же было и в магазинах. Представьте - сидит за кассой монументальная продавщица. Округлая и белая, как первые холодильники производства Минского завода бытовых приборов. Лицо - словно плакат «Товар перед вами»… Наверняка и работа обрыдла, и дома что-то не ладится.
Но заговоришь вежливо, поинтересуешься, спросишь совета, да ещё и пообещаешь рассчитаться мелкими купюрами - всё изменится. Продавщица окажется душа-человек, всё принесёт, расфасует, взвесит и заговорщицким тоном сообщит: попробуйте ещё холодец, очень рекомендую, а во вторник зайдите, будут шейка и балык, обещали завезти - ну просто пальчики оближешь…
Ситуация прямо из стародавних советских времён. Тогда тоже знакомым «по блату» сообщали, когда, где и чего «выкинут в продажу».
Ладно, верю, запоминаю, во вторник, чувствуя себя состоящим в тайном ордене, прихожу. Продавщица делает едва заметное движение бровями и ресницами. Взвешивает, отпускает. Дома пробуем. Действительно, пальчики оближешь…
Ещё интереснее было на автомойке. Там основной контингент клиентов - таксисты и автолюбители сплошь на «Жигулях» от 6-й до 11-й моделей. Преобладают «восьмёрки» и «девятки». Праворукая иномарка вызывает небольшой ажиотаж, иностранная машина с левым рулём, например, класса «Рено Логан» заставляет говорить о себе.
Мой типовой японский «паркетник» стал предметом обсуждения. Автолюбители, дожидаясь своей очереди на помывку, прямо при мне горячо митинговали, рассказывая друг другу, а заодно и мне про мою же машину. Признаюсь, узнал о своей модели много нового и приятного. Наконец, шофёры не выдержали, отправили ко мне парламентёра с вопросом: «А вот если так сказать, то сколько примерно такая будет стоить?»
Я ответил. Мужик посерьёзнел, поправил кепку и отошёл. Я дождался, пока мойщики закончат работу, рассчитался и уехал на городской рынок.
Так вот, о рынке. Такие толковища, наверное, уже мало где остались. В Шадринске коммерсанты торгуют прямо на улице. Развешивают товар на верёвочках, раскладывают его на дощатых лотках. Летом прячутся от дождя под матерчатыми навесами, маются от зноя, пыли и ветра, зимой, спасаясь от стужи, обматываются, застёгиваются, запасаются термосами и беляшами. Так вот и торгуют. Ширпотребом, в основном - китайским, завезённым со свердловского, то бишь екатеринбургского оптового рынка.
Там, на базаре, тоже все свои. Спросишь у торговца, продающего, например, постельное бельё, где бандану купить - досконально расскажет: вот пять рядов пройдёте, у сапожной будки повернёте, там ещё два места, а на третьем спросите Олю. У неё как раз такой товар.
Олей оказалась высокая девушка лет пятидесяти трёх. Дыша перегаром, показала товар: разноцветные банданы с черепами, снежинками, звёздами. Качество не то чтобы очень, но и цена вполне себе бюджетная. Выбрал белую с нейтральным узором.
- Сто рублей, - дохнула Ольга остатками вчерашнего застолья.
Достаю сотню. Продавщица задумывается. Потом спрашивает: «А где я тебя видела?» Я в замешательстве. Она предполагает: «Это не вы у Иркиной свекрови квартиру снимаете?» Точно, дочь нашей квартирной хозяйки зовут Ириной. Всё сходится. Мы, говорю.
- Тогда - пятьдесят, - решает коммерсантка. И тут озаряется: - У меня и футболка на тебя есть! Модная, чёрная.
Тут же тонет в клетчатой сумке. Достаёт, разворачивает. Действительно, чёрная футболка. Во всю грудь надпись: «Татарин».
Нет, говорю, спасибо. Банданы достаточно…

ПОЛЮБИ ЕЁ ТАКОЙ, КАКОВА ОНА ЕСТЬ
Но и такой, моя Россия,
Ты всех краёв дороже мне.
(А. Блок)
Дядя Коля, созерцатель Вселенной
Самый колоритный персонаж из всех знакомых шадринцев - это, пожалуй, дядя Коля, сват нашей квартирной хозяйки. Тот ещё деятель. Владелец бани и огорода. Мелкий - метр с кепкой, 65-летний живчик с прищуром цепких не по годам глаз, буйными седыми лохмами и неповторимым характером. Он, несмотря на свою малорослость, как-то лихо заполнял собой и просторную ограду, и обширный огород, и дом, и гараж, и курятник - всё одновременно.
У дяди Коли на крыше гаража вертится диковинная конструкция, напоминающая миниатюрный локатор. При её разработке применялись банки из-под майонеза, стальная проволока, железные пруты и буйная фантазия дяди Коли.
Для какой цели используется установка - мало кто знает. Сам дядя Коля упорно отмалчивается. Или отшучивается, говоря, что агрегат необходим для созерцания Вселенной. Либо для наблюдений за последствиями падения Чебаркульского метеорита. Кстати, сам метеорит он видел воочию. И я в это верю.
В огороде у рационализатора высится ещё одна конструкция. Ветряк, установленный на трёхметровую стальную треногу. Ветряк работает, давая энергию насосу, который, в свою очередь, питает водой поливальную установку. Вода добывается из самых недр Зауралья - с 38-метровой глубины. Энергии ветра хватает на то, чтобы поливальные установки мерно вращались круглые сутки, последовательно орошая все дяди Колины насаждения.
Система не требует энергоснабжения, то есть не стоит пенсионеру ни копейки. Поэтому он падишахом расхаживает среди своих грядок, снисходительно поглядывая на соседей, которые по вечерам корячатся с лейками, поливочными шлангами и прочей, как говорит этот мощный старик, «тряхомудией».
У дяди Коли имеется также курятник и перспективный план - построить за баней ещё одну стратегическую установку хозяйственного назначения. Я готов поклясться, что она тоже будет неуловимо напоминать радиолокационный узел.
Лет сорок тому назад дядя Коля служил в войсках связи. Иногда кажется, что он не демобилизовался до сих пор. Когда я за ужином поддакнул, мол, связь - нерв армии, дядя Коля просиял и горделиво посмотрел на свою супругу: дескать, слыхала? Во как!
С армейских времён в его памяти хранятся богатые залежи баек. Про то, например, как на учениях их отделение выменяло  у местного пастуха на тушёнку жбан крепкой «косорыловки», как солдатики наклюкались, привели локационный комплекс в боевое положение и три дня, с редкими перерывами на опохмел, обеспечивали связь частям и соединениям.
- Шифрованными кодами шпарили! - округлял бывший гвардии рядовой доселе невыцветшие глаза и крутил головой. - Как такое возможно? Я их трезвым-то боялся принимать, а тут - поддавши…
После учений командир дивизии подводил итоги: пехотинцы раззявы, артиллеристы ни в дугу, ни в Красную Армию, танкисты так вообще обормоты, про сапёров лучше не говорить… И только связисты проявили советский характер, с честью выполнили поставленные задачи! Не допустили ни одной ошибки за всё время учений. Всему личному составу объявить благодарность и предоставить внеочередной отпуск…
- Во как… - замирает дядя Коля в благоговейном изумлении. И травит следующую байку. Как они с однополчанином, будучи на полевом выходе, сбежали из расположения части к тайнику, где хранилась брага. А тут командир прибыл, всех в строй. Как по полю прокрасться? Только ползком. А там телята паслись из подсобного хозяйства. Навалили навоза кругом.
- В жизни я столько не ползал, - сокрушался дядя Коля, - да всё по навозу. А как иначе? Иначе заметят и на «губу» (гауптвахту) отправят.
В общем, доползли солдатики. Встали в строй. Лучше бы не вставали. Все в навозе, как ассенизаторы… Вонища от них - солдатня в сторону шарахается. Командиры их засекли, сперва выставили перед строем на позор, потом отправили отмываться под пожарным шлангом…
Придавленный скорбью момента, дядя Коля прячет хитренькие глаза. Его супруга спохватывается: баня ведь готова!
Про эту баню надо рассказать особо. Маленькая, с низковатым потолком, подслеповатым оконцем, узким полоком, она строилась, скорее всего, из подручных материалов. Где какую доску нашёл, ту и прилепил…
При этом в помывочной было чисто, горячо и как-то обжито. До ковшика, мочалки, веника можно было дотянуться, не вставая с лавки. Мыльная вода бойко стекала по специальному желобку в полу. Каменка шипела, сердилась, клокотала, пыхая сухим и крепким паром. Вода в баню поступает по водопроводу - лей, не жалей. Веники мягкие и душистые.
После такой бани тело теряет вес. Оно парит. Оно взлетает над половицами и плывёт из предбанника через ограду в сени, потом на кухню, где уже ждёт банка с ядрёным квасом, и дальше, дальше, в комнату, к мягкому дивану - отдыхай, пожалуйста…
Пока мы парились, неугомонный хозяин пустил по округе слух. Дескать, они с бабушкой посудили-порядили, собрали деньги, что остались с прошлого года, добавили свои пенсии и купили иностранную машину. Внедорожник! При этом цену дядя Коля нафантазировал совсем уж несусветную.
Самое интересное, что соседи поверили ему безоговорочно. Приходили, спрашивали, много ли бензина такая машина жрёт. Ясное дело, утверждал великий комбинатор, жрёт. Только поспевай заправлять…
Аминь
Вскоре оказалось, что по Шадринску лучше не ездить, а ходить пешком. Во-первых, всё находится относительно близко. Во-вторых, пешеходу открывается совершенно другой городок.
В Шадринске сохранились целые улицы давней, ещё царских времён, застройки. Одно- и двухэтажные дома, стоящие один подле другого, словно образуют затейливый орнамент. Создают настроение. Навевают мелодию.
Они не ровня и не пара типовым пяти- и девятиэтажным коробкам. Старые, точнее, старинные дома - это городок в городке. Степенные, с основательными стенами кирпичной кладки, с округлыми поверху окнами, с лепниной на фасадах - осколки, остатки потерянной когда-то былой России. Всем своим видом эти всё ещё добротные дома говорят: век простояли и ещё простоим.
В них сегодня располагаются почта, магазины, кафе, какие-то конторы. Или даже спортивная школа с энергичным, но совсем незапоминающимся названием. Старые стены против такого новаторства не возражают. В их неповторимом интерьере даже ругань, что порой вспыхивает в очередях, звучит как-то иначе. Не так, как в типовом торговом зале унылого сельпо…
Эти дома кое-где - на Михайловской улице, например, на Пионерской - собираются в квартальчики, где Никита Михалков мог бы снять (вообразим) сиквел «Сибирского цирюльника» или, будь ещё жив Алексей Балабанов, очередную социально-философскую сагу про бандюков образца девяностых. Эти улочки-переулочки, словно из рассказов Чехова или романов Бориса Акунина, как будто водят праздного гуляку за ручки, чтобы вывести во всякие любопытные места.
На городскую набережную, где вдруг распахнётся простор до самого горизонта. Там за речкой простёрся изумрудный луг, а за ним кайма густого леса. Всё это вместе образует глубокую чашу, доверху налитую небесным светом.
И рядом - руку протяни - стены Спасо-Преображенского храма. Сердце заходится при виде такой церкви. В нём, как и во многих шадринских уголках, опять же гордая, благочинная, опрятная скромность с приметами былого величия.
Нет сияющей роскоши, присущей большим соборам крупных и богатых городов. Снаружи стены кой-где побиты, местами отпала штукатурка. Купола темнеют, не покрытые золотыми шлемами. Внутри же - строго, сумрачно, благочинно. Дощатый пол натёрт так, что жалко ступать на него уличной обувью. Иконостас скромный, без золотых переливов в окладах. Лампады мерцают кротко и трепетно.
С полок церковной лавки прямо, строго смотрят святые. Женщина-служительница в простой косынке рассказывает как будто чуть виновато: «Иконы привозим из разных мастерских. Вот московские, вот украинские. Есть из Белоруссии».
Цены здесь такие, что невольно хочется переспросить: нет ли ошибки? Уж больно всё недорого по нашим-то меркам… Удерживаемся, не спрашиваем. Выбираем икону. И теперь они всегда со мной: Спаситель с ясным взглядом, светлый лик Пресвятой Богородицы. Во имя отца, и сына, и святаго духа.
Аминь…
Александр Белов
(продолжение следует)

…А ведь это многое объясняет
…Вскоре оказалось, что пешие прогулки по Шадринску представляют ещё одну приятность. Этот городок может загадывать своим пытливым гостям каверзные загадки. И сам же помогает их разгадать.
Ближе к окраине Шадринска вдруг обнаружилась улочка, где вдоль затрапезной асфальтовой ленточки в ряд выстроились домики вовсе уж ненашенского фасона. Виделось в их нестандартных силуэтах что-то готическое. То ли от скошенных крыш, то ли от затейливой конфигурации фасадов и фронтонов, то ли от чешуйчатых контуров кровли - так сразу и не ответить - веяло иноземным духом. Баварским, быть может, мекленбуржским или саксонским.
Откуда взялся этот фрагмент Саксонии-Лотарингии в русской глубинке? Первая половинка ответа на загадку нашлась на стенде городского краеведческого музея. Этот музей, кстати, тоже заслуживает отдельного, хоть и пунктирного, описания.
Само здание - той ещё, дореволюционной постройки. Но до сих пор крепкое, как цитадель. До исторического материализма служило купеческими хоромами. Позднее было перепрофилировано в родильный дом. Теперь вот стало хранилищем памяти, островком, где уцелели остатки давно минувших дней.
Экспозиция в музее весьма и весьма приличная. В выставочных залах воссозданы горенки и светёлки - точные копии жилищ местных крестьян и ремесленников. Два века назад городок был крепко мастеровым. Не то что ныне…
Отдельное место в музее отдано смене эпох. Показу возгорания революционных идей. Формированию быта первых пятилеток. Для обозрения представлены диковатые совдеповские дензнаки, а также образцы серых горбушек периода большого голода. Отчего-то вскоре после того, как шадринцам открылась дорога в светлое завтра, некогда сытый городок одолела лютая голодуха. Тогда, в двадцатых годах прошлого века, от большой нужды хлеб стали лепить из чего ни попадя. Все ингредиенты не решусь называть. Скажу только, что в ход шёл даже ил с озёрного дна.
Очевидно, из-за нехватки места чучела представителей зауральской фауны выставили в коридор. Там сразу образовалась особая атмосфера. В полутьме между дверными проёмами притих потешный заяц. Оскалился серый волк. Развесил рога могучий лось.
Рядом с этим неподвижным зоопарком разложены экспонаты, рассказывающие о Великой Отечественной войне. Ведь этот зауральский городок, само собой, тоже воевал. Здесь был военный госпиталь. От него остались мемориальные доски на стенах старых городских домов, наборы жутковатых хирургических инструментов, тронутые временем фотографии врачей и медсестёр. Даже сейчас видно, какие усталые и святые у них лица.
На отдельной полке притихла угрюмая, зловещая коллекция потускневших железяк. Это, поясняет казённая информационная табличка, «предметы, извлечённые хирургами из тел раненых советских бойцов»… Тут собраны проржавевшие зубастые осколки - от мелких, с ноготь, до здоровенных, величиной с половину ладони. Есть ещё шершавые пулемётные пули длиной с палец. С краешка положили скрученный в пружину моток стальной проволоки, он длиной сантиметров в десять. Горько же досталось тому бедолаге, которого шибануло таким вот «подарочком от Гитлера»…
На соседнем столике хранители музея выложили совсем невоенные экспонаты. Штатского вида чемоданчик, записную книжку, набор для шитья. Присмотрелся: а шрифт-то в книжечке самый что ни на есть готический!
Оказалось, после войны близ Шадринска образовалось не то пять, не то шесть лагерей для немецких военнопленных и перемещённых лиц. Содержались в них и женщины. По данным НКВД - сотрудницы профашистских организаций, бывшие разведчицы, связистки, санитарки, надзирательницы и т.д. Они разгружали вагоны, работали на колхозных полях.
Видимо, не все смогли или захотели вернуться в фатерлянд. Кто-то, отсидев своё, решил осесть в Зауралье. Такая версия могла объяснить, откуда они, иноземные домики…
- Точно! - лихо подтвердил мою гипотезу беззаботный человек Андрейка, вызвавшийся показать дорогу к местной достопримечательности, - скважине с дармовой шадринской минеральной водой. - Они тут, значит, остались, потом поженились. Кто промеж собой, кто с местными. Дети пошли. Ну, они и начали домики строить на свой манер. Понятное дело - привычка. Характер нордический!..
В промозглые девяностые потомки побеждённых арийцев, обретя возможность выбора, рванули на историческую родину. Говорят, прижились там не все. Для местных немцев переселенцы из России хоть и соплеменники, но всё равно часто - «руссиш швайн»… Вот некоторые из эмигрантов и вернулись снова за Урал, несолоно хлебавши.
Были и те, кто не уезжал. Так и дожили в чужой стране, пополнив православные кладбища могилками с лютеранской символикой…
Стыдоба!
И ещё о войне. Не на центральной площади города, и даже не в городском саду, а на ничем не примечательном перекрёстке тихих улочек мне открылся памятник, у которого я невольно замер. Потому что не видел подобных ни в Москве, ни в Санкт-Петербурге, ни где-либо ещё. А в Шадринске вот, увидел. И сижу теперь перед монитором компьютера, досадую на себя за то, что не привёз из отпуска фотоаппарат с отснятыми кадрами.
Просто, понимаете, такой памятник надо увидеть воочию. Хотя бы даже и на газетном фото. Он того стоит.
Сам памятник, я бы сказал, двухступенчатый. Это обелиск в честь тех, кто возвратился, и кто не вернулся с необъявленных войн. На заднем его плане чёрная, гладкая, будто лакированная стена. На ней изображение географической карты, увеличенные отображения явно любительских фотографий, а по флангам - в столбик, будто список личного состава, перечислены те государства, где сражались зауральцы. Из мемуаров армейских офицеров, из тех документальных лент, которым можно верить, из скупых воспоминаний самих бойцов доподлинно известно, что на чужбине и за чужую родину они бились, как за свою…
Карта на памятнике - афганская. Изображения на чёрном камне тоже времён той войны. Государства в скорбном списке есть самые экзотические - Ангола, Вьетнам, Корея, Ливия… Взор цепляет более памятные Афганистан, Чехословакию. И совсем уже близки к нашим дням Таджикистан, Армения, Югославия периода натовской агрессии. Найдётся место и для Северной Осетии. На камне ещё есть свободный фрагмент для новой строки.
На переднем плане композиции - простоволосый парняга в полной выкладке бойца спецназа. Голова его чуть склонена, но он насторожен - знак скорби по павшим, и признак постоянной готовности подняться по тревоге. У ноги - взведённый автомат Калашникова.
Скульптор безжалостно точен в деталях. Каждый клапан на карманах разгрузочного жилета у каменного бойца, каждая петелька в шнуровке его берцев и даже прицельная планка у АК-47 точь-в-точь как настоящие. Видимо, у скульптора был толковый натурщик. А может, он и сам воевал. Кто знает…
У подножия постамента - венок. Жёлтые, зелёные, красные цветы сложились в пятиконечную звезду, раскинувшую лучи на десантной эмблеме. Композиция сработана броско, эффектно, впечатляюще…
Подле другого памятника, точнее, целого комплекса постаментов, обдало, как ушатом кипятка, жгучим чувством стыда. В сквере напротив педагогического института установлены тумбы с именами погибших на фронтах Второй мировой и отдельная стела со списками шадринцев - Героев Советского Союза.
Среди них я обнаружил массивную литую табличку с именем Георгия Победоносца. Маршала Советского Союза, четырежды Героя Георгия Константиновича Жукова! Того самого…
О том, что он, уроженец Калужской губернии, увековечен в этих местах, я и знать не знал. Стыдоба невежде! Увы мне, увы…

«Твикс», Астерикс и чемпион мира
Вообще-то в Шадринск мы приехали не как туристы, а скорее в качестве студентов. Супруге нужно было сдать сессию. И на следующий день по приезде мы пошли в Шадринский пединститут. Она - относить документы в деканат, я - знакомиться с достопримечательностями и впитывать давно забытый запах студенчества.
Со времён моей университетской юности оно почти не изменилось, это студенческое братство. Человеку стороннему шумные ватаги, вываливающиеся из аудиторий и заполняющие коридор, вестибюли, лестничные марши, покажутся пусть и пёстрой, но всё же однородной массой, сплочённой своею молодостью и чередой извечных институтских забот: зачёт, курсовая, картошка заканчивается, стиральный порошок не забыть купить…
Однако бывший студиозус легко распознает в общем потоке и беззаботных раздолбаев, и зубрилок из категории «синий чулок», и курсовых модниц-красавиц, и неряшливого ботаника, уставившегося куда-то в себя и не замечающего, что очки сползли на нос, волосы встали дыбом, а шнурок волочится за ботинками длинным червяком…
В коридоре нашего, физкультурного факультета не увидел ни тех, ни других, ни третьих. Девчонки проходили строгими походками гимнасток. У дверей деканата толпились рослые румяные парни с косой саженью в плечах. Они дурачились - толкались и басовито хохотали. Я как будто снова оказался в казарме нашего штурмового батальона. Когда парни загрохотали особенно зычно, дверь деканата отворилась, и вышел Илья Муромец. Только без кольчуги и бороды, но в джинсах и светлом летнем пиджаке. Это был Андрей Старцев, декан, легенда, гроза и любовь всего физкультурного факультета. Самбист, штангист, просто хороший человек и прочая…
Он светло, по-отечески глянул на накачанных озорников, мягко снял с самого буйного фасонистую бейсболку - «в помещении находитесь, молодой человек», и громкоголосая компания стихла, поникла, растворилась в пространстве, как в шумной семье сами собой устанавливаются тишина и порядок, едва возвращается с работы строгий, но справедливый батя.
Парни-физкультурники, у которых, очевидно, сразу появилось очень много неотложных дел, живо рассосались по таким замечательным коридорам, где их, наверное, при желании не нашёл бы и полицейский патруль. Потому что институтские коридоры, да и сам учебный корпус - памятник былому величию советского народного образования. Чтобы пройти из сектора в сектор и не заблудиться, впору использовать GPS-навигатор. Ширина коридоров позволила бы пустить по этажам маршрутный автобус. На лестничном марше можно было бы организовать праздничную манифестацию. Чтобы найти нужную аудиторию, приходилось запоминать приметы. Панно на стене, стенд о выпускниках-фронтовиках, в крайнем случае - таблички на дверях…
Один раз, от нечего делать, я подслушал из-за дверей, как будущим физрукам читают лекцию по литературе. Материал давали крепкий. Сам я, гуманитарий по образованию, живо вспомнил университетский курс, теорию трёх стилей, языковые парадигмы и идиомы… а затем началось погружение в неизведанное. Лектор рассказывал будущим физрукам то, чему не учили меня, журналиста. Излагал живо, интересно, а главное - доступно.
Да все говорят, что преподавательский состав в институте сильный. Однако сам вуз неуклонно слабеет год от года. Студентов, желающих стать педагогами, всё меньше. Пополняют контингент лишь заочники, облюбовавшие вуз за качество и доступность обучения. И сегодня в ШГПИ самый стойкий слух о том, что институт ликвидируют и перепрофилируют в филиал Курганского университета.
Про это в перерывах между матчами по пляжному волейболу судачили и студенты, и, время от времени, сами преподаватели. В женском институтском чемпионате заявилась команда учителей с весёлым названием «Училки». В игровых протоколах значились ещё «Исторички», «Белки», «Твикс», «Космос». В мужском розыгрыше блистал дуэт «Астерикс и Обеликс». Два мужика из одной деревни. Один ростом под два метра и весом за полтора центнера. Другой - носатый и мосластый. На разминке у тучного игрока пузо колыхалось, как парус на ветру. У сухопарого при каждом прыжке трепетали ажурные крылышки, которые он укрепил степлером на бейсболке. Так хотел подражать своему мультяшному аватару!
Когда мощный пузан выполнил первую подачу, мяч просвистел, как ядро. Соперники оцепенели от неожиданности. Позже выяснилось, что «Астерикс» мастер спорта по волейболу, а у его напарника реакция и прыгучесть, будто у барса. Свою первую игру у поджарых и загорелых оппонентов они легко выиграли. Как сложилась их дальнейшая турнирная судьба - не знаю, у нас сессия закончилась. А волейбольные баталии на пятачке за девятиэтажной общагой продолжались ещё две недели.
У спорта в Шадринске вообще ценность особая. Летом в городе полно молодёжи. Уезжать на каникулы им, видимо, некуда, да и не на что. Вот местная администрация и делает всё, что можно, чтобы задействовать молодёжь.
За три недели я стал свидетелем трёх крупных муниципальных турниров и двух институтских. Проходили состязания по стрельбе и жиму штанги, затем городские соревнования по лёгкой атлетике. А вечером стадион у школы, возле которой мы жили, заполнялся под завязку.
Пацанва рассекала на великах и гоняла футбол. Сдобные тётеньки и молодые девчушки, стремясь к стройности фигуры, наматывали круги на беговой дорожке. Студенческого вида парни крутились на турниках, брусьях, преодолевали покосившийся, облупленный, но ещё пригодный для упражнений рукоход.
Однажды вечером я увидел, как в спортгородке неистовствует белокурый мальчишка, вылепленный из бицепсов, трицепсов, зубчатых, коронарных, широчайших и ещё бог его знает каких мускулов.
Он спрыгивал с гимнастических брусьев и взлетал на турник. Подтянувшись несметное количество раз, бросался качать пресс. Затем опять вскакивал на перекладину. И снова скручивался на траве, тренируя свои кубики на животе. И так раз за разом. Я присмотрелся и узнал его. Это его портрет висел на доске почёта в коридоре физкультурного факультета Шадринского пединститута. Кажется, парнишка был чемпионом мира. По самбо.
                Однажды придёт завтра
…Возвращаясь из отпуска в наш Новый Уренгой, узнаёшь его не сразу. Там, где пару месяцев назад был пустырь, теперь щетинятся ряды свайных оснований. Там же, где из песчаника торчали сваи, теперь стоит каркас многоэтажного дома. На месте, где недавно высились только стены без окон, сегодня весело сверкает окнами новостройка, у подъезда паркуются машины, а во дворе гуляют мамы с колясками и носится бесшабашная детвора.
В Шадринске всё иначе. Там один день похож на другой, он как будто тянется месяцами, годами, десятилетиями… и в нём мало что меняется. Только стены старых домов становятся ещё старее, дороги ещё хуже, и всё сильнее скрипят педали изношенных катамаранов на пруду в городском парке.
Так было вчера, таким старый город остаётся сегодня. Только даже я, приезжий квартирант, доподлинно, точно знаю, что теперешняя тоска не навсегда. Я видел, как по утрам собираются недорогие, но резвые легковушки у заводских проходных. Значит, у рабочих есть заказы. Я видел обработанные поля в округе - стало быть, сохранились дееспособные хозяйства. Местная молочка вообще несравнима с привозной, зарубежной, стабилизированной - ароматизированной - продукцией.
По городскому телевидению я видел сюжет, рассказывающий - читайте внимательно - о ШАДРИНСКОМ ИНВЕСТИЦИОННОМ ФОРУМЕ МАЛЫХ И СРЕДНИХ ГОРОДОВ РОССИИ. Вот так! Город, где в местном бюджете вряд ли сходятся концы с концами, занимается инвестициями. Приглашает делегации со всей страны, чтобы искать партнёров, заключать контракты. И у него что-то начинает получаться.
Помню, мэр города, усталый мужик с лицом честного работяги, говорил в камеру: «Да, мы не Ганновер. И мы отдаём себе в этом отчёт. Мы - Шадринск, и объёмы наших контрактов, наши инвестиционные проекты кому-то могут показаться несерьёзными. Но для нас это серьёзно, это важно. Это наши первые шаги к стабилизации».
В комнатке ожидания ночной автомойки мне попался рекламный буклет толщиной с приличную книжицу. Я полистал - и проникся уважением к зауральцам, когда-то утратившим всю жизненную опору. Они, лишённые мощных заказов от оборонки, решили выживать… за счёт туризма! Нет, есть уцелевшие с советских времён санатории и здравницы, но попутно с ними нашлись смельчаки, начавшие развивать этнотуризм. Гостям из зарубежья предлагают экзотику, которой нас не удивишь. Русская баня, озёрная рыбалка, походы по грибы, за ягодами, катание на лошадях, вечерние концертные программы, выступления фольклорных коллективов…
Бедненько, скажете - и ошибётесь. Вот приедет в Курганскую область пресыщенный бюргер или лохматый голландец, а местные затейники - раз его, на полок да веничком берёзовым по филею, а после баньки - ядрёного кваску. На ужин пельмешек, блинов-оладий, печёной картошечки, брусники да солёных груздей. Тяпнет европеец под такой рацион экологически чистого первача да и влюбится в Россию бесповоротно.
А если серьёзно, то для нас с вами Шадринск - провинция. Для сотен же тысяч горожан, не просто обречённо обитающих там, но борющихся с упадком, старающихся как-то обустроиться, наладить жизнь, это Родина. Место, каковое дороже всего на свете. И не любить её нельзя - таковой, какая она есть.